Убежище

15

Кавалерия провела бесплодные часы, прочесывая дюны в поисках Фаваронаса. Озабоченный, но не имевший возможности задерживаться дольше, Глантон возобновил поход на юго-запад.

Солнце уже касалось западных дюн, окрашивая золотистыми сумерками безбрежную пустыню, когда Глантон въехал на вершину песчаного гребня и увидел караванную тропу в Кортал. Эта тропа всегда была оживленной, заполненной длинными караванами работящих мулов, навьюченных корзинами с товарами, или стадами коз и лохматых пустынных овец. Сотни кхурских кочевников каждый день курсировали по караванному маршруту, перевозя товары с юга на север и обратно. Торговля никогда не прекращалась, даже в самые ужасные дни последней войны.

Сегодня тропа была пуста. Насколько далеко Глантон мог видеть в обоих направлениях, ничто не двигалось, кроме ветра, несущего потоки песка по утрамбованному полотну дороги.

Инас-Вакенти казалась наиболее изолированной областью в мире. После ее пустоты, Глантон был бы рад даже компании грязных людей. Вместо этого он обнаружил, что их изоляция продолжается.

Он спустился с гребня на дорогу. Годы интенсивного движения погрузили ее на полметра вглубь. Со спины лошади он мог сказать, что не только сегодня никто не проходил по ней, но и что никто не проходил по ней вот уже несколько дней. Ветер пустыни, неизменный, как дыхание, стер все, за исключением нескольких отпечатков. В другой день здесь бы совсем не осталось следов.

Кортал поразило какое-то бедствие? Война, чума, песчаные бури — на ум приходило множество вариантов.

На гребне показались остальные участники похода. Глантон свистнул и махнул им рукой спускаться. Из пяти сотен всадников (и трех ученых), покинувших Кхуриност вместе с Кериансерай, осталось едва три сотни. По правде говоря, Глантон ощущал самую последнюю потерю, Фаваронаса, острее всего, потому что архивариус исчез, будучи под его опекой.

Подъехал его заместитель, квалинестиец по имени Ариматан. Глантон окликнул его: «Похоже, мы одни в этом мире. Что думаешь об этой странной ситуации?»

«Кочевники ушли», — ответил лаконичный Ариматан.

«Да, но куда они ушли?» — Но прежде, чем Глантон произнес это, ему на ум пришел страшный ответ.

«Построиться в колонну по двое!» — рявкнул он. — «Всем, у кого есть луки, надеть тетивы! Держать их наготове!»

Эльфы повиновались, но озадаченными взглядами задавали ему вопрос.

«Кочевники покинули свою территорию! Они бы так поступили лишь при самых зловещих обстоятельствах. И куда бы они направились? Кхури-Хан! Они должны были направиться в Кхури-Хан!»

Он подгонял своих эльфов, пока все не были готовы. Весь отряд пустился рысью по караванной дороге.

Тревога узлом сдавила грудь Глантона. Он мог ошибаться, но не думал так. У него было ужасное предчувствие. Кочевники, решившие прогнать со своей земли чужеземцев, больше не довольствовались борьбой с маленьким исследовательским отрядом Львицы. Они собрали вместе свой народ и направились в Кхури-Хан, чтобы нанести удар по источнику лэддэдской заразы, чтобы уничтожить Кхуриност.

Шоббат сидел в тяжелом кресле из красного дерева, разглядывая элегантный кубок. Серебро было выковано до толщины бумаги. Чаша была маленькой, размером с детский кулак и, с определенных углов, полупрозрачной, позволяя увидеть находящийся внутри изысканный янтарного цвета нектар. Требовались чрезвычайная осторожность и сосредоточенность, чтобы обращаться и пить из такой деликатной чаши. Каждый из этих кубков был уникальным, изготовленным эльфийским ремесленником, которому законом предписывалось создавать лишь один такой сосуд раз в десять лет. С приходом лэддэд в Кхур, Шоббат приобрел шестнадцать таких драгоценных сосудов. Он испортил четыре, прежде чем научился держать их. Эти так называемые облачные чаши были среди его наиболее ценного имущества, реликты исчезающей культуры, которая больше никогда не поднимется, если он преуспеет.

Ни один из его наемных убийц не вернулся. Это его тревожило. До такой степени, что Шоббату пришлось поставить облачную чашу на находившийся подле него столик. В его нынешнем состоянии волнения он бы, несомненно, сдавил хрупкую ножку и смял воздушную красоту чаши. Так как лэддэд скоро должны были вымереть, ему требовалось сохранить те из их произведений искусства, которые он считал привлекательными.

Несомненно, прошло достаточно времени, чтобы его наемники выполнили свое задание. Неужели так трудно было убить одну женщину?

Хотя Шоббат и задал этот вопрос самому себе, он знал ответ: в случае с Львицей, на самом деле, весьма непросто.

Множество безрезультативных лет рыцари Нераки тратили средства, чтобы схватить или убить ее. Вот почему Шоббат нанял сильванестийцев для этой задачи. Эти отдельные эльфы не были преданы Кериансерай. Они не уважали ее прошлые заслуги, как квалинестийцы, и, как и большинство тех, кто когда-то жил в роскоши, не слишком приспособились к своему настоящему бедственному положению. Шоббат всего лишь добавил много стали к их собственному чувству дворянской избранности. Как эльфы, они обладали хитростью и умом, чтобы добраться до Львицы. Он полагал, что это будет изящное решение щекотливой проблемы. Каждый охотник знает, что лучший способ поймать шакала — воспользоваться помощью обученного шакала.

Шоббату не нравились эльфы. Даже в изгнании они смердели чопорным превосходством и высокомерием. С другой стороны, он не ненавидел их. Ненависть была тем недостатком, который могли себе позволить лишь подчиненные. Король должен быть выше таких низменных чувств, чтобы те не затуманивали его разум. Нет, уничтожение эльфов было всего лишь необходимым действием, если он собирался перехитрить пророчество Оракула. Они должны были уйти, вот и все.

