Ты - моя тайна

Глава 1

Стэнфорд, Калифорния, сентябрь 1970 года

— Ну вот мы и приехали, Кэрри. Лагунита-Холл.

Стефан улыбнулся, заметив, как широко раскрылись глаза сестры.

Кэрри крепко ухватилась за ручку дверцы. Во рту пересохло от волнения.

Наконец она здесь. В Калифорнии. В Стэнфорде. И самое главное — в Лагунита-Холле. Общежитию для первокурсниц уже более ста лет. Здесь жила в свое время ее мать. Жила бабушка. Кэрри, можно сказать, выросла на замечательных романтических рассказах о Лагунита-Холле. Ее родители познакомились на вечеринке в Лагуните. Кэрри была в подробностях известна эта история и еще сотня других.

Знала она и о традициях Стэнфорда. О меню тамошних воскресных ужинов — цыпленок, лазанья со шпинатом, свежие булочки, воздушный пирог с тыквой, о гимне Лагуниты, о ее обетах. У Лагуниты была и своя тайна — по плакучей иве легко было взобраться на балкон, а под ее поникшими почти до земли ветвями назначить свидание.

Девушка страстно ждала того дня, когда и она поселится в Лагуните и с ней приключится нечто необыкновенное. И вот она здесь.

Кэрри уставилась на огромный корпус из потемневшего от времени красного кирпича, на белые ставни, обвитые плющом, побуревшим под калифорнийским солнцем. По фронтону здания тянулось полотнище со словами: «Добро пожаловать!» На усеянной маргаритками лужайке толпилось множество людей с постерами, чемоданчиками, объявлениями, на которых можно было прочесть: «Регистрация» — с указанием начальных букв фамилий, «Стэнфордское медицинское общество», «Стэнфордский театральный клуб», «Студенты против войны во Вьетнаме», «Служба подготовки офицеров резерва», «Центр проведения Недели знакомства» и так далее. Лагунита-Холл не впервые переживал шумное оживление первой недели и старался облегчить новичкам вступление в студенческую жизнь.

Чудом, но с присущим ему умением Стефан ухитрился изящно втиснуться на забитую до отказа стоянку. Кэрри открыла дверцу еще до того, как брат выключил мотор, но подождала Стефана, прежде чем направиться к толпе. Возбуждение и нетерпение, охватившие ее шесть часов назад в Бостоне при посадке на самолет и нараставшие по мере приближения к цели, внезапно сменились неприятными ощущениями страха и усталости. Кэрри поняла, что без Стефана ей не справиться с процедурой регистрации, не найти свою комнату и попросту не дотащить багаж. Она безуспешно пыталась успокоиться и унять бурное сердцебиение, но ноги ее не слушались… нет, без помощи Стефана ей не обойтись.

— Кэрри, прежде чем выгружать вещи, давай-ка узнаем, где твоя комната. Если тебя поселили в восточном крыле, проще доехать туда на машине.

Кэрри молча кивнула. Дар речи изменил ей, она сомневалась, что сможет произнести хоть слово. Стефан заглянул в ясные голубые глаза сестры, правильно истолковал ее робкую улыбку и, обняв Кэрри за плечи, безошибочно подвел ее к регистрационному столику.

Поддержка брата и легкость, с которой она прошла регистрацию, вернули Кэрри присутствие духа. Она медленно двинулась между столиками, прихватывая по пути листовки и брошюрки, чтобы потом внимательно их прочитать. Здесь были представлены все студенческие объединения, вплоть до женской команды по хоккею на траве…

— А они кого представляют? — шепнула Стефану Кэрри, указывая на группу загорелых полуобнаженных молодых людей в самом центре лужайки.

Не заметить их было нельзя, хотя в руках у них не было ни постеров, ни листовок. Парни весело болтали, небрежно перебрасываясь футбольным мячом и внимательно наблюдая за происходящим.

— Они, моя дорогая сестренка, — ответил Стефан, приветливо помахав юношам, — представляют… меня… нас… мужчин Стэнфорда. Изучают новый урожай стэнфордских куколок.

— Стефан, но это ужасно!

Кэрри подумала, что ей стоило уделить побольше внимания растрепавшимся за время полета волосам, прежде чем они со Стефаном покинули аэропорт в Сан-Франциско.

— Я понимаю, что это ужасно. Слушай, ведь это мои друзья. Почему бы нам не подойти и не поболтать с ними?

— Нет, Стефан. Ни за что! — прошипела Кэрри.

— Ладно, ладно. Ты такая смешная… то есть я хотел сказать, странная.

Стефан крепче сжал ее плечи и повел дальше сквозь толпу. Кэрри перехватила восхищенный взгляд какой-то женщины, направленный, разумеется, на Стефана.

Давненько она не бывала с братом в обществе незнакомых людей и позабыла, какое он производил впечатление. Теперь она исподтишка посмотрела на него оценивающе и отметила, что он стал еще красивее. Его высокая, стройная фигура обрела новые очертания: плечи стали шире, а талия тоньше, руки и ноги — мускулистее. Вот что значит два года тренировок в университетской команде по гребле, подумала Кэрри. Кожа Стефана приобрела под солнцем Калифорнии бронзовый оттенок. Зеленые глаза сверкали из-под длинных темных ресниц.

— Что ты так на меня уставилась?

— Я ведь не видела тебя почти два года. Ты стал… — Кэрри запнулась — не скажешь же собственному брату, что он красавец. — Ну, старше. Понимаешь, взрослее. В хорошем смысле. Больше мускулов.

— А ты все такая же умненькая, обожаемая маленькая сестренка.

Трехкомнатный блок с балконом, в котором должна была поселиться Кэрри, выходил окнами на озеро. Дверь из коридора вела в большую комнату, где стояли кровать, диван, письменный стол и несколько стульев; в нише у окна помещался и единственный телефонный аппарат. Две комнаты поменьше располагались по бокам от центральной.

Входная дверь была широко распахнута, но в блоке никого не было. Однако на стенах висели пестрые постеры: «Шекспировский фестиваль в Эшланде — 1970», «Джефферсон Эйрплейн», «Битлз», «Джанис Джоплин», «Джаз-фестиваль — Монтерей, 1968» и прочее. На кровати лежал ворох одежды ярких тонов, белые сборчатые занавески обрамляли окно. Ясно, что по крайней мере одна из соседок Кэрри уже приехала. И заняла центральную комнату — с телефоном в оконной нише, отказываясь таким образом от права на уединение. Обе боковые оставались свободными. Кэрри выбрала ту, откуда открывался отличный вид на озеро Лагунита.

Кэрри оглядела свою маленькую, стерильно чистую комнатку и вздохнула:

— Скорее бы принесли мой чемодан. Этой комнате не мешает быть повеселей. Может, я выпрошу несколько постеров у соседки.

— Насколько я тебя знаю, очень скоро эта комната будет битком набита сувенирами. К тому же сейчас выпускают учебники в невероятно живописных обложках, — попытался подбодрить сестру Стефан.

Он понимал, что она устала и, вероятно, разочарована в Лагунита-Холле. Старозаветное здание с его потертыми коврами, потрескавшимися желто-серыми стенами и стойким запахом пыли вряд ли могло оправдать ожидания его сестры. Он знал, что со временем она полюбит Лагунита-Холл и его старомодный уют, тепло завязавшихся здесь дружеских отношений. Но на это нужно время.

— Хелло! Есть кто-нибудь?

Прежде чем Стефан или Кэрри успели ответить, она появилась в дверях. Молчание затянулось надолго. Меган — а это была именно она, — как видно, было не привыкать к подобному эффекту.

— Привет. Я Меган. А вы, должно быть, одна из моих соседок. Как вас зовут?

Меган одарила Кэрри быстрой улыбкой, а затем сосредоточилась на долгом, неторопливом и всестороннем изучении наружности Стефана. Она прислонилась к дверному косяку в соблазнительно вызывающей позе. На ней были короткие желтые шорты, изумрудно-зеленая майка с надписью «Офелия» на груди; пышная грива золотых волос была повязана шарфом радужной расцветки. Длинные загорелые ноги изящно сужались к стройным лодыжкам. Глаза, разглядывающие Стефана с нескрываемым интересом, были ярко-синие — настоящие васильки.

Кэрри онемела. Меган была ошеломляюще прекрасна. Подруги Кэрри, уехавшие в разные высшие учебные заведения, предупреждали ее о ярмарке красоток в Стэнфорде. Они были наслышаны о пресловутых стэнфордских куколках, красивых, раскованных блондинках из южной Калифорнии.

Кэрри взглянула на Стефана, взывая о помощи. Загар на его лице вдруг потемнел от вспыхнувшего румянца, но Стефан тотчас справился с собой и с откровенным удовольствием принял игру, предложенную Меган. Он ответил на ее взгляд. Кэрри почувствовала себя нежеланным свидетелем интимного свидания.

— Меня зовут Кэрри Ричардс, а это мой брат Стефан.

Смущение в голосе Кэрри вынудило парочку прервать безмолвный флирт. Меган протянула красивую руку сначала Кэрри, потом Стефану.

— Добро пожаловать, — промурлыкала она. — Я так рада, что кто-то приехал. Я здесь со вчерашнего дня, и, честно говоря, мне было скучновато. Но, как говорится, право выбора за тем, кто первый прибыл. Вот я и устроилась в центральной комнате. Не возражаешь?

Судя по ее небрежному тону, она вряд ли придала бы значение возражениям, но Кэрри на самом деле предпочитала уединенную маленькую комнату.

— Нет. Я нисколько не возражаю. Мне нравится, как ты ее украсила. Она стала такой нарядной и веселой.

Кэрри обернулась и печально оглядела свое обиталище. Какое оно скучное и бесцветное по сравнению с комнатой Меган. Да и сама она выглядит невзрачно рядом с этой изысканной красоткой. Кэрри сейчас особенно остро чувствовала, что она просто толстуха, а волосы у нее чересчур коротко острижены, кожа совсем светлая, без загара.

Лучше бы ей остаться на востоке, думала она. Там она носила бы большие теплые свитеры, шерстяные юбки, длинные жакеты, скрадывающие полноту. А здесь, судя по Меган и Стефану, принято одеваться легко, в моде хлопок — под стать климату. Кэрри была полностью обескуражена. Даже ее брат усвоил стиль солнечного западного побережья. Он, конечно, любит свою «умненькую, обожаемую» сестренку, однако явно предпочитает, чтобы женщины походили на Меган. Но Стефан засобирался уходить, и это привело Кэрри почти в паническое состояние.

— У меня тренировка по гребле, Кэрри, — сказал Стефан. — Я позвоню вечером. — Он повернулся к Меган и посмотрел на нее долгам взглядом. — Привет, Меган, надеюсь, мы скоро увидимся.

Кэрри хотелось остаться одной. Первым делом ей необходимо выплакаться, а потом собраться с мыслями и спокойно объяснить Стефану, родителям и даже Меган, что авантюра с приездом на западное побережье оказалась большой ошибкой; что она просто неотделима от своих друзей в Радклиффе — таких же, как она сама, близких и понятных. И они бы ее на самом деле поняли. До боли ясно, что ей здесь не место и никогда она ни к чему не привыкнет.

Но Меган вовсе не собиралась оставлять ее в одиночестве.

— У тебя красивый брат, Кэрри. На каком он курсе?

Меган вытянулась на белом в голубую полоску матрасе на кровати Кэрри.

— На предпоследнем.

Как ей выпроводить Меган? Неужели та не видит, что Кэрри расстроена и подавлена? Во всяком случае, ее подчеркнуто сухой, отрывистый ответ на вопрос и опущенные глаза должны о чем-то сказать.

К удивлению Кэрри, ее соседка вдруг вскочила на ноги.

— Пошли в мою комнату. Твоя слишком маленькая. К тому же мне нужно убрать вещи.

В комнате Меган Кэрри уселась в нише у окна. Неяркое вечернее солнце осени окрасило воды Лагуниты в цвет меди. Озеро было совершенно спокойно. Две яхты под неподвижными парусами лениво скользили по воде, в то время как члены их экипажей попивали пиво и весело плескались в воде. На противоположном берегу озера паслись по пожухлой луговине четыре коровы — медлительные, невозмутимые, тучные.

«На самом деле я не такая уж толстая, — подумала Кэрри. — Просто пухленькая, как говорится. Но по сравнению с Меган…» Кэрри с тоской наблюдала за тем, как ее соседка развешивала легкие платья, короткие юбки, открытые топики — все в светлых, живых тонах.

— Расскажи мне о себе, Кэрри. Это твое полное имя?

— Нет, сокращенное от Кэролайн. Но все зовут меня просто Кэрри. Рассказывать мне особо нечего. Я из Бостона. Сюда приехала потому, что здесь учились мои родители. И разумеется, Стефан. — Она хотела сказать, что Стэнфорд ей совсем не нравится, но вместо этого добавила: — Я пока не знаю, что выбрать. Я люблю писать, так что, может быть, журналистику. А ты?

— Я из Малибу. Я актриса. — Меган не сказала, что хочет стать актрисой, а заявила о своей принадлежности к этой профессии как о чем-то само собой разумеющемся. — Но мой отец зациклился на том, что мне нужно получить образование. И вот я здесь. В Стэнфорде замечательное английское отделение, и я смогу по-серьезному заняться Шекспиром.

— А в школе ты участвовала в спектаклях? — спросила Кэрри, пораженная самоуверенностью Меган.

— Само собой. Но это не считается, верно? Нет, несколько лет я выступала на настоящей сцене. Большей частью в каникулы, в гастролирующих труппах. Этим летом участвовала в Шекспировском фестивале в Эшланде. Потому и ношу вот эту майку. Я играла Офелию. И работала над ролью Джульетты. Даже пробовалась в двух утренниках. Джульетта блондинка — это не по-итальянски. Режиссер просто из себя выходил, но я отказалась надеть парик. Мои волосы подходят для роли Офелии, это понятно. Я держала в руках букет полевых цветов, которые мы нарвали прямо на лужайке. Это было чудесное лето.

Меган прыгнула на кровать, с которой уже убрала одежду.

— Ты, должно быть, выглядела великолепно, — заметила Кэрри, ее настроение значительно улучшилось: прекрасно, что в колледже можно встретить интересных и талантливых людей.

— Ха! — Меган рассмеялась и запустила длинные загорелые пальцы в свои светлые шелковистые волосы. — Я везучая. Играла хорошеньких молодых девушек. Мой режиссер Айен Найт все лето талдычил, что это обманчивая легкость. Чтобы стать настоящей актрисой, необходимы дисциплина и тренировка. Поэтому я не слишком довольна, что пришлось поступить в колледж. Я снова собираюсь играть у Айена Найта будущим летом — в Нью-Йорке!

