Действие I

Сцена 1

Старое многоэтажное жилое здание в Варшаве.

Однокомнатная квартира. Две двери: одна ведет во двор к мусорным бакам, за второй постоянно слышится шум из туалета, бульканье воды, журчанье в трубах.

Окно, за которым все время в непосредственной близости передвигается дикая всеядная карусель большого города с его трамваями, автомобилями, клаксонами и пролетающими по низкому небу самолетами, от которых в баре дрожит бутылка с выдохшимся Чиочиосаном, дрожат сложные пирамиды оббитых и облепленных остатками пищи кастрюль и кастрюлек на плите, дрожит картинка в постоянно включенном телевизоре, искрит и болтается лампочка в люстре. Интерьер производит впечатление помещения, построенного на трескающейся земле или сдвинутого бульдозером.

Маленькая металлическая девочка в матросском костюме с дико пружинящим бантом в редких металлических волосиках и ее бабушка, осовелая старушка в инвалидной коляске, тянущая за собой ковровое покрытие, запутанные кабели, косы, паутину, как пассажиры тонущего корабля, в подвешенном между паникой и скукой состоянии, то преследуют друг друга, то, устав от всего этого, пребывают в неподвижном состоянии. Между их чередующимися фазами ступора и гиперактивности, мать девочки, Галина, с равнодушием автоматического тяглового животного выполняет автоматические хозяйственные действия, и как раз сейчас выходит выбросить мусор.

Старушка. Я помню день, когда началась война.

Девочка. Что началось?

Старушка. Война. Я тогда была молоденькой, славной девушкой, лицо у меня было как весна, сердце билось в молодой груди, как… соловейка, пойманный в… …в бадейку.

Старушка. Я тогда еще ногами ходила… Боже, как я ходила.

Девочка. Ой, может, хватит уже со своим ходила и ходила.

Старушка. Да, ходила, помню, что…

Девочка. Раз ты столько ходила, значит, находилась. Сейчас можешь наконец куда-нибудь и не пойти. Эх, если бы я была на твоем месте, то я бы не пошла, не пошла. В школу на инглиш и еще бы нашлось пару мест.

Старушка. В то, и в то, в то, и в то. До войны ого-го как мы ходили. В кино, на вафли, на птифуры, на реку. По песку, по земле, на реку. По траве, по пушистым фиалкам, на реку, когда жарко было, а ее толстая, чистая, изрезанная лучами солнца, как какой-нибудь графин, гладь…

Девочка. На какую еще реку?

Старушка. Как это какую? На Вислу.

Девочка. На эту говнотечку? О, Господи.

Старушка. Какую говнотечку? Сюда, на Вислу. Только шлепанцы на ноги, кусок хлеба в руку, и вперед. Купаться, загорать, мечтать, видеть сны, чудесные, святые сны молодости, чистые, как слезы, которые по щекам…

Девочка. А что такое «хлеба»? Да ладно, я пошутила. Я тоже обожаю купаться в Висле, удовольствие, каких мало. У меня всегда, когда я выхожу на берег, пыхтя выхлопными газами, появляются корь, брюшной тиф, отравление кадмием, я умираю, и тогда мне дают справку, и не надо идти в школу.

Старушка. Мы ловили плотву, маленькую, дикую, она вырывалась, как оголтелая, и жирной, серебряной чешуей пачкала нам ладони.

Девочка. Да ты что, мы тоже иногда презики ловим. Ну, то есть гнилые гондоны. А как они выскальзывают, как они вырываются! Пацаны смеются, а меня аж трясет, когда я думаю, сколько пронырливых, оппортунистических, потенциальных полячишек каждый день отмазываются от жизни.

Старушка. Все говорили, что Гитлер, отец говорил, что этот Гитлер…

Девочка. А как они вырываются! Наверное, думают, что Висла в середине Польши поворачивает и течет прямо в Америку и что там они родятся со стопятидесятидолларовой бумажкой в одной руке и трехсотпятнадцатидолларовой — в другой, а мы здесь в картофляндии будем одни сидеть и гавкаться друг с другом. Родятся, родятся, с веником и совком, и с обгрызенной ножкой от праздничной индейки с мусорки! А скорее не родятся, потому что мы их хлапс и все…

Старушка. Никто же не верил в какого-то там Гитлера, молодые были, сердце металось в груди… металось, как пойманный…

Девочка … гондон в бадейке!


