Тыл — фронту

В Трептов-парке в Берлине стоит всемирно известный монумент Воина-освободителя со спасенным ребенком на руках, его победоносный меч опущен на фашистскую свастику. Этот монумент прославляет героический подвиг советского воина, с честью выполнившего свой-долг, свою благородную миссию.

Победоносный чудо-меч Воина-освободителя — кто его выковал, кто вложил его в могучую руку советского солдата?

Это сделали герои тыла — те, кто денно и нощно стоял у гудящих домен и мартеновских печей, кто сутками не выходил из цехов, вооружал, кормил и поил нашу армию, вдохновлял ее на ратные подвиги.

А позднее подвиг героев тыла Великой Отечественной войны 1941—1945 гг. был увековечен в мемориальном ансамбле — памятнике, установленном в Магнитогорске. Скульптурная композиция, в которой рабочий передает воину победоносный меч, выкованный из уральской стали, олицетворяет то неразрывное единство тыла и фронта, которое и обеспечило победу советского народа в Великой Отечественной войне.

В гитлеровском плане Барбаросса, плане нападения на СССР, было учтено расположение металлургических предприятий в нашей стране, в частности, то, что основные мощности, производящие качественный металл, находились в западных районах страны. Именно эти области в числе первых подверглись нападению фашистов ранним утром 22 июня 1941 года. Расчет гитлеровцев был таков: внезапным нападением лишить страну основных баз производства военного металла, оставить советские Вооруженные Силы без брони, без снарядного металла.

В первые месяцы войны многим на Западе казалось, что они близки к цели. Но не учли гитлеровские стратеги того, что советский народ умеет совершать чудо. Умеет собраться в единый кулак и сделать «невозможное возможным».

Буквально в считанные дни металлургические предприятия области сумели перейти с производства «мирного» металла на выпуск легированных марок стали. Ровно через месяц после начала войны прославленные металлурги сталевар Д. П. Жуков и мастер Е. С. Сазонов выпустили первую плавку броневой стали на реконструированной третьей мартеновской печи Магнитогорского комбината, а в октябре магнитогорцы стали варить сложнейшую высококачественную сталь в огромных 370-тонных мартеновских печах. Это было сенсацией для всех металлургов мира. Ни наука, ни практика металлургической промышленности того времени не знали такого. Считалось, что сталь таких марок можно получить только в небольших печах, применяя при этом весьма сложный, так называемый дуплекс-процесс. Это было первое, но не последнее «чудо» военных лет.

Одновременно с освоением выплавки броневой стали на комбинате готовились к организации производства броневого листа. По указанию Государственного Комитета Обороны с Мариупольского завода им. Ильича в Магнитогорск эвакуировался самый мощный толстолистовой броневой прокатный стан. Обсуждались различные проекты: где разместить, как ускорить его монтаж. В рабочем коллективе родилась смелая и дерзновенная идея — катать броневой лист прямо на блюминге. Блюминг — мощный прокатный агрегат, единственным назначением которого считалось обжатие стальных слитков, превращение их в блюмсы, в заготовку квадратного сечения. 28 июля сорок первого на нем был прокатан броневой лист. Такое тоже было впервые в практике мировой металлургии. Но именно это сыграло огромную роль в снабжении Красной Армии боевой техникой.

Советский патриотизм, техническая зрелость кадров и большевистское упорство в достижении цели позволили магнитогорцам сделать то, что казалось недостижимым. Танкостроительные заводы получили магнитогорскую броню на полтора месяца раньше срока, установленного ГКО. День ото дня нарастало производство металла для фронта. Только ММК к концу 1941 года увеличил его выпуск в сравнении с 1940-м на 24,2 процента.

Не отставали и златоустовские металлурги. Их завод полностью переключили на производство качественного металла. За все предвоенные годы своего существования Златоустовский металлургический выпустил около 10 сортов стали. А в суровое военное время только за первый год войны освоили выплавку 163 новых марок стали, из них 67 в мартенах и 96 — в электропечах. Всего на заводе в годы войны выплавлялось около 300 легированных и углеродистых марок стали.

В конце 1941 года в область стало прибывать оборудование металлургических предприятий, эвакуированных из прифронтовой полосы. Его большая часть использовалась действующими металлургическими заводами, на основе другой — строились новые производственные мощности металлургии. Так, на строительную площадку Челябинского металлургического завода прибыло оборудование заводов «Электростали», Липецкого, Ворошиловградского и Сталинградского «Красный Октябрь». На территории Магнитогорского комбината разместилось оборудование 38 эвакуированных заводов.

Но с развитием военных действий потребность в металле возрастала. Теперь каждый оборонный завод в зависимости от рода выпускаемого оружия требовал соответствующие профили проката и строго определенное качество стали. Возникла необходимость принимать экстренные меры. В ноябре 1941 года было принято постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о развитии черной металлургии на Урале и в Сибири. В нем утверждался план строительства и ввода в строй новых мощностей доменного и сталелитейного производства. Строительство металлургических заводов по важности и значимости приравнивалось к объектам оборонного значения. Объектами особой значимости считались Челябинский и Чебаркульский металлургические заводы, доменная печь № 5, коксовая батарея и две мартеновские печи на ММК, Челябинский трубопрокатный завод, доменная печь на Саткинском металлургическом и многие другие объекты.

Строить их приходилось в трудных условиях. Стояла суровая зима, не хватало строительных материалов, людских ресурсов. Но объекты вводились в невиданно короткие сроки. За семь месяцев было завершено строительство крупнейшей для того времени пятой доменной печи на ММК. Первые цехи Челябинского металлургического были заложены в марте 1942 года — 19 апреля сорок третьего завод уже выдал первую сталь для фронта. За два с половиной месяца был сооружен металлургический завод в Чебаркуле. 20 октября 1942 года произвели первую продукцию челябинские трубопрокатчики.

На всех металлургических предприятиях области кипела напряженная работа по увеличению выпуска металла. Успешно работали для нужд войны коллективы Ашинского, Саткинского, Уфалейского металлургических заводов. Челябинский ферросплавный, ставший в годы войны почти единственным поставщиком ферросплавов, наращивал производственную мощность, в основном, за счет совершенствования технологии и реконструкции электропечей. Коллективы Саткинского завода «Магнезит», Карабашского медеплавильного, Кыштымского медеэлектролитного, Уфалейского никелевого, Челябинского цинкового заводов вносили свой достойный вклад в великую победу. С их помощью Челябинская область стала «металлической опорой фронта».

За годы войны металлурги области дали стране 11,5 млн тонн чугуна, 13,3 млн тонн стали, 9,5 млн тонн проката, что составило по стали 36,5, по прокату — 35,6, по чугуну — 35,5 процента от общесоюзного производства. Более чем одну треть!

Свыше 50 тысяч советских танков, выпущенных в годы войны, были одеты в магнитогорскую броню.

Да, поистине по праву величественный монумент «Тыл и фронт», сооруженный к 30-летию Великой Победы, был поставлен на нашей южноуральской земле, на берегу реки Урал в Магнитке.

С первых дней войны поставка угля для промышленности области из других районов страны резко сократилась. Временная потеря Донбасса и Подмосковного бассейна лишила страну основной топливной базы. Вся тяжесть снабжения электростанций и заводов топливом легла на плечи шахтеров Челябинского бассейна. На всех угольных шахтах были введены обязательные сверхурочные работы, отменены отпуска. Шахтеры стали работать по две смены в сутки. Горный надзор перешел на казарменное положение. Инженерно-технические работники, служащие контор и трестов день или два в неделю работали непосредственно в забое. В шахты пришли выпускники ремесленных училищ и школ ФЗО, женщины-домохозяйки. Военная обстановка требовала резкого увеличения угледобычи.

В декабре 1941 года СНК СССР принял постановление о развитии добычи угля в восточных районах страны. Во всех угольных бассейнах предлагалось повысить среднесуточную добычу на 22 процента в первом квартале 1942 года и еще на 25 процентов — во втором. Но положение было критическим. В феврале 1942 года добыча угля в стране составила 32 процента к июню 1941-го. Не лучше обстояло дело и в Челябинском угольном бассейне. Здесь создали пять угольных трестов и два треста шахтного строительства.

Южноуральские шахтеры, мобилизуя все свои силы и возможности, к концу 1942 года заметно увеличили добычу угля. Было построено 11 новых шахт. Уже в первые четыре месяца 1943 года добыча угля на предприятиях комбината «Челябуголь» по сравнению с тем же периодом 1942-го возросла более чем в полтора раза, а по тресту «Коркинуголь» — почти в два раза. Угледобыча на Южном Урале продолжала расти и в последующие годы. Всего за время войны в результате героического труда шахтеров и шахтостроителей в области было построено 28 шахт, четыре разреза, общей мощностью около 5 млн тонн угля в год. Комбинат «Челябуголь» увеличил добычу угля более чем вдвое, в том числе трест «Коркинуголь» — почти в четыре раза за счет развития открытых горных работ. Значительно возросла среднесуточная добыча угля по комбинату в целом. Доля Челябинского бассейна в общеуральской добыче «черного золота» составила 45 процентов.

Шахтеры области успешно справились с трудной задачей военного времени. Они бесперебойно и в нужном количестве обеспечивали промышленность, транспорт, электростанции топливом. Как писала «Правда», «уголь — основа всех отраслей производства. Без угля нет электроэнергии, нет металла. Без угля не может работать химическая промышленность. Уголь нужен транспорту всей нашей военной индустрии».

Сразу же, как началась война, в области резко обозначился дефицит электроэнергии. Еще в мирное время добыча и производство ее отставало от нужд и потребностей народного хозяйства. Когда же в экономику области влилось дополнительно более 200 эвакуированных предприятий, возрос объем производства военной продукции, вопрос об энергетических ресурсах стал одним из главных. Уже в июле 1941 года было принято постановление обкома ВКП(б) и облисполкома об экономии и режиме потребления электроэнергии. В нем говорилось, что необходимо принять все меры к экономному расходованию электроэнергии. Постановление требовало свести до минимума расход ее на нужды коммунальных предприятий, учреждений и населения. Хлебозаводы, котельные бань, больниц, жилых домов — все строго ограничивались в потреблении. И все же положение оставалось трудным. В конце 1942 года потребность промышленности в электроэнергии возросла на 58 процентов по сравнению с 1941-м. В апреле сорок второго в докладе на областном партийном активе отмечалось, что электроснабжение промышленности отстает от нарастающих потребностей, что надо «экономить во всем, установить контроль за каждой лампочкой, за каждым электроаппаратом». На всех электростанциях вводился удлиненный рабочий день, часто — так называемое «казарменное положение», когда рабочие по нескольку дней не покидали производство. Но это не решило проблемы.

В ноябре 1941 года началось ускоренное строительство Челябинской ТЭЦ. Эта стройка приравнивалась к военным объектам. В январе 1942 года вошел в строй действующих первый агрегат мощностью в 25 тыс. киловатт, затем — следующий агрегат такой же мощностью. Однако и это не решило проблемы до конца. Тогда в августе 1942 года ГКО принял специальное постановление — форсировать строительство Челябинской ТЭЦ. На стройку было направлено дополнительно 5,5 тыс. рабочих, передано 400 лошадей, 100 новых грузовых автомобилей, 40 тыс. кубометров лесоматериалов.

С одной из электростанций московской электросистемы был снят и установлен на Челябинской ТЭЦ единственный в стране турбогенератор мощностью в 100 тыс. киловатт. Станция возводилась как оборонный рубеж. И по мере ввода в действие ее агрегатов улучшалось обеспечение электроэнергией предприятий области. Самоотверженный труд энергетиков увенчался успехом. Уже в 1945 году выработка электроэнергии в области выросла в сравнении с 1940-м в 2,5 раза.

Большинство грузов на запад проходило по нашей Южно-Уральской железной дороге. Поэтому на ней сразу же возник «караванный способ движения поездов». Со станции поезда отправлялись друг за другом, на расстоянии видимости сигналов и хвоста ушедшего состава — 200—250 метров. Это позволяло на отрезке 100—200 километров размещать 70—80 поездов. Трудно представить, какая требовалась четкая организация, чтобы составы шли без аварий и точно в срок прибывали к пункту назначения. При таком уплотненном графике поезда проходили до 800 километров в сутки. Но вскоре навстречу воинским эшелонам пошли поезда с эвакуированным оборудованием и людьми. Положение значительно осложнилось. На дороге сложилась фактически кризисная ситуация. Дело в том, что Южно-Уральская дорога вступила в войну в трудном положении. На ней не были завершены многие работы по реконструкции и строительству новых железнодорожных путей. Недостаточной была пропускная способность выходов с Южного Урала в центр, на Северный Урал, в Сибирь и особенно в Среднюю Азию и Поволжье. Многие железнодорожные станции, локомотивные депо не соответствовали бурно возросшему объему перевозок.

Положение на дороге осложнялось с первых дней войны еще и потому, что более 10 тыс. квалифицированных железнодорожников было призвано в армию. Зимой 1941—1942 годов только в трех депо — Златоуста, Челябинска, Кургана — не хватало 198 машинистов, 173 помощника машиниста и 310 кочегаров. Их место заняли преимущественно женщины. До войны на Южно-Уральской магистрали работало 6766 женщин, а в начале сорок второго — 13990, из них — 5960 — на ведущих профессиях.

В те годы успешно владели профессиями паровоза И. И. Терехина, Р. И. Лепешкова и многие другие. Их локомотивы всегда были в отличном состоянии, работали без межпоездного ремонта, водили тяжеловесные поезда. В труднейших условиях под огнем противника в конце 1941 года из прифронтовой полосы железнодорожники вывезли около 1,5 млн вагонов, или 30 тыс. поездов с оборудованием, материалами и людьми. Многие из них проследовали по Южно-Уральской железной дороге. Грузы с Запада продвигались в большинстве случаев неорганизованно. По дороге некоторые составы попадали под бомбежку. Они рассортировывались, на станциях скоплялось большое количество вагонов. В октябре сорок первого только в районе Челябинска скопилось 6,6 тыс. вагонов с грузом и 21,7 тыс. вагонов были на подходе.

Трудились железнодорожники в труднейших условиях. Строгость и требовательность предельно высокие. Приходилось постоянно выискивать резервы пропускной способности дороги. Это в те годы по инициативе машинистов П. А. Агафонова из Челябинска, М. И. Куприянова из Златоуста, Захарова из Троицка были созданы фронтовые колонны паровозов. Они совершали скоростные рейсы, делая в сутки по 450—500 километров. На дороге организовали 22 паровозные колонны. Машинисты их провели более 9 тыс. тяжеловесных поездов, в которых дополнительно перевезли около 7 млн тонн грузов.

Но чтобы вывести дорогу из столь затруднительного положения, одной творческой инициативы было мало. Требовалось расширить подъездные пути, провести реконструкцию ряда локомотивных депо, капитальный и средний ремонт путевого хозяйства. В 1942 году ГКО принял постановление о ликвидации узких мест на Южно-Уральской железной дороге. В соответствии с ним скоростным методом был построен 40-километровый южный объезд Челябинского узла, сооружены новые грузовые станции Камышная, Металлургическая, Восьмой километр. В конце 1942 года закончилось строительство новой железнодорожной магистрали Карталы — Акмолинск, которая давала выход карагандинскому углю на Южный Урал.

С помощью промышленных предприятий — шефов дороги была расширена ремонтная база, это позволило железнодорожникам своими силами ремонтировать весь подвижной состав и оборудование. К концу сорок второго года удалось несколько ослабить обстановку на Южно-Уральской железной дороге. И уже в первом полугодии сорок третьего самая крупная дорога Урала — Южно-Уральская — значительно увеличила объем перевозок, завоевала первое место во Всесоюзном социалистическом соревновании и получила Красное знамя ВЦСПС и Наркомата путей сообщения.

Труд железнодорожников во время войны был поистине героическим. Не считаясь с огромными трудностями и лишениями, день и ночь, в холод и в жару несли они свою фронтовую вахту. Их труд трудно чем-то измерить и с чем-то сравнить. Было немало случаев, когда приходилось рисковать жизнью, чтобы не задерживать продвижение военных грузов.

И так было всюду, во всех отраслях народного хозяйства нашей страны. Наш край самоотверженно работал на оборону. Наш край по-солдатски приближал Победу.

Как верно и образно сказал о трудовом подвиге своих земляков поэт:

ОТСЮДА — НА ФРОНТ!

ВОЕННАЯ ПРОДУКЦИЯ НА ПОТОКЕ

ОНИ ЗАМЕНИЛИ УШЕДШИХ НА ФРОНТ

ОТПРАВЛЯЕТСЯ ПОСЫЛКА

СТАЛЬНАЯ ОПОРА ФРОНТА

Что значит перевести налаженное производство обычного «торгового» металла на выпуск качественного металла для танков, авиации и т. д.? Это значит, что надо коренным образом перестроить всю прежнюю технологию, приспособить мартены к выплавке таких сталей, которые в них никогда не варились; создать совершенно новую технологию разлива металла, ввести совсем иной режим проката; создать новые приспособления, внедрить новые методы производства.

П. И. КОРОБОВ,

заместитель наркома черной металлургии СССР[9]

Первая военная задача завода сводилась к следующему: в кратчайший срок смонтировать эвакуированный с юга броневой стан и начать катать броню. Весь технический персонал был мобилизован. Возник ряд проектов, где установить стан. Оказывалось, всюду стан будет мешать нормальному производству.

В моем кабинете разгорелся горячий спор, на каком варианте остановиться. В разгар дискуссии появляется озабоченный заместитель главного механика Николай Андреевич Рыженко. Он, один из наших старых кадровиков, знает каждый угол завода, каждый кран и стан. Рыженко всегда там, где больше всего нужен. Он находил самые неожиданные выходы из трудных положений.

— А ваше мнение каково, где мы поставим стан? — спрашиваю я его. Он будто собирается с духом и говорит:

— Где бы мы ни поставили его, он будет не на месте… А затем на монтаж стана уйдет слишком много времени, а его у нас нет. Вы слышали сводку?

Этого я от Рыженко не ожидал. Не думал я, что он впадет в панику, мне хотелось его оборвать, даже накричать на него. Но на какой-то миг я сдержал накипевшую во мне ярость, и хорошо сделал.

Рыженко продолжал излагать свои мысли:

— Я уверен, что мы можем гораздо скорее и в большем количестве получать броневой лист.

— Каким образом? — почти кричу я.

— Будем броневой лист катать на блюминге.

…Настал день, когда предстояло на практике мощным валкам блюминга проверить все теоретические расчеты. Решено было первые испытания провести не с броневой, а с более мягкой сталью…

Наступил час испытаний. У перил поста управления блюмингом собрались почти все, кто так или иначе причастен к этому делу. Рыженко в последний раз проверяет механизмы. Команда отдана. Кран поднял раскаленную болванку и перенес ее на рольганг. Старший оператор блюминга Василий Спиридонов взялся за рукоятки контроллеров. Вот уже болванку захватили валки. Слиток идет вперед-назад, вниз в зал, где установлены моторы. Через несколько минут докладывает: «Авария — мотор…»

Двадцать восемь часов ремонтировали мотор. За это время многое передумано. Поломка мотора — плохое предзнаменование. Не отступить ли? Рискуем ведь блюмингом! Но нет! Как только мотор был отремонтирован и вся электрическая часть проверена, мы снова собрались на мостике.

На этот раз решили провести эксперимент до конца. В нагревательные колодцы погружены два слитка мягкой стали и несколько слитков брони.

Слитки легкой стали прошли отлично, приспособление Рыженко работало безотказно. На стеллаже лежал первый в мире стальной лист, прокатанный на блюминге. Вновь команда. Теперь слиток броневой стали идет к валкам. Оператор работает тонко, осторожно. Первый пропуск через валки, миллиметр обжатия. Второй, третий… Двадцатый, тридцатый, сороковой. Последние проходы, лист убран с блюминга.

Затем пошел второй слиток и третий. Блюминг выдержал. Мощности хватило.

Г. И. НОСОВ,

директор Магнитогорского металлургического комбината

20 декабря 1941 года

О восстановлении металлургических заводов, эвакуированных в Челябинскую область

На основании постановлений Государственного Комитета Обороны и приказов Наркомчермета на предприятия системы НКЧМ Челябинской области по состоянию на 20 декабря 1941 года направлено 54 эвакуированных предприятия, из них:

1. Полностью восстановлены и работают 6 предприятий

2. Частично пущены и находятся в стадии монтажа 7 »

3. Прибыли и используются в действующих предприятиях, восстановлению как самостоятельные предприятия не подлежат 17 »

4. Прибывающие предприятия, включенные для восстановления в строительную программу 1942 года на основании постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) о развитии черной металлургии на Урале и Сибири в 1942 году 11 »

5. Предприятия, не прибывшие на заводы 13 »

По Магнитогорскому металлургическому комбинату

На Магнитогорский металлургический комбинат в соответствии с решениями ГКО и приказами Наркомчермета направлено 38 эвакуированных предприятий Наркомчермета, из которых 34 размещаются на территории Магнитогорского металлургического комбината, а остальные четыре завода размещены в черте города как самостоятельные предприятия…

Хотя со времени строительства Магнитогорского броневого стана прошло уже более сорока лет, эта стройка стоит перед моими глазами, как будто все было вчера. Об уральской броне писали, но, на мой взгляд, в действительности, в настоящей жизни все было намного сложнее и человечнее, чем написано. Даже не в сложности дело. Правильно было бы сказать — оно в обстановке тех дней, в самом начале борьбы, в истинном характере наших советских людей, в их личной ответственности за судьбу советской Родины в тот грозный час.

В. Э. ДЫМШИЦ,

управляющий трестом «Магнитострой»[10]

25 июня 1941 года

Пусть наши мужья и братья спокойно идут на фронт, уверенно и беспощадно громят врага. На их место к машинам, станкам и агрегатам встанем мы, советские женщины, и будем работать так, как потребует от нас партия, правительство.

Я снова встаю на вахту к мартеновской печи. Пусть сталь, которую я буду варить, могучей лавиной обрушится на голову зарвавшихся фашистских разбойников. Я призываю всех женщин Магнитогорска идти на производство, заменить наших мужей и товарищей, идущих в ряды доблестной Красной Армии.

Вахта у мартеновской печи — это ответственный трудовой фронт. Как на линии огня, так и у мартеновской печи должна быть самоотверженность, высокая дисциплина, четкость работы. Мне дали поручение сварить ответственную качественную марку стали. Мне дали на это одиннадцать часов, но я сказал товарищам на сменно-встречном совещании, что плавку сварю на 30 минут раньше. Сваренный металл вышел отличного качества.

