Глава восемнадцатая Сказочный подарок

— Алексей Николаевич, можно вас на минутку? — услышал я женский голос.

А я уже вышел из отделения и теперь намыливался идти вперед, продолжать трудиться.

Ба, так это же заявительница, которая приходила, по поводу, скажем так, семейного изнасилования…

— Надежда Васильевна, — склонил я голову, изображая легкий поклон. Потом спросил: — Надеюсь, вы ко мне не по поводу вашего мужа?

Подумалось — если она явилась, чтобы отдать-таки заявление, то придется идти в дежурку, и уговоры уже не прокатят.

— С мужем мы уже все решили, — строго сказала она. — Он ничего не понял, обиделся, когда узнал, что я ходила в милицию, сказал, что это его право пользоваться женой и никто его не посадит. А то, что у меня могут быть какие-то причины для отказа — это просто смешно. Ну, раз так, то я решила, что в милицию обращаться не стану и подала на развод. Детей у нас нет, так что, проблем не должно быть.

— Вот и хорошо, что вы приняли решение, — дипломатично сказал я, собираясь пойти дальше.

— Алексей Николаевич, я к вам по делу.

— И по какому? — поинтересовался я, а потом уточнил: — Если по поводу какой-то семейной ссоры, то теперь это не ко мне.

— Я знаю, — хмыкнула женщина. — Я заходила на опорный пункт, но там ваш дяденька — не знаю, какая у него должность, сообщил, что Алексей Николаевич ушел на повышение. Так что, я вас поздравляю.

— Спасибо, — не слишком-то искренне поблагодарил я, потому что уже скреб копытом — мне же идти, а тут отвлекают.

— Алексей Николаевич, тут такое дело, — сказала женщина, словно бы призадумавшись и, не зная, как сформулировать свое предложение. — Я работаю, вернее — работала в одной школе с убитой Верой Антоновой.

— Вот как? — сразу же оживился я. — Вы можете что-то новое сообщить?

— Ничего нового сообщить не могу, — покачала головой Надежда Васильевна. — Нас уже о ней сто раз допрашивали, опрашивали — как у вас это правильно? Мы с ней близкими подругами не были, хотя по возрасту и близко. Она вообще была женщина замкнутая. Кажется, у нее какой-то неудачный роман был, но это так, слухи.

Я выжидательно смотрел на женщину и та, отчего-то смущаясь (про интимную жизнь она смущалась меньше) сказала:

— Ко мне случайно попала папка, в которой лежат какие-то письма. Судя по обращению — они адресованы Вере Петровне.

— Интересно, — протянул я. — Что ж нам на пороге-то стоять, давайте пройдём в кабинет.

Когда мы устроились за столом, Надежда Васильевна продолжила:

— Вера Петровна филолог, а я историк. Летом в моем кабинете крыша протекла из-за дождя, а мне экзамен у десятого класса принимать. Директор распорядилась, чтобы я в кабинете Антоновой принимала. И еще, чтобы она у меня ассистентом была. Экзамены приняли, ведомости я заполнила, мы везде расписались, и я пошла домой. Пришла, в сумку полезла — а там у меня папка для тетрадей. А папка — точь-в-точь, как моя. И дома у меня точно такая же лежит. Я открыла, а там письма Веры Петровны. Думаю — ладно, завтра отдам. А назавтра выясняется, что Антонова в отпуск ушла. У нас отпуска — у кого раньше, у кого позже. Думаю, ничего страшного, полежит пока у меня эта папка, отдам в августе, как с каникул выйдем. А с каникул вышли, а тут такое. Я, по правде говоря, об этой папке и забыла. Вот, возьмите…

Надежда Васильевна полезла в сумку и вытащила из нее зеленую папку для тетрадей. Я взял ее, а потом спросил:

— Надежда Васильевна, если потребуется — вы подтвердите, как к вам попала папка?

