Тьма на пороге

Глава 2 Пригород. Торговый центр

Все так старательно притворяются, будто не происходит ничего особенного, что от этого притворства натурально сводит скулы. Честно, всё происходящее напоминает дурацкую пародию на обычный день Сурка. Словно начинающим актёрам почему-то доверили играть роли в известном спектакле. Нет, все стараются, выучили текст и запомнили порядок реплик, но…Блин, со стороны видно, что всё представление — дерьмовое подражание.

Надя, как и прежде, травит анекдоты, но сегодня все её истории или не смешные, или затёртые языками до дыр. И словно этого мало, в глазах рассказчицы затаилась боль. И этого не спрятать за фальшивой улыбкой. И ещё, Надя непрерывно поглаживает дробовик. Так, словно пытается удостоверится в его реальном существовании.

Егору вреде как на самом деле смешно, однако Хоменко старательно избегает встречаться со мной взглядом. А когда не получается, я замечаю на бледном лице нечто среднее между растерянностью и ужасом. Тут всё понятно, без дополнительных пояснений: как-то Федя рассказывал, дескать у Хоменко патологическое отвращение к любым мутантам. Это — психологическое отклонение на самом грани фола. Ещё немного и парня просто не взяли бы в группу зачистки. Представляю, каково ему сидеть рядом со мной. Толку от того, сколько мы знаем друг друга и сколько сражались плечом к плечу. Подсознанию не прикажешь.

Фёдор сидит рядом со мной. Глаза у кума закрыты, точно он спит. Планшет свисает из сжатых пальцев и кажется, что при очередном прыжке нашего броневика электронная штуковина вырвется из рук и упадёт на пол. Но Молчанов уж точно не спит, просто не хочет ни с кем разговаривать.

С нами новенькая. Настя сидит в стороне от остальных и на то есть очень важные причины. Все в группе знают, какую роль сыграла Михальчук в том, что произошло со мной. Свежий синяк на скуле — последствие знакомства с Надей. Та сразу сказала, что если со мной приключится какая-нибудь неприятность, то одновременно издохнет и одна мерзкая тварь. Ну и в довесок к радостной встрече с новыми коллегами, Насте вручили особый подарок: украшение на шею, подобное моему.

Мы не успели нормально поговорить в тот день, когда меня выпустили из центра исследований. Почти сразу подъехал микроавтобус со знаком Управления, на котором приехали меня встречать Федя и Надя. Именно тогда Настя получила синяк на скуле и предупреждение. Понятное дело, ни о каких задушевных разговорах тогда и речи быть не могло.

Надежда при встрече обняла меня так, словно пыталась или раздавить, или сделать из нас единое целое. Пожалуй, я не мог бы назвать наши объятия дружескими. Разве, с моей стороны. И когда Надя таки отошла, то лицо она старательно воротила в сторону. Носом хлюпала. Федя сжал мою ладонь в своей и сведя брови к переносице, долго рассматривал глаза.

— Хрень какая-то, — сказал кум в конце концов. — Хоменко с бодуна с такими гляделками приползает. Там пиджаки ни хрена не напутали? Может, ложная тревога?

Оба мы отличено понимали, что никто ничего не напутал, да и кто бы дал умникам разрешение на потрошение обычного бойца? А вот что радовало, так это то, что для этой парочки я оставался их другом. Ну, для кого-то может и не совсем другом.

— А я говорила, — сварливо заметила Надя и коснулась пальцем красного опухшего века. — Говорил: иди ко мне жить. Я бы такой ерунды никогда в жизни не допустила.

Я заметил, что Настя с неким угрюмым интересом наблюдает за знаками внимания, которые оказывала мне Надя. Наблюдает, поглаживая опухающую скулу. Мне вдруг пришла в голову мысль, что сводить эту парочку в одной группе — не самая лучшая идея.

Забавно, что о своей судьбе я думал в самую последнюю очередь.

Понятно дело, что вернуться домой мне не разрешили. Да и как рассказал Фёдор, от квартиры осталась лишь голая коробка с почерневшими стенами. После тщательных исследований, моё жилище дезинфицировали самым радикальным способом. Если и уцелели какие-то вещи, то лишь в качестве научных образцов, которые едва ли вернутся к своему бывшему владельцу.

