Глава 3. Линц

Сергея словно ударили по голове. Тело обмякло, стало чужим. Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Дохнуло жаром, над ним раскрылась дверь преисподней. Об закричал, если бы мог. Но тело не слушалось, оставалось либо надеяться, что он всё-таки не сгорит, а если не суждено иного, так чтобы это произошло поскорее. Наверно, его молитвы были услышаны, ибо жар стал спадать. Чувство времени было утрачено, он просто ждал, просто надеялся.

Постепенно сознание прояснилось, и он стал ощущать бодрящую прохладу. Ещё усилие – и он открыл глаза.

Над ним кто-то склонился. Но всё плывёт перед глазами, поэтому лица он не узнаёт. Чувствует, что его пытаются приподнять. Кажется, берут под мышки и куда-то тащат. И вот он уже лежит на чём-то жёстким.

Возвращение оказалось более тяжким. Но, главное, что вернулся. Несмотря на ломоту во всём теле, несмотря на жажду и сильное головокружение, несмотря на то, что всё плывёт перед глазами – Сергей счастлив. Сделал.

Резкий, мерзкий и отвратительный запах ударяет в нос. Сергей вздрагивает всем телом и пытается отшатнуться, отдалиться от источника этого запаха. Это ему удаётся, и в ту же секунду возвращается зрение.

Напротив него круглолицый мужчина с шикарными усами, в пальто, с завязанным на шее шарфом. В вытянутой руке он держит ватку. Она в десяти сантиметрах от Сергея.

– Er ist aufgewacht!

Рядом с круглолицым держателем ватки стоит худощавый мужчина в форме австрийского железнодорожника. Чуть дальше – полицейский с какой-то бумагой в руке смотрит попеременно то на него, то на бумагу, которую держит в руках.

Сергей осознаёт, что лежит на лавке в зале ожидания вокзала.

Он вздрагивает от осознания произошедшей катастрофы. Связь разорвалась. Он теперь – невозвращенец. Остался в далёком 1905 году. Нет, теперь уже не далёком, теперь 1905 год – его.

Чем выше заберёшься, тем больнее падать. То состояние счастья, которое он испытывал несколько секунд назад, вывернулось наизнанку и отбросило его на дно глубокой пропасти.

– Verstehst du deutsch?

(Ты понимаешь немецкий?)

Сергей кивнул – понимает – и попытался встать. Нет, даже не встать, а просто перебраться из лежачего положения в сидячее. Не удавалось, но те двое, что стояли подле него, бросились помогать.

– Kannst du aufstehen?

(Ты можешь встать?)

Сергей попытался встать, но не получилось. Тело было словно чужим. А если бы и встал, то не смог бы устоять на месте, голова кружилась, его тошнило.

– Wohin f;hrst du?

Куда он едет? Сергей несколько секунд размышляет. Вспоминает то, чему его учили. Запасной вариант. Ему нужно в Вену. Там нужно будет встретиться…

– Ich muss nach Wien. Ich werde mich bald besser f;hlen.

(мне нужно в Вену. Мне скоро станет лучше)

Он еле говорит. Словам, что скоро ему станет лучше, никто, похоже, не верит.

– Er muss ins Krankenhaus gebracht werden.

Нет, в больницу ему нельзя. Ему нужно как можно скорее исчезнуть из Линца. Но как это сделать, если ноги не держат? Во чтобы не стало убедить окружающих, что через пол часа он будет в порядке. И Сергей повторяет:

– Ich muss nach Wien.

Они обсуждают его слова с удивлением. Появляется ещё один человек, богатырского телосложения и такой же усатый, как и эти трое.

Круглолицей разговаривает с подошедшим, и просят его объяснить, что…

Сергей не разбирает слов. Богатырь наклоняется над ним:

– Mus;te j;t do nemocnice. Poslouchejte zdravotn;ka.

Послушайте здоровника? Что это. На каком языке говорит этот богатырь?

Ещё несколько фраз, Сергей их не понимает. Богатырь удивляется и в ту же секунду до Сергея доходит – с ним пытаются говорить по-чешски.

– Er versteht nicht, was ich sage. Bist du sicher, dass er ein Tscheche ist?

(Он не понимает, что я говорю. Вы уверены, что он – чех?)

Полицейский демонстрирует лист, который держал в руках и аккуратно складывает его вчетверо. И только тут Сергей замечает свой бумажник в руках у полицейского. Бумага, которую тот изучал – паспорт.