Г. И. БОБРОВ,

сталевар Магнитогорского металлургического комбината

23 октября 1943 года

Отмечая стахановский труд молодых металлургов в выполнении комбинатом заданий Государственного Комитета Обороны в честь 25-й годовщины Ленинского комсомола, лучшим молодым стахановцам и руководителям комсомольско-молодежных бригад, смен объявить благодарность с занесение в трудовую книжку и премировать:

отрезами на шерстяные костюмы — 16 чел,

отрезами на полушерстяные костюмы — 20 чел,

теплым костюмом (ватные брюки, фуфайка) — 35 чел,

брюками шерстяными — 14 чел,

валенками — 49 чел,

брюками полушерстяными — 19 чел,

платьем шелковым — 30 чел

Октябрь 1943 года

…Трудящиеся ордена Ленина Магнитогорского металлургического комбината вместе со всем народом нашей страны участвуют в разгроме ненавистного врага. Много сделали металлурги Магнитки — арсенала советского оружия — для победы над немецко-фашистскими захватчиками. В кратчайший период наш многотысячный коллектив сумел коренным образом изменить лицо завода, перестроить его на военный лад. В установленные правительством сроки наш комбинат, один из первых в стране, освоил выплавку легированных сталей для оборонной промышленности. Прокатчики Магнитки в годы войны, впервые в практике отечественной и мировой металлургии, научившиеся катать листы и слябы на блюминге, выпускают много сложных профилей, несвойственных нашим сортовым станам. Освоение фасонных профилей ускорило выпуск танков на танкостроительных заводах, упростило изготовление деталей для танков. Эвакуированные с юга и восстановленные на Магнитке два листовых стана выдали фронту на новом месте брони для более чем 10 тыс. тяжелых танков. Основные цехи комбината пополнили свои мощности за счет новых объектов.

Все эти достижения в области изменения технологии производства, высокая сознательность всего коллектива позволили нам выполнять и перевыполнять все государственные задания по количеству, качеству и сортаменту…

Лучшие люди нашего завода, не зная устали, трудятся для фронта, для Красной Армии. Передовые сталевары и мастера тт. Бобров, Сухинин, Зинуров, Гребенников, знатные доменщики тт. Беликов, Шатилин, Горностаев, отличники сортопрокатного цеха тт. Гуров, Кривошейцев, Тимошенко и многие, многие другие пользуются славой в коллективе…

Когда хотят коротко сказать о роли Магнитогорского металлургического комбината в победе над гитлеровской Германией, то просто фиксируют: каждый третий снаряд и броня каждого второго танка сделаны из магнитогорской стали. Вот и все. Так что командиры орудия, подавая команду «заряжай!», могли через два выстрела на третий отдавать приказ: «Магнитогорским — заряжай!», «Магнитогорским — огонь!..»

Н. С. ПАТОЛИЧЕВ,

секретарь Челябинского обкома партии

Алексей Толстой в августе сорок второго года писал в «Правде», что «весь наш тыл живет, равняясь по нравственной высоте Красной Армии: борется за металл, за уголь, за хлеб, за хлопок, за картошку, за производство оружия и военных машин с таким упорством, самопожертвованием, с отдачей всего себя, как это делает Красная Армия. Тыловой труд — будничный, незаметный, в нем не кровь льется, но пот, в нем не наносят жгучих или смертельных ран, но не меньше нужно величие души, чтобы день за днем, ночь за ночью, преодолевая усталость, отдавая все силы, вооружать и снабжать Красную Армию, верить в нее священной, всенародной верой, что победит и отомстит она покорителям Родины нашей».

В том, что сказал Алексей Толстой, что повторили тысячи авторов следом за ним, нет неправды. Тыл действительно помогал фронту всеми силами, делился последним, действительно жил предстоящей победой, приближал ее, действительно не жалел себя. И мы, послевоенные, искренне верили, что был только энтузиазм, что все до единого в тылу работали до изнеможения по доброй воле, по зову души, без всякого насилия. Правда, в узком кругу случайно узнавали, что все было не совсем так, как нам рассказывали приходившие в школу ветераны, что в книгах пишут правду, но неполную. Что о многих значительных фактах просто не принято писать и говорить.

Время перестройки оживило память тех, кто больше молчал. Мы вслух заговорили о том, что многие годы не могли прочитать в газетах. А потом одно издание за другим стали выдавать шоковую информацию о минувшем. Взглянув по-иному на известные события, мы вдруг стали отчетливо осознавать, что наряду с героическим в нашей истории немало трагического. Возникло много вопросов, ответы на которые не даны и по сей день. Почему в городе, окруженном лесами, солдатки замерзали от холода? Почему на дрова шли надворные постройки? Почему у рубленых изб спиливали на дрова углы? Почему в деревне пухли с голода дети и смертей было не меньше, чем на фронте?

Через много лет после войны моя мать накануне праздника Победы начала пересчитывать соседей — кто погиб на фронте, кто умер от голода, кого задавило на заводе. И количество погибших там и умерших здесь, на нашей улице, оказалось не в пользу тыла. Почему?

И, наконец, главный вопрос, который встал неожиданно именно в последние годы: почему мы в войне потеряли почти в три раза больше людей, чем воюющая с нами Германия?

Вопросы. Вопросы. Разом на них не ответить. Видимо, необходим коллективный разум, свидетельства очевидцев, особенно тех, кто многие годы молчал. Видимо, необходимо по-новому, с позиций нашего времени, осмыслить прошлое страны.

Каждую субботу в редакции челябинской областной газеты члены общественного совета проводят прием граждан. Пришлось вести его и мне. В одно из первых дежурств в совет пришел немолодой уже человек и рассказал о судьбе своего отца, который не был арестован — сам явился в военкомат по повестке, не был судим, но всю войну провел за колючей проволокой, а потом умер на поселении.

— А кем был ваш отец до войны?

— Работал учителем в школе, учил детишек математике и немецкому языку, пока его не мобилизовали в трудармию…

— В стройбат? — спросил я.

— Нет, в трудармию. Это не совсем одно и то же. Это стройбат, но за колючей проволокой. Трудармеец был приравнен к заключенному. Это почище любого стройбата. Вы знаете, миллионы людей были направлены в трудармию. В Челябинске трудармейцы вместе с военными строителями в годы войны построили металлургический комбинат, многие предприятия в Металлургическом районе, строили они и жилье. Много их там погибло…

Посетитель долго говорил. Он рассказал немало подробностей из собственной жизни: как голодал, пока учился воровать на базаре, как тайно ходил к лагерю, где жил его отец. Я записывал его воспоминания, а когда речь зашла о фамилии, он категорически отказался ее назвать, видимо, в нем не прошел тот страх, в котором жила его семья, его многие близкие в течение не одного десятилетия.

Заинтересоваться всерьез трудармией меня побудила встреча в, созданном в Челябинске обществе «Мемориал» с Карлом Людвиговичем Вехтером. Его предки, переехавшие в Россию из далекой Германии еще в позапрошлом веке, были истинными хлебопашцами. Выращивать хлеб готовился и он сам, но в начале тридцатых годов крепкое хозяйство деда, где батраками и не пахло, потому что все делалось руками детей и внуков, было признано кулацким. Всю семью из Запорожской области выселили на Урал, в сельскую местность. Здесь она снова обустроилась: почти на голом месте появился дом, сарай, купили корову. Но пожить не пришлось. Снова «раскулачили», и всю семью направили на кирпичный завод в Копейск. В 1938 году отца, дядю и его сына забрали вместе с еще несколькими рабочими завода и увезли в Челябинскую тюрьму, на этом их след оборвался до самой реабилитации, наступившей только после XX съезда партии посмертно.

Началась война. Карл Людвигович получил повестку, но в армию не взяли… Причина? Пятая графа анкеты — национальность. Взяли в трудармию. Перебрасывали со стройки на стройку.

Одеты строители были в красноармейскую форму Русские, украинцы, татары, немцы, эстонцы, армяне. Никого до поры до времени не выделяли — все на равных, работали на совесть. Но осенью сорок первого воинов-строителей немецкой национальности пригласили на собрание в армейский клуб. Проверили там документы, уточнили какие-то данные, спросили, нет ли у кого оружия — оружия не было. Вот тогда и появились возле клуба вооруженные солдаты. 700 или 800 участников собрания построили в колонну и под конвоем через весь Челябинск провели к строительной площадке будущего металлургического завода. Вели днем, через центр города, на виду у всего народа.

— Горожане, — вспоминает Карл Людвигович, — недоумевали: «Кого ведут?» Мы были в красноармейских формах, а нас сопровождали автоматчики как врагов народа? Почему? На каком основании из нас сделали врагов? Кому мы насолили? За что к нам такая ненависть?

Без малого полвека прошло с тех пор, а вразумительного ответа на свои вопросы Карл Вехнер и тысячи таких же, разделивших с ним судьбу трудармейца, не получили. Попытаемся хоть-как-то понять, что и почему произошло.

Шла суровая война. Мужик нужен был фронту. Но его труд не в меньшей степени требовался и в тылу. Где взять? Да еще как направить его туда, где труднее — на лесозаготовки, на рытье котлованов, на бетонные работы. На добровольцев тут надежды мало. Созданная же в 1934 году система Гулага (Государственное управление лагерями при НКВД СССР) показала высокую «эффективность» в борьбе с инакомыслием, стала источником мобильной и крайне дешевой рабочей силы. Заключенный не требовал вежливого обхождения, хорошего питания, здоровых условий быта, а если и требовал, то на него можно было не обращать внимания. Он не человек — он враг народа, его в короткое время можно было перебросить с одного конца страны в другой в телячьих вагонах. Только где в условиях войны взять этих самых «заключенных каналостроевцев»? Как наладить бесперебойную поставку кадров для системы Гулага — государства в государстве со своими еще более суровыми законами? Методы 1937 года уже не годились, на доносителей надежды было мало — требовался иной размах, иной подход к делу.

Попытаемся представить те принципы, по которым велся отбор в трудовую армию. По всей вероятности, на первых порах ее основу составили люди нерусской национальности. Это были в первую очередь немцы, проживающие в районах Поволжья, на Украине, Кубани и Кавказе. Их предки поселились здесь еще в XVII—XVIII веках, а связь с Германией практически утеряна, особенно для сельского населения. Но с началом войны власти опасались, как бы в тылу у Красной Армии не возникла пятая колонна. Конкретных фактов не было, во всяком случае до сих пор ничего не опубликовано, но эти факты можно сфабриковать — в НКВД опыт такой был накоплен в ходе подготовки «громких» процессов. На свет появился документ, который мог показаться современникам правдоподобным.

«По достоверным данным, — читаем в Указе Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 года, — полученным военными властями, среди немецкого населения, проживающего в районах Поволжья, имеются тысячи и десятки тысяч диверсантов и шпионов, которые по сигналу, данному из Германии, должны произвести взрывы в районах, населенных немцами Поволжья.

О наличии такого большого количества диверсантов и шпионов среди немцев Поволжья никто из немцев, проживающих в районах Поволжья, советским властям не сообщал, — следовательно, немецкое население скрывает в своей среде врагов советского народа и Советской власти.

В случае, если произойдут диверсионные акты и затеянные по указке из Германии немецкими диверсантами и шпионами в республике немцев Поволжья или в прилегающих районах и случится кровопролитие, Советское правительство по законам военного времени будет вынуждено принять карательные меры против всего немецкого населения Поволжья…»

Диверсий, как известно, не было, а карательная машина против немецкого населения Поволжья и других регионов заработала во всю мощь. Без суда и следствия мужчины, женщины стали резервом для пополнения трудовых армий, которые начали действовать на Урале, в Сибири, в Казахстане, на Крайнем Севере.

Кроме немцев, трудармии стали пополняться за счет выходцев из западных районов Украины, Молдавии и Прибалтики. После присоединения этих территории в 1940 году к Советскому Союзу инакомыслящих направили на перевоспитание в малонаселенные районы страны. В годы войны ими пополнились ряды трудармейцев.

И, наконец, в трудармии попала значительная часть русского населения. Кто они? Во-первых, инакомыслящие: за острое слово, за анекдот, за возмущение порядками, за протест против произвола местного начальника. Во-вторых, спецпереселенцы. Они были рождены коллективизацией конца 20-х — начала 30-х годов, то есть те, кого именовали кулаками, подкулачниками, середняками. Никто из них никогда не выступал против Советской власти, они просто хотели быть на своей земле хозяевами. Им, как и немцам, пришлось пережить не одно переселение. К примеру, выселенные с Дона, они закреплялись в какой-нибудь полуопустевшей деревне Урала, например Мишкино (ныне Курганской области) или Баландино Челябинской области, отстраивали дома, разводили хозяйство, чтобы потом по указанию сверху бросить все вновь нажитое и отправиться на «стройки коммунизма», какими стали Челябинский тракторный, Магнитогорский металлургический, железная дорога Абакан — Тайшет. Стоит полистать подшивки многотиражных газет, поглядеть фотографии, чтобы убедиться, что ударные бригады формировались из бритых наголо мужиков.

В годы войны эти «ударники» пополнили ряды трудовой армии. Как тут не вспомнить своего соседа дядю Митю Бахарева. Десятки лет он прожил на Урале, а от акцента, характерного для курской земли, не избавился. Дед его кулаком не был, но не ко двору пришелся в родной деревне, попал на выселки, а недоверие рикошетом ударило по внуку: в армию не, взяли как неблагонадежного, «доверили» работать на Севере за колючей проволокой.

Со временем трудовые армии пополнились еще одной категорией мнимых «врагов». Вышли бойцы из окружения — доверия им нет, значит, место им тоже в трудармии, если у этих бойцов не было контактов с оккупантами. Если такие контакты были, то путь их лежал в лагеря НКВД.

Все эти выводы сделаны после многочисленных бесед с бывшими трудармейцами, приходившими в «Мемориал». Я ни в коей мере не считаю их абсолютными. Вполне возможно, что система отбора была более тонкой и обстоятельной. Об этом станет известно, когда будут открыты архивы НКВД для журналистов, писателей и историков, когда заговорят те, кто непосредственно занимался формированием и подбором кадров трудармий. Может быть, тогда мы узнаем еще одну тайну, которая мне давно не дает покоя, но разгадать которую я пока не в состоянии. Бывшие трудармейцы не раз рассказывали, что были случаи, когда в охрану лагеря советских немцев ставили евреев, побывавших под оккупантами. Ни для кого не секрет, как относились фашисты к людям этой национальности. Можно представить, как, выйдя из ада оккупации, эти евреи могли относиться к людям, которые носят немецкую фамилию и говорят пусть на швабском диалекте, но немецкого языка? Как правило, в таких лагерях больше было произвола, суровее жизнь трудармейцев.

Известны и другие случаи, когда бригадиром в отряд евреев назначали, к примеру, латыша или крымского татарина. Разный уровень культуры, разная религия, разный язык — в тех условиях это не сближало, а разъединяло. Неужели таким образом воспитывался интернационализм? Не здесь ли следует искать истоки и нынешнего обострения межнациональных отношений?

А теперь, опираясь на письма и воспоминания очевидцев, попытаемся рассказать об условиях труда и быта трудармейцев.

Немало воспоминаний бывших трудармейцев и трудармеек было опубликовано на страницах «Вечернего Челябинска». Так случилось, что несколько материалов подряд рассказывали о судьбе советских немцев. Читатели сразу нас поправили: не только немцы были мобилизованы в трудовые армии.

«Из всех деревень области, — пишет в редакцию Степанида Дмитриевна Усольцева, — мужиков, не годных для фронта, взяли в трудармию. Жили они в таких же тяжелых условиях, как и советские немцы. Длинные землянки на 100 человек, в два этажа нары, всего две железные печки, которые топить было нечем. Постель… Есть силы в деревню за соломой сходить — набьют соломой мешки, нет сил — спали на голых досках. На нижних нарах люди примерзали к ним, на верхних тоже мерзли, но не так, зато задыхались от смрада, от вони. Умирали мужики каждый день, хоронили их в общей яме, без крестов и отличительных знаков.

Кормили баландой два-три раза в день и давали 700 граммов хлеба. Я сама с сорок второго года до конца войны ела 700 граммов хлеба и баланду, где капустинка капустинку догоняла. А как жили трудармейцы на ЧТЗ в землянках, сама видела, потому что ходила проведать земляка. Их тоже на работу водили под конвоем…

Да и кто жил во время войны здесь хорошо? Только спекулянты, и мародеры. Остальные так же на баланде».

Бывший трудармеец Андреас Иоганнович Гец вспоминает:

«На строительстве Челябинского металлургического завода было создано пятнадцать лагерей. В каждом содержалось около пяти тысяч человек только немецкой национальности. И общее число было не менее 50 тысяч человек. Они выполняли все строительные работы, киркой и ломом копали мерзлую землю, ломом и кувалдой добывали камни в карьерах, строили заводские корпуса, жилые дома: на морозе, под открытым небом устанавливали оборудование, бетонировали фундаменты. Чтобы не заморозить бетон под оборудование, приходилось многие сутки подряд днем и ночью прогревать его. Официально нас называли трудармейцами, а содержали за колючей проволокой в три ряда. По углам ограды стояли вышки с охранниками. На работу и с работы ходили колоннами под охраной. Нас предупреждали: «Шаг налево, шаг направо — стреляю без предупреждения». Правда, за все годы не было случая, чтобы кто-то пытался бежать. Но до сих пор обидно, что из нас сделали рабов. Прошли десятилетия, а вклад трудармейцев в победу над врагом никак не отмечен, над могилами тысяч погребенных нет ни обелиска, ни надгробной плиты. Справедливо ли это?»

Такой вопрос задают многие ныне здравствующие трудармейцы, члены семей погибших.

После выхода в Воениздате (М., 1988 г.) книги А. Н. Колесника «Рассказ о военных строителях» в редакцию обратился с письмом бывший трудармеец Владимир Петрович Киблер. Его возмущает, что до сих пор не дана объективная оценка трудовым армиям. «Врать надо тоже в меру», — восклицает он. Да, в книге правильно отмечено, что командовал стройкой генерал Комаровский. Да, верно сказано, что начальником политотдела был Воронков. Оба авторитетные руководители. Да, были на стройке военные строители, но в основном комбинат строился руками трудармейцев — мобилизованных русских немцев. Жили они в землянках с нарами в три ряда: по краям — в один ярус, в середине — в два. Жило в землянке по 200—250 человек, по краям стояли железные печурки. Зимой спали не раздеваясь, потому что было холодно. Несколько землянок составляли лагерь, окруженный колючей проволокой.

«Я прибыл сюда, — пишет В. П. Киблер, — 24 июня сорок второго года и был направлен на РМЗ (теперь это завод Ремстройдормаш). Директором завода был Шкаренков, подполковник, начальниками цехов и отделов — вольнонаемные. Все остальные — трудармейцы. Меня определили мастером в котельно-сварочный цех, где на стеллажах под открытым небом изготавливались все металлоконструкции. Было у меня в бригаде 30—35 человек из трудмобилизованных, некоторые из них не знали, что такое гаечный ключ, а приходилось делать из металла формы перекрытий цехов, стойки, каркасы — все для ЧМЗ. Кантовали, снимали узлы со стеллажей вручную, потому что кранов не было. Условия труда ужасные, станки для резки металла стояли прямо под открытым небом».

Понятно: шла война и в первую очередь нужно было заботиться о потребностях фронта, а потом уж думать об условиях труда и быта людей. Многие, поделившиеся воспоминаниями о работе на строительстве ЧТЗ, отмечали, что к концу войны и условия жизни, и условия труда на заводе улучшились, меньше стало жестокости, больше внимания уделялось тем, кто добросовестно трудился. Но все осуждают недоверие властей к целым народам, превращение тысяч ни в чем не повинных в рабов. Они и без охраны трудились бы на оборону, как делали тысячи рабочих на других предприятиях.

Сегодня многие задаются вопросом: как могло случиться, что в стране, строящей социалистическое общество, использовался рабский, подневольный труд? И ведь если воевавшие на фронте, и если вольнонаемные труженики тыла отмечены орденами и медалями, имеют определенные льготы, то бойцы трудовых армий, немало сделавших для победы над фашизмом, остались вне официальной памяти, по-прежнему остаются вне наград, вне льгот. Об этой категории тружеников тыла мы не встретим пока ни музейных экспонатов, ни мемориальных досок. Нет даже надгробий на братских могилах. Мы до сих пор не знаем, где и сколько их похоронено. Все это предстоит еще сделать.

В письме в «Мемориал» Василий Васильевич Цицер, в годы войны трудармеец, пишет: «Если бы не было зверских репрессий властей против собственного народа (всех национальностей), значительно меньше было и изменников за линией фронта, легче было бы выиграть войну, мы не потеряли бы за годы войны в три раза больше людей, чем напавшая на нас Германия».

Хочу высказать еще одну мысль. Вместе с отечественными немцами под охраной в трудармии оказались и люди других национальностей: болгары, греки, поляки, финны, итальянцы. Были среди них и коммунисты-эмигранты, бежавшие к нам из фашистской Германии. Все они оказались под подозрением и даже в изменниках по национальной принадлежности. С бывшими внешними врагами сейчас установились приемлемые взаимоотношения, а внутренние «враги» так и остались не реабилитированы. Большая вина в этом лежит и на молчавшей пропаганде.

Деятельность «Мемориала» помогает вскрывать то, о чем долгое время не принято было говорить. На страницах многих газет появилось немало материалов о прошлом, состоялись вечера, где дается возможность высказаться тем, кто молчал более полувека.

А. ЕРОШКИН,

журналист

Металлургический завод, строившийся в Челябинске, до августа 1942 года назывался Бакальским. Дело в том, что вначале его предполагалось построить на базе руд Бакальского месторождения вблизи поселка Бакал. Сметная стоимость в действующих ценах того времени составляла 400 млн рублей, численность трудящихся завода планировалось довести к 1939 году до 30 тыс. человек, а население Бакала — до 100 тыс.

К составлению проекта реконструкции Бакальских рудников и изысканию площадей под будущий металлургический завод была привлечена наряду с советскими организациями и американская фирма «Оглбей Нортон».

Однако изыскательские работы показали недостатки водных ресурсов и отсутствие ровной и достаточно большой площади для строительства в окрестностях Бакала, и тогда в 1934 году начались изыскательные работы в районе поселка Першино под Челябинском. Там даже было построено несколько небольших зданий для управления строительства и около десяти времянок для строителей. В 1935 году стройку законсервировали — не хватало средств.

В августе 1940 года было принято решение о возобновлении строительства качественных сталей на базе высококачественных бакальских руд. Еще до начала Великой Отечественной войны создается строительное управление Бакалстрой, вошедшее в состав Наркомстроя. После новых изысканий и острых споров окончательно утверждается площадка для строительства — Першинская.

В первые же месяцы войны на этой площадке разворачивается эвакуированное строительное управление треста «Запорожстрой», а с декабря 1941-го Куйбышевский особстрой направляет сюда людей, значительные материальные и технические ресурсы, а в марте-апреле 1942 года в соответствии с решением ГКО прибывает из Сталинграда 5-я саперная армия с квалифицированными кадрами инженеров и техников, рабочих различных строительных специальностей.

В августе 1942 года по решению Совнаркома СССР эта стройка получила новое название — Челябметаллургстрой. О сложностях строительства, героических буднях рабочих и специалистов на строительстве Челябинского металлургического хорошо рассказал в книге «Записки строителя», вышедшей в Воениздате в 1973 году, генерал армии А. Н. Комаровский. К сожалению, время, в которое жил и работал Александр Николаевич, не позволило ему поведать всю правду о событиях на стройках ЧМЗ и Бакальского аглокомбината, выдававшего заводу агломерат. И взгляд начальника строительства далеко не всегда совпадает с оценкой нынешних моих собеседников — участников и очевидцев тех уже теперь далеких событий. Действительно, на строительную площадку ЧМЗ за короткий срок прибыло несколько десятков тысяч человек. Кто были они, эти люди? В исторических исследованиях о них говорится лишь конспективно. А правда такова, что на территории Челябинской области за короткий срок были развернуты десятки лагерей, лагучастков и лагпунктов, в которых содержались сотни тысяч заключенных, осужденных за уголовные преступления; много в них было политических заключенных, осужденных по 58-й статье, огромное число людей, получивших большие сроки заключения в соответствии с предвоенными сталинскими законами и наказанных за различные мелкие нарушения и поступки на основании суровых законов военного времени.

