Ты водишь!

Глава первая

Пять месяцев спустя

Мэдди

— Ты мое солнце. Мое единственное солнышко…

Я собираюсь убить его, черт возьми.

Накрыв голову подушкой, я переворачиваюсь на бок, чтобы не обращать на него внимания.

Что он по какой-то причине воспринял как приглашение сблизиться еще больше.

— Ты делаешь меня счастливым, когда Рóман злится. Другие никогда не узнают, дорогая какая сладкая у тебя киска! Пожалуйста, не забирай нашу киску.

Раздраженно отодвигая подушку, я поворачиваюсь и свирепо смотрю на него.

— Что ж, доброе утро, солнышко. Как у тебя дела в это сказочное утро вторника?

Я пытаюсь изо всех сил злиться, но никак не могу оставаться сердитой, особенно на него.

— Зачем ты меня будишь? — я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на часы. — В гребаных пять утра?

— Я скучал по тебе. К тому же, ты знаешь, какой сегодня день?

С Эйсом это в буквальном смысле может оказаться Национальный день тако, поэтому я отвечаю ему, как и каждый раз, когда он задает мне этот вопрос.

— Нет, а должна ли я?

Он бросает на меня притворно обиженный взгляд, прижимает руку к груди и падает обратно на кровать. Мое внимание переключается на Романа, который появляется в дверном проеме ванной, одетый только в полотенце.

— Все нормально, я тоже не знал, — говорит он, обращаясь к Эйсу. Его голос становится более строгим. — Думал, я сказал тебе оставить ее в покое? Позволь ей хотя бы раз поспать.

Эйс садится, на его лице появляется озорная улыбка.

— Но в чем тогда будет веселье?

Наблюдая, как Рóман одевается, я слышу его грубый голос, от которого жар проникает прямо в сердце.

— Когда я говорю тебе что-то сделать, я ожидаю, что ты послушаешься.

Последние слова он произносит, когда стягивает рубашку через голову.

Какая жалость.

— Да, папочка, — говорит Эйс, и мое внимание снова переключается на него.

Качая головой, Рóман поднимает мой лосьон с комода и бросает его в Эйса, который успевает увернуться, смеясь.

Рóман, выходя из комнаты, напоминает, что пора спускаться на завтрак.

Пользуясь моментом, Эйс обнимает меня, притягивая к себе, пока его слова щекочут мне ухо.

— Я видел, как ты его разглядывала. Чувствую себя немного обделённым, солнышко. Теперь моя очередь. Время полюбоваться на папочку Эйса.

С этими словами его хватка на мне ослабла, и он встает, одним быстрым движением стаскивая с себя рубашку.

С улыбкой качая головой, я не могу не разрешить, развлекать меня всем этим маленьким представлением, которое он разыгрывает.

— Во-первых, никогда больше не называй себя так. Во-вторых, ты знаешь, что в один прекрасный день он серьезно причинит тебе боль.

И, как типичный Эйс, он использует свой избирательный слух, полностью игнорируя то, что я сказала.

— Ой. Ты беспокоишься о папе Эйсе?

Беру подушку, которой накрывала голову минуту назад, и кидаю её в него.

Только он поступает точно так же, как и с лосьоном: уклоняется от него. Не весело.

— Я серьезно. В один прекрасный день твой острый язык доставит тебе неприятности.

Он собирается начать говорить, но его слова обрываются на полуслове, когда я посылаю ему неприязненный взгляд.

— Ты думаешь, у меня острый яз…

— Боже, вы, ребята, слишком серьезны. Иногда я удивляюсь, почему я влюбилась в вас обоих. Хотя, надо сказать, Рóман втайне обожает меня. Он бы не тронул моё драгоценное лицо.

И по сигналу в комнату входит Рóман, прислоняясь всем телом к дверному косяку и скрестив руки на груди.

— Я бы так не сказал. Тебе просто повезло, что у меня много терпения. Но, тем не менее, пошли, вы двое. Завтрак остывает, а ты не хочешь, чтобы Тейт расстроилась. — Он снова поворачивается, оставляя нас одних.

Эйс подходит ко мне, целует в щеку. Отстраняясь, он снова натягивает рубашку, пока говорит.

— С годовщиной, детка.

Поворачиваясь, он направляется к Рóману.

Чёрт, так вот что за день сегодня.

Мне нужно всё исправить.