Убийца пришёл первым

Собственно, вся эта история началась в тот день, когда мне в голову пришла мысль провести Рождество в дружеской компании. А ещё точнее, началась она с утреннего звонка Линды, потому что именно она подкинула мне эту идею.

— Привет, Себастьен! — прозвучал в трубке её мягкий и, как всегда, жизнерадостный голос. — Я тебя не разбудила, надеюсь?

— Нисколько, — соврал я; точнее, почти соврал, потому что уже несколько минут как проснулся, но сон пока не отпускал, да и вылезать из тёплой постели не хотелось. — Откуда ты звонишь на этот раз?

— Ни за что не поверишь — из Парижа! — весело рассмеялась она. — И более того, я сейчас не одна — в соседнем номере отсыпается Мануэла, если ты её ещё не забыл. На нас нежданно-негаданно свалилось три недели отпуска, и наконец-то мы с ней сможем отпраздновать Рождество по-человечески, а не в очередном отеле Лос-Анджелеса или Рио. Знаешь, с этими бесконечными поездками я уже начала забывать, что такое настоящее французское Рождество…

— Ничего, быстро вспомнишь. В отличие от Лос-Анджелеса у нас тут холодает с каждым днём. Как раз на Рождество обещают снег и морозы, чтобы всё было по-настоящему, не хватает только Санта-Клауса…

— Подожди, будет и Санта-Клаус! — смешливо фыркнула Линда. — Нет, серьёзно, я так соскучилась по Парижу, и по своим друзьям тоже… (Мне очень зримо представилось, как она при этих словах, по своему обыкновению, лукаво морщит нос.) Как там Лали?

— Лали? — я покосился на свою дорогую жёнушку, сладко посапывающую у меня под боком. — Спит, и из пушки её не разбудишь. Даже звонка твоего не слышала.

— Ещё бы, она у нас всегда была соней! Вспомни, как мы вечно ждали её к завтраку, а она постоянно опаздывала, потому что ей страх как не хотелось вылезать из постельки…

— Ну да, а потом по часу сидела в ванной и наводила красоту, — со смехом подхватил я. — Могу тебя заверить, Лали нисколько не изменилась за эти годы, наверное, потому-то я по-прежнему и люблю её..

— Кто это нисколько не изменился? — неожиданно в полудрёме проворчала моя жена, приоткрывая один глаз. — С кем ты треплешься с утра пораньше, Себастьен?

— Это Линда, — прошептал я, прикрывая трубку рукой. — Она в Париже.

И, пока не до конца проснувшаяся Лали переваривала эту информацию, мы с Линдой пустились в воспоминания о тех счастливых — и таких далёких теперь — днях, когда мы учились в университете и снимали в складчину огромный старый дом на окраине Парижа — один на всю нашу компанию. Компания была немаленькая, объединяла её музыка — мы играли в университетской рок-группе, и тогда же я, кстати, познакомился со своей будущей женой; а Линда, очаровательная белокурая австралийка, хотя и не была студенткой — как раз тогда она начинала свою карьеру фотомодели, — зато являлась верной поклонницей нашего творчества, и хорошей подругой к тому же.

С тех пор прошло пять лет; университет остался позади, рок-группа благополучно почила в бозе, и все мы разъехались кто куда. Время от времени мы с Лали виделись то с одним, то с другим членом нашей компании, с Линдой же все эти годы мы общались только по телефону — карьера её круто пошла в гору, и во Франции она появлялась лишь наездами. Учитывая то, что звонила она преимущественно из тех мест, о которых я до этого и слыхом не слыхивал, долгих разговоров у нас не получалось; ну а теперь Линда, сентиментальная по натуре (качество, надо заметить, редкое для фотомодели), конечно же, не могла отказать себе в удовольствии наговориться всласть.

Лали периодически толкала меня в бок, пытаясь завладеть телефоном, но делала она это достаточно вяло. Впрочем, я знал, что недолго смогу её игнорировать — стоит только моей жене окончательно стряхнуть с себя остатки сна; чего-чего, а темперамента Лали было не занимать.

— А хорошо бы собраться всем вместе, как прежде, — мечтательно протянула тем временем Линда. — Скажи-ка, сколько лет ты не видел остальных?

— Хм… Дай подумать… — я наморщил лоб. — Жозе и Бенедикт я видел ещё в этом году, весной… правда, по отдельности, у них тогда как раз не всё было ладно… К Николя и Элен мы ездили в Австралию, кажется, года два назад… Оливье… Дай Бог памяти, когда же я в последний раз видел Оливье?

— Ну, вот видишь! Ох, Себастьен, я так скучаю по тем временам, когда мы жили все вместе, обедали у Альфредо — весёлые, беспечные… и развлекались на полную катушку… А сколько мы всего пережили вместе!..

Тут-то меня и потянуло за язык.

— Послушай, Линда, а что, если и вправду тряхнуть стариной? Уж поверь мне, я скучаю по нашей банде не меньше тебя, а тут к тому же подворачивается неплохой повод — до Рождества ещё две недели, и вполне можно попытаться собрать всю нашу компанию. Приедете вы с Мануэлой, Жозе и Бенедикт тоже, наверное… если они ещё окончательно не разбежались… Ну и, конечно, постараюсь вытащить в Париж Николя с Элен, лишь бы у них пока не было собственных планов. Встретимся почти в полном составе.

— Вот здорово будет, если получится! — совсем развеселилась Линда. — Давай, Себастьен, постарайся, а то меня в последнее время совсем замучила ностальгия, да и Мануэлу тоже…

Ответить я не успел — окончательно проснувшаяся Лали с такой энергией затеребила меня за локоть, требуя телефон, что я успел только пробормотать:

— Извини, но моя жёнушка наконец-то восстала ото сна и теперь страстно желает с тобой пообщаться…

В следующее мгновение Лали крепко вцепилась в трубку тонкой смуглой рукой и радостно завопила:

— Линда, привет! Как поживаешь?

Я только покачал головой — моя любимая всегда отличалась излишней экспрессивностью — и принялся выбираться из постели. Судя по радостному щебетанию Лали, беседа грозила затянуться, а это означало, что нужно отправляться на кухню и готовить завтрак; впрочем, мне к этому было не привыкать, особенно в выходные, как сегодня, когда моя жена с чистой совестью позволяла себе отоспаться за всю рабочую неделю.

Спустившись вниз, я забрал с крыльца свежие газеты, молоко и круассаны, а затем не спеша занялся приготовлением кофе. Лали появилась в дверях кухни как раз в тот момент, когда я уже разливал его по чашкам.

— О, Себастьен, милый, ты уже приготовил завтрак, — проговорила она с напускным смирением. — Извини, я несколько заболталась… Ты же сам знаешь, когда Линда звонит с каких-нибудь Багам, много не наговоришь.

Вместо ответа я поцеловал её и легонько подтолкнул к столу:

— Усаживайся, любимая, и пользуйся безграничной добротой своего мужа, который не заставляет тебя постоянно торчать у плиты.

— От такого мужа я бы ушла через неделю, — безапелляционно заявила Лали, тут же пододвигая к себе тарелку с круассанами; что-что, а поесть она любила, причём это странным образом никак не отражалось на её фигуре. — Но ты же у меня самый лучший, правда?

— Несомненно. Расскажи лучше, как там Линда, а то ты так и не дала мне с ней толком поговорить. Они с Мануэлой собираются нас навестить?

— Кстати о навестить, — заметила Лали, с аппетитом уминая свежий круассан. — Неплохая, по-моему, идея — встретить Рождество всем вместе. Пошумим, вспомним молодость… Вы с Линдой это здорово придумали. Только знаешь что… мне кажется, надо ещё пригласить Джоанну.

Ох ты, чёрт возьми, действительно, как я мог забыть про Джоанну! Когда-то она тоже училась вместе с нами, и это были, пожалуй, самые весёлые времена — наша американская подруга представляла собой торнадо в миниатюре, и в её присутствии всё просто переворачивалось с ног на голову. А потом что-то не сложилось у неё дома — какие-то проблемы с больной матерью, кажется, — и Джоанне пришлось уехать обратно в Штаты. Как же мы по ней скучали тогда!

— Между прочим, именно она познакомила нас с тобой, — напомнила Лали. — И всем остальным, я думаю, тоже будет приятно её увидеть, нашу сумасшедшую американку.

— Ничего не имею против Джоанны, она мне самому всегда нравилась. Правда, я понятия не имею, как с ней связаться — знаю только, что она живёт в Техасе, а это не самый маленький штат.

— У меня где-то был её телефон, — Лали задумчиво подняла глаза к потолку, припоминая. — Да-да, где-то я его записывала… Надеюсь, что Джоанне не пришло в голову сменить номер… А ты позвони Николя в Австралию, хорошо?

Как и всегда, берясь за какое-нибудь дело, моя жена развила бурную деятельность. Сперва она, даже не допив кофе, минут сорок рылась во всех шкафах и тумбочках, отыскивая свою записную книжку четырёхлетней давности, потом ещё полчаса названивала в Штаты, кляня все телефонные компании мира, вместе взятые — до тех пор, пока я ей не напомнил, что в Техасе сейчас глубокая ночь, и было бы невежливо будить Джоанну в такое время даже ради того, чтобы пригласить её на Рождество.

С Николя и Элен всё оказалось гораздо проще, благо в Сиднее как раз наступал вечер, и с первой же попытки мне удалось застать их дома. В двух словах я обрисовал своему старому другу перспективы на предстоящий праздник, в ответ он удивлённо хмыкнул, а потом как ни в чём не бывало сказал, что охотно принимает моё приглашение.

— Ты избавил нас с Элен от трудной проблемы — как провести нынешнее Рождество, — заявил он с наигранной серьёзностью. — А поскольку я буквально на днях получил солидный гонорар в одном издательстве, то мы вполне можем позволить себе прокатиться до Парижа и обратно.

— Вот за что я тебя люблю, Нико — за то, что ты легко и быстро принимаешь важнейшие решения, — сыронизировал я, но он в ответ лишь рассмеялся:

— Брось, Себ, тоже мне — важнейшее решение! Ваша с Линдой идея великолепна, и я сам чертовски соскучился по нашим друзьям, так что через две недели жди нас с Элен в гости. И уж постарайся как-нибудь выцарапать всех остальных!

Жозе я позвонил в последнюю очередь, так как с ним связаться было легче всего. Однако там меня ожидал сюрприз — трубку взяла Бенедикт, и это означало, что всё-таки у них опять что-то налаживается. Так оно и вышло — Бене, не скрывая радости, сразу же заявила, что у них с Жозе всё хорошо, лучше просто не бывает, более того, дело, похоже, наконец-то идёт к свадьбе и что они оба, несомненно, с удовольствием посетят нас с Лали на Рождество. Я же в ответ искренне пожелал ей счастья — Бенедикт славная девчонка, и на месте Жозе я бы не валял дурака столько времени.

Под вечер моя неутомимая Лали всё-таки вызвонила Джоанну, и они с энтузиазмом принялись обсуждать все подряд события, случившиеся за последние пять лет, а я с ужасом думал о том, сколько нулей окажется на телефонном счёте, который нам пришлют за этот разговор. Однако, к моему удивлению, Лали оказалась умницей и уложилась всего в пятнадцать минут, получив при этом от Джоанны согласие навестить Париж на Рождество и вспомнить молодость.

— Итак, обзвонили всех, остался только Оливье, — подвёл я итог. — Но искать его — дело безнадёжное, он сейчас, скорее всего, где-то на гастролях… Чертяка, единственный из нас стал профи-музыкантом!

— А ты ему, конечно, завидуешь, бедный мой Себастьен, — подколола меня Лали. — Не получилось из тебя бас-гитариста, а из меня — жены музыканта… Бог с ним, с Оливье, нас и так уже набирается девять человек — как в старые добрые времена, правда? Теперь я просто умру от нетерпения, ожидая, когда наконец-то наступит это Рождество!

Но в конечном счёте наша компания пополнилась ещё двоими. Одним из них всё-таки оказался не кто иной, как Оливье, который нежданно-негаданно прилетел из Лондона и — как чувствовал! — решил позвонить старому другу. У их группы только что закончились очередные гастроли, после Нового Года они собирались отправиться в турне по Северной Америке, а пока что все наслаждались заслуженным отдыхом… Словом, рождественские каникулы Оливье пришлись как нельзя кстати — наконец-то мы сможем повидаться с нашим неуловимым приятелем!

А вот второй… Я даже не предполагал, что буквально за несколько дней до праздника встречу его в одном из баров, тем более что в своё время мы вычеркнули этого человека из своей жизни и поклялись больше никогда о нём не вспоминать. Но именно с ним я столкнулся нос к носу, когда заскочил пропустить рюмочку после работы.

С ним — то есть с Кристианом.

Я узнал его сразу, несмотря на то, что за эти годы наш бывший ударник здорово изменился, причём не в лучшую сторону. Тот самый парень, который когда-то мечтал о мировой славе, сейчас больше всего походил на клошара — небритый, в мятой одежде не первой свежести, на лице — явные следы запоев. Вид его вызывал лишь жалость.

Хотя Кристиан тоже заметил меня, первым заговорить он так и не решился — до тех пор, пока я сам не подошёл к нему. Как бы там ни было, раньше он был нашим другом, и я не мог вот так вот просто встать и уйти, сделав вид, что не заметил его.

— Привет, Себ, — вяло сказал Кристиан. — Не ожидал?

— Честно говоря, нет, — я взобрался на соседнюю табуретку и заказал два мартини. — Извини, конечно, за прямоту, но я думал, что тебя уж и в живых-то нет — так тебя тогда понесло…

— Да нет, ползаю пока, как видишь, — криво усмехнулся он и одним махом опрокинул в себя рюмку, будто там находилась вода. — Остальные-то как поживают?

— Да нормально, в общем-то… — пожал я плечами и, чувствуя какую-то неловкость, добавил:-Жаль, что всё так вышло тогда, шесть лет назад…

— Чего там, — махнул он рукой. — Сам виноват…

Мы выпили по рюмке, потом ещё по одной. Разговор долго не клеился, а потом вдруг Кристиана прорвало. Нет, он не жаловался на жизнь — просто исповедовался мне; рассказывал, как по утрам подрабатывает на рынке грузчиком, а после обеда безвылазно сидит в каком-нибудь из окрестных баров. Наркотики? Нет, он не колется сейчас, только покуривает… иногда… и не более того. И до сих пор клянёт себя за то, что тогда, шесть лет назад, ему не хватило смелости в нужный момент.