Но и возвращать меня в центр исследований никто не собирался. Папа подсуетился. Пару раз стукнул кулаком, нагнул некоторых особо наглых хомяков из отдела снабжения и выбил для меня комнату в общаге для молодых офицеров. Было дело, я уже жил там на заре своей карьеры. Карьера завершилась большой зловонной ямой, а я вернулся туда, откуда начинал.

В соседи мне определили Настю, а через комнату, как выяснилось, вёл холостой разгульный образ жизни некий Егор Хоменко. Как сказал Папа; буду под присмотром.

Ещё о хорошем. Кроме «строгача» мне повесили ещё одно украшение: браслет-маршрутизатор, который должен был отслеживать все мои перемещения и сообщать, если я вдруг решу отправиться куда-то не туда. А такого «не туда» для меня существовало пруд-пруди. Почти вся обитаемая территория города.

Но и тем весьма ограниченным открытым пространством, что осталось, я так и не успел воспользоваться. Буквально на следующий день позвонил Папа и сообщил, дескать принято решение использовать меня немедленно. Дабы проверить экспериментальный образец в действии, узнать, полезен ли, а заодно убедиться, что инфицированная особь не собирается переходить на тёмную сторону силы. Да, именно так, хоть это и может показаться смешным.

Кстати, звонил Папа мне на специальный телефон, способный лишь принимать вызовы. Так-то по виду — обычный аппарат, но все его функции оказались старательно заблокированы. Даже выхода в сеть не было, как будто я мог там что-то сломать или кому-то навредить. Хрен поймёшь наших умников с их синдромом пуганой вороны.

Надя притащила ко мне в комнату несколько кастрюль с борщами, пельменями и прочими салатами. После сидела за столом и подперев подбородок ладонями, следила, как я уничтожаю её кулинарные шедевры. Нет, реально, готовила Надюха так, что любые рестораны отдыхают. Я едва не лопнул, а гостья всё приговаривала, перемежая фразы вздохами, что я так сильно похудел, что аж свечусь. Но мной собирались тщательно заниматься и откормить до нужной кондиции.

После поболтали ни о чём, и Надежда уехала, строго настрого приказав, чтобы я ложился раньше и отдохнул, как следует. Мне показалось, что подруга чего-то ожидала, возможно, приглашения остаться. Но я был к такому не готов, честно. Видимо, дождавшись, пока обидчица удалится на безопасное расстояние, ко мне зашла Настя. М-да, уж если кто-то и похудел за прошедшее время, так это она. Кожа на лице Анастасии казалась тонким пергаментом, через который светятся кости.

Меня осмотрели, заставили высовывать язык и демонстрировать живот. Настя сделал какие-то пометки в планшете, что-то пробормотала в диктофон и достала шприц-инъектор с парой чёрных к4апсул в стволе.

— Ничего сказать не хочешь? — спросил я, когда тупое рыло инъектора уткнулось мне в шею.

— А что ты собственно хочешь услышать? — я ощутил резкую боль. — Если я извинюсь, это хоть что-то изменит? Или ты думаешь, что я была наивной дурой, которая не понимала, что делает и к чему это может привести?

— Но ты уже просила прощения, — медленно сказал я и потёр место укола. Настя исподлобья смотрела на меня. — Ещё тогда, раньше…Помнишь, я пришёл, а ты уснула? И во сне просила прощения. Так, словно от того простят тебя или нет, зависела твоя жизнь. Я тогда не понимал, перед кем ты так провинилась.

Настя криво усмехнулась и спрятала шприц в серебристый чемоданчик. Взяла его и подошла к двери. Постояла спиной ко мне.

— А почему ты думаешь, — очень тихо сказала Михальчук, — что я так виновата перед одним тобой? Лёня, ты просто не представляешь, сколько на моей совести всякого-разного. Но да, ты прав, тогда я просила прощения именно у тебя. Легче стало?

Очень хотелось подойти и обнять её. Да, несмотря на всё, что она натворила. Да, невзирая на то, что случилось со мной. Обнять и прижать к себе.