На стройках Челябинской области в сорок втором году появились так называемые трудмобилизованные, или трудармейцы. А. Н. Комаровский в своей книге сказал о них так: «Надо было прежде всего принимать и расселять рабочих из числа так называемой трудовой армии, т. е. лиц военнообязанных, но не призванных по той или иной причине в действующую армию». Весьма туманная формулировка.

Петр Александрович Эзау окончил машиностроительный факультет Московского инженерно-экономического института буквально 25 июня 1941 года. После окончания вуза он получил направление на Урал и работал в Миассе. 22 марта сорок второго года его привезли в трудармию, из Миасса группу до Челябинска сопровождал милиционер. По прибытии в Челябинск Эзау направили в 7-й стройотряд, который работал на строительстве ЧМЗ.

В отрядах, как вспоминает Петр Александрович, было до двух тысяч трудармейцев. Основную часть составляли немцы Поволжья, советские немцы из других районов страны, финны и греки. Все они содержались под охраной. Прибывшие же летом 1942 года трудмобилизованные из Средней Азии работали без охраны. П. А. Эзау вспомнил в связи с этим любопытный эпизод:

— Меня поразило, что в составе нашего отряда было немало бывших в недавнем прошлом военных немецкой национальности, многие из них награждены орденами и медалями, и первое время они даже носили их, а потом поняли, что, когда тебя ведут под охраной с овчарками, носить награды негоже. Хорошо помню одного немца-трудармейца, на груди которого алел значок депутата Верховного Совета СССР. Работали мы в основном чернорабочими, землекопами. Однажды генерал Комаровский узнал в одном землекопе, возившем тачку с грунтом, своего руководителя, под началом которого трудился в 30-е годы. Он перевел коллегу на более легкую работу.

Вообще, 1942 год был тяжелейшим временем для трудармейцев. Питание очень плохое, угнетали жестокие морозы. Резко увеличилась смертность. П. А. Эзау вспоминает, что на строительстве действовали постоянно четыре похоронные бригады, куда еще дополнительно выделяли по одному-два человека. Ежедневно умирало до 50 трудармейцев.

— В нашем отряде, — говорит П. А. Эзау, — было два инвентарных гроба, в которые ложили умерших, а у общей могилы гробы освобождали, засыпали умерших землей, и возчик возвращался с пустыми гробами за другими.

Больных и истощенных трудармейцев, а также заключенных, вылечить которых, по мнению медиков, считалось невозможно, как тогда говорили, «актировали» и представляли, так сказать, самим себе. Их помещали в отдельный барак, снимали охрану, и они постепенно умирали.

Жизнь в трудармии была настолько тяжела, что некоторые мобилизованные, прослышав, что в лагерях заключенные питаются лучше, всерьез обсуждали вопрос о том, как бы получить небольшой срок и попасть в это заведение. Товарищем по бригаде у П. А. Эзау был некто Кирбиц — белорус по национальности, попавший за колючую проволоку лишь за то, что кому-то из чиновников показалось в его фамилии немецкое звучание. Этот Кирбиц к концу 1943 года все же доказал, что он — белорус и добровольцем отправился на фронт. В составе бригад советских немцев были люди и других национальностей: евреи, эстонцы, фамилии которых походили на немецкие, но доказать свое происхождение в той обстановке они просто не могли.

Надо сказать, пока в 1941—1942 годах источник пополнения подразделений трудармии казался неисчерпаемым, высокие начальники, мягко выражаясь, мало обращали внимания на социальные вопросы, в том числе на питание. Ситуация резко изменилась в сорок четвертом, когда источник пополнения иссяк, тогда были предприняты все меры для улучшения в первую очередь питания и жизненных условий.

А что же в Бакале? В 1942 году там тоже развернулось строительство — агломерационного комбината, продукция которого должна была идти для обеспечения нужд ЧМЗ.

Карлу Карловичу Симону 63 года, он до сих пор трудится в Бакальском рудоуправлении. А когда началась война, он жил в Верхне-Чирчикском районе Узбекской ССР, недалеко от Ташкента. 23 июня вместе со своими друзьями — тремя русскими и немцем он подал заявление о вступлении в Красную Армию добровольцем. Ему сказали, что надо подождать. После августовского Указа 1941 года немцев, проживающих в их селе, выселили в Самарканд. 31 марта 1942 года К. К. Симону принесли повестку, только не в действующую, а в трудармию. Везли их в товарных вагонах, в 40-тонных размещались 104 человека, а в 20-тонных — 52.

— Привезли нас в Бакал, — вспоминает К. К. Симон, — и сразу в баню. Выходим из нее, увидели охранников и с ними лающих овчарок. До этого у нас не было никакой охраны, мы ехали совершенно свободно.

Прибывших на Бакал советских немцев размещали в бывшей церкви, для чего вокруг возвели вышки и ограду из колючей проволоки, а также на Успенском поселке. Симон рассказывал мне:

— Питание в первое время было негодным, вместо хлеба часто давали жженые сухари, а зимой мерзлые турнепс и капусту. Работали мы на строительстве котлована под аглофабрику. Глубина его была до 20 метров. Сначала на строительстве котлована почему-то использовали в основном служащих: бывших счетных работников, врачей, экономистов. Как правило, эти люди были в возрасте, нормы не выполняли, а это сказывалось на питании.

Существовали три котла: первый и второй были для тех, кто выполнял нормы выработки. По первому котлу полагалось в 1942 году 800 граммов хлеба, три раза — первое блюдо и дважды — второе; по второму котлу — 600 граммов хлеба, трижды — первое блюдо, один раз — второе и, наконец, по третьему выдавалось 400 граммов хлеба и дважды — первое блюдо. Ясно, что люди, не привыкшие к тяжелому труду, чаще уходили из жизни.

Возводя аглофабрику, трудармейцы одновременно развернули строительство для будущего лагеря заключенных. Сейчас в печати появляются сообщения, рассказы, воспоминания о страшных колымских и красноярских лагерях, о лагерях, расположенных в Коми АССР, но я пока не встречал рассказов о лагерной жизни в нашем крае. В силу климатических условий жизнь у нас была не намного легче, чем на Колыме.

Многое зависело и от руководителей. К счастью для заключенных, оказавшихся в Бакальском лагере, начальником строительства здесь был Д. С. Захаров. Он понимал, очевидно, кто сидит вместе с уголовными элементами в подчиненном ему лагере. Тут были и командиры Красной Армии, и хозяйственные руководители, и врачи, и учителя, и инженеры, репрессированные перед войной. Д. С. Захаров иногда представлялся заключенным человеком, который все может, вроде кудесника. В качестве премии передовым бригадам выделялись испеченные пироги и так называемое премиальное блюдо. Но даже всесильный Д. С. Захаров, естественно, не мог сломать традиций и порядков, существовавших в сталинских лагерях, он мог только отдельным людям облегчить судьбу.

Р. Г. Франк до войны был комсомольским активистом, вступил кандидатом в члены партии. Прибыв на Бакал трудармейцем, он только три дня как кандидат в члены партии находился без охраны, а затем и его взяли под охрану, хотя кандидатскую карточку не отобрали. Он вспоминает, что летом сорок второго в Бакал прибыло много бойцов и командиров Красной Армии немецкой национальности. Особенно выделялся старший офицер-орденоносец, участник гражданской войны, последующих боевых событий А. Я. Диц, награжденный именным оружием. В неразберихе тех дней он несколько недель ходил с именным пистолетом, пока охрана не сообразила, что такая трагикомичная ситуация должна быть прекращена, и Диц сдал свое оружие.

Медицинское обеспечение в трудармии и лагерях было плохое. На Бакале медики из уральских трав приготовляли настойку «Адонис-верналис» — универсальное средство от всех болезней. Трудармейцы и заключенные говорили: «Идешь в санчасть, голову неси под мышкой, иначе освобождения не получишь». При всех заболеваниях медик наливал из ведерной бутылки в стакан настойку, давал заключенному, тот выпивал, и на этом лечение заканчивалось.

С 1944 года содержание заключенных и трудармейцев несколько улучшилось. Тем, кто систематически перевыполнял нормы выработки, полагалось выдавать по 1,2 килограмма хлеба; трудармейцы немецкой национальности с работы и на работу ходили уже без охраны. Полностью охранный режим был снят только после победы, в августе сорок пятого. Однако на спецучете с унизительной процедурой ежемесячной регистрации советские немцы находились вплоть до 1956 года.

…Давно прошли те трудные годы. Бывшие трудармейцы — граждане немецкой национальности разъехались по стране. Но многие остались на Урале. Известно, например, что к концу 1942 года на площадке Челябметаллургстроя было возведено для трудмобилизованных 12 рабочих поселков общей жилой площадью 40 тыс. квадратных метров. В рабочем поселке № 4, на месте которого сейчас располагается рынок Металлургического района, а также в поселке № 3, где сегодня магазин «Утес», жили в основном немцы Поволжья. Жили они и в других рабочих поселках. После войны они строили двух- и трехэтажные дома на улицах Богдана Хмельницкого, Сталеваров, Мира. Постепенно эти дома сносятся, на их месте возводятся современные жилые здания.

Многие немцы Поволжья навсегда связали свою судьбу с Челябинском, стали заслуженными ветеранами производства. Здесь вместе с металлургическим комбинатом[12] поднялся и город металлургов и строителей с современным благоустроенным жилым фондом, бытовыми и культурными сооружениями.

Отличными организаторами строительного дела стали и многие трудармейцы управления № 4 Рудбакалстроя. Такими, как Р. А. Райт, А. Е. Майснер, П. А. Эзау, Э. Я. Гуйо, Р. Г. Франк, гордятся в нашем небольшом городе. Сейчас некоторые из них на заслуженном отдыхе, другие уже ушли из жизни. Но те, кто жив, никогда не забывают трудное военное время — время суровых испытаний, когда, находясь, казалось бы, даже в нечеловеческих условиях, они вместе со всем советским народом помогали нашей армии добывать Победу.

Е. П. ТРОФИМОВ,

работник Бакальского рудоуправления

По железной дороге, которая полудужьем опоясывает Златоустовский металлургический и потом ныряет в междугорье, запыхавшиеся усталые поезда везли с фронта раненых, а им навстречу по другой колее бежали тяжелые эшелоны с танками и орудиями.

В мартеновском цехе, одном из самых старых на заводе, висячие садочные машины с облизанными огнем хоботами, словно мамонты, ворочаются над площадками, суют мульды с шихтой в огненные зевы печей.

На дворе морозная ночь, а у печи жарко: идет доводка плавки. Подручные бросают лопатами в печь известь, одежда на них дымится, пот — ручьем. Сталевар Иван Стругов машет рукой, останавливая подручных:

— Порядок!

Постоял в задумчивости, покусывая пшеничный ус, и подошел к плите, над которой первый подручный уже выливал в чугунный стаканчик из длинной стальной ложки взятую из печи пробу.

— Ну, голубушка, живо присылай анализ! — командует тихо, но жестковато Стругов пирометристке Ане Игольниковой, девочке в синем халатике.

Лаборантка щипцами подхватила стаканчик с застывающим в нем металлом и упорхнула, будто ее тут и не было.

Иван Савельевич нервничал, войлочную шляпу с синими очками отбросил, полотенцем обтирал лицо, посматривая на мастера Бубнова, который с иронической улыбкой вышагивал по площадке, ожидая вестей из лаборатории. Тот держится с достоинством человека, знающего себе цену. Всем видом демонстрирует спокойствие, как бы говоря: суетиться нечего, все будет в порядке.

Стругов строг, любит ювелирную точность в исполнении всякой, даже мелкой работы. Подручные у него вышколены, дело знают до тонкостей и чаще всего слышат от бригадира ходкое в ту пору слово: «Даешь!»

В раздевалке, где начальник смены проводит оперативки, Стругов обычно сидит, притулившись к стенке, голоса не подает. Если скажут ему: «До конца смены, кровь из носа, надо выпустить со второй печи плавку!», — отвечает односложно: «Постараемся». И опять как в рот воды набрал. Зато, поднявшись на площадку, преображается. Подмечает все, что не сделано теми, от кого приняли смену, и работает вместе с подручными до седьмого пота. За семь часов выпускал Стругов плавку. По тем временам такое достижение было куда как не частым.

А ночь плывет над цехом. Отсветы от выпускаемых плавок зарницами бросаются ввысь, поджигая кромки туч. В разливочном пролете тоже горячка: там, где слитки поостыли, их выбивают из изложниц. Потом, когда они возьмут цвет синевы, набрасывают цепи, и краны, подхватив их, осторожно кладут на тележки рядком.

На второй канаве все готово к выпуску плавки. Женщины, которых называют канавщицами, уже отошли в сторонку. Работают они почти все время в горячей среде. Канава еще не успевает толком остыть, а они уже спускаются в нее, и мелькают в их проворных руках маленькие кельмочки, шамотные сифоны, позванивая, ложатся в гнезда-кресты. В наклон работают до тех пор, пока не закончат свое дело. Потом в раздевалке будут долго растирать занемевшие поясницы.

Тут же, невдалеке, ковшевой уже пробует прилаженный стопор, еще раз залезает на ковш, садится на закраину и осматривает механизм, что-то прикидывая, командует своему помощнику. Тот нажимает на изогнутый рычаг, стопор приподнимается, и ковшевой по одному лишь ему известным приметам определяет: сделано все как надо.

Вот уже и мостовой кран, стальное чудище, качнул лапы-крюки, и они поползли к ковшу. Плавка на второй печи готова: подручный, подходя, дважды ударил железякой по висячему куску рельса. Захлопал крыльями голубь, сорвавшийся откуда-то из-под крыши.

Все собрались за печью. Здесь душно и жарко, как в парилке. У желоба подручные с маху бьют кувалдой по ломику, пытаясь пробить летку. Но, видно, намертво спекло утрамбованный магнезит.

Начальник цеха Малышев пулей вылетел на площадку и, сложив руки рупором, закричал в сторону первой печи:

— Молодцова сюда! Сию минуту!

Федя Молодцов, подручный на первой печи, в этот момент пил студеную газировку. Услышав, что его зовет начальник цеха, осторожно поставил кружку и зашагал по площадке.

— Быстрее! Бегом! — кричат ему уже все, кто поблизости. — Шевелишься, как карась в тине.

Наконец, подошел он к летке, где уж все ослабли от неимоверных усилий, скинул суконную робу и, взяв кувалду, медленно, будто нехотя, размахнулся. Подручные замерли, Малышев и Бубнов напряглись, ожидая чуда. У Молодцова в руках силища страшная, бил он в ломик точно, и часто одного его удара было достаточно. Сейчас тоже так вышло. В летке сверкнуло, пламя метнулось вдоль желоба, и металл, искрясь, набирая скорость, рванулся в ковш.

Федя Молодцов отбросил кувалду, сказал с хрипотцой подручным: «Слабаки!» и, накинув на плечи спецовку, удалился.

Бубнов закричал глуховатому Феде в самое ухо:

— Молодчага!

Все вздохнули свободно: плавка удалась. Мастер Бубнов вынул из кармашка часы, постучал ногтем по циферблату:

— За семь часов и пятнадцать минут сварганили плавку. Скоростная, как ни крути…

И только взялись заправлять заднюю стенку, откосы и пороги печи, бросая лопатами магнезит, как тут же все приостановилось на миг: взоры обратились на человека, поднявшегося по лестнице на верхнюю площадку. Темно-синее пальто с каракулевым воротником, аккуратная шапка чуть сдвинута на лоб, черные усы ухожены, делают лицо строгим и неулыбчивым. Многие давно знали его.

— Нарком в цехе! — передавалось с площадки на площадку, и слова эти облетели весь цех. И всюду люди, работая, урывками бросали взгляды на верхнюю площадку, где у третьего мартена остановились И. Ф. Тевосян и начальник цеха С. И. Малышев. Оба невысокие, только Иван Федорович грузноват, в движениях вроде медлителен, а Сергей Иванович с виду легкий, как перышко, в неизменной синей куртке, брюках, заправленных в сапоги, горячо говорил что-то наркому.

Тевосян посмотрев сквозь синее стекло в деревянной оправе в печь, кивнул удовлетворенно и направился к желобу, видно, узнать, в каком состоянии, заодно сверху окинуть взглядом канаву с рядами изложниц.

Мы, два недавних фэзэушника — Мишка Яговитин и я, измазанные смелой огнеупорной глиной, мокрые, как мыши, только-только заправили желоб и отошли от него, чтобы глотнуть свежего воздуха.

— Ого! Да у вас все готово! — сказал Тевосян, глянув на желоб, замытый жидким стеклом.

— Бригады каменщиков у нас сильные, — отозвался Малышев и продолжил, видно, прерванный на площадке разговор: — На днях третью печь на капитальный ремонт остановим.

— Вижу, на ладан дышит. — И Тевосян вернулся на площадку, которую побрызгали водой, и парок над ней поднимался, как над росной луговиной. Чувствовалось, нарком доволен. Цех действительно не заслуживал упреков. Тогда с гордостью говорили: из наших мартенов впервые в стране начали выпускать марки стали, которые ранее варили только в электропечах, а они в ту пору были невелики, горшками их окрестили. Двенадцать тонн одна плавка, а две наши печи давали по 60 тонн, еще две — по 120. Но дело даже не в этом. Оборонные заводы требовали металл самых прочных марок и как можно больше. Перейти на выпуск легированной электростали в мартенах — смелый по тому времени шаг, одобренный партийными органами и Наркоматом черной металлургии; увеличение выпуска этого металла после того, как он стал выплавляться в мартенах, и не только в Златоусте, сразу двинуло дело вперед. Эта инициатива была высоко оценена: группе работников завода, в том числе и начальнику нашего цеха С. И. Малышеву, присвоили звание лауреатов Государственной премии СССР.

На каждом участке был тяжелый труд, люди недоедали, недосыпали, сутками не уходили из цехов, каждая остановка агрегата воспринималась как великая беда, и лозунги со стен кричали, призывая скорее ликвидировать простой, восполнить недобор. Но из всех участков самым тяжелым казался тот, где по соседству с нашим цехом с помощью абразивных кругов на электроприводе зачищали стальные заготовки. Визг и скрежет, искры и пыль заполняли это отделение. Сотни женщин, в основном жены фронтовиков, самоотверженно работали здесь. Знали: металл идет на помощь мужу, отцу, брату, туда, где кипят сражения и льется кровь.

Одна смена уходила на отдых, другая бралась за дело. Женщины, надев маски, надвинув очки на глаза, склонялись над заготовками. Иногда прибегали и метались у окон этого отделения ребятишки. Приплюснув носы к пропыленному стеклу, искали голодными глазенками своих матерей. А они, увидев их, подходили к окну и, отодвинув стекло, совали им свертки в плотной бумаге — остатки своего спецобеда. Махнув детям рукой, кричали что-то и снова торопливо шли на свое место. А краны подвозили и подвозили заготовки и потом, готовые, очищенные, связками волокли их к вагонам, которые подкатывали к цеху, и не было этим вагонам конца…

Как только цех перешел на выпуск электростали, мастер Иван Архипов, человек смелый и опытный, дал о себе знать ценным почином. Он заверил, что намерен каждую плавку выдавать по заданному химическому составу. Это означало: весь металл пойдет только по заказам.

Иван Архипов на оперативках объяснял:

— Как у нас до сих пор было? Надо добавить в расплав триста килограммов марганца, а где он? Его приготовленного нет. А плавка не ждет. Вот я и говорю, надо заранее, кучками от ста до пятисот килограммов заготовлять марганец, титан, хром, никель. Скажем, требуется добавить хрома или марганца, а он у вас уже взвешенный, рядышком лежит, бери — и в печь. И еще: ферросплавы будем загодя прогревать, чего тоже раньше не делали. Хлопотно? Но зато надежно — попадание в химический анализ обеспечено.

Хорошо отладил мастер эти операции. Сталеварские бригады поняли ценность его предложения и потом уже не отступали от заведенного порядка, и это подняло качество металла. А Иван Архипов на фронт ушел: был он знатным металлургом, стал артиллеристом высокого класса.

Мартеновские печи по тепловым параметрам были в то время малопроизводительны, работали на мазуте, но на это не оглядывались, непрерывно совершенствовали процесс сталеварения, старались исключить из него и трудоемкие операции. Тут нельзя не вспомнить сталевара Ивана Панкова. Он нашел простой, но эффективный способ скачивания первичного шлака из печи. Операция эта изнурительна: на длинный стальной прут насаживается деревянная плаха, и три-четыре человека выгребают — скачивают шлак в приставленные к окнам печи чугунные коробки.

Иван Панков все переиначил. Он «наводил» шлак после расплава, давал в печь руду и несколько минут держал ванну под факелом, а затем выключал мазут, и шлак, поднявшись, как опара, шел самотеком в коробки.

— По тем временам это было великое дело, — рассказывал бывший начальник смены М. Г. Брюнеткин, с которым мне недавно довелось встретиться. Михаил Георгиевич 43 года проработал в мартеновских цехах, много лет возглавлял мартеновский цех на Челябинском металлургическом заводе, был здесь главным сталеплавильщиком. Не все сохраняет память человека, поэтому я уточнил: какие были самые трудные моменты в ту пору?

Михаил Григорьевич сказал сразу:

— Помнишь, цех стоял несколько дней без мазута? Пустой, серый, глухой, будто мертвый. Тогда нам сообщили: немцы перерезали нефтяную магистраль, возник серьезный сбой в подаче топлива. И тогда в Баку полные цистерны снимали с колес и отправляли через Каспийское море до Красноводска, а потом по железной дороге — на Урал. Этим и выручили нас…

Михаил Григорьевич сидел некоторое время молча, потом снова заговорил не спеша:

— Для меня лично выпал один тяжелейший месяц. Тогда я еще мастером был. Случилось так, что один за другим свалились от переутомления и болезней многие мои коллеги. Остались только Георгий Волков, помнишь, тот богатырь, чуть ли не самый высокий в цехе, и я. Двенадцать часов один на четырех печах отработаешь — в глазах темнеет. Сменит меня Волков и тоже двенадцать часов ведет плавки. Обеды нам прямо на площадку приносили. Как мы с ним выдержали — и сейчас чудом кажется. Ну, а потом к нам сталевары из Сталинграда приехали, с других южных заводов. Подмога была кстати.

И. ПАЙВИН,

рабочий Златоустовского металлургического завода

Для разгрома врага нужно дать фронту как можно больше танков, пушек, орудий и другого вооружения. А для производства этого грозного оружия нужна высокосортная сталь. Поэтому вся моя работа подчинена одной цели — увеличению выплавки стали.

Вступив во Всесоюзное социалистическое соревнование, я стал давать скоростных плавок значительно больше, чем давал раньше. В мае мною дано 10 скоростных плавок. Скоростной метод сталеварения — это моя помощь фронту в разгроме коварного врага[13].

