У меня есть твой номер

7

Кольцо-подделка идеально!

Ладно, не идеально. Оно чуть меньше, чем настоящее. И немного тоньше. Но разве это кто-то заметит, если не с чем сравнить? Я носила его весь день, и мне было удобно. Оно легче, чем оригинал, и это его достоинство.

Я закончила последнюю процедуру и стою у стойки регистратуры. Все пациенты ушли, даже моя любимая миссис Рэндэл, с которой мне пришлось быть построже. Велела ей не показываться мне на глаза две недели, делать упражнения дома и даже снова начать играть в теннис.

Тут-то все и открылось. Оказалось, старушка нервничала из-за того, что боялась подвести своего партнера по парной игре, и приходила к нам, чтобы обрести уверенность в себе. Я заверила ее в том, что она совершенно готова играть, и попросила прислать мне результаты матчей, прежде чем снова явиться в клинику. Сказала, что если уж дело на то пошло, то я сама буду играть с ней в теннис, и тут она рассмеялась и признала мою правоту — мол, она действительно ведет себя глупо.

Когда она ушла, Анжела поведала мне, что миссис Рэндэл играет в теннис как профи и даже участвовала в юношеском Уимблдоне. Ничего себе! Хорошо, что мы с ней не стали играть, ведь у меня бэкхэнд так себе.

Анжела уже ушла. Остались только я, Анна Лиза и Руби. Мы изучаем кольцо. В клинике тихо, лишь шумит летний дождь за окном. Только что стоял ясный ветреный день, и вдруг в окно начали барабанить капли.

— Замечательно! — энергично кивает Руби. Сегодня она стянула волосы в хвост, и он подпрыгивает при каждом движении головы. — Очень хорошо. Не отличить.

— Я бы отличила, — тут же заявляет Анна Лиза. — Зеленый не того оттенка.

— Правда? — расстраиваюсь я.

— Вопрос в том, насколько наблюдателен Магнус, — говорит Руби. — Он вообще смотрит на кольцо?

— Не думаю…

— Нужно какое-то время держать от него руки подальше, чтобы чувствовать себя в безопасности.

— Держать руки подальше? Как это?

— Сдерживай себя! — ехидно советует Анна Лиза.

— А родители? — спрашивает Руби.

— Они захотят увидеть кольцо. Мы встречаемся в церкви, освещение там тусклое, но… — Я, занервничав, покусываю губу. — О боже. Оно выглядит настоящим?

— Да! — успокаивает меня Руби.

— Нет! — твердо объявляет Анна Лиза. — Прости, но нет. Если приглядеться.

— Не позволяй им этого! — советует Руби. — Если они начнут вглядываться, отвлеки их.

— Как?

— Упади в обморок. Притворись, что у тебя припадок. Скажи, что беременна.

— Беременна? — Я сдерживаю смех. — Ты рехнулась?

— Просто пытаюсь помочь, — защищается Руби. — А вдруг они обрадуются? Может, Ванда мечтает стать бабушкой.

— Нет, вряд ли. Она насмерть испугается.

— Вот и хорошо! Тогда точно забудет про кольцо. Остолбенеет от ярости. — Руби довольна, словно решила все мои проблемы.

— Спасибо большое. Мне не нужна остолбеневшая от ярости свекровь!

— Она в любом случае разъярится, — пророчит Анна Лиза. — Просто нужно решить, что хуже — беременная невестка или негодная невестка, потерявшая бесценное фамильное кольцо. Я бы поставила на беременность.

— Хватит! Не буду я говорить, что беременна! Думаю, все будет хорошо. Все будет хорошо, — повторяю я, стараясь убедить себя в этом, и тру искусственный изумруд. — Все будет хорошо.

— Это Магнус? — вдруг оживляется Руби. — На той стороне улицы?

Прослеживаю ее взгляд. Точно он, собственной персоной. Прячется под зонтом от дождя и ждет, когда загорится зеленый свет.

— Черт! — Вскакиваю на ноги и пихаю левую руку под мышку. Нет. Это выглядит странно. Засовываю в карман халата, но рука торчит из него под каким-то неестественным углом.

— Не годится, — заключает Руби. — Никуда не годится.

— И как же мне бы-ы-ы-ы-ыть? — скулю я.

— Крем для рук. — Она берет тюбик. — Я сделаю тебе массаж. А потом на кольце останется немного крема. Будто случайно.

— Гениально! — Смотрю на Анну Лизу и моргаю от удивления. — Анна Лиза… Что ты делаешь?

Она успела подкрасить губы блеском, надушиться, а теперь распускает волосы.

— Ничего! — огрызается Анна Лиза.

Руби энергично втирает мне в руку крем.

Дверь отворяется, и появляется Магнус, стряхивая воду с зонта.

— Привет, девушки! — Он так сияет, словно мы благожелательная публика, ожидающая его появления на сцене. И полагаю, так оно и есть.

