Твой яд мне по вкусу

БОРИС НИКОЛАЕВИЧ

Эта девушка… Майя… Я сразу заметил в ней что-то особенное.

Она не выглядела вычурно, как большинство дам ее возраста, и вела себя сдержанно, демонстрируя свои хорошие манеры. Возможно, она была слегка нерешительна и смущена. Но я снисходителен.

У нее удивительно добрые глаза. Они напомнили мне глаза моей матери. Такой же теплый блеск и намек на озорство. Я был честен с ней, когда сказал, что в ее глазах я вижу силу. За этим фасадом скромной труженицы определенно скрывалась перспективная деловая леди.

А мой сын… Максим… Мой мальчик…

Он, конечно, отвратительно повел себя, когда ворвался в мой кабинет. Ни капли того воспитания, которое я ему дал. Иногда мне казалось, что он никогда не поборет эту боль в своем сердце. Что с ним сделала его драма? Я не узнавал своего сына. Я хотел протянуть ему руку, предложить свою помощь и поддержку, но он был слишком горд и замкнут, чтобы принять это. Ему проще пускаться во все тяжкие, позоря нашу фамилию. Но, повторюсь, я был снисходителен. Тем более, в отношении своего сына.

Помяни дьявола…

Дверь моего кабинета отворилась, и вошел он – Максим. Я настолько устал, что даже не собирался отчитывать его по поводу игнорирования вежливого стука.

– Отец, – обратился он ко мне, встав посреди моего кабинета и сложив руки на груди.

– Валяй, сынок.

Я снял очки и положил их на стол. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы сфокусировать зрение. Мой сын прошел вглубь кабинета и присел в кресло напротив. Он был не спокоен, если не сказать озлоблен.

– Это правда? – спросил он, на удивление, совершенно безэмоционально.

– Смотря, о чем ты, Максик… – вздохнул я.

– Не называй меня так. Я уже не ребенок.

«Глупый юнец: для меня ты всегда будешь моим маленьким мальчиком…»

– Хорошо, Максим. Что ты имеешь в виду?

– Ты нанял мне надзирателя? – голос сына повысился, его тело напряглось в кресле. Я увидел это по тому, как он вжал руки в подлокотники.

– Ты выбрал не то определение. Я бы назвал этого человека компаньоном, помощником, боевым товарищем… Выбирай любое.

Максим наигранно засмеялся, запрокидывая голову.

– Ты издеваешься, папа? – спросил он сквозь приступ глупого смеха.

Я помотал головой.

Максим остановил свой припадок и посмотрел на меня пристально, ожидая объяснений.

– Сын, ты единственный наследник моего дела. Это не просто придорожный мотель для дальнобойщиков. Это высококлассный гостиничный комплекс с полноценной инфраструктурой. И я хочу уйти на пенсию и передать его в надежные руки. Пока что я вижу только, как ты опустошаешь бар, зажимаешь горничных в номерах и хамишь клиентам. Такое поведение противоречит деловому кодексу и вообще человеческой этике, не находишь? Это не тот тип руководителя, которого я вижу в своем кресле после себя. Твои обязанности управляющего не выполняются ни в коей мере тобой. Ты просто пользуешься своим привилегированным положением. Я хочу видеть, что ты готов работать с этим. РАБОТАТЬ, а не создавать видимость работы, расхаживая с важным видом и раздавая бредовые указания в похмельном угаре. Мне нужен достойный управленец, способный справляться с критическими ситуациями и развивать бизнес по восходящей.

Я перевел дыхание. Максим слушал меня внимательно – хоть тогда он не проявлял неуважения.

– Я понимаю, сынок, что ты пережил сильную психотравму… Но жизнь продолжается. И ты должен найти в себе силы взять себя в руки и снова двигаться вперед. Мы не в силах изменить прошлое, но мы можем повлиять на наше будущее. Твое будущее – мой главный приоритет. Был, есть и будет.

Я замолчал и посмотрел на своего сына. Он сидел в кресле, устремив невидящий взгляд вперед себя. Я знал, что внутри него в тот момент бушевал ураган эмоций и чувств. Его трагедия не отпускала его, как бы он не маскировал это за своими шумными вечеринками и неподобающими выходками. Это просто был его изощренный способ справиться с горем. Но время не стояло на месте. Я должен был иметь преемника, который возложил бы на свои плечи груз обязательств.

– Сынок?

Он поднял на меня глаза. Мое немолодое сердце готово было разорваться от того, что я увидел в них – смесь боли, отчаяния, тоски, разочарования. Я хотел, чтобы он, наконец, пережил это. Мне был нужен мой сын. Такой, каким я его помнил до ТОГО. Как бы эгоистично это ни звучало, но он был нужен мне.

– Папа… Мне жаль… Я просто до сих пор пытаюсь… У меня плохо получается…

Максим провел костяшками пальцев по своему шраму, словно напоминая себе, что ЭТО действительно произошло с ним. Он поморщился от осознания реальности и сжал челюсть.

Мне хотелось подойти и обнять своего мальчика, но я знал, что он не одобрил бы этой нежности с моей стороны. Он слишком суров и мужественен. Поэтому я просто подарил ему самую теплую и ободряющую улыбку, на какую был способен.

– Я знаю, Максим… И ты сможешь это сделать. Возможно, для этого просто понадобится чуть больше времени… Ты не должен видеть во мне врага. Я делаю все для того, чтобы помочь тебе. И тот факт, что я взял для тебя напарника – в том числе.

Максим глубоко вздохнул и расслабился в кресле. Это уже был хороший знак. Мне показалось, что я даже заметил на его лице подобие улыбки.

– Нам нужно будет разделить обязанности или… как? – спросил он.

– Она приступит к работе со следующей недели. Утром в понедельник я представлю вас друг другу. И дальше это уже только ваша коммуникация. Я даю вам полный карт-бланш…

– Она? – Максим приподнял одну бровь.

– Да. Она. Это девушка…. И у меня будет к тебе личная просьба, сынок… Постарайся быть помягче с ней и помоги влиться в коллектив. Хорошо?

Наконец, я мог увидеть, как мой сын улыбался. Мое отеческое сердце оттаивало.

– Окей, босс! Устрою для нее вечеринку посвящения!

Я только покачал головой. Этот парень неисправим…