Убийца пришёл первым

— Уж если вы собираетесь проводить расследование, делайте это как следует, — мрачно заметила Лали, сосредоточенно тыча вилкой в остатки салата. — Ищите мотивы. Ведь нашлась же у кого-то причина, чтобы это сделать?

— Мысль, конечно, здравая, — не без иронии кивнула Бенедикт. — А что, у тебя есть соображения?

— Я так понимаю, Кристиан заочно оправдан, — с видом глубокой задумчивости продолжала моя жена, пропустив реплику Бене мимо ушей. — Значит, надо искать в другом направлении. Вот, например, могли Оливье убить из-за неразделённой любви, а, Линда? Как ты думаешь?

— А почему ты меня об этом спрашиваешь? — деланно удивилась австралийка, хотя её рука с бокалом внезапно дрогнула. — Считаешь меня экспертом по неразделённой любви?

— Тебя? Да нет, что ты, — как ни в чём не бывало взмахнула вилкой Лали, однако взгляд её был выразительнее всяких слов. — Просто пытаюсь рассуждать вслух.

— Начиталась ты, милая, любовных романов, — спокойно пожала плечами Линда и даже позволила себе улыбнуться. — Пламенные натуры, африканские страсти… В жизни, знаешь ли, всё немного по-другому.

— Любовные романы? Терпеть не могу! — презрительно фыркнула моя жена и уткнулась в тарелку; весь её наигранно-равнодушный вид говорил: Я сказала всё, что хотела, теперь думайте.

Ну и ну, мысленно присвистнул я, оказывается, моя ненаглядная Лали не так проста! Вполне прозрачно намекнула, что подозревает в убийстве Линду, хотя ещё полчаса назад готова была голову дать на отсечение, что это сделал Кристиан. Неужто её всё-таки убедили наши с Николя аргументы в пользу бедолаги Кри-Кри? Или… Что там вчера говорила Лали по поводу того, что Оливье якобы насмехается над чувствами Линды?

Впрочем, в одном жёнушка моя безусловно права — нужно искать мотивы. И кое у кого они действительно есть, насколько мне известно. Да вот взять хотя бы Жозе… Одному Богу известно, было ли на самом деле что-нибудь между Бенедикт и Оливье, но Жозе-то, похоже, в этом ни капли не сомневался, иначе не устроил бы своей невесте сцену ревности на тёмной кухне. Правда, именно он в последний момент перехватил руку Кристиана с ножом… Хотя кто знает — быть может, как раз этот инцидент натолкнул его на мысль прирезать Оливье. Тогда загадочное появление перстня в кармане Кри-Кри легко объясняется…

Да и Линду, получается, тоже нельзя сбрасывать со счетов, несмотря на её алиби — кстати, плохонькое, честно говоря. Месть отвергнутой женщины, и всё такое прочее… А ведь Лали говорила, что наша фотомодель давно уже вздыхает по Оливье, так что, не исключено, они виделись раньше, и именно тогда между ними могли завязаться какие-то отношения. А почему бы и нет? Возможно, корни убийства тянутся из прошлого…

— Уж если Лали предлагает искать мотивы, то, по моему разумению, нужно сделать вот что, — медленно заговорил я, тщательно подбирая слова. — Пусть сейчас каждый из нас вспомнит, когда он встречался с Оливье в последний раз и при каких обстоятельствах, желательно поподробнее. Думаю, это тоже может оказаться полезным.

— Ещё один сыщик нашёлся, — раздражённо хмыкнул Жозе. — Более идиотского вопроса ты не мог придумать? Все мы встречались с ним вчера за этим вот самым столом, и сидел он, между прочим, там, где ты сейчас сидишь.

— Это ты перестань дурачиться, — сердито ответил я. — Естественно, я не имею в виду вчерашний ужин… Если хочешь, могу начать с себя — мы с ним виделись около двух лет назад, точнее вспомнить не могу. Он тогда как раз проездом был в Париже, и мы втроём провели вечер в ресторане — он, я и Лали.

— Верно, — кивнула моя жена. — Кажется, это было в начале лета… Ну точно, в июне, он нам все уши прожужжал про своё майское турне по Бельгии!

— Ну, и я тоже встречался с ним несколько лет назад, — тряхнул головой Жозе. — Да что тут выяснять, наш Оливье вёл такой образ жизни, что мы все его годами не видели. Просто удивительно, как у него в этот раз время на нас нашлось!