— Магнус! Давай я возьму твою куртку, — бросается к нему Анна Лиза. — Все в порядке, Поппи. У тебя массаж. Я поухаживаю за Магнусом. Хочешь чаю?

О-о! В этом вся Анна Лиза. Она помогает Магнусу снять куртку-френч. И делает это слишком уж медленно. И вообще, зачем ему снимать куртку? Мы сейчас уйдем.

— Мы почти закончили, — говорю я. — Правда, Руби?

— Не спеши, — отзывается Магнус. — У нас полно времени. — Он оглядывается и делает глубокий вдох, словно предается прекрасным воспоминаниям. — М-м-м-м-м. Помню, как пришел сюда впервые, словно это было вчера. А ты помнишь, Поппи? Господи, это было изумительно, верно?

Он встречается со мной взглядом, глаза у него фривольно поблескивают, и я немедленно телеграфирую ему: заткнись, идиот. Он собирается навлечь на меня неприятности?

— Как твоя кисть, Магнус? — Анна Лиза приносит ему чай. — После лечения прошло три месяца, Поппи уже назначила тебе консультацию?

— Нет, — удивляется он. — А должна была?

— С твоей кистью все в порядке, — твердо говорю я.

— Можно взглянуть? — Анна Лиза игнорирует меня. — Поппи не должна заниматься твоим лечением. Конфликт интересов. — Она берет его за руку. — Где было повреждение? Здесь? — Она расстегивает ему манжет. — Здесь? — Голос у нее становится грудным, она выразительно хлопает ресницами. — Или… здесь?

Все. Мое терпение лопнуло.

— Спасибо, Анна Лиза! Но нам пора в церковь. Мы будем обсуждать нашу свадьбу.

— Кстати, — слегка хмурится Магнус, — Поппи, можно тебя на два слова? Пройдем в твой кабинет?

— О. — У меня плохое предчувствие. — Пошли.

Даже Анна Лиза сбита с толку, а Руби явно встревожена.

— Может, по чашке чая, Анна Лиза? — спрашивает она. — Мы подождем здесь. Не торопитесь.

Веду Магнуса в кабинет. Он знает о кольце. О «Скраббл». Обо всем. Он бросает меня. Ему нужна жена, с которой можно поговорить о Прусте.

— Давай запрем дверь. — Он возится с замком и спустя мгновение защелкивает его. — Чудесно! — Потом поворачивается ко мне, его глаза недвусмысленно горят. — Боже, Поппи, ты такая аппетитная.

И тут до меня доходит.

— Нет, Магнус, ты шутишь!

Он приближается ко мне с так хорошо знакомым мне выражением лица. Берется за верхнюю пуговицу моего халата, и я отталкиваю его. Это невозможно. Совершенно невозможно.

— Перестань! Я на работе!

— Знаю. — Он на мгновение закрывает глаза, словно умирает от блаженства. — Что такого особенного в этом месте? Может, все дело в твоем халате. Он ослепительно-белый.

— Не надо.

— Ты же сама хочешь. — Он теребит губами мочку моего уха. — Ну, давай же…

Черт бы его побрал, он так хорошо знает мои чувствительные места. На какое-то мгновение — одно-единственное мгновение — я почти теряю контроль над собой. Но потом, когда он снова посягает на мои пуговицы, возвращаюсь к действительности. Руби с Анной Лизой в трех шагах от нас, по другую сторону двери. Это невозможно.

— Нет! Магнус, я думала, ты хочешь поговорить о чем-то серьезном! О свадьбе, например.

— Зачем мне это? — Он нажимает на кнопку, приводящую кушетку в горизонтальное положение. — Хорошо помню эту кроватку.

— Это не кроватка, а кушетка для процедур!

— Это массажное масло? — Он тянется к ближайшей бутылочке.

— Ш-ш-ш! Со мной уже проводили воспитательную беседу…

— А это что? Ультразвук? Держу пари, мы можем позабавиться с ним. Эта штуковина нагревается? Она вибрирует?

Да он как ребенок, дорвавшийся до игрушек.

— Мы не можем! Прости. — Отступаю за кушетку. — Мы не можем.

Лицо Магнуса мрачнеет.

— Прости, — повторяю я. — Но это все равно что заниматься сексом со студенткой. Тебя уволили бы. И твоей карьере пришел бы конец.

Магнус вроде готов возразить, но потом решает иначе.

— Ну что ж, прекрасно. — Он сердито пожимает плечами. — Просто прекрасно. И что мы будем делать вместо этого?

— Нам есть чем заняться! Давай обсудим свадьбу. До нее осталось всего восемь дней!

Магнус молчит. Весь его энтузиазм улетучился.

— Или пойдем выпьем? — наконец предлагаю я. — У нас есть время до репетиции.

— Ладно, — наконец угрюмо говорит он. — Пошли в паб.