В общем, сам не знаю, что на меня повлияло тогда — то ли сбивчивые признания Кристиана, то ли изрядная доза мартини, — только я решил вдруг и его пригласить на Рождество. В конце концов, когда-то мы с ним играли в одной группе и делили одну комнату в общежитии, неужели сейчас он не заслуживает того, чтобы встретить праздник в компании друзей?!

— Там будут все? — спросил Кристиан. — И… Джоанна тоже?

…Ну конечно, ведь у них была любовь, да ещё какая! Титул самой сумасшедшей парочки во всём университете прочно закрепился за ними, всё было весело и прекрасно, а потом… Потом Кристиан собственными руками пустил всё под откос, когда во время одного из отъездов Джоанны ему вздумалось поразвлечься с Линдой. Итогом стали беременность австралийки и разбитое сердце американки, а сам Кристиан, испугавшись ответственности, просто-напросто сбежал в неизвестном направлении, бросив к чёрту и музыку, и университет, и вообще всё на свете.

К тому времени он уже регулярно баловался кокаином, так что его поступок, в общем-то, никого не удивил. Через пару недель у нас уже был новый ударник — не кто иной, как Оливье; а ещё через месяц у бедной Линды от всех этих переживаний случился выкидыш. Тем, собственно, и закончилась эта история; Кристиана же больше никто из нас никогда не встречал.

До сегодняшнего дня…

— И Джоанна тоже, — кивнул я, отвечая на его вопрос. — По крайней мере, обещала приехать. А ты до сих пор любишь её?

— Люблю, — упрямо мотнул он головой. — Да что толку… Она теперь в мою сторону и не посмотрит… Давай, что ли, ещё по одной, а, Себастьен?

Короче, домой я в тот вечер пришёл на бровях, и Лали устроила мне изрядную головомойку. А мне почему-то так и не хватило смелости сказать, кого я сегодня встретил и — тем более — пригласил к нам домой. Моя жена всегда относилась к Кристиану с прохладцей, а после того, что он натворил, и вовсе, как мне кажется, возненавидела. И я просто-напросто смалодушничал, решив поставить Лали, а заодно и всех остальных, перед фактом — сказать о Кристиане накануне праздника, тогда, когда все соберутся. Зря я так сделал, наверное…

Как бы то ни было, оставшиеся дни пролетели быстро. Накануне Рождества мы получили две телеграммы — одну от Джоанны, другую от Николя с Элен, в которых они сообщали, что завтра вылетают, и ещё — пространное, на нескольких листах, послание от Бенедикт, где она писала, что через месяц у них с Жозе свадьба (наконец-то!), и ей не терпится поделиться с нами своей радостью немедленно, а уж при встрече она с превеликим удовольствием расскажет всё подробно. Ну что ж, праздник обещал удаться на славу.

С самого утра мы с Лали начали готовиться к приёму гостей. Точнее, вся основная работа по дому свалилась как раз на мою ненаглядную, потому что мне пришлось ехать в Орли за Джоанной — её самолёт прилетал в десять тридцать по местному времени.

В аэропорту меня ждала бурная встреча — по своему обыкновению американка налетела на меня словно вихрь, и ещё добрых десять минут мы обнимались прямо в зале. Как показалось мне, Джоанна нисколько не изменилась за эти годы — всё та же короткая стрижка, те же неизменные джинсы, тот же жизнерадостный и неукротимый нрав; ну кто бы мог сказать, что она давно уже не студентка, а вполне преуспевающая владелица автомастерской в своём родном Техасе? Глядя в её сияющие глаза, я подумал, что Лали не зря потратила время и деньги, дозваниваясь в Штаты — конечно, Джоанна будет безумно рада повидаться со старыми друзьями!

— Господи, как же я по вам соскучилась! — выдохнула она, разжав, наконец-то, свои объятия и безуспешно пытаясь пригладить непослушные каштановые волосы. — Тебе пришла в голову великолепная идея — собрать всех на Рождество.

— Ну, пришла-то она, допустим, не мне, а Линде… — скромно заметил я, но Джоанна лишь махнула рукой:

— Какая, к чёрту, разница, кто до этого додумался? Главное, что все мы опять увидимся… Элен с Николя, я надеюсь, прилетят?

— Думаю, они уже над Францией, — я взглянул на часы. — Правда, встретить их я уже не успеваю, они приземляются в аэропорту де Голля, а это другой конец Парижа… Ничего, не заблудятся, думаю — они ведь как-то раз бывали у нас в гостях.

По дороге Джоанна трещала без умолку (Ну ты же понимаешь, Себастьен, мне надо освежить свой французский!), а когда мы добрались до дома, там уже обнаружились Линда с Мануэлой, которых Лали без зазрения совести впрягла в подготовку праздничного ужина. Впрочем, они и не возражали; в простеньких фартучках выглядели наши красавицы умилительно по-домашнему.

— Да уж, видели бы вас толпы ваших поклонников, — ухмыльнулся я, по очереди обнимаясь с ними. — Фотомодели с мировой известностью чистят картошку на кухне, вот это сюжетец для журнала!

— Признаться, нам так надоели готовые завтраки в отелях, что мы даже рады потрудиться самостоятельно, — кокетливо закатила глаза Линда, тряхнув своими роскошными золотистыми кудрями. — Правда, Мануэла?

— Конечно, — безмятежно откликнулась та. — Тем более что Лали была просто неотразима, когда умоляла нас о помощи…

— Так, милые мои, я не слышала этих злобных выпадов, — быстро ответила моя жена, выглядывая из-под стола, где она рылась в поисках приправ. — И торопитесь, торопитесь, девочки — не успеете оглянуться, как все уже соберутся и пора будет подавать ужин.

Джоанну от трудовой повинности спасло только то, что перелёт через океан и смена часовых поясов изрядно утомили её. Расслабленно упав в кресло, она воскликнула:

— Нет, правда, я и представить не могла, до чего соскучилась по Франции и по всем вам! Себастьен, будь так добр, плесни мне немного бренди…

Сейчас, пожалуй, был самый подходящий момент, чтобы сказать ей про Кристиана, но сделать этого я так и не успел — в дверь позвонили. На сей раз прибыли Элен и Николя.

Спора нет, эта парочка всегда была самой элегантной из нас! Ещё после окончания университета Николя остриг свои длинные волосы, а прошедшие годы лишь прибавили ему солидности; сейчас в дорогом сером костюме он смотрелся на все сто — всё ж таки известный и довольно влиятельный журналист, как-никак. Ну а Элен — та всегда была неотразима; рядом с таким парнем, как Николя, она выглядела особенно трогательно и беззащитно, а её большие карие глаза лучились радостью.

— Чёрт возьми, сколько же времени мы не виделись! — заорал я, не в силах сдержать эмоций, и на мой крик из кухни выскочила Лали с восторженным визгом; словом, сделалось шумно, и все мы действительно почувствовали себя на пять лет моложе.

Под шумок Мануэла улизнула из кухни, оставив Линду отдуваться в одиночестве (Лали, естественно, взяла на себя почётную миссию по приёму гостей), и они с Джоанной на пару начали расправу над бутылкой бренди; на мой укоризненный взгляд Мануэла лишь протяжно вздохнула:

— Господи, Себастьен, знал бы ты, как мне надоели эти бесконечные диеты и воздержания во время съёмок! — и, лукаво подмигнув, отсалютовала мне бокалом.

Короче, начиналась та бестолковая суета, которая всегда предшествует любому празднику, особенно если праздник этот — встреча старых друзей, не видевшихся несколько лет. Моя деятельная жена всё же пыталась как-то контролировать ситуацию, раздавая поручения направо и налево, я же и сопротивляться не стал. Цинично бросив своих подруг на произвол судьбы, мы с Николя смылись в бильярдную, чтобы там спокойно переброситься парой слов — а уж поговорить нам было о чём!

За всей этой суматохой время пролетело незаметно, и не успели мы оглянуться, как спустились сумерки. Около пяти появился Оливье — нарядный, благоухающий дорогим одеколоном и явно довольный жизнью. От того робкого и застенчивого парня, каким мы его когда-то знали, не осталось и следа — теперь мы видели перед собой состоявшегося профессионала.

— Ну что, дружище, гляжу, твоя карьера музыканта удалась! — Николя хлопнул его по плечу. — Ты ведь единственный из нас, кому удалось осуществить свою мечту и пробиться на большую сцену.

— Вот только со свободным временем проблемы! — засмеялся Оливье. — График гастролей такой плотный, что нет никакой возможности наладить личную жизнь…

— Ну, ну, а как же твоя Синтия? — шутливо толкнул я его в бок, но наш друг неожиданно помрачнел:

— Ребята, вы же ничего не знаете… Дело в том, что… Ну, в общем, с Синтией всё закончилось ещё в прошлом году. Мы расстались… точнее, это она рассталась со мной… и сейчас я один, как перст.

— Ох, извини, пожалуйста, — сокрушённо пробормотал я, на что Оливье лишь беспечно махнул рукой:

— Право, Себ, не стоит! Что было, то прошло… Зато сейчас я свободен и хочу верить, что любая девчонка почтёт за честь окрутить преуспевающего ударника известной рок-группы!

Однако по глазам Оливье ясно читалось, что он просто-напросто держит марку, а что творится у него в душе — одному Богу ведомо. Но тут, к счастью, неловкая сцена была прервана очередным звонком в дверь.

Да, Жозе и Бенедикт — а это, конечно же, были они — смотрелись великолепно! О их вполне наладившихся отношениях говорили даже наряды — чёрный костюм Жозе и длинное белое платье Бенедикт, — в которых они подозрительно напоминали жениха и невесту. А поскольку о предстоящей свадьбе знали уже все — Лали, как правило, долго держать язык за зубами не умела, — то дружеские шуточки посыпались на будущих молодожёнов как из мешка. Жозе лишь ворчал в ответ, впрочем, довольно беззлобно, сияющее же лицо Бенедикт было красноречивее всяких слов.

В очередной раз я убедился, как же всё-таки сильно она любит своего непутёвого Жозе. Чёрт возьми, да будь я на его месте, я бы не колебался ни секунды… конечно, если бы Лали не было. А этот доморощенный плейбой столько лет мотал ей нервы!

Его постоянные походы налево давно уже стали притчей во языцех в нашей компании, ещё со студенческой поры. И это при том, что Жозе писаным красавцем никогда не был, хотя определённым шармом природа его не обделила; длинные чёрные кудри, которыми он, в отличие от Николя, жертвовать пока не собирался, да в сочетании с высоким ростом и истинно южным темпераментом (были у него какие-то латиноамериканские корни) — девчонок это почему-то разило наповал. Его бесчисленных пассий не отпугивало даже то, что Жозе был, по сути, простым работягой, хоть и с университетским дипломом — как уселся пять лет назад за руль грузовика, так и колесил на нём по всей Франции, не помышляя о чём-то большем.

Все мы только удивлялись, как у Бенедикт хватало терпения выносить его бесконечные измены. Периодически они расставались, когда совсем уж становилось невмоготу, но с тем же постоянством Бене возвращалась к нему вновь и вновь. Вот уж точно — любовь зла…

Замешкавшийся в глубине комнаты Оливье тоже подоспел, наконец, чтобы поприветствовать друзей, и был встречен бурными восторгами со стороны Жозе:

— Разрази меня гром, мы с Бене были уверены, что тебя и во Франции-то нет! А ты, оказывается, выкроил-таки пару деньков из своих бесконечных гастролей!..

Серые глаза Бенедикт тоже широко распахнулись при виде Оливье, будто она уж и вовсе не чаяла его увидеть, но уже в следующую секунду они очень мило чмокали друг друга в щёчку, а Жозе дурачился и сердито фыркал, изображая ревность.

Тем временем моя вконец запарившаяся жена сделала последнюю отчаянную попытку организовать прибывших гостей, и на этот раз у неё хоть что-то начало получаться. Во всяком случае, Элен и Джоанна безропотно отправились на кухню строгать салаты, а мы с Николя занялись подготовкой комнаты — распихали по углам всю лишнюю мебель, собрали в кучу стулья со всего дома и теперь прикидывали, как бы получше их расставить. Жозе, как всегда, в своём амплуа, путался под ногами и давал необычайно ценные, на его взгляд, советы.

— Помог бы лучше, чем разглагольствовать, — хмыкнул Николя. — Или боишься испортить свой будущий свадебный костюмчик?

— Должен же кто-то осуществлять общее руководство, — тут же отреагировал Жозе, пропустив шуточку насчёт свадьбы мимо ушей. — Истинная мудрость руководителя не в том, чтобы хвататься за любую работу, а в том, чтобы указывать, как лучше эту работу сделать, понятно вам?

— Огреть бы тебя стулом, философ ты наш, — вздохнул я. — Вот только, боюсь, Бене этого не переживёт…

— Если не очень сильно, то ему это только на пользу, — лукаво заметила вынырнувшая откуда-то Бенедикт. — Возможно, это привьёт ему вкус к работе по дому.

Жозе в ответ разразился длинной тирадой на тему домашняя работа — удел женщин, и у них тут же началась очередная перепалка, в которой, впрочем, не было ничего серьёзного — все мы прекрасно знали, что даже в лучшие времена Жозе и Бенедикт дня прожить не могут, чтобы не поцапаться, пускай даже и в шутку.

Лишь к восьми часам всё более или менее утряслось — накрытый стол красовался посреди комнаты, Лали, покончившая наконец-то с кухонными проблемами, переоделась в своё любимое чёрное платье (купленное за бешеные деньги специально для таких случаев) и предстала теперь во всём великолепии, как и положено хозяйке дома. Глядя на неё — мою высокую, стройную, красивую бразильянку, — я ощущал то же самое чувство гордости, как и в первые месяцы после нашей свадьбы; что ж, слава Богу — значит, я по-прежнему влюблён в собственную жену…

— Ну вот, стол накрыт, и мы все в сборе, — послышался удовлетворённый голос Жозе. — Можно начинать?

Только тут я сообразил, что за всеми этими хлопотами совершенно забыл про Кристиана и никому ничего про него не сказал. Признаюсь, в эту минуту я даже пожалел о своём приглашении — уж больно удачная сложилась у нас сегодня компания, а я легко мог представить себе, как отреагируют на известие о Кристиане некоторые её члены.

— Нет, не все мы в сборе, — негромко возразил я, и тут же остальные с удивлением уставились на меня. — Мы ждём ещё одного человека… Я, наверное, должен был предупредить вас раньше, но вот как-то не получилось… В общем, мы ждём Кристиана.

— Кого-кого? Кристиана? Нашего Кри-Кри? — тут же вытаращился Жозе. — Ну ты и даёшь, Себ!.. На какой помойке ты его откопал спустя столько лет?

