Владислав.
Между Натальей и Алёной невооружённым глазом проглядывалась некая связь. Едва уловимая, но всё-таки ощутимая. Или же мне всё это причудилось из-за того, что я знал об их кровном родстве?
Нет.
Наталья смотрела на мою племянницу словно на самое драгоценное, самое желанное и в то же время недосягаемое для неё сокровище. В первую нашу встречу втроём, подобных взглядов с её стороны не было. Но в этот раз Наталья не знала, что за ней наблюдают. И в момент, когда я вышел на крыльцо, лицо Райнес моментально превратилось в холодную сдержанную маску.
Её поведение сбивало с толку и раздражало. Оно не поддавалось логике и шло в разрез с моим представлением о тех людях, которые по тем или иным причинам бросали своих детей. Ситуации бывают разные, я понимаю это. Но в одном я уверен на сто процентов – если мать, отказавшаяся своего ребёнка, раскаивалась и пыталась заслужить прощение, она выставляла бы свои эмоции напоказ, пыталась бы давить на жалость и оправдываться со слезами на глазах. Но не Наталья Райнес. Все её действия – были абсолютно противоположны. Она прятала свои эмоции за холодной маской безразличия, принимала все условия, что я перед ней ставил, и не пыталась оправдаться. Не пыталась даже объяснить, по какой причине так поступила.
Почему?
Когда Райнес ушла, оставив меня один на один с тысячей вопросов, звенящих в моей голове, я заставил себя оторвать взгляд от калитки и посмотрел на Алёну. Она неосознанно улыбалась, глядя в след этой женщине. Это было непривычно видеть. После смерти Нади, племянница улыбалась крайне редко, а чтобы вот по-настоящему искренне, наверное, впервые.
– Ты закончила с цветами? – я вырвал её из задумчивости своим вопросом.
– А? Нет, ещё нет, – смутилась Алёна и поспешила назад к клумбе.
– Алён, подожди, – остановил её. – Давай немного поговорим.
Племянница послушно зашла со мной в дом. В зале никого не было, но всё же я хотел задать ей несколько вопросов с глазу на глаз, поэтому сразу же направился в кабинет. Бросил на стол папку с документами и показал Алёне на диван.
– Присядь.
– Я… я сделала что-то не так? – неуверенно спросила она, устроившись на самом краешке.
– Нет, Алёна. Всё нормально. Я просто хочу спросить тебя кое о чём, – вздохнул, не зная как задать волнующий меня вопрос.
– Хорошо, – негромко откликнулась она, сжимая руками колени.
Алёна жила в моём доме уже неделю, но всё ещё чувствовала себя тут не очень комфортно. Я понимал, что нужно больше времени, но её потерянный и смущенный вид раз за разом выбивал меня из колеи.
– Если эта тема будет тебе неприятна, и ты не захочешь говорить со мной об этом – я пойму, – предупредил я, глядя как большие карие глаза племянницы округляются и настороженно застывают, не мигая.
– Хорошо, – вновь повторила Алёна, ещё тише.
– Ты… – запнулся, пытаясь подобрать слова, но в моей голове всё сводилось к одному вопросу: – Ты помнишь что-нибудь о своей родной матери?
Алёна побледнела, и некоторое время не произносила ни одного слова. Я успел пожалеть, что вообще задал этот вопрос.
– Я… мало что о ней помню, – уклончиво ответила она, опустив взгляд. – Почему ты спрашиваешь?
Потому что твоя родная мать совсем рядом, и я до сих пор не знаю, правильно ли поступил, подпустив её к тебе…
– Я хочу иметь небольшое представление, как ты жила до того момента, как Надя стала твоей мамой. Но, как я уже предупредил, ты можешь ничего мне не рассказывать. Просто уйти к себе, и я обещаю больше никогда не затрагивать эту тему.
Алёна долго рассматривала свои руки, перебирая пальцы. Её лицо стало не по возрасту серьёзным и хмурым.