С первых дней войны на Златоустовский завод металлоконструкций легла ответственность — в сжатые сроки выдавать для реконструкции старых предприятий и восстановления эвакуированных тысячи тонн металлоконструкций и специального заводского оборудования.

«Обязать директора Златоустовского завода металлоконструкций изготовить металлоконструкции для мартеновских печей ММК в месячный срок со дня получения металла»; «Для формирования Уральского добровольческого танкового корпуса необходимо изготовить семь бензоцистерн. Мобилизуйте коллектив завода на досрочное выполнение этого важнейшего для корпуса заказа», — так требовали идущие один за другим постановления обкома ВКП(б) того времени. На заводе работало много молодежи. Было пять комсомольско-молодежных фронтовых бригад. Фронтовая бригада сборщиков под руководством Бабаева выполняла задание на 260—550 процентов. Трудился весь коллектив самоотверженно и заказы фронта выполнял в срок.

В первые месяцы войны примерно половину плавильщиков, мастеров, начальников смен призвали в армию. Бывало, спрашиваешь: «А где старший плавильщик и горновой печи?» — и слышишь в ответ: «Их ночью в военкомат вызвали».

Плавильщиков заменяли молодежь и женщины. Советские законы о труде и во время войны запрещали женщинам работать плавильщиками. Но женщины все же настаивали на своем, и некоторым разрешили выплавлять ферросплавы. В то тяжелое, грозное время к печам встали Мухина, Панкратова, Ахметова, Соколова, Андреева, Березовская, Смолина и многие другие. И как они работали! Приходилось удивляться их трудолюбию и настойчивости.

Для оборонной промышленности требовалась не простая углеродистая сталь, а качественная и в значительных количествах. Для выплавки такой нужны ферросплавы, а к концу 1941 года в стране в числе действующих остался только один Челябинский завод ферросплавов. Государственный Комитет Обороны потребовал от нас удвоить выпуск ферросплавов на действующих мощностях. Понимая всю ответственность, наш коллектив под руководством партийной организации настойчиво приступил к изысканию путей увеличения производства ферросплавов.

Помощи ждать было неоткуда, поэтому челябинские ферросплавщики надеялись на свои силы и опыт, на свои возможности. Как никогда, поднялась на заводе исполнительская дисциплина. Во всех делах чувствовалось деловое взаимопонимание между металлургами, электриками, механиками.

Уже в сентябре 1941 года коллектив цеха № 2 одержал первую победу на электропечах № 11, 12, 13 при выплавке углеродистого феррохрома. Проведенные исследования подтвердили наши предложения о том, что выплавку углеродистого феррохрома можно производить и под закрытым колошником. Производительность электропечей возросла на 25 процентов. Намного снизился и расход электроэнергии. Этой технологией выплавки углеродистого феррохрома под закрытым колошником и в настоящее время пользуются в цехе № 2.

В конце августа сорок первого года на наш завод неожиданно поступило оборудование электропечи, которая предназначалась для выплавки карбида кальция на каком-то украинском заводе. Решили использовать этот агрегат для выплавки ферросилиция. Бригада проектировщиков института «Гипросталь» через неделю выдала первые чертежи на расширение здания цеха № 2 для установки новой электропечи, которой присвоили номер 19.

Сооружение фундаментов под здание и оборудование началось в середине сентября. Тогда не было башенных кранов и другой строительной техники, все земляные работы выполнялись вручную. Строительство велось круглосуточно, выходных дней и в помине не было. На строительной площадке в основном трудились женщины. К зиме здание было под крышей, а 8 марта сорок второго года элекропечь № 19 уже подготовили к включению. Еще утром загрузили кокс и с нетерпением ожидали, когда монтажники закончат последние работы. Такую возможность строительный трест предоставил нам только вечером. Электропечь № 19 была включена в конце суток.

У электриков тоже победа. На электропечи № 5 они увеличили мощность трансформатора в два раза. Производство малоуглеродистого феррохрома на ней удвоилось.

Как только металлурги освоили увеличенную мощность этой электропечи, электрики сразу же приступили к реконструкции еще трех трансформаторов для печей № 6, 7, 8.

Трудно сказать, когда отдыхал С. И. Земсков, самый опытный мастер электроцеха по реконструкции трансформаторов. Когда бы ни пришел в трансформаторную башню, непременно видел там этого талантливого мастера своего дела.

Всеми работами по реконструкции трансформаторов руководил главный электрик завода Алякринский. Много энергии, творческой смекалки и труда в это дело вложили Михедко, Лобачев, Медников, Лысенко и другие работники электрослужбы завода.

Без устали трудились и механики. Они реконструировали, усиливали многие узлы и детали механического оборудования электропечей.

Тяжело было с питанием, продовольствие и обеды в заводских столовых отпускались только по карточкам. Правда, каждый сажал картофель, его было почти вдоволь, но тяжелая, изнурительная работа на электропечах, на мостовых кранах и литейных пролетах истощала организм. Иногда случалось, люди теряли сознание на рабочих местах.

Еще в начале войны заводу ферросплавов передали в постоянное пользование подсобное хозяйство одной из торговых организаций. Бедное досталось нам хозяйство. И тут нужно отдать должное директору завода Н. М. Деханову. Он много вложил труда и настойчивости, чтобы создать свою заводскую продовольственную базу. Там сравнительно быстро построили коровник на 800 голов, два свинарника, курятника. Ферросплавщики почувствовали прибавку к пайку. Начиная с 1943 года, рабочие, занятые на тяжелых операциях, к обеду стали дополнительно получать по стакану сметаны и яйца…

В сорок четвертом коллектив завода одержал большую трудовую победу. Производство ферросплавов по сравнению с 1940 годом мы увеличили в 2,1 раза. Большой вклад в это внесли фронтовые бригады, особенно старшего плавильщика печи № 1 Левкина.

За выполнение задания Государственного Комитета Обороны по увеличению производства и бесперебойному обеспечению оборонной промышленности ферросплавами коллектив завода в марте 1945 года был удостоен высшей награды Родины — ордена Ленина. Орденами и медалями наградили и большую группу рабочих, инженерно-технических работников предприятия.

В. Н. ГУСАРОВ,

главный инженер Челябинского ферросплавного завода[14]

Трудно себе представить хотя бы одну отрасль народного хозяйства, которая бы ке нуждалась в трубах нашего производства. Моторостроительная, автотракторная, нефтедобывающая и нефтеперерабатывающая промышленность, котлостроение и коммунальное хозяйство — вот основные наши потребители, и можно без преувеличения сказать, что дальнейшее развитие этих отраслей зависит от выпуска труб большого диаметра. Особенно нужны они военной индустрии. С пуском нашего трубопрокатного цеха, единственного в СССР по сортаменту изделий, оборонная промышленность сможет выпускать дополнительно много десятков тысяч тонн боевой продукции.

В процессе строительства и особенно во время монтажа пильгерстанов монтажники и трубопрокатчики умело разрешили ряд сложных технических задач, преодолевая серьезные трудности военного времени. Одна иностранная фирма, строившая такой же цех в благоприятной мирной обстановке, потратила на сооружение цеха около двух лет. Нашему коллективу потребовалось на это меньше года.

В июне 1942 года на пустую площадку, густо заросшую травой, начало прибывать оборудование, но отгружать его было нечем: отсутствовали паропутевые краны. Не было даже простейших разгрузочных приспособлений. Прокатчики, сварщики, машинисты, инженеры, не жалея сил, не теряя времени, целыми сутками производили разгрузку дорогостоящих деталей. Люди жили в палатках, тут же, на площадках. В то время немецко-фашистские армии рвались к Сталинграду, над Родиной нависла серьезная угроза, и наш коллектив решил отказаться от отдыха. Скорей пустить стан было его заветной мечтой.

Монтажники вели установку агрегатов, не дожидаясь строителей, а те по-военному воздвигали гигантские корпуса будущих цехов…

М. Ф. ЩЕРБАНЬ,

директор Челябинского трубного завода

С первых дней войны с Саткинского металлургического завода ушли в Красную Армию несколько сот лучших рабочих. К нам вернулись пенсионеры, пришли женщины и подростки. Перед нами стояла задача: обеспечить предприятия оборонной промышленности высококачественным малосернистым и малофосфористым чугуном из бакальских руд, выплавленных на древесном угле…

Но случилась беда. Доменную печь № 2 пришлось поставить на капитальный ремонт. Страна требует чугун, а домна не может его дать. Как быть? Инженеры А. П. Кузнецов и М. Ф. Шаров предложили необычный вариант — домну № 2-бис поставить рядом со старой, а потом последнюю убрать… Когда же пустили новую домну, а старую отремонтировали, получилось три домны, и все три работали.

А как строили новую печь! Не было не только специализированных строительных организаций, но даже и механизмов. На базе ремонтно-строительного цеха организовали отдел капитального строительства и всем коллективом начали строить…

Не было такого цеха или отдела, такого человека, который бы не строил доменную печь. А зима выдалась на редкость холодная. Строительство домны шло напряженно.

Служащие городских учреждений, женщины-общественницы и домохозяйки, школьники старших классов — все, кто мог держать в руках носилки и лопату, участвовали в строительстве домны: копали землю, подносили камни и кирпичи. Дорога́ была каждая минута, и зачастую работали круглосуточно. Часть рабочих и инженерно-технических работников была переведена на казарменное положение. Жили они в конторе ОКСа. В сентябре 1944-го строительство доменной печи закончили. 16 сентября был получен первый чугун. Пока новая домна строилась — старая плавила чугун. Рабочие всех цехов завода выполняли государственные задания.

Высококачественный чугун Саткинского металлургического завода на протяжении всей войны эшелонами шел на заводы оборонной промышленности, чтобы превратиться в танки, пушки, пулеметы и другие грозные орудия.

П. И. МИНЕЕВ,

директор Саткинского металлургического завода

Перед отъездом на Урал мне сказали в Центральном Комитете, что строительство Чебаркульского завода по своей срочности и важности не сравнимо ни с чем. Это строительство находилось под строжайшим контролем ЦК и правительства.

Может быть, слова: кубометр земли, квадратный метр производственной площади, кубический метр бетона, тонна веса металлоконструкций — звучат не так, как терминология, применяемая в бою, на войне. Но, зная, в каких условиях строился Чебаркульский завод, какого напряжения он требовал от людей, я беру на себя смелость сказать, что здесь было, как на передовой. Здесь проходила линия фронта — так считали труженики этого боевого участка советского тыла.

Вот некоторые фактические данные. Нужно было исключительно в короткий срок построить и пустить в эксплуатацию новый завод качественной металлургии, имевшей первостепенное оборонное значение. А что это означало конкретно, в цифрах? Требовалось возвести здания и сооружения площадью 62 тыс. квадратных метров и объемом более 400 тыс. кубических метров.

В пусковой комплекс завода входили семь основных производственных цехов, множество вспомогательных сооружений, железнодорожные пути, водовод с двумя насосными станциями и водозабором, воздухопроводы высокого и низкого давления, паропровод и ряд других сооружений и коммуникаций. Требовалось выполнить около 40 тыс. кубических метров земляных работ, уложить более 10 тыс. кубических метров бетона и железобетона, смонтировать 7700 тонн сложного технологического оборудования и металлических конструкций, предстояло выполнить большие объемы кирпичной и шлакобетонной кладки и многие другие работы. Вот что стояло за этим заданием.

Могут сказать, что объемы-то не особенно велики, если сравнивать с нынешними гигантскими стройками. И это верно. Но ведь надо было сделать все это в фантастически короткие сроки, в труднейших условиях. Судьбу стройки решали не месяцы и даже не дни, а каждый час.

Начинали на голом месте, в условиях жесточайших морозов.

План строительных работ был детально обсужден, установлена очередность возведения отдельных цехов и сооружений, определены способы производства работ. На огромной территории были размечены контуры будущих цехов, а внутри них расчертили места, где должны стоять станки, прессы, молоты и другое оборудование. Одновременно с закладкой фундамента здания бетонировались основания под оборудование.

Этот трудовой подвиг совершил коллектив строителей и монтажников треста «Запорожстрой», эвакуированный с Украины. Работали они круглосуточно, непрерывно. В трескучие уральские морозы и днем и ночью горели сотни костров.

Чебаркульский завод должен давать поковки коленчатых валов для авиационных моторов. Не будет завода — не будет достаточного количества самолетов, так необходимых фронту. Партийная организация, весь коллектив строителей и монтажников хорошо это понимали. Здесь было так же напряженно, как на фронте. В середине марта 1942 года завод вступил в строй и выдал первую продукцию. Но еще месяцем раньше застучали молоты в цехах, хотя крыш у цехов еще не было. Строители торопились, а их подгоняли эксплуатационники. Во главе завода стоял старый коммунист, участник гражданской войны и очень твердый руководитель П. Е. Карпенко, а во главе партийной организации B. В. Завражнов. Всей работой строителей руководил C. З. Гинзбург — народный комиссар строительства. Я и раньше знал этого умного, талантливого человека, а здесь еще раз убедился в его высоких организаторских качествах.

Теперь, по прошествии многих лет, мы при встрече вспоминаем многое, но Чебаркуль памятен больше всего. Это был поистине «огненный рубеж» Отечественной войны, хотя он и находился далеко от фронта, в глубоком тылу.

Н. С. ПАТОЛИЧЕВ,

секретарь Челябинского обкома партии

В ЗАБОЙ, КАК В БОЙ!

…В угольных бассейнах страны шла упорная борьба за повышение добычи угля… В Челябинском бассейне машинист врубовой машины П. А. Томилов, совершенствуя метод двухкратной зарубки лавы, добился высокой производительности труда, метод Томилова стал основой для конструирования нового типа врубовых машин с двумя барами.

История Великой Отечественной войны.

М., Воениздат, т. 4, 1962, с. 590.

Помню, как-то пришел я в лаву. Молодые ребята забойщики чуть не плачут: щель зажало, не могут взять уголь. Всю смену не давали мне покоя эти усталые мальчишеские яйца. Не заметил, как случилась вынужденная остановка. Надо было вывести бур машины, а потом снова второй раз заводить его в зарубную щель.

Присмотрелся я внимательно к участку, где дважды рубил щель, и меня осенило: а что, если дважды подрубать пласт? Высота зарубной щели тогда увеличится, пласт станет разрушаться сильнее, и брать его навалоотбойщикам будет намного легче…

Рассказал я о своих соображениях начальнику нашего участка Ивану Захаровичу Русских.

— Попробуй, — согласился он.

Я попробовал — получилось здорово. За полсмены мы выполнили целую норму.

Вот так и родился метод двойного вруба. Он дал многое. Сменная производительность навалоотбойщиков при этом поднялась с 6—8 тонн угля до 20.

П. А. ТОМИЛОВ,

машинист врубовой машины шахты 7—8 Челябинского угольного бассейна

1 октября 1941 года

Сотни тысяч учащихся ремесленных училищ и школ фабрично-заводского обучения самоотверженно помогают нашей промышленности быстрее выполнять заказы фронта…

…Десятки учеников школы фабрично-заводского обучения № 3 Челябинской области работают проходчиками, забойщиками и навалоотбойщиками Копейских рудников и перевыполняют нормы. Прекрасно овладев отбойным молотком, ученик школы Кирпичников вырабатывает по три нормы в смену.

Апрель 1944 года

…В бригаде женского участка шахты № 4—6 тт. Подорвановой и Солдатовой прошли замечательную школу шахтеров 67 девушек, из которых 50 трудятся навалоотбойщиками, 32 девушки из месяца в месяц перевыполняют нормы. С момента организации эти бригады не знают случаев невыполнения государственного плана. В этих бригадах выросли истинные героини труда, которые, работая отбойными молотками, на тяжелой мужской работе, дают высокую производительность, значительно перевыполняют нормы выработки навалоотбойщиков…

1941 год. Поезд идет на Урал. В вагоне душно. Рядом со мной двое сынишек и дочка. Далеко позади остались родные брянские места.

На Урале сначала в колхозе работала. Приходилось и жать, и косить, и снопы вязать. Потом выучилась на тракториста, взяла старшего сына Алексея к себе на прицеп, так мы работали два сезона.

В марте 1943 года поступила на шахту № 4—6 гардеробщицей. Через некоторое время решила пойти в забой. Отговаривали, но я настояла на своем. Привели меня к десятнику Кузьме Довадюку. Посмотрел он на меня сверху вниз, ничего не сказал, только головой покачал. Представил Тихону Ивановичу Горлову:

— Прошу любить и жаловать. Новый навальщик.

Так в тридцать девять лет пошла я в шахту. Спасибо Т. И. Горлову. Учил он хорошо горняцкому делу. Освоилась быстро и стала перевыполнять план. По шахте пошла молва: «Женщина работает на молотке». Здесь же еще и Катя Подорванова работала. Решили создать бригаду.

И вот в кабинете начальника шахты Д. И. Ларионова собрали нас, женщин, человек 20. Агитировать долго не пришлось. Появилась на шахте первая фронтовая женская бригада. Бригадиром назначили Катю Подорванову. А вскоре мы мужчин стали обгонять. 150—170 процентов — такой была наша ежедневная выработка. Конечно, трудно было нам, особенно первое время. Но огромное желание помочь фронту, приблизить победу над врагом помогало преодолеть трудности. Нас иногда спрашивали:

— Что тяжело, небось?

В таких случаях мы отвечали:

— А бойцам на фронте легко?

Мы тоже чувствовали себя бойцами и старались работать как можно лучше…

А. И. СОЛДАТОВА,

забойщик шахты № 4—6 Челябинского угольного бассейна

В начале октября 1941 года эшелоны с оборудованием нашего завода из Горловки были отправлены на Урал. В одном из них ехал и я. Недалеко от Харькова мы увидели войну по-настоящему. Трудно описать, сколько здесь скопилось составов и людей, а вражеская авиация налетала постоянно, воздушные тревоги не прекращались.

Пока ехали, несколько раз попадали под бомбежку. 7 ноября прибыли в Копейск. Поселили нас во Дворец культуры угольщиков, в спортивном зале всех вместе. Прямо на полу мы спали, не было никаких постельных принадлежностей. Затем нас стали расселять по городу. Некоторые старожилы приходили сами и брали себе жильцов добровольно.

Завод разместился в центральных механических мастерских копейских угольщиков. Станки и оборудование монтировали прямо под открытым небом, а потом делали навесы из досок и сразу же включались в работу. Со временем никто не считался, если надо было срочно сдать заказ, то сутками не уходили. Завод строился и давал продукцию. Жили трудно, в землянках с двухэтажными нарами, питались кое-как, но каждый знал и помнил, что все, что он делает, нужно для фронта.

Т. К. РУСАКОВИЧ,

рабочий машиностроительного завода им. Кирова

После вероломного нападения Германии потребовалась огромная перестройка работы всех предприятий, учреждений, учебных заведений, школ, больниц. Со всех предприятий и учреждений Копейска многие либо были призваны в Красную Армию, либо ушли добровольно. Их работу необходимо было выполнять, их место занимали товарищи — с второстепенных поверхностных работ шли на добычу угля в шахтах, на заводы к станкам. Особенно много поступали на работу женщин-домохозяек и учащихся школ. Несмотря на трудности, резко повысилась производительность труда, увеличился выпуск продукции на всех предприятиях. Рудоремонтный завод, находящийся в то время, где ныне завод им. Кирова, был частично переведен на выпуск военной продукции.

Наряду с производством приходилось выполнять и другие ответственные работы. С запада эвакуировалось много заводов, для их размещения нужны были помещения. Нам дали задание: подготовить место для завода из Осипенко. Были освобождены гаражи, находящиеся по улице Борьбы. Во всей этой подготовке участвовали не только рабочие гаража, но и трудящиеся других предприятий, учреждений, многие во внеурочное время. Работали и домохозяйки. Бесплатно. К моменту прибытия завода помещение уже подготовили. Завод был организованно демонтирован, так же организованно его смонтировали и здесь. После установки очередного станка он уже выдал военную продукцию.

Копейску дали задание: подготовить помещение для эвакуированного завода горного машиностроения из Горловки. Копейский рудоремонтный завод был переведен в здание энергоуправления, а к нему сразу с двух сторон начали пристраивать два огромных цеха. Завод в квадратуре сразу утроился, а впоследствии еще увеличился. Отдельные цеха были переведены на выпуск продукции для фронта.

В механических мастерских ремесленного училища разместился эвакуированный Московский экспериментальный завод режущих инструментов и тоже сразу стал выпускать продукцию для фронта. Все эти заводы (теснота, иногда без всяких элементарных удобств для трудящихся) не только выполняли, но и перевыполняли государственный план. Не раз отдельным шахтам, заводам присуждались Красные знамена ГКО, а на заводе им. Кирова оно оставлено на вечное хранение.

Были случаи: возникла срочная необходимость увеличить выпуск военной продукции. Обращались к трудящимся, главным образом городских учреждений, и на наш призыв откликались сотни людей, и нужное количество продукции в установленные сроки давали. Особенно требовалось много военной продукции во время ожесточенной битвы на Волге. В эти дни с промышленных предприятий, городских учреждений, даже из школ человек по сто в смену приходили на завод. А оставшиеся на предприятиях выполняли работу каждый за двоих, не считаясь со временем.

Немецкие фашисты все больше продвигались в глубь нашей страны, был захвачен и важнейший район добычи угля — Донбасс. Обеспечение углем страны возлагалось на восточные районы, в том числе и на копейские шахты. Принимались срочные меры по увеличению его добычи. На разведанных участках в районе шахты № 205 срочно были заложены наклонные шахты №№ 1, 2, 3, 4, 5, 6, которые сразу же давали уголь. Такие же наклонные шахты №№ 15 и 16 были созданы в районе между шахтами № 41 и № 42-к. Все они через 1,5—2 месяца после начала проходки уже давали необходимое количество угля.

Для оказания практической помощи угольщикам приезжал в город Копейск уполномоченный ГКО Д. С. Коротченко. Приезжал тогда (в августе или сентябре 1942 года) член Политбюро ЦК КПСС Н. А. Вознесенский, который оказал немалую помощь в обеспечении угольщиков материально-техническим снабжением, а главное, продовольствием и даже повышением по некоторым профессиям продовольственного пайка. Он был в шахте № 7—8, на заводах, беседовал с руководителями и трудящимися города и предприятий.

У нас широко применялась цикличная система добычи. Особенно хорошо и четко она внедрялась на участке шахты № 4—6, где начальником участка был И. С. Митрушенко. Увеличение добычи угля, конечно, требовало и бо́льшего количества трудящихся. Мы бросили клич: «Женщины, заменим мужчин в шахтах!» И в забой пошли женщины. Первыми среди них были Бывакина, Махтиенко, Солдатова, Подорванова и многие другие. Почти на каждой шахте создавались женские бригады.

Были у нас и другие призывы. Например: «Трудящиеся предприятий и учреждений города, отработаем один день в шахте на добыче угля!» И люди откликались. Или такой клич: «Каждому трудящемуся города добыть не менее трех тонн угля!» И люди, тысячи и тысячи, шли в шахту непосредственно на добычу угля.