— Встретил случайно, — я не стал вдаваться в подробности. — И не надо так, приятель… У него сейчас довольно сложный период… я подумал, что встреча со старыми друзьями пойдёт ему на пользу. Надеюсь, никто из вас не будет возражать?

Воцарилась гнетущая тишина, которую нарушило сердитое ворчание всё того же неугомонного Жозе:

— Поздно уже возражать, тебе не кажется? Ты уверен, что поступил правильно?

— Я на него зла не держу, — тихо отозвалась Линда и отвернулась к окну. — Пусть приходит.

Джоанна, похоже, вообще была в нокауте от этой новости — сигарета замерла в её руке, а глаза подозрительно заблестели. Я всё больше и больше начинал жалеть о том, что чёрт меня дёрнул пригласить Кристиана, но тут Николя, к счастью, разрядил обстановку.

— Я думаю, ты хорошо сделал, — он ободряюще положил руку мне на плечо. — Да, он ошибся когда-то… но он всё-таки был нашим другом. Время всё прощает.

— Не ошибся, а сделал подлость, — тихо, но так, чтобы все слышали, пробурчала Лали; я незаметно дёрнул её за руку, в ответ она яростно прошипела мне в самое ухо:

— Ну уж мне-то ты мог об этом сказать?!

— Перестаньте! — воскликнула Элен, и я поразился тому, как отчаянно прозвучал её голос; сама миролюбивая по натуре, она вообще не выносила никаких споров и ссор в своём присутствии. — Лично я не имею ничего против Кристиана и… и я не понимаю, почему вы все так ощетинились?

К счастью, слово Элен всегда было для моей жены законом, поэтому Лали внезапно успокоилась и демонстративно пожала плечами, как бы говоря: Ну и пусть, а мне-то что? а Мануэла тихонько, но как-то нервно пробормотала:

— Господи, сколько проблем из-за моего непутёвого кузена…

Чёрт возьми, а ведь и правда — Кристиан-то её двоюродный брат! Я совершенно об этом забыл, да и немудрено: слишком уж они были разные и совершенно не увязывались в моём сознании — красавица фотомодель, разъезжающая по всему миру, и опустившийся, пристрастившийся к выпивке и наркотикам парень. А ведь это действительно так, и Мануэла когда-то вошла в нашу компанию именно через Кристиана — как его кузина из Тура, только-только перебравшаяся в Париж. Типичная провинциалка, хотя и довольно напористая… сообща мы помогли ей обустроиться, а Линда охотно ввела её в модельный бизнес, благо на внешность Мануэла никогда не жаловалась. Помню, как Кри-Кри подкалывал тогда свою сестричку — дескать, они с Линдой на пару будут рекламировать выступления нашей группы… А вышло всё вон как.

— И долго мы будем так стоять? — вновь подал голос Жозе. — В конце концов, Кристиан так Кристиан, но вот я, например, чертовски жрать хочу, потому что даже не пообедал сегодня.

— Ты всегда хочешь жрать, милый мой Жозе, — насмешливо заметила Бенедикт и взяла его под руку. — Так и быть, пошли, отведу тебя к столу.

Линда, которая минуту назад взволнованно кусала губы, только насмешливо покачала головой, глядя на эту колоритную парочку, и я подумал, что на сей раз реплика Жозе пришлась как нельзя кстати. Мы всегда подтрунивали над ним из-за его неумеренного аппетита.

— Слушай, а может, он не придёт? — тихо прошептала Лали, прижимаясь ко мне; голос её уже звучал совершенно не скандально, и она вновь превратилась в мою обожаемую жёнушку. — Не будем же мы все сидеть и дожидаться его…

— Подождём ещё минут десять, ладно? — примиряюще сказал я и обнял её за плечи. — Просто неудобно как-то получится, если он явится с минуты на минуту, а мы уже вовсю опустошаем стол. Бедняга Кристиан может подумать, что нам всем на него наплевать.

— А Жозе заткните рот хорошим куском рождественского гуся! — со смехом посоветовал Оливье, и обстановка разрядилась окончательно; даже погрустневшая Джоанна прыснула, представив себе Жозе с торчащей изо рта гусиной ногой.

И как раз в этот момент, как в хорошем спектакле, резко и коротко прозвенел звонок.

— А вот и Кристиан, — спокойно сказал я и направился к двери; больше всего мне сейчас хотелось, чтобы первые минуты встречи прошли гладко — а дальше, я уже не сомневался, всё будет проще.

На пороге действительно стоял Кристиан, но с тех пор, как я видел его последний раз, он изменился разительно — посвежевший, свежевыбритый, в чистом отглаженном костюме под расстёгнутой курткой; по-видимому, он действительно придавал большое значение этой встрече. Сделав несколько шагов, Кристиан застыл и нерешительно обвёл всех взглядом, не решаясь пройти дальше.

— Привет, ребята, — произнёс он в гробовой тишине и смущённо переступил с ноги на ногу.

Ни много ни мало десять пар глаз смотрели на него сейчас — кто приветливо, кто с удивлением, а кто и откровенно осуждающе, как, к примеру, моя дорогая жёнушка. Она явно собиралась отпустить в адрес Кристиана что-то не совсем лицеприятное, но я вовремя успел просигналить ей взглядом: Прикуси язычок!

Как ни в чём не бывало я хлопнул нашего последнего гостя по плечу, словно в старые добрые времена:

— Ну, чего застрял в дверях? Давай, проходи, проходи…

Николя, как и всегда, оказался на высоте — с приветливой улыбкой он протянул Кристиану руку, словно и не было этих шести лет. Я же — быть может, нарочито громко — обратился ко всем присутствующим:

— Ну вот, теперь мы точно в сборе! Что я могу сказать — я искренне рад, что все вы нашли возможность навестить нас с Лали на Рождество, и это здорово, что мы наконец-то впервые за пять лет собрались все вместе. А теперь…

— Кончай речи толкать, дружище Себастьен! — бесцеремонно перебил меня Жозе, не обращая ни малейшего внимания на укоризненный взгляд, которым его одарила Бенедикт. — Я уже весь извёлся от голода, а к тому же присмотрел себе вон то крылышко и не хочу, чтобы его увели другие.

— Если бы только у тебя хватило терпения дослушать меня до конца! — рассмеялся я. — А теперь прошу всех к столу — вот что хотел я сказать.

— Не обращай внимания на это вечно голодное чудовище, — улыбнулась мне Бенедикт и легонько щёлкнула своего Жозе по носу. — Сытый он ещё хуже — сразу же начинает рассуждать о мировых проблемах и о том, что место женщины — на кухне. Пошли к столу, ненаглядный ты мой…

Последняя её реплика относилась, естественно, к Жозе, а я оглянулся на остальную нашу компанию, всё ещё торчавшую в холле. Николя и Элен уже о чём-то оживлённо беседовали с Кристианом, а тот — это было заметно даже от противоположной стены — не сводил глаз с Джоанны. Она, похоже, тоже чувствовала этот взгляд, но старательно делала вид, что ничего не замечает, хотя во всех её движениях появилась излишняя нервозность.

Воспользовавшись моментом, я поманил Лали пальцем и, когда она с невинной улыбочкой подошла ко мне, строгим голосом предупредил её:

— Вот что, милая моя, я тебя не первый год знаю — язык у тебя как бритва и порой к тому же бывает длинноват. Так что давай договоримся — никаких эксцессов, ладно?

— Ради Бога, — тут же надулась Лали. — Только помяни моё слово — ты ещё об этом пожалеешь.

— В другой раз, — отрезал я. — А теперь иди, зови всех к столу, ты же всё-таки хозяйка этого дома, как-никак.

Только теперь я украдкой перевёл дух — вроде бы всё прошло гладко, никто не намерен выяснять отношения и обсуждать события, случившиеся шесть лет назад. Кристиан вообще напоминал мне бочку с порохом — столько этот парень успел всего натворить; но что прошло, то прошло, и ни к чему сейчас ворошить ту грустную историю. В конце концов, ребёнок Линды так и не появился на свет, а всё остальное — лишь воспоминания.

Небольшая заминка возникла, когда мы рассаживались за столом — Кристиан опять несколько растерялся и явно не знал, куда себя деть, но эта проблема решилась просто — я махнул ему на стул рядом со мной, предназначавшийся для Николя, а тот, поняв меня с полуслова, охотно сместился на одно место вправо. Зато при таком раскладе напротив Кристиана очутилась Джоанна; глядя на этих двоих, слывших когда-то самой сумасшедшей парочкой в нашей компании, я никак не мог понять, какие чувства испытывают они от этой встречи.

На другом конце стола обосновались Жозе с Бенедикт и Линда с Мануэлой, которая, как это ни странно, вообще не проявила особых эмоций при виде своего пропащего кузена. Уже в который раз я поймал себя на мысли, что они абсолютно не похожи на брата и сестру, пусть даже и двоюродных. А ведь когда-то она его нежно любила… по крайней мере, так мне казалось.

Впрочем, отвлекаться на раздумья времени не было. На правах хозяина я открыл бутылку шампанского, и все дружно потянулись ко мне с бокалами.

— Ну что, первый тост — за встречу! — провозгласил я, поднимаясь со своего места. — Я уже говорил это и готов повторить ещё сколько угодно раз — я чертовски рад, что все мы здесь собрались сегодня в полном составе…

— Себ, да ты стал болтлив с годами! — весело закричал Жозе, перегибаясь через весь стол, чтобы чокнуться со мной. — Раньше ты не отличался склонностью к длинным тирадам.

— Это у него от долгого общения с Лали, — невозмутимо заметила Элен, но в её карих глазах сверкали лукавые искорки. — Говорят же, что со временем все супруги становятся похожи друг на друга…

Лали в ответ, дурачась, показала язык, совсем как та восемнадцатилетняя девчонка, какой я впервые встретил её; с мелодичным звоном сдвинув бокалы, мы осушили их до дна.

После этого все дружно накинулись на еду, и неудивительно — ни у кого из нас с утра маковой росинки во рту не было, за исключением разве что моей жены, которая — и в этом я нисколько не сомневался — наверняка перепробовала все блюда, готовившиеся под её чутким руководством. Но аппетит ей это совсем не испортило, и следующую фразу она произнесла с набитым ртом:

— Ну, милые мои, мне просто не терпится услышать, как вы жили без меня все эти годы!

— Одно могу сказать — спокойно! — под общий смех тут же отреагировала Мануэла. — Себастьена только жалко, ему-то приходится терпеть тебя ежедневно.

— Не пытайся опорочить мой брак, негодная! — гневно заявила Лали, под шумок придвигая поближе к себе блюдо с салатом. — И не делай вид, будто не скучала без моих выходок…

Да, похоже, в нашей компании ничего не изменилось, подумал я. И слава Богу. Мы всё так же беззлобно, по-дружески пикируемся, нам по-прежнему легко друг с другом и, кажется, ничего не изменилось от того, что каждый из нас выбрал свою дорогу в жизни. Даже Джоанна, несмотря на долгое пребывание в родном Техасе, нисколько не выпадает из компании; разве что акцент её чуть-чуть усилился, но французский она помнит всё так же хорошо.

Постепенно, по мере того, как пустели тарелки и бутылки, ужин переходил в следующую стадию — когда на каждом конце стола ведутся свои собственные разговоры и никто уже особо друг друга не слушает. Оливье, в частности, пустился в пространный и, честно говоря, несколько бестолковый рассказ о своих последних гастролях, Мануэла, насколько я мог слышать, тоже делилась своими впечатлениями от очередной поездки — куда-то на Балеарские острова, кажется; Элен с Джоанной увлечённо что-то обсуждали, причём экспрессивная американка махала руками что твой флюгер, а предусмотрительная Лали всякий раз отодвигала от неё подальше бокалы и бутылки.

Тревожил меня лишь Кристиан, который мрачнел с каждой выпитой рюмкой. Я пытался растормошить его, но он отделывался односложными ответами, а незаменимого в таких случаях Николя поблизости как раз не было — я даже и не заметил, когда он испарился из-за стола.

Впрочем, спустя ещё немного времени на месте уже не сидел никто — как это всегда в таких случаях бывает, начались бесконечные перемещения туда-сюда; кому-то пришло в голову потанцевать, и Лали врубила в соседней комнате магнитофон. Мне же, как радушному хозяину, приходилось мотаться по всему дому, общаясь со всеми понемногу, не выпускать при этом из вида Кристиана, да ещё периодически менять блюда на столе, потому что Лали нахально от этого самоустранилась, целиком и полностью отдавшись во власть музыки.

Лишь часам к одиннадцати, когда ужин как таковой уже завершился — то есть почти всё уже было съедено, а выпивка ещё оставалась, — я наконец-то позволил себе расслабиться, плеснул полный бокал бургундского и с удовольствием упал в кресло, вытянув гудящие ноги. Гостиная была пуста — похоже, Лали утянула всех на танцы; однако едва я успел закурить сигарету и подумать о том, что в общем-то, встреча старых друзей прошла на должном уровне, откуда-то возник раскрасневшийся, запарившийся Николя и плюхнулся на стоящий рядом диван.

— Твоя Лали всех уморит, — выдохнул он, тоже наливая себе вина. — Отыскала в своей фонотеке что-то новомодное, жутко ритмичное, и заставляет всех под это танцевать… Остальные ещё кое-как держатся, а я незаметно умотал.

— Ты же знаешь, моя милая всегда веселится на полную катушку! — засмеялся я. — Пускай они танцуют, а мы с тобой, старые, умудрённые опытом, спокойно посидим здесь и попьём вина. Кстати, как там Кристиан? Что-то мне не нравится, как на него действует алкоголь.

— Нормально, по-моему, — пожал плечами Николя. — Мы с ним славно поболтали, вспомнили былые времена, а сейчас у него какие-то дела с Мануэлой — наверное, она всё-таки вспомнила, что бедняга Кри-Кри доводится ей кузеном… Этот Оливье, чёрт бы его побрал!

— А что — Оливье? — не понял я; похоже, мой друг уже изрядно поднабрался, и язык у него не поспевал за мыслями. — Коварно соблазняет Элен у тебя за спиной?

— Да нет, — махнул рукой Николя и придвинулся ко мне поближе. — Между нами говоря, Себ… это, конечно, по-детски, но я ему завидую. Страшно завидую, понимаешь? Он единственный из нас добился того, чего не смогли сделать все мы… А ведь я до сих пор жалею, что из нас не получилось настоящей группы.

