У последней черты

Глава 12

Уж не влюбился ли я? – подумал Римо Уильямс.

Он еще очень мало знал девушку по имени Ма Ли. И все же, несмотря на то, что Чиун с каждым днем слабел, Римо все тянуло и тянуло к дому за околицей, где жила девушка, прозванная в Синанджу Безобразной. Его влекло туда, как несчастного моряка, услышавшего зов сирен.

Римо сам не понимал, что его так в ней привлекает. Может, дело в вуали, придающей ей особое очарование и загадочность? Или в ее способности понять другого человека, особенно ценной в эти тревожные времена? Он и сам не знал.

Римо страшно бесило, что, несмотря на приближение конца, Чиун продолжал брюзжать и обвинять его во всех смертных грехах. Римо хотел быть рядом с ним, но Чиун своим поведением лишь отталкивал его. И от этого Римо чувствовал за собой еще большую вину.

И вот Римо сидел на полу в хижине Ма Ли и делился с ней своими тревогами, не переставая себе удивляться. Он не любил говорить о себе.

– Чиун считает, что я его избегаю, – говорил Римо, беря из рук Ма Ли тарелку с только что испеченной снедью. В полумраке комнаты разносился аппетитный запах.

– Это что? – спросил он, приготовившись отведать кусочек.

– Песик, – учтиво ответила Ма Ли.

Римо тотчас опустил руку.

– Я мяса не ем, – пояснил он.

– Это не мясо, – рассмеялась девушка. – Песиком мы называем пирожок из рисовой муки с начинкой из фиников, орехов и красных бобов.

– А, – произнес Римо и приступил к еде. – Очень вкусно.

– А ты как считаешь? – спросила вдруг Ма Ли.

– Не понял.

– Ты не избегаешь Мастера?

– Сам не знаю. Я в смятении. Я не умею обращаться с умирающим. Сосчитать всех, кого я убил, – пальцев не хватит, но мне еще не приходилось терять кого-то действительно близкого. Да у меня и не было никого близкого. Кроме Чиуна.

– Ты не хочешь взглянуть в лицо неизбежности.

– Да. Ты права.

– Если ты будешь сторониться умирающего, он умрет без тебя. И, возможно, раньше.

– Когда я с ним говорил в последний раз, он выглядел неплохо. До чего же это тяжело! Не похоже, чтобы он вот так взял и умер. Он напоминает часы, у которых завод кончается.

– Когда это произойдет, ты вернешься в свою страну? – спросила Ма Ли.

Римо знал, что этот вопрос она задает с единственной целью – поддержать разговор.

– Хотел бы. Но я обещал Чиуну, что стану обеспечивать селение, и пока еще точно не знаю, чем буду заниматься. Чиун был вся моя жизнь. Сейчас я это ясно вижу. Не КЮРЕ и не Смит, а Чиун. И я не хочу его терять.

– А может быть, тебе понравится жить в Синанджу. Женишься, обзаведешься детьми.

– Мне не нравится никто из девушек селения, – с чувством сказал Римо.

– Но ты же не можешь жениться на белой девушке, – возразила Ма Ли.

– Почему? Ведь я белый. Хотя Чиун думает иначе.

– Правда? А как думает Мастер?

– Он считает, что я отчасти кореец. Это безумие, конечно. Он то называет меня неуклюжим белым, то пытается убедить меня в том, что я наследник корейской культуры. Если верить ему, где-то в хрониках Синанджу фигурирует какой-то мой предок. Ну разве не бред?

Ма Ли из-под вуали бросила взгляд на Римо, и он посмотрел на нее в ответ. Сквозь вуаль он видел светлый овал ее лица, но подробнее разглядеть не мог. Он не мог от нее глаз отвести, хотя и чувствовал при этом некоторую неловкость.

– По-моему, что-то корейское в твоем лице есть – глаза, например, – сказала Ма Ли. – Я имею в виду разрез, а не цвет: у нас в деревне ни у кого нет таких темных глаз.

– Да нет, Чиун решил доверить дело Синанджу белому и просто ищет себе оправдание, – возразил Римо.

– А ты, Римо, никогда не слышал историю о пропавшем Мастере Синанджу? – спокойно продолжала Ма Ли.

