Тюремные дневники

19 июня, четверг

Опять весь день какая-то, блядь, суета! Покой, короче, мне только снится, даже здесь. С утра заказали Юру. 'На выезд!' - А!.. В

Ирландию поеду. - В какую еще Ирландию? - Да в суд, на продление срока. Здесь это называется 'поехать в Ирландию'. Потом Колю дернули. 'На вызов!' - Адвокат вообще-то должен прийти. А может, и следак чего притащился. Остались в камере мы вдвоем с Толей. После обеда мне, наконец-то, принесли передачу. (Господи! Слава богу!)

Только-только мы ее закончили получать, как в дверь снова стучат.

Ну, что там еще? Недодали, что ль чего? - На М! - Да, Мавроди. - На вызов с бумагами. На какой 'вызов'? С какими, блядь, 'бумагами'?

Четверг же сегодня! Адвокат ведь только в пятницу придти должен!..

Следак, что ль, опять заявился? 'По душам', как обычно, побеседовать? Тогда 'бумаги' здесь причем? Странно-странно…

Наверное, все-таки адвокат. Сдвинулось у него что-нибудь, завтра придти не может, вот сегодня и пришел. Хотя, конечно, не нравится мне все это… 'С бумагами'!.. Прямо специально подчеркнул, гондон.

Правда, когда к адвокату, они всегда так говорят. Твою мать! Так что делать? 'С бумагами'! Конверт-то брать или не брать? Тут необходимо сделать небольшое отступление. Дело вот в чем. Когда во время голодовки я категорически отказывался соблюдать режим, аргументировал я это тем, что я еще не осужденный, а всего лишь подследственный. И по закону мне могут лишь ограничивать свободу, и не более того. Что уже и сделали, посадив меня в этот блядский шкаф.

Что же до всего остального - то, извините! Я такой же гражданин, как и все! Шли бы вы на хуй со своими режимами! Здесь вам не детский сад. Может, я здесь пять лет просижу, а потом суд в итоге меня оправдает и невиновным признает?! Это что, окажется, что я зря здесь пять лет кровать убирал?! Местное начальство вся эта моя нехитрая аргументация поначалу чрезвычайно бесила, и они даже пытались со мной спорить. - Но когда Вы приезжаете, например, в гостиницу, Вы же соблюдаете там режим? - Простите, но в гостиницу-то я приезжаю добровольно! И добровольно соглашаюсь соблюдать ее режим! А если он мне не понравится, я могу оттуда в любой момент уехать! Заставить что-то делать меня никто не может. А здесь-то меня именно заставляют! - Когда Вы сюда приехали, Вы подписывали бумагу, что ознакомлены с правилами внутреннего распорядка. - Ну, ознакомлен. Но с чего вы взяли, что я согласен их соблюдать?! Да и вообще! Тогда был согласен, а сейчас передумал. И хочу отсюда съехать. Сменить гостиницу. Везите меня опять на Матроску или на Бутырку! Когда же они, наконец, поняли, что спорить совершенно бесполезно, то от меня отстали, и лишь один только режимник все никак не мог угомониться.

Он, похоже, совершенно искренно хотел все же убедить меня, что я не прав, и что режим соблюдать я все-таки обязан. И в качестве последнего и решающего своего довода все убеждал меня почитать какие-то там правила, приказы и распоряжения. А я же отбивался: - Да незачем мне их читать! Есть Конституция, где четко прописаны мои конституционные права. Права эти мне гарантированы. И ограничить их никакие правила и приказы не могут! Это всего лишь подзаконные акты.

Если же они их все-таки ограничивают, то это по сути своей незаконно! Но он их все-таки мне всучил. Передал, блядь, через кормушку 'для ознакомления'. Ну, а поскольку времени у меня там было мно-ого, то я от нечего делать и действительно с ними со всеми ознакомился. Причем, самым наивнимательнейшим образом. И сразу же выяснил для себя массу интересного. Больше всего заинтересовали меня, конечно, 'Правила внутреннего распорядка следственных изоляторов уголовно-исполнительной системы МЮ РФ'. (Вверху штамп

'Для служебного пользования' стоит, между прочим. Так что хуй бы мне их выдали, если бы я сам, к примеру, вздумал вдруг попросить почитать 'для ознакомления'. И по логике вещей они бы в мои руки здесь попасть никогда не должны были. И тем не менее - попали!

Очередное маленькое чудо. Очередная случайность.) Открываем, читаем.