Меган сделала многозначительную паузу, чтобы подчеркнуть важность такого события, как возможность предстать перед зрителями в Нью-Йорке. Потом она продолжила:

— Если я эту зиму буду упорно заниматься, читать пьесы, разбираться в характерах, экспериментировать в изображении различных эмоций, то Айен обещал меня попробовать в более ответственных ролях.

Их разговор неожиданно оборвался — на пороге появилась третья соседка.

Бет держала в руке только маленькую сумочку из синей кожи — в тон ее полотняному костюму и синим туфелькам. Ее кожаные чемоданы, тоже синие, несли за ней два студента. Прежде чем войти, Бет внимательно изучила номер над дверью, молча отметив про себя, что центральное помещение уже занято, и указала своим спутникам, которые улыбнулись и подмигнули Меган и Кэрри, на единственную оставшуюся свободной комнатушку.

— Как ты думаешь, не предложит ли она им чаевые? — шепнула Меган.

Кэрри пожала плечами и тихонько хихикнула.

Студенты вернулись в комнату Меган, дружески помахали девушкам и удалились. Кэрри и Меган ждали, обмениваясь понимающими взглядами и прислушиваясь к звукам, доносившимся из соседней комнаты. Бет открывала чемоданы, потом мыла руки, что-то вешала в шкаф. Наконец она вышла к соседкам.

Когда она заговорила, Меган и Кэрри удивил ее мягкий, протяжный южный выговор.

— Меня зовут Бет. Я из Хьюстона.

— Я — Меган. А это Кэрри. Ты из Хьюстона?

— Ну да. А что?

Бет стояла совершенно неподвижно и спокойно. Ее темно-каштановые волосы, пышные и кудрявые, симметрично падали ей на плечи. Девушка совсем не выглядела разгоряченной и усталой. Кремовая шелковая блузка и синяя полотняная юбка ничуть не измялись, волосы не растрепались, и макияж был в полном порядке. Утонченная, ухоженная и, как решила Кэрри, очень хорошенькая, настоящая южная красотка: высокие дугой брови, бездонные карие глаза, маленький прямой носик, губы сердечком, полная грудь и тоненькая талия. Воплощенные целеустремленность и энергия в обманчиво деликатной упаковке.

— Я еще не встречалась ни с кем из Хьюстона. Мне нравится твой выговор. Я должна ему научиться! — восторженно произнесла Меган.

— Меган — актриса, — объяснила Кэрри.

Бет выглядела по-прежнему невозмутимой и нисколько не заинтригованной.

— Это правда, — подтвердила Меган. — И я еще ни разу не играла девушку-южанку. Теперь у меня есть шанс усвоить акцент. Как знать, может, мне повезет получить роль Бланш в «Трамвае»[1].

Выражение лица Бет удержало Меган от намерения сообщить о своем замысле записать на пленку речи новой подруги.

— Я хочу разобрать вещи, постелить себе и вздремнуть. Поднимусь в половине шестого, и если вы не прочь, пойдем вместе на обед, — сказала Бет, которая явно не собиралась обсуждать свой выговор, но в первый вечер в Стэнфорде хотела появиться на публике вместе с соседками по комнате, ведь она пока больше никого здесь не знала.

Во всяком случае, именно так подумали Меган и Кэрри, когда Бет ушла к себе и закрыла дверь.

— Кэрри, дорогая, тебе когда-нибудь хотелось вздремнуть средь бела дня? — прошептала Меган, очень удачно копируя южный выговор Бет.

— Пожалуй, нет, разве что во время болезни. Но Бет, видно, привыкла днем отдыхать. Она красивая, тебе не кажется?

Меган немножко подумала, потом кивнула:

— Согласна. Но только она не в моем вкусе. Так и хочется растрепать ей волосы или довести до того, чтобы она выругалась. Или просто рассмеялась от души. Надеюсь, Кэрри, я удержусь и не буду ее заводить, но искушение ужасно велико. Постарайся в случае чего меня одернуть. Но мне нравится, как она говорит. Пошли пока на разведку, чтобы спящая красавица вздремнула без нас спокойно.

Всего час назад Кэрри приняла решение как можно скорее покинуть Стэнфорд. Теперь она ни за что не уехала бы — слишком ее заинтриговали новые знакомые. С Меган она себя чувствовала уже вполне свободно. Нужно попытаться получше узнать Бет. Ей самой скорее всего придется стать неким буфером между своими соседками. Когда Меган вышла через обшарпанные двери Лагунита-Холла под бледные лучи осеннего солнца, Кэрри вдруг ощутила своеобразную гордость за идущую с ней рядом стройную загорелую блондинку, почувствовала радостное возбуждение при мысли о начале учебного года и на время забыла о своей слишком объемистой талии и раздавшихся бедрах.

Глава 2

— Ну и как там сестра Кэрри? Устроилась?

Джейк знал, как волновался Стефан в связи с приездом сестры. Он не говорил Джейку о своем состоянии, однако, прожив вместе два года, они научились понимать чувства друг друга. Джейк обладал какой-то сверхъестественной способностью узнавать, что его товарищ о чем-то беспокоится, и угадывать причину беспокойства. Стефан тоже замечал, когда Джейк бывал озабочен, однако угадать причину не мог. В отличие от Стефана Джейк никогда не обсуждал с ним свои проблемы и не просил о помощи.

— Я должен был идти на тренировку, поэтому привел ее в общежитие и вскоре ушел. Она показалась мне немного подавленной. Новое нередко разочаровывает, особенно таких людей, как Кэрри. У нее были слишком большие ожидания, — сказал Стефан и слегка поморщился.

— Она была бы попросту недалекой или совершенно лишенной воображения, если бы ее ожидания всегда оправдывались. А я, зная тебя, сомневаюсь, что она из таких.

— Все верно, Джейк, хотя Кэрри совершенно на меня не похожа. Ее всегда оберегали и окружали самой нежной заботой — и я, и наши родители. Она ласковая, общительная, немного забавная и очень наивная. И совершенно не подготовлена к столкновению со скверными людьми или неприятными обстоятельствами. Ее стойкость ни разу не подвергалась испытаниям. Я попросту не знаю, готова ли она к житейской борьбе. — Стефан немного помолчал. — Мне стало чуть не до слез ее жаль, когда я увидел, как она реагирует на появление одной из своих соседок. Правда, Меган — это нечто особенное.

— Уж не та ли самая Меган? Это имя то и дело слышишь после выхода «Книги новичков» за этот год. Давай-ка посмотрим. Кажется, страница шестая.

Джейк начал листать «Книгу новичков». Это был фотоальбом с портретами вновь поступивших в Стэнфорд. Его выход вызывал в первые недели осени целый шквал звонков новеньким с предложениями «свидания с незнакомцем». Джейк передал Стефану книгу, открытую на шестой странице.

— Да, это и есть Меган, соседка Кэрри. Но эта фотография не идет ни в какое сравнение с оригиналом. Выглядит она потрясно, и это чревато некоторыми огорчениями для Кэрри. Меган без конца будут звонить. — Стефан вздохнул. — Вторую соседку я не видел.

— Почему бы нам не пригласить Кэрри на воскресный ужин? Мне хотелось бы с ней познакомиться.

Стефан знал, что Джейк говорит искренне. И Кэрри при желании обретет второго старшего брата.

Первые пять дней в Стэнфорде для первокурсников прошли по заранее составленному плану: экскурсии по кампусу, посещение магазинов и других заведений, встречи с научными руководителями, дискуссии со старшекурсниками, пикник с традиционным барбекю, полдня на пляже, вечер в Сан-Франциско и, наконец, распределение по факультетам. К концу недели новенькие могли легко и быстро найти почту, книжный магазин, библиотеку, аудитории, гимнастический зал.

По мнению Меган, с научным консультантом ей не повезло — никакого намека на творческую жилку! Кэрри считала своего «симпатичным и дельным, вполне способным помочь», а Бет своего — «концептуально наивным».

— Концептуально наивным? — переспросила Меган, в точности копируя произношение Бет.

— Он не имеет представления об отношении прикладной математики и физики к астронавтике, — с самым серьезным видом пояснила Бет.

— Что-о-о?

Кэрри уже знала, но пока не успела сообщить Меган, что Бет решила специализироваться по математике и что она мечтает работать в НАСА — Национальном управлении по астронавтике и исследованию космического пространства.

— Я тебе потом объясню, Меган, — сказала Кэрри.

— Объясни сейчас, — потребовала та.

Бет начала объяснять. По мере рассказа она все более оживлялась. Меган до сих пор такой простой ее не видела. Оказывается, под засахаренной оболочкой скрывалась целеустремленная и умная женщина. И Меган вдруг сказала:

— Это впечатляет, Бет, честное слово. До чертиков впечатляет, уж поверь мне.

Меган постоянно поддразнивала соседку, копируя не только ее акцент, но и мимику, однако сейчас она и в самом деле была поражена тем, что ей открылось. Невольно вопреки себе самой Меган восхищалась южанкой и чувствовала к ней уважение.

Кэрри очень хорошо относилась к Бет. Не понимала ее и даже немного боялась, но тем не менее любила. Кажется, та отвечала ей взаимностью. Конфликт между Бет и Меган был, так сказать, предопределен, и это стало испытанием дружеских чувств Кэрри к обеим.

— Она такая простушка, Кэрри. Никакой сдержанности. Без понятия о приличиях. Меган не настоящая леди. Это не ее вина. Росла без матери под влиянием своего отца, голливудского продюсера. И к сожалению, не работает над собой.

— Мне нравится Меган, Бет. Она открытая и честная. И немного забавная. — Кэрри с чувством некоторой неловкости вспомнила, что Меган выглядит особенно забавной, когда копирует Бет, и вздохнула: — Мне бы так хотелось, чтобы вы подружились.

— Я понимаю, ведь тебе вообще хочется, чтобы все были счастливы. Это самое замечательное в тебе, Кэрри, но в реальной жизни такое невозможно. Меган и я не можем стать друзьями. Знаешь, меня иногда удивляет, что к тебе она не цепляется. По крайней мере пока.

Стефан пригласил Кэрри на воскресный ужин по случаю окончания Недели знакомства. Такие мероприятия обставлялись с особой торжественностью: белоснежные скатерти, свечи в серебряных подсвечниках, зарезервированные заранее места, мужчины в смокингах и при бабочках, дамы в вечерних платьях. Кэрри приняла приглашение с восторгом и попросила разрешения привести с собой обеих своих соседок по общежитию.

Кэрри, Меган и Бет шли по кампусу к общежитию Стефана; Кэрри посредине, между Меган и Бет. На Меган было открытое платье, белое с голубым, изящное ожерелье и босоножки. Она выступала бодро и грациозно, излучая жизнерадостность и бьющую ключом энергию. Ее волосы, длинные и волнистые, слегка отливали золотом в лучах бледного осеннего солнца.

Бет старалась держаться поближе к Кэрри. Зачесанные назад темно-каштановые кудри волной падали ей на плечи. Бет надела желтое с белым платье, узкое в талии, с широкой юбкой, и накинула на плечи белый кашемировый свитер. Губы, как обычно, подкрашены, ресницы тоже, на шее жемчужное ожерелье, в ушах сережки с жемчужинками, на ногах нейлоновые чулки. От нее пахло духами «Бал в Версале».

В отличие от своих подружек, полностью поглощенных внешностью друг друга, Кэрри наблюдала за тем, какое впечатление они производят на окружающих. Она услышала даже негромкий шепот проехавшего мимо велосипедиста, заметила, как подмигнули друг другу двое мужчин, стоявших под пальмой, как откровенно таращились на них другие студентки. Может, они находят странным, что Кэрри затесалась в такую компанию? Посмеиваются и говорят друг дружке: «Поглядите-ка на ту, что в середине».

Стефан и Джейк ждали их в холле общежития. Кэрри чмокнула Стефана в щеку, потом увидела Джейка и покраснела. Она была наслышана о загадочном товарище брата. Все два года Джейк неизменно отклонял приглашения погостить у них в семье на каникулах, так что Кэрри ни разу его не видела, но тем не менее ей казалось, что она знает Джейка — так часто Стефан о нем рассказывал.

Джейк Истон. На три года старше Стефана. Чем он занимался до поступления в колледж? Об этом он не говорил. Родом Джейк из Западной Виргинии. Стефан предполагал, что Истоны — старинное богатое семейство, что Джейку нет особой необходимости получать образование, чтобы потом зарабатывать на жизнь. Стефану нравилась его гипотеза, однако в ней явно были недостатки. Прежде всего она не объясняла, почему сам Джейк никогда не рассказывал ни о своей семье, ни о своей юности — о своей жизни до приезда в Стэнфорд. Не объясняла она и того, почему Джейк занимается так усердно и столь серьезно относится к своему образованию. Стефан считал, что Джейк — тип истинного ученого, всецело преданного избранному предмету, хотя тот ни о чем подобном не заикался. А что касается нежелания друга говорить о своем прошлом, то в конце концов это его личное дело.

Наслушавшись рассказов брата, Кэрри ожидала встретить очаровательного беззаботного плейбоя, белокурый вариант Стефана, эдакую Меган в мужском обличье. И теперь не могла поверить, что спокойный, сдержанный человек, стоящий рядом с ее братом, и есть Джейк. Несмотря на загорелое, совершенно гладкое, без единой морщинки лицо и недлинные, выгоревшие на солнце светлые волосы, он выглядел старше своего возраста. Интересно, почему? Из-за житейской умудренности? Опыта? Перенесенных страданий?

Синие глаза Джейка потеплели, и в ответ на взгляд Кэрри его губы сложились в улыбку, но то была не жизнерадостная, открытая, беззаботная улыбка Стефана или Меган. Джейк улыбался как человек, проживший нелегкую жизнь. Кэрри думала увидеть оживление, а столкнулась с замкнутостью и сдержанностью. Может, она просто неверно истолковала выражение лица Джейка?

Кэрри бросила быстрый взгляд на Меган и Бет. Лица обеих выражали нескрываемое удовольствие и восхищение красивым братом Кэрри и не менее на свой лад красивым другом Стефана. Только и всего, не более. И Кэрри переключилась на Стефана и Бет.

Она намеренно говорила Стефану о Бет. Она была уверена, что та произведет на него сильное впечатление. Бет гораздо больше в его вкусе, нежели Меган — вопреки их откровенному флирту во время первого знакомства. Как утверждала сама Бет, она была настоящая леди. А Кэрри понимала, что для Стефана это немаловажно ~ вопреки его напускному легкомыслию. Кэрри заметила, что Бет покраснела, когда взгляд Стефана остановился на ней с явным одобрением. Потом Стефан перевел глаза на сестру, как бы спрашивая: «Ну что, сестренка, все в порядке?» Кэрри поняла его без слов и ответила вслух:

— Ты очень хороший брат, Стеф! У меня все просто замечательно. — И добавила шепотом: — Как тебе Бет?

— Я считаю, что три самые красивые девушки в Стэнфорде обитают в одном жилище, — сказал Стефан.