Это не было убийством, а всего лишь государственной необходимостью. Монархи — равно как и будущие монархи — не совершают преступлений. Эльфы представляли собой помеху на его пути к трону Кхура. Он одолел так многих других: совавшего повсюду свой нос Хенгрифа, от которого смердело почти так же, как от лэддэд, верховного жреца Минока (его никто даже не найдет), и того скользкого интригана лэддэд, Мориллона. Убрать его было спонтанным решением. Шоббат понял, что Хан слишком часто прислушивался к Мориллону, чтобы позволить тому жить. Слишком часто его умный язык расстраивал тщательно продуманные планы Шоббата.

Он удостоверился, что дворянина лэддэд нашли. Его смерть посеяла сомнения в авторитете Сахим-Хана и сомнения в его лояльности. Шоббату не удалось убить короля лэддэд, но даже его ранение принесло большую пользу. Лэддэд обвинили в этом преступлении торганцев, в то время как Сыновья Кровавого Стервятника обвиняли Сахим-Хана в исчезновении своего верховного жреца. Все были в изрядном смятении и, в должный момент, Шоббат выйдет вперед, чтобы восстановить порядок и снова вернуть славу Кхуру.

Лишь еще двоим требовалось умереть, прежде чем Шоббат выступит против своего отца. Одним была принцесса лэддэд, а другим — этот скользкий колдун Фитерус. Шоббат знал, что сложнее всего будет справиться с магом. Фитерус приходил и уходил, словно дым сквозь дымоход, затрудняя тем самым возможность отравить или заколоть его. Возможно, лучший способ избавиться от мага — воспользоваться магией.

Ночь подкралась, точно трусливая дворняга, боящаяся быть замеченной. Слуги Шоббата давно удалились, оставив своего хозяина в одиночестве в его гостиной в восточной стороне королевской цитадели. Принц провел какое-то время, размышляя, как бы он перестроил личные покои хана, заняв этот пост. Его отец наслаждался приобретением богатства, характерная черта, свойственная и Шоббату, но у Сахима не было вкуса, не было чувства стиля. Его покои были нагромождением имущества, разбросанного без какой-либо заботы об упорядочивании или эстетике.

Почему же ни один из нанятых им клинков не вернулся с новостями об успехе или провале? Возможно, Кериансерай ухитрилась избежать смерти. Шоббат рассматривал наихудший из возможных вариантов, что она обнаружила, что ее замаскированные противники были эльфами, и заставила одного из них раскрыть, кто нанял его. Как она тогда поступит? Она могла бы пойти к своему мужу — не за защитой, а чтобы получить одобрение своего сеньора на свою месть. Но Гилтас все еще был очень болен. Кериансерай запретила Святейшей Са'иде даже повидать его.

Шоббат находился в наиболее защищенном месте Кхура. Он уже уничтожил могущественного неракского рыцаря. Ему не стоило особо опасаться одной женщины лэддэд, даже такой свирепой, как Львица. За исключением ее варварской выходки с песчаным зверем, Кериансерай сидела сиднем в эльфийском лагере с момента ранения своего мужа.

Он вытянул руку, чтобы почувствовать кончиками пальцев вес кубка. Затем поднес его ко рту. Никто никогда не касался облачной чаши губами. Вместо этого, Шоббат придержал ее на волоске от открытого рта, и позволил слабой струйке нектара течь из чаши ему в горло.

Кериан не вернулась в палатку Беседующего. Раненая, она продолжала двигаться в изначальный пункт, то место, частью которого себя ощущала. Анклав воинов. Почти половина армии находилась в поле, патрулируя пустыню в окрестностях Кхуриноста. Остальные были поражены, когда она, пошатываясь, появилась среди них, бледная и истекающая кровью. Они усадили ее на стул и вложили ей в руку глиняную чашу с вином из заизюмленного винограда. Один из эльфов опустился подле нее на колено и принялся перевязывать порезы от меча.

«Кхурцы устроили заговор против нас!» — заявила она, описывая, как едва спаслась от наемных убийц. Она не упомянула, что нападавшие были сильванестийцами; более важным было то, кто нанял их. — «Они убили лорда Мориллона, пытались убить Беседующего, и дважды пытались лишить жизни меня!»

«Что нам делать, командир?» — спросил квалинестийский ветеран.

Она открыла было рот, чтобы отдать приказы, а затем со стуком захлопнула его. Пригубила сладкого вина, а затем сказала: «Я больше не командующий армией. Беседующий снял меня».

Удивление не лишило их дара речи. Многочисленные воины потребовали сказать, почему.

«Мне было сказано, что мои проступки заключались в следующем: я покинула свой отряд в походе, чтобы лететь к мужу. Я дралась с кочевниками, которые напали на меня первыми». — Кериан подняла голову и пристально посмотрела на окружавших ее эльфов. — «Я, которая сражалась изо всех сил, чтобы спасти расу эльфов от уничтожения! Я продолжаю сражаться! Если вы последуете за мной, мы сможем спасти свой народ!»

Ее призыв встретил смешанную реакцию. Давно находившиеся на службе воины, не важно, сильванестийцы или квалинестийцы, считали идею подрыва власти Беседующего глубоко тревожащей. Другие, молодые бойцы, не знавшие другого лидера, кроме своей Львицы, не были столь нерешительными. Поднялись двое, затем шестеро, затем десяток, клянущиеся последовать за Львицей, куда бы она ни повела. В считанные минуты почти половина присутствовавших воинов поддержали ее.

Обращаясь к остальным, Кериан сказала: «Я знаю, вы желаете сохранить верность Беседующему. Это ваш выбор. Но знайте: он одержим мечтой переселить эльфийский народ в скрытую долину в Халкистских горах, место, из которого я только возвратилась. Говорю вам, в этой долине нам не место. Она полна странной магии, стоившей нашему отряду дюжины воинов. И там нет дичи: ни оленей, ни кроликов, ни даже насекомых или птиц».

Она сделала паузу, наблюдая, как эльф трудится над ее рукой, а затем добавила: «Есть единственный истинный дом для нас, дом, в котором мы родились! Клянусь посвятить свою жизнь освобождению этих домов от захвативших их иноземных угнетателей. Беседующий», — она с трудом сглотнула, — «сдал родину. Он думает, мы сможем жить счастливо в крошечной чужеземной долине, находясь в безопасности лишь милостью кхурского Хана и наших соседей за горами, неракских рыцарей!»