Так… Так… Это неинтересно… Это тоже неинтересно…

'Обязаны'… 'Обязаны'… Опять, блядь, 'обязаны'!.. А это что такое?!.. Ага! А вот это, кажется, стоит почитать повнимательней.

Раздел IX, п. 98. 'Жалобы, адресованные Уполномоченному по правам человека в РФ, просмотру не подлежат (ст. 19 Федерального конституционного закона 'Об уполномоченном по правам человека в

РФ')'. О-очень интересно! Ну, просто очень! Просмотру, значит не подлежат? Что ж, примем к сведению. 'Имей в виду, я это все запомню', - как говорил Мефистофель Фаусту. А зря ты мне, пожалуй, книжечку-то эту дал! Это, мой дорогой, была серьезная ошибочка.

Дорого же она тебе обойдется. Ах, как дорого! Ну, к этому мы еще вернемся. В свое время. Так, дальше там что! Есть еще что-нибудь интересное? Так… Так… Ага! Вот… Тоже весьма любопытно…

Весьма! 'Приложение?1. Правила поведения осужденных и подследственных'. Ну, и что же там за 'правила'? Всего три пункта, между прочим. 1. Обязаны вставать, когда в камеру входит сотрудник

СИЗО. 2. При конвоировании или движении по изолятору в сопровождении сотрудника СИЗО обязаны держать руки за спиной. 3. По требованию сотрудника СИЗО обязаны называть фамилию, имя и отчество. Занятно…

Про команды: 'Лицом к стене! Руки за спину!' - ни слова! Значит, фактически это незаконно. А то любят они!.. Заходишь, скажем, в комнату для встреч с адвокатом, разводящий начинает просматривать твои бумаги, а тебе сразу же командует: 'Лицом к стене! Руки за спину!' А это, значит, незаконно… Правильно, хуй ли он мной командует? А может, он мне сейчас скомандует еще и гопака сплясать?

Так я что, должен буду его отплясывать?! Жаль, блядь, что я раньше этого не знал. Когда у меня на Матроске Щедрина первый раз отнимали.

Заводят, суки, в какой-то кабинет. Сидит за столом, развалясь, какой-то хуесос в форме и небрежно цедит сквозь зубы: 'Как стоите?

Встаньте ровно! Руки за спину!' Гондон! Пидор, блядь! Сейчас бы он мне это сказал!.. Я бы ему ответил! - Все? Больше ничего не желаете?

А то я готов! Может, польку-бабочку станцевать еще или, там, скажем, спеть? Так Вы лишь мигните! Я мигом!.. Вот только честно предупреждаю: слуха у меня нет, да и голос, признаться, не очень. Не всем нравится… Зато почерк отличный. И стиль. Ясный и доходчивый.

Жалобы особенно хорошо им писать. На всяких там пидорасов. Которые полномочия свои служебные превышают, четко прописанные в трех пунктах Приложения? 1. Приказ? 148 от 12.05.2000 г. Словом, много я чего тогда передумал, читая эти Правила. Пенал, голодовка, мусора постоянно орут и в дверь ломятся… Идиллия, в общем. Думается отлично! И мысли все такие тихие и хорошие… Благостные…

Умиротворенные… Какая у меня теперь здесь жизнь распрекрасная начнется. Как мы с местными охранниками славно теперь заживем.

Мирком да ладком! В полном соответствии с Правилами внутреннего распорядка. Короче говоря, заучил я тогда все эти пункты наизусть, намертво, зазубрил, как таблицу умножения, а недавно, во вторник, применил их и на практике. Взял большой конверт и ничтоже сумняшеся написал на нем: 'Жалоба, адресованная Уполномоченному по правам человека в РФ г-ну Миронову О.О. Просмотру не подлежит!!! 'Правила внутреннего распорядка СИЗО'. Раздел IX, п.98. (Приказ? 148 от

12.05.2000 г.)' Подумал немного и подчеркнул жирной чертой надпись о запрещении просмотра. После чего вложил в конверт все свои записи и тщательно его запечатал. (Отчество господина Миронова - Орестович.

Почти Арестович. От слова 'арест'. Это так, значит, отца его звали.

Блядь, что это за отец у него такой был? Начальник ГУИНа у нас -

Злодеев, Уполномоченный по правам человека - Арестович. Пиздец, короче. Специально их там, что ли, подбирают?) А что! Совершенно мне не нравится, что здешние охранники внимательно читают все мои записи. Неважно, по защите, не по защите - любые! 'Мы имеем право просматривать!' - вот и весь ответ. Какая же тут, в пизду, может быть 'защита'? Какая, на хуй, 'конфиденциальность'? Вот пусть теперь попробуют, почитают! 'Просмотрят'! Результат не заставил себя ждать.

