Тысяча благодарностей, Дживс!

Глава 17

На следующий день с раннего утра стояла ясная погода – точнее говоря, можно предположить, что она стояла с раннего утра, ибо я проснулся много позже. Когда я наконец продрал глаза, солнце сияло вовсю, природа ласково улыбалась, и Дживс был тут как тут с завтраком на подносе. Кот Гас, который почивал поблизости на кресле, пошевелился, открыл один глаз и совершил дальний прыжок из положения сидя прямо ко мне на кровать, не желая, видимо, оставаться в стороне от событий.

– Доброе утро, Дживс.

– Доброе утро, сэр.

– Погода как будто ничего.

– На редкость теплая, сэр.

– Улитка в поднебесье, синичка на листе – или наоборот?[40] Не помню точно, как вы говорите в подобных случаях. Судя по запаху, вы принесли селедку.

– Да, сэр.

– Выделите Гасу его долю. Селедку он предпочитает есть из мыльницы, а блюдце лучше оставить для молока.

– Слушаюсь, сэр.

Усевшись в кровати, я утопил спину в подушках. Я ощущал глубочайшую умиротворенность.

– Дживс, – сказал я, – я ощущаю глубочайшую умиротворенность. Помните, я сказал вам несколько дней назад, что у меня острый приступ эйфории?

– Да, сэр. Ваши слова вспоминаются мне очень ясно. Вы сказали, что вы на седьмом небе и радуга висит у вас через плечо.

– Нынешним утром дело обстоит сходным образом. Мне кажется, вчера вечером все вышло как нельзя лучше. А вам?

– Да, сэр.

– Вашими усилиями.

– Мне очень приятно слышать это от вас, сэр.

– Надо полагать, прародительница достигла удовлетворительного соглашения с Ранклом?

– В высшей степени удовлетворительного, сэр. Мадам только что известила меня, что мистер Ранкл был чрезвычайно сговорчив.

– И Таппи с Анджелой могут пойти, как говорится, под венец?

– Как я понял со слов мадам, они сделают это очень скоро.

– А Медяк и Магнолия Гленденнон, может быть, в эту самую минуту заключают брак в регистрационном бюро.

– Может быть, сэр.

– А Споду засветили в глаз картошкой, и, надеюсь, больно засветили. Короче говоря, со всех сторон сквозь тернии продираются счастливые концовки. Жаль только, Бингли здравствует, как что-то там вечнозеленое, но нельзя требовать от жизни всего.

– Нельзя, сэр. Medio de fonte leporum surgit amari aliquid in ipsis floribus angat.

– He могу сказать, что хорошо понял вас, Дживс.

– Я процитировал римского поэта Лукреция, сэр. Примерный перевод таков: «Из глубины этого источника радости вздымается горечь и душит ее даже среди цветов».

– Кто, вы говорите, это написал?

– Лукреций, сэр. Годы жизни с 99 по 55 до нашей эры.

– Угрюмый субъект.

– Его взгляд на мир был несколько мрачноват, сэр.

– И все же, если отвлечься от Бингли, можно сказать, что радость владычествует безраздельно.

– Очень колоритно сказано, сэр.

– Я это не сам придумал. Прочел где-то. Да, я считаю, мы можем утверждать, что все на свете более или менее ладненько. За одним исключением, Дживс, – сказал я более серьезным тоном, подкладывая Гасу селедки. – В бочке меда имеется ложка дегтя. Это расхожее выражение означает… не знаю точно, что оно означает. Видимо, имеется в виду ситуация, не внушающая особого оптимизма; но чем именно, позвольте спросить, мешает нам эта ложка дегтя? Какой от нее вред? И что такое вообще деготь? Однако вы, конечно, понимаете, к чему я клоню. Клубная книга по-прежнему существует. И это рождает тревогу, которая умеряет мой восторг. Мы видели, что она до отказа начинена взрывчаткой, и нам известно, как легко она может попасть в руки темных сил. Кто может поручиться, что какой-нибудь новый Бингли не выкрадет ее из кабинета секретаря? Я понимаю, что сжечь эту проклятую летопись вы не согласитесь, но не могли бы вы хотя бы уничтожить восемнадцать страниц, на которых фигурирую я?

– Я уже сделал это, сэр.

Я дернулся, как форель за мушкой, – к большому неудовольствию Гаса, который улегся спать на моем солнечном сплетении. Я почти лишился дара речи, но спустя некоторое время все же сумел вымолвить три слова:

– Тысяча благодарностей, Дживс.

– К вашим услугам, сэр.