Странно, раньше я никогда об этом не задумывался, но теперь, после признания Николя, поймал себя на той же самой мысли — я действительно завидую Оливье, завидую его удачно сложившейся жизни — даже нет, не жизни, а карьере, жизнь-то у него как раз складывается не очень. И хотя я не могу пожаловаться на свою нынешнюю работу, как будто какая-то грань всё-таки пролегла между нами — все мы: я, Николя, Жозе — отсюда, из настоящего, а Оливье — из нашей шальной и весёлой молодости… Интересно, почему у него получилось, а у нас — нет?

— И ещё, понимаешь, какая штука, — продолжал тем временем Николя, — не нравится мне то, как он себя ведёт. Я знаю, это глупо, он наш друг, в конце концов, но тем не менее… Он говорит только о себе, о своих бесконечных турне и гастролях, словно ничего другого больше не существует. Он, конечно, музыкант с почти мировым именем, я не спорю… но это всё же не даёт ему права разговаривать с нами с этакой снисходительной усмешкой…

— Ну, Нико, брось! — попытался урезонить я его. — Вы что, поссорились?

— Да ничего мы не ссорились, — с досадой махнул рукой мой друг, но тут нашу беседу прервала Лали, молнией влетевшая в комнату.

— Ах, вот вы где! — сердито выпалила она. — Мужчин у нас и так раз-два и обчёлся, а вы тут прячетесь. Всем танцевать, живо!

— Успокойся, дорогая, — пробормотал я. — Ты так ворвалась, что я подумал, будто у вас там как минимум убийство… Посмотри на Николя, он же сейчас окочурится от твоих латиноамериканских ритмов!

— Ничего подобного! — решительно возразила Лали. — Там сейчас как раз медленный танец, и, кстати говоря, несчастная Элен отчаянно ищет взглядом своего муженька, потому что ей не с кем танцевать. Живо отправляйся к ней, Николя, не то её пригласит Жозе, и сразу два брака пойдут ко дну — состоявшийся твой и будущий его.

С трагическим видом Николя поднялся с дивана и поплёлся в соседнюю комнату, откуда и вправду доносилась довольно-таки мелодичная музыка, а Лали тут же переключилась на меня.

— Что это у вас за секреты такие? — требовательно спросила она. — Бросили жён на произвол судьбы, а сами наверняка сплетничаете.

— Да нет у нас никаких секретов, — рассмеялся я, усаживая свою любимую к себе на колени. — Просто мы говорили об Оливье — о том, что он, кажется, несколько зазнался.

— Так и знала — сплетничаете, — торжествующе заявила Лали и чмокнула меня в нос. — Впрочем, это совершеннейшая правда, он действительно сделался невыносим. Бедная Линда перед ним и так, и сяк расстилается, а ему хоть бы хны, тоже мне, новый Рок Вуазин нашёлся!

— Не выдумывай, дорогая, Рок Вуазин никогда не был ударником… И вообще, погоди-ка, при чём тут Линда? Ты чего несёшь-то?

— Да она же в него влюблена по уши! — фыркнула моя жена и бесцеремонно отхлебнула из моего бокала. — Ты, Себастьен, слеп, если этого не видишь, это же заметно невооружённым глазом. Линда у нас, конечно, девушка скромная, даром что фотомодель, но ведёт она себя оч-чень недвусмысленно.

— Ты у меня сама первая сплетница, и болтушка к тому же. Хочешь сказать, нашу белокурую австралийку внезапно настигла любовь?

— Почему внезапно? — совершенно искренне изумилась Лали. — Насколько я поняла, она уже не первый год неровно дышит к Оливье, и всё такое… Ты что, не заметил, какое лицо стало у Линды, когда я ей сегодня днём сказала, что он тоже будет?

— Абсолютно не заметил, — признался я. — И не суди так строго Оливье — он, похоже, до того замотался со своими гастролями, что скоро маму родную забудет…

— Ага, как же! — моя жёнушка иронически взметнула бровь. — Замотался… Да на него после каждого концерта наверняка девчонки пачками вешаются, вот он и возомнил о себе чёрт знает что. И вообще, хватит прятаться, пошли танцевать.

— Дай докурить хотя бы! — взмолился я. — Твой любимый муж, между прочим, устал как собака — ты-то наслаждалась ритмами босса-новы, а я только и делал, что носился из гостиной в кухню и обратно.

— Дай слово, что придёшь через пять минут, — сказала Лали и, не дожидаясь ответа, легко соскочила с моих коленей и исчезла за дверью.

Я же, не спеша покуривая и прихлёбывая вино, невольно задумался над тем, что услышал только что от жены. Надо же, кто бы мог подумать — красавица Линда, у которой наверняка нет недостатка в поклонниках, втюхалась в Оливье, в общем-то, не представляющего из себя ничего особенного — ну разве что музыкант, так ведь Линду этим не проймёшь, сама мелькает на обложках журналов. Да ещё, по словам Лали, втюхалась давно и всерьёз.

Во мне почему-то опять шевельнулось какое-то глухое раздражение — наверное, потому, что когда-то я сам был без ума от Линды, и, помани она меня в тот момент — возможно, у меня сейчас была бы другая жена. И хотя эта история давно ушла в прошлое, я до сих пор не понимал, как это можно не любить Линду — такую чудесную, добрую и весёлую. А теперь вот оказывается, что Оливье её запросто игнорирует…

Впрочем, глупо всё это, сказал я сам себе. Сплошное ребячество, вот что. Я любил Линду когда-то, и сейчас, возможно, люблю в глубине души, а Оливье — нет, и не мне судить его за это. Не буду же я, в самом деле, мораль ему читать, он уже большой мальчик и знает, что делает.

Затушив сигарету, я рывком поднялся с кресла. Пепельница, стоявшая на журнальном столике, угрожающе переполнилась, и, представив себе, как будет ворчать Лали, если кто-нибудь ненароком опрокинет эту гору окурков на пол, я решил вытряхнуть её от греха подальше. После расслабленного отдыха в кресле, да ещё с сигаретой в зубах, меня ощутимо шатало, а поскольку на кухне, куда я направлялся, и в примыкающем к ней маленьком коридорчике было темно, передвигаться приходилось черепашьим шагом.

Совершенно неожиданно откуда-то из темноты я услышал негромкий, но несомненно сердитый голос Бенедикт:

— …И пожалуйста, Жозе, перестань валять дурака. Твоя идиотская ревность меня утомляет.

— Это не идиотская ревность! — голос её жениха звучал тоже приглушённо, но по тону чувствовалось, что Жозе вне себя от ярости. — Ты думаешь, я не вижу, как ты трёшься вокруг нашей рок-звезды, да ещё и глазками стреляешь?! И это после того, как ты вынудила меня жениться!

— Ах, это я тебя вынудила?! — голос Бене зазвенел от бешенства и, кажется, от еле сдерживаемых слёз. — Да ты просто кретин, вот что я тебе скажу! Ревнивый кретин!..

И она пулей выскочила из кухни, едва не сбив меня с ног; следом за ней показался встрёпанный, взвинченный Жозе. Увидев меня, он тут же окрысился:

— А ты что тут делаешь, Себастьен? Подслушиваешь, да?

— С ума сошёл? — возмутился я. — Как видишь, в руках у меня пепельница, которую я собираюсь вытряхнуть в помойку, откуда мне было знать, что вы тут выясняете отношения?

Жозе в ответ хотел было сказать что-то ядовитое, но передумал, отчаянно махнул рукой и быстрым шагом вышел из кухни, задевая на ходу косяки. Мне оставалось только недоуменно пожать плечами; неторопливо включив свет, я присел на корточки и, машинально постукивая пепельницей по краю мусорного ведра, теперь уже всерьёз задумался над тем странным положением вещей, которое неожиданно сложилось в нашей компании.

Несмотря на то, что все мы уже стали взрослыми, серьёзными людьми — по крайней мере, мне так казалось, — ощущение было такое, что время вернулось на несколько лет назад, в ту пору, когда мы учились в университете и были способны на любые глупости. Я и сам не без греха, мой роман с Линдой, случившийся в те времена, стоил Лали немалых переживаний, но сейчас-то всё по-другому! Я ни за что не расстанусь со своей женой, потому что за эти годы окончательно понял, что мне нужна именно она, а не какая-то другая женщина, да и остальные, как я думал, остепенились.

А вот теперь оказывается, что в нашей компании по-прежнему полно любовных треугольников, и все они, как ни странно, завязаны вокруг Оливье! Линду я ещё мог понять, но Бенедикт?! Серьёзная, вдумчивая Бене, никогда не позволявшая себе ничего лишнего, и, сколько я её знал, всегда искренне любившая своего дурного Жозе. Да ещё за месяц до свадьбы…

Впрочем, поразмыслив немного, я пришёл к выводу, что Жозе просто-напросто выпил лишнего. Ревность нашего друга, отягчённая его латиноамериканским происхождением, давно уже стала притчей во языцех, свою Бенедикт он не ревновал разве что лишь к фонарным столбам; вот и сейчас, по всей видимости, ему что-то такое померещилось, и он тут же учинил будущей жене разборку, невольным свидетелем которой я стал.

Тем более, насколько я знал обоих, ссора эта была абсолютно не смертельна. Эти двое уже столько раз ругались и мирились, что скандалы для них, кажется, превратились в некое подобие спорта; какое-то время они, конечно, будут дуться друг на друга, а уже, возможно, завтра опять станут похожи на влюблённых голубков… Но всё-таки интересно, чёрт возьми, в чём же состоит притягательная сила Оливье, далеко не красавца, хоть и ударника известной рок-группы?..

Поток моих мыслей был прерван очередным появлением Лали, которая вообще имела обыкновение выскакивать как чёртик из табакерки.

— Себастьен, милый, ну сколько можно прятаться по углам? — капризно протянула она. — Сперва собрал нашу банду, можно сказать, со всего мира, а теперь скрываешься.

— Ну что ты, дорогая, — вздохнул я, поднимаясь во весь рост. — Всего-то и отлучился на пять минут, вытряхнуть эту гору окурков… Скажи спасибо Джоанне, она сегодня весь вечер дымит как паровоз.

— Ничего себе, пять минут! — возмутилась моя жена. — Да ты здесь уже добрых полчаса сидишь! Пошли, пошли, пошли…

И она буквально за руку утащила меня в комнату. Оказывается, танцы уже в массе своей закончились, и почти все снова собрались вокруг стола — доесть и допить то, что оставалось; не было только Линды — насколько я мог видеть в приоткрытую дверь, она самозабвенно танцевала в одиночестве в соседней комнате — под Шербурские зонтики, кажется. После того, что рассказала мне моя дорогая жёнушка, воспринимать это я мог только в одном ключе — Линда страдает.

Самому Оливье до этого, казалось, дела никакого не было, а может, он и вправду ничего не замечал. Наш Рок Вуазин, как обозвала его Лали, с весёлой улыбкой болтал о чём-то с Мануэлой, и, судя по обрывкам фраз, доносившихся до меня — о своих очередных гастролях.

Жозе и Бенедикт, как и следовало ожидать, обретались в разных углах комнаты — он мрачно развалился на стуле, сунув нос в бокал, а она как ни в чём не бывало беседовала о чём-то с Элен, оживлённо жестикулируя — по моему мнению, даже слишком оживлённо для той хладнокровной, слегка флегматичной бретонки, какой она была. И ещё мне показалось, что наша Бене действительно то и дело украдкой кидает взгляды в сторону Оливье.

Так как моя задумчивость, похоже, совершенно не вязалась у Лали с ощущением праздника, она всунула мне в руки бокал и звонко, хотя и несколько заплетающимся языком, провозгласила тост:

— Милые мои, я так рада, что все вы сегодня у нас в гостях! Предлагаю выпить за то, чтобы мы встречались как можно чаще, чтобы все наши мечты сбывались и… и…

На этом месте моя жена явно утеряла нить и, обречённо махнув рукой, под общий смех потянулась со всеми чокаться. Тут-то Кристиан, о котором мы неосмотрительно забыли, и выкинул фокус.

— Чтобы все наши мечты сбывались! — пьяно передразнил он Лали и с грохотом поднялся из-за стола, где тихонечко сидел всё это время. — Кажется, они уже сбылись у всех, кроме меня… а особенно у одного типа, который оказался удачливее других.

— Кристиан, ты что несёшь? — изумился Николя, и в его глазах мелькнула тревога. — У какого ещё типа?

— Вот у этого, — мрачно заявил Кристиан и, описав рукой широкий полукруг, ткнул пальцем в недоумевающего Оливье. — Занял моё место в группе, а теперь расписывает всем, каким крутым музыкантом он стал.

Девушки в панике смотрели на Кристиана, даже встревоженная Линда выглянула из соседней комнаты, а Оливье дружелюбно пожал плечами:

— Извини, Кристиан, но ты-то знаешь, что это не так. Да и все это знают.

— Кто — все? — Кри-Кри еле держался на ногах, но настроен был решительно. — Ты про это сборище предателей, которые вот так вот просто взяли и выбросили меня за борт?.. Вам всем на меня наплевать… Тоже мне, друзья, называется…

— Прекрати немедленно! — срывающимся голосом крикнула побледневшая то ли от злости, то ли от испуга Мануэла и в отчаянии топнула ногой. — Как тебе не стыдно?!

— Мне? — нарочито удивился Кристиан и мотнул головой. — А почему мне должно быть стыдно, дорогая сестрёнка? Разве я не прав? Разве они все, и ты в том числе, не предатели? А особенно этот, который добился всего за мой счёт!..

Николя быстро шагнул к нему и положил руку на плечо, чтобы успокоить, но Кристиан резким движением вывернулся, едва не упав при этом, и продолжал свои пьяные обличения:

— Ну давайте, давайте, смотрите на меня! Я стал таким благодаря вам, так что можете гордиться… Все меня бросили, а теперь рассуждают о дружбе…

Судя по всему, он становился совершенно неуправляемым, и сейчас было уже невозможно напомнить и растолковать ему, что на самом-то деле всё было совсем по-другому — Кристиан сам поставил крест на своей жизни и на нашей дружбе: сперва подсел на наркотики, а затем и вовсе исчез из нашей компании после той некрасивой истории с Линдой. И Оливье тут, конечно, был совсем ни при чём — он за ударную установку-то сел только тогда, когда стало окончательно ясно, что Кристиан больше не вернётся. А уж сколько пришлось при этом пережить бедной Джоанне — одному Богу известно.

Впрочем, я понимал, отчего Кристиан так взбесился. Слушая бесконечные рассказы Оливье и накачиваясь вином, он весь вечер думал об одном и том же — на месте этого преуспевающего музыканта мог быть он сам. Ездить по всему миру, выходить на сцену под рёв толпы, купаться в лучах славы — в былые времена Кри-Кри мог мечтать об этом часами. Лали была права, подумал я — зря я его пригласил. Точнее, зря свёл их вместе.