Неприятности начались буквально в тот же день, когда я попытался взять конверт с собой на встречу с адвокатом. - А что это такое? -

Жалоба, адресованная Уполномоченному по правам человека в РФ.

Просмотру не подлежит. Разводящий в недоумении вертит в руках конверт. - Запечатанные конверты выносить не положено. Я обязан его просмотреть. - Жалобы, адресованные Уполномоченному по правам человека, просмотру не подлежат. Посмотрите Раздел IX пункт 98

'Правил внутреннего распорядка следственных изоляторов'. Разводящий со все возрастающим удивлением разглядывает конверт и явно не знает, что делать. Да, с одной стороны, я, вроде, прав - вот ссылка на соответствующий пункт правил и статью закона. Разводящий, конечно, впервые обо всех этих статьях и пунктах слышит, но, как видно, ни секунды не сомневается, что раз я их написал, то так оно и есть; значит, все они действительно существуют. Но, с другой-то стороны - как это заключенный выносит из камеры запечатанный конверт без досмотра? А вдруг там у него бомба? Остальные охранники молча стоят вокруг и с видимым интересом наблюдают за происходящим. Разводящий еще некоторое время колеблется. Наконец, он принимает совершенно очевидное и давно уже напрашивающееся решение. (Я, собственно, с самого начала был уверен, что так оно и будет.) До него доходит, что не его ума это дело! Надо просто доложить по начальству, а оно уж само пусть со мной разбирается. Его же дело маленькое. Ему-то что?

Разрешат мне выносить - да бога ради! Выноси, что хочешь, хоть всю камеру; не разрешат - извините! У меня приказ! Короче, разводящий оставляет меня на попечение охранников, а сам куда-то убегает.

Вероятно, за старшим смены. (Конверт, между прочим, остается у меня.

Отнять его и забрать с собой разводящий так и не решился.) Буквально через пару минут прибегает старший смены. Практически слово в слово повторяется весь предыдущий диалог с разводящим. ('Не положено…' -

'Посмотрите пункты 'Правил внутреннего распорядка'…' и пр.) Я с интересом наблюдаю за старшим смены и с любопытством жду, что же будет дальше? Честно говоря, мне его даже жаль. В данном случае ему ведь можно только посочувствовать. Поставьте себя на его место. Вот что делать? Отнять у меня конверт и вскрыть его? Но, во-первых, похоже, это действительно незаконно, а самое главное, совершенно неизвестно, как я себя в этом случае поведу? Человек я знаменитый, да и характер у меня, судя по всему, не сахар. Что я за птица, я уже наглядно продемонстрировал. Чуть что - сразу голодовка, лежание на холодном полу и прочие ужасы. Что я сейчас выкину, если у меня конверт отнять? Опять новую голодовку объявлю? Только-только меня из этой-то еле-еле всем изолятором уговорили выйти, все начальство ко мне на поклон приходило, а теперь опять?! И это еще в лучшем случае!

А может, теперь я вообще вскроюсь?! В знак протеста против нарушения моих конституционных прав! А кто будет виноват? Тяпкин-Ляпкин? А подать сюда Тяпкина-Ляпкина! Вот то-то и оно! Начальству бежать докладывать? А сам-то ты кто? - резонно возразят тебе. Начальник смены или хуй с горы? Что это ты сам решения принять не можешь и советоваться прибежал? Думаешь, ты самый умный? Стрелки на нас перевести хочешь? Ответственность переложить? Этот же вопрос в твоей компетенции! Вот и действуй строго по закону. Как положено. И то, кстати, как ты, пидор, пытался на нас сейчас всю ответственность свалить, а сам в стороне остаться - это мы тебе еще припомним!

Начальник смены все это прекрасно понимает и потому колеблется… Но какое-то решение принимать надо, причем немедленно. Секундное замешательство, и - решение принято! - Я не разрешаю Вам брать с собой запечатанный конверт! Или вскрывайте его сейчас на наших глазах, или оставляйте в камере. - И что будет, если я его вскрою? - интересуюсь я. - Вы его просмотрите? - Естественно! - Ничего естественного тут нет! Просматривать жалобы, адресованные

Уполномоченному по правам человека в РФ запрещено законом. - Или оставляйте конверт в камере, или вскрывайте! Запечатанный конверт я

Вам брать с собой не разрешаю! Понятно. Мой ход, короче. Что делать?