Кэрри улыбнулась. Потом вновь посмотрела на Джейка. Он как раз вежливо и любезно приветствовал Меган и Бет.

— Привет, Кэролайн! Добро пожаловать в Стэнфорд!

Он произнес эти слова так, будто встречал ее у входа в собственное имение. Может, вовсе и нет никакой боли в его глазах? Может, они просто очень выразительны, и не боль в них, а пресыщение и безразличие к жизни? Целая буря эмоций — неожиданных, смятенных — охватила Кэрри: гнев, сожаление… Как она может испытывать столь сильные чувства по отношению к человеку, которого видит впервые в жизни? Это же глупо! Кэрри улыбнулась и храбро взглянула в синие глаза.

— Благодарю. Я рада, что я здесь. Но все меня называют просто Кэрри.

— Знаю. Но вам так идет имя Кэролайн.

Кэрри не осмелилась спросить, что он имеет в виду. Все вместе они вошли в большую столовую.

За ужином Кэрри почти все время молчала, но с удовольствием прислушивалась к разговору Стефана и Бет по правую руку от себя и к тому, о чем говорили Джейк и Меган, сидевшие слева.

— Какая у вас специализация, Стефан? — спросила Бет так тихо, что Стефан был вынужден близко наклониться к ней, чтобы расслышать.

— Юриспруденция.

— Вы останетесь здесь и после окончания колледжа, чтобы продолжить образование на юридическом факультете?

— Нет. Я хочу заняться адвокатской практикой в Массачусетсе и планирую получить ученую степень в Бостоне.

Это означало окончание юридического факультета в Гарварде. Бет ответила Стефану ободряющей многозначительной улыбкой.

— Расскажи Стефану о твоем выборе, Бет, — сказала Меган, перегнувшись через стол к подруге и подмигнув Кэрри, которая в ответ нахмурилась.

Бет, однако, ничуть не смутилась.

— Я еще не вполне уверена. Так много интересных курсов. Трудно решить. Быть может, вы, Стефан, что-то посоветуете?

Бет казалась сейчас такой беспомощной и хрупкой, что вполне успешно «не заметила» ни вспыхнувших глаз Меган, ни удивленного выражения Кэрри. Обе знали, какое четкое расписание составила себе Бет на год, семестр за семестром: физика, вычислительная математика, инженерное дело, химия — и как строго ограничила факультативные курсы вроде современного английского языка, истории западных цивилизаций, антропологии, философии.

Кэрри была уверена, что Стефана бы поразили и заинтриговали реальные планы Бет. Однако было совершенно ясно, что он ошеломлен и беспомощностью Бет.

— Ну, как бы вам сказать, — начал Стефан, — существуют разные курсы, обязательные и факультативные…

Меган посмотрела на Кэрри, сделала круглые глаза, нетерпеливо провела рукой по шелковистым волосам и переключила все внимание на Джейка. В отличие от Стефана, завороженного Бет, Джейк следил за обменом взглядами между Кэрри и Меган и от души забавлялся.

— А вы уже сделали выбор, Меган?

— Да, сделала. — Меган моргнула и произнесла с великолепным южным выговором: — Намерена сочетать медицину и юриспруденцию с некоторым количеством физической химии.

Меган метнула взгляд на Стефана и Бет, но те были поглощены разговором о социологии — предмете, который, как знала Меган, Бет считала тривиальным.

Джейк рассмеялся глубоко и искренно. Кэрри взглянула на него. Он выглядел веселым и беспечным.

— Ваш выговор великолепен, — прошептал Джейк.

— Спасибо на добром слове, — отозвалась Меган. — Но вы тоже тянете гласные.

— Ну, теперь я и вовсе потрясен. Обычно мои собеседники этого не замечают. Но вы правы. Я из Западной Виргинии.

— Есть еще кое-что. У вас очень четкая и ясная дикция. Голос хорошо поставлен. Как у актеров. Или как у иностранца, прекрасно овладевшего английским языком. Но ни один иностранец так не растягивает слова. Вы, вероятно, актер. Да?

— Нет, я не актер. Просто у меня такой голос. Ну а вы, должно быть, лингвист?

Джейк уклонился от разговора о себе. Стефан был прав, утверждая, что о себе он никогда не распространяется. Но почему? Хочет что-то скрыть? Или это игра праздного богача?

— Я актриса.

Меган рассказала Джейку о своих планах, так же как рассказывала о них Кэрри. Джейк полностью сосредоточился на Меган, на ее энтузиазме и энергии. Сам он таким образом ушел в тень и казался совершенно спокойным. Или испытывал облегчение? Кэрри не могла себе ответить на этот вопрос.

— А вы не хотели бы попробовать себя на сцене, Джейк? Голос у вас прекрасный и внешность вполне сценичная. Я уже узнавала. Театральный клуб собирается в этом квартале поставить «Как важно быть серьезным» Уайльда. Я хотела бы играть Гвендолин, но боюсь, что они предложат мне роль Сесили. Вы были бы восхитительным Эрнестом.

Было очевидно, что Меган считает себя не меньше чем ведущей актрисой — у нее в этом не было ни тени сомнения. Джейка ее самоуверенность явно забавляла, но, видимо, не раздражала.

— Вы вполне в себе уверены, не так ли?

— Что? — Меган на секунду запнулась, обдумывая собственные слова, потом улыбнулась. — Каждый и должен быть уверен в себе. Но по правде говоря, я и в самом деле хорошая актриса. И получу роль. Остается выяснить, согласитесь ли вы быть моим партнером.

— На сцене — определенно нет. — Джейк сделал паузу, и Меган покраснела, а он, как видно, хотел смутить девушку, но тут же пришел ей на помощь: — Однако был бы счастлив с вами репетировать.

— Ловлю вас на слове, но смотрите, как бы вам не пожалеть о своем согласии проходить со мной роль. Актриса я хорошая, но мне не хватает дисциплины и терпения именно на репетициях.

Джейк ничего не ответил, только улыбнулся.

— Почему ты ничего не рассказывала нам о Стефане? — спросила Бет.

После ужина они втроем сидели в комнате у Меган.

— Чего я вам не рассказывала? — в свою очередь задала вопрос Кэрри с самым невинным видом.

— Что он красивый, умный, добрый, воспитанный…

— Ей не было необходимости это делать, потому что я уже успела с ним познакомиться, — вмешалась Меган.

— Тогда почему ты не рассказала мне?

— А чего ради? Вот о тебе я Стефану рассказала. Предостерегла его от мисс Астронавт.

— Я вовсе не собираюсь быть астронавтом. Но если леди озабочена собственной карьерой, в этом нет ничего дурного. Кроме того, — поспешила добавить Бет, заметив, что подруги смотрят на нее не слишком одобрительно, — планы могут меняться. Стефан рассказал мне о некоторых курсах, которые я могла бы включить в свое расписание. А у него есть подружка?

— Они у него появляются время от времени, но сейчас, насколько мне известно, у него нет ничего серьезного. Я очень рада, что он тебе понравился, Бет, — сказала Кэрри и пристально посмотрела на Меган.

— Мне он тоже понравился, — ответила Меган на ее безмолвный вопрос. — Выглядит великолепно и очень мило, но не в моем вкусе. Он и не может привлекать одновременно Бет и меня, верно? Мне он приятен, но больше подходит Бет.

Кэрри была довольна: Стефан понравился обеим. Меган и Бет друг друга недолюбливали, зато им нравятся и она, и Стефан. Выходит, у них теперь одна компания — Стефан, Бет, Меган, Кэрри… и Джейк.

— А что вы думаете о Джейке? — спросила она небрежным тоном.

— Прелесть! Такой красивый! Как говорится, неограненный алмаз. Без внешнего лоска, но с глубоким внутренним содержанием.

Меган явно не ожидала возражений по поводу такой характеристики, однако Бет с ней не согласилась:

— Ничего себе неограненный! Да он отшлифован так, что сверкает. И знает это. Самонадеянный, высокомерный…

Бет оборвала свою гневную речь. Ей не хотелось обижать Кэрри — ведь Джейк как-никак сосед Стефана по общежитию и его лучший друг, чего Бет просто не могла понять. К тому же она опасалась, что ее неприязнь к Джейку повлияет на отношение к ней Стефана.

— И вовсе он не самонадеянный и не высокомерный. Это всего лишь уловка, камуфляж, под которым он прячет свою серьезность и чувствительность, — возразила Меган и, подумав, добавила: — Я подозреваю, что он гордится своими успехами у женщин, и держу пари, не без основания. Просто чувствую, что он настоящий самец.

Меган с удовольствием наблюдала, как у Бет при этих ее словах захватило дух. Она также заметила, что Кэрри покраснела.

— Что ты о нем думаешь, Кэрри? — спросила она.

— Не знаю, — честно призналась та. — Право, не знаю.

Кэрри вспомнила о данном себе самой обещании и посмотрела на соседок.

— Бет и Меган, я нуждаюсь в вашей помощи, — заговорила она так серьезно, что обе девушки уставились на нее с удивлением. — Уверена, вы обе отметили, что меня никак не назовешь худышкой.

Кэрри слабо улыбнулась. Веселого в этом мало, но и вопросом жизни и смерти такое не назовешь. Просто для нее это очень важно.

Бет и Меган даже не улыбнулись и смотрели на нее с сочувствием.

— Здесь, в Стэнфорде, глядя на вас обеих, я впервые в жизни захотела хорошо выглядеть. То есть насколько это возможно. Прежде всего мне нужно сбросить лишний вес. Потом сделать что-то с волосами и с одеждой тоже. Вы могли бы мне помочь?

— Разумеется.

Бет и Меган впервые за время их знакомства были единодушны.

— Это становится весьма занимательным. Чего же ты от нас хочешь? — спросила Меган.

— Ну, для начала просто поддерживайте меня в моем намерении. Не судите строго за возможные ошибки, но и не позволяйте мне бросить диету. Я и раньше делала попытки похудеть, но всегда останавливалась на полпути, а теперь я верю, что смогу с собой справиться, потому что мне впервые в жизни хочется выглядеть привлекательной.

— Разумеется, ты справишься и будешь выглядеть замечательно. У тебя хорошая фигура, большие и ясные глаза, прекрасные волосы. Они у тебя вьются?

— Да, я кудрявая, но не такая, как Стефан.

Кэрри благодарно улыбнулась Меган и провела рукой по своим коротко остриженным волосам.

— А таких кудрей, как у Стефана, нам и не надо, мы вовсе не хотим быть похожими на ангелочка. Нам нужно очарование, не более того. Дай им отрасти, и посмотрим, что получится.

— Отлично, мой наставник!

Кэрри надеялась, что пылкий энтузиазм Меган ей поможет преодолеть предстоящие долгие и нудные недели голодания.

— Только отнесись к этому разумно, Кэрри, — предостерегла ее Бет. — Питайся правильно. Не стоит изнурять себя диетой.

— Не волнуйся, — заверила ее Кэрри, хотя на самом деле она была намерена есть как можно меньше, чтобы поскорее сбавить вес. — Да, вот еще что. Я хочу сделать Стефану сюрприз. Незачем ему знать о моей затее, пока я немного отощаю. Тогда мы пригласим его и Джейка к нам на воскресный ужин. Обещайте, что ничего им не скажете.

Девушки согласились, однако Бет казалась огорченной:

— Значит, ты несколько недель не сможешь видеться со Стефаном?

— Это значит, что все мы несколько недель не сможем видеться со Стефаном, — не без яду внесла уточнение Меган.

— Бет, ты можешь видеться со Стефаном сколько угодно, — поспешила успокоить подругу Кэрри. — Только ничего ему не говори. И сюда ему нельзя приходить.

— Но послушай, Кэрри, вдруг он сам захочет повидаться с тобой? Вы же с ним очень близки.

— Я буду чаще говорить с ним по телефону. Он очень занят: учеба, гребля. А я тоже буду много заниматься. Это так здорово — преподнести ему сюрприз! Здорово… если я стану выглядеть лучше. А если нет?

Кэрри сморщила нос.

— Не волнуйся, детка. У тебя превосходная основа. Ты будешь выглядеть потрясно!

На следующий день Кэрри нашла у себя на постели два свертка в подарочной упаковке. В первом — от Меган — она обнаружила изумрудно-зеленые шорты и три топика — один такого же цвета, как шорты, а еще голубой и желтый. Размер на этикетке внушал оптимизм. Во втором свертке, от Бет, находились различные «вспомогательные средства» для тех, кто сидит на диете: флакончик витаминов, указатель калорийности различных продуктов, сантиметр, разграфленная бумага и коробочка золотых бумажных звездочек, чтобы отмечать достигнутые результаты. Кэрри улыбнулась. Как это типично для обеих ее подруг!

Глава 3

Первые несколько дней голодания показались Кэрри обманчиво легкими. Она слишком много занималась и чересчур нервничала из-за того, чтобы не отстать, и, возможно, поэтому не чувствовала голода. Часами она торчала в книжном магазине, тщательно отбирая и приобретая необходимые книги, а также разноцветные записные книжки, ручки, карандаши. Купила она и обертки для книг, ярко-красный свитер для занятий спортом, карточки для заметок с изображениями сценок из жизни кампуса и большую сумку — все с эмблемой Стэнфорда. Для украшения комнаты приобрела красную корзину для бумаг тоже с символом Стэнфорда: большой буквы «С» с проросшим сквозь нее вечнозеленым деревом.

— Полагаю, это и есть так называемый корпоративный дух, — поддразнила ее Меган, зайдя в комнату к Кэрри. — Жаль только, что корпоративный цвет не слишком гармонирует с тоном твоих волос. То же самое, кстати, можно сказать и обо мне. Пожалуй, из нас троих только Бет выглядела бы великолепно в красном одеянии, но думаю, она скорее умрет, чем наденет красный свитер.

На лекциях Кэрри делала аккуратные и полные конспекты. Вечером она все перечитывала, кое-что записывала дополнительно и снова читала. Меган и Бет также занимались всерьез, и, как говорится, учебный процесс пошел своим чередом. Отношения между Меган и Бет тоже утряслись, тем более что обе старались изо всех сил помочь Кэрри похудеть. У Бет была такая огромная нагрузка, что Меган порой ее жалела и даже старалась обеспечить тишину в коридоре, когда та, по обыкновению, ложилась отдохнуть после лекций. Бет засиживалась за письменным столом до глубокой ночи, а вставала в шесть утра.

Жизнь в Лагунита-Холле вошла в привычную колею. Между семью и десятью часами вечера в коридорах было тихо, только из-за дверей комнат то и дело доносились телефонные звонки. Все девушки сидели у себя, с виду погруженные в занятия, однако многие на самом деле ждали «особых» звонков. Ровно в десять коммутатор общежития отключали, и никто уже не мог им позвонить до семи утра следующего дня.