В квартиру, старательно вытирая ноги, входит Галина с тоскливо дребезжащим, пустым мусорным ведром. Довольная, она тщательно вытирает тапочки о половик и вешает ключик на крючок. Она может принести из подвала уголь, банку с огурцами или детские санки, на которых так удобно возить из прачечной постельное белье, но самое главное, что подмышкой она приносит найденное сокровище — вытащенный из бака с макулатурой женский журнал, уже сильно кем-то зачитанный.


Галина. Какой бадейке? Что еще за слова такие?

Девочка. Ты так возмущаешься, как будто села на грязное сиденье в пассажирском Неэкспрессе и залетела мной.


Галина крутится вокруг своего царства: плиты, под потолок заставленной фестивалем разных закопченных и заклёпанных кастрюлек, вырванных из календарей рецептов, рекламных буклетов из Teско, бережно сохраненных флаеров с рекламой языковых курсов и консервных этикеток, гор тщательно вымытых стаканчиков из-под йогурта. Вслед за ней продвигается, жадно вглядываясь через плечо и слюнявясь, Маленькая металлическая девочка, пытаясь дотянуться до сахарницы. Галина бьет ее по грязным лапам.


Галина. Ты обедала?

Девочка. Обедала? А что на обед?

Галина. Сухие какашки с уксусом.

Девочка (поднимая крышку одной из кастрюль). Сухие какашки, мои любимые. A что это так жутко воняет?

Галина (вырывая у нее кастрюлю и категорическим жестом закрывая холодильник). Не трогай, я себе на ужин подогрею.

Старушка. Пока в Варшаву не пришли немцы. Я с одной сумочкой, в платье в розочки…

Девочка. Немцы, немцы, я что-то слышала о каких-то немцах… О, Господи, знаю — это те, которые по-тирольски поют!

Старушка. Я с одной сумочкой, в платье в розочки…

Девочка. В гнилые, наверное… То есть в засохшие!

Старушка. …возвращалась с Вислы, так жарко было, глаза у меня еще больше поголубели от того, что я смотрела на сонную, холодную, мыльную, чистую…

Девочка …грязную, теплую, зеленую, пенистую, ядовитую гладь этой говнотечки…

Старушка …как вдруг…

Девочка. Как вдруг ба-бах.

Старушка. Что?

Девочка. Ты увидела дым, пламя, огонь?

Старушка. Что я увидела?

Девочка. Ну, как горел?

Старушка. Что горело?

Девочка. Велосипед.

Старушка. Какой велосипед?

Девочка. Ну, не знаю. Ужасно воняло паленым велосипедом, я эту характерную вонь не перепутаю ни с чем.

Старушка. Нет, я не видела.

Девочка. А я видела.


Галина, не обращая внимания на семейные дрязги и постучав немного для воодушевления крышками от кастрюль, рукой смахивает со стола невидимые крошки, вытирает свитером руки, вздыхает, подняв глаза к небу, и принимается за чтение недавно приобретенного журнала.


Девочка. Что там у тебя, мам? Новая реклама?

Галина. Журнал. «НЕ ДЛЯ ТЕБЯ». Нашла в баке с макулатурой. Бесплатно, и я сказала: aй, ладно, куплю, могу себе позволить.

Девочка. Не такой уж даже и плохой.

Галина. С апреля прошлого года. Как раз не для меня.

Девочка. Мам, даже кроссворд уже разгадан.

Галина. Не надо разгадывать, сразу ключевая фраза: «Тет-а-тет весной».

Девочка. Покажи, ма. Тет-а-тет весной… Стой… Весенние обнимучки у речки-вонючки?

Галина. Бабушка, ты уже не обедала?

Девочка. Бабушка, ты не обедала уже?

Старушка. А что было на обед?

Девочка. Лечо. Разные там фляпсы с перцем и спермой венгерских пришельцев. Еще посмотри: суп недели, суп месяца, экономию расходов, Вторую мировую войну, голод.