Можно, конечно, сразу отказаться идти к адвокату и объявить, к примеру, новую голодовку. Тем более, что формально-то я прав. Закон в данном случае явно на моей стороне (хотя толку от него, от этого закона…) Но можно и не форсировать события. Встретиться сейчас с адвокатом, посоветоваться, спокойно обсудить ситуацию… Жалобу на имя начальника написать. А то ведь, блядь, уеду сейчас опять на хуй в свой склеп на первый этаж - адвокат даже и знать не будет, что же, собственно, случилось-то? Узнает только во вторник, когда в следующий раз придет со мной встретиться. Так чего же мне следующего раза-то ждать и на сборке все это время голодным сидеть, если можно с ним прямо сейчас посоветоваться? В общем, решено! Так мы, пожалуй, и поступим. Пойду пока, поговорю с адвокатом, а там уже видно будет.

Голодовку, в конце концов, я всегда объявить успею. Приняв для себя это решение, я сразу же сообщаю его охранникам. - Хорошо, - спокойно заявляю я им, - в таком случае я оставляю конверт в камере.

Охранники молча ждут, пока я возвращаюсь назад в камеру, бросаю конверт на свою шконку и затем снова выхожу в коридор. - Проходим! - кивает мне разводящий. - Руки за спину! Мы поднимаемся наверх, на шестой этаж, меня заводят в комнату для свиданий с адвокатами, наскоро обыскивают и оставляют одного. Минут через пять заходит адвокат. Я быстро, в двух словах, обрисовываю ему ситуацию, и мы обсуждаем план наших дальнейших действий. Решаем, что я завтра же пишу жалобу на имя начальника, а сегодня, сразу же со свидания адвокат лично отправится к начальнику на прием и попытается с ним поговорить. На том и расстаемся. Я иду в камеру писать жалобу, а адвокат - пытаться попасть на прием к начальнику тюрьмы. На следующее утро, в субботу (в связи с праздниками - это рабочий день), я отдаю на утренней проверке свою жалобу и начинаю ждать ответа. Сегодня, кстати, уже четверг, но ответа пока так и не поступило. По крайней мере, на днях, на шмоне, конверт у меня не отняли, хотя определенные поползновения и попытки наблюдались. ('А почему?.. Мы имеем право все просматривать…' и т.п.) Впрочем, попытки весьма слабые и по сути лишь чисто символические, просто для порядка. Вот в таком именно положении и находятся дела к настоящему моменту. Отсюда, блядь, вопрос: 'Что делать? Брать сейчас конверт с собой или от греха подальше в камере оставить?' Что-то у меня на сердце неспокойно… А вдруг это не адвокат?! Хотя с другой-то стороны, они ведь прекрасно могут и из камеры у меня его забрать.

Что им, собственно, помешает? Так что, пожалуй, пусть уж лучше он при мне будет. Пусть им будет посложнее. Ах, да! А чего я, собственно, думаю-то? Может, мне его еще и взять-то не разрешат? В прошлый раз же не дали. - Конверт-то мне брать или оставить? - Ну, возьмите. 'Ну, возьмите'! В прошлый раз - хуй, а сейчас 'Ну, возьмите'! Не к добру все это! Ох, не к добру! Чует мое сердце, никакой это, блядь, не адвокат. Однако делать нечего. Деваться некуда. Тем более надо с собой брать, если они какую-то поганку заворачивают. Из камеры-то в мое отсутствие забрать еще проще.

Вообще никаких проблем. Вывел всех на сборку… Без всяких объяснений, естественно. Ну ладно, идем. Конвертик со мной. На душе, честно говоря, что-то неспокойно… Куда меня все-таки ведут? А?..

Ну, понятно! Что не к адвокату - это уже ясно. Не туда мы свернули.

Не к адвокатам. А в логово, блядь, к каким-то пиздам. Осталось только теперь выяснить, к каким именно. Сейчас выясним. Ждать, судя по всему, совсем недолго осталось. В лучшем случае пару поворотов по коридору. Разводящий предупредительно распахивает передо мной дверь какого-то кабинета: 'Заходите!' ( Набоков. 'Приглашение на казнь'.

Роман в трех частях. Часть вторая. 'Приглашение'.) Ну, раз так вежливо приглашают - захожу. Как же, блядь, я могу отказаться?