— Мы вернемся сюда, — задабриваю я жениха. — Как-нибудь в другой день. Может, во время уик-энда.

Какого черта я это обещаю? Ну ничего, будем решать проблемы по мере поступления.

Когда мы выходим из кабинета, Руби и Анна Лиза отрывают глаза от журналов, которые, конечно же, не читали.

— Все в порядке? — спрашивает Руби.

— Да, все великолепно! Просто… поболтали о свадьбе. О всяких маленьких деталях. Ну… нам пора…

Ловлю свое отражение в зеркале. Щеки красные, вид возбужденный. Всем все должно быть понятно.

— Надеюсь, встреча пройдет хорошо. — Руби многозначительно смотрит на кольцо, затем на меня.

— Спасибо.

— Пиши нам! — требует Анна Лиза. — Обо всем. Мы умираем от желания знать, как все пройдет.

Так, кольцо обмануло Магнуса. А если оно обмануло его, то обманет и его родителей? Когда мы прибываем в церковь Святого Эдмунда, я полна оптимизма. Это большая, величественная церковь в Мэрилбоун. Мы выбрали ее, потому что она прекрасна. Внутри играет орган. Скамьи и кафедра украшены множеством розовых и белых цветов — для другой свадьбы: в атмосфере разлито ожидание.

Меня охватывает радостное возбуждение — через восемь дней состоится наша свадебная церемония! Повсюду будут белые шелковые гирлянды и маленькие букеты. Все мои друзья и родные замрут в предвкушении. Будут играть труба и орган, на мне — белое платье, а Магнус встанет перед алтарем в дизайнерской жилетке.® Все так и будет!

А вот и Ванда, рассматривает какую-то старую статую. Ванда оборачивается, и я заставляю себя уверенно помахать ей, словно все идет великолепно, мы с ней лучшие подруги и я никого не боюсь.

Магнус прав, говорю я себе. Нельзя принимать все слишком уж близко к сердцу. Они наверняка ждут не дождутся, когда же я стану членом их семьи.

И в конце-то концов, я ведь обыграла их в «Скраббл», верно?

— Подумать только! — Сжимаю руку Магнуса. — Осталось совсем недолго!

— Алло? — Магнус прижимает к уху трубку. — О, привет, Нэйл!

Прекрасно. Нэйл — любимая ученица Магнуса, она пишет диплом на тему «Символы в творчестве рок-группы „Колдплэй“».® Они могут болтать по телефону часами. Беззвучно извиняясь, Магнус выходит из церкви.

Почему он не выключил телефон? Я-то свой выключила.

Забудем. Не имеет значения.

— Здравствуйте! — восклицаю я, когда Ванда направляется ко мне по проходу. — Рада вас видеть! Как волнующе, правда?

Я не выставляю руку с кольцом напоказ, но и не прячу ее.

— Поппи! — Ванда, как обычно, театрально прижимается щекой к моей щеке. — Дорогая девочка. Позволь я представлю тебе Пола. Кстати, как твой ожог?

Застываю на месте.

Пол. Дерматолог. Черт. Совсем из головы вон. Как я могла? Почему я такая тупица? Обрадовалась, что заимела фальшивое кольцо, и забыла о своем смертельном увечье.

— Ты сняла повязку? — замечает Ванда.

— О. Да. Потому что рука у меня гораздо лучше. Гораздо лучше.

— Но все равно надо быть поосторожнее. Даже с небольшими ранами. — Ванда тащит меня за собой по проходу, и мне ничего не остается, кроме как послушно плестись следом. — Наш коллега из Чикаго занозил палец ноги, а потом мы узнали, что он в больнице с гангреной! Я сказала Энтони… — Ванда обрывает себя: — Вот она. Невеста. Пациентка.

Энтони и пожилой мужчина в фиолетовом джемпере с треугольным вырезом отрываются от фрески на колонне и смотрят на меня.

— Поппи, — говорит Энтони, — позволь мне представить тебе нашего соседа Пола Макэндрю, одного из самых известных профессоров дерматологии в нашей стране. Он специалист по ожогам. Правда, все сложилось удачно?

— Замечательно! — нервно пищу я, спрятав руки за спину. — Как я уже сказала, мне значительно лучше…

— Давайте посмотрим, — предлагает Пол приятным спокойным голосом.

Отступать некуда. Корчась от унижения, медленно вытягиваю левую руку. Все молча вглядываются в безупречно гладкую кожу.

— А где точно был ожог? — наконец спрашивает Пол.

— Э… здесь. — Неопределенно показываю на большой палец.

— Вы ошпарили его? Или обожгли сигаретой? — Он завладел моей рукой и профессионально ощупывает ее.

— Нет. Я… э… прикоснулась к батарее. Было очень больно.

— У нее была перебинтована вся рука, — недоумевает Ванда. — Как у жертвы войны! Неужели чудесное исцеление произошло за один день?