Оливье же решил, что коль из-за него заварилась эта каша, ему и успокаивать Кристиана. Обогнув стол, он подошёл к нему и примиряюще начал:

— Послушай, дружище…

Договорить он не успел, потому что Кристиан совершенно неожиданно схватил со стола нож и с криком: Убью! набросился на Оливье. Это было настолько невероятно, что в первую секунду все мы оцепенели, и дело вполне могло закончиться трагедией — если бы не Жозе, который в последний момент успел перехватить руку Кристиана и сильным толчком отбросить его назад. Сгоряча Жозе хотел съездить ему по физиономии, но Кристиан внезапно выронил нож и расплакался.

— Простите меня… Простите… — бессвязно бормотал он, размазывая по щекам пьяные слёзы. — Я не знаю… Я не хотел…

— Господи Иисусе, да он, наверное, до белой горячки допился! — сдавленно охнула Мануэла и испуганно прикрыла рот рукой, а Лали послала мне столь яростный и уничтожающий взгляд, что я невольно поёжился.

Вечер, кажется, был безнадёжно испорчен, и веселиться дальше уже ни у кого не было желания.

— Давайте все баиньки, — мягко предложила порозовевшая от пережитого испуга Линда. — Завтра все проснёмся трезвые и хорошие, тогда и поговорим.

— Пожалуй, верно, — поддержала её Бенедикт, нервно передёрнув плечами. — У меня, честно говоря, душа ушла в пятки, когда Кристиан схватился за нож… Теперь мне нужен только бокал вина, чтобы успокоить нервы, и мягкая подушка.

Лали тем временем приблизилась ко мне сзади и зашипела в самое ухо:

— А этого пьяного придурка уведи с глаз долой, пока он ещё чего-нибудь не натворил. Вдруг ему, к примеру, придёт в голову, что это я научила его ширяться?

— Не говори глупостей, — устало вздохнул я. — Жаль, конечно, что так получилось, но теперь Кристиан абсолютно безопасен. Посмотри, он же сейчас со стула упадёт.

— Ну и пусть падает, — зло сказала моя жена. — Ты только представь, что было бы, если бы Жозе рядом не оказалось.

— Если бы да кабы… Кристиан столько выжрал, что у него координация движений ни к чёрту не годилась. Оливье вполне мог сам с ним справиться.

Облив меня холодным презрением, Лали молча удалилась. Все остальные тоже понемногу растекались по своим комнатам, мне же пришлось заняться Кристианом. Подхватив его под мышки, я поднял его со стула, словно тряпичную куклу, и негромко спросил:

— Ты хоть идти-то сможешь?

— Смогу, — провякал Кристиан, но, едва я его отпустил, он снова рухнул на стул.

В итоге мне пришлось почти что на себе тащить его на второй этаж, в комнату, которая ему предназначалась. Мне показалось, что он заснул ещё по дороге, потому что как только я усадил его на кровать, он безвольно повалился на бок; подумав немного, я со вздохом снял с него ботинки и уложил как следует. Да, натворил дел наш Кри-Кри, чёрт его возьми!

Выйдя в коридор, я наткнулся на Бенедикт; пожелав мне спокойной ночи, она скрылась в своей комнате, а через минуту мимо меня с преувеличенно серьёзным видом прошествовал Жозе и решительным шагом направился в дальний конец коридора. Всё понятно, будущие молодожёны так и не помирились и теперь будут спать врозь, благо ещё одна свободная комната у нас была… Ну что ж, может и вправду, как говорит Линда, утром всё образуется?

В довершение пришлось пережить ещё несколько неприятных минут с Лали. Она уже лежала в постели, когда я вошёл, и всё то время, пока я раздевался, буравила меня сердитым взглядом. Нырнув, наконец, под одеяло, я нежно прижал её к себе и сказал как можно проникновеннее:

— Ну, хватит дуться, милая. Всё уже кончилось. А утром, я более чем уверен, Кристиан проспится и попросит прощения у Оливье и у всех нас.

— А всё так хорошо начиналось… — мрачно пробормотала Лали, но тем не менее положила голову мне на грудь, и это было знаком того, что она больше не сердится; все недостатки моей жены, сколько бы их ни было, перевешивались одним замечательным качеством — её отходчивостью.

Бурные впечатления от вечеринки всё ещё теснились в моём мозгу, однако количество выпитого давало о себе знать — комната плыла перед моими слипающимися глазами, и мало-помалу я проваливался в сон. Вот только заснуть рядом с Лали было трудновато — она беспокойно ворочалась в постели, яростно толкая меня коленками, да ещё и выходила несколько раз, негромко чертыхаясь и хлопая дверью.

— Милая, ты всех гостей перебудишь… — в полудрёме бормотал я всякий раз, когда она возвращалась, на что Лали отвечала невразумительным ворчанием и вновь начинала вертеться под одеялом; уж не знаю, из-за чего её одолела бессонница — то ли из-за Кристиана, то ли из-за бургундского, — но я так и заснул под монотонный аккомпанемент то и дело хлопающей двери и приглушённых бормотаний моей ненаглядной…

…Утро, как мне показалось, наступило внезапно. Ещё несколько секунд назад за окнами была темнота, под боком крутилась взвинченная вчерашними событиями Лали; и вот уже сквозь занавески льётся утренний свет, а в постели, кроме меня — никого. Надо же, сегодня моя жёнушка, соня та ещё, проснулась раньше меня! Да уж, крепко мы вчера выпили…

Когда, кое-как приведя себя в порядок с помощью холодного душа, я спустился вниз, обнаружилось, что добрая половина нашей компании уже на ногах. Линда с Мануэлой — должно быть, закалённые постоянными разъездами и ранними подъёмами — сидели рядышком на диване и мило о чём-то болтали; правда, обе то и дело отчаянно зевали, а бледность Линды и вовсе бросалась в глаза, но в этом-то как раз не было ничего удивительного. Жозе и Бенедикт тоже обретались здесь, устроились, как и следовало ожидать после вчерашнего, в разных углах и являли собой поразительный контраст — вид у нашего друга был изрядно помятый, зато его будущая невеста выглядела так, словно не пила ничего, кроме минеральной воды.

Что же касается моей ненаглядной Лали, то она, даром что проснулась раньше меня, откровенно клевала носом, удобно устроившись в мягком кресле. И, насколько я знал собственную жену, пребывать в таком состоянии она могла до самого обеда.

Едва я успел поздороваться со всеми, как на лестнице за моей спиной раздался весёлый смех — в гостиную спускались Николя и Элен, ведя на буксире упирающуюся Джоанну.

— Ну какого чёрта вы меня выдернули из постели? — вяло возмущалась американка, спотыкаясь едва ли не на каждой ступеньке. — Не друзья, а садисты какие-то, даже сон досмотреть не дали…

— Насмотришься ещё! — звонко хохотала Элен; сама она, похоже, проснулась в прекрасном настроении и была намерена всех заразить своим весельем. — В кои-то веки собрались все вместе, а ты хочешь проспать всё на свете… Лали, Себастьен! Вы собираетесь поить нас кофе?

— Господи, Элен, как тебе удаётся быть такой свеженькой? — с завистью поинтересовалась моя жена, завозившись в кресле и приоткрывая один глаз. — Я себя чувствую совсем разбитой…

— У неё внутри вечный двигатель, — проворчала Джоанна и плюхнулась прямо на пол. — Маленький такой моторчик…

— Девочки, я просто мало пила, — Элен состроила милую гримаску. — Ну же, Лали, Себастьен! Где кофе?

Я предложил повременить с кофе до тех пор, пока не проснутся Кристиан с Оливье, а уж потом устроиться всем вместе за столом; Николя меня поддержал, да и остальные вроде не то что бы позабыли вчерашнюю выходку Кристиана, но уже не принимали её так близко к сердцу. Тем более что и сам герой праздничного ужина появился примерно через четверть часа — с покаянным и сокрушённым видом.

Бредя по лестнице, он старался ни на кого не смотреть; затем, остановившись возле меня и по-прежнему не поднимая головы, пробормотал:

— Себ, извини, ради Бога, за вчерашнее… Я, кажется, нахлестался до такой степени, что сам себя не помнил.

— Это уж точно, — ядовито заметила Лали. — Только тебе бы следовало попросить прощения не у одного Себастьена, а у всех нас.

Я укоризненно посмотрел на свою жёнушку, но Кристиан воспринял её слова как должное. Обведя горестным взглядом всю нашу компанию, он выдохнул:

— Извините, ребята… Я совсем не хотел испортить вам праздник.

— Ладно, что было — то прошло, — Николя, как всегда, постарался побыстрее покончить с неловкой ситуацией и хлопнул Кристиана по плечу. — Не бери в голову, со всяким может случиться.

Кри-Кри в ответ лишь махнул рукой, переживал он совершенно искренне, и я в который раз подумал, что он, в сущности, неплохой парень, только вот полный разгильдяй, к сожалению. Будь у него хоть немного ответственности и силы воли — всё было бы сейчас совсем по-другому…

— А наш великий музыкант всё ещё баиньки, да? — насмешливо фыркнула Мануэла. — Может, разбудить его?

— Давно пора, — с готовностью подтвердил Жозе, который вообще не выносил, когда спал ещё кто-то, кроме него самого. — Николя, сходи, растолкай его.

— А почему я? — искренне изумился тот.

— А потому что ты находишься ближе всех к его комнате. По лестнице вверх и последняя дверь налево — не забыл?

Беззлобно что-то проворчав, Николя потащился на второй этаж, а так и не проснувшуюся до конца Лали отправили на кухню варить кофе. Она слабо сопротивлялась, но Мануэла с лукавой улыбочкой мягко, но настойчиво подталкивала её в спину до тех пор, пока Лали в отчаянии не возопила, всплеснув руками:

— А что, никто не хочет мне помочь?!

— Ох, лентяйка ты наша, помогу, так и быть, — охотно откликнулась с дивана Бенедикт, и я в очередной раз позавидовал её свежему виду — самому-то мне пока даже холодная вода не помогала, голова продолжала гудеть, словно колокол.

Легко вскочив на ноги, Бене утащила покорившуюся судьбе Лали на кухню, и вскоре оттуда послышалось умиротворяющее жужжание кофемолки. А затем раздался какой-то грохот, и все наши взоры обратились на лестницу, где, тяжело дыша, стоял Николя — вид у него почему-то был напуганный и взлохмаченный.

— Нико, ты что, привидение увидел? — саркастически поинтересовался Жозе, но Николя было явно не до смеха.

— Кроме шуток, ребята, — медленно сказал он, и я поразился тому, как глухо прозвучал его голос. — Кто-то зарезал Оливье.

В первую секунду никто ничего не понял. Все ошарашенно смотрели на Николя, затем кто-то сдавленно охнул. Из кухни выглянули Бенедикт с Лали и недоуменно вертели головами — за шумом кофемолки они не расслышали последних слов Николя.

— Надо вызвать полицию, — в наступившей тишине голос Линды прозвучал неестественно спокойно. — И ничего не трогать до их прихода.

— Какую полицию?! Зачем?! — отчаянно закрутила головой ничего не соображавшая Лали; стоящая рядом Бенедикт с кофемолкой в руках тоже непонимающе хлопала длинными ресницами.

Я торопливо подошёл к ним и обнял их за плечи:

— Только спокойно, девочки… У нас беда. Оливье убили.

— Что?! — Лали одним движением вырвалась из-под моей руки и отскочила назад; судя по голосу, она была близка к истерике. — Что ты такое говоришь, Себастьен?!

— Успокойся, пожалуйста, прошу тебя, — я вновь привлёк её к себе. — Это правда, и мы ничего не можем поделать… Пожалуйста, возьми себя в руки, милая…

Я всё ещё продолжал неумело утешать её, вполголоса говоря какие-то явные глупости, потому что никаких слов утешения мне сейчас в голову не приходило, а Лали уже разревелась в голос, уткнувшись лицом мне в грудь.

— Боже… Оливье… прямо на Рождество… в нашем доме… — сквозь всхлипы и рыдания бормотала она, а я гладил её по мягким чёрным волосам.

Жозе тем временем ринулся наверх, но Николя решительно преградил ему путь:

— Нечего тебе там делать! И вообще никто из нас не поднимется туда до прихода полиции, понятно? Себастьен, да позвони же в комиссариат!

Я мягко отстранил Лали и, оставив её рыдать на груди Бенедикт, кинулся к телефону. Пока я рассказывал дежурному инспектору, что у нас произошло — боюсь, голос мой тоже дрожал, — все остальные застыли на своих местах, словно изваяния. Казалось, каждый даже пошевелиться боится, чтобы не случилось ещё чего-нибудь не менее ужасного.

Наконец, я положил трубку и устало сказал:

— Они будут здесь минут через десять. Просили ничего не трогать на месте преступления, а также никого не выходить из дома.

Кажется, лишь после этих слов все окончательно осознали непоправимость происшедшего — если через десять минут сюда действительно приедет полиция, значит, это не сон, не галлюцинация и не дурной розыгрыш… Да и до меня только сейчас по-настоящему начал доходить весь ужас случившегося. Господи, Оливье мёртв! И не просто мёртв — убит. Ведь не по неосторожности же он воткнул в себя нож?.. Или… Я подошёл к Николя и негромко спросил:

— Послушай, дружище… а как там всё было? Не мог он сам…

Взглянув на меня, Николя криво усмехнулся:

— Я знаю гораздо менее утомительные способы свести счёты с жизнью… А если честно — я не криминалист, и судить мне трудно. Нож торчал у него прямо из груди… там, где сердце. Я думаю, он умер сразу.

— Но тогда это означает… — начав говорить, я вдруг осёкся на полуслове — уж больно мерзко всё получалось.

Конечно, я вчера хорошо набрался, но не настолько, чтобы забыть запереть входную дверь; она и сейчас закрыта на задвижку, я видел это даже отсюда. И окна в доме все закрыты… Словом, посторонний сюда проникнуть не мог. И тогда это означает… Это означает то, чего у меня не хватило духу произнести: убийца — кто-то из нас.

От этой мысли мне внезапно сделалось холодно. Ну как такое могло получиться?! Все присутствующие здесь — мои друзья, я знаю их не первый год, а теперь оказывается, что кто-то из них способен взять в руки нож и убить. Но кто? Кто, чёрт возьми?!

— Что означает, Себастьен?