Старушка. Нет, нет, тогда не ела.

Девочка. Бабушка не ела.

Галина. Почему?

Девочка. А я знаю? Худеет, наверное, я тоже худею.

Галина. Бабушка, ты сегодня никуда уже не выходила?

Девочка. Я, я, я! Я никуда сегодня с ней не выходила.

Галина. Вот и хорошо, значит, мне не нужно никуда с ней не выходить, чего бы я и так не сделала, потому что сегодня я с работы приду не раньше одиннадцати.

Девочка. Целый день бабуля сидит в доме без лифта, не с кем словом перемолвиться, а я прихожу из школы и до вечера перед теликом сижу, откуда у меня время эту старую каргу куда-то возить! Резво трепыхались на ветру мои косички, когда мы не гуляли по осеннему парку, она рассказывала мне свои роскошные истории, как она поехала в этот концентрационный лагерь. Мне кажется, она слегонца подтибрила сюжет у «Четырех танкистов и собаки» и сериала «Алло, алло», ну и пусть. Сейчас же постмодернизм.

Галина. Что ты опять несешь? Что это за разговоры?

Девочка. Без понятия, в интернете нашла. Ну, вот так мы и не гуляли туда-сюда по позолоченным осенью аллейкам, как вдруг ни с того, ни с сего к нам пристал какой-то нахал. Мне кажется, он был немцем, такой весь культурный, он даже поклонился, щелкнул каблуками и говорит так: здравствуйте, моя фамилия Арцгеймер, но у меня совершенно вылетела из головы его фамилия… Такая известная на A… Как же это… Неважно. И как только я забыла фамилию этого, как появился следующий, он тоже постучал, очень воспитанный, на голове парик, и говорит: я — известный голландский философ, ну, тот, который, ну, критиковал дуализм Декарта… Они как давай парить, морочить, я решила, что дольше находиться у бабушки в комнате, которой нет, незачем, да и неудобно; не желая им мешать, я пошла к себе в комнату, которой нет, и до вечера сидела тут вместе с вами перед телевизором.


Галина занимает удобную позицию человека, читающего газету и в то же время смотрящего телевизор, в этом ей мешает мелькающая перед ней на своей инвалидной коляске старушка.


Галина. Эй, у тебя отец стекольщик? Мама, ты же не стеклянная, а тебе все кажется, что ты прозрачная. Поела бы лучше фляпсов с перцем. Для кого я их не готовила, а только переливала всю неделю из кастрюли в кастрюлю?

Девочка. Она худеет, наверное, не хочет быть уже просто худой, а хочет быть прозрачной.

Старушка. Я ходила! До войны ого-го как мы ходили, как бегали. В кино, вафли есть, птифуры, на реку.

Девочка. Ну, если ты, бабушка, будешь лопать эти вафли и всякий гоголь-моголь, то я тебя поздравляю. Так ты никогда не похудеешь.

Старушка. По песку, по земле, на речку. Только кусок хлеба в руке и на…

Девочка. Ты, бабушка, забудь о хлебе, особенно о белом, он полнит. И очень важно движение. Если ты будешь только сидеть в этой инвалидной коляске, то ты никогда не похудеешь, ты должна больше ездить, больше сама себя возить. Тихо, кто-то постучал. Тук. Тук.

Старушка. Кто там?

Девочка. Пойду посмотрю… Да нет… Я думала, это Вторая мировая война пришла.

Галина. Что ты снова такое несешь!

Девочка. Клянусь. Да ладно, наверное, это просто какие-то модели самолетов пролетали.


Сцена 2

В квартире все по-прежнему. Старушка в ступоре, скучающая девочка играет с петушком на палочке. Но в какой-то момент, осознав это действие нетворческим, она начинает палочкой толкать коляску с бабушкой по квартире. Галина, немного раздраженная их перебранками, отстранившись от них, углубляется в чтение своего журнала, одновременно с цирковой ловкостью хватая падающие со шкафов и полок предметы.