В пять минут одиннадцатого все оживало. Подружки собирались в коридорах, заходили друг к другу в комнаты, возбужденно обсуждали «особые» телефонные звонки или предполагаемые причины их огорчительного отсутствия.

В половине одиннадцатого коридоры наполнял запах жареного поп-корна. Тишина сменялась бурными разговорами, слышались смех и музыка. Теперь, когда коммутатор был отключен, наступало время делиться секретами, завязывать дружеские отношения, прокалывать дырочки в ушах или делать завивку и так далее. Меган и Кэрри часто участвовали в вечерних развлечениях, Бет — никогда.

В комнатах у трех подруг обычно бывало тихо, если не считать телефонных звонков, чаще всего предназначенных Меган. Со временем, когда старшекурсники как следует изучили «Книгу новичков», не менее часто стали звонить Бет. В отличие от Меган Бет отказывалась подходить к телефону: для нее занятия наукой были чересчур важными, чтобы их прерывать из-за подобной чепухи. Существовал лишь один человек, с которым ей хотелось бы поговорить, и он звонил нередко, но всегда разговаривал только с сестрой.

Меган поддразнивала Бет и предлагала отвечать всем, что у нее уже есть друг. Всем, кроме… Бет сердилась — ей было неприятно, что Меган знает, как она ждет звонка.

— Ну почему, почему им не сказать, что ты уже занята? — не отставала Меган.

— Потому что это неправда.

— Ладно, я стану говорить, что ты социально не адаптирована, — предлагала Меган.

— Ни в коем случае! — яростно шипела Бет.

— Но ведь это и в самом деле так, Бет. Ты антисоциальна.

Несколько секунд после такого заявления обе пристально глядели друг на друга, и наконец Бет сдалась:

— Хорошо, Меган. Говори всем, что я уже занята.

И это было правдой. Бет была по горло загружена — своими занятиями.

Меган звонки старшекурсников попросту забавляли. Она держала возле телефона экземпляр стэнфордского «Ежегодника» и легко могла во время разговора его полистать и найти фото того, кто ей в данную минуту звонил. Иной раз она соглашалась прийти на свидание, но чаще всего пользовалась той же отговоркой, какую рекомендовала Бет: испускала притворно тяжелый вздох и говорила, что занята.

Она регулярно и подолгу разговаривала с Айеном Найтом и его женой Маргарет, хотя они жили далеко — в Коннектикуте. Восторженно и подробно рассказывала им о Стэнфорде, о своих соседках и о занятиях. Первое время Кэрри, невольно слушая эти рассказы, считала, что Меган говорит с родителями.

— С родителями? — переспросила Меган, на секунду вроде бы смутившись, потом немного подумала и сказала: — Собственно, Айен и Маргарет для меня все равно что семья. Такая, какой она и должна быть. В каком-то смысле это мои родители, но в то же время старший брат и сестра. Мы очень близки.

Кэрри почти каждый вечер разговаривала со Стефаном. И ни разу — с Джейком. Она гадала, говорила ли с ним Меган.

А Меган, в свою очередь, гадала — но без малейшего волнения, — когда позвонит Джейк.

Вторая неделя голодной диеты давалась Кэрри труднее. Нервный подъем исчез, и ощущение легкой тошноты сменилось болезненным и неприятным чувством обыкновенного голода. За первую неделю она потеряла пять фунтов и следующие четыре дня держалась на этом уровне. Она похудела, одежда стала ей свободнее, и это помогало Кэрри справляться с острым чувством голода и раздражением. Бет и Меган изощрялись в похвалах, хотя Бет, изредка отрываясь от занятий, обращала внимание на то, как мало Кэрри ест, и весьма скептически высказывалась насчет разумности ее метода.

К концу третьей недели Кэрри потеряла тринадцать фунтов и казалась подругам изможденной. Ей снова стало легко соблюдать диету, но, впрочем, она попросту перестала есть. Принять такое решение было легче, чем каждый день думать, что можно позволить себе съесть, а от чего следует отказаться. Если голодать, то сбросишь больше веса за меньшее время.

Это решение Кэрри приняла в начале третьей недели. В результате уже к среде голодные боли исчезли и сменились ощущением тошноты при виде пищи или даже при мысли о ней. Кэрри продолжала ходить на обед вместе с Бет и Меган. Она медленно выпивала чашку чаю, ковырялась в тарелке, но ничего не ела. Каждый вечер забирала с подноса апельсин, чтобы потом съесть его у себя в комнате, но ни разу этого не сделала.

Кэрри понимала, что столь радикальная голодовка опасна для здоровья, и давала себе слово начать есть при первых же нежелательных симптомах. Однако таковых как будто не наблюдалось. Наоборот, она сделалась куда более энергичной и стала гораздо меньше спать. Голова была ясной, а чувства обострены как никогда.

К концу четвертой недели, когда Кэрри потеряла уже двадцать фунтов, Бет решила, что пора позвонить Стефану. Такой звонок не нарушал неписаного правила, что женщина не должна первая звонить мужчине. Положение сложилось исключительное: то был звонок по причинам медицинского характера.

— Стефан? Это Бет.

— Привет, Бет. Как поживаешь?

Если Стефан и был удивлен, то ничем этого не выдал. Он привык, что ему звонят особы прекрасного пола, хоть и не ожидал подобного поступка именно от Бет. Но он как раз сам собирался ей позвонить.

— У меня все отлично, спасибо. Стефан, когда ты в последний раз видел Кэрри?

Бет прекрасно знала ответ на свой вопрос: Стефан видел сестру во время того самого воскресного ужина — план Кэрри держать Стефана на расстоянии при помощи телефонных звонков отлично сработал.

— Я ее не видел с тех пор, как вы приходили на ужин, то есть недели три или четыре. Но мы с ней часто разговаривали. У нее вроде бы все хорошо. А что такое? — В голосе у Стефана послышалось беспокойство.

— Видишь ли, она тебя избегает, так как решила сесть на диету. Хотела поразить тебя результатами. Но я встревожена. Она очень похудела и практически ничего не ест.

— Кэрри? Да что ты говоришь?

«Кэрри — молодчина», — подумал было Стефан, однако Бет продолжала:

— Стефан, один апельсин и три чашки чаю — этого слишком мало, тебе не кажется?

— На завтрак?

— На весь день! Это весь ее рацион. И я думаю, что апельсин она впихивает в себя чуть ли не силой. Как тебе, наверное, известно, у этой болезни есть название.

— Да, это так называемая нервная анорексия, то есть потеря аппетита на нервной почве, — довольно резко ответил Стефан, который рассердился на себя за то, что не повидался за все это время с Кэрри, — но ведь она выглядела такой счастливой!

— Мне кажется, что тебе и, разумеется, Джейку стоило бы прийти к нам в это воскресенье на ужин.

— Само собой. Мы непременно придем. Бет, извини за резкость. Я очень благодарен тебе за звонок.

Бет испытала облегчение, когда он произнес эти слова.

— Я надеюсь, ты на меня не сердишься, Кэрри? Ты выглядишь отлично. Я решила, что пора позвонить, — объясняла Бет.

— А Джейк тоже придет?

— Да, я пригласила обоих.

— Я нисколько не сержусь, Бет, но мне необходимо купить что-нибудь подходящее из одежды. Ты не сходишь со мной в магазин?

С помощью Бет Кэрри выбрала платье цвета слоновой кости с сиреневой отделкой, узкое в талии, со слегка расклешенной юбкой. Оно было отлично сшито — без всяких пошлых оборочек и рюшек.

— Просто и элегантно, — одобрила их выбор Меган, про себя восхищаясь отличным вкусом Бет: именно она настояла на покупке этого платья.

Меган предпочла бы огненно-красное одеяние с низким вырезом, но оно было бы совсем не к месту и ни в коей мере не сочеталось с аристократической, спокойной красотой Кэрри.

Бет также настояла, чтобы Кэрри надела ее жемчужное ожерелье и чуть-чуть надушилась ее духами «Бал в Версале». Меган, в свою очередь, с согласия Бет уговорила Кэрри подкрасить ресницы и наложить голубые тени на веки. Все трое были весьма довольны результатом.

Стефан едва узнал Кэрри — так она изменилась. Высокие скулы, которые раньше скрывала полудетская округлость щек; синие, как сапфир, глаза, ставшие особенно большими и чистыми; изящный прямой носик и красиво очерченные полные губы… Сестра выглядела необычайно привлекательной и женственной.

— Кэрри, ты просто неотразима!

Она ответила мягкой улыбкой и негромким гортанным смешком. Даже это в ней изменилось: улыбка казалась загадочно влекущей, а смех — воркующим. Но глаза были такими же веселыми, как и прежде.

— Я почти избавилась от своего непроницаемого кокона, правда, Стефан? Но мне еще нужно сбросить фунтов десять, а это самое трудное.

— Я считаю, что тебе больше не нужно сбрасывать ни единого фунта. Ты и так выглядишь потрясающе. — Тут Стефан вспомнил о встревоженном звонке Бет и добавил: — Кстати, я слышал, что ты совсем ничего не ешь. Это в высшей степени нездорово.

— О, Стефан, это вовсе не анорексия! Всего лишь сила воли и никакого психоза. Впервые в жизни я справилась с собой. И я не считаю калории в зубной пасте, можешь не волноваться. Просто порадуйся за меня.

Она снова улыбнулась и обняла брата; тот, в свою очередь, крепче прижал к себе сестренку и с удивлением ощутил, какая она хрупкая, какие у нее тоненькие ребрышки и узкая талия.

— Я тобой горжусь. Очень. Ну что, спустимся вниз?

— А Джейк пришел?

— Разумеется. Он ждет в холле.

Джейк, Меган и Бет стояли возле огромного мраморного камина в гостиной Лагунита-Холла. Меган и Джейк о чем-то болтали, а Бет порядком нервничала, дожидаясь Стефана и Кэрри.

— Вот и они, — с явным облегчением произнесла она, заметив, что Стефан держится вполне непринужденно и совершенно спокоен. Бет, признаться, боялась, что он негодует, почему ему не сообщили раньше о голодовке сестры.

Бет впервые отметила семейное сходство между братом и сестрой: у обоих высокие скулы, полные чувственные губы, прямой красивый нос, твердо очерченный подбородок. Удивительно, подумала Бет, что столь схожие черты выглядят элегантными и женственными у Кэрри и строгими и мужественными у Стефана. Меган и Джейк перестали болтать и ждали, когда подойдут брат с сестрой. Меган так и сияла. Она слегка подтолкнула Джейка:

— Ну, что ты думаешь?

— Великолепно, — ответил тот и улыбнулся Кэрри: — Ты прекрасно выглядишь, Кэролайн. — Когда они шли в столовую, он ей шепнул: — Ты очень красива.

Несмотря на бдительное око Стефана, Кэрри почти ничего не ела. Она была слишком возбуждена. Ловко распределила по тарелке мясо цыпленка и рис, создавая впечатление, что управилась со всем, кроме костей и кожи. Улыбнулась Джейку, но ничего не сказала. Он ответил улыбкой, продолжая разговаривать с Меган.

— Когда состоится читка пьесы?

— Завтра в два часа. Почему бы тебе не прийти и не послушать? Я бы не возражала, мне даже было бы легче в присутствии зрителя.

Длинные пальцы Меган мягко легли на обнаженное предплечье Джейка. Кэрри, глядя на них, позавидовала способности подруги держаться так просто и естественно. Меган считала Джейка привлекательным и откровенно давала ему это понять. Кэрри со вздохом подумала, что это совсем не в ее стиле.

— У меня завтра в два семинар по политике.

— Прекрасно! Значит, ты придешь на читку?

— Нет, но обещаю появиться на премьере.

— А я все надеялась, что ты попробуешь себя в роли Эрнеста.

На следующее утро Меган пришла в комнату Кэрри и уселась на постель. Кэрри сидела к ней спиной и расчесывала волосы. В приходе Меган ничего удивительного не было: обе посещали утренние лекции по истории западной цивилизации и нередко вместе отправлялись в колледж. Однако немного спустя Кэрри вдруг сообразила, что Меган молчит. И это было поистине удивительно. Кэрри повернулась и взглянула на подругу. Она впервые увидела, что та чем-то сильно обеспокоена.

— Меган, что-нибудь не так?

— Да. Ты. Я. Мы.

— В чем дело?

— Джейк говорит, что ты явно голодаешь и что это может плохо кончиться. А я просто любовалась тобой да еще подстрекала.

— Джейк? — прошептала Кэрри, перепуганная. Она вспомнила, как Джейк и Меган с самым серьезным видом о чем-то разговаривали вчера вечером после ужина в дальнем уголке гостиной. Ей тогда и в голову не пришло, что они могут беседовать о ней. — А почему беспокоится Джейк?

— Оказывается, он очень много знает о голодном истощении. Я не представляю откуда, но он в этом разбирается.

— Что же он говорил? — тихо и робко спросила Кэрри.

Она боялась, что Джейку не нравится, как она выглядит, и что ему кажется, будто она не в себе.

— Он, разумеется, считает, что ты очень похорошела, — поспешила заверить подругу Меган, впервые сообразив, насколько для Кэрри важно, как к ней относится Джейк: возможно, она только из-за него и затеяла всю эту историю с диетой. — Это и в самом деле так, однако он утверждает, что, судя по фактуре твоей кожи и ее цвету, а также по тому, насколько ты похудела, дело может принять очень плохой оборот, если ты ничего не будешь есть.

Меган умолкла и посмотрела на Кэрри. Та подняла на Меган свои огромные невинные глаза, полные печали.

— Я ему сказала, — продолжала Меган, — что ужинаю с тобой каждый вечер. Что я видела, как ты ешь. Он спросил, заметила ли я, сколько ты съела вчера за ужином, и заявил, что ты ровным счетом ничего не съела. Это правда, Кэрри?

— Меган, я чувствую себя отлично, — возразила Кэрри, избегая прямого ответа на вопрос. Итак, Джейк заметил. Никто больше не заметил, только он. — Я вполне здорова, полна энергии, занимаюсь успешно.

— Джейк сказал, что это часть синдрома голодного истощения, — перебила ее Меган и продолжала, повторяя слова Джейка: — Ты и будешь так себя чувствовать еще некоторое время. Но твое самочувствие обманчиво. Твое тело на самом деле уже ослабело. Мозг отчаянно нуждается в глюкозе, и твои мышцы отдают ему необходимое, все более истощаясь.

— Но я чувствую себя прекрасно, — запротестовала Кэрри. — В конце концов, это мой мозг и мое тело! Я понимаю, в каком я состоянии.

Меган помолчала. Она знала, что Джейк прав. Он даже предсказал реакцию Кэрри, ее негодование. Меган должна напугать Кэрри серьезностью происходящего, как Джейк напугал ее. Он предупредил Меган, что если не убедить Кэрри начать есть в ближайшие сутки, он поговорит со Стефаном о необходимости поместить сестру в больницу. Но как сказать об этом Кэрри, ведь она так дорожит мнением Джейка? И тогда она придумала план; хотелось бы, конечно, посоветоваться с Джейком, однако такой возможности у нее сейчас нет.