Но я остался сидеть, а Настя открыла дверь и вышла. Даже не попрощалась.

И вот мы едем к месту операции, а я наблюдаю за представлением провинциальной труппы нелепых пародистов. Очень хорошо, что броневик начинает замедлять ход, а водитель поворачивает голову и говорит, что мы уже почти приехали.

В этот момент Фёдор прекращает казаться спящим и крутанув планшет между пальцев, привычным движением прячет его в специальный карман на груди. Надя обрывает анекдот на середине, а Егор, уже изготовившийся к смеху, закрывает рот и хлопает себя по поясу. Боковым зрением перехватываю пристальный взгляд Насти, но когда поворачиваю голову, Михальчук уже глядит в окно.

Судя по невысоким домикам вокруг и обилию деревьев, нас привезли куда-то в пригород. Достаточно редкое место для наших операций. Жителей здесь практически не осталось и казалось бы — раздолье для врага: можно долго прятаться, не опасаясь быть замеченным и уничтоженным. Однако же, единицы, которые продолжают жить в подобном захолустье либо очень старые, непригодные для заражения, либо за годы катастрофы превратились в настоящих экспертов по выживанию. Встречали мы уже таких и как показалось лично мне, большинство способно дать фору лучшим работникам Управления.

В этот раз произошло нечто непонятное. Наша цель — коробка недостроенного торгового центра на самой окраине города. Ещё до начала всех неприятностей кто-то задумал преобразовать эту часть пригорода в и построить спальный район. Начал с возведения огромного бетонного куба. На этом всё и закончилось.

Вообще-то подобные объекты положено проверять. Не только на предмет заражения, но и просто на всякий случай. Мало ли кто там может обосноваться, кроме заражённых — бандиты, например, или опасные дикие животные. Однако, как и многие другие вещи, разгильдяйство в этом мире укоренилось настолько прочно, что его не вытравить даже напалмом.

Короче, дом никто не проверял, как минимум год. А где-то, эдак с месяц назад, один из местных аборигенов обратил внимание на то, что в сумерках по улицам стали шастать подозрительные тени. И чем дальше — тем всё больше. А ещё чуть позже количество местных жителей и без того ничтожное, начало стремительно сокращаться. Когда же в один из жилых домов среди ночи попытались вломиться, едва не выбив толстую металлическую дверь, стало ясно: дело — дрянь.

Район, как это обычно и происходит, оцепили, эвакуировали пару десятков уцелевших и теперь ожидали, пока приедет группа зачистки.

Мы, то есть.

Броневик дёргается и замирает на месте. Водитель суёт в открытую дверь лопоухую голову и желает нам счастливой охоты. Кажется, он не до конца понимает, что в нашей группе произошли некие знаковые перемены, поэтому напряжённая атмосфера его нервирует.

В ушах щёлкает и объявляется Зина.

— С добрым утром, мальчики и девочки, — воркует она. — Надеюсь, не скучали? Особый привет нашему темноглазому мальчику. Лёня, тут у меня под боком поселился взаправдашний серпентариум, только вот жаб не хватает, для полного счастья. И не поверишь, все к тебе с таким интересом, ну почти сексуальным. А там, кто их знает, я у них ориентацию не проверяла.

— В гробу я видал их интерес, — я подхватываю свой слегка модифицированный Кочет и следом за Федей лезу наружу. Тут уже топчется Егор, проверяющий верный пулемёт. — Пусть деньгами передадут.

Недостроенный центр — как на ладони. Огромный серый куб, посреди изрытого канавами и ямами поля. Утро сегодня пасмурное и туманное, так что здание напоминает нечто призрачное, вроде замка привидений из того смешного ужастика, который мы как-то смотрели с…

Чёрт, не самое лучшее время и место, чтобы предаваться ненужной лирике.

— Жахнуть бы по ей бонбой, ядрёной, — бормочет Его и с лязгом вставляет пулемётную ленту. — Какого чёрта задницы понапрасну подставлять?