От неожиданности я вздрогнул и повернулся. Прямо передо мной стояла Бенедикт, которая, несомненно, слышала мои последние слова; её серые глаза, полные слёз, смотрели на меня выжидательно и в то же время с тревогой.

— Что означает? — требовательно повторила она, и по её дрожащему голосу я понял, что она тоже на грани срыва.

— Видишь ли, Бене… — медленно произнёс я; у меня по-прежнему язык не поворачивался фактически бросить обвинение своим друзьям, а они уже настороженно повернули головы в мою сторону. — Впрочем, это касается всех… И, честное слово, я очень хотел бы ошибиться…

— Да говори же, Бога ради! — вспылил нетерпеливый Жозе. — Ты что, знаешь, кто убийца?

— Нет, — покачал я головой. — Я этого не знаю. Но я знаю кое-что другое — этой ночью в доме никого, кроме нас не было. Двери, окна — всё закрыто… Никто не мог сюда незаметно войти, а тем более выйти.

— И значит, убийца — кто-то из нас, — быстро докончил за меня Николя. — Ты ведь это хотел сказать?

Я только беспомощно пожал плечами и прислонился к подоконнику — странно, но мне казалось, что ноги меня не держат. Боюсь, с этой минуты наша компания начнёт трещать по швам, подумал я. Ещё вчера мы были лучшими друзьями, а сегодня каждый подозревает каждого, потому что кто-то из нас оказался способен на убийство…

— О Господи… — раздался вдруг потрясённый голос Лали, и все мы как по команде уставились на неё. — Как же я сразу не догадалась!..

Она внезапно перестала плакать, подняла голову, и её тёмные глаза засверкали недобрым огнём. Стремительно пройдя через всю комнату, она приблизилась к ошеломлённому Кристиану и буквально выплюнула ему в лицо:

— Может, скажешь нам, за что ты его убил?

— Я?! — Кристиан даже попятился; он был почти на голову ниже моей жены и от этого казался особенно жалким. — Да ты с ума сошла! Я его не убивал, не убивал, клянусь!

— Да все же видели, как вы вчера с ним ссорились! — Лали заводилась всё больше. — Ты его обвинял в том, что он испортил тебе жизнь!.. Обвинял его, хотя сам был во всём виноват! Ты же кричал, что убьёшь его, я слышала, все это слышали!..

— Я перебрал… — жалобно лепетал Кристиан, отчаянно ища глазами поддержки у остальных. — Я сам вчера не понимал, что говорю, я был пьян… Но это не я, не я!

— Не смей, Лали! — наконец, опомнился я и дёрнул её за руку — может быть, излишне грубо. — Уймись, кому говорю! Ещё немного — и мы точно друг друга поубиваем…

Лали неожиданно обмякла и вновь расплакалась, а Кристиан продолжал повторять, словно заведённый: Это не я, это не я…, в его глазах метался ужас. Наступившее было обманчивое спокойствие с минуты на минуту вновь могло взорваться.

Ну вот, дружище Себастьен, сказал я сам себе, вот что получилось после твоих слов. И это только начало, дальше будет ещё хуже — до тех пор, пока мы не узнаем, кто настоящий преступник. А до этого будут взаимные подозрения, обвинения и много всякой другой грязи… Бог ты мой, как же всё это отвратительно!

— Пускай во всём разбирается полиция, — твёрдо — по крайней мере, хотелось верить, что твёрдо — сказал я. — А ты мы сейчас чёрт знает до чего договоримся.

— Себастьен прав, дождёмся полицию, — поддержала меня Элен, обводя остальных умоляющим взглядом; она не плакала, но в глазах её застыла такая боль, что становилось не по себе. — Поймите, бессмысленно обвинять друг друга — все мы любили Оливье, и никто не желал ему зла.

— Никто, кроме убийцы! — выпалил Жозе и принялся нервно расхаживать по комнате; пару раз он споткнулся о расставленные стулья, и тогда Николя звенящим от еле сдерживаемого напряжения голосом посоветовал ему сесть и угомониться.

Звонок в дверь показался мне таким оглушительным, что я невольно вздрогнул — да и не я один. А следом наступило какое-то облегчение — ну вот, наконец-то, приехала полиция, сейчас они возьмут на себя все наши проблемы, во всём разберутся и найдут преступника… Глупо, конечно. Ничего они не найдут, по крайней мере, сразу, и легче нам всем от этого не будет.

За дверью стояли четверо — двое полицейских и двое в штатском. Посторонившись, я пропустил их в дом, и один из этой четвёрки — высокий, худощавый брюнет лет тридцати пяти — без долгих предисловий принялся за дело.

— Меня зовут Ленорман, инспектор Ленорман, — негромко представился он. — Насколько я понял, здесь произошло убийство.

— Да, — мне, как хозяину, пришлось взять инициативу на себя, но слова давались нелегко. — Это я звонил вам… Видите ли, вечером у нас был праздничный ужин… все мы сидели, веселились, а утром… Утром Оливье нашли с ножом в груди.

— Насколько я понимаю, это ваш дом? — так же тихо поинтересовался инспектор — по-видимому, у него была такая манера говорить. — А это — ваши гости, не так ли, мсье…

— Куриво, — подсказал я. — Себастьен Куриво. Да, все мы друзья ещё с университетских времён. Впервые собрались вместе за последние пять лет, и вот…

— Это вы обнаружили труп?

— Нет, — вмешался Николя, нервно приглаживая волосы. — Это я. Пошёл его будить, а там…

— Ну что ж, давайте взглянем, где это произошло, — произнёс Ленорман. — Идёмте со мной, господа, вы и вы, остальных пока попрошу подождать здесь.

Я медленно направился к лестнице, за мной двинулся Николя, а инспектор слегка задержался, окидывая цепким взглядом всю нашу компанию. Внезапно за моей спиной послышался его ироничный голос:

— Ба, и мсье Рош тоже тут! Что, решили встретить Рождество в приличном обществе?

Головы всех присутствующих тут же повернулись к Кристиану, который, казалось, вжался в стену и затравленно смотрел на инспектора. Конечно, мало удивительного в том, что нашему бывшему ударнику приходилось иметь дело с полицией — при его-то нынешнем образе жизни! Но мне чертовски не понравился насмешливый тон Ленормана, таивший в себе скрытую угрозу — как будто полицейский тотчас решил для себя, что Кри-Кри каким-то образом причастен к убийству. Я хотел вступиться за нашего приятеля, однако Николя меня опередил.

— Кристиан тоже наш друг, и мы знакомы уже много лет, — довольно сухо сказал он. — Полагаю, он не станет для вас главным подозреваемым только потому, что…

— Позвольте мне самому решить, кого подозревать, — неожиданно жёстко перебил его инспектор. — Это моя работа и, смею надеяться, я делаю её хорошо. А пока что я бы хотел увидеть труп.

Резкая отповедь Ленормана произвела впечатление — Николя побледнел и замолчал, а Кристиан, казалось, готов был расплакаться. В гробовой тишине мы поднялись на второй этаж, за нами проследовали один из полицейских, сам инспектор и его спутник в штатском — по-видимому, эксперт. Другой полицейский остался внизу.

Перед слегка приотворённой дверью в комнату Оливье я остановился, чувствуя, что ноги у меня невольно начинают дрожать:

— Это здесь.

— Дверь была открыта? — поинтересовался Ленорман у Николя. — Или это вы оставили её в таком положении?

— Наверное, я, — не слишком уверенно пожал плечами Николя. — Ну да, точно, когда я утром поднялся сюда, она была плотно закрыта. Я постучал, никто не ответил. Тогда я вошёл в комнату и…

— Понятно, — перебил его инспектор и кончиками пальцев толкнул дверь.

Она медленно распахнулась, и моему взору предстало жуткое зрелище. Оливье лежал на неразобранной кровати, запрокинутая голова его покоилась на подушке, ноги съехали на пол, правая рука безвольно свесилась. На лице его застыло какое-то удивлённое выражение, словно он никак не ожидал того, что произошло — да, наверное, так оно и было; довершали картину торчащая из груди рукоятка ножа и большое кровавое пятно на его рубашке. Нож я узнал сразу — ещё вчера Лали резала им хлеб и строгала салаты; лезвие имело порядочную длину, однако убийца вогнал его в грудь Оливье почти по самую рукоять.

И было ещё что-то, что не понравилось мне с самого начала — хотя чему уж тут было нравиться! Тем не менее какая-то маленькая деталька не давала мне покоя, словно назойливая муха; что-то было не так в той картине, которую я увидел.

— Кроме вас, кто-нибудь ещё входил сюда? — Ленорман продолжал как ни в чём не бывало расспрашивать Николя, на его лице не отразилось никаких эмоций при виде трупа.

— Нет, — покачал головой тот. — И я тоже здесь ничего не трогал, выскочил как ошпаренный и сразу же побежал вниз. А потом мы сидели и ждали вас, наверх вообще никто не поднимался.

— Грамотно, — хмыкнул инспектор, и непонятно было, серьёзно он говорит или иронизирует. — А нож вы узнаёте, мсье Куриво?

— Да, — кивнул я. — Это наш кухонный нож. Значит… убийство было умышленным?

Ленорман бросил на меня быстрый, многозначительный взгляд и, не удостоив ответом, продолжал обшаривать глазами комнату. Мы с Николя переглянулись, и по выражению его лица я понял, что он не очень-то доверяет талантам инспектора — так же, как и я, впрочем. Полицейский не нравился мне своей бесцеремонностью, а уж гонора ему, похоже, было не занимать.

— Как вы считаете, мсье Куриво, — проговорил Ленорман словно между делом, осторожно прохаживаясь по комнате и заглядывая буквально во все углы, — мог этой ночью в доме оказаться посторонний человек?

— Не думаю… — я ожесточённо потёр переносицу. — Мне не хочется об этом говорить, но… Боюсь, убийца, кто бы он ни был, ещё здесь.

— Смелое заявление! — кажется, инспектор впервые взглянул на меня с интересом. — А на чём основаны ваши предположения, позвольте узнать?

Мне оставалось только повторить ему те выводы, которые я уже сделал для себя несколькими минутами раньше, и Ленорман удовлетворённо кивнул. Краем глаза я заметил неодобрение на лице Николя, но не врать же полицейскому?! В конце концов, я ничего не придумал, и голову могу дать на отсечение: убийца — кто-то из нас. Как это ни противно…

— Что это? Покойный носил кольцо? — неожиданно спросил инспектор так тихо, что я его еле расслышал; нагнувшись, он пристально вглядывался в свисавшую руку Оливье — на безымянном пальце действительно отчётливо выделялась белая полоска нетронутой загаром кожи.

Я наконец-то вдруг понял, что именно не давало мне покоя с того самого момента, как я увидел нашего мёртвого друга — конечно же, перстень, точнее, его отсутствие! Насколько я знал, Оливье купил его несколько лет назад, на свои первые деньги, заработанные на гастролях, и с тех пор, сколько я его видел, перстень всегда был при нём — и вчера тоже. Оливье не то что бы хвастался им, но его самолюбию явно льстило, что на пальце у него красуется этакая штучка стоимостью в несколько тысяч франков. Я готов был спорить на любую сумму, что перстень вчера заметили все, и вот теперь он исчез. Господи, неужели Оливье зарезали только из-за этой чёртовой побрякушки?!

— Да, — с усилием выдавил я, отвечая на вопрос инспектора. — Он действительно постоянно носил большой золотой перстень… никогда с ним не расставался.

— Вчера вечером он также был у него на пальце? — уточнил Ленорман, и я кивнул.

— Ну что ж, это становится интересным, — полицейский резко выпрямился. — А как вы думаете, не мог он случайно закатиться под кровать?

Судя по ироническому тону, вопрос был риторическим, и я лишь пожал плечами. А инспектор стал похож на гончую, почуявшую след — он подобрался, во всех его движениях появилась какая-то лёгкость. Быстро, профессионально Ленорман ощупал карманы Оливье, ловко пробежался руками по складкам постели, затем, аккуратно опустившись на колени, заглянул под стол, под кровать… Когда инспектор вновь поднялся во весь рост, мне показалось, что он вполне доволен результатом осмотра.

— Я думаю, перстня в этой комнате нет, — он произнёс это так, словно был уверен в этом с самого начала. — Теперь самое время спуститься вниз, там у нас ещё остались кое-какие дела… Прошу вас, приступайте, мсье Крюшон, всё в вашем распоряжении.

Последние его слова были обращены к эксперту, который молча кивнул, тут же раскрыл свой чемоданчик и занялся приготовлениями; мы с Николя спустились вслед за Ленорманом в гостиную, где все, казалось, сидели в таких же позах, в каких мы их оставили. Дожидавшийся инспектора полицейский хмуро подпирал стену, и одно его присутствие отбивало всякую охоту к разговорам.

— У меня будет к вам небольшая просьба, мсье Куриво, — обратился ко мне Ленорман, невозмутимо присаживаясь на единственный свободный стул. — Не могли бы вы на правах хозяина представить мне присутствующих?

— Да, конечно… — пробормотал я. — Все мы хорошие друзья, и не первый год знаем друг друга, я уже говорил… Это Лали, моя жена… Николя и Элен Пьюдеба, супруги, сейчас они временно живут в Австралии… Две девушки на диване — Линда Лакост и Мануэла Рош, они фотомодели и во Франции, можно сказать, проездом… Дальше — Джоанна Редфилд, американка из Техаса, тоже наша университетская подруга… Жозе Вассёр и Бенедикт Гибер, скоро они собираются пожениться… Кристиан Рош…

— Мсье Роша я знаю достаточно хорошо, — прервал меня инспектор. — Даже слишком хорошо, как мне кажется. А мадемуазель Мануэла Рош, она не…

— Я его кузина, — спокойно ответила Мануэла, и инспектор понимающе кивнул головой, хотя по лицу его пробежала тень лёгкого удивления.

— Убитого, насколько я понял, звали Оливье… Как дальше?

— Севестр, — ответил я. — Оливье Севестр, он профессиональный музыкант, ударник известной рок-группы. Видите ли, все мы когда-то вместе учились, и вот решили собраться на Рождество всей компанией…

— Что ж, вам это удалось, — Ленорман поднялся со стула и откашлялся. — А теперь, дамы и господа, попрошу всех выложить на этот стол содержимое своих карманов, а дам также — своих сумочек, если таковые имеются.