— Ладно, Кэрри, ты утверждаешь, что с головой у тебя все в порядке. Вполне тебе верю. А как насчет тела? Ты уверяешь, что сил и энергии у тебя полно. А Джейк считает, что ты опасно ослабела. Как нам это проверить?

Кэрри пожала плечами.

— Хорошо, — продолжала Меган. — У тебя есть теннисная ракетка, у меня тоже. Почему бы нам не сыграть в теннис?

— Давай сыграем, — согласилась Кэрри, так как выбора у нее не было. — Когда?

— Перед ленчем. В одиннадцать.

Они встретились на корте. И Меган, а вовсе не Кэрри скоро начала задыхаться от непрерывной беготни по площадке, между тем как Кэрри совсем не устала.

— А ты здорово играешь, Кэрри, — тяжело дыша, признала Меган. — Слишком хорошо для меня.

— Спасибо, — сказала Кэрри, полагая, что испытание окончено. — Я всегда играла неплохо, тренировалась в нашем местном клубе, выступала в школьных командах. Но из-за лишнего веса бегала недостаточно быстро, а теперь прибавила скорости.

Меган призадумалась, как бы все-таки убедить Кэрри, что силенок у нее маловато и что с опытным теннисистом она бы скоро выдохлась?

— Давай сделаем пару кругов по беговой дорожке? — предложила она.

— Для чего?

— Сама знаешь, для чего. Ну, побежали.

Кэрри не могла отказаться, но чувствовала себя неспокойно. Даже после тех минимальных усилий, которые она затратила на игру с Меган, сердце у нее учащенно билось, а голова сделалась подозрительно легкой.

Они побежали и половину уговоренной дистанции шли вровень. Потом Кэрри, внезапно задохнувшись, рухнула на землю. Она не могла выговорить ни слова, в глазах помутилось, ее сильно тошнило, все тело сотрясала неукротимая дрожь. Она чувствовала, что теряет сознание.

— Кэрри! Что с тобой? — кричала Меган. — Кэрри, пожалуйста, скажи хоть что-нибудь!

Но Кэрри, видимо, ее не узнавала. Меган обняла подругу, ощутила слабое, чуть слышное биение пульса; кожа у Кэрри сделалась холодной и влажной на ощупь. Через несколько минут дыхание стало менее учащенным и более глубоким. Наконец она еле слышно проговорила:

— Меган…

— Кэрри, ты в порядке? — Меган посмотрела подруге в глаза и с облегчением убедилась, что та приходит в себя.

— Я не понимаю, что произошло. Мне казалось, что я умираю. Я ничего не могла… ни дышать, ни говорить… меня трясло…

Кэрри умолкла — у нее не хватало сил говорить.

— Это голодный обморок, родная. Пойми это! — в страхе умоляла Меган, проклиная себя за то, что придумала это испытание, едва не кончившееся катастрофой. Она осторожно встряхнула Кэрри.

Кэрри кивнула — медленно, с трудом. Потом она заплакала.

— Я чувствовала себя отлично. Честное слово, — все еще пыталась она протестовать.

— Я знаю. Но у тебя уже не было сил.

— Что же мне делать? — беспомощно спросила Кэрри.

— Есть! — воскликнула Меган и крепко ее обняла. — Это не значит, что тебе необходимо растолстеть. Просто надо разумно питаться. А окрепнув, упражнять ослабевшие мускулы. Я считаю, тебе стоит записаться в теннисный клуб.

Кэрри кивнула. Она все еще была как в тумане. И не могла встать на ноги, во всяком случае, пока не могла. Но понимала слова Меган. Вскоре они уселись на газон у беговой дорожки и просидели так около часа. Меган болтала о всякой чепухе, дожидаясь, пока Кэрри придет в себя настолько, чтобы на собственных ногах дойти до Лагунита-Холла.

— Как вернемся, — оживленно говорила Меган, убедившись, что подруга полностью оправилась, — плотно пообедаем. Потом ты отдохнешь, а я отправлюсь на читку пьесы. Вернусь и расскажу тебе за вечерним чаем, как там все проходило. А после пойдем на ужин.

— Ты настоящий друг, Меган.

Меган решительно заявила режиссеру, что согласна читать только за Гвендолин и ни за что не возьмет предлагаемую ей роль Сесили. Режиссер, большой дока в драматическом искусстве, выслушав ее заявление, удивился. Меган, с его точки зрения, была типичной Сесили. Потом он обиделся. И наконец ему стало скучно. Еще одна амбициозная студенточка. Очевидно, играла в школе все главные роли и вообразила, что у нее талант, зевая, подумал он. Заглянул в список: Меган Чейз.

«Ну что ж, мисс Меган Чейз, вам предстоит превращение из большой рыбы в маленьком пруду в маленькую рыбку в океане».

Он усмехнулся и откинулся на спинку кресла, мысленно приготовившись к уничтожающему разносу первой читки ролей, которая вот-вот должна была начаться. Он не жаловал будущих актеров с большими претензиями, и жизнь, как правило, оправдывала его отношение, потому что талант начинающих крайне редко соответствовал их амбициям.

Меган помнила текст наизусть. Она не читала, а играла, жила ролью, перевоплотилась в Гвендолин. Она царила на сцене — ее жесты были грациозны, а реплики точны и эмоциональны. Меган не спешила — ее должны оценить по достоинству, а на это нужно время.

Режиссер наклонился вперед в своем кресле. Обычная закулисная болтовня стихла. Все присутствующие завороженно следили за Меган.

А ведь она и в самом деле сделала Гвендолин интересной, думал режиссер. Сильной и вместе с тем женственной. Наделила ее особым характером. Это, разумеется, не соответствовало трактовке Уайльда, и тем не менее Меган играла именно то, что он написал, придав едва намеченному автором собственную, чарующую интерпретацию.

Прослушивание закончилось. В театре наступила полная тишина. Меган стояла посреди сцены и в ожидании смотрела на режиссера.

— Роль Гвендолин, мисс… э-э… — режиссер заглянул в список, — Чейз, за вами.

— Благодарю вас.

Голос Меган выражал спокойное удовлетворение. Она кивнула, как бы одобряя решение режиссера. Когда она проходила мимо шести других девушек, которые дожидались своей очереди на прослушивание, ей и в голову не пришло, что несправедливо лишить их шанса получить роль.

В этот вечер Джейк позвонил Меган, чтобы расспросить ее о Кэрри. Он был очень недоволен и огорчен тем, что произошло, однако его обрадовало, что та оправилась от потрясения и, кажется, признала свою «диету» неудачной. Поговорив о Кэрри, Меган сообщила Джейку, что роль Гвендолин осталась за ней, и напомнила о его обещании помогать ей репетировать.

— Я знаю, что ты будешь строг со мной и не позволишь мне фантазировать. Только самое серьезное изучение роли.

— Естественно.

Неделя проходила за неделей, и вовсе не Джейк, а Меган нарушила строго деловой характер соглашения. Встречи с Джейком ей позволяли изливать свое раздражение или ярость по тому или иному поводу, беззастенчиво хвастаться своими успехами и делиться секретами и страхами. Джейк слушал с интересом и откликался участливо, но с иронией. Он поддразнивал Меган, уверяя, что ее горячность и вспыльчивость попросту глупость, и со спокойным пониманием относился к ее боязни одиночества и смерти.

— Джейк, иногда я ужасно боюсь смерти. Уйти навсегда. Никаких мыслей. Полное отсутствие сознания. Как было за миллионы лет до моего рождения. Но тогда я не существовала. А теперь страшит мысль все потерять. Навсегда. Ах, если бы я могла поверить, что попаду на мягкое пушистое облако и буду оттуда наблюдать за тем, что осталось на земле! Но я в это не верю. Верю только, что там полная пустота, черная и холодная, вечная.

Меган невольно вздрогнула.

— Я думаю, — заговорил Джейк очень медленно, как бы сам с собой, — что когда придет конец, я имею в виду естественную смерть, он будет не странным, а умиротворенным. И возможно, желанным.

Однажды вечером Меган предложила порепетировать на открытом воздухе. Октябрь в Пало-Альто выдался необычайно теплый.

— Давай отыщем какую-нибудь приятную лужайку. Сегодня такой чудесный вечер. Я даже захватила с собой кое-что перекусить.

Меган кивнула на плотно набитый рюкзачок. Джейк его поднял и без труда вскинул на плечо.

— Довольно тяжелый. Что там еще, кроме еды?

— Увидишь. Это сюрприз.

Они шли молча, наслаждаясь благоуханным воздухом осеннего вечера. В предзакатном небе, окрашенном в розовые и оранжевые тона, горела первая звезда. Пахло листвой эвкалиптов. Стрекотали цикады. Меган и Джейк направлялись к конюшням и полю для гольфа. Деревья с еще не опавшей листвой затеняли солнечный свет.

— Становится темно и страшно, как в первобытном лесу, — прошептала Меган и потуже стянула вокруг шеи рукава свитера, наброшенного на плечи.

Джейк остановился, поднял голову и взглянул на деревья, увешанные, как паутиной, тонкими побегами мха.

— Нет. По-моему, здесь просто как в волшебной сказке.

Дорога вывела их на поле для гольфа.

— Славное местечко, — заметила Меган. — Я и одеяло захватила.

Джейк опустил рюкзак на землю, чтобы она могла достать из него вещи.

— Вот и шампанское. Отпразднуем окончание наших занятий, потому что теперь четыре вечера у нас в театре будут репетиции в костюмах, а в конце недели — премьера. Я взяла с собой и свечи, так что ты сможешь подавать мне реплики. Впрочем, ты знаешь роль Эрнеста гораздо лучше, чем этот идиот Роджер. А вот и бокалы для шампанского. Я никогда без них не путешествую…

Меган вдруг умолкла. Джейк смотрел на нее удивленными и смеющимися глазами.

— Я что-то не в меру разболталась, верно? А ведь еще даже не пригубила шампанское.

Меган протянула Джейку непочатую бутылку.

— Пожалуй, да, — согласился Джейк и откупорил шампанское, направив горлышко бутылки в сторону. Он наполнил бокалы, вручил один из них Меган и спросил; — А почему?

— Может, нервничаю из-за спектакля?

— Не похоже.

— Тогда, может, из-за того, что мы с тобой одни в этом зачарованном лесу?

Меган заглянула в свой уже опустевший бокал.

— Вероятно, но почему? Чего ради нервничать?

Меган села на одеяло, закрыла глаза и провела рукой по волосам. Легкий ветерок приятно холодил ее разгоряченные щеки. После шампанского она чувствовала себя счастливой и смелой. Она повернулась и посмотрела на Джейка.

— Почему ты никогда не пытался даже поцеловать меня, не говоря уже о чем-то другом?

— Потому что ты с самого начала совершенно ясно дала мне понять, что не хочешь этого.

— Иначе ты бы предпринял такую попытку?

— Иначе я предпринял бы такую попытку.

— Ты всегда поступаешь так, как хотят женщины?

— Только с теми, кто мне нравится.

— Их много? Я имею в виду таких, которые нравятся?

— Нет, не очень. — Он опустился на одеяло рядом с ней, потянулся за свечой и своим экземпляром текста. Меган лежала на спине, глядя в темное небо с оранжевыми закатными полосами, уже усеянное множеством звезд. — Ну что, начнем?

— Начнем? — Меган села. Голова у нее кружилась, поэтому она немного помолчала, прежде чем произнести: — Я думала…

— Что ты думала? — мягко перебил ее Джейк и притянул к себе.

Меган вздрогнула, когда его губы прижались к ее губам, а ладонь нежно коснулась лица. Она прижалась к нему и ощутила крепкие мускулы и скрытую силу. То был долгий, жаркий, пахнущий шампанским поцелуй. Когда Джейк чуть отодвинулся и взглянул на Меган, его глаза были затуманены желанием. Меган случалось и прежде видеть такое выражение глаз, но никогда еще оно не вызывало у нее дрожь, как теперь.

Джейк моргнул, и это выражение исчезло, его взгляд снова стал ясным и немного дразнящим.

— Ну что ж, за дело!

Раздосадованная Меган с трудом заставила себя сосредоточиться на пьесе, а не на Джейке. Они лежали на одеяле, не касаясь друг друга. Огонь свечи слегка трепетал на ветру. Джейк вполне вошел в роль ментора, то и дело поправлял Меган и терпеливо ждал, пока она найдет нужную интонацию.

Словно и не было поцелуя, со злостью думала Меган. А что, если для него это вообще ничего не значит?

Когда они кончили репетировать, Джейк повернулся к ней, притянул к себе и начал целовать. Он целовал ее лицо, губы, шею, волосы. Меган чувствовала, как бьется его сердце, — сильно, как ее собственное. Уверенные, опытные руки Джейка проникли под ее блузку — он погладил ей спину, потом стал ласкать грудь. Меган прижалась к нему теснее, обняла за шею, коснулась тонкими пальцами мягких волос, провела ладонями по чуть влажной от пота спине и коснулась правого бедра. Она сразу почувствовала, что Джейк вдруг напрягся. Он взял ее руку в свою и поднес к губам.

— Джейк!

— Ничего, Меган, не волнуйся.

— Люби меня, Джейк!

— Меган, — пробормотал он и отодвинулся от нее. — Это безопасно?

Она не смогла посмотреть ему в глаза — ее ответ был ясен без слов.

— Нет? Но у меня ничего нет с собой. В следующий раз, дорогая.

— В следующий раз? Когда еще выдастся такой подходящий случай?

В голосе Меган звучала как бы шутливая обида, но не загаси ветер свечу, Джейк заметил бы на лице у девушки необычное выражение — смесь разочарования и возбуждения.

— Следующий раз может оказаться еще более подходящим и даже совершенно замечательным. Почему бы нам не прийти сюда после премьеры?

— Хорошо, давай так и сделаем. Это будет великолепно.

Глава 4

Элизабет Луиза Томпсон знала, что она прекрасна. Нет-нет, не просто хороша, миловидна или красива, — она именно прекрасна. У нее густые темно-каштановые волосы с золотистым отливом, бездонные карие глаза в длинных темных ресницах, совершенной формы жемчужные зубы, полные алые губы.

Нельзя сказать, чтобы Бет не хотела быть прекрасной. Она любила по-настоящему красивые вещи. Но чем старше она становилась, в ее голове возникало все больше вопросов, и красота превращалась в помеху, потому что никто не хотел слушать Бет. Всем хотелось на нее смотреть, восхищаться ею, флиртовать с ней, трогать ее. Все хотели обладать Бет, присвоить ее красоту.