— Так уж что теперь делать? — вздохнула учительница истории. — Раз уж я во все это вляпалась — то придется. Еще скажу, — торопливо сказала женщина, — письма я не читала, даже не смотрела, кроме первой страницы. Ну, там где имя и отчество.

— Надежда Васильевна, а никто в этом не сомневается, — улыбнулся я. Потом спросил: — А ведь я вашу фамилию так и не узнал.

— Мякишева моя фамилия.

— Спасибо, — кивнул я, раздумывая, мне ли прямо сейчас направить её к следователю или пускай уж тот вызывает её сам, а я ограничусь рапортом? Решил, что ограничусь рапортом.

— Только давайте мы вместе с вами листочки пересчитаем, чтобы потом недоразумений не возникло. Вот, смотрите, считаем: раз, два…

Надежда внимательно смотрела. По всему было видно, что она — человек основательный в любом деле, что на мужа жаловаться, что письма пересчитывать.

Когда мы закончили формальности, я её отпустил и подумал, сразу ли передавать письма следователю или сначала прочитать самому? Но правильнее сделать так — сообщить Сергею Савину, на чьей территории произошло убийство, о находке, а потом доложить свои соображения на вечернем совещании оперативно-следственной группы, в которую я вошел.

Но вначале следует познакомиться с письмами. Начнем с самого первого. Надеюсь, что они сложены по порядку?


Здравствуйте уважаемая Вера Петровна.

Пишет вам Анатолий. Мы с вами не знакомы. И сразу же скажу — врать не стану, что в этот момент я нахожусь в местах лишения свободы.

Наверное, вы удивлены, получив письмо от незнакомого человека, да еще и из тюрьмы? Понимаю, что женщины, особенно такие как вы — умные и красивые, считают, что в тюрьме сидят только убийцы и насильники.

Поверьте, это не так. В тюрьмах сидят и другие люди, попавшие туда по роковому стечению обстоятельства. Я не стану себя выгораживать — в том, что я совершил, я виновен полностью. Но в тоже время, я не считаю себя виноватым. Понимаю, что в это трудно поверить, но мне бы хотелось, чтобы именно вы, дорогая Вера Петровна, мне поверили.

Не сердитесь на меня за это письмо. У меня остался всего лишь один год до окончания моего срока, но мне бы хотелось, чтобы обо мне знала такая прекрасная женщина, как вы.

Я уже отбыл три четверти своего срока, мне осталось отсидеть еще год. Год — это немного, если знать, что тебя кто-то ждет и любит.

Я не смею надеяться ни на дружбу, ни на ваше ответное письмо, я просто хочу сказать, что вы очень красивая женщина. И не просто красивая, а самая красивая женщина на свете.

И мне всего лишь и нужно, чтобы вам сказать:


За вашу милую улыбку!

И за красивые глаза.

На небе ангелы страдают.

А на земле печалюсь я.


Простите меня за такие неказистые стихи. Зато они написаны от чистого сердца.

Анатолий.


Похоже, Вера Петровна не ответила на это письмо. Но все-таки, она его не выбросила, а аккуратно положила в папочку. А вот и второе письмо.


Здравствуйте уважаемая Вера Петровна. Пишет Анатолий.

Я снова позволил себе потревожить ваш покой. Я не обижаюсь, что вы не ответили на мое письмо, потому что я и не ждал ответа.

Красивые женщины редко обращают внимание на таких, как я, особенно, если им пишут из тюрьмы.

Я все понимаю. И еще раз меня простите, что потревожил вас. Для меня написать вам письмо — уже радость, потому что когда я его пишу, то вижу и вас, и вашу улыбку.

Мне сказали, что вы похожи на итальянскую актрису. Я теперь представляю эту актрису и вижу вас.