— Понятно. — Доктор отпускает мою руку. — Но сейчас все хорошо, не так ли? — по-доброму говорит он. — Болит?

Молча мотаю головой.

— Я бы посоветовал увлажняющий крем. На случай, если симптомы возобновятся.

Ванда и Энтони переглядываются. Они явно считают меня законченным ипохондриком.

Ну что ж… Придется смириться. Я согласна на такую роль. Это будет один из моих маленьких вывихов. Могло быть и хуже. По крайней мере, они не воскликнули: «Что ты сделала с нашим бесценным кольцом и что это за дешевка у тебя на пальце?»

Словно прочитав мои мысли, Ванда опять открывает рот:

— Это кольцо с изумрудом, принадлежавшее моей маме, видишь, Энтони? Магнус подарил его Поппи, когда сделал ей предложение.

Так. Я не преувеличиваю: ее голос взлетает. И она бросает на Энтони выразительный взгляд. Что происходит? Она хочет сама носить это кольцо? Магнус не должен был дарить его мне? Чувствую себя втянутой в какую-то каверзную семейную ситуацию, подоплека которой мне не известна, но все слишком вежливы, чтобы обсуждать ее, и я никогда не узнаю, о чем они в действительности думают.

Но почему Ванда не поняла, что это подделка? Как ни странно, я слегка разочаровываюсь в Тэвишах. Думают, они такие умные, а сами не могут распознать искусственный изумруд.

— Потрясающее кольцо, — вежливо говорит Пол.

— Конечно, — киваю я. — Оно винтажное. Совершенно уникальное.

— Поппи! — встревает Энтони, разглядывающий ближайшую статую. — Это мне кое о чем напомнило. Я хочу спросить тебя об одной вещи.

Меня?

— Я бы спросил Магнуса, но это скорее твоя область, чем его.

— Спрашивайте. — Улыбаюсь, ожидая вопроса о свадьбе. Скажем, сколько будет подружек невесты. Или какие у меня будут цветы. Или даже удивилась ли я, когда Магнус сделал мне предложение.

— Что ты думаешь о новой книге Макдауэлла о стоиках? Как она соотносится с работами Уиттакера?

Я слишком ошарашена, чтобы хоть что-то соображать. О чем, прошу прощения? О стоиках?

— Ах да! — энергично подхватывает Ванда. — Поппи — специалист по греческой философии, Пол. Она обставила нас при помощи слова «апория».

Я, как ни странно, продолжаю радостно скалиться.

Апория.

Это было одно из слов, которые прислал мне Сэм. К тому времени я выпила несколько бокалов вина и вела себя очень самоуверенно. Смутно вспоминаю, как выставляла буквы и утверждала, что очень интересуюсь греческой философией.

Почему? Почему, почему, почему? Если бы я могла повернуть время вспять, то погрозила бы себе пальцем: «Хватит, Поппи!»

— Это так. — Пытаюсь непринужденно кивнуть, получается плохо. — Апория! Интересно, а где викарий…

— Сегодня утром мы читали литературное приложение к «Таймс». — Энтони игнорирует мою попытку свернуть на теологию. — Там была статья о новой книге Макдауэлла, и мы подумали, что Поппи все объяснит нам. — Он выжидающе смотрит на меня. — Макдауэлл прав, когда рассуждает о преимуществах четвертого века?

Я завываю про себя. И почему только я притворилась знатоком греческой философии? О чем я думала?

— Признаться, я пока не читала книгу Макдауэлла. Хотя непременно сделаю это.

— Мне кажется, стоицизм часто рассматривали с неверной точки зрения, ты согласна?

— Совершенно согласна. — Стараюсь принять самый что ни на есть умный вид. — Совсем не с той, с какой следует.

— Стоики не были бесчувственными, как я это понимаю. — Энтони жестикулирует так, словно читает лекцию тремстам слушателям. — Просто они ценили добродетель силы духа. И выказывали такое равнодушие к враждебности, что агрессоры считали их сделанными из камня.

— Экстраординарно! — усмехается Пол.

— Правда, Поппи? — Энтони поворачивается ко мне. — Когда галлы напали на Рим, старые сенаторы просто сидели на форуме и спокойно ждали. Атакующие были так поражены их бесстрастным поведением, что приняли за статуи. Один галл даже потянул сенатора за бороду, чтобы проверить это.

— Да-да, — соглашаюсь я, опять кивая.

Пока Энтони говорит, а я киваю, я в безопасности.

— Удивительно! А что случилось потом? — обращается ко мне Пол.

Смотрю на Энтони, ожидая, что он ответит, но он ждет ответа от меня. И Ванда тоже.

Подумать только, три профессора — и все хотят, чтобы я рассказала им о греческой философии.