По двору могут проходить какие-то люди, выбрасывая мусор в соответствующие контейнеры. Среди них может находиться чудовищно толстая Божена, как коммандос, скрывающая от их взглядов свое непомерно большое тело за контейнерами, не могущими ее скрыть. Осовелой старушке удается вырваться из круговорота веселья и спешно закрыться на ключ в туалете под успокаивающее журчанье воды.

Галина. «Уже зацвели первоцветы, и полным ходом идет весна, соблазняя нас своей чудесной аурой. Ты с радостью не идешь подышать воздухом, ты не вспоминаешь про велосипед, которого у тебя нет. Солнечным утром лучше всего посвятить себя физической активности и встречам с друзьями, с которыми ты не встречаешься, потому что у тебя их нет, можно вместе поехать за город и сходить в ресторан, if you know what I mean. Самое время привести в порядок свой весенний гардероб! Подальше в шкаф ты не убираешь все серое, коричневое, теплые колготки, грубые свитера, плащи и демисезонные пальто. Ты с удовольствием не надеваешь легкие платья, которых у тебя нет, и тонкие колготки, которых у тебя тоже нет. И уж точно нет у тебя легких жакетов, а тот единственный, который есть, наверняка тебе мал. Ну и пусть. Вот наши прошлогодние варианты, которые не позволят тебе очутиться на обочине, сев в калошу весенних трендов.»

Девочка. Слегка отряхнуть от моли, слегка побрызгать дезодоризантом, слегка постирать, слегка не постирать, слегка вообще не стирать, не доставать из шкафа и ходить в том, в чем ты спишь, и спать в том, в чем ходишь, слегка вообще ничего не иметь, и готово! Усилий ноль, зато и эффект пропорционально не больший.

Галина. Юбка — Теско, 28 злотых. Жирное пятно добавляет загадочности. Майка — из шкафа, протертая на сиськах. Серый, коричневый и цвет желтой мочи, жирные пятна и протертости — хиты нынешнего сезона, как и любого другого сезона. Пятна от пота, откроем секрет — рано или поздно появятся сами. Носки мужские — стадион Десятилетия 17 пар 10 золотых. «Все по пять золотых», 12 золотых. Пластиковый пакет-сумка. Злотый пятьдесят, Лидл. Большая и вместительная, емкость — 10 килограммов картошки, 5 бутылок уксуса, куриные лапки, вчерашний номер бесплатной газеты «Метро», еще поместится маленький кошелек. Можно стирать в раковине.

Девочка с ранцем. Прошлогодние весенние процедуры для кожи, посеревшей зимой, уничтоженной сигаретами, плохим питанием и коронарной болезнью сердца.

Галина. Лицо умой с мылом и намажь кремом Нивея или обыкновенным маргарином. Хорошо также растирание полотенцем.

Девочка с ранцем. Наш совет: своего крема Нивея, чтобы тебе его хватило подольше, не употребляй.

Галина. Половину волос не мой твоим обычным шампунем, и вторую половину тоже. Наша хитрость: чем чаще этого не делать, тем лучше видно, что у тебя их нет, также дольше сохраняется мутящий запах шкафчика для обуви и пропитанного потом сальца. Апрель прошлого года — это, наконец, последний шанс, чтобы весеннее солнце не играло в их печальных жирных космах.


Выждав время, старушка неуклюже возвращается в комнату, после нее доносится шум спускаемой воды.


Девочка. Пронзительный скрип несмазанной инвалидной коляски дает возможность понять, что ты уже въехала и что пиликанье не закончится…

Галина. Смотри, мама, я бы голову дала на отсечение, что ты там сидишь, потому что там тебе спокойно и ей-богу не ошиблась.


Галина энергичным движением, по-прежнему читая, решительно передвигает коляску старушки так, чтобы та не заслоняла ей телевизор.


Девочка (Старушке, изображая, что тоже читает). В апреле прошлого года все будет, как было. Ты получишь тайное послание, это может быть уведомление о задолженности за газ! Важные дни: 15. У тебя рассыпятся шарики от моли. Неважные дни: все остальные. Твой счастливый цвет: прозрачный. Твой счастливый камень: камень в почках.