— Что?! — Жозе негодующе вскочил со своего места. — Это что, обыск? А по какому праву…

— По праву полицейского, ведущего расследование убийства, — хладнокровно пояснил инспектор. — Обрисую ситуацию — с пальца мсье Севестра этой ночью исчез золотой перстень, который все вы наверняка видели и который, как я полагаю, находится в данный момент где-то в доме или же — у одного из присутствующих. Если сейчас ни у кого из вас он не обнаружится, я буду вынужден вызвать подкрепление и произвести в доме самый тщательный обыск. Кроме того, мой коллега из бюро криминалистики снимет у всех вас отпечатки пальцев.

— Отпечатки пальцев! Это уж слишком! — возмутилась Лали, но Элен решительно подёргала её за рукав, чтобы та успокоилась.

— Да, вот ещё что, — Ленорман развернулся в сторону Джоанны. — Мадемуазель Редфилд будет требовать консула, или на данном этапе мы сможем обойтись без излишних формальностей?

— Нет… Не думаю… — растерянно пожала плечами американка; мне показалось, что сейчас она вообще мало что соображала. — Я ни в чём не виновата… и у меня нет причин не доверять французскому правосудию…

— Чудесно! — осклабился инспектор. — Итак, прошу всех опустошить свои карманы и сумочки.

Жозе первым вразвалку направился к столу, всем своим видом выражая презрение к полицейскому, и демонстративно выгреб из своих карманов ключи, портмоне и ещё какую-то мелочёвку. Следом за ним потянулись остальные; постепенно на журнальном столике вырастала гора бумажников, мелких монет, зажигалок — словом, всего того, что обычно таскают в брюках и пиджаках. Кристиан, до этого топтавшийся возле стены, тоже нерешительно направился к столу, на ходу ощупывая свои карманы.

— Ну же, смелее, мсье Рош, — с нехорошей улыбкой подбодрил его Ленорман. — Покажите-ка, что там у вас завалялось.

Замирая перед ним, как кролик перед удавом, Кристиан вытащил из левого кармана полупустую пачку сигарет, а из правого — пригоршню мятых купюр и осторожно положил всё это на стол; что-то слабо звякнуло.

— Минутку! — инспектор резко подался вперёд и вновь стал похож на почуявшую дичь гончую. — Что это там у вас такое?

Он небрежно разворошил банкноты пальцем, и нашим взорам открылся массивный золотой перстень с монограммой O.S.. Я почувствовал, что в глазах у меня темнеет. Кристиан?!

— Присутствующие узнают этот предмет? — не без торжества спросил полицейский.

— Господи Иисусе, да это же перстень Оливье! — потрясённо выдохнула Мануэла, и её голубые глаза, вмиг превратившиеся в ледышки, уставились на кузена. — Откуда он у тебя, Кристиан?!

— Я… я не знаю… — пролепетал он, его лицо исказил смертельный, почти животный ужас. — Я понятия не имею, как это оказалось в моём кармане… Правда!.. Почему вы мне не верите, чёрт возьми?

И, почти срываясь на визг:

— Вы же просто ненавидите меня, инспектор!..

— Наркотики стоят дорого, не так ли, мсье Рош? — отчаянный выкрик Кристиана ничуть не задел полицейского, и голос его прозвучал очень тихо, почти ласково. — А такое колечко можно продать тысячи за две-три, не меньше… нужно лишь знать, кому. Но уж вы-то знаете, правда?..

— Убийца! Я так и знала, что ты убийца! — от внезапного крика Лали у меня зазвенело в ушах; она подскочила к Кристиану, сжав кулачки, дрожа всем телом то ли от злости, то ли от ненависти. — Какая гадость — заколоть друга из-за какого-то перстня!.. Подонок!..

— Держите себя в руках, мадам Куриво! — как это ни странно, один лишь пронзительный взгляд Ленормана утихомирил мою жену. — Сейчас я побеседую со всеми вами по отдельности, хотя мне кажется, что это лишь пустая формальность… И начну я, пожалуй, с вас, мадам.

Рукой он показал Лали в сторону кухни, и та послушно поплелась за ним, всхлипывая на ходу; что ни говори, а этот неприятный тип умел ставить людей на место. Уже на пороге инспектор обернулся и махнул угрюмому полицейскому, который по-прежнему торчал в углу, словно статуя:

— А вы, Кассель, уделите особое внимание мсье Рошу — не хочу, чтобы с ним что-нибудь приключилось.

Потом за Ленорманом и моей женой плотно закрылась кухонная дверь, и мы остались наедине со своими чувствами и эмоциями. Побледневший, взъерошенный Кристиан обессиленно опустился прямо на пол, прислонившись к стене, уставившись в никуда отсутствующим взглядом; никто из нас старался на него не смотреть.

Господи, Кристиан, наш Кри-Кри… Неужели вчера его настолько разобрала злость, что посреди ночи он проснулся и пошёл выяснять отношения с Оливье?! Но ведь он был пьян, чертовски пьян… Или…Или дело всё-таки не в загубленной молодости, а в том, что Кристиану банально не хватало денег, а перстень так заманчиво поблёскивал на пальце Оливье? Но это была самая отвратительная мысль, какая мне только могла прийти в голову, и я упорно гнал её от себя. До какой же степени надо опуститься, чтобы из-за золотой побрякушки угробить друга?!

— Ну и дерьмо! — с чувством сказал Жозе, выразив таким образом общее настроение. — Слушай, Кристиан, как ты собираешься теперь жить дальше, хотел бы я знать?

— Я попрошу вас не разговаривать, — хмуро подал голос из своего угла Кассель; похоже, он просто-напросто не выспался в эту ночь. — Не нужно разговаривать, пока не закончится допрос.

Однако Ленорман не собирался тянуть волынку — уже минут через пятнадцать из кухни появилась Лали, с заплаканными глазами, и бросила мне на ходу:

— Иди, Себастьен, инспектор хочет с тобой побеседовать.

Когда я вошёл на кухню, полицейский как раз делал какие-то пометки в своём блокноте; не поднимая головы, он махнул мне рукой на стул. Лишь через несколько минут он оторвался от своего занятия и взглянул на меня; по его лицу я понял, что он всё уже для себя решил.

— Ваша жена достаточно подробно мне обо всём рассказала, — произнёс инспектор, откидываясь на спинку стула. — Я бы хотел только прояснить кое-какие вопросы.

— А о чём она рассказала? — недоуменно спросил я.

— О вчерашнем ужине, разумеется. И о событиях, которые тогда произошли. Это правда, что между мсье Рошем и мсье Севестром случилась ссора?

— Да, это действительно так, но…

— И это правда, что мсье Рош набросился на того с ножом? И кричал при этом, что убьёт его?

Я глубоко вздохнул. Чёрт бы побрал длинный язык Лали! Хотя… ссора-то действительно была, и не моя жена, так кто-нибудь другой обязательно сказал бы об этом. Беда в том, что Лали, отнюдь не пылавшая любовью к Кристиану, наверняка преподнесла всё так, что у Ленормана не осталось никаких сомнений по поводу того, кто является убийцей.

Бог мой, какую мучительную дилемму приходится мне решать! Я не хотел верить в то, что именно Кристиан воткнул нож в Оливье, но тогда приходилось признать, что это сделал кто-то другой. Но кто?!

— Итак, мсье Куриво, это правда?

— Да… — пробормотал я. — Да, конечно. Но всё было совсем не так… точнее, не совсем так, как рассказала Лали.

— А откуда вы знаете, что именно она рассказала? — тут же уколол меня взглядом инспектор.

— Видите ли… Моя жена всегда недолюбливала Кристиана. Это связано с… с причинами личного характера — старая университетская история, и к убийству она не имеет никакого отношения, — у меня вовсе не было желания посвящать Ленормана в ту неприглядные события шестилетней давности, из-за которых наша компания лишилась друга. — Но… Словом, я думаю, что Лали несколько сгустила краски.

— А сами-то вы что, верите в невиновность мсье Роша? — иронически поинтересовался инспектор.

— Мне вообще трудно поверить в виновность кого-либо из присутствующих, — пожал я плечами. — Я уже говорил, что все мы знаем друг друга много лет, у нас всегда были прекрасные отношения. И я до сих пор не могу свыкнуться с мыслью, что Оливье убил кто-то из нашей компании.

— А вы знаете, что у мсье Роша были проблемы с наркотиками? — совсем тихим голосом спросил Ленорман. — Вы знаете, что он неоднократно привлекался к суду за различные мелкие правонарушения? Вы знаете, наконец, что он постоянно нуждался в деньгах?

— О наркотиках мне было известно, об остальном я мог догадываться. Когда я случайно встретил Кристиана несколько дней назад, его внешний вид говорил сам за себя.

— И тем не менее вы пригласили его на праздник?

— Да, пригласил, чёрт возьми! — меня постепенно начинала охватывать злость при виде того, как полицейский целенаправленно копает под Кристиана, даже не давая себе труда сделать ещё какие-нибудь предположения. — Он наш друг, такой же, как и все остальные, можете вы понять это, господин инспектор?

— О да, я могу это понять, — впервые за время нашего разговора Ленорман улыбнулся, и его улыбка мне совершенно не понравилась. — Ещё вопрос, мсье Куриво… Это вы проводили мсье Роша в свою комнату после ссоры?

— Проводил — мягко сказано. Кристиан был настолько пьян, что не мог и шагу ступить, именно поэтому я думаю, что…

— Под действием алкоголя люди порой сами не ведают, что творят, так ведь? — мягко заметил инспектор; сейчас он был похож на учителя, терпеливо объясняющего урок тупому ученику. — Обида, раздражение, скрытые комплексы — всё это могло выплеснуться наружу после хорошей дозы вина… Скажите, не слышали вы ночью чего-нибудь подозрительного — шаги, странный шум?

— К сожалению, нет, — я развёл руками. — Как вы изволили выразиться, я тоже принял хорошую дозу вина, а потому спал как убитый.

— К счастью, всего лишь как, — напоследок Ленорман даже позволил себе сострить. — У меня больше нет к вам вопросов, мсье Куриво.

Черкнув что-то в своём блокноте, он вновь взглянул на меня:

— Пригласите, пожалуйста, мсье Вассёра.

Когда я вернулся в комнату, внутри у меня всё кипело от злости. Буркнув сквозь зубы: Жозе, твоя очередь исповедоваться! я со всего маху уселся на диван и сцепил руки так, что хрустнули пальцы. Чёрт побери, я, конечно, дилетант в полицейском ремесле, но всё же, по моему скромному разумению, следствие должно вестись немного не так! Ленорман не расспрашивал меня ни о прошлом Оливье, ни о других членах нашей компании; похоже, он с первых же минут решил для себя, что это сделал Кристиан — едва лишь увидел его в моём доме. И все вопросы полицейского преследовали только одну цель — утопить Кри-Кри…

Однако, немного подостыв, я не мог не признать, что у инспектора всё выходит очень гладко. И, конечно, главным аргументом был проклятый перстень, который почему-то вдруг оказался у Кристиана в кармане; не будь его, Ленорман, вполне возможно, копал бы поглубже, а так… Интересно, могло быть такое, чтобы Кристиан, совершив убийство, наутро ничего об этом не помнил? Вроде бы я читал об этом в какой-то книжке.

Дальнейшие события не представляли из себя ничего интересного. Примерно через час эксперт Крюшон закончил свою работу наверху, после чего туда поднялись санитары из дожидавшейся на улице машины скорой помощи и на носилках вынесли тело Оливье. Довольно тягостное зрелище, но для дюжих ребят в белых халатах это была повседневная работа; они даже не обращали никакого внимания на то, что в доме полно народу.

Затем Крюшон ловкими и привычными движениями снял у каждого из нас отпечатки пальцев, и на этом его миссия была завершена. А вскоре и сам Ленорман, покончив с допросом, появился в гостиной. Сунув свой блокнот во внутренний карман пиджака, он неторопливо обвёл взглядом присутствующих, и, наконец, взгляд его остановился на бледном, осунувшемся Кристиане.

— Мсье Рош! — официальным тоном проговорил инспектор. — На основании собранных улик я арестовываю вас по обвинению в убийстве Оливье Севестра. Вы можете хранить молчание, а также связаться со своим адвокатом. Если такового не имеется, защитник будет вам предоставлен. Наденьте на него наручники, Кассель.

Кристиан был настолько потрясён и подавлен, что безропотно подставил руки, на которых тут же защёлкнулись стальные браслеты. Ленорман повернулся ко мне:

— Насколько я понял, ваши гости не живут в Париже. Могу я узнать, где именно они остановились?

— Здесь, — я взмахнул рукой. — Дом большой, и место нашлось для всех. Исключение составляют только Линда с Мануэлой, они живут в Мажестике. Ну и бедняга Оливье, конечно… кажется, он снимал номер в Крийоне.

— Что ж, чудесно, — подвёл итог инспектор. — В таком случае попрошу вас всех не покидать пока пределов этого дома — впредь до моего особого распоряжения. Надеюсь, это не составит особого труда для вас, в том числе и для мадемуазель Редфилд…

Джоанна в ответ лишь беспомощно пожала плечами, а Жозе вновь завёлся.

— Не понимаю, — пробурчал он, яростно взлохмачивая свою буйную шевелюру. — Убийца уже найден, остальные вне подозрений… Кой чёрт нам ещё торчать тут?

Ленорман отреагировал в своей привычной жёсткой манере:

— Не мне утверждать, является ли мсье Рош убийцей — это решит суд присяжных, а подозревать кого-либо или нет — это уж моё дело. Пока в моём распоряжении не будет улик, однозначно — заметьте, однозначно! — доказывающих виновность мсье Роша, я, повторяю, попросил бы вас не разъезжаться. Поверьте, это всего на несколько дней и к тому же в ваших интересах. Всего доброго, господа.

В общем, когда за полицейскими закрылась дверь, облегчения никто из нас не почувствовал. Жозе с досады треснул кулаком по стене и повернулся ко мне:

— Вот видишь, Себ, что из всего этого получилось! Говорил же я, не стоило его приглашать.

— А я с самого начала знала, что Кристиан убийца, только мне никто не верил! — в сердцах бросила Лали. — У меня даже было предчувствие…

— Брось, дорогая, не было у тебя никаких предчувствий, — устало махнул я рукой. — У меня есть более здравая идея — сесть за стол и чего-нибудь перекусить. Это всё же лучше, чем переливать из пустого в порожнее, да и время уже обеденное…

— Да подождите вы! — внезапно выкрикнула Джоанна, и в её голосе было столько отчаяния, что мы одновременно развернулись к ней. — Неужели вы и вправду поверили, что это сделал Кристиан?

— А кто же тогда? — немедленно ощетинился Жозе. — Может быть, ты?

— Перестань нести чепуху! — едва ли не со слезами Джоанна вскочила с кресла. — Как вы не понимаете, что Кристиан не мог зарезать Оливье?