— Ох, лучше бы и не находилось… — вдруг очень тихо произнесла Элен, и Жозе осёкся на полуслове, а остальные неловко потупились; действительно, не появись Оливье на этом рождественском ужине — был бы наверняка жив.

Но мне требовалось кое-что узнать, и я упрямо продолжал гнуть свою линию:

— Так, Джоанну мы пока пропустим, все эти годы она была слишком далеко отсюда и ни с кем из нас не общалась… А как ты, Бене?

— То же, что и Жозе, — Бенедикт смущённо улыбнулась и слегка подёргала светлую прядку волос над ухом. — Не видела Оливье Бог знает сколько времени, сейчас даже и не вспомню, когда мы с ним встречались последний раз. Года три, наверное…

— Вот как? Точно не вспомнишь? — Лали, как всегда, встряла со своими ехидными вопросами-подколками, но истинная бретонка Бенедикт, в отличие от чувствительной Линды, была для них недосягаема.

— Точно не вспомню, — с нарочитым вздохом повернулась она к моей жене, шутовски разводя руками. — Лали, подружка, перестань искать в каждом слове подвох, а то перегреешься.

— Вообще-то я просто так спросила, — невинно фыркнула Лали. — Себастьен же сказал, что это важно, я и подумала…

Я толкнул свою ненаглядную ногой под столом, чтобы она хоть немного помолчала, и развернулся к Мануэле, которая неспешно потягивала томатный сок, устроившись чуть в стороне от остальной компании; весь её вид говорил: Отстаньте от меня, ради Бога! и ничего удивительного в этом не было, если учесть, что буквально час назад полиция арестовала её кузена по обвинению в убийстве. Тем не менее я собирался довести этот самодеятельный допрос до конца.

— О, чёрт, — сказала вдруг Линда, растерянно копаясь в своей сумочке, висевшей на спинке стула. — Кажется, я забыла в комнате свои сигареты… Пойду сбегаю, страсть как хочется курить.

Она с извиняющейся улыбкой поднялась из-за стола, а Джоанна потянулась было за пачкой:

— Сиди, возьми лучше мои техасские…

— О Господи, твой ядерный горлодёр! — всплеснула руками Линда и хихикнула. — Нет уж, только не это!.. У меня же особые, лёгкие-лёгкие — других профессия не позволяет.

И уже в следующую минуту её каблучки дробно зацокали по лестнице.

— Ух ты, по-моему, Линда нервничает, — довольно громко произнесла Лали, ни к кому конкретно не обращаясь. — А с чего бы это?

— Все мы нервничаем, — хмуро пожала плечами Джоанна. — Не каждый день у тебя под боком убивают друзей… И перестань, пожалуйста, цепляться к Линде.

— Я? Цепляюсь к Линде? — моя жена изумилась настолько искренне, что могла бы дать фору профессиональным актрисам. — И зачем мне это, спрашивается?

Я неожиданно понял, зачем ей это. Господи, столько лет прошло, а Лали, оказывается, до сих пор не может забыть, как Линда чуть не увела меня у неё! После того, как всё утряслось, они долгое время вообще не разговаривали, и лишь потом отношения у них понемногу стали налаживаться, пока не переросли в крепкую дружбу; по крайней мере, мне так казалось и, чёрт возьми, я был уверен, что Лали давно забыла о грехах молодости.

А она, оказывается, ничего не забыла и до сих пор ревнует меня к Линде! Чисто подсознательно, быть может, но дела это не меняет; отсюда и все эти намёки, все эти колкие вопросы… Неужели моя сумасшедшая бразильянка до сих пор не поняла, что я люблю только её?!

— Себастьен! — звонкий голос Линды прозвучал, как мне показалось, откуда-то из-под потолка.

Оглянувшись, я увидел, что она стоит на площадке второго этажа и весело машет мне рукой, подзывая к себе.

— Помоги, пожалуйста, — сокрушённо вздохнула она. — Мои лёгкие-лёгкие сигареты, оказывается, завалились за кровать, и я никак не могу их оттуда выудить.

— А что, ты ещё и курила в постели? — с напускной строгостью поинтересовался я, выбираясь из-за стола. — Вот только попробуй, спали наше с Лали семейное гнёздышко — никогда тебе этого не простим.

— Не волнуйся, я очень, очень осторожна, — засмеялась Линда; дождавшись, пока я поднимусь к ней, она схватила меня за руку и потащила по коридору к своей комнате.