— Тебе, дураку, волю дай, так ты полгорода бомбами закидаешь, — надежда косится на Настю. Та предпочитает стоять за моей спиной, — чтобы только свой драгоценный зад сберечь. А для чего, кстати, ты его бережёшь-то? Думала, для нормальных мужиков другой орган более ценен.

— Отставить глупости молоть, — Фёдор подходит к паре мужчин средних лет, которые беседую у открытой двери армейского джипа. Оба в штатском, но по выправке чётко определяются военные. — Командир группы Дьявол — Фёдор Молчанов. Прибыл для выполнения поставленного задания.

Оба незнакомца жмут ему руку, но смотрят через плечо Феди. На меня смотрят. С холодным таким интересом смотрят. Пока меня изучают, над головами стрекочет вертушку и садится в полусотне метров от нас. Туман, как мне кажется, становится плотнее и те броневики, что стояли в оцеплении слева и справа, мало-помалу скрываются в непроглядной серой мути. Это — плохо.

— Как ты? — Надя берёт меня под локоть и смотрит в глаза. — Красавец! Но я тебя, Лёнечка и такого люблю.

Она не шутит, совсем не шутит.

Настя приставляет к моей шее тупое рыло шприца, и я ощущаю два болезненных удара. На мгновение голова начинает кружиться, а спустя пару мгновений тело становится лёгким, словно воздушный шар. Возвращается Фёдор. ОН кажется задумчивым.

— Внутрь заходим только мы, — сообщает командир. — Остальным группам приказано контролировать входы здания и не вмешиваться.

— Это как же? — пыхтит Егор. — В смысле: такая огромная байда и нам её вчетвером зачищать? Да они там с дуба рухнули или чего?

— Цель операции — не зачистка, — Федя смотрит на меня. — Это лишь побочка. Приоритеты сегодня совсем другие.

— Смекаешь, Лёнечка? — воркует Зина. — Недаром тут настоящий консилиум патологоанатомов-гомеопатов собрался. Им так интересно посмотреть на тебя в деле, что все аж из трусов выпрыгивают.

— Радиопереговоры — только по делу, — морщится Молчанов. — Что там по планировке места?

— Скучный ты человек. Фёдор Батькович, — хмыкает Зина. — Ну так слушай свою нудоту: имеются пять больших ярусов с тремя переходными площадками. На первом и третьем ярусе — большие открытые пространства. Это всё, что мы имеем по последней достоверной информации. Сам понимаешь, если корпус основательно загажен, то новые обитатели перепланировали его, как им вздумалось.

— А так оно скорее всего и есть, — Надя скрипит зубами.

— Понятно, — Фёдор осматривает свою винтовку, снимает с пояса шлем и надевает. Забрало пока не опускает. — Выдвигаемся.

Шагаем по вязкой влажной земле, и Егор ворчит, что нас могли бы доставить прямиком ко входу.

— А ты такси вызови, — хихикает Надя и скалит зубы, глядя на Настю. Той тоже доверили ствол: компактную Скопу. Значит, Михальчук идёт внутрь вместе с нами. — Совеем обленился, дармоед. Тренер в качалке знаешь, что сказал про тебя?

— Знаю, — нос у Хоменко тут же становится белым. — Можешь не повторять. Глупый и завистливый человек.

— Лёня, — тихо говорит Настя, — постарайся себя полностью контролировать каждую секунду операции. Если во время контакта почувствуешь себя хоть как-то непривычно или вдруг начнут путаться мысли, немедленно выходи из боя и отступай.

Надя кривит рот, собирается что-то сказать, но передумывает. В этот самый момент мы добираемся до входа в постройку. Четыре ребристых колонны, накрытые треугольной крышей, вызывают воспоминания о строениях древней Греции. Закос такой, выходит. Сам вход перекрыт большим деревянным щитом, серым от пыли и старой паутины. Такое ощущение, что тут тысячу лет никого не было.

Однако Фёдор указывает рукой на землю и становится ясно: ходят тут много и часто: всё изрыто следами босых ног. Многие — совсем свежие. Напоминают человеческие, но чересчур вытянутые с глубокими отпечатками длинных когтей.