И. Н. ФИРСОВ,

первый секретарь Копейского горкома партии

Сентябрь 1945 года

Горняки Челябинского угольного бассейна добились некоторых успехов в борьбе за уголь. Коркинские разрезы за годы войны превращены в крупнейшие угольные предприятия. Большинство шахт улучшило свою работу. С 1941 по 1944 год по комбинату было добыто 35 млн тонн угля. Добыча в 1944 году по сравнению с 1940-м увеличена на 5,5 млн тонн, то есть вдвое. Среднесуточная добыча 1945 года выше среднесуточной добычи 1940-го более чем в два раза. Эти данные показывают, что угольщики Челябинского бассейна с честью выполнили свой долг перед Родиной…

2 ноября 1942 года

…На строительстве Челябинской ТЭЦ занято 7200 рабочих и инженерно-технических работников. Особенностью состава трудящихся является его многонациональность. На строительстве работают представители 44 национальностей, в том числе: русских 3850, украинцев 750, белорусов 175, башкир 150, евреев 400, узбеков 120, казахов 175, чувашей 130, молдаван 164 и татар 530.

Из всего состава рабочих женщин 2097, молодежи 3500 человек.

Партийная организация насчитывает 171 человека (15 первичных организаций) и комсомольская организация — 1200 человек.

Коллектив строительства Челябинской ТЭЦ систематически выполняет производственные планы. Ему присуждено Знамя Государственного Комитета Обороны. В сентябре 50 работников строительства награждены правительственными наградами…

11 декабря 1942 года

Сегодня, 11 декабря, коллектив строителей и монтажников Челябинской ТЭЦ, выполняя решение Государственного Комитета Обороны, закончил и ввел в строй третий котлоагрегат и турбогенератор мощностью в 50 тыс. киловатт. Котлоагрегат при некомплектном оборудовании смонтирован за 80 дней, а турбогенератор — за 50 дней.

Со вступлением в строй третьей очереди теплоэлектроцентрали значительно увеличилась энергетическая база предприятий Южного Урала. Все строительные и монтажные работы проводились скоростными методами. Монтажные шли параллельно со строительными. Чувствуя ответственность перед Родиной и фронтом, рабочие, инженеры и техники проявили максимум энергии, инициативы и настойчивости для своевременного выполнения почетного задания.

Наступательные действия наших войск под Сталинградом и на Центральном фронте вдохновили наш коллектив на самоотверженный труд. Наши стахановские фронтовые бригады по нескольку дней не уходили с поста, пока не выполнили своих заданий. Весь коллектив проникнут желанием до конца выполнить свой патриотический долг перед Отечеством.

С полной уверенностью в своих силах приступаем мы к новым работам по сооружению очередных мощных агрегатов.

Мужчины со станции ушли на фронт. В годы войны, надо прямо сказать, ЧГРЭС была в наших женских руках. Работать было куда труднее. Энергии требовалось все больше и больше. Прибавились эвакуированные заводы. А ЧГРЭС была тогда единственной мощной станцией на Южном Урале. А значит из каждой нашей турбины надо было «выжать» все, что она могла дать.

Особенно трудно было в первое время, когда наша армия отступала. Бывало, послушаешь перед сменой сводку — тревожно станет. К турбинам идем, как на боевую позицию. Все чувствовали, что дела на фронте зависят от нас. И как ни тяжело было, никто не жаловался.

Не только большого труда требовала война. Многим пришлось пережить тяжелые утраты. Мой муж ушел на фронт добровольцем, в Уральский танковый корпус. Но не пришлось ему долго повоевать.

После смены меня однажды вызывают в партком. Прихожу. Начинают со мной разговор. Я сразу поняла:

— Говорите прямо. Зачем тянуть?

И тогда мне дали письмо. В нем рассказывалось, как погиб мой муж. Сжало меня всю. Одна я осталась. Дочь наша Галочка умерла незадолго до этого. Что я теперь?

День пробыла дома. А на второй пошла в цех. Не время было плакать. Как родные встретили меня товарищи по работе, подруги. Не у меня одной было такое горе. И вместе было легче переносить его…

О. И. ЯКОВЛЕВА,

турбомашинист ЧГРЭС

Декабрь 1943 года

На обложке снимок. Портальный кран поднимает огромный блок пароперегревателя. Подпись: «Крупнейшей стройке военных дней — Челябинской ТЭЦ — посвящается этот номер».

Журнал открывается поздравлением Председателя ГКО строителям ТЭЦ по случаю монтажа самого мощного в стране турбогенератора в 100 тыс. киловатт. Со статьями в номере выступили начальник строительства Б. А. Никольский и парторг ЦК ВКП(б) стройки В. И. Пелих, инженеры С. Гончаров, Д. Винницкий, Н. Воскобойникова. Они рассказали о том прогрессивном, что нашло впервые место на ТЭЦстрое, называли героев стройки. Прораб А. И. Моргунов писал: «Я отец пяти фронтовиков. Дети сообщают, что здорово бьют фашиста. Просят, чтобы я тут не отставал. До разве можно нам тут отставать, когда стране нужна энергия».

И он не отставал. Только от внедрения одного его предложения наполовину сократилось время для возведения водораздельной. На полтора месяца ускорил монтаж турбины бригадир А. Емельянов. А рационализация бригадира В. Щербакова и слесаря Д. Кондрашева ускорила монтаж агрегатов на 20 дней.

Среди строителей было немало мальчишек, но они не уступали в труде. Одной из мальчишеских бригад, где старшим не было шестнадцати, посвящена статья Н. Леонидова «Победа отряда Ратундинова». Отряд в числе ведущих коллективов. Ребятам доверяли монтаж сложных узлов и агрегатов — они выполняли его отлично. Только за пять месяцев сделали работ более чем на 1 млн рублей.

До последнего дня своей жизни не забуду товарищей по труду, которые отдавали себя целиком и полностью интересам народа, интересам победы, интересам своей Отчизны. Трудились мы день и ночь, уставали, отдавая последние силы, и все равно можно было слышать: «Ради победы готов остаться и после смены». Если женщины шли на работу, затаив свое горе, мужчины шли, несмотря на усталость.

Оборудование приходило с разных концов страны, отечественное и зарубежное, которое подвергалось бомбежкам. При монтаже недоставало целых узлов, все это надо было монтировать и ремонтировать, быстрее направлять в эксплуатацию.

На все это нужны были квалифицированные кадры, которых недоставало, однако. Не помню такого момента, чтобы экскаватор простаивал из-за отсутствия машиниста. Квалифицировать приходилось прямо на ходу, люди очень быстро осваивали новые профессии.

Немного позже организовали школу горно-промышленного училища, которой руководил талантливый организатор Михаил Степанович Ледовских. В этом училище молодые рабочие получали квалификации всех направлений, в том числе и машинистов экскаваторов. Это давало хорошие результаты в работе.

Да, было в ту пору нелегко, но все трудности мы побеждали, и уголь по четырем галереям в два параллельных конвейера плыл круглосуточно. Для заводов, для ТЭЦ, для железной дороги.

Прилив наших сил пополняли те письма, которые продолжали поступать с передовой линии фронта. Вот одно из многих. История его такова. Надо было срочно уничтожить фашистский склад с боеприпасами, и командование Ленинградского фронта поручило это нашему земляку офицеру Гавриле Павловичу Масловскому. Перед тем, как отправиться на выполнение важной боевой задачи, он отправил письмо своему сыну. Вот что в нем писал: «Мой милый сын, мы больше не увидимся. Час назад я получил задание, после выполнения которого едва ли живым вернусь. Может случиться самое худшее, но, мой дорогой, не пугайся. Гордись такой гордостью, с какой идет твой папа на смерть. Не каждому доверено умирать за Родину».

В то время сколько было таких семей, которые могли получить такие же письма! Несмотря на тяжелые переживания и усталость, люди не падали духом, работали на совесть. И горное оборудование, которое вообще тихо не работает, а с каким-то многотонным перебором, стучало так, что, если внимательно прислушаешься, то оно чуть ли не словами выговаривало: «Победа, победа, победа, победа!»

Это слово выговаривали конвейеры, которые до предела были загружены углем. О том, как мы трудились в ту пору, думается, красноречиво поведают такие цифры.

За четыре года войны на разрезе было добыто 22,6 млн тонн угля и вывезено 24,8 млн кубов вскрыши. Только за 1943 год добыча на разрезе выросла на 2,2 млн тонн. Такие темпы роста украсят и сегодня любое предприятие, имеющее современную технику. В 1945 году вскрышные работы достигли глубины 55 метров, а добыча угля велась на глубине 95 метров.

В эти нелегкие годы труженики разреза систематически завоевывали переходящее Красное знамя Государственного Комитета Обороны, Наркомата угольной промышленности и отраслевого ЦК профсоюза. Решением ГКО и Наркомугля эти знамена переданы нашему коллективу на вечное хранение. Этому мы очень радовались. И эта искренняя радость останется в нашей памяти навсегда.

Т. Т. КУЗЬМЕНКО,

главный механик Коркинского угольного разреза

Более двадцати лет работаю я в журналистике. Не один раз приходилось писать об огненных годах Великой Отечественной, ее славных героях, выигрывавших бои, бравших «языков», пленивших вражеских офицеров, ведущих на таран самолеты… Свист пуль, скрежет гусениц танков, дым пожарищ, победные крики «ура» и стон раненых. Легенды об этих днях рождала сама жизнь.

Но у этой стороны медали была и другая — тыльная. С годами мы все явственнее ощущаем: без трудового пота оставшихся в тылу, нередко полуголодных матерей, жен, детей, вряд ли были одеты, обуты, сыты, оснащены самой передовой техникой, окружены моральной поддержкой бойцы Советской Армии. Все переплелось в одно целое.

В моем журналистском архиве сохранились отдельные документы, письма, воспоминания тружеников тыла, в большинстве своем комсомольцев. Это всего лишь капля, в которой отразились военные годы. Несколько маленьких штрихов, но и без, них портрет поколения сороковых был бы не полон.

В субботу вечером 21 июня 1941 года копейчане гуляли в саду, заложенном в 20-е годы комсомольцами, кружились в вальсе на открытой танцплощадке, многие пошли в клубы на просмотр нового кинофильма, концерта художественной самодеятельности. На следующий день было намечено загородное массовое гуляние. Но солнечное воскресное утро принесло страшную весть: началась война!

В тот же день в горком комсомола, в горвоенкомат стали поступать заявления от юношей и девушек, желающих быстрее отправиться на фронт бить вероломных захватчиков.

Кратко и ясно содержание этих дорогих бумаг: «Прошу добровольно принять в Красную Армию. Комсомолец. Имею оборонные значки. Бобров». Комсомолец Кокшаров в заявлении на имя секретаря горкома ВЛКСМ писал: «Я — участник боев с японскими самураями, добровольно вступил в партийно-комсомольский батальон в борьбе с белофиннами. Сейчас прошу немедленно отправить меня на фронт, чтобы вместе со всеми воинами Красной Армии дать сокрушительный отпор агрессорам». А вот заявление от девушек шахты № 204: «Мы, группа комсомолок, готовы идти медсестрами в ряды Красной Армии. Если потребуется, с винтовкой в руках пойдем в решительный бой за Родину! Попова, Лукашева, Софронова, Гайнутдинова, Юровская, Любимова, Шигарина».

За первые два месяца войны в армию ушел уже каждый третий коммунист и комсомолец. В Копейске резко упала добыча угля, стала остро ощущаться нехватка рабочих рук. Только на шахтах к концу сорок первого не хватало более полутора тысяч рабочих подземных квалификаций. Комсомольские организации начали вести широкую разъяснительную работу среди юношей и девушек. Горком ВЛКСМ бросил клич: «Комсомольцы, в забой!» Первые 86 человек ушли на подземные работы. Количество молодежи на предприятиях и стройках города быстро увеличилось и в 1942 году уже превышало половину.

— За станками стояли в основном 14—16-летние мальчишки и девчонки, — вспоминает инженер-конструктор завода имени Кирова Н. П. Калтыкьян. — Работали по 11 часов, а то и сутками не выходили из цехов, месяцами не имели выходных.

На шахтах новички нередко из-за небрежности или халатности допускали поломки механизмов, особенно на лебедках и насосах, и это, конечно же, отрицательно сказывалось на общих итогах работы.

— Горнякам моей бригады, — рассказывал в то время бригадир шахты № 204, кавалер ордена Трудового Красного Знамени И. Шаламов, — хорошо известно, к каким плачевным результатам приводит недисциплинированность, расхлябанность на других участках и в бригадах. У себя мы установили строгую дисциплину труда. Нарушителей мы вытаскиваем, как говорят, за ушко да на солнышко. Нарушил дисциплину — держи ответ перед народом, — такой уж порядок заведен в бригаде. Вот на днях члены бригады Решетников и Братцев выехали из шахты без жетонов. Их ударили рублем — лишили заработка за всю смену. Это чтобы не повадно было другим нарушать установленный порядок.

Крепко предупредили на бригадном собрании забойщика Низамеева. Однажды заметили, что он делает замыкание светового кабеля и прикуривает от него. А это было сопряжено с возможным взрывом метана и, следовательно, под угрозой оказывалась жизнь людей.

Серьезный разговор состоялся и по поводу небрежного отношения, а то и утери рабочего инструмента: лопаты, обушка. Пришел в бригаду новичок, вручаешь ему инструмент и даешь наказ: береги его, как снайпер свою винтовку.

Остро встала проблема — обучить трудовым навыкам новое пополнение. Индивидуальным обучением, как правило, занимались опытные производственники. Если сегодня хорошо известно имя лучшего в Копейске наставника молодежи, знатного токаря, Героя Социалистического Труда Николая Ивановича Доброносова, то в годы войны не меньшей славой и уважением пользовался коммунист-забойщик Нургиян Шарипов. В 1941 году ему было 60 лет. Но старый шахтер сказал:

— Пока не кончится война, не уйду на пенсию, а буду работать.

И он сдержал свое слово. Возглавляемая им бригада постоянно шла в числе передовых не только на шахте № 21, но и во всем угольном бассейне. Сам Нургиян обучил горняцкой профессии за годы войны 125 молодых рабочих.

Ценную инициативу проявил навалоотбойщик шахты № 201 Николай Цехотский. Он организовал комсомольско-молодежную бригаду из 31 выпускника ФЗО. В первое время Николай сосредоточил свое внимание на обучении и воспитании молодых рабочих. Им он передавал свой опыт, свои навыки и добился отличных результатов. Годовой план бригада выполнила на 135 процентов. Затем половина членов коллектива была передана на другие участки для организации новых комсомольско-молодежных бригад.

В тот же год молодая работница Московского подшипникового завода Екатерина Барышникова выступила с почином: за счет высокопроизводительного труда членов бригады высвободить рабочих для создания новой бригады. В короткий срок это начинание нашло широкое распространение на всех заводах и шахтах города. Это позволило высвободить 1385 рабочих и создать 69 комсомольско-молодежных коллективов. Только на рудоремонтном заводе было организовано 10 таких бригад. Здесь особенно отличились коллективы И. Рязанова, Н. Чайкиной, Н. Деева, Е. Торгашевой, выполнявшие норму на 250—300 процентов.

Так, чуть окрепнув, многие из молодых вставали в ряды трудящихся под лозунгом: «Работать не только за себя, но и за товарища, ушедшего на фронт!» На шахтах и заводах города росло движение двухсотников, многостаночников, совместителей профессий. Токарь завода имени Кирова комсомолец Александр Попов выполнял производственное задание на 300—400 процентов, передавал свой богатый опыт молодым рабочим, пришедшим на предприятие прямо со школьной скамьи. За доблестный труд в годы войны Александр награжден двумя медалями. Комсомолка Анна Лукина, одна из первых в городе удостоенная орденами Красной Звезды, выполняла норму на 500—600 процентов. Как награду, она получила право в составе делегации Челябинской области выехать на Северо-Западный фронт, куда от трудящихся Копейска к 26-й годовщине Великого Октября было собрано и отправлено восемь тысяч посылок. Три тысячи их ушло из города добровольцам Уральского танкового корпуса.

Почину передовиков последовали выпускница ремесленного училища Морозова, навалоотбойщик Сердюков и забойщик Беренчук — оба с шахты № 204, Хасанов и Брус с шахты № 205 и многие другие. К концу 1942 года число молодых двухсотников возросло до 317.

Запевалами движения «двадцатчиков», выполнявших месячное задание за 20 дней, явились молодые рабочие завода «Строммашина» Нетудыхата, Лось, Лошак, Снисаренко, Шараманова, вставшие за два станка. Передовики производства, они выполняли месячные планы за 16—18 дней.

Широчайший размах среди молодежи получило движение рационализаторов. Стахановец Анатолий Бойник с завода имени Кирова внес предложение литейщикам: отливать подающую часть врубовой машины с отверстием под ролик с уменьшенными припусками на обработку. В результате процесс обработки этой операции уменьшился на 50—60 процентов и вместо пяти передков за смену рабочие стали давать 10—12.

Эти примеры можно было продолжить. Именно так — нанизывая их, подгоняя друг к другу — в годы застоя писалась любая героическая страница из нашей истории. А ведь в тылу, как и на фронте, были свои победы и поражения, радости и горести, герои и дезертиры, люди болели и умирали — от недоедания и холода, плохого материально-технического обеспечения, невнимательного отношения к нуждам и запросам.

Зоной умолчания, белым пятном истории до недавнего времени оставалось какое-либо упоминание о насильственном переселении на шахты города немцев из Поволжья или жителей Средней Азии.

В мае 1943 года в трест «Копейскуголь» прибыло в порядке мобилизации из Узбекистана 895 человек и 650 человек — в «Челябинскуголь». К приему нового пополнения рабочих трест не подготовился. Для приезжающих не оказалось мест в общежитиях, поэтому их временно размещали в конторах, красных уголках и даже на улице. Не хватало в нужном количестве постельного белья, обуви. В городе распространились слухи о якобы существующем людоедстве среди узбеков, и это, естественно, не способствовало дружелюбному отношению к ним местного населения.

Использовались национальные кадры из Средней Азии в основном на подсобной, трудоемкой, неквалифицированной работе. Это потребовало введения дополнительного питания. В массе своей узбеки плохо или совсем не знали русского языка, не могли читать газеты. Поэтому для них ежедневно проводилась специальная читка газет, приказов Верховного Главнокомандующего и сводок Совинформбюро.

Проверка общежитий, проведенная в июле, показала, что в комнатах тесно, грязно, неуютно, обнаружены клопы и даже вши. 47 человек по болезни пришлось отправить обратно на родину, девять человек умерли, 30 сбежали. Только на шахте № 1—2 из 103 узбеков 21 уехал, шесть сбежали, пятеро умерли.

Еще худшим было положение граждан немецкого происхождения из автономной республики Поволжья, которым было выражено недоверие и обвинение в пособничестве врагу. Они подверглись переселению в глубокий тыл, им было отказано в праве защиты Родины с оружием в руках. Все мужчины от 15 лет и старше оказались мобилизованными в трудармию. Это понять можно — надо же было кому-то ковать победу и в тылу. Но была ли необходимость держать советских немцев в условиях лагерей? Зачем сыновей отделяли от их семей и отправляли на поселение в другие места? 45 лет прошло после окончания войны, а многодетная Марта Шмидт все равно не может объяснить, где и почему в трудармии на уральских лесоповалах, стройках и шахтах пропали ее муж и сыновья.

Иван Иванович Менгель выжил. На шахте он освоил три десятка профессий, ныне уже отживших: желобовой, каталь, болтокрут и других — до старшего механика предприятия по автоматике.

В своих воспоминаниях «Мы не были врагами» И. И. Менгель, один из семи тысяч проживающих сегодня в Копейске немцев, пишет о тех годах:

«Выходя на-гора́ из шахты после 12-часовой смены в мокрой лаве, мы в первую очередь спрашивали: что под Сталинградом? А потом уже интересовались, с чем баланда в немецкой столовой — с капустой или пшеном. Поев, выжав мокрые веревочные лапти, мы в трескучий мороз строем шли в свои холодные бараки, где на двухъярусных нарах коротали время до следующей смены. Выдерживали не все, особенно трудно было пожилым. Я выдержал. Мне было 15 лет.

В этих условиях мы выполняли свои трудовые нормы. У нас были стахановцы и ударники. Мы понимали, что уголь очень нужен фронту, что своим трудом мы тоже приближаем победу.

К концу войны я уже был мастером угля, работал врубмашинистом. День Победы, как и для всех советских людей, был для нас радостным праздником. Однако чувство неполноценности не оставляло: комендантский режим, подписка о невыезде, штамп в паспорте о проживании только в пределах Копейска. После войны наши напарники по работе в шахте — русские, украинцы, татары, башкиры — получили медаль за доблестный и самоотверженный труд в годы Великой Отечественной войны. Нам же, советским немцам, в большинстве своем ее не давали, мотивируя тем, что война-то была с Германией».

В суровый 1942 год в каждом номере городской газеты «Копейский рабочий» можно было встретить такие призывы: «Шахтер! Твой фронт — забой, твое орудие — молоток. Руби уголь по-фронтовому, перевыполняй норму!», «Шахтер, стахановским трудом Отчизну защити!», «Шахтер, бей немца в сердце сверхплановым углем!» Эти девизы не оставались словами, они поднимали в людях боевой дух, звали их на трудовые дела.

В решении общего комсомольского собрания шахты № 42, опубликованном в газете 9 июля, юноши и девушки писали: «Нашей любимой стране дорого сейчас каждое вводимое в строй предприятие. Уголь, который рубят горняки Копейска, питает десятки и сотни оборонных предприятий, выпускающих вооружение и боеприпасы для фронта, наш уголь питает транспорт.

Мы никогда этого не забываем. Комсомольцы и молодежь шахты-новостройки № 42, включившись во Всесоюзное соревнование угольщиков, берут на себя обязательство — построить с помощью городских комсомольских организаций шахту № 16 и сдать ее в эксплуатацию к 25 ноября, присвоив ей имя «Комсомолец»…

Буквально в тот же день инициативу молодых горняков одобрило бюро горкома ВЛКСМ, а на следующий — бюро горкома партии. На молодежную стройку горком партии направил опытных коммунистов-шахтостроителей, а горком ВЛКСМ — 18 лучших комсомольцев.

Построить шахту «Комсомолец», влить в могучий фонд обороны Отчизны сотни тонн «черного золота» — этот призыв комсомольцев шахты № 42 вызвал горячий отклик среди всех комсомольцев и молодежи Краснознаменного Копейска.

На первый комсомольско-молодежный воскресник 19 июля 1942 года на строительство шахты вышло свыше 130 учащихся ФЗО № 30. Все они прибыли в город из районов, освобожденных Красной Армией от ига оккупантов. Ребята выполнили задание руководства шахты более чем на 300 процентов.

Новое предприятие росло быстрыми темпами. Образцы стахановского труда показывали здесь бригады проходчиков. Особенно высокой производительности добилась бригада А. Дубикова на проходке ствола. 22 июля сменное задание она выполнила на 204 процента. Хорошо работала в этот день на креплении ствола бригада Леушина, выполнив норму на 160 процентов, а в последующие дни достигнув рекорда — 340 процентов. В августе в число передовиков на проходке ствола вышла и бригада Мироненко.

Замечательно трудились на проходке шурфа члены бригады М. Костомарова. Соревнуясь с бригадой В. Смаля, они добились выполнения нормы на 170—300 процентов. Оба передовых комсомольско-молодежных коллектива вступили в социалистическое соревнование за звание «Фронтовой бригады Великой Отечественной войны». Не отставали от них и бригады проходчиков Нажмутдинова, Сосы, Романова, Киселева, Фомина, Лединева, землекопов Кожуховского, плотников А. Охотина.

