Твой «человек-полиция»

Глава 32 — Двое

Успел доехать до матери, немного помочь по хозяйству и из обеда съесть только первое, как позвонила бойкая подруга, и начала она не с приветствия, а с громкого наезда.

— Ты что наделал⁈ Ты чем думал!

— И тебе привет, Ю-ля. — её имя произношу со злостью, потому что не понимаю хамского поведения.

Мать уже раскрыв рот и выронив ложку, моргает большими глазами. Эту истиричную очень хорошо слышно, поэтому выхожу из-за стола и иду на балкончик.

— Я тебя просила помочь ей, а не… а ты… Блин! — я всё ещё не улавливаю смысла в её повышенных тонах, но она даже слово не дает вставить.

— Не знаю, где ты там сейчас! Но ты должен приехать к ней. Сейчас, Илья! Сейчас! — слышу, как эта бойкая сопит в трубку.

— Ты можешь не орать и нормально объяснить…

— Не могу! Потому что такие вещи не я тебе должна сообщать! — после этих слов разом всё встает на свои места. Конечно, же она говорит о Лесе и причину её негодования, кажется, я понял.

Извинившись перед мамой, быстро сел в тачку и не помню, как оказался у знакомого подъезда.

Юля открыла, но в квартиру не пустила. Закрыв дверь и спиной облокотившись на неё, снова руки на груди скрестила, снова разборки на лестничной площадке.

— Ну как так-то, Илюша-кукуша! Блин! — просто поражаюсь её беспардонности.

— Чего-о⁈

— Того! — делает шаг вперед будто двинет сейчас.

— Так. Стоп! Где Леся?

— Лесю твою вырубило от нервного перенасыщения. Спит она.

— Слушай, давай завязывай вот это всё, и дай мне зайти. Я уже догадываюсь, что тут произошло.

— Не-ет, человек-полиция, боюсь ты вообще не догадываешься.

Отодвигаю в сторону, открываю дверь, скидываю обувь и иду вглубь квартиры. Застаю Леську снова свернувшуюся клубочком на диване… у подлокотника картонные полоски и новомодный градусник… увидев надпись на экране… ни хрена ни градусник. И не температура… а беременность 2–3 недели.

Взъерошиваю волосы, присаживаюсь на подлокотник и пялюсь на экранчик. Неожиданно? И да, и нет. В глубине души, мне хотелось надеяться, что всё же первый раз и пронесёт… не пронесло.

Стал загибать пальцы… январь, февраль, март… значит где-то в середине марта я стану отцом? Ну в принципе времени на подготовку достаточно. Рассуждал логически, на автомате, абсолютно не испытывая никаких эмоций. Не знаю правильно ли это, нормально ли это? Ну, конечно, это шок для меня и совсем не запланировано! Но… но во всём надо искать положительные стороны. Пока мне это сделать трудно. Единственное, есть своё жильё и работа.

Нахожу Юлю на кухне в странной скрюченной позе на стуле. Бросает на меня злой взгляд, кривится. Присаживаюсь на соседний.

— Она… Совсем всё плохо? Как отреагировала? — мне хотя бы понимать к чему готовиться.

— А ты как думаешь? Ей через месяц двадцать лет, и она уж точно не о таком подарке мечтала.

— Понятно…

— Ревела. Сильно. Она, кажется, не понимает до конца что… ну… Я и сама не осознала ещё. — прикрывает лицо руками, устало трет виски́.

— Ясно… а с тобой чего?

— Ничего. Плохо себя чувствую. — огрызается.

— Ну так езжай домой, я останусь.

— Останется он… — цокает с раздражением.

— Юль, ну хватит. Я сам, знаешь ли, не… не в лучшем состоянии сейчас, но я же не сбегаю. Ответственности с себя не снимаю. И вообще, дальше мы сами. Хорошо? А тебе спасибо.

— Сами они… — снова бурчит.

— На УЗИ вас записала, во вторник утром. — кряхтит, скидывая ноги со стула. — Адрес скину в смс. — берет свою сумку, одев обувь уходит, даже не прощаясь.

В квартире становится тихо. И эта тишина давит какой-то тревожностью. Захожу в зал, диван собран, вдвоём не поместимся, будить её пока не хочется. Присаживаюсь на пол, продолжая наблюдать за Лисёнком, ручки под щечку положила, хмурится во сне. Легонько касаюсь пальцем между сдвинутых бровей, поглаживаю. Потирает глазки, но не просыпается. Вот соня! А мне сейчас очень хочется её обнять, и этот нежнейший аромат снова сводит с ума! Сдаюсь, наклоняюсь ближе, касаюсь губами прохладного носа, прижимаюсь губами ко лбу, целую веко, висок. Жадно вдыхаю, насколько позволяет объём легких, до приятного головокружения. Шевелится, чуть отстраняюсь, растерянные синие глазки, часто моргает. Невесомо целую приоткрытые губки, её потерянный вид никуда не девается, всматривается в моё лицо, садится, подтягивая покрывало.