Ее взволнованная прочувственная речь сподвигла многих упорствовавших поддержать ее, но несколько воинов по-прежнему хранили молчание. Они встали и направились к выходу общей палатки воинов. Несколько молодых эльфов двинулись их остановить, но Кериан остановила их взмахом руки.

«Пусть идут», — сказала она. — «Они честные воины. Они должны следовать зову своих сердец».

«Они отправятся к Беседующему!» — запротестовал один из поддержавших ее.

«Они и должны. Ему необходимо знать, на чем мы остановились».

Офицеры разошлись поднимать своих спящих солдат. Да если некоторые из тех переметнутся, Кериан полагала, что у нее будет от семи до восьми тысяч эльфов. Это заставит Гилтаса колебаться. Одно дело собираться арестовать нескольких мятежников, совершенно другое — задержать восемь тысяч закаленных воинов.

К тому времени, как верноподданные Кериан собрались в северной части Кхуриноста, рассвело. С юга появилась колонна всадников, направляясь прямо к ним. Это был ведомый Таранасом ночной патруль. Он ошибочно принял отряд Кериан за свою утреннюю смену.

Настолько кратко, насколько могла, Кериан объяснила, что порвала с Гилтасом. Она не пыталась приуменьшить свои собственные провалы, а изложила всю историю.

Таранас выслушал молча, а когда она закончила, произнес: «Это неправильный курс, командир. Ты разделяешь армию, а разделенное войско — ослабленное войско».

Наиболее пылкие из поддерживавших ее принялись выкрикивать вызовы Таранасу, желая знать, верит ли он, что их судьба — вновь обрести потерянные земли.

Прежде чем тот смог ответить, из Кхуриноста появилась третья колонна всадников, и направилась к ним. Во главе них был старый Хамарамис при полном параде. С ним были офицеры, которые первыми отказались остаться с Кериан.

Приблизившись, Хамарамис позвал: «Леди, немедленно отдайте мне свой меч! Это приказ Беседующего!»

Он использовал ее титул вместо звания, заставив Кериан слегка вздрогнуть. Некоторые из пожилых эльфов, естественно, имели склонность предпочитать ее титул, но подобное отличие в данный момент имело особенное значение, подчеркивая, что Гилтас уволил ее.

Оправившись, она улыбнулась мрачной и опасной улыбкой. — «Если Беседующий хочет мой меч, ему придется попросить об этом лично».

«Леди, пожалуйста, не провоцируйте бой», — тихо попросил Таранас.

«Тогда не дерись со мной, Таранас. Присоединяйся ко мне».

Небо над ними по-прежнему было облачным, но на горизонте с востока пролегла узкая полоска чистого неба. Сквозь эту чистую полоску сиял диск поднимавшегося солнца, заливая пустыню розовым светом. Этот блеск заставлял облака выглядеть на контрасте еще более темными.

«И что будет?» — спросила она. — «Наши клинки рядом, эфес к эфесу, или напротив, острие к острию?»

Вмешался эльф из отряда Таранаса, привлекая ее внимание к городу. Зубцы на стенах Кхури-Хана ощетинились сигнальными флагами. В тот момент, когда эльфы оглянулись посмотреть, со стороны города послышалось громкое блеянье бараньих рогов, означая общую тревогу.

«Кхурцы думают, мы собираемся атаковать!» — прорычал Хамарамис.

«Так и следует нам поступить», — резко ответила Кериан. — «Возьмем город. Сделаем его базой, из который начнется наша кампания».

Старый генерал, вдвое старше ее, уставился на Кериан из-под своего помятого позолоченного шлема. «Леди, вы сошли с ума», — трезво сказал он. — «Совсем».

Это собрание снова было прервано. Тройка эльфийских разведчиков галопом неслась со стороны западной пустыни, низко припав к своим коням.

Прежде чем они добрались до основной массы кавалерии, один из всадников соскользнул со своего коня. Его спина была утыкана стрелами. Двое других продолжали приближаться.

Они ворвались прямо в центр трех сил, собравшихся на небольшой возвышенности к западу от Кхури-Хана. Несколько смущенные присутствием трех старших командиров, они салютовали Львице.

«Командир! Приближается армия кочевников!»

Хамарамис собирался проинформировать их, что он, а не Львица, командует, но их новости не дали этим словам сорваться с губ. Испуг был всеобщим и громким. Лишь Львица не выглядела встревоженной.

«Сколько и где?» — резко спросила она.

Один из разведчиков доложил, что порядка десятка тысяч кочевников приближались с запада. Они находились не более чем в десяти милях.

Собравшись, Хамарамис вызвал гонцов. Одного отправили доставить новости Беседующему. Трое других поскакали через Кхуриност, предупреждая всех подряд жителей.

«Как теперь поступить?» — потребовала ответа Кериан. Лошадь Львицы начала вставать на дыбы, почувствовав ее возбуждение. — «Следуйте за мной, и мы остановим кочевников прежде, чем они доберутся до палаток!»

«Они могут быть не враждебны», — произнес Хамарамис, хотя и сам не верил в это. Последний раз такое значительное сосредоточение кочевников собиралось в Кхуре, чтобы помочь Салах-Хану против орд Малис. Кхурские племена не скапливались в таком количестве с какой-либо иной целью, кроме войны.

Из рядов эскорта Хамарамиса выступил Гитантас Амбродель. Капитан был все еще в повязках от встреч с мантикорой и песчаным зверем.

«Командир, мне сходить за Орлиным Глазом?» — спросил он, повышая голос, чтобы быть услышанным среди беспрерывного блеяния рогов в Кхури-Хане.

«Нет времени для этого». — Кериан посмотрела на запад, откуда приближались десять тысяч кочевников. «Просто обрежьте его привязь», — добавила она. — «Он сам меня найдет».

Он поспешил прочь, а она развернула лошадь. «Генерал Хамарамис, враг близко. Вы можете арестовать меня позже. Прямо сейчас нам нужно вести сражение».