Воспитание не позволяет. Пажеский корпус плюс тюремные университеты… Pardonnez-moi, messieux! В натуре. Итак, захожу.

Ого! Да тут, блядь, целый синклит, весь шабаш. Все местное начальство в сборе. Во главе с самим и.о. начальника подполковником внутренней службы господином Бирюковым И.А. Собственной персоной.

(Выучил, слава богу, выучил! Сколько уже самых разных заявлений, прошений и жалоб на его светлейшее имя понаписано!) Плюс еще некто в штатском. Немолодой уже, представительный мужчина. Сразу видно, что большой начальник. Он-то, похоже, и есть тут сегодня самый главный.

Проверяющий какой-то, наверное. Из ГУИНа или из прокуратуры. Мужчина в штатском, между тем, приподнимается мне навстречу. - Здравствуйте,

Сергей Пантелеевич! Здравствуйте. (Рукопожатия нет.) Кивает на стоящий в углу около двери стул. - Садитесь. - Спасибо. - Я старший прокурор по надзору Генеральной прокуратуры, - представляется он. -

Приехал по Вашей жалобе… (Это по какой же? А!.. Где я требую меня в другую тюрьму перевести, наверное.)…Генпрокуратура курирует только два изолятора: этот и ФСБ-эшный… (Лефортово, что ль?)

…Так на что Вы жалуетесь? (На что я жалуюсь? Да на все!! Хуй ли я вообще здесь делаю?!) - Да на!!.. Кхе!.. Кхе!.. (Тьфу, черт! Так чуть было вслух все это ему и не выпалил.)…На нарушения моих конституционных прав по защите. О какой защите можно говорить, если кабинет для свиданий с адвокатом просматривается и прослушивается, а все мои записи, сделанные в ходе встречи с адвокатом, также внимательно просматриваются и изучаются тюремной администрацией. -

Просматривать разрешено законом, - замечает мне господин прокурор…

(Это действительно так. Действительно, оказывается, разрешено.

Мотивировка: в целях обеспечения порядка. Какого 'порядка'?

Непонятно. Чтобы заключенный не набросился, к примеру, на своего собственного адвоката и не задушил его голыми руками в приступе ярости, что ли?) -…А насчет подслушивания Вы не правы. Кабинеты не прослушиваются. (Да-да!.. Говори-говори!..) - Ладно, хорошо, - примирительно отвечаю ему я. - Я не верю, что кабинеты не прослушиваются, но прекрасно понимаю, что доказать тут ничего невозможно. Поэтому оставим прослушивание в покое. Но записи почему просматриваются? О какой гарантированной Конституцией конфиденциальности защиты может тогда идти речь? Если все мои планы сразу же становятся известны следствию? - Мы не сотрудничаем со следствием. Мы подчиняемся лишь Главному Управлению Исполнения

Наказаний. - Это совершенно независимая структура, - вступает в разговор господин и.о. начальника тюрьмы. (Я смотрю на него с понятным раздражением. Поначалу, правда, легким, но по мере выслушивания дальнейших 'разъяснений' господина и.о., все возрастающим. Да, так, конечно, беседовать трудно, когда с тобой разговаривают, как с полным идиотом или грудным младенцем. 'Мы независимая структура'!.. А кто вас, простите, контролирует?

Генпрокуратура. Вот старший прокурор ее передо мной сидит. А кто дело мое ведет? Следственный комитет МВД. А их кто контролирует, с кем они сотрудничают, у кого они все санкции в отношении меня получают? Тоже в Генпрокуратуре. А если, скажем, Генпрокуратура поддерживала ходатайство следствия о продлении в отношении меня сроков содержания под стражей, то разве она не оказывается автоматически заинтересованной стороной? Ведь, если меня, к примеру, потом на суде оправдают, то и у следствия, и у прокуратуры могут возникнуть серьезные неприятности. Как это вы невиновного человека столько времени в тюрьме продержали? Куда, спрашивается, вы смотрели?) - Зачем же тогда вообще специальные кабинеты для встреч с адвокатами делать? Давайте будем беседовать непосредственно в присутствии ваших сотрудников! Раз они такие независимые! В целях поддержания порядка в здании изолятора. Но почему-то закон отдельные кабинеты предусматривает! И даже прослушивать их запрещает. - Мы ничего не прослушиваем… (Блядь, прямо какая-то сказка про белого бычка получается!)…А записи мы не читаем, а только просматриваем.