Римо нравилось, как звучит его имя в устах девушки. Ей приходилось делать акцент на "Р", и она слегка рокотала на испанский манер.

– Пропавший Мастер? Это Лу, что ли?

– Нет, другой.

– А ты знаешь это предание?

– Его все знают, – сказала Ма Ли. – Это случилось много лет назад. В те времена жил Мастер по имени Нон-га, и жена его родила ему много дочерей, но, к несчастью, ни одного сына. И каждый год у них рождалась новая дочь, а Мастер Нонга становился все угрюмее оттого, что не мог зачать мальчика. Ведь по закону Синанджу передается только по мужской линии.

Но когда Мастер Нонга уже достиг глубокой старости, его жена, которая была значительно моложе, все же родила наследника. Мастер дал мальчику имя Коджин и очень им гордился. Но жена не сказала ему всей правды: она родила ему не одного сына, а двоих, похожих друг на друга как две капли воды. Она спрятала второго сына, которого назвала Коджон, так как боялась, что Мастер Синанджу умертвит его, ибо, по законам Синанджу, наследовать титул Мастера и, следовательно, обучаться этому искусству может только первородный сын. А Коджин и Коджон родились одновременно. И мать боялась, что Мастер Нонга, чтобы разрешить эту дилемму, утопит одного из сыновей в холодных водах залива.

– И где же она прятала второго? – удивился Римо. – Здесь ведь все на виду.

– Она была очень умная женщина, жена Мастера Нон-га. Пока мальчик был совсем маленьким, она укрывала его в доме своей сестры. Когда Коджон подрос и стало ясно, что его не отличить от Коджина – так они были похожи, – то она затеяла хитроумную игру. По четным дням жить в доме Мастера Нонга на правах его сына должен был Коджин, а по нечетным его место занимал Коджон. И так продолжалось, пока оба брата не превратились во взрослых мужчин.

– Ты хочешь сказать, что старик так и не догадался?

– Он был уже очень стар, и его глаза хоть и видели хорошо вдаль, но не могли разглядеть вблизи. Мастер Нонга и не подозревал, что у него не один, а два сына. Хитрая игра, затеянная матерью, продолжалась и тогда, когда настало время учить Коджина искусству Синанджу. Днем Коджин посещал урок, а ночью пересказывал и показывал его Коджону, с тем чтобы тот утром продолжил занятия. Потом они менялись ролями. Таким образом оба освоили Синанджу в совершенстве.

Мастер Нонга умер в день посвящения Коджина в Мастера Синанджу, ибо на самом деле его старческие силы уже давно поддерживала одна мысль о том, что надо успеть подготовить себе достойную смену. Он очень устал от прожитых лет и от множества зачатых понапрасну дочерей.

– Надо думать, – ухмыльнулся Римо.

– И в тот день Коджон раскрыл людям правду. Но поскольку по закону полагалось иметь только одного Мастера Синанджу, а Мастер Нонга готовил себе смену в лице Коджина, то Коджон объявил, что он покидает Синанджу и Корею навсегда. Он обещал не передавать своим детям само солнечное учение, а только хранить дух предков, Мастеров Синанджу. Он сказал: «Быть может, придет день, когда Мастер Синанджу не оставит сыновей и род Синанджу окажется перед угрозой вымирания. Тогда отыщите потомков Коджона и сделайте их вместилищем для славных традиций Синанджу». И с этими словами Коджон исчез в тумане студеного моря.

– Приходилось ли кому-нибудь обращаться к потомкам Коджона? – спросил Римо.

– Этого никто не знает.

– Чиун мне не рассказывал этой легенды.

– Мастер сам решает, что ему делать.

– А вдруг я и вправду потомок Коджона?

– Что ж, если так, то дух Коджона наконец вернулся в Синанджу.

– Да, но Чиун утверждает, что я несу в себе дух не Коджона, а Шивы.

– Мы в Синанджу верим, что человек имеет много жизней. Душа его остается неизменной, меняется только цвет глаз, которыми дух взирает на мир.

– Иногда мне кажется, что я уже когда-то был на Земле, – признался Римо. – Как будто у меня в душе живет память Мастеров Синанджу. Я раньше не отдавал себе в этом отчета. Но ты так все объяснила, что мне кажется, я наконец понял.