Никто не старался понять Бет — такую, какой она на самом деле была в своей прекрасной раковине. Когда на нее смотрели, то видели совершенство. Чего ради заглядывать глубже? В младших классах средней школы Бет жаждала, чтобы у нее были прыщи, или скобки на зубах, или очки — и при этом был бы хоть один настоящий друг вопреки, а не благодаря ее наружности. В младших классах Бет была лидером, все хотели с ней дружить, но она чувствовала себя ужасно одинокой.

Бет была гениальной. Этого она сама не знала, просто понимала, что она не такая, как все. Да и узнай кто-то, что перед ним гений, у Бет возникло бы множество проблем. В высшем обществе Хьюстона, среди нефтяных королей-мультимиллионеров, каким был и отец Бет, только одно имело первостепенное значение для женщин — ее красота. Женщина должна была быть красивой и грациозной. А мозги? В них нет необходимости, и они, в общем, непривлекательны.

В раннем детстве Бет никогда не играла в куклы. Она, по правде говоря, ни во что не играла. При малейшей возможности она удалялась в свою огромную комнату в восточном крыле семейного особняка и читала. Ее не занимали сказки, она не увлекалась приключениями сказочных героев и не интересовалась фантастическими мирами вроде страны Оз или Зазеркалья.

Бет интересовали наука, окружающий мир. Она хотела понять суть живых существ и вещей — людей, цветов, телевизоров, животных, галактик. Она читала книги по астрономии, ботанике, физиологии, биологии, механике. Каждый вопрос, на который она находила ответ, вел ее к новым вопросам, новым книгам, новым разгадкам. Со временем стремления Бет сосредоточились в одном направлении: ее привлекал Космос. Она хотела его понять и преодолеть.

Бет никому не говорила о своей одержимости Космосом. То была ее личная тайна, табу для окружающих. Она не играла в куклы или в дочки-матери, а взамен предпочла учиться игре на фортепиано и верховой езде. И тем и другим можно было заниматься в одиночку, это не мешало думать. И то и другое требовало тренировки и дисциплины. Бет стала недурной пианисткой и получала призы за верховую езду.

Бет любила немногое: научные книги, звезды, фортепиано, свою лошадь. Зато ненавидела банальные разговоры, глупых хихикающих девиц и парней, дурной вкус. Но больше всего она ненавидела, когда прикасались к ее телу. А всем — не только мальчишкам в начальных классах, которые дергали ее за косы, или старшеклассникам в средней школе, но и, к примеру, пациентам общинной больницы, которых она посещала с благотворительной целью, непременно хотелось до нее дотронуться. Из больницы она сбежала через два дня.

Преподаватель средней школы мистер Гамильтон не подозревал о внутреннем разладе Бет, но он верно оценил ее ум и способности. В начале выпускного года он назначил ей встречу. Бет была настроена скептически. Мистер Гамильтон был неуклюжим, рассеянным и далеко уже не молодым, но тем не менее мужчиной, а ненависть шестнадцатилетней Бет распространялась на всех особей мужского пола без исключения. А вдруг ему тоже захочется до нее дотронуться? Бет явилась на встречу только из вежливости.

— Элизабет, какие у вас планы на будущее?

— Обычные, сэр. Познакомиться с приятным молодым человеком. Выйти замуж. Обзавестись детьми. Летом с удовольствием играть в теннис.

Бет дурачилась, но сердце у нее ныло. Она подумала о своей матери. Бет унаследовала от нее красоту и подозревала, что ум тоже. Однако ум ее матери работал в одном четко ограниченном направлении: планировании и подготовке светских мероприятий — камерных, в узком кругу, либо многолюдных и пышных. Порой Бет замечала в глазах матери такое выражение, что опасалась за собственный разум.

Мистер Гамильтон уставился на нее. Лицо у него покраснело. Он прикусил нижнюю губу. Внутри у него все так и кипело — и пар вырвался наружу.

— Чепуха! — выкрикнул он.

От неожиданности Бет оцепенела на несколько секунд. Потом она вдруг от души расхохоталась громким, неподобающим истинной леди смехом.

— Чепуха! — повторила она. — Вы правы, мистер Гамильтон, это настоящая чепуха.

Бет рассказала ему о своих мечтах. Это скорее были грезы, воздушные замки, потому что она до сих пор не представляла себе, как добиться своего. Мистер Гамильтон сформулировал ее желания и превратил их для нее в планы. Он хотел, чтобы Бет по возможности занималась чистой наукой, однако отец категорически отверг колледж в Радклиффе, который, по его мнению, «был чересчур заумным», и согласился на Стэнфорд, приемлемый для людей их круга. Мистер Гамильтон был удовлетворен. Бет была наверху блаженства.

Последний выпускной год пролетел для нее незаметно. Никто ее теперь не беспокоил. Она отсюда уедет. Непременно.

Стэнфорд был для нее средством достижения главной цели. Она приобретет здесь знания, необходимые для работы в НАСА. Только бы попасть туда, только бы переступить порог, а уж там она им покажет. И люди в НАСА такие же, как она сама, — целеустремленные, решительные, одержимые. Им можно верить.

Стэнфорд — это лишь первая ступенька. Долгие месяцы, строя планы и готовясь к поступлению, Бет ни минуты не задумывалась о том, с какими людьми она там встретится. Ей даже не приходило в голову, что после стольких лет душевного одиночества у нее появится друг. Она приноровилась к одиночеству, свыклась с ним. К тому же отец обещал прислать ее лошадь в Пало-Альто, как только Бет устроится.

Бет полюбила Кэрри с первой встречи. До сих пор с ней такого не случалось. Вообще, если сказать по правде, она любила немногих. Ее неприязнь к Меган была типичной реакцией Бет на незнакомцев.

Кэрри не была требовательной или властной, не предъявляла каких-то особых прав на Бет и ее красоту. Не хотела до нее дотрагиваться. Не пыталась с ней конкурировать. Кэрри желала Бет того же, что и всем остальным, — счастья. Счастья и гармонии.

Расскажи кто-нибудь Бет о Кэрри, она бы ею не заинтересовалась — сочла пресной и бесцветной. Бет с трудом могла представить, что человек настолько непритязательный может оказаться яркой личностью. Но Кэрри, безусловно, обладала индивидуальностью, оставаясь при этом искренней, любящей, кроткой и самодостаточной. Единственной целью Кэрри, казалось, было личное счастье и счастье других.

Но было в ней и нечто другое, гораздо более значительное и важное, некий внутренний стержень, который вынудил ее голодать, чтобы сбросить вес, изменить собственную наружность и сделать ее отражением внутренней сути. Кэрри была красива мягкой, хрупкой, утонченной красотой, спокойной и отнюдь не угрожающей.

Первой неожиданностью в Стэнфорде для Бет было обретение друга. Настоящего, искреннего друга. Вторая неожиданность поколебала основание тщательно выстроенной ею крепостной стены, ограждающей ее от окружающего мира.

Этой второй неожиданностью стал Стефан. Брат Кэрри. Реакция Бет и на этот раз была мгновенной, однако совершенно иной.

Без всяких усилий Стефан дал ей то, чего она всегда хотела. Он разговаривал с ней, слушал ее, восхищался ее умом — и вовсе не пытался коснуться ее. А Бет как раз и хотелось от него именно этого — прежде столь ненавистных прикосновений.

За недели, что прошли между ужином в Лагунита-Холле и премьерой «Как важно быть серьезным», Бет по уши влюбилась в Стефана.

Стефан позвонил в Лагунита-Холл на следующий вечер после воскресного ужина.

— Хелло, Стефан, — отозвалась на звонок Меган. — Я сейчас сбегаю за Кэрри. Она в холле.

— Подожди, Меган, — поспешил ее остановить Стефан. — Мне нужна Бет. Она дома?

— Разумеется, подожди секунду. — Меган улыбнулась, подумав о том, как всполошится Бет.

Настроение у самой Меган было отличное. День просто замечательный! Во-первых, Кэрри два раза нормально поела; во-вторых, она получила роль Гвендолин; в-третьих, Джейк согласился проходить с ней роль. Кроме того, произошло неизбежное. Ведь Бет и Стефан удивительно подходят друг другу.

Меган постучалась в закрытую дверь Бет и только после этого вошла. С порога она заговорила с певучим южным акцентом:

— Мисс Ска-а-рлетт, там пришел вы са-а-ми знаете кто-о…

— Что?! — изумилась Бет.

— Это Ре-етт. Ретт Батлер.

— Меган, что за шутки?

Меган весело улыбнулась:

— Звонит Стефан. Если ты занята…

— Я нисколько не занята.

У аппарата был длинный шнур. Бет взяла телефон и вернулась к себе в комнату, прикрыв дверь.

— Я слушаю.

— Привет, Бет, это Стефан. Я хотел бы тебя поблагодарить за приглашение на ужин и за то, что ты мне рассказала о диете Кэрри.

— Ты был желанным гостем, Стефан. Я была рада видеть вас с Джейком.

Последовало молчание. Бет крепко закусила нижнюю губу своими жемчужными зубками.

— Я подумал… — начал было Стефан и смолк. Что с ним, черт побери, такое? Он делал это множество раз и никогда прежде не испытывал затруднений. Запинаясь, он произнес: — Слушай, ты не хочешь пойти со мной в кино в субботу вечером? В Мемориальной аудитории проходит кинофестиваль. Я пока не знаю, что покажут, но думаю, фильм будет неплохой.

— Я с удовольствием пойду, Стефан.

— Прекрасно. Я позвоню тебе в четверг, чтобы уточнить время. Может, поужинаем вместе?

— Это было бы чудесно.

— Вот и хорошо.

Обычно Стефан ничуть не волновался, разговаривая с кем-то по телефону, но с Бет все было иначе. Если он находился рядом с ней, то видел, как вспыхивают ее страстные глаза, как взлетают вверх тонкие брови и изгибаются в улыбке полные губы. При разговоре по телефону все это исчезало или в лучшем случае только угадывалось.

— Вот и хорошо, — повторил Стефан и, помолчав, спросил: — А далеко ли моя сестричка?

Кэрри уже вернулась, и Бет позвала ее к телефону. Прежде чем брат с ней заговорил, она поспешила сообщить, что перешла на вполне разумную диету.

— Я немножко перестаралась, — признала Кэрри. — Джейк был прав.

— Джейк? — удивился Стефан.

Отлично, подумала Кэрри, значит, Джейк даже не упомянул об их разговоре ее брату.

Гвоздем кинофестиваля была «Седьмая печать» Ингмара Бергмана. Узнав об этом, Стефан слегка забеспокоился. Как отнесется Бет к такому фильму? Не слишком ли он жесткий, мрачный, угнетающий?

— Нет, Стефан, мне очень хочется его посмотреть, — сказала Бет спокойно, когда он позвонил ей в четверг вечером. — Это же классика, а я ни разу не видела этот фильм, хотя очень люблю Бергмана.

Стефан наблюдал за ней во время показа фильма. Огромные карие глаза Бет не отрывались от экрана, она самозабвенно следила за развитием сюжета. Когда картина кончилась, она взглянула на Стефана, улыбнулась и сказала:

— Очень, очень интересно.

Что это — банальная вежливость или искреннее одобрение? Позже, когда они сидели за столиком и ели пиццу, он получил ответ на свой вопрос. Бет оживленно обсуждала с ним символику картины и сожалела, что еще не очень хорошо знакома с творчеством великого шведского режиссера.

— Ты просто невероятно много о нем знаешь, Бет, — сказал Стефан.

Бет притихла. Стефан относится к ее словам критически? Она рассуждала чересчур самоуверенно или вызывающе? Бет не поняла. Она вполне искренне и откровенно общалась с Кэрри и верила ей. Отчаянно надеялась, что может верить и брату Кэрри.

— Эй! — Стефан близко заглянул в опечаленные карие глаза. — Это же комплимент. Когда ты успела столько узнать о Бергмане? Откуда?

— Я много о нем читала, — честно призналась Бет. — Я вообще очень много читала.

— Ты просто шкатулка с сюрпризами.

— Вот уж не думала!

— Это еще один комплимент.

— О! — воскликнула Бет и едва не рассмеялась. — Я к этому не привыкла.

— К чему?

— К таким разговорам. Говорить о том, что думаешь, о том, что знаешь. К откровенности.

— Мне нравится, как ты говоришь о том, что думаешь. О своих истинных мыслях. Со мной можно не скрытничать и не притворяться.

В этот вечер Бет рассказала Стефану о своих планах, о тщательно составленной ею программе занятий, которая не оставляла времени на изучение социологии и английской литературы. Стефан ее поддразнил: глупышка, почему бы не сказать ему об этом с самого начала? И весело рассмеялся. Потом рассмеялась и она. Как это славно — смеяться вместе с другом-мужчиной над тем, что забавляет обоих!

Провожая Бет до Лагунита-Холла, Стефану очень хотелось поцеловать ее — она была такая красивая, так влекла к себе. Он только начинал узнавать подлинную Бет, полную неожиданностей, Бет, которая хотела ему верить. Но он боялся ее спугнуть. Впереди еще много времени, не стоит торопить события.

Вместо поцелуя он пригласил ее провести вместе будущий уик-энд.

— Это было бы замечательно, Стефан, — протяжно произнесла она в своей очаровательной южной манере.

— И что это значит? — снова поддразнил он.

— Это значит «да», Стефан, — засмеялась Бет.

Стефан решил, что они отправятся в субботу на футбольный матч между командами Стэнфорда и другого колледжа, а потом, после игры, — на барбекю вместе с другими членами команды. Если Бет вытерпела «Седьмую печать», то высидит и футбол. Зато он получше ее узнает в непринужденной обстановке — во время игры, — там она поведет себя естественно, сбросит защитную броню.

— Ну, как тебе это? — спросил он по телефону.

— Ты что, экзаменуешь меня, Стефан? — весело сказала она.

— Нет, что ты! Но ты честно мне скажи, если тебе не хочется идти.

— А мне как раз хочется.

Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, на многолюдной открытой трибуне, Бет нравилась эта близость, нравилось еще ближе наклоняться к Стефану, чтобы расслышать его объяснения.

Вначале Стефан ей объяснял все происходящее на поле. Бет слушала серьезно, кивала и внимательно следила за игрой. Но игра делалась азартнее, громче орали зрители и труднее становилось разговаривать.

К концу четвертого периода, в самый критический момент, был назначен пенальти.

— Что произошло? — спрашивал Стефан у приятелей, сидевших по соседству. — За что назначили, я ничего такого не заметил.

— Полагаю, что за снос, — сказала Бет.

— Что ты говоришь? — изумился Стефан.

— Я говорю, — Бет приблизила губы к самому уху Стефана, — что, по-моему, наши снесли игрока противника. Во всяком случае, мне так показалось.

Через несколько секунд судья коснулся рукой ямки под коленом, то есть снос действительно был. Стефан горячо обнял Бет и приблизил ее лицо к своему.

— Бет, ты просто неподражаема!