(Ебаный в рот!!) - Да вот именно, что читаете! Причем, самым внимательным образом! - Нет, ничего мы не читаем. Только просматриваем. (Так! Спокойно. Эдак я ничего не добьюсь. Беседа явно зашла в тупик. Я говорю - читаете, они - нет, не читаем. Надо срочно менять тактику. Да не с местным, тюремным начальством разговаривать, а с прокурором. А чего с местным начальством-то препираться? Я же на них и жалуюсь! Ясно, что с ними спорить бесполезно. Да еще в присутствии прокурора. Они просто упрутся рогом и будут совершенно тупо свое долдонить. Нет, и все. Или я жду, что они сейчас публично в собственных грехах покаются?) - Хорошо! Сдаюсь, - обращаюсь я опять непосредственно к прокурору и даже шутливо приподнимаю руки. -

Я чувствую, что не в состоянии постичь непостижимое, уловить неуловимое и понять тончайшую разницу между 'читаем' и

'просматриваем'. Это для меня слишком сложно. Вероятно, поглупел в тюрьме. Так что оставим это. Но вот я, к примеру, пишу сейчас жалобу

Уполномоченному по правам человека в РФ. Их, эти жалобы, по закону запрещено именно просматривать. И тем не менее, у меня ее все равно постоянно пытаются просмотреть. Требуют, чтобы я вскрыл конверт с жалобой и дал с ней ознакомиться. А иначе даже не разрешают брать с собой на встречу с адвокатом. С этим-то как быть? - А зачем Вы берете ее на встречу с адвокатом? - сразу же задает мне вопрос кто-то из присутствующего здесь тюремного начальства, по всей видимости, один из замов начальника изолятора. - Как это зачем? - совершенно искренно удивляюсь я. - Я же должен, прежде чем отправлять, предварительно показать ее адвокату? Согласовать с ним некоторые детали текста, уточнить отдельные юридические моменты. Я же не юрист. Да и вообще, чтобы он был в курсе! - Вся корреспонденция должна отправляться только через спецчасть.

Отправлять что-либо через адвоката запрещено! (Это уже другой местный начальник. Прямо, блядь, перекрестный допрос какой-то!

Скоп.) - Да не собираюсь я ничего через него отправлять! - терпеливо разъясняю я. - Я ее только показать ему хочу. - А запечатываете Вы ее зачем? - Чтобы вы не читали. - А может, Вы там деньги несете или, скажем, маляву. (Фи! Как грубо! 'Маляву'! Ну, что-о вы, право!.. Ну, как вы выражаетесь! В конце концов мы же образованные, культурные люди… Да и откуда у меня могут быть в камере деньги, мудило! На хуй они, спрашивается, мне здесь нужны!?) - Может. Может быть, даже пистолет или атомную бомбу! Но по закону жалобу мою все равно просматривать нельзя. Такой уж у нас закон. Вот напишите в Думу, что закон, мол, плохой, несовершенный, и его надо срочно изменять. А то зэки под видом жалоб атомные бомбы таскают! Вполне возможно, что вас послушают и закон изменят. Но пока этого не произошло, пока закон не изменили, его надо выполнять. Независимо от того, плохой он или хороший. Мне тоже, может, многое не нравится в ваших порядках.

Скажем, что под одеялом днем лежать нельзя, - не могу удержаться я от колкости. - Однако я их выполняю. Вот и вы выполняйте. - Сергей

Пантелеевич! - опять вступает в беседу и.о. начальника тюрьмы г-н

Бирюков. - Мы знаем, что у вас сейчас этот конверт с собой… (Sic!

Так!)…Все мы здесь старшие офицеры, и Вы нам, конечно же, доверяете (?!). Вот давайте сейчас в присутствии старшего прокурора

Генпрокуратуры по надзору вместе вскроем этот конверт и посмотрим, что там такое! Мы и так уже пошли вам навстречу и целых три дня его не вскрывали. - Так значит, все это было изначально спланированной провокацией? Вы специально подстроили все так, чтобы я взял с собой этот конверт? Я же специально переспросил у разводящего, брать мне его с собой или нет! - холодно уточняю я, неимоверным усилием воли подавляя поднимающееся во мне слепое бешенство. - И с чего это Вы взяли, что я Вам хоть сколько-нибудь доверяю? Особенно после этой подставы?.. Ничего я вам не доверяю и вскрывать ничего не буду! И что значит: мы и так его три дня не вскрывали? Вы просто по закону не имели права это сделать! - Имели! - заявляет вдруг еще один тюремный начальник, до этого молчавший. (Господин ст. прокурор, кстати, что-то тоже пока помалкивает и только слушает.) -

…Посмотрите, как называется раздел IX, на который вы ссылаетесь.