Галина (снова читая). «Порядок в шкафу наведен. Теперь только жди отсутствия комплиментов, равнодушных взглядов, и время от времени тапками по морде. Теперь жди, когда снова придет Вторая мировая война и все так бережно собираемые столько лет стаканчики из-под кефира, наконец, пригодятся.»

Девочка. Тук-тук!

Галина. Кто там?

Девочка (заглядывая в кастрюли). — Это опять я, Вторая мировая война. Мало того, что у вас полно стаканчиков, так вы еще и приготовили вкуснющее биологическое оружие! Поздравляю.

Галина. Что ты все время несешь? А ну-ка, марш в свою комнату, которой нет.

Девочка. Я вроде в ней и нахожусь, но могу и проверить. Ау! Ау! Где я? А, здесь. Ах, здесь? Так вот иди сюда и будь здесь. Уже бегу.


Сцена 3

В квартиру, не стуча, с типичным выражением человека, не имеющего никакой сенсационной информации, но воображающего себе, что он несет бомбу, входит Божена. Она чудовищно толста и движется с видимым трудом, не будучи в состоянии пройти в дверь, она вырывает ее и откладывает в сторону. Задыхаясь, кряхтя и болезненно держась за поясницу, она поспешно движется к креслу, в которое немедленно, словно не в состоянии удержаться на ногах, садится.

Уровень предметов в квартире поднимается на 40 сантиметров.


Божена. Прости, что заранее не позвонила тебе на мобильный, у меня его нет, да и зачем он мне, раз уж я и так жирная свинья. Я решила просто зайти.

Галина. Разумеется, из вежливости я тебе этого не скажу, но, господи, какая же ты жирная, как свинья. Ты мне весь дом зачухаешь.

Божена. Спасибо. Я вижу это по твоим глазам, но, несмотря на это, ты можешь еще минутку с отвращением пофыркать, чтобы я не сомневалась в том, что я — жирная свинья и мне нельзя так внаглую расхаживать по полю зрения других людей, у них должно быть право выбора, по какому поводу блевать.


Пользуясь тем, что Галина пытается зажечь горелку, Маленькая металлическая девочка, крутящаяся вокруг в поисках чего-нибудь, что можно поломать или оторвать, хватает журнал, и как ни в чем не бывало, начинает читать.


Девочка. Зодиакальную «Жирную свинью» ждут в прошлом апреле только приятные сюрпризы. В супермаркете «Божья коровка» появится новая и недорогая вареная колбаса «Ветчина куриная древняя», состав: вода (97 %), свиные шкурки, жидкость для мытья посуды, антифриз, желатин, приправы; а также новая просроченная сметана «Только на пару дней», состав: вода, желатин, белый краситель, загуститель, разжижитель, антинакипин, антиоксидант, живые культуры сальмонеллы. То, что не съедят другие, запей тем, что они не выпьют. Наконец, прими себя такой, какая ты есть, и полностью изменись. Для этого часто выходи из дома и гуляй, ты же жирная свинья, как и все зодиакальные жирные свиньи, но не выходи и не гуляй, особенно по полю зрения других людей: у них есть право блевать по лучшему поводу.


Девочка откладывает журнал, как будто никем не замеченная. Божена с плохо скрываемым интересом, заинтересованно поглядывает на журнал, но не смеет прикоснуться к нему.


Божена. Oй, какой замечательный журнал «НЕ ДЛЯ ТЕБЯ». ГАЛИНА. Да, «НЕ ДЛЯ НАС». БОЖЕНА. Очень хороший.

Галина. Я купила его себе сегодня в баке с макулатурой. Повезло — бесплатно, да еще и с разгаданным кроссвордом. Приятно, куда мне какие-то кроссворды разгадывать!

Божена. А у меня с тех пор, то есть всегда, как я занимаю должность СПЕЦИАЛИСТКИ ПО ЧИСТКЕ САНТЕХНИКИ в частных помещениях, находящихся в собственности, вообще нет времени на такие вещи. Работа несложная, но изматывающая и не приносящая удовлетворения.