Но едва мы переступили порог, как всё её веселье словно ветром сдуло.

— Зачем ты затеял эти дурацкие расспросы, Себастьен? — с тоской спросила она. — Наслушался тех глупостей, что наговорила Лали?

— Каких глупостей? Ты о чём, Линда?

— Не притворяйся! — в её голосе явственно зазвучали слёзы. — Твоя жена пронюхала вчера, что я по уши втрескалась в Оливье, а теперь усиленно намекает всей честн*й компании, будто это я и воткнула в него нож с отчаяния!

— Почему — с отчаяния? — я продолжал старательно делать вид, что ничего не понимаю — мне хотелось, чтобы Линда сама, наконец-то, прояснила эту запутанную историю с Оливье.

— Да потому что ему было на меня наплевать! Это я его любила как дура, а у него… у него была другая, он сам мне об этом сказал. Другая! Господи, ну почему я такая невезучая?..

— Хочешь сказать, вы с ним вчера выясняли отношения?

— Да нет же, не вчера! — австралийка отчаянно замотала головой. — Мы встречались с ним до этого, ты что, не понимаешь? И не один раз… А за ужином он даже внимания на меня не обращал, я ему просто надоела… На-до-е-ла!..

— Погоди, Линда, успокойся! — мне даже пришлось взять её за плечи и слегка встряхнуть. — Ну чего ты так расклеилась? Любить Оливье — не преступление. По правде говоря, Лали вчера вечером действительно говорила мне о ваших отношениях и о том, что они тянутся уже давно…

— Ох уж эта Лали! — больше всего Линда была сейчас похожа на обиженного ребёнка. — Вечно она суёт нос не в своё дело… Поверь, Себастьен, я ей ничего не говорила о моих делах с Оливье, но твоя жена — это просто рентген какой-то! А теперь вот она решила, что мне надоело терпеть его равнодушие… И что я…

Дрожащий голос австралийки прервался, и она резко отвернулась. Вздохнув, я подошёл к ней и нежно провёл ладонью по золотистым волосам:

— Линда, милая, возьми себя в руки. Давай, бери сигареты, которые, похоже, никуда у тебя не заваливались, и пошли вниз. И там ты всё спокойно расскажешь, потому что ничего предосудительного в том, что ты встречалась с Оливье, нет. А то остальные могут подумать, что у нас с тобой Бог знает какие секреты. Договорились?

— Договорились, — всхлипнула Линда и стала старательно вытирать выступившие на глазах слёзы. — Не давай меня в обиду, ладно, Себастьен?

При этих её словах во мне словно ожили все старые воспоминания, Линда показалась мне такой трогательной, беззащитной… Господи, да неужто я всё ещё люблю её?! Почему-то эта мысль меня даже испугала; я никак не ожидал, что старое, давно забытое чувство может вернуться. А может, Лали ощутила это раньше меня?

Когда мы появились на лестнице, то сразу же попали под перекрёстный огонь семи пар глаз, а моя жёнушка непередаваемо ехидным голосом поинтересовалась:

— Ну что, достали сигареты?

— Достали, — спокойно ответил я и легонько подтолкнул замеревшую Линду в спину, чтобы она спускалась. — А вы все что такие напряжённые? Убийца признался?

— Господи, Себастьен, ты ещё шутишь! — тяжело вздохнула Мануэла. — А мне вот кажется, что зря вы с Николя затеяли это дурацкое следствие.

— Это почему ещё?

— Потому что… Не подумайте, будто я циничная и бездушная особа, но вы просто не знали моего сумасбродного братца. Между прочим, я пыталась вытащить его из того дерьма, в которое он себя окунул, и не один раз. Вот только всё было бесполезно, потому что Кристиан сам наплевал на свою собственную жизнь с высокой колокольни.

— Так ты всё-таки думаешь, что это он? — тихо спросила Джоанна. — Да?

— Не знаю… — честно призналась Мануэла и вновь шумно вздохнула. — Не знаю, что и думать. Но перстень-то этот треклятый оказался у него в кармане! Почему, спрашивается?

Потому что какая-то сволочь подложила его туда! — так и подмывало меня заорать, но я благоразумно сдержался. Не самое подходящее сейчас время давать волю эмоциям, хотя у меня холодок пробегал по коже от одной только мысли, что один из сидящих за столом — убийца. А может быть, убийца спускается впереди меня по лестнице?