'Отправление жалоб…' То есть мы не имеем права просматривать лишь уже отправленные жалобы. А отправленной жалоба считается только после того, как Вы передали ее дежурному на утренней проверке. А пока жалоба не отправлена, мы имеем право ее просматривать. - То есть Вы хотите сказать, - с изумлением переспрашиваю я, - что вы можете забрать у меня ее непосредственно перед передачей дежурному, скажем, по пути от шконки до двери камеры, вскрыть, прочитать, а потом вернуть со словами: 'Все в порядке! Можете запечатывать и отправлять, уважаемый Сергей Пантелеевич!' Так? - Да! И вообще, пока

Вы ее не передали, это еще не жалоба, а черновик! А про черновики в законе ничего не сказано! - И вообще - это правила внутреннего распорядка, - с готовностью подхватываю я. - Внутреннего! А вот мы вас сейчас выведем во двор, вовне, вскроем там Ваш конверт, а потом назад заведем. Это внутри СИЗО вскрывать нельзя, а во дворе можно!

Так, что ли? - Не надо искажать мои слова! - Да зачем их искажать! В этом нет абсолютно никакой необходимости! Вы же предельно ясно выражаетесь! В законе четко, черным по белому написано: просматривать нельзя, а вы говорите: можно! Чего тут 'искажать'?

Написано: черные пакеты вскрывать нельзя! А вы заявляете: 'Да какой же он черный? Видите белое пятнышко?.. Это черный конверт с белым пятнышком! А про такие в законе ничего не сказано. Да и вообще.

Присмотритесь повнимательней. Поверните-ка его вот так… Да-да!..

Видите, как он синим отдает? Как играет?.. Или даже зеленым! Так что никакой он не черный! Он черно-сине-зеленый!' - Не занимайтесь казуистикой! (Ого! Какие мы слова, оказывается, умные знаем!) - Это вы занимаетесь казуистикой!.. (Тьфу, дьявол! Чего я дал втянуть себя в эту склоку?)…Короче, я резюмирую. В законе написано: просматривать жалобы, адресованные Уполномоченному по правам человека в РФ, нельзя, а вы утверждаете, что все-таки можно! Так? -

Не жалобы, а черновики жалоб. - Тогда можете вы мне объяснить, в чем смысл этого закона? Совершенно очевидно, что именно имел в виду законодатель, когда его писал: жалобы просматривать нельзя! В вашей же трактовке волшебным образом получается, что можно. Зачем тогда вообще писали этот закон, потом принимали его, придавали статус конституционного и пр.! Какой в нем тогда смысл? О чем там тогда речь-то идет? И что же надо было написать, как еще яснее выразиться, чтобы вы эти жалобы все-таки не просматривали?! А? - я делаю долгую паузу, оглядывая всех присутствующих начальников по очереди. - Если это так, то разговаривать нам больше не о чем. Дайте мне лист бумаги, и я буду писать жалобу в Конституционный суд. Где просто изложу дословно наш разговор и вашу трактовку моих конституционных прав. Я вам даже прочитать ее потом дам. Чтобы вы убедились в том, что я ничего там не исказил, не преувеличил и от себя не добавил. Да в этом и нет никакой необходимости! Достаточно просто максимально точно передать все то, что я сегодня от вас тут услышал. - Я еще раз повторяю: запечатанные конверты хранить и уж тем более выносить из камеры запрещено. - Я все вот именно так и напишу. Слово в слово! Не беспокойтесь. А уж там пусть Конституционный суд решает, кто из нас прав. Возможно, действительно существуют уважительные причины, позволяющие игнорировать и закон и Конституцию. Вполне возможно. Но хотя бы тогда я их буду знать. Уже неплохо! Воцаряется молчание.

Потом кто все-таки не выдерживает: - Это же придумать надо было! Я сколько лет работаю в этой системе и впервые вижу, что кому-то пришло в голову выносить из камеры запечатанные конверты! И до Вас здесь сидели умные люди! Грамотные. Бывший министр юстиции Ковалев, например. Но никто еще так не делал! Это же придумать надо было! И жалобы прокурору нам в запечатанных конвертах отдают, но в камерах-то их в запечатанных конвертах не хранят! - Жалобы прокурору не подлежат цензуре, - равнодушно поясняю я.- Пункт 87 'Правил внутреннего распорядка'. Их только исправлять и редактировать нельзя. А просматривать, в принципе, можно. Жалобы же, адресованные

Уполномоченному по правам человека в РФ, не подлежат именно просмотру. Это разные вещи. Что же касается господина Ковалева, то я не думаю, что он особенно грамотный и умный. Министру вовсе не обязательно быть умным. Министр - это уже чисто политическая фигура.