— Сурок, — командует Фёдор и все. В том числе и Настя, принимают препарат. — Лёня, ты должен идти впереди, а мы — сзади, с интервалом в десять шагов.

— Как на живца, да? — бормочет Надя. — Федь, ты чего, реально его на убой хочешь послать?

— Хрена, — Молчанов опускает забрало. — Моё решение: двигаемся обычным порядком.

— Нет, — теперь возражаю я. — Камеры всё зафиксируют, и ты получишь по шапке. Больно получишь. Так что действуем, как приказано.

— Это ты правильно говоришь, малыш, — бормочет Зина. — Федя, совсем ополоумел? Говорю же, тут целый серпентарий и все к каждому вашему чиху прислушиваются. Не выёживайтесь. А теперь, по делу: за дверью — небольшой коридорчик, а за ним — фойе. Удачи.

— Странно, — голос Феди звенит. — Щит этот кажется нетронутым лет эдак тысячу.

— Ну да, — ворчит Надя. — А следов…

Это — одна из тех вещей, которые не узнаешь, пока не попробуешь руками. Но осторожность не помешает. Поэтому я подступаю вплотную к гнилым грязным доскам и осторожно тыкаю в них прикладом. При этом ожидаю чего угодно: треска ломающейся древесины, падения преграды или даже взрыва. Поэтому готовлюсь тут же прыгнуть назад. В ушах тревожное сопение четырёх носов. Нет, пяти. Зина тоже нервничает.

Однако, происходит нечто необычное. Приклад легко проходит сквозь деревянный щит. Кто-то удивлённо хрюкает, а я тяну винтовку обратно. Приклад целёхонек, а преграда вновь кажется неповреждённой. Зина скороговоркой произносит длинную матерную фразу.

— Что-то, вроде голограммы, — Настя определённо озадачена. — Мы такого делать не умеем. Плохо.

— А что ещё хуже, мальчики и девочки, — Зина кашляет, — что эта дрянь, очевидно, часть их защитной сигнализации. Пиджаки тут сообщают, что в домике этом, сраном, оживление, как у нас на день города. И все торопятся вас поприветствовать.

— Дерьмо! — шипит Хоменко и мотор его пулемёта начинает жужжать. — Говорю же, бомбами его закидать.

Всё, дальше тянуть нет смысла. В ушах бешено стучит, по венам бежит расплавленный металл, а мир вокруг окрашивается в кислотные цвета. Выдохнув, делаю шаг вперёд. Всё же ожидаю, хоть какого-то, но сопротивления, вроде лопающейся тонкой плёнки, ощущения тепла или холода. Однако — ничего. Просто серый сумрак, сменяется почти совершенным мраком.

Забрало шлема реагирует на наступившую темноту, выделяя окружающие предметы и обращая тьму в подобие наружного тумана. Ну что же, лучше, чем обычно. Техники успели поколдовать с начинкой шлема? И тут до меня доходит, что забрало я так и не опустил. Забыл. Стало быть, именно так работают мои новые глазки? Ну что же, хоть какой-то плюс. Ладно, что такого видят мои модифицированные гляделки?

Передо мной — короткий широкий коридор; очевидно выход в торговый центр, где должны стоять разъезжающиеся двери. Понятное дело, ни хрена подобного тут нет, а есть лишь большая куча мусора, за которой — большое открытое пространство. Отсюда оно напоминает здоровенный пузырь, наполненный мутной белой жидкостью. И в этом пузыре таится кто-то живой. Очень много кого живого.

— Зина, — зову я и вдруг понимаю, что в наушниках царит абсолютная тишина. Не слышно даже треска помех. — Федя?

Я медленно поворачиваюсь, стараясь не выпускать из виду выход в зал. На месте, где должна находиться дверь, ну или её голограмма, чёрт знает, что — каменная стена. На вид — очень крепкая и самая что ни на есть настоящая. Прямо-таки веете несокрушимостью.

— Ни хрена они глюки строгают, — бормочу я я касаюсь ладонью призрачной преграды. — Ни хрена…

Стена ни черта не призрачная. Кажется, моя крыша стремительно направляется в Строительный. Там, где у нас клиника для психопатов. Бью кулаком, сильно бью, так что трещит пластик перчатки. Результат тот же: крепкая каменная поверхность и не думает поддаваться.