Решением городского жюри за успехи в труде бригады Дубикова, Нажмутдинова и Смаля были занесены в «Книгу Почета героев трудового фронта Великой Отечественной войны», учрежденную горкомом партии, трестами и райкомами профсоюза угольщиков. Звания «Знатного мастера смены Великой Отечественной войны» удостоился лучший горный мастер на строительстве шахты В. Моисеев. А проходчики бригады М. Костомарова за образцовое выполнение производственного задания и обучение новых рабочих добились звания стахановцев Великой Отечественной войны.

День 25-й годовщины Великого Октября стал для молодежи города двойным праздником. В этот день молодые патриоты закончили в рекордно короткий срок — за 112 дней — строительство шахты № 16 «Комсомолец» и выдали на-гора́ 267 вагонов угля в счет комсомольско-молодежного эшелона для Красной Армии.

На имя секретаря ВЛКСМ Хорунжего, начальника строительства Черепова, стахановцев Вяткина, Кузнецова, Калинина, Костомарова, Бориль пришло поздравление Челябинского обкома ВЛКСМ, в котором говорилось: «Областной комитет комсомола выражает уверенность, что молодые угольщики шахты «Комсомолец» своим самоотверженным трудом добьются выполнения и перевыполнения государственных планов угледобычи и дадут Родине дополнительные сотни тонн угля».

8 декабря 1942 года «Комсомолец» впервые упоминается в газетной сводке работы шахт города, а 20 декабря она завоевала первое место в социалистическом соревновании, выполнив суточный план угледобычи на 140 процентов.

Активное участие приняла молодежь также в строительстве шахт № 42-бис, 41-й, «Красная горнячка» и других.

Осенью 1941 года, в трудные для нашей Отчизны дни, по инициативе комсомольских организаций заводов Москвы, Свердловска и Горького в стране зародилось движение фронтовых бригад. Первый такой коллектив в городе был создан на шахте № 12—16 во главе с комсомольцем бригадиром-забойщиком П. Маматом. За стахановский труд бригаде вручили переходящее Красное знамя горкома ВЛКСМ. Вскоре комсомольцы той же шахты Полосин и Тарханов организовали еще две фронтовые бригады. К началу 1943 года их количество достигло 87, в 1944 году — 213, в 1945-м — 309 бригад, в которых работало более восьми тысяч юношей и девушек.

Множились ряды солдат тыла, самоотверженно трудившихся во имя победы над врагом. Отбойный молоток взяли в руки не только юноши, но и девушки.

Рабочий путь Кати Подорвановой, как и многих ее сверстников, родившихся в горняцком городе, начинался на шахте. Здесь она прошла многие ступеньки технологической цепочки: ламповщица, бирошница, пожарная, породовыборщица, каталь. В горькие минуты, вызванные тягостными сводками Совинформбюро, Катя все чаще начинала думать: «Не пойти ли мне в забой? Вон и Александра Солдатова тоже пошла бы. Правда, двое они шахту из прорыва не выведут. Вот если собрать девушек в бригаду. Не имеют специальности навалоотбойщиц? Было бы желание…»

Своим решением Катя поделилась с начальником участка. Здесь же перед спуском в шахту сидели горняки. Кто-то из них, по простоте своей, произнес:

— Сдурела! Что с нее возьмешь: баба есть баба. Волос длинный, ум короткий. Разве можно женщине в забой, да еще на породу? Мы, мужики, и то еле управляемся.

Но Катю не так-то легко было отговорить. Настояла все-таки на своем. Да и в комитете комсомола не поддержали:

— Давай, но обдумай все. Зверей выучивают, а мы — люди.

И Катя училась «рубить» уголек. Овладевала передовой тогда горняцкой техникой — отбойным молотком, таскала на себе по крутому пласту тяжелый крепежный лес. Когда же мужчины пытались помочь ей, сердито бросала:

— Не подходи. Я сама.

О Кате заговорили на шахте. Работать, как Подорванова, изъявили многие девушки: Митрушенко, Прачева, Собакина, Савченко, Рагулина, сестры Басыровы, Солдатова. Вот тогда Кате и сказали в комитете ВЛКСМ:

— Подбирай девушек в комсомольско-молодежную бригаду и приходи со списком, обсудим на собрании.

…В раскомандировке шахты слышались шутки, смех. Здесь собралась молодежь. Предстоял большой разговор о том, как выполнить комсомольский долг перед страной. В числе первых выступила Катя Подорванова. Ее предложение создать женскую добычную молодежную бригаду встретили шумным одобрением. На призыв Кати откликнулись 40 девушек. Они избрали Катю своим бригадиром. Так впервые на Урале родилась женская комсомольско-молодежная бригада забойщиков.

В первый раз в лаву — 3 октября 1943 года — бригаду провожали с музыкой. На шахтном дворе собрались горняки, представители администрации, общественных организаций. Чувствуя всеобщее внимание, девчата, одетые в новые шахтерские спецовки, смущались.

Вдруг Катя запела:

Девушки подхватили песню.

Тяжелой показалась эта смена. Не каждая навалоотбойщица сразу нашла свое место. Кате Подорвановой то и дело приходилось поправлять подруг. Вот Рагулина единоборствует с тяжелой крепежной стойкой, и, кажется, стойка перетягивает ее. Только помогла Катя ей, глядь, Собакина отбойным молотком, как лопатой, действует. Через две недели девушки оформляли и крепили забой даже лучше, чем некоторые мужчины. Не сразу пришло мастерство. Учились отбойке угля в учебном комбинате. Оставались в раскомандировке и анализировали работу смены, думали, как лучше распределить свои силы в лаве. 150—200 процентов — эти показатели появились позднее.

Не раз девчата шли на рекорды. Однажды за смену прошли целую лаву. Сама Катя в лучшие дни проходила по 45 зарезок. В результате за три месяца сорок третьего года женская бригада дала сверх плана 1500 тонн угля, а в следующем году женская бригада дала сверх плана 1500 тонн угля, а в следующем году заняла первое место во Всесоюзном соревновании комсомольско-молодежных бригад и завоевала переходящее Красное знамя ЦК ВЛКСМ и Наркомата угольной промышленности. До конца войны бригада была первой и знамя осталось у нее на вечное хранение. Недавно Е. Подорванова передала в городской краеведческий музей врученную ей Почетную грамоту Центрального Комитета комсомола. На ней изображен стремительно несущийся танк с развевающимся на ветру знаменем и надписью: «Смерть немецким оккупантам!»

В журналах, в «Комсомольской правде», областных, городских, фронтовых газетах печатался портрет девушки в шахтерской каске с отбойным молотком в руках. Под одним из них стояла подпись: «Катя Подорванова (город Копейск Челябинской области) первой из девушек Урала спустилась в забой, заменив шахтера, ушедшего на фронт. Организовала женскую добычную бригаду. Вместе со своими последовательницами ежедневно выполняет норму на 150—200 процентов».

В Копейск приходили письма со штемпелями полевой почты. Бойцы посылали Кате и всем девушкам-горнячкам свой горячий фронтовой привет. Писали, что самоотверженность, проявленная Катей и ее подругами, вдохновляет их на ратные дела. В одном из писем было сказано: «С именем девушки Кати Подорвановой мы идем в бой».

В «Копейском рабочем» опубликовано несколько писем, адресованных женской бригаде. Вот некоторые из них:

«Артиллерийское подразделение из «Комсомольской правды» узнало о трудовом героизме бригады Кати Подорвановой. В честь вашего самоотверженного труда, во славу Отчизны мы дали артиллерийский залп и разрушили вражеский дзот с пулеметной установкой. Честь и слава вам, девушки!»

Командир орудия Иван Чуднов писал: «От руки фашистов погибли мой отец, мать, сестра. Нет теперь у меня больше дома, его разрушили немцы. Будьте мне сестрой, Катя. Мне хочется иметь такую славную, трудолюбивую сестренку, как вы».

«Ею гордятся угольщики Копейска» — сообщали газеты Урала. А в центре нашего города висел большой портрет Кати на коне в шахтерской одежде. Внизу слова: «Дочь богатыря».

Великое, патриотическое дело начала скромная копейская девушка. Отмечая высокую производительность труда, нарком угольной промышленности наградил Екатерину Подорванову значком «Отличник социалистического соревнования».

На всю жизнь осталось у Кати теплое воспоминание о слете стахановцев в Челябинске. Ее наградили именными золотыми часами. Делегаты вынесли Катю Подорванову из зала на руках. Такие слеты в годы войны проводились регулярно. А 15 декабря 1943 года ЦК ВЛКСМ и Наркомат угольной промышленности собрали в Челябинске Всесоюзное совещание представителей комсомольско-молодежных бригад угольных бассейнов. Совершенствуя методы работы, бригада Е. Подорвановой высвободила шесть человек, и через два с половиной месяца на участке была создана еще одна женская бригада, которую возглавила Александра Солдатова.

Почин девушек шахты № 4—6 Копейска широко подхватили предприятия страны. Только в самом Копейске было создано 20 добычных бригад. На шахте № 7—8 во главе бригад встали Клава Бондаренко и Лена Грязнецкая, на шахте № 22 — Надя Лоза, на шахте № 201 — Ксения Бывакина. На шахте «Красная горнячка» женскую добычную бригаду возглавила Оля Махтиенко. Это ее коллективу прислал телеграмму Михаил Иванович Калинин, благодарил девушек-шахтерок за сверхплановые тонны угля, за то, что в трудную для Родины минуту заменили они ушедших на фронт братьев и отцов. Женские бригады в Копейске объединяли 396 навалоотбойщиков. За годы войны они выдали на-гора́ 45 тыс. тонн угля сверх плана.

За годы Великой Отечественной войны комсомольско-молодежные бригады шахт и заводов Краснознаменного Копейска выдали сверх плана 75 тыс. тонн угля и на 11,3 млн рублей продукции. А всего копейские горняки выдали на-гора́ 12,4 млн тонны угля. 340 комсомольцев награждены орденами и медалями, значками Наркомата угольной промышленности.

Серьезный вклад в фонд обороны внесла молодежь Копейска. Весной 1942 года в области развернулось движение по сбору средств на танковую колонну имени Челябинского комсомола. Молодые копейчане внесли из своих заработков 1,8 млн рублей. Каждый копейский комсомолец испытал чувство глубокого удовлетворения, читая приказ Наркома Обороны СССР от 27 мая 1942 года о присвоении Н-ской танковой бригаде имени Челябинского комсомола. В этом священном деле была и его доля.

Комсомольцы и молодежь города горняков собрали и погрузили 35 тыс. тонн металлического лома, послали на фронт три тысячи посылок, организовали в госпиталях уход за ранеными, оказывали помощь семьям фронтовиков. В комсомольский фонд помощи детям они собрали 513 тыс. рублей, которые пошли на приобретение 485 путевок в санатории, 1512 путевок в пионерские лагеря. Многим детям погибших воинов выдали пособия.

Помнят ли об этом героическом времени дети и внуки тех, кто отличился в годы войны, самоотверженно работая в тылу? Несомненно. Мы уже говорили о руководителе женской бригады Ксении Бывакиной с шахты № 201. Отлично работали под ее руководством девчата. Недаром, когда закончилась война, и на смену женщинам в забои пришли мужчины, Ксению Бывакину попросили остаться еще — передать свой опыт новичкам. И она осталась. Учила не только труду, но и воспитывала характеры. За это К. Бывакиной присвоено звание «Почетный шахтер».

Спустя несколько лет на шахту № 201, на тот же участок, который когда-то возглавлял ее муж и где она трудилась в годы войны, пришел их сын Михаил. Здесь он научился работать, стал начальником участка, добился успехов, за которые награжден тремя знаками «Шахтерской славы». Михаил Матвеевич Бывакин первым из копейчан удостоен звания «Почетный гражданин города». Ныне эстафету от дедушки, бабушки и отца уверенно несет младшее поколение Бывакиных — молодые специалисты, горные инженеры Сергей и Александр.

В 1973 году во Дворце культуры угольщиков проходил праздник, посвященный Копейску и копейчанам, который снимался Центральным телевидением для передачи «От всей души». По приглашению ведущей на сцену, смущаясь, поднялась Екатерина Ивановна Подорванова, ныне Попова. Женщины и ее подруги не скрывали слез. Это слезы радости, признательности людям, которые помнят их трудовую молодость.

В зал внесли Красное знамя ЦК ВЛКСМ Наркомугля, которым женская бригада Кати Подорвановой была награждена в суровые годы Великой Отечественной войны. И как тридцать лет назад, его снова вручили Екатерине Ивановне. Зазвучала хорошо знакомая мелодия «Там, на шахте угольной…»

Я гляжу на женщин, стоящих у алого стяга. Они как будто помолодели, распрямились их плечи, разгладились морщины.

Секретарь горкома ВЛКСМ зачитала решение бюро о том, что это знамя прославленной бригады вновь становится переходящим и будет вручаться лучшей шахтерской комсомольско-молодежной бригаде.

Валентина Леонтьева пригласила на сцену бригаду Михаила Семыкина с шахты «Центральная». И вот они, представители двух поколений, — рядом. Молодые парни и пожилые женщины. Екатерина Ивановна с волнением передала знамя Михаилу. Принимая эту реликвию, молодой бригадир от имени своих товарищей заверил быть достойным высокой награды.

Теперь знамя Е. Подорвановой, как именуют его в Копейске, вместе с городским комсомольским знаменем выносится на всех молодежных торжествах. У этого знамени, в музее, вручают комсомольские билеты и повязывают пионерские галстуки, возле него проводятся Ленинские уроки и зачеты…

Связь времен не прерывается.

Ю. НИКИТИН,

журналист

АРТЕРИЯ ЖИЗНИ

Июнь 1942 года

Об узких местах на Южно-Уральской железной дороге, необходимости мероприятий по их ликвидации

В связи с эвакуацией и размещением в пределах дороги свыше 140 крупных предприятий резко увеличилась грузовая работа Южно-Уральской железной дороги. Эвакуированные предприятия разместились как на площадках действующих предприятий, так и на новых, не имеющих никакого внутризаводского транспорта, с примыканием к малым полевым станциям, приспособленным по своему развитию только для пропуска транзитных поездов.

В силу этого нагрузка по переработке грузов легла на станции дороги, причем, ряд которых по своему путевому развитию оказались так же неспособными к бесперебойному обеспечению переработки возросшего грузопотока… Так, к разъезду Восьмого километра, имевшего всего три пути, примкнуло 13 предприятий, к станции Тракторострой, обслуживающей ранее в основном ЧТЗ, — четыре крупных предприятия. Аналогично положение на станциях Уржумка, пост Второй километр, Маук, Миасс и других.

…Исходя из этого, возникает необходимость ускорить строительство на Южно-Уральской железной дороге вторых путей Челябинск — Еманжелинск, усилить железнодорожные линии Уктус — Челябинск, Бердяуш — Дружинино, развить Кропачевский, Бердяушевский, Карталинский узлы и расширять станции Козырево, Потанино, разъезды Восьмой километр, Тракторострой и другие. Обком партии просит подключить к решению этих вопросов наркоматы, в ведении которых находятся промышленные предприятия, примыкающие к узлам и станциям дороги, а также выделить дополнительно средства и воинские инженерные части для ускорения строительных работ…

Ноябрь 1942 года

…Зачинателем лунинского движения среди путевых обходчиков в первые дни войны стал Федор Андреевич Лисянский — дорожный мастер Троицкой дистанции пути. Он содержал свой участок в образцовом порядке, своими силами с женой и детьми проводил весь планово-предупредительный ремонт. По его инициативе на участке Карталы — Айдырля — Орск, где в то время была однопутка и поезда ходили с ограниченной скоростью, было организовано ускорение продвижения поездов. Накануне Сталинградской битвы поезда шли по этому участку один за другим на расстоянии видимости сигналов. Ф. А. Лисянский организовал железнодорожников, членов их семей и расставил их с сигналами по всей трассе на расстоянии 1—1,5 километра друг от друга. По сигналам «блокировки» день и ночь, в любую погоду шли поезда к Сталинграду. Применяемый такой способ организации движения увеличил пропуск поездов по сравнению с графиком в три раза и без единой аварии.

В августе 1942 года из 1918 путевых обходчиков на дороге по-лунински работало 662. Своими силами они произвели 20,8 тыс. погонных метров перешивки пути, сменили 1061 шпалу, сделали 17 тыс. погонных метров подбивки пути…

В те дни наша задача состояла в том, чтобы быстрее продвигать поезда. Нужно было дорожить каждой минутой, каждой тонной топлива, каждым рублем, затраченным на ремонт машины. Наша бригада работала по-фронтовому. На подходе к станции я уже готовил паровоз для передачи его напарнику и дальнейшего следования. Передача локомотива в таких случаях сокращалась в пять раз против положенного по норме времени…

Преодолевая трудности военного времени, мы с напарником ездили исключительно по кольцу. В месяц мы делали 25—26 кольцевых рейсов. Нашему примеру следовали и другие машинисты…

М. И. КУПРИЯНОВ,

машинист Златоустовского паровозного депо Южно-Уральской железной дороги[15]

…Помню хорошо, как первый секретарь обкома партии Николай Семенович Патоличев приехал к нам на Челябинский узел и сказал: сегодня ночью получили телеграмму от ГКО. С Востока идут 122 эшелона с людскими резервами и военной техникой, и Челябинский узел должен не подкачать, пропустить все эти поезда скоростным методом без всякой задержки. Н. С. Патоличев лично обратился ко мне с просьбой сесть за руль управления и применить свой метод обработки поездов. Несмотря на то, что я в то время работал заместителем начальника станции, я все же садился за дежурного и сутками командовал. Но ведь воинские поезда шли с Востока, а с Запада шли поезда с заводским оборудованием, их тоже надо пропускать незамедлительно и применять скоростную обработку, тем более на этих поездах ехало очень много эвакуированных людей. Вот такая адская работа, когда приходилось по двое-трое суток не спать. Но мы все же пережили…

Н. В. ЖИТНИКОВ,

заместитель начальника станции Челябинск

Недаром говорят: «У войны не женское лицо». Но скольким юным девушкам пришлось взвалить на плечи нелегкое бремя войны. На тяжелых участках производстве нам пришлось заменить мужей, отцов и братьев, ушедших на фронт. Я, например, работала кочегаром на могучем паровозе «ФД». Водили мы тяжеловесные составы с грузом для фронта, и какие бы трудные дороги ни выпадали на нашу долю, мы прилагали все силы для того, чтобы доставить солдатам технику, боеприпасы, продукты. Ели несытно, часто недосыпали, уставали очень, но не падали духом, верили в победу. В те минуты очень помогала песня. Одну со множеством куплетов, сочиненную нашими железнодорожниками, я помню до сих пор. В ней были такие строки: «И на борьбу нас Родина призвала — пощады нет коричневой орде. Мы — сыновья и дочери Урала — не подведем ни в битве, ни в труде». Вот какая была эта песня…

П. И. РЕДЬКИНА,

кочегар паровоза Челябинского локомотивного дело

В годы войны наша Южно-Уральская дорога не только доставляла Красной Армии оружие и боеприпасы, но и сама создавала их. Так, в начале декабря 1941 года мы получили задание ГКО — подготовить и укомплектовать бронепоезда для фронта. С 13 числа, как только пришел броневой лист, приступили к выполнению необычного заказа. Сразу же столкнулись с целым рядом трудностей: задание сложное, ответственное, а опыта в сооружении бронепоездов ни у нас, руководителей, ни у специалистов не было.

Чрезвычайные обстоятельства требовали находиться на производстве по 14 и более часов. Поэтому с первых же дней основное внимание обратили на организацию работы с людьми. Прежде всего утвердили комиссаров по строительству бронепоездов. В Челябинске таким комиссаром был назначен секретарь узлового парткома Рождественский, в депо Златоуст — заместитель начальника политотдела отделения Никифоров, в депо Троицк — секретарь узлового парткома Диев, в вагонном и паровозном депо станции Челябинск — по совместительству политруки Кузнецов и Прудников. Партийные организации паровозных депо Челябинск, Златоуст, Троицк и вагонного участка Челябинска организовали политическую работу с людьми на строительстве бронепоездов. Рабочие и специалисты включились в социалистическое соревнование. Коллектив вагонного депо Челябинск, выполнявший задание ГКО, с первых же дней объявил себя воинским подразделением с армейской дисциплиной труда: задание от мастеров рабочие получали в строю и не покидали работу без разрешения мастера. На такой же режим перешли и коллективы паровозных депо Челябинск, Златоуст, Троицк. Результаты выполнения заданий каждую смену отражались на досках показателей.

Когда создалась особенно напряженная обстановка, котельщики Макаров и Коза работали по 18 часов, а слесари Рожко, Бляхер 36 часов подряд не оставляли станок. Сутками трудились бригады Першанина, Красникова, бригада слесарей Жучкова.

Основные работы позади. И вот заместители начальника депо Челябинск Абрамов и Молодцев, мастер Красников, бригадир Першаченко за восемь часов произвели установку четырех орудийных башен на бронеплощадке, прежде на эту операцию уходило двое суток. Сутками работали газосварщики Шундеев, Лаптев, Хотенко, Краснощеков и другие.

Группа рабочих вагонного депо Челябинск жила на линии станции Полетаево. На поездку на работу и домой терялось драгоценное время. Мы обратились к ним с просьбой: на время сооружения бронепоездов перейти жить в вагончики, пока не ездить домой. Рабочие согласились.

Кроме сооружения самих бронепоездов, наши железнодорожники полностью оборудовали базы управления бронедивизионов и бронепоездов. Бронедивизионы получили предметы культурного обихода: кинопередвижку, музыкальные инструменты (балалайки, гитары, гармони, патефоны), настольные игры (шахматы, шашки, домино), книги, плакаты, портреты. Такие подарки передал Кировский райком партии Челябинска, а женщины-домохозяйки по нашей просьбе изготовили для вагонов занавески, драпировки, скатерти, салфетки. Думается, бойцы и командиры бронепоездов были довольны, ведь все было сделано от души.

Л. П. МАЛЬКЕВИЧ,

начальник Южно-Уральской железной дороги

В конце ноября 1941 года довелось мне встретиться с секретарем узлового парткома А. П. Рождественским. Во время беседы он сказал:

— Нелегкую задачу предстоит решить паровозникам — построить два бронепоезда.

— Но ведь в депо их никогда не строили, — удивился я.

— Не строили. Значит, и опыта нет. Нет и соответствующей технической документации, необходимого оборудования, инструмента. Да и людей не хватает. Тем не менее задание Государственного Комитета Обороны мы обязаны выполнить, причем в предельно сжатый срок.

К делу приступили немедленно — фронт не мог ждать, он диктовал свои жесткие, неумолимые законы. На участок, специально созданный, по направлению парторганизации и администрации депо пришли высококвалифицированные рабочие. Тут же начали трудиться и конструкторы. Разрабатывая чертежи различных деталей, они тотчас же передавали их для исполнения.

Объявив себя, как и машинисты колонны имени ГКО, воинским подразделением, слесари и токари, фрезеровщики и разметчики, — все, кто имел отношение к строительству бронепоездов, зачастую круглые сутки не покидали депо. Производственные задания получали в строю.