Их щеки на мгновение соприкоснулись, потом Стефан разжал объятие и сосредоточился на финале игры, а Бет хотелось сейчас к нему прижаться. Что, если взять его за руку? Все оставшееся время она думала только об их кратком объятии и о словах Стефана.

В машине, когда они уже ехали на пикник, Стефан спросил:

— Почему ты мне не сказала, что разбираешься в футболе?

— Не так уж и разбираюсь. Кроме того, ты меня об этом раньше не спрашивал. В детстве я ходила на матчи с отцом, чтобы побыть с ним вместе. Когда выросла, ходила сама. Чтобы было интересно, надо знать правила игры, иначе станет скучно.

— Но сегодня ты, кажется, по-настоящему увлеклась, — не отставал Стефан.

— Увлеклась. Матч оказался интересным.

Друзья Стефана из футбольной команды с любопытством поглядывали на Бет — она была совершенно не похожа на его прежних подружек. Ребята оживленно разговаривали и откровенно флиртовали с ней. Она же, как это бывало прежде, вела себя непринужденно и кокетничала напропалую. Однако в отличие от вечеринок и барбекю в Техасе, где Бет испытывала отвращение и к молодым людям, и к их заигрываниям, она только радовалась. Ее доверие к Стефану и восхищение им обратились и на его друзей. Со Стефаном она чувствовала себя в безопасности.

После ужина они танцевали на веранде. Стефан дождался, пока зазвучит медленная мелодия, и пригласил Бет. Держа за руку, он отвел ее в дальний, укромный и темный угол веранды.

В первые несколько поистине ужасных секунд Бет не знала, куда девать руки. Но Стефан разрешил ее сомнения: он обвил ее руками свою шею и сам обнял Бет за талию. Они медленно двигались под музыку, слегка покачиваясь и тесно прижавшись друг к другу.

Во время танца губы Стефана нашли рот Бет. Он ее крепко поцеловал, и ее мягкие губы откликнулись на его поцелуй. Бет закрыла глаза, чувствуя теплоту и зов его тела, силу обнимающих ее рук и желание в его бесконечно длящемся поцелуе. Бет слилась со Стефаном, став его частью. Ничего и никого больше не существовало.

Стефан раньше, чем Бет, понял, что музыка кончилась. Он молча взял девушку за руку и спустился вместе с ней по ступенькам веранды. Ночь была благоуханная, освещенная желтой осенней луной. Они пошли вокруг дома. Когда их уже никто не мог видеть, Стефан снова поцеловал Бет.

Сначала он поцеловал ее в губы. Потом, когда он покрывал поцелуями ее щеки, нос и шею, Бет сама нашла губами его рот. Стефан, удивленный, немного отклонился, с улыбкой посмотрел в ее прекрасные зовущие глаза и прошептал: «Ну хорошо». И стал целовать ее в губы, как она хотела.

Бет была не в состоянии думать. Ее разум и тело находились во власти неизведанных прежде ощущений.

Они целовались, и Стефан гладил ее волосы, щеки, стройную смуглую шею, а его рука медленно и неуклонно продвигалась к груди Бет. Он почувствовал, как девушка напряглась, тотчас убрал руку и посмотрел на Бет очень серьезно.

— Прости меня, Бет, — прошептал он.

— О, — отозвалась она, — ты не обиделся?

— Обиделся? Разумеется, нет. — Стефан привлек ее к себе и мягко, с нежностью зашептал в самое ухо вздрогнувшей от возбуждения девушки: — Мы ничего не должны делать против твоей воли.

— И ты не против?

— Ничуть, — сказал он, нежно покусывая ее ушко. — Я бы мог целовать тебя целую вечность.

— Так целуй же, прошу тебя.

В вечер премьеры «Как важно быть серьезным» Меган обеспечила Кэрри, Бет, Стефана и Джейка билетами в первый ряд. Это был ее звездный час: роль Гвендолин стала гвоздем постановки. Джейк и Кэрри смотрели на Меган с гордостью, Бет и Стефан были поражены: играла Меган оригинально, талантливо и вполне профессионально. То, что они видели, не вязалось с привычным для обоих и скорее отрицательным мнением о Меган.

После спектакля все четверо отправились за кулисы к Меган, которая пребывала в состоянии эйфории. Они рассыпались в единодушных искренних похвалах.

— Ты играла блестяще, Меган, — сказал Стефан.

— Спасибо. Я думала, ты считаешь актерскую профессию легкомысленной и незначительной.

Меган улыбалась, но в ее глазах горел вызов.

Стефан нахмурился, покраснел и ответил с неожиданной злостью:

— Да уж, профессия легкомысленная и не слишком важная, но это не значит, что ты не можешь в ней преуспеть.

Кэрри открыла рот, словно ей не хватало воздуха. Джейк и Меган были явно потрясены, но Бет не слишком успешно попыталась подавить насмешливую улыбку. Наступило долгое неловкое молчание. Первой заговорила Кэрри:

— Меган вправе выбрать любую карьеру, какую захочет. Она решила стать великой актрисой, и она ею будет, — сказала она почти вызывающе.

Кэрри продолжала дружить с Меган, несмотря на явное неодобрение Бет и даже несмотря на ее теплые отношения с Джейком: ведь Меган не виновата в том, что Джейку нравится она, а не Кэрри.

— Верная Кэролайн, ты истинный друг Меган! — Джейк улыбнулся Кэрри и с откровенной неприязнью посмотрел на Стефана.

— Это она начала, Джейк. Меган первая выпустила стрелу, — спокойно произнес Стефан.

Их пикировку прервало появление за кулисами режиссера. Он принес с собой целую охапку красных роз на длинных стеблях и вручил их Меган.

— До сих пор ни разу на представлении этой пьесы Гвендолин не была звездой постановки. Жаль, что Оскар Уайльд не видел этого спектакля. Вы были просто великолепны, дорогая!

Он был слишком поглощен успехом своей постановки, чтобы обратить внимание на настроение молодых людей и заметить назревающую размолвку, зато его вмешательство дало Бет и Стефану повод улетучиться.

— Кэрри, я провожу Бет до общежития, — негромко обратился к сестре Стефан. — Ты идешь с нами?

Кэрри сердилась на брата, но понимала, что Джейк и Меган предпочли бы остаться наедине. Она молча кивнула и помахала рукой Меган, которая слушала восторги режиссера по поводу ее игры. Как всегда, Кэрри не хватило смелости взглянуть на Джейка.

— Ты уж прости меня, Кэрри, — обратился к ней Стефан, едва они отошли на достаточное расстояние, чтобы Меган не могла их услышать. — Я просто вышел из себя.

— Ты едва знаешь Меган. Как ты мог так ее обидеть?

— Я и не думал ее обижать, но она слишком самоуверенна. И очень высокомерна, а это меня задевает.

— Я считаю, что ты ошибаешься, Стефан. Меган добра и неглупа. Она так же не уверена в себе, как и многие другие. Просто она старается казаться твердой и оптимистичной. Возможно, чересчур старается… — Кэрри оборвала речь, заметив, с каким неожиданным вниманием прислушивается к ней Бет, и поспешила добавить: — Во всяком случае, она мой друг, и я надеюсь, что ты будешь к ней доброжелателен.

— Господи, Джейк, знаешь, почему я это сделала?

— Почему же?

— Я хотела досадить Бет. Через Стефана. Мне кажется, он выступает от имени дуэта.

— Я не думаю, что Бет и Стефан составляют дуэт.

— В самом деле? Они удивительно подходят друг другу — оба утонченные, жесткие, полные скептицизма, целеустремленные, равнодушные… продолжать?

— Ты говоришь о Бет. Что касается Стефана, не забывай, что я его хорошо знаю. Твое описание несправедливо.

— Но справедливо по отношению к Бет?

— Должен сознаться, что Бет мне не слишком нравится.

— Тогда почему Стефан так ее жалует?

— Не уверен, что это так. Собственно говоря, его чувства мне неизвестны.

— Мне будет очень жаль, если это вызовет осложнения между тобой и Стефаном.

— Мне тоже.

Когда Меган переоделась и собиралась покинуть театр, пошел дождь. Крупные холодные капли упали ей на лицо, а ветер спутал волосы. Она восприняла это как наказание за триумф.

— Как только в последний раз упал занавес, вечер изменился к худшему. Слишком много для восемнадцатилетней девчонки, пусть не задается. У меня такое чувство, что и ты скоро меня оставишь.

Голос у Меган был усталый, разочарованный. Пытаясь укрыться от дождя, она прислонилась к коринфской колонне. Стояла понурившись, опустив плечи.

— Я хочу быть с тобой, — произнес Джейк спокойно, без эмоций.

Меган выпрямилась и ждала, затаив дыхание.

— На пляже есть домик. Он принадлежит моему другу. У меня есть ключи, там нам гарантировано полное уединение. Мы можем туда поехать на твоей машине, свою я одолжил на уик-энд.

— Хорошо. Ключи от зажигания у меня в комнате. Кстати, это мне позволит объясниться с Кэрри. Я ей скажу, что участники спектакля решили веселиться до утра.

Меган знала, как Кэрри относится к Джейку, хотя та никогда об этом не обмолвилась. Меган чувствовала, что и Джейк это знает; оба хотели скрыть от Кэрри интимный характер своих отношений. Оба, не сговариваясь, решили не причинять ей боль.

Дожидаясь Меган в приемной Лагунита-Холла, Джейк позвонил Стефану. За два года их совместного бытия у них почти не случалось размолвки. Порой они спорили на интеллектуальные, политические, философские темы, но никогда — на эмоциональные или сугубо личные. И никогда не злились друг на друга. Сегодняшняя вспышка была совершенно неожиданной.

— Стефан, это Джейк. Я не вполне понимаю, что произошло, но очень сожалею о случившемся.

— Дело не в ее словах, а в тоне, каким она это сказала. Словно укусила. Я в жизни до такой степени не терял самообладания.

— Она сожалеет. Мне кажется, успех вскружил ей голову и она говорила не подумав…

— Вероятно. Что-то в этом роде, не могу сказать точно. Я до сих пор не вполне пришел в себя.

— Понятно. Я беспокоюсь за Кэрри. Меган сейчас разговаривает с ней. Ведь Кэрри хочет полной и абсолютной гармонии. Хочет, чтобы все мы оставались друзьями.

— Когда это ты успел так хорошо изучить мою сестренку?

Джейк помедлил с ответом, потом сказал:

— Я не очень хорошо ее знаю. Сужу главным образом с твоих слов. — Он глубоко вздохнул. — Повторяю, что очень сожалею о случившемся. Хотелось бы разрядить атмосферу.

— Спасибо тебе. Я ведь тоже сожалею о случившемся. Тем более что это я утратил контроль над собой.

Джейк сидел за рулем. Дождь превратился в настоящий ливень, бешеные порывы ветра пронизывали всю долину. Машину заносило и вело на мокрой грунтовой дороге. Джейк правил осторожно, но решительно и уверенно. Оба молчали. Прежде чем нажать на газ, Джейк поцеловал Меган и крепко прижал к себе.

Теперь, в темноте ночи, в самый разгар бури и при серьезном, сосредоточенном молчании ее будущего любовника, Меган чувствовала себя невыразимо испуганной и одинокой. Она инстинктивно ощущала могильный холод вечности, которой она так отчаянно боялась.

Меган вцепилась в дверную ручку и сжимала ее так крепко, что у нее побелели косточки суставов и онемели пальцы. Ей хотелось дотронуться до Джейка, почувствовать его живое тепло, но она не смела нарушить его сосредоточенность на предательски узкой дороге. Вот бы положить руку ему на бедро…

Но ведь он уже предупреждал ее о том, что этого не стоит делать.

— Ты в порядке? — спросил Джейк, не сводя глаз с дороги.

Меган едва не расплакалась, испытав облегчение при звуке его спокойного, слегка отрешенного голоса.

— Да… Сейчас да.

— Мы уже почти на берегу. Домик всего в миле от нас к северу, не дальше.

Меган показалось, что он улыбается.

Вскоре они уже были в теплой комнате, у огня, который Джейк разжег в сложенном из кирпича очаге, и Меган не спеша потягивала из стакана отменного качества бренди. Непогода, бушевавшая за окном, им не угрожала. Домик был безопасным и уютным пристанищем, полным жизни, тепла и света. Меган гадала, кому принадлежит это убежище. Очевидно, что Джейку оно хорошо знакомо и он бывал здесь раньше. Любопытно, с кем?

— Я должен рассказать тебе о своей ноге. Чтобы ты не испугалась, — заговорил Джейк, глядя на огонь. — В юности со мной приключилось несчастье. Я упал с дерева и сломал бедро, точнее, большую берцовую кость. Раздробил ее. Это был открытый перелом, то есть кожа и мышцы были порваны до кости. В результате в рану попала опасная инфекция. Я долго лежал в больнице. Перенес несколько операций и поправился. Я не потерял ногу, она почти той же длины, что и здоровая. Я даже не хромаю, если не слишком устаю. Все зажило, но выглядит скверно. Просто отвратительно. Уродливо!

Джейк обернулся и посмотрел на Меган.

Она потупилась и смотрела в почти опустевший стакан с бренди, не в силах взглянуть Джейку в глаза. Голова у нее кружилась. Не из-за слов Джейка — из-за его голоса. Он словно не принадлежал Джейку. То была тщательно продуманная речь. Выученная наизусть. Все на месте. И все насквозь фальшиво.

Джейк лгал. Она была в этом уверена. Зачем? Что такое с ним произошло, о чем он не мог ей рассказать? Она поверяла ему все свои тайны, почему же он не хочет ей довериться? Со временем она убедит его рассказать ей правду.

Но не сегодня. Этой ночью она хотела быть с ним. Однажды она почти разрушила такой вот вечер. И не намерена испытывать терпение Джейка, обвиняя его во лжи. И все же ей было неспокойно. Меган допила последний глоток бренди и постаралась забыть о своей тревоге.

— Позволь мне посмотреть.

Джейк начал раздеваться, по-видимому, ничуть не смущенный. Ему нечего стесняться, подумала Меган, глядя на его загорелый обнаженный торс, мускулистый, стройный, привлекательный.

Потом он снял брюки, и у Меган перехватило дыхание. Загар доходил только до линии талии. Ниже кожа была белая как мел — бледная, нездорового оттенка. Одна нога, совершенная по форме, с великолепными мышцами, казалось, изваяна из алебастра; вторая была такой же ниже колена, но на месте бедра была кость, обтянутая кожей, иссеченной ужасными багровыми рубцами и шрамами. Лишь одна чрезмерно развитая мышца тянулась от тазобедренного сустава к колену. Благодаря этой гипертрофированной бугристой мышце Джейк мог ходить, даже не хромая.