— Ааа… где Юля? — голос ещё сонный, грустный.

— Домой отправил. — присаживаюсь рядом. Опускает глаза, заламывает пальцы… ну началось, скоро её нервозность и мне передастся.

— Иди сюда. — утягиваю к себе на колени, приподнимаю пальцем подбородок, в глаза не смотрит. — Лесь. — зову её шепотом.

— Ты всё знаешь? — поднимает глаза полные слёз.

— Знаю. — стираю ладонью мокрые дорожки.

Этот взгляд режет душу без ножа. Там столько боли, страха, отчаяния. Что ж ты так сильно убиваешься? Радоваться надо, наверное…

Не выдерживаю, обнимаю крепко-крепко, чувствую влагу на своей шее, она не истерит, не кричит и даже не всхлипывает. Мне это не нравится. Начинаю качать, как маленькую, гладить по спине.

— Мне страшно. — шепчет в изгиб шеи.

— Я знаю, Лисёнок. Я рядом. — шепчу ей в ответ.

— Что теперь будет?

— Мамой будешь.

— Я не готова… совсем не готова, я не… я не планировала так рано становиться мамой.

— Ну, всю жизнь не распланируешь, Лесь. Я тоже много чего не планировал. Значит будем менять план. Для начала начнем потихоньку собирать твои вещи.

— Что? К-к-акие вещи? — наконец-то перестает плакать и смотрит из-под слипшихся ресниц.

— Твои вещи. Переедешь ко мне.

— Я так не могу. — ну начинается… вдох выдох.

Спокойно, Илья, спокойно. Это же гормоны, да? Делаю мысленную пометку почитать про это.

— Можешь. Сегодня возьми самое необходимое, остальное на неделе перевезём. Во вторник сходим к доктору.

— Ах! — испуганно подпрыгивает, прикрывая ладошкой рот. — Я же болела! Я же таблетки… Боже!

— Спокойно-спокойно. Что ты пила? Но-шпу и таблетки от горла, что я принес?

— Д-да.

— Тогда ничего страшного, их можно беременным. И температура у тебя не такая высокая была, это тоже не опасно.

— Откуда ты… Ты что знал? Ты знал! — упирается ладошками в грудь, желая слезть с коленей.

— Догадывался. — удерживаю за запястья.

— Ты! Когда ты начал догадываться⁈

— Почти сразу.

— И молчал?

— Лесь, давай не будем сейчас…

— Будем! — перебивает. — Будем! Потому что я могла выпить таблетку или… или… по-другому решить проблему… Господи… — вырывается, обессиленно прячет лицо в ладонях, начиная снова плакать.

— Это могло повлечь другие проблемы… И вообще, не надо называть моего ребенка «проблемой». Хорошо? — встаю, несу в ванную, включаю воду. Умывается. Подхватываю и несу в крохотную спальню. Укладываемся на кровати и лежим молча какое-то время.

— Хочешь чего-нибудь?

— Нет.

Делаю глубокий вдох и решаю попробовать объясниться. В надежде, что она поймёт и простит.

— Лесь, я поздний ребенок в семье. И единственный. Моей маме шестьдесят пять. У меня нет ни братьев, ни сестер, а очень хотелось… Отец умер, когда мне было столько же сколько тебе сейчас. — сжимаю холодные пальчики. — Мать до сих пор винит себя за то, что по молодости сделала аборт, ведь было не то время, не те обстоятельства, были молоды, было страшно… И я не мог прийти на этот свет долгие годы. Знаешь сколько выкидышей было у неё⁈ Она родила меня почти в сорок. Батя был старше матери на восемь лет, ему под полтинник было, когда он стал отцом. Да у некоторых его друзей уже внуки были.

— Я не хочу так, Лесь… не хочу… Я не хочу, что б ты грызла себя потом всю жизнь, не хочу проблем со здоровьем и прочих осложнений. Я хочу воспитывать своего ребёнка не стариком, я хочу увидеть, как он закончит институт, погулять на его свадьбе, хочу дожить до внуков и не быть совсем уж старым пердуном. Понимаешь?

— Ты станешь мамой в двадцать лет — это же классный возраст. Не рано, и не поздно. Ну сама подумай?

— У меня сейчас нет сил думать…и ехать куда-то… можно я сегодня никуда не поеду?

— Можно. — целую пушистую макушку.

Поддался уговорам, и вот уже два дня ночую у неё. Утро вторника выдалось нервным для нас обоих, от завтрака Леська отказалась, но в целом держалась нормально.