Просто, у меня в этом мире никого нет. Когда-то была жена, но, когда я попал в тюрьму, она ушла от меня. Я не осуждаю ее. Женщина не должна страдать из-за того, что ее муж оказался за решеткой, пусть и не по своей воле. У меня оставалась мама, которая меня ждала, но не так давно она умерла. Теперь, когда меня уже никто не ждет, мне остается только мечтать. А я мечтаю о такой женщине, как вы. Самой красивой и самой верной. Которая поможет пережить все трудности.

Я знаю, что вы мне не ответите. А я и не жду ответа.

Мне просто хочется вам сказать о том, что вы самая прекрасная женщина в мире.

Как сказал когда-то поэт Сергей Есенин:


Я б навеки пошел за тобой

Хоть в свои, хоть в чужие дали…

В первый раз я запел про любовь,

В первый раз отрекаюсь скандалить.


С любовью к вам Анатолий. Я мечтаю о том, чтобы хотя бы мысленно сказать так: «Ваш Анатолий»


Третье письмо, судя по всему, уже было ответом на письмо Веры Петровны.


Уважаемая Вера Петровна. Дорогая Вера!

Я даже не могу пересказать своими словами, как я рад тому, что вы написали мне ответ!

Даже если вы не напишете мне больше ни одного письма, то этот лист бумаги, на котором остались бесценные для меня строчки, станет для меня тем талисманом, который сохранит во мне мечту о любви! Ваше письмо сохранит мне веру в добрых и верных людей. Видите, как ваше имя подходит к тому, что сейчас чувствую? Вера и Верность!

Я положил ваше письмо в карман, рядом с сердцем, и ваши строчки согревают мою измученную душу, потому что теперь я знаю, что на свете существуют женщины, подобные вам.

Вы спрашиваете меня — почему я считаю себя виновным, но не виноватым?

Все очень просто. Я получил срок и признал свою вину, потому что я совершил преступление против закона. Но я не совершил ничего плохого против совести.

Я вижу, что вы именно та женщина, которой я мог бы довериться.

Я получил срок — четыре года лишения свободы за хулиганство, потому что я избил двух человек. И это правда. Я их избил. Но я не мог поступить иначе.

Я могу рассказать тебе, как было дело. Однажды я шел вечером по городу и вдруг увидел, как два пьяных негодяя пристают к девушке. Я не мог пройти мимо. Сделал им замечание, а потом у нас завязалась драка.

Пока мы дрались, девушка убежала. А потом приехала милиция, и нас всех забрали в отделение. Они были пьяными, а я нет, и я думал, что правда на моей стороне. Думал, что отыщется девушка, за которую я заступился. Но один из пьяных мерзавцев оказался сыном прокурора, а его друг — сыном заведующего магазином. Конечно же, они заявили, что я первым напал на них. Им было больше доверия, чем мне — простому рабочему парню.

А потом отыскалась и девушка. И эта девушка на допросе сказала, что молодые люди — это ее друзья, они шли из кино, а я был пьяным и первым напал на них. Не сомневаюсь, что этой девушке угрожали, поэтому я ее не осуждаю.

Но я не жалею о том, что я совершил. Если бы я прошел мимо, то перестал бы себя уважать как мужчину, что должен вступиться за слабую женщину. Если бы меня сегодня спросили — если бы вернуть все обратно, как бы я поступил? Я бы сделал все тоже самое. Пусть я опять попал бы в тюрьму, но честь превыше всего.

Милая Вера. Что нужно человеку, чтобы чувствовать себя счастливым? Это очень сложный вопрос, так как каждый понимает счастье по — своему. Но пока мне хватает для счастья и скупых строчек твоего письма.


Я могу тебя очень ждать,

Долго-долго и верно-верно,

И ночами могу не спать

Год, и два, и всю жизнь, наверно!

Пусть листочки календаря

Облетят, как листва у сада,

Только знать бы, что все не зря,

Что тебе это вправду надо!

Я могу за тобой идти

По чащобам и перелазам,

По пескам, без дорог почти,

По горам, по любому пути,

Где и черт не бывал ни разу!