– Некоторое время я считала, что эта женщина умерла, – тихо промолвила она. – Потому что тетя, у которой она бросила меня, сказала, что моя мама теперь живёт на небе с ангелами. А чуть позже за мной пришли две женщины, и объяснили, что теперь я буду жить в другом месте. Там, куда меня привели, одна из сотрудниц назвала меня отказной. Я решила, что меня обозвали, потому что не понимала смысл этого слова. И только потом, другие дети, которые были постарше, объяснили мне его значение. Для меня это стало настоящим потрясением, я не могла поверить. Ведь тогда я считала, что мама меня любила. Она… обещала вернуться. И я ждала. Долго. Никого не слушала и верила, что она придёт. Когда меня познакомили с новой мамой-Надей, я ещё помнила лицо настоящей матери. Тогда я сильно расстроилась и сказала ей: «Ты не моя мама». На что она мне ответила, что мамы бывают разные: те, кто родил своих деток, и те, кто забирает уже рождённых, поселяя их в своём сердце. Я объяснила ей, что жду маму, которая меня родила. Но мама-Надя попросила разрешить ей приходить ко мне в гости. И она приходила. Практически каждый день, сначала просто играла со мной, потом стала забирать на прогулки в парке. Я и не заметила, как стала ждать её прихода. Даже не знаю, сколько времени это длилось. Однажды мама-Надя не пришла ко мне два дня подряд. Я испугалась, что она больше никогда не придёт, и долго плакала. Никак не могла уснуть. И когда она появилась на следующее утро, я попросила её забрать меня с собой навсегда.
На какой-то короткий момент в кабинете повисла пауза. Алёна выдохнула и часто заморгала, обронив на острые колени две слезинки. Беззвучно и неожиданно. Я далеко не самый сентиментальный человек, но при виде этого, у меня сжалось сердце.
– Я не знаю, когда именно я забыла лицо той женщины, что меня родила. Но помню, когда обнаружила это. Я училась в первом классе. На уроке рисования нас попросили изобразить портрет своей мамы. Именно тогда я попыталась воссоздать её образ в памяти и… ничего. Я видела лишь красивое лицо мамы-Нади, её добрую улыбку и ласковый взгляд. В тот момент я окончательно осознала, кто именно является моей настоящей матерью. А та женщина… для меня умерла. Мне нечего вспомнить о ней. Совсем. Я даже не уверена, что не выдумала те чувства любви и заботы, что ощущала от неё в то время, когда мы были вместе. Ведь если любишь кого-то, то никогда не бросишь его. Правда? – Алёна подняла на меня полные слёз глаза. – Единственное, что я помню из своего прошлого, это музыкальные занятия. Вернее одно из них. Я помню, как та мама, пришла в кабинет, где я занималась и попросила меня выйти. Она сильно переживала, у неё дрожали руки. Тогда я подумала, что сделала что-то не так и испугалась. Ушла, как она велела. А, когда мы поехали домой, та мама заплакала. Сильно, громко, страшно. Я никогда раньше не видела её такой и тоже плакала. Решила, что это моя вина. И, возможно, так и было, потому что вскоре эта женщина меня бросила.
Племянница снова сморгнула слёзы и стихла. Теперь мне понятно, почему в сознании девочки сформировался ярко-выраженный пунктик «я сделала что-то не так».
– Алёна, – я сел к ней ближе, обнимая за плечи. – Люди живые и они, как правило, несовершенны. Любой может совершить ошибку и сделать что-то не так. Но я уверен, в том, что та женщина так поступила, нет твоей вины.
– Ты говоришь совсем как мама, – улыбнулась Алёна сквозь слёзы.
– Потому что это правда, – улыбнулся в ответ. – Извини, что я поднял неприятную для тебя тему. Обещаю, больше мы к ней не вернёмся.
– Я пойду. – Алёна встала с места. – Нужно заниматься. Спасибо, дядя Влад.
– За что? – вскинул брови.
Алёна смущённо пожала плечами.
– Ну… Благодаря тебе у меня всё ещё есть семья.
На следующий день я приехал в офис раньше обычного. Валентины ещё не было на месте. Зашёл в небольшую комнату отдыха для персонала, включил кофемашину и настроил аппарат на двойной эспрессо. Едва я успел взять чашку с горячим напитком, как в приёмной отворилась дверь.
– Показывай скорее, – прозвучал торопливый шёпот.
Я замер, прислушиваясь.
– У меня на столе папка, – послышался ответ, и я узнал голос Валентины. – Я видела эскизы вечером, когда вернулась. Думаю у тебя нет шансов. Влад выберет её модели.
– Да ну, – протянула первая, уже громче – это была Дарья.