– Твое место здесь, Римо.

– Правда?

– Это твое предназначение. И ты должен его принять.

– Я мог бы остаться здесь жить, Ма Ли. Если ты согласишься разделить со мной мою судьбу.

Ма Ли отвернулась.

– Я не могу.

– Но почему?

– Мне нельзя.

– Я – новый Мастер Синанджу, – убежденно произнес Римо. – И мне решать, кому и что здесь можно, а что – нельзя.

Не в силах удержаться, Римо наклонился и приподнял с лица девушки вуаль.

За свою жизнь Римо повидал немало, но то, что предстало его взору сейчас, поразило его до глубины души. Он разинул рот от изумления.

Ма Ли была настоящей красавицей! У нее было умное подвижное лицо, а кожа гладкая и нежная, как сливки. Тонкие черты обрамляли волосы чернее воронова крыла, подобно раме, придающей завершенность творению художника. В глазах ее играл смех, словно ожидая, когда можно будет вырваться на волю. Разрез глаз был не азиатский, и Римо рассмеялся в голос, наконец-то осознав, почему корейцы окрестили ее Безобразной.

– Решено, я остаюсь, – объявил он. – Станешь моей женой?

– Ответить на твой вопрос может только Мастер Синанджу.

– Тогда я сейчас же отправляюсь к нему.

Римо вскочил и стремительно направился к выходу. По дороге к дому Чиуна он наткнулся на хранителя Пульяна.

– Мастер хочет вас видеть, – сказал старик.

– Иду.

Мастер Синанджу восседал на троне в хранилище сокровищ Синанджу. Римо бросилось в глаза его сходство с древней черепахой, медленно поднимающей сморщенную голову.

– Ты удивлен, что я еще не оставил этот мир? – спросил Чиун при виде выражения лица своего ученика.

– Ты плохо выглядишь, – сказал тот. – Как ты себя чувствуешь?

– Я чувствую себя преданным.

– Мне надо было побыть наедине, – стал оправдываться Римо.

– И поэтому ты был в доме девушки по имени Ма Ли?

– Не будь брюзгой, – сказал Римо и сел в позу лотоса перед троном Мастера Синанджу. – Ты ничего мне о ней не рассказывал.

Чиун пожал плечами.

– Есть новости, – сказал он.

– У меня тоже. Я решился. Я остаюсь.

– Это естественно. Ты ведь дал обещание перед всем народом.

– В кимоно я ходить не стану.

– Церемониальное кимоно для обряда посвящения передается из поколения в поколение со времен Великого Вана, – медленно произнес Чиун, и глаза его засверкали.

– Ладно. Один раз надену. Но не больше.

– Идет, – согласился Чиун.

– И я не стану отращивать ногти.

– Если ты намерен собственноручно лишить себя одного из важнейших инструментов настоящего ассасина, то вряд ли я смогу тебя в этом переубедить. Тебя уже не исправить.

– Но зато я возьму в жены корейскую девушку.

Чиун приосанился. Сияя от радости, он взял руку Римо в свои желтые ладони.

– Назови ее имя. Я уверен, оно усладит мой слух.

– Ма Ли.

Чиун оттолкнул руку Римо.

– Она нам не подходит, – вынес он свой приговор.

– Но почему? Ведь я ее люблю.

– Ты ее мало знаешь.

– Достаточно, чтобы понять, что я ее люблю. И почему ты мне раньше о ней ничего не рассказывал? Она так хороша!

– Что ты понимаешь в красоте! Ты никогда не мог дослушать до конца ни одной из моих поэм «Унг»!

– Папочка, я не в силах шесть часов кряду слушать завывания о пчелах и мотыльках! А чем тебе не нравится Ма Ли?

– Она безобразна! И дети ее будут безобразными. Мастер Синанджу, который родится от твоего семени, в один прекрасный день должен будет стать нашим представителем в глазах всего мира. И я не позволю, чтобы наш Дом был представлен уродцами.

– Да, я хотел тебя спросить: чья это была затея – держать ее под вуалью? Твоя?

– Так постановили женщины селения, чтобы она не отпугивала своим видом детей или собак.

– Бред! – разозлился Римо. – Они просто завидовали ей.

– Ты белый и поэтому не можешь отличить правды от лжи, – парировал Чиун. – Ну, назови мне хотя бы одно ее положительное качество!