Она пришпорила лошадь, а ее сторонники хлынули за ней. Эльфы из ночного патруля позади Таранаса сломали ряды и последовали за ними без приказа. Две сотни воинов Хамарамиса заерзали, жаждая присоединиться к своим товарищам. Некоторые стали просить позволения поскакать за Львицей.

Хамарамис сказал: «Беседующий с Солнцем и Звездами убедительно желает избежать войны. Вот его приказания. Я повинуюсь своему Беседующему».

Развернув коня, Хамарамис поскакал вниз по склону низкой дюны обратно в Кхуриност, полный тревоги. Первые два ряда его воинов последовали за ним, но остальные оставались на месте, бросая отчаянные взгляды то на исчезающую Львицу, то на своего отважного старого командира. Наконец, кто-то громко хлопнул поводьями и рванул за Львицей. Большинство других присоединились к нему, оставив Таранаса, Хамарамиса и пару дюжин или около того всадников за спиной.

Утренняя заря омывала мучительное выражение на лице Таранаса. «Я тоже хочу пойти», — прошептал он.

«Так же, как и я». — Хамарамис расстегнул шлем и стянул его. Солнце едва взошло, а он уже вспотел. — «Но быть солдатом, означает больше, чем жаждать битвы. Это значит, что ты подчиняешься приказам своих законных командиров. Если же нет, ты не больше чем варвар».

Он вернул на место шлем. С гордо поднятой головой старый воин направился обратно к своему Беседующему. За ним последовали четырнадцать воинов. Генерал Таранас еще несколько секунд боролся со своей совестью, а затем ускакал с горсткой остальных присоединиться к Львице. Сегодня он был варваром.

Адала пристально разглядывала Кхури-Хан с гребня к северо-западу от города. В приглушенном свете облачного нового дня он выглядел чуть больше чем грязное коричневое пятно посреди песков пустыни, но это был первый настоящий город, который она когда-либо видела. За несколько дней до своего прибытия она отправила в Кхури-Хан шпионов, чтобы выяснить, чем заняты Сахим-Хан и лэддэд. Принесенные ими новости были очень тревожными. Лэддэд приходили и уходили по своему хотению, в то время как солдаты Хана осквернили Храм Торгана и арестовали его святейших жрецов. Этих святейших обвинили в нападении на двоих лэддэд, нападении, скорее всего совершенном ворами или нищими. Для собравшихся с Адалой вождей и военачальников это звучало, словно чужеземцы отдавали приказы Сахим-Хану.

«Что нам делать, Вейядан?» — спросил Хагат, вождь Микку.

В неподвижном воздухе бородатые мужчины обильно потели. Даже живущие всю жизнь в пустыне нуждались в бризе. Адала собрала волосы в длинную косу и перекинула ее вперед через плечо. Это лишь немного позволяло охладить шею.

«Я буду говорить с ханом лэддэд», — объявила она.

Все были шокированы. Какой может быть смысл в разговоре с чужеземными захватчиками?

«Их шеи уже на плахе. Если лэддэд поклянутся покинуть нашу родину, я позволю им уйти».

«А как насчет резни наших родителей, жен, детей?» — вскричал Биндас.

С опаленными бровями и ресницами, лицо Адалы выглядело суровым и бесстрашным. «Виновные не уйдут. Их жизни — часть нашей цены. Если хан лэддэд отдаст этих убийц наших людей, то его народ может уйти с миром, но они должны убраться из Кхура!»

Биндас спросил, кому следует пойти с ней на встречу с эльфами. Адала предложила отправиться всем вместе. Она чувствовала, что для вождей и военачальников племен будет лучше услышать, что скажут чужеземцы, и как она ответит им.

Процессия выдвинулась, сопровождаемая на флангах всадниками, державшими копья с перевернутыми кувшинами для воды на наконечниках, традиционный для кочевников символ перемирия. По приказу Адалы все держали мечи в ножнах, а луки ненатянутыми. Сама она, как обычно, была безоружна.

Во время их обсуждения гремел гром. Когда они добрались до вершины длинного гребня, извилистая молния вспыхнула прямо над отрядом Адалы, немедленно сопровождаемая раскатом грома. Лошади рванулись, но беспокойная орда кочевников издала одобрительные крики. Те, Кто Наверху снова явили свою милость! Все могли ее видеть. Огонь с небес следовал за Вейядан и не причинял ей вреда.

Небольшой патруль эльфийской кавалерии видел, как со стороны пустыни показался двигавшийся рысью отряд кочевников. Этот патруль еще не слышал о приближении орды кочевников, но этот небольшой отряд перед ними насторожил их. Один из эльфов узнал символ перемирия и пояснил капитану значение перевернутых горшков на копьях эскорта.

«Отправьте донесение лорду Планчету», — хладнокровно произнес капитан. — «Передайте ему, что несколько кочевников наносят нам дружественный визит». Он повернулся к курьеру: «Подчеркните слово дружественный».

Солнце встало позади чистой полосы неба на восточном горизонте и сразу же скрылось в облаках. Несшийся галопом курьер попадал и выскакивал из нехарактерной измороси. К моменту въезда в Кхуриност лошадь с наездником исходили клочьями пара.

Беседующий со своими ближайшими советниками собрались в круглом зале для аудиенций в его починенной палатке. Различные курьеры один за другим передавали новости. Весть о бунте Кериансерай вызвала гул среди советников. Когда к этому добавилось известие о прибытии десяти тысяч кочевников, страсти, в самом деле, накалились. Гилтас отправил приказ Кериан остановить свое наступление на кочевников и вернуться в Кхуриност, но у него не было уверенности, что она выполнит этот приказ.

Промокший курьер доставил новости, что предводители кочевников желают встретиться с Беседующим с Солнцем и Звездами, и что они несут символ мирных переговоров.

При этих известиях в комнате стало тихо. Гилтас сказал: «Я встречусь с ними».