Всё, приехали.

Как утверждают пиджаки, потоотделение у меня заметно уменьшилось. Так вот, сейчас этого ни хрена не заметно: глаза щиплет, а по спине бегут самые настоящие липкие реки. А ещё краем глаза замечаю движение внутри мутного пузыря.

— Движение! — автоматически кричу и понимаю, что в этом сейчас нет никакого смысла.

Уж не знаю, как так вышло, но я остался совершенно один. Один, в огромном здании, которое под завязку забито злобными кровожадными тварями. И от того, что я — один из них, легче ни фига не становится.

Поднимаю Кочет и делаю несколько шагов вперёд. На месте стоять нет никакого смысла, а если зажмут в этом аппендиксе, то мне точно конец. Мутный пузырь словно увеличивается в размерах и внезапно лопается, обдав меня зловонием близкой помойки. В голове раскатывается протяжный гул, как будто недалеко кто-то ударил в огромный колокол. Чертыхаясь, пробую поймать в белой мути хоть что-то, похожее на цель.

Под ногами скрипит какой-то мусор и этот звук некоторое время остаётся единственным в звенящей напряжением тишине. Переступаю через кучу хлама и быстро поворачиваю ствол Кочета налево-направо, вскидываю к потолку. Чувствую, здесь кто-то есть, но пока вижу только серые тени стен и что-то вроде фонтана в центре зала. Три рыбы поднялись на хвостах и держат на носах большой шар.

— Зина, — зову я. — Федя. Настя, чёрт побери!

То ли мне кажется, то ли я реально слышу тихий смех откуда-то спереди и справа. Там что-то вроде лестницы. Слишком далеко, отсюда на разглядеть. И ещё, почему-то мне кажется, будто дальняя стена с тремя трубами лифтовых шахт, словно затянута густой паутиной. Паутиной, в которой повисли продолговатые чёрные пятнышки. Отсюда непонятно, имеют ли они форму человеческих тел.

Думаю, имеют.

— Вызываю группу Дьявол, — получается не крик, а какое-то шипение, вроде змеиного. В любом случае, ответа нет. — Да что за гадство!

— Лапуся, жду тебя в спальне, — я замираю на месте и некоторое время удерживаю рот открытым. Это — голос Вареника. Причём, слышно так отчётливо, словно она где-то совсем рядом. — Если задержишься хоть на минуту — покусаю.

— Какого чёрта? — кажется, будто за спиной стоит нечто огромное, не имеющее формы. Оборачиваюсь — никого. Ощущаю движение воздуха слева и резко поворачиваюсь. — Кто здесь?

— Завтра непременно поедем в центр, — голос Вареника удаляется. — Я там видела та-акую сумочку, закачаешься!

Что-то не так с троицей рыб. Такое ощущение, будто изменилась форма шара на их носах. Он стал заметно больше и теперь напоминает не сферу, а какую-то бесформенную кучу. Вонь становится сильнее. Я иду вдоль стены, стараясь не упускать из виду трансформирующийся шар. А он словно оплывает и роняет в бассейн большие чёрные капли. В полёте «капли» размахивают длинными лапами.

— Мне Ленчик вчера рассказывала, как они на Лазурье мотались. Говорит, что там просто отпад. Обслуживание по высшему классу, а официанты все — загорелые красавцы. Но до тебя им, конечно, далеко. Поедем, а?

Голос Вари сбивает с толку, заставляет непрерывно вертеть головой, ведь я даже не могу сообразить, откуда он доносится вообще. Одно понятно, я хорошо помню все эти фразы — они из нашего совместного прошлого. Того, радостного, светлого и счастливого. Того, что накрылось медным тазом и уже никогда не вернётся.

В башке бьётся мысль: уж не очередная ли это подстава пиджаков? Может и нет никакого торгового центра, а просто я лежу на кушетке, накачанный лошадиной дозой галлюциногенов?

— Я люблю тебя, — говорит Ватрушка, но интонации её голоса незнакомые, угрожающие. — А ты меня?