– Она добрая. С ней приятно разговаривать.

– Это целых два. Я просил назвать одно. К тому же, если тебе нужна доброта и хороший собеседник, то чем я тебе плох?

– Не уходи от разговора. Я, может быть, ее люблю. И готов жениться.

– Ты и раньше, бывало, влюблялся. И всегда безрассудно. Но тебе удавалось с этим справиться. И эту ты сумеешь забыть. Я отошлю ее подальше, так будет лучше.

– Ма Ли нужна мне! Но мне необходимо твое благословение. Черт возьми, Чиун, я соглашаюсь на все твои условия. Так дай же мне ее взамен! Какие у тебя основания не соглашаться на наш брак?

– У нее никого нет.

– А у меня что, шестнадцать братьев и сестер? Зато заранее можно сказать, что свадьба не будет многолюдной.

– У нее нет приданого.

– И что?

– В Синанджу ни одна девушка не выходит замуж без того, чтобы принести что-нибудь в дар отцу жениха. Обычай требует, чтобы этот дар она унаследовала от своего отца. Но у Ма Ли нет семьи. Нет приданого. Следовательно, не может быть и свадьбы. И эти порядки появились задолго до наших прапрапрадедов. Нарушить их не дано никому.

Римо в гневе вскочил.

– Отлично! Значит, из-за какой-то дерьмовой традиции я не могу жениться на ком хочу? Так, что ли?

– Традиция – это краеугольный камень нашего Дома, нашего искусства.

– Тебе попросту не терпится получить что-нибудь на дармовщинку! Разве не так? Тебе мало того золота, которое здесь навалено целой горой?

Чиун был поражен.

– Римо, – проскрипел он, – золота не бывает слишком много. Разве я зря вбивал это тебе в голову?

– В голову, но не в сердце. Я хочу жениться на Ма Ли. А ты хочешь, чтобы я стал следующим Мастером Синанджу. Ты знаешь мое условие. Решай.

– Поговорим об этом в другой раз, – сказал Чиун, меняя тему. – Я распорядился отложить церемонию посвящения. Ты еще не вполне готов.

– Это твой ответ?

– Нет. Это мое предположение. Я еще обдумаю этот вопрос, но сейчас есть другие, более неотложные дела.

– Только не для меня, – сказал Римо. – Послушай, а почему ты никогда не рассказывал мне историю Коджина и Коджона?

– Где ты ее слышал? – с негодованием спросил Чиун.

– Мне рассказала Ма Ли.

– Я приберегал эту легенду для церемонии посвящения. А теперь сюрприз испорчен! Вот тебе еще одна причина не жениться на ней. Ишь, говорливая какая! Из таких получаются плохие жены.

– Не будет Ма Ли, не будет и нового Мастера Синанджу. Подумай об этом!

Римо зашагал к двери.

Чиун задержал его.

– Вчерашний лазутчик мертв.

Римо замер.

– И что?

– Я его не убивал. Ночью какой-то мясник проник в селение и прикончил его.

– Ты хочешь сказать – застрелил? Почему обязательно «мясник»?

– Римо! – укоризненно воскликнул Чиун. – Синанджу не признает резни! Синанджу может только освободить от бренной жизни.

Римо примолк.

– Так-то оно лучше, – продолжал Чиун. – Человек, который проник сюда, унес кассету из записывающей машины.

– А что на ней было?

– Кто это знает? Ты. Я. Мы все. Наши слова. Наши тайны. Тайны Императора Смита.

– Думаешь, следует ждать неприятностей?

– Я слышу вдалеке бриз, – сказал Чиун.

Римо приник ухом к двери.

– По-моему, тихо.

– Этот бриз проносится не в воздухе, а в судьбах людей. Пока это только бриз, но скоро он окрепнет и превратится в ветер, а ветер наберет силу и станет тайфуном. Римо, надо готовиться к тайфуну.

– Я ко всему готов, – сказал Римо, в нетерпении разминая кисти рук.

Чиун грустно покачал головой. Нет, ни к чему он не готов, этот Римо. А времени совсем мало. Чиун вновь ощутил на своих хрупких плечах груз будущего Синанджу – будущего, которое грозило обратиться в дым.