Ответом ей была тишина, и лишь Мануэла медленно протянула, с искренним удивлением глядя на американку:

— Господи, дорогая, неужто ты всё ещё любишь моего непутёвого кузена? Я и то давно поставила на нём крест…

— Да при чём тут любовь?! — от волнения акцент у Джоанны усилился настолько, что мы едва её понимали. — Просто я очень хорошо знаю его… быть может, даже лучше, чем любой из вас. Да, он безвольный, слабохарактерный… Но он не мог убить!

— Чёрт возьми, я, пожалуй, соглашусь с Джоанной! — возможно, мне не стоило говорить этого вслух, но было поздно — теперь уже меня сверлили восемь пар глаз. — Думаю, Кристиан и вправду не мог убить… Только вот в женскую интуицию я в данном случае не верю, так что моё объяснение будет более рациональным.

— Какое такое объяснение? — чересчур быстро, на мой взгляд, среагировала Линда. — Договаривай, Себастьен.

— Если помните, около полуночи я сам отводил его в комнату, после того, как они с Оливье чуть не сцепились. Так вот, Кристиан еле держался на ногах. Мне буквально на себе пришлось его тащить, а едва я довёл его до кровати, как он брякнулся на неё и тут же захрапел. И я, честно говоря, не думаю, что он в таком состоянии мог проснуться ночью, пройти чуть ли не через весь дом, не наделав при этом шума, и одним ударом заколоть Оливье, который был относительно трезв.

— Хм… Возможно, ты и прав, — задумчиво заметил Николя, побарабанив пальцами по столу. — В любом случае, после той ссоры никто больше, кроме тебя, с Кристианом не общался, так что тебе и карты в руки… А инспектору ты об этом говорил?

— Господи, Нико, да проще фонарному столбу что-нибудь втолковать, чем мсье Ленорману! Я пытался объяснить ему, что Кри-Кри ужрался в стельку, но он мне и рта раскрыть не дал… Парочка дурацких вопросов — и всё, вы свободны, мсье Куриво!

— Мне тоже показалось, что этот Ленорман не сомневался в его виновности, — согласно кивнула Бенедикт. — По крайней мере, во время разговора со мной он только и делал, что упирал на вчерашнюю ссору и пристрастие Кристиана к наркотикам…

— А меня ещё доставал расспросами, как это у преуспевающей фотомодели может оказаться такой никчёмный кузен, — добавила Мануэла и сердито дёрнула плечом. — Можно подумать, ему пять лет, а я его нянька!

— Стоп, стоп, не горячитесь, девочки, — Николя, как всегда, попытался направить разговор в более спокойное русло. — Вы заметили, что инспектор сказал перед уходом? У него нет полной уверенности в том, что Кристиан убийца, хотя улики против него…

— А как же перстень? — растерянно перебила мужа Элен, нещадно теребя манжеты своей блузки. — Перстень-то был у него в кармане…

— Вот именно! — тут же подхватилась Лали. — Как он там оказался, а, Себастьен?

— Ты меня об этом спрашиваешь? — огрызнулся я. — А вот представь-ка на минутку, что это ты убила Оливье и украла перстень. Ты бы его себе в карман сунула?

— Что я, круглая дура? — обиженно фыркнула моя жена, не почувствовав подвоха. — Естественно, спрятала бы получше…

— Так ведь и Кристиан не идиот, — поддержал меня Николя, поняв, к чему я клоню. — Если мы предположим, что он не был настолько пьян, а всего лишь притворялся… или, скажем, основательно протрезвел через пару часов… то ему хватило бы ума куда-нибудь припрятать этот чёртов перстень. Ну а если он и вправду налакался до такого состояния, что ничего не соображал — тогда, я думаю, он просто физически не мог совершить убийство… Свалился бы где-нибудь в коридоре, и всё. Куда ни кинь, улика в пользу Кристиана, хотя и шаткая.

— А теперь позвоните в комиссариат, изложите свою гениальную версию и попросите отпустить бедняжку Кри-Кри, — ядовито посоветовал Жозе. — Может, этот надутый индюк Ленорман прислушается к вашему дилетантскому мнению…

— Ну хватит уже, — поморщилась Бенедикт и дёрнула его за рукав. — Твоя постоянная ирония начинает нас утомлять… А ты, Николя, подумай вот о чём — если мы сейчас решим, что Кристиан невиновен, значит, нам придётся признать, что настоящий убийца сидит сейчас в этой комнате, и мы опять начнём коситься друг на друга. Мне это, знаешь ли, не по душе… поэтому я предлагаю оставить всё как есть и спокойно дожидаться конца расследования.

— Вся беда в том, что ни у кого, кроме Кристиана, не было причин убивать Оливье, — мягко поддержала её Линда. — Ну вы сами подумайте…

— Да что мы друг другу нервы треплем? — не выдержал Жозе, одним махом опрокидывая в себя бокал вина. — Нож-то обнаружился на месте преступления, и уже к вечеру полиция будет знать, кто это сделал. О дактилоскопии, надеюсь, все слышали?

— То-то и оно, милый Жозе, — снисходительно усмехнулась Лали. — Об отпечатках пальцев знает сейчас любой ребёнок, неужели ты думаешь, что убийца был таким идиотом? Я более чем уверена, что нож окажется чистеньким, попомни мои слова.

— Боюсь, ты права, подружка, — Элен озабоченно потёрла переносицу и обвела всех нас каким-то усталым, больным взглядом. — Кто бы это ни сделал, он наверняка позаботился о том, чтобы не оставить следов. Ужас какой…

— Ну, если это был пьяный Кристиан, то он мог и забыть о такой малости… — начал было неугомонный Жозе, но Бенедикт с чувством двинула его ногой, и он покорно замолчал.

Наступившую тишину нарушил хмурый голос Николя:

— Нет, так дело не пойдёт. При других обстоятельствах я бы согласился с Бене, но не сейчас. Во-первых, у нас нет оснований верить в беспристрастность инспектора — я думаю, вы все в этом убедились сами. Уж не знаю, чем ему так насолил наш Кри-Кри, но факт — этот самый Ленорман терпеть его не может. А во-вторых, лично я тоже не верю в виновность Кристиана… этот парень был когда-то моим лучшим другом.

Он перевёл дух, и тут же раздался язвительный голос Лали:

— Закончили, мсье адвокат? Какие будут предложения?

— Одно, но очень простое — предлагаю всем вспомнить, что они делали этой ночью.

— Хочешь поиграть в сыщика? — иронично поинтересовался Жозе. — По-моему, и так всё ясно…

— Ничего не ясно, — резко ответил Николя; пожалуй, таким злым и сосредоточенным я его ещё ни разу не видел. — Думаю, что всем сейчас выгодно говорить правду — всем, кроме преступника, конечно. Итак?

— Ну, мне скрывать нечего, — пожал я плечами; мне не очень-то нравилась категоричность друга, но в глубине души я был с ним согласен. — Как мы с Лали поднялись в свою спальню, так из неё и не выходили до самого утра.

— Я тоже проспала всю ночь, — тряхнула головой Джоанна, безуспешно пытаясь прикурить очередную сигарету. — И ничего не слышала.

— Ты, Линда? — Николя, похоже, был настроен решительно.

— Ну-у… Мы с Мануэлой, наверное, девочки не совсем нормальные, — как-то виновато улыбнулась та. — Хочешь верь, хочешь нет, почти до самого утра проиграли в трик-трак, нервы успокаивали, а спать почему-то совсем не хотелось…

— Это тебе не хотелось, а у меня глаза слипались уже после второй партии, — парировала Мануэла. — Единственное, что меня за доской удерживало — так это желание отыграться, ты же меня вчера уделала, как Бог черепаху.

— И никто из вас ничего не слышал? — недоверчиво поинтересовался Николя. — В течение всей ночи?

— Побойся Бога, Нико, их комната в другом конце коридора, — вступился я за девушек. — Сам подумай, что они могли услышать, тем более что убийца явно не топал, как слон.

— Ну хорошо, а что скажут Жозе и Бене?

— Хоть мы с Жозе и поругались вчера, сон мне это не испортило, — Бенедикт беспечно махнула рукой. — Да и перебрала я вчера слегка, если честно…

— А Лали ничего не хочет сказать уважаемому собранию? — со всей возможной ядовитостью в голосе поинтересовался вдруг Жозе. — Чтобы, так сказать, дополнить картину.

— Себастьен же ясно ответил — мы всю ночь провели в своей комнате, — тут же разозлилась моя жёнушка, и взгляд её вполне мог испепелить Жозе. — На что ты намекаешь, хотела бы я знать?

— На то, что, по словам Николя, врать выгодно только убийце, — спокойно заявил он.

Лали побледнела так, что лёгкие веснушки, обычно незаметные на смуглой коже, сейчас отчётливо проступили на её лице.

— Повтори, пожалуйста, — медленно проговорила она, поднимаясь со стула.

— Охотно повторю, — Жозе тоже вскочил со своего места и стоял, напружинившись, напротив моей жены. — Где-то около двух часов ночи я услышал шаги, и мне стало очень интересно, кому это не спится в такое время. Выглянув в коридор, я увидел тебя! Правда, без ножа в руке, но, может, ты уже успела им воспользоваться?

— Ты что, совсем рехнулся? — завопила Лали, и мне показалось, что сейчас она просто-напросто выцарапает Жозе глаза. — С какой стати мне убивать Оливье, идиот несчастный?!

— Прекрати немедленно! — я возмущённо подскочил к Жозе, руки у меня так и чесались заехать ему по физиономии. — Ты что несёшь?!

— Да ничего особенного, только говорю, что видел её в коридоре этой ночью! — Жозе тоже понял, что хватил лишнего, но отступать не собирался. — Почему ты её покрываешь, Себастьен?

— Никого я не покрываю, ясно? — в бешенстве я схватил его за воротник рубашки так, что он угрожающе треснул. — Да, Лали выходила несколько раз, но минут на пять, не больше — просто выпила лишнего за ужином, если тебе это интересно! А вот сам-то ты что делал в коридоре в два часа ночи?

Подоспевший Николя растащил нас в разные стороны и примиряюще поднял руки:

— Успокойтесь же, ради Бога! Я никого не хотел ссорить своими расспросами и тем более не хочу, чтобы мы сейчас все начали обвинять друг друга лишь на том основании, что кто-то из нас выходил в туалет, чёрт возьми!

Тирада друга несколько охладила наш с Жозе пыл, а Мануэла нервно передёрнула плечами:

— Должна признаться, мы с Линдой тоже не сидели за доской как пришитые.

— В общем, любой из нас мог убить, — мрачно констатировал Николя. — Что касается нас с Элен, то мы действительно проспали всю ночь, но доказать это я тоже не могу.

— Вот мы и вернулись к началу, — резко бросила Джоанна. — Любой мог зарезать Оливье, но ни у кого не было повода сделать это.

После её слов вновь воцарилась тишина — в самом деле, было над чем задуматься. Я полностью доверял своим друзьям, всем вместе и каждому по отдельности — и всё-таки кто-то из них врал. Конечно, если Кристиан не убийца.

Но у Кристиана мотив был слишком явным — настолько, что даже трудно было в него поверить. Если этот парень и мог сделать спьяну какую-нибудь глупость, то как раз в тот момент, когда он набросился на Оливье за столом; но представить, что Кристиан проснулся среди ночи, отыскал в темноте нож и пошёл предъявлять дальнейшие претензии — на это у меня фантазии не хватало. Я очень хорошо помнил, до какого состояния напоролся Кристиан за ужином — да он бы два и два не сложил, не говоря уж о чём-то большем.

Конечно, для полиции он был лакомым кусочком — крупная ссора с жертвой накануне убийства, далеко небезупречное прошлое, наконец, найденный перстень… Чёртов перстень! Неожиданно мне в голову пришла очень простая мысль — если Кристиан не убивал, значит, настоящий убийца подбросил ему эту цацку. Подбросил специально, очень хорошо рассчитав, что подозрение падёт прежде всего на бедного Кри-Кри.

От такого вывода мне сделалось не по себе — как-никак, приходилось признать, что один из моих друзей — преступник, причём преступник циничный и расчётливый. Мне было гораздо легче смириться с мыслью, что Оливье погиб в результате случайной пьяной ссоры, нежели с тем, что убийство было обдумано и спланировано заранее. Но кто, чёрт возьми?!

— Ладно, Нико, Эркюля Пуаро из тебя не выйдет, — буркнул присмиревший Жозе. — Себастьен прав, давайте лучше пожрём, а то я из-за всех этих переживаний жутко проголодался.

На сей раз над его неумеренным аппетитом даже никто подтрунивать не стал; все потянулись к столу, на котором ещё оставались кое-какие закуски, однако по хмурому лицу Николя было видно, что он от своего не отступится.

Этот парень тоже не верит в виновность Кристиана, подумал я. Но чем он руководствуется при этом? Старой дружбой или ещё чем-то, что пока знает только он один? Николя первым увидел труп и больше никого не пустил туда до прихода полиции… не значит ли это, что он заметил там что-то такое, о чём не следовало знать Ленорману? Времени было достаточно, чтобы уничтожить любую улику…

Стоп, оборвал я себя. Что за бред лезет мне в голову? Уж кто-кто, а Николя точно не из тех, кто может совершить преступление или хотя бы с какого-то бока замешаться в нём. Ещё в университете мы не раз посмеивались над его правильностью и почти патологической честностью, так неужели теперь он начнёт строить какие-то хитрые комбинации?

Да и потом, даже если закрыть на всё глаза и допустить, что Николя каким-то образом приложил ко всему случившемуся руку, то перстень-то всё равно со счетов не сбросить! Ну не было у него никакой возможности подложить эту штуковину Кристиану в карман… Или всё-таки была?

Нет, Себ, дружище, кончай нести чепуху, сказал я сам себе, в задумчивости поглощая вчерашний бутерброд. Когда в голове такая каша, подозревать можно кого угодно. Попробуем-ка лучше оттолкнуться от фактов…

А факты таковы — когда убийца вошёл в комнату Оливье, тот не спал и даже не собирался. Постель его была не разобрана, сам он не раздет… и этому, по-видимому, есть только два объяснения — либо всё случилось почти сразу после того, как мы разбрелись по комнатам, либо бедняга Оливье кого-то ждал и потому не торопился отойти ко сну. Первый вариант слегка отдавал идиотизмом — ну в самом деле, кому придёт в голову шастать по коридору с ножом в руке, если не уверен, что остальные уже давным-давно спят без задних ног? А тогда… Тогда, возможно, стоит задуматься над тем, кого Оливье мог дожидаться полночи?