Ситуация резко усложняется. Без паспорта, без бумажника ему до Вены добраться не просто будет. Потребовать бумажник назад. Но что делать с этим богатырём, говорящим по-чешски?

Решение приходит сразу. Сергей делает вид, что теряет сознание. Ему снова суют ватку с нашатырём под нос. Он открывает глаза и шепчет услышанное и запомненное слово:

– Здоровник….

Его берут под руки и тащат к выходу. Зачем?

Сергея сажают в карету. С одной стороны садится доктор или фельдшер – кто разберёт, с другой – полицейский. Богатырь оказался кучером.

Дорогой Сергею стало чуть лучше. Сергей стал составлять план действий.

В больнице остаться до утра. По приезду спросить плату, и – из экономии – попросить ничего не делать. Всё равно медицина 1905 года ломаного гроша не стоит. Почему он говорит по-немецки лучше, чем по-чешски? Он много лет работал в Баварии. Кто будет проверять? Утром уехать в Вену.

Из кареты он вышел почти что сам, хотя его и поддерживали с двух сторон.

Сергей ожидал увидеть убогое здание, более напоминающее сарай, и был удивлён тем, что его подвезли к красивому двухэтажному зданию. Парадный вход охраняли два каменных льва, посаженные на невысокие пьедесталы. Надо львами висели электрические фонари.

Через просторный вестибюль Сергея провели в один из кабинетов и велели подождать. Появилась немолодая медсестра, помогла снять пальто. Сергей попросил воды. Сестра, кажется, была удивлена, с какой жадностью Сергей выпил воду, наполнила ему ещё стакан. Сергей попытался расспросить про оплату, и был удивлён, что сестра отказалась говорить ему об этом. Сергей вяло похлопал себя по кармам, и «обнаружив», что бумажника в них нет, спросил у сестры – где полицейский, который привёз его сюда? Бумажник с деньгами и документами, кажется, у него.

Сестра просила не беспокоиться и отвечала, что полицейский оформляет его доставку.

Сергея это успокоило. Утром можно будет спокойно уйти. До утра он надеялся прийти в норму.

Теперь он смотрел на мир, в который забросила его судьба, иначе. Ему предстоит жить в этом мире, среди этих людей, пройти вместе с ними через войны и революции двадцатого века, стать свидетелем, а может и участником многих событий, о которых он лишь слышал. Но прежде ему предстоит попасть на родину, найти там людей, которым бы он мог объяснить произошедшее с ним, которые бы ему поверили.

Доктор появился через пол часа. Лицо его украшала маленькая бородка, на носу прочно держалось настоящее пенсне. Проверил пульс и заставил раскрыть рот. Вопросами Сергея он не утруждал. Попросил положить ногу на ногу и постукал специальным молоточком под коленом – проверял нервы. Попросил встать и вытянуть вперёд руки. Сергей встать сумел, но когда вытягивал руки вперёд, закачался. Доктор с проворством подхватил его и усадил опять на кушетку. Сергей пытался рассказать, что такие случаи с ним бывали, что нескольких часов хватало, чтобы вернуться в норму, но доктор прервал его – расскажите, когда спрошу. Наконец, окончив осмотр, он повернулся к Сергею:

– Вы понимаете по-немецки, господин Кубейка?

– Конечно! – Сергея поразило то, что этот вопрос ему задают уже после того, как он успел сказать несколько фраз.

– Похоже, что у вас сильное обезвоживание на фоне острой сердечной недостаточности. Вы сейчас воду пили?

– Да! Два стакана.

– Стало легче?

– Да! Я сразу почувствовал!

– Отлично, это подтверждает мой диагноз. Вам нужно серьёзно заняться своим здоровьем.

– Господин доктор, вы позволите мне утром уехать?

Врач пожал плечами.

– Вы не хотите лечиться у нас?

– Я бы хотел дома. Дома стены помогают.

Конечно, гиблое дело переводить пословицу дословно, но Сергей не собирался впечатлять доктора.

– Хорошо, я дам вам микстуру, сестра принесёт вам воды с лекарством. Утром выпьете ещё микстуры и отпустим – если вы, конечно, будете настаивать. Сейчас вас определят в палату…

– Самую простую, – тут же вставил Сергей. Кто знает, во сколько обойдётся ему эта ночёвка?

Доктор удивлённо посмотрел на него, но ничего не сказал.

Прошёл целый час, прежде чем он забрался под тонкое одеяло в палате на восемь коек. Пережитое за день – перемещение во времени, убийство, провал возврата, микстуры – вымотали его настолько, что он мгновенно уснул.

Загрузка...