«Великий Беседующий, нет!» — Вспыхнул Планчет. — «Это не разумно и не безопасно. Позвольте мне отправиться вместо вас». Оправившийся от лихорадки и раны, Беседующий все еще был слаб, и ему было тяжело ходить или стоять продолжительное время. Видеть предводителя эльфов в таком состоянии могло поощрить кочевников.

Гилтасу пришлось неохотно согласиться с доводами своего старого друга.

Не было времени организовывать внушающую благоговейный ужас демонстрацию эльфийской силы. За дни своего маскарада Гитантас Амбродель достаточно узнал о кочевниках, чтобы сказать Беседующему, что не будут уважать Планчета, если тот покажется в одиночку или в слишком простом виде. Так что для камердинера Беседующего был подобран грациозный белый конь. С эскортом, включавшим сотню конных воинов и капитана Амброделя, Планчет выехал из Кхуриноста. Сперва он должен помешать Львице. Переговоры будут бессмысленны, если она устроит атаку.

Он обнаружил ее, ведшую восемнадцать тысяч воинов, больше половины эльфийской армии, вдоль гребня к северо-западу от Кхури-Хана. Ее импульсивный бросок замедлился до шага, по мере того, как ее отточенное тактическое чутье брало верх. Она выслала многочисленных разведчиков и ожидала их возвращения, когда ее догнала делегация Планчета.

«Леди, именем Беседующего с Солнцем и Звездами, я приказываю вам вернуться в Кхуриност со всеми вашими всадниками!» — произнес Планчет.

«Я теперь отвечаю перед более высокой властью, чем Беседующий», — ответила она, натягивая поводья. — «Перед эльфийским народом».

«Кочевники просят переговоров. Вы так настроены на войну, что не позволите мне поговорить с ними?»

Она пожала плечами: «Говорите, что хотите, это не изменит сути. Кхурцы жаждут нашей крови».

Время поджимало. Во время раскатистого эха грома Планчет подъехал на своем белом коне вплотную к гнедой Кериан.

«Придержите свою руку, леди», — настаивал он. — «На один час, умоляю вас».

Словно пылкие молодые офицеры у нее за спиной, он затаил дыхание. Он наблюдал ход мыслей на ее лице, словно игру света и тени на песках пустыни. Несмотря на лежавшие между ними совместные годы, у него не было уверенности, что она даст ему требуемое время.

Наконец, она кивнула: «Ради старой дружбы, один час. Меньше, если кочевники двинутся на Кхуриност».

Планчет кивнул и пришпорил коня. Его свита рванула вслед за ним вдоль дюны. Облегчение от согласия Львицы быстро прошло, поглощенное новым беспокойством. Камердинер ощущал себя самозванцем. Несмотря на все свои таланты, он не обладал царственными манерами или осанкой, которая естественным образом была присуща его сеньору. Его телосложение было долговязым, но слегка сутулым, кхурское солнце выбелило его волосы. Фактически, никто не признал бы в нем короля — или хана.

Вожди кочевников услышали, как проревели горны и увидели поднимавшиеся в свинцовое небо столбы пыли.

Адала на спине Маленькой Колючки наклонилась вперед, деловито работая руками. Вапа видел, что у нее была маленькая ротанговая корзинка. Кольцо по краю истрепалось, и она заменяла его свежим пучком травы.

«Хан лэддэд», — прошептал Вапа. Она кивнула.

«Я закончу до его прибытия».

Когда эльфы приблизились, вожди и военачальники кочевников выпрямились на своих крепких пони. Эльфы были верхом на длинноногих лошадях, отчего казались выше. Сидевшая, как и прежде, на своем преданном осле, Адала была самой низкой во всей группе. Она, как и всегда, также была единственной женщиной среди присутствующих. Она и виду не подавала, что замечает это. Вместо этого она закончила починку корзины, заправив на место концы нового кольца, а затем повесила контейнер на короткий рог своего седла.

Ехавший впереди эльф на белом коне остановился. Осмотрев слева направо шеренгу вождей кочевников, он сообщил: «Я — Планчет, советник Беседующего с Солнцем и Звездами, монарха всех эльфов».

Тихое удивление пробежало по собранию людей. Он говорил по-кхурски.

Адала выглядела не впечатленной. Она ответила на общем языке: «Я — Адала Фахим, Саран-ди-Кайр, Вейядан Вейя-Лу и хранитель маиты. Я желаю говорить с вашим ханом».

Теперь эльфы были застигнуты врасплох. Планчет с удивлением разглядывал одетую в черное, по-матерински выглядевшую, женщину. Очевидно, он ожидал иметь дело с одним из этих свирепо выглядевших мужчин. «Наш Беседующий занят. Я представляю его», — сказал он.

«А я говорю за Вейя-Лу, Микку, Тондун и Мэйякхур».

«Ты вождь всех этих племен?»

«В данном случае, по воле Тех, Кто Наверху, да».

«Имею честь приветствовать тебя. Как мне следует обращаться к тебе?»

«Она — Вейядан или Маита», — предложил Вапа. Некоторые из вождей сердито посмотрели на него, за то, что он заговорил без очереди.

Планчет узнал второе слово, означавшее что-то вроде «судьба» или «удача». Он выбрал другой, менее эмоциональный титул. «Имею честь приветствовать тебя, Вейядан. Сегодня здесь много мечей. Как нам оставить их в ножнах?»

«Много преступлений было совершено лэддэд против моего народа. Я расскажу тебе только о двух: вы — чужеземцы и вы — захватчики».

«У нас есть разрешение Сахим-Хана жить в его стране», — возразил Планчет.

«Сахим-Хан ответит за свою продажность перед Теми, Кто Наверху».

«Как и мы все, Вейядан».

Темные глаза Адалы стали жесткими. «Вы направили шпионов оценить нашу землю. Вы вошли в долину, священную для Тех, Кто Наверху. Это святотатство».

«Наш Беседующий не имел намерения богохульствовать», — невозмутимо ответил Планчет. — «Нам нужно место, чтобы жить, где климат не такой суровый. Он слышал, что Долина Голубых Песков была таким местом. Мы никогда не слышали, что она была священна. Мы думали лишь о том, что там мы были бы вдали от вашей пустыни и от ваших городов. Осквернение не входило в наши намерения».