— Ну! — Делаю многозначительную паузу, словно решаю, с чего начать. — Ну… Это… очень интересно. Даже уникально. Во многих отношениях. Для философии. И для Греции. И для истории. И для всего человечества в целом. Можно сказать, это был самый важный момент в греческом… мире.

Все озадаченно молчат.

— Но что же все-таки произошло? — оживает Ванда.

— О. Сенаторов, конечно же, убили, — пожав плечами, говорит Энтони. — Но я хотел спросить тебя, Поппи…

— Какое чудесное произведение! — в отчаянии вскрикиваю я, показывая на колонну. — Взгляните!

— А, это интересно. — Энтони послушно задирает голову.

К счастью, он так любопытен ко всему, что его легко отвлечь.

— Мне нужно кое-что посмотреть в моем ежедневнике… — поспешно говорю я. — Простите…

Устремляюсь к ближайшей скамье, ноги у меня подгибаются. Это катастрофа. Мне теперь всю жизнь притворяться знатоком греческой философии? Ведь семья будет собираться на каждое Рождество. Нужно подзаняться этим предметом. Не говоря уж о том, что надо набраться знаний о лекарственных растениях.

Не стоило никого обманывать. Это моя карма. Мое возмездие.

Но поздно. Пути назад нет.

Достаю телефон и набираю в памятку.

ЧТО СДЕЛАТЬ ПЕРЕД СВАДЬБОЙ

1. Изучить греческую философию.

2. Изучить ботанику.

3. Выучить длинные слова для «Скраббла».

4. Запомнить: я ИПОХОНДРИК.

5. Бефстроганов. Полюбить. (Пройти сеанс гипноза?)®

Смотрю на список. Все хорошо. Это мне по силам.

— Ну, вам же известны мои воззрения на искусство в церквях… — доносится до меня голос Энтони. — Это возмутительно…

Исчезаю из их поля зрения, прежде чем меня успели втянуть в разговор. Действительно, все знают, как Энтони относится к церковному искусству, поскольку он организовал национальную кампанию по превращению церквей в галереи и призвал избавиться от викариев. Несколько лет тому назад он выступал по телевизору и сказал: «Подобные сокровища не должны оставаться в руках филистеров». Эту фразу повторяли на каждом углу, разгорелся большой скандал.

Хоть бы уж говорил потише. Что, если его услышит викарий?

Теперь Энтони изучает порядок богослужения. Не очень-то тактично с его стороны.

— «Возлюбленные мои», — издает он саркастический смешок. — Возлюбленные кем? Звездами и космосом? Кто-то ожидает от нас, что мы поверим в то, что некий благодетель на небесах любит нас? «Перед лицом Господа». Я обращаюсь к тебе, Ванда! Совершенная бессмыслица.

Неожиданно вижу идущего к нам по проходу викария. Судя по его негодующему лицу, он хорошо расслышал слова Энтони.

— Добрый вечер, Поппи!

Быстро встаю со скамьи.

— Добрый вечер, преподобный Фокс. Как поживаете? Мы тут говорим о том, как хорошо в церкви.

— Действительно, — замогильным голосом отвечает он.

— Вы… Вы знакомы с моим будущим свекром? Профессор Энтони Тэвиш.

К счастью, Энтони обменивается вполне любезным рукопожатием с его преподобием, но атмосфера по-прежнему нервная.

— Значит, вы зачитываете Библию, профессор Тэвиш?

— С трудом, — довольно сухо отвечает Энтони.

Преподобный Фокс агрессивно улыбается ему:

— Это явно не ваша стихия.

Их враждебность просто разлита в воздухе. Может, стоит пошутить и разрядить обстановку?

— Поппи, тебя поведут к алтарю братья? — Преподобный Фокс просматривает свои заметки.

— Да. Тоби и Том.

— Братья? — любопытствует Пол. — Замечательная идея. Но почему не отец?

— Потому что мой папа… Мои мама и папа умерли.

День словно сменяется ночью. Неловкое молчание. Смотрю в каменный пол, отсчитываю секунды и жду, когда все придет в норму.

Сколько неловких пауз спровоцировала я за последние десять лет? Всегда одно и то же. Никто не знает, куда смотреть. Никто не знает, что сказать. По крайней мере, на этот раз никто не пытается меня обнять.

— Моя дорогая девочка, — бормочет Пол. — Мне так жаль…

— Все хорошо! — бодро перебиваю его я. — Произошел несчастный случай. Десять лет тому назад. Я не люблю разговоров об этом. И стараюсь не думать об этом. Никогда.

Никому не хочется выслушивать печальные истории. Это правда. Помню, учитель в колледже спросил меня, в порядке ли я и не хочу ли поговорить о родителях. А как только я начала, он сказал: «Ты не должна терять уверенность в себе, Поппи!» И это означало: «Не хочу ничего слышать. Замолчи».