Все пройду, никого не коря,

Одолею любые тревоги,

Только знать бы, что все не зря,

Что потом не предашь в дороге.

Я могу для тебя отдать

Все, что есть у меня и будет.

Я могу за тебя принять

Горечь злейших на свете судеб.

Буду счастьем считать, даря

Целый мир тебе ежечасно.

Только знать бы, что все не зря,

Что люблю тебя не напрасно![22]


Твой Анатолий.


Четвертое письмо.


Милая и дорогая Вера.

В прошлом письме я говорил о счастье. О том, что счастье для меня в том, чтобы читать твои строчки, целовать бумагу, к которой прикасались твои нежные ручки.

Но мне теперь этого мало. Для меня счастье — это быть рядом с тобой, слышать твой голос, держать тебя за руку.

Я сейчас сижу в тюрьме, а днем нас водят на работу. Не буду писать подробности, но ты сама понимаешь, что эта работа тяжелая и она не доставляет мне радости. Эта работа дана мне в наказание за то преступление, которого я не совершал, но за которое я вынужден отбывать наказание. Но я никогда не боялся никакой работы. Главное, чтобы эта работа была на пользу моей семье.

Я понимаю, что моя бывшая жена не зря ушла от меня. Наверное, если бы она меня по-настоящему любила, то она бы меня дождалась. Я не стану ее осуждать. Но мне бы очень хотелось, когда я выйду на волю, найти единственную женщину, которая меня будет любить, с которой можно родить ребенка и которая мне будет верна.


Семья — это замок, уют и покой,

Тепло половинки для сердца родной,

Смех деток, забота, любовь, доброта,

Семья — это дом, где смеется душа!


Пятое-шестое и седьмое письма были похожи на четвертое. Рассуждения о счастье, о семье. О том, что семья для человека — самая главная ценность. И, разумеется, Анатолий опять говорил о том, насколько красива Вера что ее письма греют душу, что от них хочется жить и любить, что она самая лучшая. В письмах не было сказано — как он нашел эту женщину, откуда взял ее адрес? Возможно, Вера Петровна и задавала эти вопросы, но «сиделец» их игнорировал.

В восьмом письме Анатолий уже говорил не об абстрактной женщине, с которой он хочет создать семью, а именно о ней, о Вере.


Милая Вера. Мне кажется, что именно ты и есть такая женщина, с которой я смогу начать все заново. А самое главное — создать семью. Твои дети станут очень красивыми, потому что будут похожи на свою маму.


В десятом письме Анатолий уже признается Вере в большой и светлой любви и делает ей предложение.

Видимо, молодая женщина не сразу дала согласие, потому что одиннадцатое и двенадцатое письма опять зовут ее в ЗАГС.


Я считаю, что залогом крепких семейных отношений является «Свидетельство о браке», заключенном между супругами и обручальное кольцо, которое жена носит на своем безымянном пальчике.


В этом же письме любопытное сравнение:


Есть старая сказка — или предание, в котором говорится, когда-то мужчина и женщина были единым существом, пока боги не разрубили его пополам. С тех пор каждый на земле ищет свою половинку, и, только когда находит, становится счастливым. Кольцо на твоем пальчике и привяжет твою половинку к моей.


Ты далеко, от этого так грустно,

Хочу тебя увидеть я скорей!

В душе моей так холодно и пусто,

И лишь рядом с тобой станет теплей!

К твоим губам хочу я прикоснуться

И неустанно, сладко целовать,

Хочу, обняв всем сердцем улыбнуться,

И больше никогда не отпускать!