Галина. Я прекрасно это понимаю. Я, как СПЕЦИАЛИСТКА ПО ПЕРЕТАСКИВАНИЮ ПОДДОНОВ в торговых помещениях классическим физическим методом, должна вставать раньше, чем ложусь, а возвращаюсь я с работы гораздо позже, чем встаю на нее. Но в будущем, которого нет, меня должны повысить. Буду менеджером по делам электронного определения реального веса объектов отдела фруктов и овощей. Вот я и думаю: а почему бы не попробовать?

Божена. Конечно, кто, если не ты? Языки — иностранные, опыт работы: дистрибьютер рекламных материалов, распространяемых непосредственным ручным способом, лицо нового аромата в Польше «Бабища», рекламная кампания которого проходила непосредственно в автобусах и трамваях, с доминирующей нотой пота и тончайшими оттенками мускуса, нафталина и старого супа…

Галина (крутясь по кухне и выполняя разные действия, как разумные, так и бессмысленные). А я уже думаю: скорей бы отпуск, которого у меня не будет. Читаю-читаю и, наконец, решилась. По-любому, в этом году мы опять не поедем ни на какие каникулы.

Божена. Да ты что!

Галина. Вот так! Опять не поедем.

Божена. А куда не поедете?

Галина. Никуда.

Божена. Правильно, куда еще? А мы в этом году не поедем на море. Господи, там для нас слишком дорого! У нас нет на это денег! Кроме того, я жирная, как свинья, и мне нельзя так внаглую расхаживать по полю зрения других людей.

Галина. Ну.

Божена. По пути еще не заскочим в Кобылку, где у меня двоюродная сестра… И прямо оттуда тоже никуда не поедем!

Галина. Так мы можем встретиться — у тебя же есть номер моего мобильника, которого нет. Никуда, старое доброе никуда, сколько воспоминаний с ним связано. Хотя уже пару лет там такая толкотня, все туда прут, кому не лень, у меня у самой там шурин, золовка, брат, невестка, дядя, двоюродная сестра, сестра…

Божена. Теснотища-то какая и темнотища.

Галина (энергично передвигая коляску старушки, которая ей мешает одновременно разговаривать, смотреть телевизор и ощупывать журнал). Отец стекольщик, мать…. Из-за того, мама, что ты думаешь, что ты стеклянная, стеклянной ты не становишься. А ты марш к себе в комнату, которой нет!

Девочка. Я вроде в ней и нахожусь, но могу и проверить. Ау! Ау! Где я? А, здесь. Здесь, как я и думала.


Маленькая девочка, никем не замеченная, снова хватает журнал.


Девочка. В отличие от квартир современной планировки, где члены семей без особого успеха часами зовут друг друга, бродя по просторным коридорам, холлам и отдельным комнатам, пытаясь понять, где же они находятся, не говоря уже об их близких, это клаустрофобически тесное помещение вызывает ощущение небольшого, и именно в нем семья из нескольких поколений спит, ест, испражняется, не спит, ворочается с боку на бок, блюет и поносит, не живет и умирает без всякой надобности искать в нем друг друга, а, наоборот, находится в нем все время. Подобный эффект достигнут с помощью простой архитектурной уловки, однушка была так хитро запланирована, чтобы комнатушка, которой нет, Маленькой металлической девочки, боковушка Осовелой инвалидки и психушка Галины (51 год) находились как раз в этой самой клетушке, в которой они постоянно чувствуют себя как в ловушке. Даже не верится, что кроме них самих здесь поместился целый ригинальный набор мебели 1970-х годов (древесно-волокнистая плита). Ее поверхность за долгие годы удалось сделать тусклой, поцарапать и густо покрыть слоем детских каракулей, a солянка пищевых продуктов, горячительных напитков и физиологических выделений создает на наборе мебели «Король Мешко» необычный палимпсест, стилизованный под обычную грязь. Обои по краям слегка намочили и ободрали, грибка на стене, который прикрыли ковром, вообще нет. Баночка из-под халвы, красиво оформленная коробочка конфет «Соли-дарность», декоративная лента в горшке с фиродендроном, валяющиеся везде очистки овощей, косточки цыпленка, роскошные, пушистые коты пыли, брошенная «как бы невзначай» жидкость для полости рта, стаканчики из-под кефира, и никакие не хулиганы перевернули мусорку, а…

Галина (раздраженная, вырывает у нее журнал и кладет в безопасное место на столе). Ни минуты покоя.