Твари, которые падали в бассейн с каменного шара, теперь выпрыгивают наружу и шустро скачут в мою сторону. Тела существ совсем маленькие, округлые, а конечности — тонкие и длинные, отчего уродцы здорово напоминают пауков. И несутся гады с огромной скоростью, так что в несколько секунд сокращают расстояние между нами вдвое.

— Положи телефон! — в голосе Вареника гнев. — Выслушай меня, в конце концов.

Выслушивать некогда. Кочет дёргается, колотит прикладом по плечу и скороговоркой сообщает гостям, что я им не рад. Всем: и тебе, покатившемуся по грязному полу, и тебе, получившему пулю в прыжке, и тебе, раскинувшему лапы в стороны.

Меняю магазин на бегу. Понимаю, что на такую здоровенную ораву патронов у меня точно не хватит. Не поможет и Колибри с увеличенным магазином. Бежать, бежать. Перемахнуть через массивный металлический ящик и развернувшись, стать на колено. Уродцы уже совсем близко: шагах в двадцати. Теперь я вижу, что голов, как таковых, у тварей почти что и нет: просто большущая пасть на длинной шее. Это определённо мутанты не первого поколения: из обычных опарышей такое не вырастает.

Но умирают они так же просто, от одной полученной пули. Благо я ещё ни разу не промазал. Когда заканчивается второй магазин, твари уже совсем близко, считай- на вытянутой руке.

К счастью, я хреновый математик. Существ уцелело чуть больше десятка. Бросаю Кочет, выхватываю Колибри и даю очередь почти в упор. Ещё шестеро увалено наглухо, а парочка серьёзно ранена, так что на мою долю остаётся всего пять мутантов.

Что-то не так, что-то совсем не так. Ясное дело, что пасть на такой длинной шее выгодно использовать, чтобы хватать и грызть жертву. Вместо этого твари пытаются схватить меня своими тонкими лапами. На концах длинных пальцев, что-то вроде присосок. Не понимаю, то ли это глупость нападающих, то ли какой-то хитрый план, однако ломаю протянутые конечности, бью ножом, тыкаю под выступающие рёбра и перекатываюсь по полу.

Уцелела лишь одна тварь и сейчас она почему-то стоит неподвижно, подняв распахнутую пасть к потолку. Перезаряжаю Колибри и отправляю тварь к её собратьям. Прячу пистолет, подбираю винтовку и меняю магазин.

— Какой молодец! — в голосе Вареника злобная насмешка. — Но ты должен кое-что знать. Есть кое кто и получше тебя. Во всех отношениях. Ты, по сравнению с ним — пустое место.

Этой фразы Ватрушка в жизни не говорила. Но это — точно её голос, поэтому в груди всё болезненно сжимается. Подумать, я только чудом выбрался живым из схватки с кучей злобных тварей, а испытываю боль от обычных слов.

— Так что тебе придётся доказывать.

— Доказывать, что? — бормочу я, не ожидая ответа. Но он приходит.

— Доказывать, что ты достоин меня.

Пол внезапно больно бьёт по пяткам и начинает дрожать. У меня возникает ощущение, что я нахожусь в кабине опускающегося лифта. Слышен жуткий грохот где-то наверху, словно там что-то взрывается. Со всех сторон несётся громкий вой, а серый свет в глазах мигает и начинает быстро тускнеть. Опускаю забрало шлема. Похоже у организма сели батарейки.

И да, здание однозначно уходит вниз. Не хватало ещё чтобы меня живьём закопали! Где-то там, впереди я видел лестницу наверх. Попробую найти окна этажами выше, ну или, на худой конец, добраться до крыши.

Бегу. Паутина с продолговатыми свёртками шевелится и по ней вниз торопливо ползут зубоголовые твари. Их столько, что не сосчитать. Если они все набросятся на меня, то не поможет даже ядерный заряд. Нужно ускориться. Напрягаю все силы и воздух внезапно превращается в подобие киселя, который старается удержать в своих липких объятиях. Существа в паутине двигаются так медленно, точно начинают засыпать. М-да, даже Сурок не вызывал такого ускорения рефлексов. Надолго ли меня хватит?