По глазам Лали я видел, что она чертовски хочет высказать мне всё, что думает по поводу моей отлучки в комнату Линды, но я надеялся, что у неё всё-таки хватит выдержки отложить объяснения на потом. Всякая охота расспрашивать нашу компанию об Оливье у меня пропала, зато появилось непреодолимое желание выпить, и я без лишних церемоний перелил себе в бокал остатки вина из бутылки; Линда с преувеличенным усердием прикуривала сигарету, явно не торопясь рассказывать о своём неудачном романе.

— Себастьен! — почти ласковым голосом окликнула меня Лали. — Можно тебя на пару слов?

Начинается, тоскливо подумал я и, поставив бокал, поплёлся вслед за своей женой на кухню. Что-что, а её медовая улыбочка обмануть меня не могла, вот только, разрази меня гром, я не видел здесь никакого повода для разборок. Всего лишь проявил сочувствие к Линде, не более того… а Лали хочет раздуть из мухи слона.

Впрочем, моя жена, кажется, думала иначе. Едва мы очутились на кухне, она припёрла меня к стенке в самом буквальном смысле этого слова; улыбка её погасла, и она с неожиданной яростью обрушилась на меня:

— Будь любезен, Себастьен, расскажи мне, что за секреты у вас с Линдой? Она просила тебя не выдавать её полиции?

— Ты что, рехнулась? — от такого внезапного напора я тоже разозлился. — Сперва готова была собственными руками удавить Кристиана, теперь, когда его нет, взялась за Линду… Ты теперь на всех по очереди будешь так набрасываться?

— А почему ты её так защищаешь, хотела бы я знать? Она всплакнула тебе в плечо и уверила, что чиста, как первый снег? Да я спорить готова, что она уже очень давно знает Оливье!

— Мы все его давно знали. Дальше что?

— Не придуривайся! — зашипела моя жена, и её тёмные глаза-маслины угрожающе засверкали. — Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать — у Линды и Оливье, я больше чем уверена, довольно долго были отношения, о которых, между прочим, никто из нас не знал!

— Ну, это поправимо, — раздражённо ответил я. — Достаточно узнать тебе, и узнают все. Я только не понимаю, с чего ты так бесишься. Тебе что, очень охота, чтобы именно Линда оказалась преступницей? А может, ты просто всё ещё меня к ней ревнуешь?

По тому, как отпрянула от меня Лали, я понял, что удар попал в цель. Судя по её побледневшему от злости лицу, она собиралась сказать в ответ какую-нибудь гадость, но положение спас всепонимающий Николя — уж он-то прекрасно сообразил, зачем Лали утащила меня на кухню.

— Эй, хозяева, вы тут надолго? — самым что ни на есть невинным тоном поинтересовался он. — Или сеанс воспоминаний продолжать без вас?

— Мы уже закончили, — ледяным голосом сообщила моя жена, тут же пригасив весь свой гнев. — А что, Линда там рассказывает о своих шашнях с Оливье?

Господи, да она же её ненавидит, со смешанным чувством страха и удивления подумал я. Не знаю, как раньше, а сейчас Лали просто переполнена ненавистью — ведь она же не в курсе, что наша бедная австралийка и без того собиралась признаться в несчастной любви, а вот всё же решила, несмотря ни на что, выставить на всеобщее обозрение маленький секрет Линды — и всё из-за проклятой ревности! Правду, наверное, говорят, что женской дружбы не бывает — даже если со стороны всё выглядит чудесно, в трудной ситуации (вот как у нас сейчас) вылезают наружу все прежние обиды, страхи и опасения.

Николя удивлённо вскинул брови — ему-то ничего не было известно об этом чёртовом романе, — но, к его чести, промолчал; а Лали с гордо поднятой головой невозмутимо прошествовала мимо нас в гостиную.

Бедная Линда! Жёнушка моя теперь её со света сживёт, да и в глазах остальных наша белокурая фотомодель сделается теперь подозреваемой номер один, если не считать Кристиана. Мотивчик, честно говоря, у неё слабенький, но у других-то и такого нет! Разве что у горячего и вспыльчивого Жозе…

Мануэла, правда, утверждает, что они с Линдой всю ночь проиграли в трик-трак. Но, с другой стороны, много ли времени надо на то, чтобы войти в комнату Оливье, воткнуть в него нож, затем подложить мертвецки пьяному Кристиану в карман злосчастный перстень и вернуться назад? Минут пять-десять, не больше… но это при условии, что Линда всё заранее обдумала, во что мне верилось слабо.