Один из молодых военачальников недоверчиво фыркнул. Вожди вокруг него, хотя явно настроенные так же скептически, сердито посмотрели на него за дурные манеры.

Адала не отводила от Планчета взгляд: «Что сделано, то сделано, и вы должны ответить за это».

«Вейядан, мы должны где-то жить. Это право каждого живого существа — иметь дом».

«У вас были дома, и вы их потеряли. Боги повернулись к вам спиной, лэддэд».

Со своего места позади Планчета, Гитантас с нарастающим раздражением прислушивался к этому обмену репликами. Он ожидал, что предводитель кочевников будет простым неотесанным фанатиком. Эта женщина им не была. В ней была сила, сила, которую распознал даже молодой квалинестиец, но, в то время как Планчет уделял внимание дипломатическим тонкостям, она настойчиво продолжала швырять оскорбления и эпитеты.

Планчет старался убедить Адалу, говоря, что темные силы устроили заговор с целью отобрать у эльфов их родные земли, и они лишь искали возможность взять свою судьбу в свои собственные руки и найти новое убежище. Если какие-то обычаи народа пустыни и были нарушены, он сожалеет об этом, но выживание эльфийской расы требовало энергичных мер.

«А как насчет обычаев ведения войны?» — Спросила Адала, в ее словах внезапно засквозила едва сдерживаемая ярость. — «Обычай, что никто не убивает жен и матерей, детей и стариков, тех, кто не может драться!»

Ход встречи мгновенно изменился. Ненависть исходила от кочевников, словно жар пустыни. Планчет был захвачен врасплох.

После непродуманного, но неопровержимо доказательного драматического поступка Львицы с мертвым песчаным зверем, он выбросил из головы слухи об этой резне. Как и городские жители Кхура, эльфы теперь верили, что если эти смерти и случились, они были работой дикого зверя.

К сожалению, эти кочевники ничего не знали об этом и о возможном участии мерзавца Фитеруса. Они по-прежнему обвиняли в гибели своих семей войска Львицы.

Надеясь, что ее ответ поможет ему сформулировать возражения, Планчет попросил Адалу пояснить свои обвинения.

«Сотни Вейя-Лу были убиты возле входа в Долину Голубых Песков. Там не было воинов, только дети, женщины, старики; каждый был безжалостно лишен жизни. Не просто предан мечу, а разрезан на куски, а затем сожжен!»

«Почему ты думаешь, что мы ответственны за это?» — спросил он.

«Мы обнаружили поблизости следы лошадей лэддэд, армии лэддэд. Солдаты Хана были в городе, а чужеземные солдаты не переходили гор с тех пор, как был повержен красный зверь. Единственными убийцами в том районе были армия лэддэд и их женщина-полководец!»

Гитантас больше не мог сохранять молчание. Прежде чем Планчет заговорил, молодой эльф вспыхнул: «Генерал Кериансерай никого не убивала! Это был песчаный зверь, направляемый волей злого колдуна! Он и меня едва не убил!»

Его вспышка спровоцировала кочевников. Молодые военачальники в прямом смысле слова достали мечи. Встревоженный Планчет успокаивающе поднял руку. За спиной он услышал согласованный скрип натяжения сотни эльфийских луков, все из-за его простого жеста. Если его рука опустится, кочевники умрут.

«Прекратить!» — резко произнес Планчет, поняв свою ошибку.

Адала не менее резко заговорила со своими кочевниками. Мечи нехотя были возвращены в ножны. Тетивы ослаблены. Пристальный взгляд Адалы сверлил Гитантаса.

«Женщина Беседующего привела лэддэд в пустыню», — сказала она. — «Это я знаю. Кто тот колдун, о котором ты говоришь?»

Повинуясь кивку Планчета, Гитантас рассказал ей, что они знали о Фитерусе, что тому платил Хан, что, возможно, тот был эльфом, но, безусловно, преступником, и являлся причиной резни, устроенной одной из его гнусных тварей.

Среди делегации кочевников послышались бормотания. Похоже, Адала что-то взвешивала в голове, нашла ответ, а затем сложила руки на шее своей ослицы.

«Очень хорошо. Планчет из рода лэддэд, передай своему Беседующему следующее: Те, Кто Наверху, научили нас, что милосердие — дар сильного, так что я жалую вам милосердие. Вы можете ступать с миром».

Эльфийские воины были поражены. Планчет и подавно. «Ступать куда, Вейядан?» — спросил он.

«Куда угодно, за пределами Кхура».

«А если мы откажемся?»

Адала, глаза в глаза, пристально посмотрела на своего оппонента. В своем черном платье матроны, женщина Вейя-Лу не походила на преданного телохранителя эльфийского Беседующего, но внутри их сердца были сделаны из одного и того же твердого материала. И оба это знали.

«Тогда будет война. Ужасная война, на полное уничтожение».

Слова Адалы вызвали холодок у всех присутствующих. Мгновением позже, по дюнам скользнул прохладный бриз, принеся тяжелые капли дождя и немало песка.

Члены обеих делегаций заерзали на своих скакунах, наблюдая друг за другом и переговариваясь со своими товарищами. Планчет не двигался. Он сосредоточил свое внимание на Вейядан. Она также не шевелилась, и что-то подсказывало ему, что она еще не закончила. Он был прав.

«В обмен на эту милость», — сказала она, — «вы должны отдать нам убийц наших семей, их обоих. Мы свершим над ними правосудие».

После этих слов Гитантас протолкался вперед. Планчет схватил поводья его лошади, останавливая его довольно близко от кочевников, но Билат, Биндас и Хагат из Микку вклинились между своим предводителем и разъяренным молодым эльфом.

«Наш командир — не убийца!» — прокричал Гитантас. — «Что же до мага, мы тоже хотим заполучить его. Ты не можешь обвинять нас в его преступлениях! Дикари! Вы — те, кто убил лорда Мориллона, не так ли? Какое милосердие вы проявили к нему? Его оставили гнить в пустыне с перерезанным горлом!»

«Молчать!» — Закричал Планчет так громко, как едва ли кто-то когда-либо слышал от него. — «Отправляйся обратно в лагерь! Немедленно!»