Там была группа, занимавшаяся с психотерапевтом. Но я увиливала от этих занятий. Они проходили в то же время, что и хоккейные тренировки. И вообще, о чем тут говорить? Мои родители умерли. Нас взяли к себе тетя с дядей. Мои кузены и кузины уже выросли, и в доме были свободные спальни.

Это произошло. И добавить тут нечего.

— Прекрасное кольцо, Поппи! — произносит преподобный Фокс, и все ухватываются за возможность сменить тему разговора.

— Правда, чудесное? Старинное.

— Это семейная ценность, — гордо вставляет Ванда.

— Очень необычное, — одобряет Пол. — Единственное в своем роде.

Задняя дверь распахивается с металлическим лязгом.

— Простите, я опоздала, — слышится знакомый пронзительный голос. — Какой паршивый день!

По проходу с сумками мчится Люсинда. На ней бежевое прямое платье, солнечные очки в массивной оправе сдвинуты на голову, она тяжело дышит.

— Преподобный Фокс! Вы получили мое письмо?

— Да, Люсинда, — устало отвечает он. — Боюсь, церковные колонны нельзя выкрасить серебряной краской. Ни при каких обстоятельствах.

Люсинда останавливается как вкопанная, и рулон серого шелка разматывается по всему проходу.

— Нельзя? И что мне прикажете делать? Я обещала флористу серебряные колонны! — Она плюхается на скамью. — Чертова свадьба! Не одно, так другое…

— Не волнуйся, Люсинда, дорогая! — суетится вокруг нее Ванда. — Уверена, ты превосходно поработала. Как твоя мама?

— О, хорошо! Я, правда, ее не видела, у меня куча дел… А где эта растяпа Клеменси?

— Я заказала машины, — быстро говорю я. — И конфетти. А шаферам нужны петлицы?

— Закажи, если можешь, — с легким раздражением отвечает она. И вдруг словно впервые замечает меня. — О, Поппи! Хорошая новость! Твое кольцо у меня! Оно зацепилось за подкладку моей сумочки!

Она достает кольцо с изумрудом и протягивает мне. Я в таком изумлении, что могу только стоять и моргать.

Настоящее кольцо. Мое настоящее, винтажное, бесценное кольцо с изумрудом. Вот оно, у меня перед глазами.

Как она…

Какого черта…

Не могу поднять глаза и посмотреть вокруг. Но все равно уверена, что взгляды у присутствующих ошарашенные, они перекрещиваются, как лазерные лучи. Все смотрят то на поддельное кольцо, то на настоящее, а потом наоборот.

— Мне не совсем понятно… — наконец начинает Пол.

— Что тут у вас произошло? — По проходу шагает Магнус, с удивлением глядя на немую сцену. — Кто-то увидел привидение? Или Святого Духа? — Он смеется, но никто не присоединяется к нему.

— Если это наше кольцо… — обретает голос Ванда, — то чье тогда это? — Она показывает на подделку на моем пальце, которая теперь кажется дешевой бижутерией.

Я едва могу дышать. Нужно спасти положение. Костьми лечь, но спасти. Они не должны узнать, что я теряла кольцо.

— Да! Я… думала, вы удивитесь. — Как-то нахожу слова, как-то вымучиваю улыбку. Такое ощущение, будто иду по мосту, который тут же воздвигаю перед собой из игральных карт. — Я… сделала копию! — Стараюсь говорить беззаботнее некуда. — Потому что отдала оригинал Люсинде.

В отчаянии сверлю Люсинду глазами, ожидая, что она поддержит меня. К счастью, Люсинда понимает, что натворила.

— Это так! — быстро восклицает она. — Я взяла кольцо для… для…

— …для дизайнерских целей.

— Да! Мы подумали, что кольцо может вдохновить…

— …дизайнеров колец для салфеток, — осеняет меня. — Кольца для салфеток с изумрудами! Но мы отказались от этой идеи, — поспешно добавляю я.

Молчание. Набираюсь мужества и поднимаю глаза.

Лицо Ванды перекошено. Магнус озадачен. Пол отступил на пару шагов, словно желает сказать: «Ко мне это не имеет никакого отношения».

— Так что… спасибо большое. — Дрожащей рукой беру кольцо у Люсинды. — Я… опять надену его.

Меня выбросило на далекий берег, и я уцепилась за траву. Слава тебе господи!

Снимаю поддельное кольцо, кладу его в сумочку, на его место надеваю подлинное, а мой ум лихорадочно работает. Но в гостинице сказали, что кольцо нашла уборщица. И как же миссис Фэйрфакс? Что, черт возьми, происходит?

— Милая, так зачем тебе понадобилась копия? — ничего не понимает Магнус.

Изо всех сил пытаюсь выкрутиться. Почему я решилась на хлопоты и расходы ради поддельного кольца?

— Потому что я хотела иметь два кольца, — говорю я слабым голосом.