Да и эта подленькая комбинация с Кристианом… Спора нет, у Линды были все основания злиться на него, не любить и даже, более того, ненавидеть. Но я хорошо помнил, как она вчера вечером восприняла известие о том, что Кристиан тоже в числе приглашённых — с грустью и болью, быть может, но никак не со злобой. И подставить этого, в общем-то, несчастного парня — на такое, я был уверен, Линда просто-напросто по-человечески не способна.

Но кто-то же всё-таки оказался способен! Или… или это действительно Кристиан?

Эх ты, сказал я сам себе, корчишь из себя великого сыщика, затеял этот дурацкий допрос, довёл до слёз Линду и поссорился с женой, а сам не можешь к двум два прибавить и разобраться в собственных мыслях. Но что мне ещё оставалось делать, если мой разум упорно отказывался верить в то, что один из моих друзей — убийца, и в то же время понимал, что другого не дано?

Идиотская и чертовски пренеприятная ситуация…

— Что, наехала на тебя Лали? — сочувственно спросил Николя. — Это из-за Линды?

— Представь себе, да, — сердито ответил я. — Даже не подозревал, что моя благоверная до сих пор ревнует меня к ней, и поэтому ей в голову лезут дикие мысли. Ей, видите ли, втемяшилось, что Линда укокошила Оливье, и всё из-за того, что между ними возникло некое подобие романа.

— Не обращай внимания, — Николя дружески положил мне руку на плечо и слегка встряхнул. — Лали всегда была взбалмошной, но очень отходчивой. Сейчас она рвёт и мечет, а когда всё уладится, глядишь, ещё и сама извинится перед Линдой.

— Да ты, я гляжу, знаешь мою жену лучше меня, — невесело усмехнулся я. — Жаль, среди нас нет ни одного психолога, он бы нам популярно объяснил, что с каждым часом мы медленно, но верно превращаемся в пауков в банке… Пошли к остальным, Нико, мы тут вроде единственные пока, кто ещё может трезво размышлять.

Успели мы вовремя, потому что Линда как раз, нервно затягиваясь сигаретой после каждой фразы, сбивчиво рассказывала свою историю:

— Ну да, мы с ним встречались почти каждый месяц… В первый раз всё вышло совсем случайно… просто его гастроли и мои съёмки совпали. В Милане… Столкнулись нос к носу… перекусили в кафе, а вечером поужинали вместе. Тогда-то всё и случилось… А потом… потом я специально ездила к нему, когда выпадали свободные деньки… ничего не могла с собой поделать. Монреаль, Лондон, Майами — по всему свету за ним каталась… дура полная, одним словом… Наверное, уже нет смысла скрывать, правда?

— Ты его любила, — тихо произнесла Элен — скорее утвердительно, чем вопросительно. — А он тебя нет.

— А он меня нет, — как эхо повторила Линда и затянулась особенно глубоко; длинная тонкая сигарета едва заметно дрожала в её пальцах. — Он любил другую, понимаешь? Я это чувствовала… ещё с нашей первой встречи… А потом он мне сам сказал.

— Вот как? — Бенедикт удивлённо склонила голову набок. — А мне-то всегда казалось, что после Синтии у него никого не было… Он тебе случайно не говорил, кто это?

— Нет, — Линда нашла в себе силы улыбнуться. — Да меня это и не интересовало, знаешь ли…

— И вчера ты не делала никаких попыток сблизиться с ним? — неожиданно спросила Джоанна. — Может, ты к нему заходила после того, как все разошлись?

— С чего это ты взяла? — резко спросила Линда, разворачиваясь к ней всем корпусом. — Тоже меня подозреваешь, как Лали?

— Ну, вот ещё, — примирительно пожала плечами Джоанна и как-то смущённо улыбнулась. — Просто подумала, что, может быть, ты решила воспользоваться случаем и окончательно расставить все точки над i…

— Все вы просто думаете, — по голосу Линды я с удивлением понял, что она по-настоящему разозлилась. — Комиссары Мегрэ в юбках — что ты, что Лали… А я, кажется, ясно сказала, что мы с Мануэлой всю ночь провели за доской. Так ведь, подружка?