Он назначается не за ум и не за свои профессиональные качества, а по совсем другим соображениям. За лояльность, прежде всего, и пр. Снова воцаряется тяжелое молчание. Господа начальники удивленно переглядываются и вообще рассматривают меня, как какое-то диковинное и редкостное насекомое, случайно попавшее к ним в тенета. И оказавшееся к тому же довольно кусачим, агрессивным и вообще не таким уж милым и безобидным, как им на первый взгляд показалось. Но которое, тем не менее, необходимо сохранить для коллекции и потому обращаться с ним надо крайне бережно. Не дразнить без надобности, чтобы оно, чего доброго, крылышки и усики себе не попортило, чтобы краски, блядь, до суда не полиняли. Пока его на булавочку там не наколют. Наконец господин старший прокурор по надзору решает, что пора все-таки ему вмешаться. Сказать, блядь, свое веское слово! - А что вы, в самом деле, к нему пристали? - добродушно обращается он, но почему-то не к хорошо известному мне господину Бирюкову И.А., а к какому-то капитану, скромно сидящему в углу кабинета и не произнесшему до этого момента ни слова. - Пусть пишет свои жалобы.

Хоть целый гроссбух. Все равно же они потом к вам попадут. Только Вы уж, Сергей Пантелеевич, их все-таки не запечатывайте! - все так же добродушно обращается он теперь уже ко мне. - Покажите просто разводящему, что там ничего нет, кроме бумаг, а читать и просматривать он их не будет. Что тут у нас за какой-то непонятный спор, не стоящий выеденного яйца! - Хорошо! - почти не раздумывая, тут же соглашаюсь я. - Только пусть предупредят охранников. А то у меня на первом же шмоне все изымут и прочтут. Скажут просто: 'Ничего не знаю! У меня инструкция!' Вот и все дела! - Да уж ты, пожалуйста, лично проследи, - снисходительно кивает господин прокурор все тому же молчаливому капитану.- Чтобы действительно всех предупредили.

Хотя, впрочем, я думаю, что после всех этих скандалов от Ваших жалоб и так все шарахаться будут! - благожелательно шутит он, глядя на меня. Капитан с готовностью улыбается. Я тоже кое-как выдавливаю из себя что-то вроде кривой улыбки. В общем, все довольны. Стороны пришли к соглашению. - Так как же, Сергей Пантелеевич? Нужен Вам письменный ответ на Вашу жалобу?.. Ну, по которой я сюда приехал…

Кажется, мы сейчас уже все выяснили? - А могу я посоветоваться с адвокатом? - Ну, а чего с ним советоваться! Сами бы сейчас вот сразу сели и написали. Что претензий не имеете. Я бы даже место Вам свое уступил, чтобы Вам удобнее было. И никакой бумажной волокиты! Ладно, черт с вами! - Хорошо. Я сажусь на прокурорское место и быстро пишу требуемую от меня бумагу. Что, мол, в ходе проведенной со мной беседы получил исчерпывающие объяснения, полностью меня удовлетворившие, и т.п. Но в самом конце делаю все-таки маленькую приписочку: 'Что же касается моей жалобы, адресованной

Уполномоченному по правам человек в РФ, то, как мне было разъяснено в присутствии начальника тюрьмы и всех его замов, нести мне ее следует в незапечатанном конверте, но просматривать при этом ее никто не будет'. Ну, просто так вот, для порядка! На всякий, как говорится пожарный… Р.S. Кстати, а господина Бирюкова-то И.А., оказывается, в должности начальника не утвердили! Начальником стал тот самый незаметный капитан, к которому господин старший прокурор все время в ходе нашей беседы упорно обращался. Ну и ну! Вот чудеса-то! Полный изолятор подполковников и полковников, а начальником над ними - капитан. А господину Бирюкову так и надо!

Нечего было надо мной измываться. Возможно, наш с ним конфликт сыграл здесь не последнюю роль. Тут же наверняка за это место целая подковерная война была. Так что каждое лыко, я думаю, было в строку!