Нет. Плохо. Следовало сказать: «Для путешествий».

— Ты хотела два кольца? — задыхается от изумления Ванда.

— Ну, надеюсь, такое желание не распространится на мужа! — грубовато шутит Энтони. — Верно, Магнус?

— Ха-ха-ха! — громко хохочу я. — Ха-ха-ха! Как остроумно! — Поворачиваюсь к преподобному Фоксу, стараясь скрыть свое смятение. — Ну что, приступим?

Спустя полчаса ноги у меня все еще ватные. Никогда в жизни не оказывалась на краю такой пропасти. Не уверена, что Ванда поверила в мою неуклюжую ложь. Она продолжает бросать на меня подозрительные взгляды, спросила, сколько стоила копия и где я ее сделала, и задала еще кучу вопросов, на которые мне совсем не хотелось отвечать.

Что она там себе думает? Что я собиралась продать оригинал?

Мы прорепетировали, как я буду идти по проходу и как мы пойдем назад вместе с Магнусом. Где встанем на колени, как распишемся в регистрационной книге. А теперь викарий предложил проговорить клятвы.

Но я не могу. Просто не могу произнести эти магические слова в присутствии Энтони, отпускающего не вполне приличные комментарии и высмеивающего каждую фразу. Во время свадьбы все будет иначе. Ему придется заткнуться.

— Магнус, — шепчу я, — давай не станем сегодня произносить клятвы. Это священные слова. А твой папа все испортит.

— О'кей. Я не против.

— Давай скажем их всего один раз. В день свадьбы. — Сжимаю его руку. — Раз и навсегда.

Даже не будь здесь Энтони, мне все равно не хочется предвосхищать главное событие в моей жизни. Не хочу репетировать. Иначе свадьба утратит нечто особенное.

— Согласен с тобой, — кивает Магнус. — Значит… мы закончили?

— Нет, — возмущается Люсинда. — Я хочу, чтобы Поппи опять прошлась по проходу. В прошлый раз ты не попадала в такт музыке.

— Хорошо, — пожимаю плечами я.

— Орган! — кричит Люсинда. — Ор-ган! С самого начала! Скользи ровно, Поппи! Ты шатаешься! Клеменси, где чай?

Клеменси только что прибежала из «Косты», и я краешком глаза вижу, как она в спешке разрывает пакетики с сахаром и молоком.

— Давай помогу! — подхожу я к ней.

— Спасибо, — шепчет Клеменси. — Энтони три куска сахара, Магнусу — капучино, Ванде — бискотти…

— Где мой двойной шоколадный маффин со сливками? — грозно вопрошаю я, и Клеменси подпрыгивает на месте.

— Я не… Я могу вернуться…

— Да я пошутила!

Чем дольше Клеменси работает на Люсинду, тем больше походит на испуганного кролика. Все это может плохо сказаться на ее здоровье.

Люсинда берет свой чай, коротко кивает Клеменси и раскладывает на скамье огромную таблицу. Здесь так много пометок фломастерами, неразборчивых замечаний и самоклеящихся листочков, что я удивляюсь, как она вообще хоть что-то организовала.

— О боже, о боже, — бормочет она, — где телефонный номер флориста? — Она роется в бумагах. — Клеменси!

— Поискать в Гугле? — предлагаю я.

— Это сделает Клеменси. Клеменси!

Бедняжка Клеменси проливает чай. Быстро забираю у нее поднос.

— Очень обяжешь, — с шумом выдыхает Люсинда. — Сама знаешь, мы все здесь ради тебя, Поппи. До свадьбы осталась всего неделя. А работы еще целая прорва.

— Знаю, — смущенно говорю я. — Э… простите.

Не имею ни малейшего понятия, куда исчезли Магнус и его родители, и потому отправляюсь искать их, держа перед собой полный чашек поднос и стараясь легко скользить по проходу; при этом представляю, что на мне вуаль.

— Странно! — слышу приглушенный голос Ванды. — Слишком уж быстро.

Неуверенно оглядываюсь, а потом понимаю, что голос доносится из-за тяжелой закрытой двери сбоку от прохода. Там, должно быть, церковная прихожая.

— Все знают… отношение к браку… — Это говорит Магнус, но дверь такая толстая, что я разбираю лишь отдельные слона.

— Не к браку как таковому! — неожиданно повышает голос Ванда. — …Такая пара! Просто не могу понять…

— Ты заблуждаешься… — подобно фаготу, вступает Энтони.

Я прирастаю к полу. Только бы чашки на подносе не зазвенели. Знаю, подслушивать нехорошо. Но мои ноги отказываются уходить.

— …Признай это, Магнус… совершенно не то…

— …Отменить. Еще не поздно. Это лучше, чем склочный развод…

С трудом сглатываю. Что они говорят? При чем здесь развод?