— Ну да, — несколько растерянно произнесла Мануэла. — Время от времени мы, конечно, выходили из комнаты, но минут на пять, не больше. Ну, в туалет и всё такое прочее…

— Давай только без подробностей, ладно? — перебил её Жозе. — По правде говоря, я не понимаю, чего вы все прицепились к Линде только из-за того, что она втюрилась в Оливье. Уж если на то пошло, она тут не одна такая…

— Только не начинай сначала! — в голосе Бенедикт послышалась явная угроза. — Совершенно ни к чему озвучивать свои бредовые фантазии и в очередной раз показывать всем, какой ты патологически ревнивый тип.

— Это и так все знают, — надулся Жозе. — Но что я могу поделать? Я такой, и всё тут. Мои предки, если ты помнишь, были пуэрториканцами.

— Ты мне все уши прожужжал про своих предков… — страдальчески поморщилась Бене. — Если бы я тебя не любила, милый мой, глупый Жозе, я бы не стала столько лет терпеть все твои выходки, и ты это прекрасно знаешь… Всё, проехали.

— Ну, проехали, так проехали, — миролюбиво согласился он. — Всё, ребята, мне порядком надоел этот самодеятельный сыск. Можете продолжать выворачивать друг друга наизнанку, если вам так больше нравится, а я отправляюсь в свою комнату — буду читать книжки и слушать музыку в ожидании того светлого момента, когда из полиции сообщат, что дело раскрыто. Салют!

И, запихнув напоследок в рот здоровенный сэндвич, Жозе преспокойно удалился. Следом за ним улизнула расстроенная Линда, которой, несомненно, требовалось какое-то время побыть в одиночестве; затем куда-то испарилась и Лали — мне очень хотелось верить, что ей всё-таки сделалось стыдно за своё поведение.

Ну что ж, всё логично. Постепенно всеобщее горячее желание докопаться до истины сменяется такой же всеобщей апатией, когда хочется только одного — чтобы поскорее всё закончилось и забылось, как кошмарный сон. Происходящее и мне тоже изрядно опротивело, однако я уходить никуда не стал, а обосновался в кресле со своим недопитым бокалом вина; только сейчас мне стало ясно, почему я так надеюсь, что Кристиан окажется невиновен — не потому, что жалею его, нет, просто не хочу чувствовать себя виноватым в смерти Оливье. Мысль была не очень приятная, но верная на все сто процентов.

Ладно, проанализируем ещё раз ситуацию и попытаемся прикинуть, кто больше всего подходит на незавидную роль убийцы.

Самого себя я отмёл сразу же на том основании, что не страдаю пока ни амнезией, ни раздвоением личности, а следовательно, точно знаю, что не убивал Оливье. С остальными же было чуть посложнее.

После недолгих раздумий я исключил из круга подозреваемых Николя и Элен — эта парочка была настолько идеальной во всех отношениях, что дальше просто некуда. Чтобы представить себе его или её с обагрённым кровью ножом в руке, нужно быть даже не изрядным фантазёром, а как минимум параноиком.

Затем, подумав ещё немного, я приплюсовал к ним Бенедикт — девочка она серьёзная, необдуманных поступков старается не совершать, да и явных мотивов у неё не было. К тому же через месяц у нашей Бене свадьба — свадьба, о которой она так долго мечтала, и голова у неё сейчас наверняка забита планами на будущее.

Джоанна? Тоже вариант чертовски неправдоподобный, учитывая то, что все эти годы она жила в Штатах, ни с кем из нас не виделась и, следовательно, ни в какие конфликты, если таковые и были, замешаться не могла. Характер у американки, конечно, тот ещё — если разозлить её как следует и довести до белого каления, то поручиться за неё я бы не смог. Вот только чем Оливье мог так достать Джоанну?

С Мануэлой тоже вроде бы всё ясно. Не говоря уж о том, что весь вечер она поглядывала на Оливье с симпатией, мне слабо верилось в то, что она в состоянии подложить такую свинью своему пусть и непутёвому, но всё-таки кузену. Мануэла хотя и не конфетка, но в непорядочности и подлости замечена никогда не была.

Собственную жену я мысленно признал невиновной лишь потому, что достаточно изучил её за годы совместной жизни и был уверен, что Лали просто физически не способна на убийство, несмотря на её буйный нрав и несдержанный язычок. А если рассуждать беспристрастно… я-то уже заснул, а жёнушка моя то и дело выходила из комнаты — может, в ванную, а может, ещё куда… Но, как бы то ни было, своей Лали я доверял.