Зашелестели бумаги.
Я беззвучно подошёл к приоткрытой двери, и увидел сквозь небольшую щель силуэт Дарьи, склонившейся над столом. Перед ней раскрытая папка с эскизами.
– Вот ведь коза… – раздражённо высказалась Ромаданова. – И чего она этим добивается? Хочет на место главного дизайнера? Везде суёт свой нос и прыгает перед Владом на задних лапках! Ты знаешь, что она вчера к нему домой рванула, якобы документы какие-то передать?
– Серьёзно? Может она того… соблазнить его хочет?
– Вот не удивлюсь! Небось всю свою хвалёную карьеру через постель сделала. Вчера с Алексеем в коридоре ворковала, представляешь?
– С Прониным?! – ахнула Валентина.
– Разумеется!
– Ладно, давай сюда! – Валя тянется за папкой. – Влад скоро придёт. Положу ему на стол, чтобы ознакомился.
– Да погоди ты!
Дарья без каких-либо колебаний забрала листы, заменив их другими, из своей папки.
– Ты что делаешь?!
– Учу эту зазнайку не лезть в работу других! – ответила та, гордо вскинув подбородок.
– Ты с ума сошла? А если она шум поднимет?!
– Не поднимет, не кипишуй. Доказать она всё равно ничего не сможет.
Валентина недовольно цокнула, но бороться за справедливость не торопилась. Забрала папку и пошла в мой кабинет, в то время как Дарья, довольно улыбнувшись, устремилась на выход.
Сказать, что я был в шоке, ничего не сказать. Я конечно знал, что Райнес тут недолюбливают, но чтобы до такой степени – и предположить не мог. Поставил чашку на стол и шагнул в приёмную.
Валентина вышла меньше чем через минуту, испуганно подпрыгнув на месте.
– Владислав Валерьевич, вы уже тут! Здравствуйте!
Прищурился. Дойдёт ли до секретаря, что я стал свидетелем возмутительного поступка, который она мало того, что допустила, так ещё и посодействовала?
– Кофе будете? – пискнула Валентина, хлопая ресницами.
– Спасибо, я только что налил.
Её глаза стали похожи на маленькие блюдца, наполненные испугом. Вот теперь точно дошло.
– Пройдём в мой кабинет. – Я открыл дверь и некоторое время ждал, когда Валентина придёт в себя.
– Владислав Валерьевич, вы всё не так поняли… – залепетала она, но послушно шагнула внутрь кабинета.
– Сейчас мы это и проверим, не переживай, – перебил я. – Что тут для меня?
Открыл папку, лежавшую посередине моего стола. Перед глазами предстал набросок комбинезона. Множество кнопок-застёжек заменил стандартный вариант – замок-молния и клапан на липучках. По сути – это прошлогодняя модель с небольшими изменениями в деталях. На главную новинку весенней коллекции, что по традиции должна быть исключительной, не тянет.
– Эскизы… – выдавила в ответ Валентина.
– Это я вижу. От кого они? – Взглянул на неё исподлобья.
– От Дарьи, – выдохнула помощница.
– Вот как. А от Райнес значит ничего не было?
Валентина понуро опустила голову и неопределённо пожала плечами, тем самым подписав себе приговор.
– Я не услышал ответа.
– Наверное не было. Я… вчера попала в аварию, и некоторое время отсутствовала на рабочем месте, поэтому не могу сказать точно. Если позволите, я отлучусь на минуту и уточню.
Позволил бы, не будь я уверен, что она побежит звонить не Наталье, а Дарье. Поэтому лишь отмахнулся.
– Собери срочное собрание, Валентина, – я даже не пытался скрыть раздражение в голосе. – Хочу видеть всех модельеров и дизайнеров через десять минут. И да, самое главное – звонить будешь при мне.
– Хорошо, – с готовностью отозвалась Валентина и поспешила за своим справочником.
Меньше чем за пять минут она обзвонила всех нужных мне сотрудников, и с чувством выполненного долга уточнила:
– Теперь я могу идти?
Нет уж. Я не собирался давать возможность своему почти бывшему секретарю остаться наедине. Не зря говорят: доверие сложно завоевать, легко потерять и невозможно восстановить.
– Нет. Пока все не соберутся, тебе лучше остаться здесь.