Ты. Я. Кровать. Сейчас же

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Зоуи

Примерно месяц спустя…

— Зои, это интервью с Акеа, — говорит Чак, недоверчиво качая головой. — Удивительно.

Я ухмыляюсь. Я стою в очереди с другими репортерами, чтобы попасть в раздевалку после игры для интервью, и это напоминает мне о моем первом дне. Чак не мог перестать закатывать глаза и смеяться надо мной, и теперь он выглядит изумленным.

— Это было так вдохновляюще, — продолжает он. — Мне нравится его менталитет воина.

Интервью, которое я превратила в длинную статью, было опубликовано на первой странице New Zealand Herald. Это был такой хит, что его подхватили и другие газеты по всему миру.

Мои боссы в Бостоне были в восторге и даже попросили меня вернуться с повышением. Мне пришлось притвориться, что телефон отключился, потому что я не могла перестать смеяться. Как будто я когда-нибудь покину это место.

За последний месяц Акеа сделал меня счастливее, чем я была когда-либо прежде. Я никогда не покину его.

— Тебе следует превратить это в книгу, — говорит Чак, с энтузиазмом кивая. — Это наверняка стало бы бестселлером.

— Хммм. — Я наклоняю голову, думая об этом. Из этого получилась бы отличная книга, и я бы хотела поработать над ней с Акеа. Я улыбаюсь, когда представляю, сколько времени это займет. Он бы хватался за мою одежду и наклонял меня по-разному после каждого предложения. Это могло бы быть весело. Это могло бы быть очень весело.

— Я впечатлен, — продолжает Чак. — Я не думал, что в тебе было это, когда ты только приехала, но ты настоящий журналист.

— Спасибо, — говорю я, чувствуя, как краснеют мои щеки.

Если эта статья произведет на него впечатление, то то, что выйдет, сведет его с ума. Статья об Акеа — ничто по сравнению с тем, что выйдет дальше. Я написала длинную статью о комиссаре, раскрывающую десятилетия его коррупции и злоупотреблений властью. Это, наконец, приведет к его падению.

Запись нашей встречи — всего лишь вишенка на вершине огромной кучи изобличающих улик.

Его пожизненная одержимость погубить Акеа и репутацию его семьи вскоре будет погребена под горой скандалов. Вражда закончится, и Акеа станет победителем.

Из-за меня.

Никто не смеет связываться с моим мужчиной.

Похоже, я отношусь к нему так же собственнически, как и он ко мне. Именно так, как нам обоим нравится.

— Не могла бы ты взглянуть на мою статью, чтобы посмотреть, сможешь ли ты дать мне какие-нибудь указания? — Спрашивает Чак, вытаскивая какие-то бумаги из своей сумки.

— Конечно, — говорю я, принимая их. — Я была бы рада. — Не могу поверить, что парень, на которого я равнялась вначале, теперь просит у меня чаевых.

— Все в порядке, ребята, — говорит охранник, направляясь к двери. — Вы, ребята, знаете порядок действий.

Бабочки начинают порхать у меня в животе, но на этот раз это не от нервов, а от волнения. Я всегда испытываю трепет, когда вижу своего мужчину после игры. Я только что провела последний час и двадцать минут, наблюдая, как мой мощный мужчина укладывает любого мужчину, который пытается к нему прикоснуться. Это всегда меня заводит.

Я следую за толпой репортеров в раздевалку, но на этот раз они не разбегаются к игрокам, а все собрались у двери, выглядя смущенными.

— Шевелись! — Кричит Чак, проталкиваясь внутрь. Я хватаю его сзади за рубашку и вхожу следом за ним.

— Что?..

У меня отвисает челюсть, как и у всех остальных. Вся команда одета в смокинги и стоит в шеренге. Ну, все, кроме Акеа…

Тамати, лучший друг Акеа в команде, выпрямляется во весь рост.

— Kah Mo! — кричит он своим глубоким раскатистым голосом.

Репортеры замирают, когда вся команда отвечает: — Hiii! — и приседают, прижимая руки к ребрам.

Они все смотрят на нас со свирепым выражением лица, их тела воинов напряжены и готовы к битве.

— Ringa Pakia! — Тамати кричит, и все вокруг оживает от топота, хлопанья по бедрам и глубокого хрюканья. Они готовят для нас Хака, и у меня от этого мурашки по всему телу.

Это церемониальный танец самоанцев, и у меня всегда наворачиваются слезы, когда я смотрю на него.

— Rite ko te rite… Hiii!

Они все притопывают ногами и хлопают себя по бедрам в такт, а мы стоим как вкопанные.

— Ka rite… Ha!

Они начинают высовывать языки и надувать лица, когда бьют по твердым мышцам в такт громоподобному ритму. Глаза расширяются. Тела согнулись.

— Ko Zoey Māori e ngunguru nei! — Кричит Тамати.

— Au au aue ha! — Они отвечают как один.

Раздевалка взрывается Хака, и слезы начинают щипать мои глаза. Они все смотрят на меня.

Это перерастает в мощное крещендо, когда все они чтят нас своим прекрасным традиционным танцем.

Внезапно все заканчивается, и толпа мускулистых мужчин расступается, пропуская Акеа, опустившегося на одно колено. На нем смокинг, и в руках он держит открытую крошечную голубую коробочку с бриллиантовым кольцом внутри.

Его глаза прикованы ко мне.

У меня подкашиваются ноги, но каким-то образом мне удается подойти к нему.

Я прикрываю рот дрожащими руками, а из моих глаз текут слезы.

— Зоуи, — мягко говорит он, поднимая на меня взгляд. — Ты выйдешь за меня замуж?

Я опускаюсь перед ним на колени и целую его долго и крепко в губы, пока все ликуют.

— Да, — выдыхаю я, отстраняясь. — Миллион раз да!