Выдернув поводья, Гитантас галопом понесся обратно сквозь ряды эскорта. Он не вернулся в город, как было приказано, а направился галопом прямо через песчаные холмы туда, где наготове со своей армией находилась Львица. Лишь ранение удерживало его от того, чтобы присоединиться к ней в первой точке; теперь же даже это не остановит его.

Адала посмотрела на темное небо. Проявится ли снова ее маита? Поразит ли огонь с небес лэддэд? Или солнце освободится от своего покрывала и засияет на ней, явив справедливость ее дела?

Ничего не произошло. Вместо этого, шквал чуть теплого дождя хлестнул по неподвижным отрядам. Адала плотнее обмотала вуаль вокруг лица и указала обвиняющим перстом на Планчета.

«Это падет на вашу голову!» — Нараспев произнесла она. — «Выбор жизни или смерти, войны или мира, он ваш. Отдайте женщину Беседующего и колдуна лэддэд. У вас есть время до следующего восхода солнца. Если опоздаете, мы — враги!»

Он не ответил, лишь выпрямился в седле под потоками дождя. Адала развернула голову Маленькой Колючки и пустилась рысью прочь. Ее военачальники и вожди гуськом отправились за ней, настороженно следя за эльфами в поисках признаков вероломства.

Дождь усилился. Наконец, Планчет запрокинул голову, чтобы позволить дождю омыть его скорбное лицо.

«Спаси всех нас от истово верующих», — пробормотал он.

Сахим-Хан большими шагами энергично шел по коридорам своей цитадели, пока снаружи завывали горны. Каждая живая душа в Кхури ил Норе находилась в движении, бегая туда-сюда, унося оружие, или продукты, или ценности вглубь крепости. Сахим по мере продвижения раздвигал этот хаос. Даже охваченные страхом перед атакой кочевников, слуги проворно убирались у него с дороги. Во дворе цитадели он нашел генерала Хаккама и принца Шоббата.

«Почему кочевники здесь?» — спросил Сахим.

Хаккам ответил: «Мы не знаем, Могущественный Хан. Городские ворота заперты, а гарнизон собрался на стенах».

Шоббат поднес к губам мягкий кулак и сдержанно покашлял. Его отец грубо приказал ему говорить.

«Могущественный Хан, кочевники явно пришли на войну с лэддэд. Возможно, их науськали торганцы». — Шоббат сделал паузу, принимая глубокомысленный вид. — «Беседующий лэддэд послал к Халкистским горам вооруженный отряд с тайным поручением. Они вторглись на территорию Вейя-Лу, и, говорят, вырезали две тысячи женщин и детей прямо в кроватях».

Хан фыркнул. «Ложь. Были убиты всего лишь две сотни, и, похоже, за это преступление ответственен песчаный зверь». — Он повернулся к своему генералу. — «Хаккам, сколько всадников ты можешь выставить?»

«Пять тысяч по первому приказу, Могущественный Хан. Больше, через какое-то время».

«Собери свои войска. Ты должен отбросить кочевников обратно в пустыню. Как они осмеливаются бряцать оружием перед моим городом! Когда я покончу с ними, они будут считать песчаного зверя кротким домашним любимцем!»

Хаккам поклонился и собирался уйти, когда Шоббат положил отцу руку на плечо, говоря: «Подожди, Могущественный Хан!» Хаккам остановился, а Сахим посмотрел на сына, словно тот потерял рассудок. Шоббат убрал руку, поспешно добавив: «Сир, не спешите! Возможно, эта ужасная ситуация может принести Кхуру большие плоды! Пусть дерутся. Кто бы ни победил, Кхур станет лучше без проигравшего».

Сахим сжал кулак и единственным ударом опрокинул сына на землю.

«Идиот! Болван! Дурак! О чем ты думаешь! Я дал лэддэд свою защиту! Как хорошо будут думать обо мне наши соседи, если я позволю уничтожить эльфов прямо под самыми стенами своей столицы теми, кем, предположительно, я правлю?»

Когда Шоббат упал, всякая активность во дворе и сторожке прекратилась. Все замерли, уставившись на сидевшего на земле с кровоточащими губами принца и его облаченного в пурпур отца, стоявшего над ним словно демон мщения. Мощный голос Сахим-Хана наполнил двор.

«И подумай над этим, бездельник! Если кочевники потерпят поражение, еще больше придут отомстить за них. Если проиграют лэддэд, некому будет больше платить за наш ремонт и твои удовольствия!»

Крайне взбешенный, Хан пнул носком обутой в тапочки ноги Шоббата по ребрам. «Не смей больше давать мне указания! Убирайся с моих глаз!»

Скрючившись от реальной боли, Шоббат поднялся на ноги и выскользнул прочь. Никто, ни Сахим, ни Хаккам, ни остальные, находившиеся во дворе, не увидели быстро промелькнувшее на его лице странное выражение триумфа.

«Ступай, генерал! Возьми своих солдат и отбрось кочевников обратно в пустоши!»

«Немедленно, Могущественный Хан!»

Сахима продолжало трясти от ярости, когда он широким шагом вошел в свои личные покои. Дурацкие слова сына дали выход его страхам, но не стерли их из его головы. Обеспокоенность внезапным появлением пустынных племен так расстроила его, что он не заметил стоящую у стены на стыке двух огромных висящих гобеленов фигуру. Только когда та заговорила, он обернулся, доставая скрывавшийся в просторном облачении короткий меч. Увидев, кто его побеспокоил, он произнес несколько отборных ругательств.

«Такой язык!» — произнес посетитель. — «И из уст короля!»

«Я не в том настроении, чтобы воспринимать твои трюки, Кес», — раздраженно ответил Сахим. Он швырнул меч на мозаичную столешницу и провел пальцами по бороде.