Таким образом, оставались только Жозе и Линда, у которых был хоть какой-то мотив. Линда при этом имела ещё и алиби, правда, достаточно дохленькое, а вот Жозе был всю ночь в своей комнате один, да ещё и умудрился увидеть Лали в коридоре в два часа ночи! Хотел бы я знать, почему ему не спалось в такое время, ведь обычно наш Жозе проваливается в сон сразу, едва его голова коснётся подушки, да и утром его не добудишься. Из-за ссоры с Бене расстроился? Или…

А почему Линда так остро отреагировала на вполне невинный вопрос Джоанны, не пыталась ли она вчера объясниться с Оливье? Хотя… и это можно понять — мы так насели на бедную австралийку, что у любого сдали бы нервы. Если в каждой интонации, в каждом случайно оброненном слове искать ключ к разгадке, то зайти можно ох как далеко…

Углубившись в размышления, я и не заметил, что остался в гостиной один-одинёшенек. Все наши гости разбрелись, похоже, по своим комнатам, и даже Николя прискучило играть роль детектива. Впрочем, кто знает, может, он сейчас, как и я, пытается разобраться в случившемся?

Всё-таки паскудное это занятие — подозревать лучших друзей и на полном серьёзе примерять на каждого из них личину убийцы. Я залпом допил остатки вина и подумал, что сейчас самое время начистоту поговорить с Лали. Должна же она понять наконец, что глупо терзать себе нервы из-за истории, случившейся много лет назад, и думать, что она может повториться.

Я уже шагнул на первую ступеньку лестницы, когда сзади меня окликнули:

— Себастьен!

Я обернулся — на пороге кухни стояла Джоанна с зажжённой сигаретой в руке; вид у неё был измученный и слегка встрёпанный.

— Всё ещё пытаешься вычислить убийцу? — каким-то напряжённым голосом спросила она.

— А ты, я так понимаю, тоже не веришь в виновность Кристиана? — поинтересовался я, подходя к ней поближе. — Хочешь о чём-то поговорить?

— О чём? — невесело улыбнулась Джоанна. — Лучше просто составь мне компанию, если никуда не торопишься. Все разбежались, а я в таких случаях плохо переношу одиночество.

Мы обосновались на кухне. Я тоже закурил, и добрых минут пять мы молча сидели друг напротив друга, дымя, как два паровоза. Американка не выдержала первой:

— Это правда, что ты рассказал про Кристиана? Ну, то, что он напился в стельку и даже идти без посторонней помощи не мог?

— Правда, — кивнул я и с интересом посмотрел на Джоанну. — Слушай, неужели ты действительно всё ещё его любишь? После всего, что случилось тогда…

— Не знаю, — серьёзно ответила она. — Понимаешь, это какое-то странное чувство… как бы это сказать по-французски… ностальгия, что ли. Как ты думаешь, может у меня быть ностальгия по Кристиану?

— Наверное, может, — пожал я плечами и подумал, что у меня, в таком случае, ярко выраженная ностальгия по Линде. — Говорят, старая любовь не ржавеет.

Бросив на меня быстрый взгляд искоса, Джоанна с преувеличенной тщательностью загасила сигарету в пепельнице, тут же потянулась за следующей, затем передумала… Её что-то тревожит, неожиданно понял я. Что-то не даёт ей покоя.

— Джоанна… — негромко позвал я американку.

— Да?

— Ты хочешь мне что-то сказать?

— Нет, не сказать, — она медленно покачала головой и в упор, испытующе, взглянула на меня. — Я хотела тебя спросить, хотя и не уверена, что ты знаешь ответ.

— Спрашивай.

— Почему Линда врёт?

Вопрос прозвучал настолько внезапно, что в первый момент я даже растерялся. Что, Джоанна тоже заразилась сумасбродными идеями Лали, или она знает что-то такое, о чём не знаю я?

— С чего это ты взяла? — осторожно поинтересовался я, потянув из пачки вторую сигарету.

— Я кое-что слышала, Себастьен, — тихо произнесла американка и устроилась на стуле поудобнее, подперев голову рукой. — И это кое-что мне не совсем нравится. Или совсем не нравится, это как посмотреть.

— Договаривай, раз начала.