Сложных технических проблем возникало немало. Много забот и хлопот, например, доставило опорное кольцо поворотного механизма орудийной башни. Чтобы изготовить его, было принято смелое решение — использовать бандажи колес широко распространенного тогда локомотива серии СУ. Но для этого с каждого стального бандажа требовалось снять металлический слой — до семи сантиметров. При обычном методе расточки продолжительность такой операции — почти сутки. Подобный срок, конечно, никого не устраивал. Выручил токарь-бандажник К. С. Чипышев.

— Есть у меня идея, — обратился он к своим товарищам. — Осуществление ее, думается, сулит многое. Я прикинул, что если изготовить вот такой резец, то скорость обработки бандажей значительно возрастает.

И Константин Степанович показал чертеж предлагаемого им инструмента, пояснил его преимущества перед другими. Когда резец изготовили и опробовали, оказалось, что время обработки можно ускорить более чем в три раза.

Для каждой бронеплощадки и орудийной башни предстояло просверлить свыше восьми тысяч отверстий. Нетрудно представить продолжительность сверловки, если подготовка лишь одного отверстия превышает шесть минут. Но и здесь нашли выход. Переоборудовав станки и изготовив сверла из быстрорежущей стали, внедрили скоростной способ сверления, разработанный в депо. Результат — просверливание отверстия стало занимать две минуты.

Четверо суток выделили мастеру Н. А. Молодцову для установки на бронепоезде крупнокалиберных пулеметов. Как справиться с этим, он не совсем ясно представлял, ведь дело предстояло совершенно незнакомое. На помощь пришла бригада по ремонту станков, которую возглавлял А. М. Першанов. Работали не покладая рук, ночевать домой не уходили — в депо имелись раскладушки. Об установке пулеметов мастер доложил в назначенный срок.

Строительство первого бронепоезда, в котором приняли активное участие мастер К. Кондаков, слесари В. Вишневский и А. Сачков, сварщики А. Расчектаев и Н. Лаптев, разметчики А. Рожковский и С. Тарасюк, было завершено 24 декабря 1941 года, второго — спустя три дня. В феврале сорок второго, после обкатки их приняли военпреды. На митинге, посвященном этому событию, они от имени фронтовиков горячо благодарили коллектив депо за помощь Красной Армии.

Так, обогнав время, проявив настойчивость и изобретательность в борьбе за выполнение важного задания, паровозники оказали ощутимую помощь фронту. И когда в победном сорок пятом за успешную работу в годы Великой Отечественной большая группа работников железнодорожного транспорта была награждена орденами и медалями, среди них значились и имена строителей бронепоездов.

У реверса этих поездов, показавших в боевой обстановке высокие качества, стояли челябинские машинисты В. Югов, Г. Чуяшенко и другие их товарищи. Все они храбро бились с врагом, с честью выполнили свой воинский долг.

Г. АБРАМОВИЧ,

корреспондент Всесоюзного радио по Челябинской области

Помню, во время войны мне долго снился один и тот же навязчивый сон. Лежу на земле лицом вниз. Меня не видно в высокой сухой кукурузе. И я не вижу, не чувствую никого рядом, хотя знаю, что поле усеяно телами прижавшихся к земле людей. Вдруг сверху, из-под самого неба, надвигается густой, заволакивающий все вокруг прерывистый гул. Он приближается, растет… Все ближе… Теперь уже гул переходит в оглушительный свист, и над моей буквально вдавленной в рыхлую землю несчастной головой, — так близко, что вот-вот коснется затылка, — проносится гигантское крылатое чудище с черными крестами на крыльях.

Этот сон, как наваждение, много лет приходил ко мне напоминанием о том, давнем, когда по дороге из Мариуполя на Свердловск, по длинной — в полжизни — военной дороге, двигался наш эшелон, застывая на сутки и недели в тупиках и на полустанках. Во время бомбежек все разноликое и пестрое население эшелона рассыпалось по полю, в лесочки — куда попало, чтобы спрятаться, выжить. А когда, отбомбившись, вражеские самолеты уходили за горизонт, раздавался призывной паровозный гудок, созывающий нас обратно, в наш двигающийся, лязгающий и уже обжитой на недели пути родной эшелон.

Мы не думали о тех, кто нас вез по этому кромешному аду войны туда, где не стреляют, где можно помыться и даже зажечь свет, не заботясь о маскировке. Наш поезд двигался словно сам собой, и мы верили, что доедем, хотя… Бывало ведь иначе…

Когда пишут и говорят о помощи тыла фронту, особенно если речь идет о Челябинске, первым делом вспоминают ЧТЗ. Ведь именно он давал стране знаменитые ИС, «тридцатьчетверки», на которых танкисты Уральского добровольческого корпуса вошли победителями в Прагу. Памятник, воздвигнутый в центре нашего города, стал символом Победы. Но тщетно было бы искать в Челябинске памятник машинисту или его помощнику, путейцу или слесарю депо. Есть, правда, сравнительно недавно поставленный памятник стрелочнику на развилке улиц Свободы и Российской, недалеко от Челябинского отделения дороги. Мускулистая фигура рабочего напряжена в усилии — он переводит стрелку на новый путь. Это памятник-символ, сооруженный в знак вечной признательности тем, кто в начале века «перевел стрелку» эпохи на новые социалистические рельсы, ведь именно в Железнодорожном районе Челябинска зародились первые марксистские кружки и именно там, в локомотивном депо, была создана первая на Южном Урале подпольная организация РСДРП.

И все-таки, думается мне, воздавая достойную хвалу Танкограду, мы незаслуженно забыли тех, кто в годы Великой Отечественной доставлял челябинские танки к полям сражений и снабжал Кировский всем необходимым для производства новых боевых машин, кто, рискуя жизнью, водил поезда на фронт в составе колонн имени ГКО, кто в четырех-пяти километрах от огневого рубежа восстанавливал разрушенные пути и на себе; таскал шпалы и обломки рельсов, прерывая эту работу только для того, чтобы укрыться в ближайшем леске от очередной бомбежки.

С первых дней войны Южно-Уральская железная дорога перешла на военный режим. Так было на всех дорогах страны. Недаром железнодорожный транспорт называли родным братом Красной Армии. Поезда шли по особому графику. Это означало, что в первую очередь продвигались войска и воинские грузы. Из локомотивов выжималась предельная скорость. Уже в ноябре 1941 года воинские эшелоны с Урала к Москве шли со скоростью 750—800 километров в сутки (это при том, что на станциях скапливалось огромное количество составов). С каждым днем все более тяжеловесные поезда вели челябинские машинисты. В 1943 году отделение дороги отправляло грузов вдвое больше, чем в предвоенном 1940-м.

О роли железнодорожного транспорта в те годы наиболее ярко свидетельствует тот факт, что начальник тыла Красной Армии генерал А. В. Хрулев в 1942—1943 годах был одновременно и наркомом путей сообщения.

В предвоенные годы на развитие транспорта выделялось много средств. Строились новые железные дороги, были внедрены самые мощные по тем временам локомотивы, большегрузные вагоны, начала внедряться автоматика. Главные направления дорог оборудовались автоблокировкой и централизацией стрелок. Повышались скорости движения поездов, увеличивалась пропускная способность тех магистральных направлений, которые связывали промышленные центры Урала и Сибири с центром страны, Донбассом и Средней Азией.

И все же к началу войны многие строительные работы не были завершены. Особенно это чувствовалось на Южно-Уральской дороге. Кроме того, многие станции и локомотивные депо не соответствовали бурно возросшему объему перевозок. Война по-своему беспощадно и строго обнажила все недоделки и предъявила свой бескомпромиссный счет: надо было бесперебойно держать связь фронта и тыла и, кроме того, доставлять уголь, металл, нефть, лес, хлеб, стройматериалы, машины промышленным предприятиям, чтобы создать условия для их беспрерывной работы.

Бывший в годы войны первым секретарем Челябинского обкома партии Н. С. Патоличев в своей книге «Испытание на зрелость» делит работу железнодорожников Урала в военную пору на три основных периода.

Первый — начало войны, когда более 10 тыс. железнодорожников ЮУЖД были мобилизованы в армию. Их место преимущественно заняли женщины (к концу 1943 года на дороге работало 25 тыс. женщин, в том числе и паровозных машинистов). Портреты некоторых из них, а также документы и фотографии из семейных альбомов любовно хранятся в музее революционной, боевой и трудовой славы локомотивного депо Челябинск. Ветеран депо Борис Тимофеевич Тараненко, прошедший путь от помощника машиниста до заместителя начальника депо, вспоминает: «Вот нас трое работало на паровозе: машинист, помощник, кочегар. Один ушел на защиту Родины — двое остались. Мобилизовали женщин. А что такое женщина на паровозе, вы себе представляете? Мы перед войной еще организовали курсы машинистов, так они у нас обучились на этих курсах и потом сами стали водить поезда. Первой поехала на паровозе «Феликс Дзержинский» (это сверхмощный паровоз — 2400 л. с.) Екатерина Леонтьевна Лепешкова. Уже в возрасте была, но настояла, чтобы отправили ее на курсы. Убеждала, что нельзя ей иначе. Муж ее, революционер, был казнен в 1918 году в Уфимской тюрьме. Второй поехала А. Н. Арсентьева (теперь ее фамилия Дорожкина). Причем она вначале помощником была у знаменитого на всю дорогу Льва Михайловича Логинова. Хороший он был наставник, выучил как надо. Безводные рейсы водила. А что такое безводный рейс? Это от Челябинска до Шумихи два с половиной часа без набора воды».

Бесконечный поток эшелонов шел со средней скоростью 800—900, а иногда и 1200 километров в сутки, то есть быстрее курьерского.

Второй период работы транспорта был еще труднее. Он начался с продвижения фашистских войск в глубь нашей страны. Образовалось два гигантских потока: на Запад шла боевая техника, войска, а на Восток — оборудование эвакуированных заводов и людей — семьи эвакуированных, а также первые санитарные поезда с ранеными. В первый год войны в Челябинской области разместилось около 200 эвакуированных предприятий. Надо было не только перевезти их, но и ввести в строй. Это был продолжительный и сложный этап.

Но, пожалуй, самым тяжелым был третий период в работе транспорта — с 1943 года и до конца войны. Производство промышленной продукции в Челябинской области к этому времени утроилось. Ее надо было перевезти. Но Южно-Уральская дорога была еще и важнейшей транзитной магистралью. В начале второй половины 1942 года здесь наступило величайшее напряжение. Поток грузов на фронт возрастал, и в то же время огромная сеть железных дорог осталась на оккупированной врагом территории. По этой же причине вышли из строя мощные угольные районы Донбасса. Дальность перевозок намного увеличилась, потому что центральные районы перешли на снабжение углем только из Кузбасса и Караганды. С потерей южной металлургии вся страна питалась металлом Урало-Кузбасса. Создалось критическое положение — угроза сбоя в снабжении углем железных дорог со всеми вытекающими отсюда последствиями.

ЮУЖД была ближе всех дорог к угольным бассейнам. И тем не менее начальник дороги Л. П. Малькевич думал, как быть. НКПС лимит угля не увеличил, не было его и на складах топлива. Единственный путь взять с проходящего состава или тот уголь, который шел на заводы области.

«Мы тщательно обсуждали положение, — вспоминает Н. С. Патоличев. — Считали и пересчитывали, сколько угля в поездах, куда идет, кто получатель? Где уголь энергетический, а где коксующийся? Звонили в Наркомат путей сообщения. Если там не получали помощи, обращались в ЦК или к наркому черной металлургии Тевосяну, прося дать 2—3 маршрута железнодорожникам.

…Начальник дороги систематически выпрашивал уголь у директоров металлургических заводов Г. И. Носова и М. А. Перцева.

Дорога получала тощие челябинские угли сверх лимита. Развернувшееся соревнование среди машинистов за экономию топлива и работу паровозов на тощих челябинских углях давало дополнительные ресурсы угля».

В этот напряженный период по инициативе машинистов Агафонова (Челябинск), Куприянова (Златоуст), Блинова и Утюмова (Курган), Захарова (Троицк) были созданы фронтовые колонны паровозов имени ГКО. Они совершали скоростные рейсы без захода на ремонт, вводили поезда повышенного веса строго по графику, добивались в самых, казалось бы, невероятных условиях строжайшей экономии топлива. Локомотивные бригады овладевали слесарной специальностью, чтобы самим ремонтировать паровозы. На дороге работали 22 таких колонны. Их машинисты провели более девяти тысяч тяжеловесных поездов, в которых дополнительно перевезли около семи миллионов тонн грузов.

С апреля 1943 года на железных дорогах было введено военное положение, по которому все рабочие и служащие на период войны считались мобилизованными и закреплялись для работы на железных дорогах. Забегая вперед, замечу, что ни один из тех, кто был в те годы мобилизован и остался жив, так и не получил никаких льгот, хотя бы вполовину приближенных к льготам для участников Великой Отечественной.

— Что такое колонны ГКО? — мой собеседник Б. Т. Тараненко на секунду задумывается, а потом, обрадовавшись удачно найденному сравнению, продолжает. — А вот вы представьте танк и его экипаж. Так вот паровоз и был таким танком. Я его беру вместе со своим экипажем на полное обеспечение. То есть получается, что локомотив — это боевая машина, а локомотивная бригада — отделение солдат. Мы готовим наш локомотив собственными силами. Машинист-командир и все его солдаты обучаются не только водить поезда, но и ремонтировать боевую машину, увеличивать пробег между промывочными и подъемочными ремонтами. Мы старались как можно меньше времени тратить на экипировку (она обычно три-четыре часа занимает) и менялись сменами непосредственно на путях. Ехали двумя бригадами. Одна дежурит, другая отдыхает — в теплушке, прицепленной к паровозу. Предусмотрено было снабжение углем на промежуточных станциях, чтобы времени зря не терять. Когда ехали в сторону Кургана, мы в Козырево снабжались, а в сторону Златоуста — в Миассе.

Бориса Тимофеевича Тараненко ветераны зовут ходячей энциклопедией и справочным бюро. Он помнит всех машинистов, помощников, кочегаров пофамильно и поименно. Он много лет «директорствовал» в деповском музее и собственными руками создавал его ценнейший архив. Теперь он после очередного инфаркта решил отойти от дел. Но неуемный его характер никак не желает утихомириться. И вот на очередном партийном собрании ветеранов опять горячо и страстно звучит его голос: «9 мая в 6.00 собираемся у парткома. Будет автобус. Едем на кладбище возлагать венки. А накануне, товарищи, надо навестить могилы ушедших от нас товарищей, посмотреть, в каком они состоянии. К Петру Агафонову не забыть наведаться».

Имя Петра Агафонова до сих пор, через много десятков лет с почтением и любовью повторяют его ученики и соратники: Иван Филиппович Богатенко, Леонид Иванович Кремлев, Юрий Иванович Ленский… Депутат Верховного Совета РСФСР, лауреат Государственной премии, член Челябинского горкома партии П. А. Агафонов дал жизнь знаменитым фронтовым паровозным колоннам.

Сегодня старые машинисты с гордостью и молодым блеском в глазах вспоминают те дни, когда они в составе колонны из сорока локомотивов водили воинские эшелоны. В теплушке, где размещался штаб колонны, был начальник штаба, его заместитель, врачи. Не раз в их воспоминаниях звучит слово «хозрасчет». «Да, — подтверждает Иван Ильич Закамалдин, — у меня мой ФД был на хозрасчете. Сам я регулировал, какой ремонт сделать. Сам был хозяином машины. Работали без простоев. Приехал, сменился — локомотив развернулся и на Златоуст пошел или на Кропачево. Без задержки…»

«Как задержишься, — подхватывает его старый товарищ, тоже Иван, только Филиппович (Богатенков). — Война. Особенно если санитарный поезд ведешь, там ведь раненые. Чем быстрей их в госпиталь доставишь, тем больше жизней спасешь». У Богатенкова, кроме Почетных грамот, медалей и других наград, есть самая высшая — орден Ленина. За то, что в войну водил поезда в любых, как теперь принято говорить, экстремальных условиях. Было такое понятие на транспорте — «согласованный машинист». Так вот мои собеседники, как и многие их товарищи, что работали в колоннах имени ГКО, были такими «согласованными». Их кандидатуры согласовывались в органах, им доверяли особо ответственные грузы (а Богатенков водил и правительственные поезда). У «согласованных» машинистов телефоны устанавливались в квартирах, чтобы в любое время можно было вызвать и отправить в рейс. Их женам разрешалось не работать, несмотря на всеобщую трудовую повинность. И все это потому, что «согласованный» машинист себе не принадлежал. По двое-трое суток без сна в рейсе, иной раз под бомбежкой, как, например, Андрей Иванович Сачков, водивший составы аж до самого Подмосковья и на участке Гатчина — Ленинград.

Что помогало им выстоять? Профессиональная выдержка? Воинская дисциплина? Патриотизм? И то, и другое, и третье плюс еще что-то неуловимое, что отличает настоящего мужчину: глубина чувств и сдержанность их выражения. Вот, например, вспоминают машинисты, как, бывало, приходилось «подъезжать под воинский поезд». Подходит начальник службы (Муратов Петр Григорьевич) с командиром воинской части.

— Как паровоз?

— Нормально, Петр Григорьевич.

— Два часа тридцать минут — и быть в Челябинске. Поняли?

— Понятно.

Все. Дорога зеленая. Никаких вопросов больше нет. И Муратов с командиром повернулись, пошли, а Богатенков с бригадой дали сигнал отправления. Время не тратили зря, берегли минуты.

Мне кажется, я теперь понимаю, почему среди железнодорожных машинистов так велика партийная прослойка. Ведь и среди армейских офицеров тоже большинство — коммунисты.

…Герои Сталинградской битвы вошли в историю и, как их далекие предки — участники Бородинского сражения, стали воплощением несгибаемого мужества. В то время, когда в степях под Сталинградом и в самом городе решалась судьба страны, за тысячи километров от этой земли, развороченной снарядами, покрытой обломками некогда превосходных архитектурных сооружений, формировались один за другим составы в помощь защитникам волжской твердыни. От железнодорожного узла Челябинск они шли по тем направлениям, которые до войны были мало загружены. Особенно сложным в этом отношении был участок Карталы — Айдырля — Орск. В мирное время на этой однопутке проходило не более 8—10 поездов в сутки. Теперь же на запад, к Сталинграду, здесь проходили составы один за другим — по сигналам живой автоблокировки, на расстоянии видимости сигналов. Об этом вспоминает Н. С. Патоличев как о подвиге в тылу, не менее значительном, чем фронтовой подвиг. Путейцы и члены их семей стояли день и ночь на посту с сигналами в руках по всей трассе на расстоянии полутора километров друг от друга. По этому живому коридору проходило второе больше поездов, чем предусматривалось графиком. И ни одной аварии.

Что это? Воинская дисциплина? Патриотизм? Обостренное чувство долга? И то, и другое, и третье плюс еще что-то, подмеченное в свое время великим Толстым в русском национальном характере. «Дубина народного гнева, — писал он в «Войне и мире», — поднялась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие». «Пусть ярость благородная вскипает, как волна», — пелось в 1941-м в известной песне на слова М. Исаковского. Эта ярость не давала покоя тем, кто в тылу ни на секунды не забывал о близких, сражающихся на фронте.

…По телевидению шла передача о конкурсе красоты. На экране одна за другой возникали фигуры длинноногих очаровательных девушек. В нарядных воздушных платьях ослепительные красавицы под гром аплодисментов величаво и грациозно двигались по ярко освещенной, уставленной цветами сцене. Это был парад изящества, неги, кокетливой женственности. Это был праздник юности, феерия гармонии.

Но мне что-то мешало в полной мере наслаждаться этим роскошным зрелищем. В моей памяти нет-нет да и возникали образы совсем других молоденьких девушек, которых видела немало в своей юности. Их красота совсем не похожа на эту, нынешнюю, и все же они были очень красивы, хотя не интересовались тем, насколько их габариты соответствуют стандарту красоты. Просто стандарты диктовала не мода, а сама жизнь. Вернее, просто война, потому что нельзя назвать жизнью непреходящее чувство голода, изнурительный, почти без отдыха труд и страх за судьбу отца, брата, сестры, которые там, на фронте.

Раиса Александровна Вотинова, несмотря на свой солидный пенсионный возраст, и сегодня красива, хотя габаритами намного превосходит конкурсные размеры. У нее стенокардия и полиартрит, и еще куча всяких «болячек», но она не поддается им, как не поддавалась никогда житейским тяготам. Синие глаза и сегодня яркие, веселые, улыбка по-прежнему задорная. Посмотришь со стороны — все у этой женщины хорошо, все в порядке: и муж, наверное, есть, и, по всему видно, заботливый (вон как хорошо выглядит), и дети благополучные, Живет себе припеваючи в благоустроенной квартире. Чего еще надо на старости лет?

Ей и в самом деле хорошо, как, впрочем, было и прежде, когда жила в общежитии, вначале в общей комнате на четверых, а потом в отдельной, но только… без окон. Раньше это была кладовая. Комендант поставила там койку с тумбочкой и сказала: «Ты, Рая, поживи пока. Что же делать? Есть семейные нуждающиеся, а ты все же одна».

Она понимала, входила в положение и ждала. И вот, наконец, уже целых пять лет (подумать только!) блаженствует в отдельной квартире. Правда, одна не бывает. У нее действительно большая семья — локомотивное депо Челябинск. И дети есть — любимые племянники, и даже сад (у сестры), куда она регулярно ездит, чтобы отдохнуть за работой. Она привыкла трудиться.

Помнит, как начинала на станции Полетаево, на паровозной базе. Приходили паровозы один за другим, и она вместе с остальными разнорабочими очищала тендеры от угля. Кидала его тяжеленной лопатой. Переносила на себе и бидоны с мазутом. Лишь вернувшись домой после смены и наскоро умывшись, чтобы приняться за домашние дела (печку топить, ужин готовить к приходу отца), вдруг ощущала, как трудно ей двигаться, что-то делать руками, затекшими за день. Но шел второй год войны, брат был на фронте, мама умерла, и старому отцу-инвалиду, который тоже работал на базе, рассчитывать было не на кого, кроме нее. Значит, надо терпеть и жить дальше. Она крепкая, выдержит. Недаром удивляются люди, что ей еще шестнадцати нет, а выглядит старше.