Приехав в клинику, сразу дал понять, что войду в кабинет с ней и буду рядом. Она и не сопротивлялась особо. А мне очень хотелось от неё живых эмоций, блеска в глазах, а не вот этого всего безразличия.

В кабинете нас встретила доктор, женщина «пятьдесят плюс» и еще женщина чуть моложе.

— Вы не против моего присутствия? А то девушка у нас очень впечатлительная. — сжимаю её прохладную ладошку и всячески показываю мимикой доктору, что лучше мне остаться здесь.

— На стул присаживайтесь. Девушка за мной проходите.

Уходят в следующую комнату, где практически темно. Ай! Ещё и дверь прикрыли! А я что? А я к двери, прислушиваюсь. Тишина. Потом вопросы женские задают: сколько задержка, последний день женских дней, предохраняетесь… Уже представил румянец на её щеках.

Ну самое главное-то скажите уже! Ну⁈ Ну вот на фига спрашивать завтракала она или нет⁈ Как это к делу-то относится?

Чуть не получил по лбу, когда дверь неожиданно открылась. Женщина строго посмотрела.

— П-переживаю. — сконфуженно признался.

— В триста пятый кабинет идите, займите очередь, девушка оденется и подойдёт.

— Аа-а…

— Идите. Нужно сдать анализ крови на хорионический гонадотропин, для более точной картины.

Делаю всё, как сказала женщина. Леся сдает кровь, выходит с согнутым локотком. Хорошо, что не настоял утром на завтраке. Этот Х… чего-то там… надо натощак сдавать. Возвращаемся в кабинет.

— Завтра во второй половине дня будут готовы результаты. Сейчас со стопроцентной уверенностью не могу сказать, что у вас многоплодная беременность, пять акушерских недель — маленький срок, но…

— Не может быть 5 недель… не может. — тихо повторяет Лисёнок. А я зависаю на слове многоплодная.

— 5 акушерских недель. — добродушно улыбается женщина. — Мы ориентируемся на первый день Вашей последней менструации.

— Видите? Это матка. — доктор показывает распечатанный лист с мутным чёрно-белым изображением. — Вот два плодных яйца. — обводит ручкой крохотные черные пятнышки на сером фоне. — Но так как срок маленький, я попросила Вас сдать кровь на ХГЧ, по результатам будет видно. А вообще, молодые люди, вставайте на учёт и на повторное УЗИ через недельку приходите, уже точно сможем определить.

— Что точно определить? — непонимающе тихим голосом.

До Леськи, видимо, не доходит. Сидит бледная, даже губы потеряли свою краску. Что-то не то… Леся медленно съезжает со стула.

— Ч-ч-ч… Держите её. — быстро реагирует доктор. — Настя, нашатырь давай.

Блять! Ну говорил же впечатлительная девочка! Неужели нельзя было мне сказать, я бы подготовил её. Наверное… Стою посреди кабинета в бахилах и с Леськой на руках. И не пойму за кого больше переживаю за неё или за детей. Детей! Господи Боже мой! Я уже седой?

— Проходите сюда-сюда. — подталкивает медсестра.

Укладываю на кушетку в темной комнате, тут же включается свет, ей под носом водят вонючим марлевым квадратиком… Кажется, мне тоже надо нюхнуть, что б прийти в чувства. Приходит в себя, медленно смаргивает, рукой шарит по блузке, хочет стянуть. Медсестра расстегивает несколько пуговиц. Вот, и я уже прихожу в норму. Аппаратом измеряют давление.

— Ну что ж Вы, мамочка, нас так пугаете? — улыбается ей доктор.

— Их двое? — кладет руку на живот. — Двое… — аккуратно вытирает слезы.

— Скорее всего да. Но более точно я Вам скажу после результатов анализа и на следующем УЗИ. Полежите пока.

Мне бы тоже прилечь. Игорь названивает. На работу я уже прилично опаздываю. Доктор жестом выводит меня из кабинета. Что-то говорит, отдает бумаги. А у меня такой раздрай в душе. В мыслях полный бардак. Совесть мучает.

— Посоветуйте, пожалуйста, пилюли, что б мне, как она, не свалиться… ну и что б на работоспособность не влияло. — тяжело вздыхаю, принимая бумаги. — Мы к этой беременности не были готовы, а к двойне тем более. Хотя… у неё родные сёстры близняшки. — вдруг вспоминаю я. Получается, вполне вероятно, что их там точно двое.

— Значит наследственная предрасположенность… — задумчиво произнесла женщина. — Хорошо, что Вы это сказали. — забирает бумажки, делает какие-то пометки. Протягивает мне ещё маленький листок. — Это Вам, препарат без рецепта отпускается. Вы будете хорошими родителями. — ободряюще хлопает по плечу женщина.