Кес-Амеш была дальней родственницей, членом одного с Сахимом племени, и его личной помощницей. Пока он опускался тяжело в кресло, Кес налила себе чашу его лучшего вина. Она опустила защищавшую лицо от пыли вуаль, чтобы выпить. Давным-давно она потеряла глаз и носила коричневую кожаную повязку поверх пустой глазницы. Ее кожа была смугло-коричневой, как и у многих кочевников, но она имела светлые волосы, пряди которых выбивались из-под головного убора. Она была из так называемых «желтых кхурцев», с побережья самой отдаленной восточной части королевства Сахима.

«Я нашла мага, но не жреца», — доложила Кес. Она осушила чашу и вновь наполнила.

Сахим поручил ей найти Фитеруса и Минока, когда его легион солдат, информаторов и шпионов не смог выполнить эту задачу.

«Где он?»

«Внизу», — ответила она, постучав ногой по каменному полу. Она имела в виду систему пещер, естественных и искусственного происхождения, под городом. Они были расширены дедом Сахима для использования в качестве резервуаров, но вода оказалась соленой и не пригодной для питья. Пустые зловонные пещеры были идеальным убежищем для находившегося в бегах Фитеруса.

«Если ты знаешь, где он, отправляйся за ним».

Кес покачала головой: «В мире не хватит денег, чтобы заставить меня спуститься туда». Когда он сказал, что приказывает ей идти, она сделала то, что больше никто в Кхури-Хане не осмелился бы сделать: рассмеялась. «Я не один из твоих солдат. Ты не можешь мне приказывать».

Сахим сменил тему. «Что насчет Минока?»

«Ни следа. Совсем. Должно быть, он мертв».

«Ты не заработала свою плату», — кисло сказал ей Сахим. — «Я нанял тебя найти обоих и привести их ко мне!»

Она швырнула тяжелый кошель на ковер к его ногам. «Твои деньги. Прощай, кузен. Позовешь меня снова, если что-то понадобится — то есть, если все еще будешь ханом».

Вернув на место вуаль, она направилась к потайной двери позади гобелена. Сахим попросил ее обождать, и она остановилась, держась мускулистой рукой за бахромчатый гобелен.

«Как мне добраться до мага? Я не могу оставить его там внизу беспрепятственно вынашивать планы», — сказал он.

«Ты знаешь наемных убийц. Пошли нескольких».

Смех Сахима был горьким. «Головорезам никогда не справиться с Фитерусом. Мне нужен кто-то получше».

Кес снова опустила свою пылезащитную вуаль. «Есть человек, точнее, не человек. Охотник за головами из лэддэд по имени Робин. Однажды я работала с ним».

«Ну, так приведи его ко мне, немедленно!»

«Тебе будет трудно с ним работать».

«Почему? Он пьяница?»

«Хуже». — Она ухмыльнулась. — «Он честный и верный. Совсем не как ты».

Устав от ее оскорблений, он рявкнул: «Просто приведи его! Я не буду обращать внимание на его честность, если он сможет доставить ко мне Фитеруса».

Она поклонилась и вышла в потайную дверь.

Сахим прислушался к горнам, по-прежнему завывавшим снаружи. Весь дворец сотрясался от марширующих солдат и снующих слуг.

Будь прокляты все чужеземцы! Он кипел. От них столько же зла, как и от тех пустынных дикарей.

В то время как Хана окружало кипящее волнение, Беседующий в одиночестве сидел в своей тихой палатке. Планчет с Хамарамисом отправились по его поручениям. Слуг отпустили к своим семьям.

Гилтас никогда не чувствовал себя таким одиноким. За все годы вдали от Кериансерай, пока она жила и сражалась в лесах, а он играл роль короля-марионетки в Квалиносте, он всегда ощущал ее близость. Их связывало нечто большее, чем любовь, чем телесная близость. Во время ужасного похода в изгнание они неделями находились вдали друг от друга, зная, что каждый из них может быть убит в любой момент, но по-прежнему они были близки. Теперь она ушла, во всех смыслах этого слова. Ушла из его дома, из его города, из его жизни.

Он понимал, что выполнял свой долг, отстраняя ее. Она не имела видения, не имела понимания деликатного опасного пути, по которому они должны ступать, если хотят, чтобы их раса выжила. Ее путь привел бы к полному уничтожению. И все же долг являлся ему слабым утешением.

Было здорово побыть одному. Никто не должен был видеть рыдающим Беседующего с Солнцем и Звездами.

Гитантас принес Львице вести о переговорах. Кочевники потребовали ее и колдуна Фитеруса в качестве своей цены за мир. Собравшиеся воины встретили эти новости градом брани и криками насмешек.

«Похоже на хорошую сделку», — заметила Кериан.

«Командир!» — вскричал Гитантас.

Она пристально уставилась на подвижные дюны и поднятую толпой двигавшихся кочевников пыль. Огромное облако пыли от огромного количества лошадей. «Это была бы честная сделка», — сказала она, — «если бы они это имели в виду».

К сожалению, она была уверена в обратном. Кочевники не проделали бы весь этот путь просто ради мести за резню в лагере. Это было ни чем иным как удобным предлогом, чтобы вбить клин между эльфами и Сахим-Ханом. Кочевники не собирались отказаться от всего ради голов парочки эльфов. Их целью было уничтожить всех эльфов в Кхуре.

Тем не менее, у нее вспыхнула искрой идея. Она была уверена, что ее воины смогут одолеть толпу кочевников, но начатая таким образом война не закончилась бы единственным сражением. Все новые и новые племена присоединятся к битве, пока эльфов не затопит волна фанатиков. Ее мечты об освобождении эльфийской родины будут погребены под ордой неподкованных копыт.

Она оглядела теснившихся вокруг ее лошади офицеров. Самым старослужащим среди них был квалинестиец по имени Рамаканалас. «Принимай командование, Рамак», — сказала Кериан. — «Я отправляюсь к кочевникам».

Раздались крики, а Гитантас схватил ее лошадь за уздцы, чтобы не дать ей ускакать. Она вырвалась и заставила их всех замолчать, обведя жестким взглядом.

«Я отправляюсь. Оставайтесь здесь. Если кочевники двинутся к Кхуриносту, ударьте по ним со всей мощью всеми силами».

«Они убьют тебя!» — воскликнул Гитантас.

Львица наградила его ироничной улыбкой: «Не сегодня».