Постепенно втянулась и даже оставалась после смены для новой работы — замены путей. Меняли их вручную. И шпалы, и рельсы таскали на себе. Работала в основном молодежь. За это давали дополнительную пайку хлеба, немного денег. В сравнении с другими девчатами она голодала меньше — спасал огород возле дома. Бывало, наберет осенью моркови, свеклы, лука, принесет на базу подруг угощать. Как-то принесла свои гостинцы, еще не успела раздать, как на путях остановился воинский эшелон. Кинулась к теплушкам: может, брат в какой-нибудь окажется… Красноармейцы зубоскалят, кричат ей что-то… Сама не понимает, как вышло, только стала она все свои овощи раздавать парням в гимнастерках. До кого не дотянется, тому бросит. Пусть поедят, полакомятся. На фронте, поди, витаминами не кормят. Так и повелось. Не один эшелон встречала она, и не один раз довелось ей слышать: «Спасибо, сестренка! Отвоююсь, приеду — замуж возьму…»

Не вышла она замуж, хоть всегда была окружена веселыми и надежными друзьями. Бывало, по весне ребята ей помогут огород вскопать, девчата — овощи посеять, картошку посадить. Так и жила в трудах и заботах, пока новой не прибавилось. Приехал в Полетаево эвакуированный из Москвы завод, и поселили в домишко к Вотиновым семью с двумя детьми. Стали жить вместе, в одной комнате. Две койки — у квартирантов и отца, Рая с детишками — на полу. А утром чуть свет на работу. И опять «бери больше, кидай дальше». Откуда только силы брались? Наверное, от щедрости душевной, от ощущения молодости, которая, несмотря ни на что, властно звала за собой, как только наступал вечер и за окном раздавались звуки гармошки. Вечорки полетаевские были особыми, не похожими на сегодняшние дискотеки и танцы под магнитофон. Здесь не только плясали и частушками перебрасывались, но игры устраивали — молодежь вместе со взрослыми, со стариками. И беседы бывали тихие, задушевные, и прогулки по ночному поселку…

Учиться очень хотелось, и потому пошла она на курсы автогенщиков (не больно-то женская профессия). Получила четвертый разряд и поехала в Челябинск. Мастер в депо сказал: «Автогенщиков нам не надо». Но она все равно осталась — подручной. Десять лет так проработала. Кислородные баллоны по 85 килограммов на себе таскала — не привыкать к тяжестям. Электрокары уж потом появились, а в войну — тележки. Но опять же не всегда на тележке по депо проедешь — кругом уголь, дрова для паровозов, а на себе сподручней. Вот и надорвалась. Получила инвалидность. Да что об этом говорить. Про болезни говорить неинтересно — они у каждого свои. Главное, появилась у нее в Челябинске возможность учиться в десятилетке. И вот в той самой комнатушке без окон окончила она девять классов вечерней школы (в десятом врачи не разрешили учиться). Много читала, удивлялась, какая интересная бывает жизнь. Профоргом избрали, а когда на пенсию вышла, выбрали ее в совет рабочей чести. Я думаю, очень подходящая для нее работа, как и членство в совете ветеранов района.

С Девятого мая весь день звоню Раисе Александровне. Телефон не отвечает. А за окном, бурлит праздничная толпа в ожидании фейерверка. Конечно же, она там, вместе с друзьями. День Победы — это и ее праздник.

…Есть на окраине Челябинска поселок Локомотивный. Здесь и названия улиц сплошь «железнодорожные»: Деповская, Паровозная, Тупиковая, Рессорная… Начинался он после войны и предназначался для машинистов и их помощников. Сто двадцать человек получили ссуду, построили сто двадцать домов с усадьбами. Отопление провели. Телефоны у всех машинистов (правда, по пять номеров на блокираторе, но все же связь). Иначе нельзя: машиниста в любое время могут вызвать. Нарадоваться не могли первое время: еще бы, ведь из теплушек переехали. Всю войну в вагонах жили, даже умудрялись под вагонами сарайки сооружать, для кур и поросят.

Мы приехали сюда с Михаилом Константиновичем Будниковым. Он принадлежит к послевоенному поколению машинистов, но положение секретаря партийной организации ветеранов депо обязывает его к тому, чтобы знать все о своих коммунистах. Кроме того, характер такой: любознательный и очень коммуникабельный он человек. Со многими жителями поселка ездил еще помощником машиниста, и потому в каждом доме его встречают, как своего.

Мой блокнот распухает от записей, а голова с трудом вмещает обилие информации и, главным образом, о поре военной, когда от каждого машиниста и помощника требовалось предельное напряжение сил, умение мгновенно сориентироваться, принять ответственность на себя и распорядиться на уровне армейского командира.

Каждый из них воспитал не одного машиниста, потому что стаж работы любого не менее 35—40 лет.

Во время войны эти люди и их соседи по поселку редкий день проводили дома, с семьей. Да и ночи были беспокойными. Жены и то по свистку узнавали «свой паровоз». Иван Никитич Максимов, проработавший в депо с 1931 по 1971 год, вспоминает:

— Во время войны на ФД воинские эшелоны водили — по пять суток ездили в Синарскую. В Тахталыме только трое суток стояли (там спецмаршруты с рудой доставляли в Нижнетагильский завод). Дорога до предела была загружена. Вернешься: пока не сэкипируешься, не сдашь паровозы, не заправишь (28 тонн угля, 144 тонны воды) — нельзя домой. Ждешь по три-четыре часа. Спишь. Да еще потом тендер чистить…

Из ста двадцати зачинателей поселка сегодня осталось меньше половины: кто уехал в город, а кто, как говорит М. К. Будников, «ушел в бессмертие». А поселок все растет — больше 10 тыс. населения. Но растет он не за счет железнодорожников, а по линии Челябинского горисполкома. Строятся большие многоэтажные дома, подводится к ним газ, водопровод, канализация. А в домах локомотивщиков кто успел, тот провел воду и построил теплый туалет, а кто не успел этого сделать до выхода на пенсию, так и остался, можно сказать, ни с чем. Даже хлеба свежего в поселковом магазине не всегда купишь, не говоря уж о других, более дефицитных товарах. Наболело это все на душе у старых машинистов. Не забыли они еще, как в годы войны, в самое тяжкое для страны время государство все же находило возможность снабжать «помощников Красной Армии» разными наркомовскими и другими спецпайками. Куда же девались прежние заботы, внимание, почет? Неужто вместе с молодостью, силой физической и духовной, что помогала им выстоять по пять смен у рычагов паровоза, проводить свои «согласованные» рейсы по тяжелейшим маршрутам до самой прифронтовой полосы — неужели со всем этим ушла память о них в родном коллективе? У многих, как только проводили на пенсию, тут же сняли телефоны, дескать, теперь без надобности. Так ли это? Как быть, например, Георгию Антоновичу Турбину, когда у него начинается очередной приступ горлового кровотечения? Куда бежать за помощью? Ближайший телефон — в поселковой бане, а она, естественно, не работает по ночам.

Не хочется заканчивать на печальной ноте, но ведь мы условились теперь говорить друг другу правду, и только правду.

С тяжелым чувством покидала я поселок Локомотивный, который, несмотря на «железнодорожные» названия улиц, локомотивщикам почти уже не принадлежит. За окнами, прикрытыми занавесками, одиночество. И горькие мысли не давали покоя. Может быть, где-то так же в полном забвении доживает свои безрадостные дни тот машинист, что тогда, в сорок первом, вел наш эшелон из Мариуполя в Свердловск. В тот страшный час бомбежки он не покинул своего паровоза и, как только вражеские бомбардировщики скрылись за горизонтом, немедленно дал свисток, спасительный сигнал: «Люди! Ко мне! Путь свободен!..»

«Никто не забыт, ничто не забыто!» Мы так часто повторяем этот девиз, что даже перестали понимать его смысл. А ведь относится он не только к погибшим.

…Недавно хоронили машиниста — Ивана Николаевича Ивлева. Многие пришли проводить его в последний путь: еще бы, он работал в депо с 1921 года. Стоя в скорбном молчании у гроба, старики вспоминали былое, а молодые с интересом разглядывали многочисленные награды: орден Ленина, значки «Почетный железнодорожник», «Отличный паровозник», «Ветеран дороги», медали за труд, за Победу…

Из жизни ушел человек, а с ним целый этап нашей истории. Из жизни ушел, но не из памяти. Так хочется на это надеяться.

Н. ХАЙБУЛЛИНА,

журналист

Товарищи магнитогорцы! Мы выиграли много крупных сражений в борьбе с гитлеризмом. Будьте уверены, ваш металл попадает в надежные руки. Враг узнал силу ударов советских воинов. Чтобы до конца разгромить врага, надо еще больше снарядов, еще больше оружия. Поэтому у нас к вам просьба — давайте больше металла, ибо металл — это победа.

Моряки Краснознаменной Балтики

Мы на фронте гордимся маркой Магнитогорского металлургического комбината. Зато не терпит металла с маркой ММК броня хваленых «тигров». От снарядов, изготовленных из магнитогорской стали, горят как факел «фердинанды» и «пантеры», «мессершмитты» и «юнкерсы». Разваливаются немецкие пушки, минометы, пулеметы под гусеницами советских танков, построенных из магнитогорского металла. Слава кузнецам грозного русского оружия — металлургам Магнитки!

Бойцы и офицеры Первого Украинского фронта

Товарищи бойцы и командиры!

О ваших делах мы услышали из уст делегации, которая отвозила вам, героическим защитникам нашей любимой Родины, подарки. Нам рассказали о мужестве и геройстве наших славных воинов, презирающих смерть в боях с немчурой. Дорогие бойцы и командиры, чувство любви и преданности к вам все больше растет у нас, тружеников тыла. Мы готовы отдать все силы, всю энергию, всю любовь вам, славным героям.

Сплоченный тыл — это люди, которые воюют вместе с вами, они идут в бой вместе с вами, они сражаются за счастливое будущее вместе с вами. Взгляните на коллектив нашего цеха, в котором 80 процентов молодежи. У нас 270 комсомольцев. От комсомольской искры разгорается пламя жгучей ненависти к врагу в сердце каждого молодого рабочего. В нашем цехе работают девушки 14—20 лет, которые показывают образцы высокой производительной работы, как-то Толканюк, Беткова, Бызова, Мамаева, Ложникова, Шкерина, Козлова, Землянская, Ракитина, Симоненко и ряд других. Это все молодые стахановки, которые выполняют производственный план на 200 и больше процентов. Директором комбината издан приказ о присвоении цеху звания молодежно-комсомольского. Мы поклялись, что это высокое звание оправдаем с честью. За стахановскую работу в июле наш цех получил три знамени: переходящее Красное знамя райкома ВКП(б) как лучшему цеху, знамя заводского комитета ВЛКСМ — лучшей фронтовой бригаде и лучшей молодежно-комсомольской смене по комбинату. Мы заверяем вас, товарищи бойцы и командиры героической Красной Армии, что эти знамена мы гордо пронесем до конца войны, до полного разгрома немецко-фашистских захватчиков.

Дорогие товарищи! Победа на фронте вдохновляет нас на новые боевые дела, требует от нас больше самоотверженной работы. Мы всегда с вами!

Комсомольцы цеха Магнитогорского металлургического комбината

Дорогие друзья мои! Вы только что рисковали своей жизнью ради будущего счастья нашей любимой Родины. В это время я стояла у токарного станка, думала о вас и работала за троих. На нашу молодость выпало разрешить трудную, но почетную задачу. Мы своими руками должны избавить человечество от гитлеровской погани. Но когда сгинет последний фашист, а конец его близок, то будет большой праздник. С цветами и песнями, в лучших своих платьях выйдут все девушки освобожденной Отчизны встречать вас, освободителей. Желаю вам дальнейших успехов. Пишите мне.

С приветом Александра Крюкова

Магнитогорск

Дорогой Ваня! Фронт требует металла. Много металла. И мы, магнитогорцы, даем его во все возрастающих размерах. В этом месяце я, например, за двадцать фронтовых вахт сварил 372 тонны стали сверх плана. Из этой стали выйдет 18 тыс. снарядов для твоих пушек. Расходуй, Ваня, не жалей. Мы еще сварим…

Из письма сталевара А. Каминского брату-артиллеристу

Прошу отдать мой подарок и письмо самому храброму командиру, проявившему мужество и отвагу в боях с врагом.

Отважному командиру Красной Армии в день 25-летия Великой Октябрьской социалистической революции шлю горячий привет и желаю Вам, дорогой товарищ, успеха в боях за Родину.

Мы живем одной мыслью с фронтом, мы помним о вас постоянно, когда стоим у станков, домен, мартенов и прокатных станов, когда даем сверхплановый металл. Мы знаем, что этот металл идет к вам и его огненным потоком вы разите врага…

Будь беспощадным к врагам, бесстрашным мстителем за горе и слезы Отчизны и ее народа…

С товарищеским приветом

И. Я. Коростелева,

работница Магнитогорского металлургического комбината

Любимый товарищ! Вместе с праздничными подарками, отправляемыми фронтовикам коллективом нашего завода, я посылаю тебе это небольшое письмецо. От всей души поздравляю тебя с 26-й годовщиной Октября и желаю новых боевых успехов.

Я за двоих работаю на токарном станке. Сейчас у нас в цехе большая перестройка, и в скором будущем мы увеличим выпуск продукции для вас, фронтовиков. Вы хорошо бьете фашистских гадов, ко бейте их еще сильнее. Ведь сердце кровью обливается, как подумаешь, сколько прекрасных советских людей замучили и погубили фашистские палачи. Отомстите им за все! Жду от тебя ответа.

С приветом Лидия Головашова,

токарь Магнитогорского калибровочного завода

Трудящимся Челябинской области

1 марта 1942 года

Дорогие товарищи!

Примите наш боевой, дружеский привет и сердечную красноармейскую благодарность за заботу и внимание о воинах Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Ваши подарки и письма, присланные к 24-й годовщине РККА, мы получили. Ваша забота, ваши письма и подарки еще раз ярко продемонстрировали ту тесную дружбу и нерушимое единство, которое всегда существуют между Красной Армией и всем советским народом.

Фронт и тыл в нашей стране едины и неразрывны, и этот факт является одним из источников нашей непобедимости.

Дорогие товарищи, родные друзья!

Выполняя приказ нашего командования и волю своего советского народа, мы продолжаем беспощадно истреблять ненавистных фашистских бандитов и гнать их дальше на Запад. Обещаем вам, родные друзья-челябинцы, еще крепче бить и истреблять фашистских гадов. Твердо уверены, что и вы на трудовом фронте покажете новые образцы героического служения Родине, еще выше поднимете производительность труда, дадите фронту еще больше оружия и боеприпасов.

Командующий армией генерал-лейтенант Кузнецов

Член военного совета бригадный комиссар Колесников

Начальник политотдела бригадный комиссар Лисицын

Трудящимся Копейска Челябинской области!

Дорогие товарищи!

От имени бойцов и офицеров стрелковой дивизии передаем сердечную благодарность трудящимся Копейска за подарки, присланные нам к празднику 26-й годовщины Великой Октябрьской социалистической резолюции.

Днем и ночью уничтожаем мы немецких бандитов, очищаем родную землю от фашистской нечисти. Для победы мы не жалеем ни сил, ни крови своей, ни жизни. В боях с врагом многие наши воины покрыли себя неувядаемой славой. Всегда будет жить в наших сердцах память о боевом друге артиллеристе комсомольце Илье Голста. Он в решающий момент боя помог нашим пехотинцам преодолеть вражеский огонь, отбросить противника с занимаемого рубежа. Во имя победы не пощадил жизни. Он пал смертью храбрых и, как герой нашей части, навечно зачислен в список своего подразделения.

Не отстают от пехотинцев артиллеристы и минометчики. Смело и умело бьют врагов и остальные наши воины — рядовые, сержанты и офицеры. Свыше 2500 воинов нашей дивизии за доблесть и мужество, проявленные в боях с немецкими захватчиками, награждены правительственными наградами.

Заверяем вас, дорогие товарищи, что мы и впредь будем беспощадно истреблять немцев до полного их уничтожения. Еще раз благодарим за внимание и заботу о фронтовиках. Выражаем пожелание поддерживать с трудящимися Копейска постоянную связь и обоюдное шефство. Давайте соревноваться!

3 января 1944 года исполняется вторая годовщина существования нашей дивизии. Просим трудящихся Копейска, пожаловать к нам в гости к дню нашего юбилея.

Бойцы и офицеры Н-ской части

Дорогие копейчане!

Ваши отцы и братья в период борьбы с белогвардейщиной завоевали городу гордое звание Краснознаменного. Мы уверены, что вы, верные революционным традициям старшего поколения, сделаете много полезного в деле разгрома вражеских сил. Больше давайте угля! Каждая новая тонна его — разрушительный удар по налетчикам.

Коммунисты Н. И. Ерофеев, М. Н. Маркин

Бригада Е. Купричева с шахты № 7—8 Челябинского угольного бассейна соревновалась с минометным взводом своего земляка лейтенанта Г. П. Кожарова. Между ними шла оживленная переписка.

Дорогой товарищ Кожаров!

С большим воодушевлением прочел я горнякам бригады твое письмо с фронта. Мы никогда не забываем, что каждая добытая тонна угля — это новые самолеты, танки, пушки. Включившись во Всесоюзное социалистическое соревнование угольщиков, мы принимаем твой фронтовой вызов и берем обязательство работать так, чтобы добиться звания фронтовой бригады. Я беру обязательство выполнить месячный план на 150 процентов, а каждый член бригады — на 130. Мы обещаем не иметь ни одного случая нарушения трудовой дисциплины и постоянно обучать новых рабочих горняцкому делу. Мы, труженики тыла, удесятерим свою помощь Красной Армии.

От имени бригады Е. И. Купричев

Шахтерский привет фронтовикам!

Вот рапорт нашей бригады: план выполняем на 136 процентов. Мы клянемся, что 20 декабря, раньше срока на одиннадцать дней, выполним декабрьский план угледобычи и до конца года дадим нашей стране 1200 сверхплановых тонн угля. Кроме того, мы готовим вам, дорогие друзья, наши скромные новогодние подарки…

Купричев, Трапезников, Ильин, Первых, Гамзова

Комиссар Виктор Антонович Краснобаев работал заместителем директора Челябинской ГРЭС. Он ушел на войну добровольцем. Погиб в последние дни апреля 1945 года. С фронта он писал своей жене, дочкам.

24 декабря 1941 года

Здравствуй, дорогая женка!

…Свыше десятка лет мы делим с тобой и горе, и радость. Насколько будет тяжело сейчас тебе, я представляю. Думаю, что и ты ясно понимаешь, что ждет меня. Так найдем же силы пережить это, безусловно, последнее испытание. Найдем в себе столько любви друг к другу, чтобы пронести свои чувства через месяцы страданий без надлома, без трещин. Твоя задача — сберечь себя и детей, моя — вложить всю свою силу в дело завоевания нашего счастья. И, поверь, я выполню задачу, которая выпала на мою долю. Тебе, жене и другу коммуниста-бойца, не придется краснеть — я буду добиваться, чтобы ты могла мною только гордиться. Уверен, что и ты свой долг выполнишь не хуже меня, хотя он никак не легче моего…

26 января 1944 года

…Вчера получил новый зимний костюм, да такой, что и одевать жалко. Здорово крепка и богата наша страна: четвертый год воюем, а здесь, на фронте, не испытываем ни в чем недостатка. И питают, и одевают, и обувают очень неплохо. В этом заслуга вас, тружеников тыла. И твоей работы сюда крупица вложена. Гордись!

…Милый женок! Наберись силенок, не теряй головы и мужества, пусть твой разум управляет действиями, не поддавайся порывам настроения, и все будет в порядке. Силы ждать должны быть найдены! Слышишь, женка! Все тяготы и лишения, которые приходится переживать, окупятся сторицей. А сейчас весь смысл личного «я» в том, чтобы ждать и надеяться, надеяться и ждать. Постарайся, сумей скрасить это личное «я» общественно полезным трудом, добавь к своим обязанностям еще и желание во что бы то ни стало ждать.

Поцелуй за меня дочурок крепко-крепко. Привет добрым соседям.

11 марта 1944 года

Здравствуй, Тора!

…Торуська! Вызываю тебя на соревнование. Условие: ты учишься только на «отлично», а главное — слушаешь маму, помогаешь ей во всем, отлично ведешь себя в школе и дома, а я должен… бить врага на «отлично» и приехать домой с победой…

Ваш папка

1 мая 1942 года

Мы заверяем вас, товарищи-фронтовики, в том, что будем достойны вас, своих братьев-фронтовиков, героически сражающихся с лютым врагом. Важнейший железнодорожный узел нашей страны, выполняющий ответственные воинские перевозки, будет работать по-фронтовому, образцово.

Трудящиеся Челябинского железнодорожного узла

Коллективу Троицкого вагонного участка

Здравствуйте, дорогие товарищи-вагонники!

Из газеты узнал о ваших успехах. Горжусь, что мои земляки показывают образцы стахановского труда. Горжусь, что мы, четверо братьев, на фронте сражаемся с заклятым врагом за любимую Родину, а два брата работают в коллективе троицких вагонников, куют нам победу в тылу, вместе с нами приближают час полного разгрома врага.

От имени братьев-фронтовиков хочу дать наказ своим братьям-тыловикам — Ососкову Николаю Ивановичу и Ососкову Сергею Ивановичу, а также их товарищам по коллективу: отдавайте все силы, умение, инициативу, энергию на выполнение задач, которые диктуются интересами Отечественной войны. Добейтесь, чтобы не было ни одной отцепки вагонов по вине поездного вагонного мастера, ни одного случая срыва поезда с графика по вине будки технического осмотра. Досрочно и высококачественно производите средний, капитальный и годовой ремонт вагонов.

Ваши успехи, ваши победы в тылу вдохновляют нас на фронте…

Победа будет за нами!

С фронтовым приветом земляк и брат,

старший лейтенант Петр Иванович Ососков

Секретарю Челябинского обкома партии

6 марта 1943 года

Бойцы Северо-Западного фронта получили ваши подарки в честь 25-й годовщины Красной Армии. Бойцы, командиры и политработники, где командиром части тов. Цветков, выносят свою искреннюю благодарность трудящимся Челябинской области за заботу о бойцах и командирах Красной Армии. Сколько радости приносят эти маленькие посылочки, упакованные руками, начиная от стариков и кончая школьниками. Они поднимают дух всего личного состава нашей части на новые ратные подвиги против ненавистного врага. Пусть трудящиеся Челябинской области помнят, что бойцы, командиры и политработники Северо-Западного фронта оправдают ваше доверие, которое вы оказываете. С 19 февраля по 1 марта мы преследовали врага, который катился под ударами наших бойцов. Вследствие его наша часть очистила 25 населенных пунктов от немецких захватчиков. На этих успехах мы не остановились. Пусть подлый враг помнит, что он еще узнает силу наших новых ударов!

…Передайте трудящимся Челябинской области наше красноармейское спасибо. Пусть крепнет дружба между фронтом и тылом до полного изгнания немецких захватчиков!

По поручению бойцов, командиров и политработников части

лейтенант Севуха

Письмо коллективу Златоустовского депо

Ваш бывший машинист Лебецкий Александр Петрович на фронтах Отечественной войны, в боях с немецкими захватчиками показал мужество и отвагу. Будучи старшиной роты, он вместе с бойцами пошел в атаку. Во время наступления на деревню Г. он первым с криком «Ура! За Родину!» бросился на врага и сдвоим примером увлек остальных бойцов. Деревня была взята нами, несмотря на яростное сопротивление противника.

Мы, бойцы, командиры и политработники, обещаем вам разгромить и уничтожить лютого врага человечества — немецкий фашизм. Ни одного оккупанта не оставим в живых, очистим священную землю нашей Родины от фашистской нечисти.

Вы, железнодорожники, — родные братья Красной Армии. Вы, воспитавшие таких людей, как Лебецкий, с удесятеренной энергией добивайтесь увеличения погрузки и выгрузки, широко применяйте методы передовых транспортников — Лукина, Кожухаря, Лисянского и с кривоносовской скоростью доставляйте фронту необходимый ему груз.

С коммунистическим приветом

командир батальона, старший лейтенант Дементьев,

военный комиссар, старший политрук Поляков