Наверное, я что-то не так понимаю, говорю я себе. Несколько разрозненных слов… Они могут означать что угодно…

— Мы поженимся во что бы то ни стало! И вам, черт побери, придется смириться с этим! — прорывается вдруг голос Магнуса, гулкий, как колокол.

Меня знобит. Трудно отыскать какой-то другой смысл в его словах.

Потом что-то говорит Энтони, а затем Магнус снова кричит:

— Не кончится чертовой катастрофой!

Меня переполняет любовь к Магнусу. Он так разъярен. Спустя мгновение дверь грохает, и я отпрыгиваю шагов на десять. Магнус появляется на пороге, и я иду к нему, стараясь выглядеть безмятежной.

— Хочешь чаю? — Как ни странно, голос очень похож на мой обычный. — Все в порядке? А я гадала, куда ты пропал!

— Все хорошо, — нежно улыбается он и обнимает меня за талию.

Глядя на Магнуса, не скажешь, что он только что орал на родителей. Не знала, что он такой хороший актер. Ему надо бы заняться политикой.

— Отнесу чай родителям. — Он забирает у меня поднос. — Они… э… любуются искусством.

— Прекрасно! — Мне удается улыбнуться, но подбородок дрожит.

Когда Магнус снова оказывается рядом, я глубоко вздыхаю и чувствую, что нервы у меня на пределе.

— Итак… что думают обо всем этом твои родители? Твой папа не слишком религиозный человек, не так ли? А что они думают о… о… нашем браке?

Я дала ему отличный повод обо всем рассказать мне. Просто подвела его к этому за ручку. Но Магнус лишь пожимает плечами:

— Все нормально.

Пью чай и печально пялюсь в каменные плиты, не зная, как продолжить разговор. Нужно возразить ему. Нужно сказать: «Я слышала, как ты спорил с ними». Нужно вызвать его на откровенность.

Но… я не могу сделать этого. Я недостаточно смела. Не хочу услышать правду — что его родители считают меня дерьмовой невестой.

— Нужно проверить почту. — У меня разыгралось воображение или Магнус действительно избегает моего взгляда?

— Мне тоже.

Сажусь на скамью, и несколько мгновений просто пытаюсь сдержать подступающие слезы. Потом включаю телефон и чуть не подскакиваю от звонка. Сколько сообщений я пропустила? Быстро пишу портье в «Берроу», что кольцо нашлось, и благодарю за потраченное на меня время. А затем перехожу к поступившим сообщениям.

На самом верху сообщение от Сэма, пришедшее минут двадцать тому назад:

Мне так хочется пообщаться с кем-то, что я тут же пишу:

Ответа нет, но я набираю второе сообщение:

Посылаю сообщение, а потом мне приходит в голову, что он может подумать, будто я виню его. Быстро печатаю:

Пожалуй, стоит заглянуть в его почтовый ящик. Там куча писем с одной темой в заголовке. Озадаченно смотрю на экран — и тут меня озаряет. Ну конечно, это ответы на предложение поделиться своими идеями! Впервые за день испытываю легкое чувство гордости.

С надеждой открываю первое письмо.

Это не совсем то, чего я ожидала, но, полагаю, йога — хорошая идея.

Ладно. Следующее сообщение.

Что?! Странная реакция. Этот Тони, должно быть, чокнутый. Перехожу к очередному письму.

Разве для идей нужен бюджет?

Следующее письмо еще ближе к делу:

Чувствую укол вины. Вот уж не думала, что у Сэма возникнут проблемы с коллегами. Все же надеюсь, что все увидят преимущества моего предложения, когда идеи хлынут потоком.

Вот нахал! Его, видите ли, идея. Так, давайте посмотрим, что тут еще.

Другое дело. Прекрасная позитивная реакция. Работа в команде! Презентации!

О'кей. Конечно же, проблемы неизбежны. Но это мелочи. Результат все равно положительный…

Что? Что?!! Профсоюз тут при чем?

Что же я наделала?! Люди так глупы? Почему им необходимо собачиться между собой? Что за гадюшник я разворошила? А ведь это лишь несколько писем, всего же их не меньше тридцати. Если я переправлю их Сэму и он прочтет, когда прилетит в Германию, то его буквально разорвет от злости. Неожиданно слышу, как он произносит: Групповая рассылка — это происки дьявола.

А я сделала рассылку от его имени. Всей компании. Не посоветовавшись с ним.

Хочу в прошлое. И о чем только я думала? Не могу внезапно обрушить на него такое. Сначала нужно все ему объяснить. Рассказать о том, чего я хотела добиться. Но Сэм в самолете. С ним нет связи. И вообще, сейчас вечер пятницы. Нет нужды пересылать ему письма. Может, к понедельнику все успокоятся. Да.

Телефон издает короткий сигнал, и я чуть не роняю его.

Нужно ли ему рассказать обо всем прямо сейчас?

Нет. Не нужно.