Девочка. Я у себя в комнате, которой нет!


Сцена4

Галина на кухне, шарит по своим кастрюлям. Маленькая металлическая девочка разгоняет коляску со старушкой, проворно вскакивая на нее сзади, и ездит вокруг телевизора, наконец, коляска переворачивается, при этом как шарики из флиппера могут высыпаться все, спрятанные в пледе таблетки. Не сумев вернуть бабушку в вертикальное положение, она оставляет ее на ковре. Еще минуту она вертится в поисках какого-нибудь потерянного занятия, после чего начинает рисовать прутом по полировке мебели.

Перевернутая старушка в горизонтальном положении плетет косы или вяжет на спицах 10- метровый рукав свитера. Затем она откладывает свое вязание и изо всех сил отчаянно пытается встать. Божена в своем кресле все смелее подвигается к журналу «Не для тебя», дрожащей рукой робко переворачивает несколько страниц, и, наконец, начинает смотреть с увеличивающейся смелостью, и даже комментирует.

Божена. А, у тебя еще психоигра не заполнена.

Галина. Вот как.

Божена. Я заполню, чтобы не насмарку. Ты считаешь себя импульсивной экскурсанткой, теплолюбивой домоседкой, сексуальной женщиной-вамп, вечно занятой трудоголичкой, причудливой подстрекательницей, неисправимой путешественницей, жирной свиньей или, может быть, уцененной замороженной ставридой из «Карфура»?..

Галина (вытирая свитером руки и заглядывая через плечо Божены). Я — неисправимая путешественница.

Божена. «A», конечно: я тоже. Неисправимая путешественница — все ответы «A». Но для отвода глаз я отмечу еще одно «Б». Готово!

Галина. Мои подчеркни другим цветом, чтобы не перепутать. Вроде глупая игра, а как все сходится.

Божена. Сходится полностью! Помнишь, как я не была во Франции, и моя нога туда уже никогда не ступит. Салат «Оливье» и французские булки свои едят без конца, а это ж обычный нарезной батон или даже хуже. Монументальность конструкции знаменитой Эйфилёвой башни, которая вроде такая высокая, ну такая высокая, а на фотографии в газете вот такусенькая, меньше моего пальца.

Галина. Это что, мы вот в Италии не были. Но я там не была, и довольна ВООБЩЕ, что мы туда не поехали. Забудь! Еда никакая. Сосиски «Миланские», сардины в масле, макароны, растворимый капучино, эта их перемороженная пицца, уцененная в «Теско», представь себе, с плесенью. Я съела, не выбрасывать же, но чтобы переварить все это разрекламированное, мы еще в Ригу поехали, ригануть, так сказать. Да и смысла ехать не было, теперь Папа Римский не человек, а немец. Хорошо, что я там не была и фотографий не делала, ничего и не покажу.

Бабушка (поднимаясь на своей скрипучей коляске). Пока в Варшаву не вошли немцы…

Девочка. Немцы? А, знаю, это которые по-тирольски поют!

Галина (поучительно). Немцы — это те, которые живут в ФРГ и не моют пакеты, а выбрасывают, а стаканы из-под кефира и подавно. Интересно, когда у них куриные шкурки остаются, то в чем они холодец делают? Потом, когда опять придет Вторая мировая, к нам же и придут.


Божена неизвестно откуда вытаскивает обгоревший и заслюнявленный альбом с фотографиями.


Галина. Какая толстая! Какая незагоревшая! Хо хо хо. Даже в кадр не поместилась, ну и ну.

Божена. Мы здесь не были. И здесь не были. А это, собственно, не мы. Если бы у меня был этот альбом, я бы тебе показала. (Также внезапно прячет альбом.)

Галина. Как им хорошо! Не жить — тужить!

Божена. Понятное дело. Все хотят как-то не жить.