На это ушли годы тренировок, годы боли, страданий и терпения. То был результат упорства Джейка и усилий многих искусных врачей. Неужели это все, на что способна современная медицина? Это показалось бы мрачной насмешкой, если бы не было ногой красивого молодого человека. Отличный экспонат для музея медицинских курьезов, не будь это ногой Джейка. Меган вздрогнула, разозлившись на себя за подобные мысли.

Она провела пальцами по волосам, тряхнула своей гривой, вздернула голову и показала на трусы, которые Джейк еще не снял.

— Я жду, — произнесла она низким грудным голосом.

Джейк молча взял ее за руку и увел в спальню. Он медленно ее раздел, останавливаясь, чтобы поцеловать каждую новую клеточку ее обнаженного тела, — грациозную шейку, нежные плечи, крепкие груди, плоский живот, длинные красивые ноги. Меган дрожала от его прикосновений, вся изогнувшись, прижималась к нему в неудержимом, требовательном порыве.

Они отдавались друг другу с такой страстью, что Меган задыхалась от возбуждения. Потом Джейк ее обнял и молча гладил по золотым волосам, глядя Меган прямо в глаза, и она видела в его голубых глазах радость обладания и новое желание.

Она ответила ему взглядом: «Я снова хочу тебя. Сейчас!» И он откликнулся на ее призыв…

После Меган лежала в объятиях Джейка, обессиленная, удовлетворенная, понимая, что вскоре их вновь захлестнет волна желания.

Она положила голову на плоский и твердый живот Джейка, потом медленно подвинулась ближе к бедру. Ощутила ту самую гипертрофированную мышцу, которая, как ей сейчас казалось, стремилась освободиться от своей слишком тесной оболочки. Под ней, живой, полной энергии и скрытой силы, была кость — твердая, холодная… мертвая.

Но ведь это не так, подумала Меган. Кость не мертва. Она — неотъемлемая часть живого, страстного Джейка. Меган пристроила голову в ямке на сгибе его изуродованного бедра, прижалась лбом к твердой мышце и медленно, с нежностью стала целовать дюйм за дюймом холодную неподвижную кость.

Через несколько мгновений Джейк привлек Меган к себе, и они отдались друг другу в третий раз. Спокойно, ласково и безмолвно.

Меган пробудилась оттого, что теплый солнечный луч, пробившись сквозь неплотно задернутую штору, коснулся ее сомкнутых век. Она была одна в постели. В домике стояла тишина.

— Джейк!

Ни слова в ответ. В доме ни души, кроме нее самой. Меган вышла на крыльцо.

Синий, как сапфир, океан сиял в свете раннего солнца. Ласковые пологие волны набегали на усеянный водорослями песок. Воздух был насыщен ничем не замутненной морской свежестью, резковатой и чистой. Буря, такая неистовая, разрушительная, злая, оставила после себя обновленный мир — яркий, спокойный, совершенный.

Меган решила, что Джейк должен быть где-то на пляже. Она приняла душ, оделась и стала спускаться к воде по узкой извилистой тропке.

Она увидела его издали. Джейк сидел на гладком белом песке и смотрел на океан, погрузившись в свои мысли и не замечая ее приближения.

Появившись незамеченной, Меган успела уловить выражение его лица — печальное и задумчивое. Впечатление было мимолетным, потому что Джейк ощутил ее присутствие и с улыбкой повернулся к ней.

— Доброе утро, — тихо произнесла Меган.

То были первые слова, прозвучавшие с той минуты, когда Джейк почти нагой стоял перед ней у огня. Меган вдруг почувствовала себя смущенной и неуверенной. Она села на песок в нескольких футах от Джейка.

— Доброе утро.

Джейк взял ее за руку, притянул к себе и начал целовать. Прядь длинных светлых волос Меган попала ему в рот, и он слегка отстранился, чтобы ее высвободить. Меган увидела выражение его глаз — такое же, как ночью. Она поняла значение этого знакомого взгляда.

Джейк ласковым движением опрокинул Меган на песок и начал расстегивать ее блузку.

— Джейк! — Меган села.

— Что? — прошептал он, коснувшись губами ее шеи.

— Мы не можем заниматься любовью здесь!

— Не можем? — Джейк бросил взгляд на пустынный пляж — А почему бы и нет?

Меган улыбнулась, тряхнула гривой золотых волос, снова легла на песок и протянула руки к Джейку. Почему бы и нет?

И они любили друг друга под лучами еще теплого ноябрьского солнца, их обнаженные тела обвевал мягкий и прохладный бриз, и ритм их ласк совпадал со спокойным плеском набегающих на берег волн.

Меган никогда еще не чувствовала себя такой целомудренной.

Глава 5

В понедельник в приемную Лагунита-Холла принесли букет белых роз и незабудок для мисс Чейз. Дежурная немедленно позвонила в комнату Меган. Дома была только Бет, ей как раз пора было отдохнуть от занятий. Кроме того, ей стало любопытно. И, непонятно почему, даже неспокойно. Кто мог прислать цветы Меган? Да кто угодно, если вспомнить, какой успех она имела в роли Гвендолин. И все же…

— Я сейчас спущусь за цветами.

Букет был очаровательный — такой изысканный, воздушный, изящный — и явно специально подобранный для Меган. Конверт запечатан, надпись на нем сделана, само собой, в цветочном магазине. Бет не могла удовлетворить свое любопытство. Она поставила цветы на столик у кровати Меган. Время подходило к полудню. Кэрри и Меган скоро должны вернуться с лекций.

— Меган, посмотри! — Кэрри заметила цветы, едва вошла в комнату. — Какая красота!

Меган казалась удивленной и озадаченной. Подумала немного и улыбнулась. Это, конечно, Джейк прислал цветы в память об их чудесном уик-энде. Но как он догадался?

Кэрри вручила ей конверт. Она понимала, что цветы скорее всего от Джейка. Однако новая Кэрри, которая уже смирилась с тем, что произошло в вечер премьеры, приняла отношения Меган и Джейка как само собой разумеющееся.

Меган неохотно распечатала письмо. Бет прислонилась к дверному косяку и затаила дыхание.

«По случаю незабываемого исполнения роли (твоего) и прискорбной (забываемой?) выходки (моей). Я глубоко сожалею. Стефан».

Меган дважды прочитала записку, согнула ее пополам, потом вчетверо. Она не сразу сообразила, что Кэрри и Бет ждут, что она им скажет.

— От Стефана, — произнесла она наконец.

Кэрри улыбнулась, Бет ушла к себе. Меган бросила быстрый взгляд на букет. Незабудки. Но как он мог узнать? Это невозможно, ведь она никому ничего не говорила.

Меган почти ничего не ела за ленчем, огрызалась на подруг и ходила мрачнее тучи всю вторую половину дня. В конце концов раздражение стало невыносимым для нее самой. Нет ни малейшего смысла строить предположения. Она просто должна это выяснить. Меган быстро шагала по кампусу, по дороге вспоминая далекое прошлое.

Незабудка. Ее цветок. Ее собственный, тайный символ надежды, силы и живучести…

Ей было всего пять лет, когда мать покинула Меган и ее отца. Мать вернулась в родную Швецию, к своей карьере модели, которую она оставила, встретив и полюбив Роберта Чейза. И вот она покинула обоих, дочь и мужа, покинула безоглядно.

— Твоя мать была слишком молода, — годы спустя объяснял отец дочери. — Слишком молода, чтобы понять, какую боль она причиняет нам с тобой и какую боль сама испытает впоследствии. Кроме того, — продолжал он, обращаясь к своей красивой дочери, так похожей на женщину, которую он глубоко любил, — я ни за что не позволил бы ей отнять тебя у меня.

Отец Меган находил утешение, работая до полного" изнеможения. Пользуясь уже в то время огромной популярностью в Голливуде как блестящий режиссер-новатор, он был буквально завален работой. Попечение о пятилетней дочери он доверил нянькам, домоправительницам, а позднее — дорогим частным школам.

В ту весну Меган, брошенная матерью и забытая отцом, целыми днями играла в восхитительном саду при доме ее отца в Беверли-Хиллз. Девочка создала свой собственный мирок, населенный множеством замечательных существ, роли которых играла она сама. Кусты и цветы в прекрасном саду были неотъемлемой частью этого воображаемого мира. У всех были собственные имена и черты характера. Весна мало-помалу переходила в лето, и растения цвели и развивались под заботливым и любящим взглядом ребенка.

У Меган был любимый, хрупкий на вид нежно-голубой цветок. Он рос и цвел в узких трещинах цемента или в тени под кустами роз, азалий и рододендронов. Цветок Меган только выглядел слабеньким, но на самом деле был куда более живучим и смелым, чем остальные. Его могло прибить к земле сильным ливнем, на него могла наступить чья-то неосторожная нога, но через день-два стебель выпрямлялся и тянулся к солнцу.

Однажды кто-то из садовников принялся выдергивать это растение из щелей в цементе.

— Что вы делаете? — в ужасе спросила Меган.

— Это сорняк.

— Нет! Это никакой не сорняк, а очень красивый цветок.

Садовник улыбнулся. Он знал, как безжалостно обошлась жизнь с золотоволосой девочкой, и восхищался ее стойкостью.

— Ты не хочешь, чтобы я трогал эти цветы? — спросил он.

— Да! Пожалуйста! — воскликнула Меган. — Как они называются?

— Это незабудка.

Незабудка. Это ее цветок. Это она сама. Она выживет так же, как незабудка, и так же станет тянуться к солнцу. И уже не будет забытой — никогда.

Пятилетняя Меган дала себе клятву. Она никому о ней не расскажет, это только ее тайна.

И вдруг, много лет спустя, Стефан Ричардс прислал ей букет незабудок.

Дверь в комнаты Джейка и Стефана была закрыта, но Меган слышала их голоса. Она постучала. Открыл Стефан.

— Как ты догадался?

Сердито, словно обвиняя: как ты посмел узнать?

— Добро пожаловать!

Стефан принужденно улыбнулся. Гнев внезапно охватил его с той же силой, что и два дня назад, но сейчас он вполне владел собой.

— Что случилось, Меган?

Джейк с самым непринужденным видом встал между Стефаном и Меган.

— Я послал ей букет цветов. Очевидно, невпопад, — произнес Стефан совершенно ледяным тоном.

— Но ты прислал мне незабудки… Почему?

Голос у Меган сделался мягким, почти умоляющим.

«Ну и актриса!» — негодующе подумал Стефан и глубоко вздохнул, чтобы овладеть собой.

— Они напомнили мне тебя, — пожав плечами, сказал он, чувствуя, что готов еще раз извиниться неизвестно за что.

— Меган… — заговорил было Джейк, но его перебили.

Меган вышла из затруднения так же легко, как перед этим создала его. Она тряхнула головой и с улыбкой протянула Стефану свою изящную, красивую руку.

— Прости меня за вспыльчивость. Это было так мило с твоей стороны. Сожалею, что вела себя как малый ребенок и тогда, и сейчас.

Стефан осторожно пожал ей руку и, приподняв одну бровь, поглядел на Джейка, который только молча пожал плечами. Джейк и не пытался объяснить Меган ее поведение, хотя уже начинал понимать эту девушку. Зато он мог выручить Стефана.

— Меган, твое поведение — результат гипогликемии: тебе не хватает сахара в крови. Надо срочно подкрепиться. Давай проедемся по Эль-Камино и найдем какое-нибудь тихое местечко, где можно вкусно и сытно поесть, — предложил Джейк и многозначительно подмигнул Меган: я хочу тебя, говорил его взгляд.

Он отвез Меган прямиком в «Колониальную гостиницу» — маленький мотель с пестрыми ситцевыми занавесками на окнах, обнесенный красивой оградой из кованого железа. Впоследствии этот мотель стал излюбленным местом их встреч наедине, когда не было времени добираться в пляжный домик в Сан-Грегорио.

Большинство девушек, поступивших в колледж осенью 1970 года, намеренно и сознательно хранили невинность — мало того, они хранили ее демонстративно, твердо и неуклонно с таким видом, что каждому делалось ясно: они останутся девственницами до первой брачной ночи, только так и не иначе.

Для Меган девственность была чем-то вроде кори, которую приходится вынужденно терпеть, но чем скорее от нее избавишься, тем лучше. Меган рассталась с ней за четыре года до поступления в Стэнфорд, душистой летней ночью во время пикника на пляже в Малибу. Мужчина был на десять лет ее старше — красивый самоуверенный самец, исполнявший главную роль в одном из фильмов ее отца. Меган не понравился ни он сам, ни то, что он с ней сделал, однако на следующий день она чувствовала себя чудесно — свободная и, главное, наделенная теперь особой властью над мужчинами, властью дарить наслаждение.

Меган часто этим пользовалась. Не потому, что ей нравился секс — ее как раз беспокоило, что она не испытывает никакого удовольствия, — а из-за ощущения собственной власти. Она не теряла контроля над собой. Не то чтобы она ненавидела мужчин, но немного им завидовала. Почему они получают наслаждение, прямо-таки млеют от него, а она — ничуть? Ей приходилось довольствоваться своей властью и игрой. Так было, пока она не встретила Джейка.

Она отдавалась ему с радостью. Ей нравилось сливаться с ним воедино — интуитивно, без ограничений и барьеров. Не было ничего недозволенного в их близости. Полная свобода. Меган любила ощущать в себе его плоть, любила она и их спокойные разговоры после испытанных наслаждений.

Это привычка, решила Меган, однажды задумавшись над их отношениями. Немного забавная, чудесная, возбуждающая привычка. Ее тело требовало ласки, и только Джейк мог дать ей удовлетворение. Они встречались почти ежедневно, и когда пропускали день из-за экзамена, подготовки к контрольным работам, спектакля Меган или сильной усталости, Джейк нередко находил в своем почтовом ящике записочку следующего содержания:

«Я не могу ждать до вечера. Пожалуйста, смойся один-единственный разочек со своего политического семинара. М.».

Он, в свою очередь, оставлял записку ей:

«Ближний Восток во мне нуждается».

Следовал ответ:

«Далеко не так, как я!»

И он писал:

«Жди меня возле аудитории после семинара».

Джейк охотно откликался на призывы Меган, но никогда не жертвовал своими занятиями. Его руки, губы, глаза, все его тело давали ей новые неизведанные ощущения. Искусные, чувствительные руки Джейка. Нежные губы. Испытующие, напряженные глаза. Всегда владеющий собой и непостижимый Джейк.

— О чем ты думаешь? — спросила однажды Меган, лежа в объятиях Джейка в их постоянном номере в «Колониальной гостинице».

Оставалось всего два дня до каникул по случаю Дня благодарения. Они должны были на время расстаться.

Джейк нежно погладил ее по голове и улыбнулся:

— О том, что ты прекрасна.

Он лгал, но был искренен. Не об этом он думал сейчас, но сказал правду.

Когда Меган задала свой вопрос, мысли увели Джейка, как это нередко бывало, в иное время и к другой женщине. В дни иных радостей и огромной боли.