Непонятно, дала ли Вера Петровна согласие на то, чтобы отдать свою руку и сердце, но Анатолий уже строит планы на будущее и строго спрашивает свою будущую жену о ее вредных привычках:


Когда мы поженимся, я сразу же устроюсь на работу. Я знаю много профессий, но до того, как попасть за решетку, я несколько лет ходил в моря, даже бывал за границей. Я даже почти дослужился до третьего помощника капитана. Конечно, после тюрьмы мне не стоит даже мечтать о загранках, но я смогу устроиться на речные суда. Но так даже лучше. Если я стал бы ходить заграницу, то мне пришлось бы надолго разлучаться со своей любимой женой и своими детьми. А если я буду работать речном судне, то смогу чаще видеть свою семью.

На судах платят неплохие деньги и я смогу содержать свою семью. И что ты, моя любимая, поменьше работала. Я знаю, что работать учительницей очень трудно. И хотя ты говоришь, что работа тебе не в тягость, но все равно — я очень переживаю из-за тебя. Ведь ты теперь мой самый родной человек. Я готов работать вначале простым матросом, а со временем опять стану помощником капитана.

Милая Вера, я готов принять тебя любой. Но скажи мне — ты куришь или нет? Врачи говорят, что курение матери вредно сказывается на детях. Сам я курю, но как только мы с тобой поженимся, то обязательно брошу. В тюрьме я не могу бросить курить, потому что здесь все курят. Я хочу, чтобы наши дети росли здоровыми. Если ты куришь, то мы будем бросать вместе. Мы будем поддерживать друг друга.


В пятнадцатом письме Анатолий выражает искреннюю радость, что Вера не курит, не пьет, что у нее нет вредных привычек.


Милая Вера, я очень рад, что мне достанется такое бесценное сокровище, как ты! Я рад, что мать моих будущих детей не курит, и не пьет. Но скажу тебе, что если бы ты и курила, то мне было бы все равно. Я тебя люблю такой, какой ты есть!

Я знаю, что ты станешь мне верной женой и хорошей, заботливой мамой для нашего будущего ребёнка.


Прочитав последнее — двадцатое по счету письмо, в котором Анатолий сообщал, что в июне он выйдет на свободу.

И что тут сказать? Здесь даже не манипуляция, а умелое психокодирование. Заключенный нашел женщину, у которой не сложилась личная жизнь, но которая мечтает о муже и ребенке. И вот, пожалуйста. Цикл писем — и у Веры складывается впечатление, что она любима, что у нее впереди самое светлое будущее, что ее мечты сбудутся. А то, что ее избранник сидел в тюрьме, ее не смущает. Тем более, что он попал туда случайно. Да он просто герой — вступился за честь девушки. И вот, он даже не жалеет о своем сроке.

В воображении Веры Петровны сложился образ честного (он же не отрицает, что сидит в тюрьме), благородного (вступился за незнакомую девушку), работящего (не боится и хочет работать), а еще — очень заботливого и нежного.

Что ж… Отбросив в сторону эмоции, можно сказать, что убитая женщина стала жертвой опытного преступника, который использует доверчивых женщин в своих целях. И этот матерый преступник упоминает, что он «ходил в моря». Значит, морские узлы вязать умеет. То есть он вполне может быть убийцей учительницы. Только вот что у них там произошло? Ведь эпистолярная эпопея заводилась явно не для того, чтобы сразу порешить жертву. Она должна была, скорей всего, по замыслу Дон Жуана, представить и стол, и дом, как говорится. На ней предполагалось долго паразитировать, но что-то помешало. Вообще получается, что этот Анатолий — фигура очень интересная.

Одна беда, что кроме имени, мы так ничего и не узнали. Ну почему Вера Петровна не сохранила конверты? Там бы и имя с фамилией, и адрес тюрьмы. Зацепиться-то не за что. Или…? Что-то такое мелькало.

Я снова полистал письма и в предпоследнем нашел: «А из города имени Всесоюзного старосты ехать не близко». Всесоюзный староста — Михаил Иванович Калинин. Вряд ли Калининград. Скорее всего Калинин или Калининская область. А тамошние зоны мы знаем. Конечно, Анатолиев, откинувшихся с кичи, может оказаться много, но не чрезмерно.

Загрузка...