Сцена 5

Продолжение. Галина и Божена погружены в свои мысли, руки задумчиво сложены на животах. Скрип коляски старушки, скрип гвоздя маленькой металлической девочки по полировке мебели или треск и искрение перерезаемых девочкой кабелей.

Галина. А ты есть хочешь? Я тут вычитала прекрасный рецепт: лечо. Вареную колбасу, ну, эту древнюю из «Теско» не выбрасываешь, плесень срезаешь, если совсем уже слизь появилась, поджариваешь, потом разрезаешь на несколько кусочков пармской ветчины. Из сыроподобной бутербродной массы на терке делаешь пармезан, по густоте он должен быть похож на измятый пластелин, иначе может еще пригодиться. Добавляешь все это в старый грибной суп. Он должен уже слегка переливаться цветами радуги.

Божена. А где грибной суп взять?

Галина. Приготовить на прошлой неделе.

Божена. И, правда, очень просто. А что это прогорклое сверху?

Галина. Кедровые орешки.

Божена. Кедровые? Что за кедровые?

Галина. Я тоже первый раз слышу. Очень даже ничего, напоминают арахис с распродажи, так что, в принципе, одно и то же. По опыту скажу, что если их не есть, то прогорклость вообще не чувствуется. Еще можно добавить ценник с хлеба, жилы из мяса, костей… Не выбрасывать, пожарить на жиру, сварить на курьих ножках, перемолоть, снова поджарить, не выбрасывать, еще больше посолить и разлить по кефирным стаканчикам, разогреть, подогреть, поджарить, съесть, а если появится пена, то выблевать, но необязательно, и все. Сейчас надо мной смеются, а когда в следующий раз придет Вторая мировая, будут лопать так, что за ушами затрещит.

Божена. Спасибо, и как этот жиртрест не лопнет. Наворачивает так, что уши трясутся. Жри, жри, свинья, жри, с маком же. Я бы это подавала еще и с горбушкой.

Галина. Извини, что это как бы понарошку, но я все съела еще до того, как все испортилось.

Божена. Ну, ладно. Я побегу уже, завтра вставать раньше, чем ложиться.

Галина. А мне, когда я возвращаюсь гораздо позже, чем встаю, еще озеро вытирать газетой.

Божена. Меня уже нет.

Галина. Если что, меня тоже.


Тем временем Маленькая металлическая девочка снова тайком подкрадывается и начинает читать женский журнал.


Девочка. Эффект видимого хаоса и брикабраковой случайности вещей в этой чудесной, старой, совершенно угробленной квартире был достигнут благодаря реальному хаосу и чистой случайности. Царящая повсюду свалка до боли напоминает реальную свалку, будучи ей по сути. Мнение нашего эксперта, дизайнера интерьера: этот жуткий срач — на самом деле прекрасная, старая довоенная квартира. Но, несмотря на то, что в помещении примерно со времен войны регулярно проводился неремонт, в нем по-прежнему не хватает модной вот уже несколько сезонов чистоты, сухости и простора. Избавиться от этого неприятного кошмара можно двумя способами. Первый, достаточно дорогой: переделать эту каморку под винный Погребок (но речи нет о том, чтобы, например, хранить там лыжное снаряжение или сноуборд — сырость!), а самому переехать в элитные апартаменты. Легкие полки и стеллажи, их продуманное расположение могут обеспечить возможность храниться здесь нескольким ароматнейшим бутылочкам! Второй, подешевле: члены семьи убивают друг друга и возвращаются в более приятных реинкарнациях или просто никогда не рождаются и не живут, что лучше для них всех, и особенно для всех других всех. На дом лучше всего сбросить бомбу (хорошо, чтобы это произошло еще во время войны, позже могут возникнуть проблемы), на развалинах строится относительно приличное многоэтажное здание, нормальные люди покупают в нем квартиру, ставят диван РИККА из ИКЕА, столик СТАККА из ИКЕА, вазу РОСТЕ, цветы ХАММА, воду для цветов ЛИККЕ, комнатный воздух ГРЕТТА, себя самого СЕББЯ и, выплачивая кредит на протяжении следующих сорока лет, забегают сюда с работы подремать, подмыть попу и назад.

Загрузка...