Чтобы прорваться на лестницу приходится резать сеть толстой паутины. Перед глазами всё пульсирует алым, а в ушах колотит мощный молот. Пол содрогается, будто началось землетрясение и с потолка падают огромные куски перекрытия. Протискиваюсь сквозь разрезанную паутину и по грязной пыльной лестнице бегу наверх.

Навстречу пошатываясь и тихо завывая плетутся два белых призрака — обычные опарыши. Даже не стреляю, просто сбиваю обоих прикладом и перепрыгиваю содрогающиеся тела. Забегаю на второй ярус. Тут смердит почище, чем на первом этаже и ни хрена не видать из-за переплетения толстых чёрных труб. Среди труб пульсируют жёлтым овальные коконы, а в самой глубине ворочается большущая, не меньше бегемота, блестящая туша.

Нет времени разбираться, есть ли в омерзительных зарослях проход к окнам, и я продолжаю бежать вверх. Двери на третий ярус лежат на полу и из-под них торчит человеческая рука, высохшая и мумифицированная. В пальцах — разбитый телефон. Проход за дверями обвалился и через завал не перебраться. Бегу дальше.

На четвёртом приходится быстро расстреливать какую-то смрадную дрянь, вроде разжиревшего альфы, с пучком щупалец в выпуклости живота. Сквозь проём двери протискиваются ещё двое таких же, и я бегу выше. Ощущение спуска становится всё сильнее. Как, мать его, может так быстро погружаться такое большое здание?

В наушниках появляется вой и шипящие голоса. Пытаюсь докричаться, но безрезультатно. Вновь грохот взрывов над головой. Теперь уже совсем близко.

Между заросшим чёрной паутиной входом на пятый ярус и проходом выше меня ожидают два здоровенных чешуйчатых альфы, вроде того, которого я свалил под промзоной. Выжимаю из тела всё, что ещё в нём осталось и стреляю в упор. Из Кочета удаётся прикончить одного врага и со вторым схожусь в рукопашную. Лупим друг друга о содрогающиеся стены, валимся на пол, и я яростно колочу тварь кулаком в плоскую рожу. Когда гад замирает без движения, поднимаюсь и бегу по ступенькам.

Я вымотан до предела, поэтому, когда вижу что-то, вроде солнечного света, едва удерживаюсь на подгибающихся ногах. Снизу слышится громкий топот. По лестнице следом за мной несётся огромная толпа зубоголовых. Если они меня догонят — всё, хана. Разряжаю в тварей Колибри и ковыляю вверх.

Нет, я точно слышал взрывы. Вся крыша раскурочена вдребезги, пылает, дымит и разваливается на куски. И ещё, верхняя часть центра едва торчит над землёй. Вижу несколько вертолётов, которые кружат в туманном небе. Вой в наушниках внезапно сменяется человеческими голосами. Их много, все они знакомые и все очень встревожены. Однако, понять, о чём говорят знакомые голоса у меня нет времени.

Почва вокруг бурлит и та часть здания, которая ещё возвышается над землёй, погружается с невероятной скоростью. Кричу, что-то непонятное самому и оттолкнувшись, прыгаю к насыпи из грязи и камней. Уже в полёте понимаю, что оттолкнулся чересчур слабо и вряд ли сумею допрыгнуть.

Начинаю падать в исполинскую яму, заглотившую торговый центр и в последний миг кто-то хватает меня за руку. Этот кто-то громко кричит и пытается тянуть вверх. Сил у этого кого-то явно недостаёт. Этот кто-то — Настя. Она висит на краю обрыва надо мной и закусив губу, пытается удержать. Мы ползём вниз, медленно и неотвратимо. Ещё чуть и оба улетим в провал.

— Брось! — кричу я. — Брось, дура!

Внезапно ещё одна рука хватает меня за волосы (оказывается, я без шлема) и тащит вверх. Резкий рывок и я лежу на земле. Настя лежит рядом и тонко поскуливает. Над нами стоит Надя и угрюмо глядит на Михальчук.

Кажется, я в безопасности.