— Видишь ли, вчера я совершенно случайно услышала один разговор. Точнее, обрывок разговора, — Джоанна говорила, тщательно подбирая слова, словно боялась, что я могу её неправильно понять. — Но и этого было достаточно. Понимаешь, в чём вся штука — я слышала, как Оливье приглашал Линду к себе, после того, как все улягутся спать. И я также слышала, как она ответила согласием. Поэтому я ещё раз повторяю вопрос — почему Линда врёт, утверждая, что на вчерашнем празднике она с Оливье даже парой слов не перекинулась?

— Не знаю… — слова Джоанны меня изрядно ошарашили. — Испугалась, быть может? Признаться, что ты собирался провести ночь с человеком, которого утром нашли мёртвым — это, знаешь ли, требует немалой смелости.

— Почему только собиралась? — спокойно возразила американка. — Она действительно была у него, я в этом уверена.

— Что?! — от удивления я даже привстал со стула. — Линда ночью заходила к Оливье? Ты это хочешь сказать? Но с чего…

— С чего я взяла, да? Мне сегодня все задают один и тот же вопрос — с чего я взяла?.. А всё просто, Себастьен, проще не бывает. Вчера я долго не могла уснуть, причин было множество — смена часовых поясов, новые впечатления, эта дурацкая ссора… Короче, я чуть ли не до самого утра проворочалась в постели.

Не утерпев, Джоанна закурила очередную сигарету и продолжала:

— Так вот, я очень хорошо слышала шаги некоего человека, который тихонько, чтобы никого не разбудить, пробирался к Оливье. Но на слух я никогда не жаловалась, а в доме стояла такая тишина, что…

— Погоди, погоди, — перебил я её. — А почему ты так уверена, что Линда… если это была она, конечно… направлялась именно к Оливье?

— Ты забыл планировку собственного дома, Себастьен? — вздохнула Джоанна. — Вспомни, как Лали нас расселила — комната Оливье была в самом дальнем конце коридора, моя — следующая. Тот, кто прошёл мимо моей двери, мог направляться только к нему, больше просто некуда.

— Так… — я машинально провёл рукой по волосам, чтобы успокоиться и переварить эту информацию. — Но за каким чёртом ты уверяла нас в гостиной, что всю ночь проспала, как сурок?!

— Да потому что не так всё просто! — американка расстроенно тряхнула головой. — Я даже этому зануде Ленорману и то не сказала… Ты не думай, пожалуйста, Себастьен, будто я желаю зла Линде, и мне совсем не хочется делать заявления, которые потом могут выйти боком моим друзьям. Тебе я всё это рассказываю лишь потому, что ты… ну, в общем, ты хорошо относишься к нашей австралийке и сможешь во всём разобраться. Понимаешь… был ещё и второй человек.

— Что значит — второй? — теперь я точно ничего не понимал.

— На самом деле ночью к Оливье приходили двое, — терпеливо объяснила Джоанна. — Двое были в его комнате! Теперь ты сам понимаешь, что я ни в чём не уверена? Я не хочу понапрасну подставлять Линду, потому что она может оказаться вообще ни при чём, но она явно что-то скрывает…

— Слушай, давай ещё раз, и по порядку! — взмолился я. — Ты на меня столько всего вывалила, что у меня сейчас крыша поедет… Итак?

— Первый гость… или гостья, не знаю точно… прошёл к Оливье примерно… Впрочем, про время я не могу сказать ничего определённого, на часы я не смотрела, естественно. Думаю, где-то спустя час после того, как все разошлись. А может быть, и полтора, не знаю. В тот момент я была уверена, что это Линда, даже порадовалась за неё — я ведь тоже заметила, как она весь вечер смотрела на Оливье. Но времени прошло всего ничего, а шаги уже раздались в обратном направлении, и вот тогда я удивилась… Подумала, что они поругались, или ещё что-то в этом роде.

— Всего ничего — это сколько?

— Ну не знаю, честно! — Джоанна отчаянно всплеснула руками. — У меня же чувство времени вообще не развито, вспомни, как я в университет опаздывала постоянно… Минут десять, пятнадцать… двадцать, быть может.

— Понятно, — вздохнул я. — А дальше?

— А дальше прошло ещё полчаса, я думаю… а может, и целый час… и послышались другие шаги. Именно другие, Себастьен, не те же самые! Ещё более осторожные, я бы сказала. И вот этот второй человек — он или она, не знаю — пробыл в комнате Оливье точно минут пять, не больше.

Ну и ну, подумал я, значит, соврали как минимум двое. У меня не было никаких причин не доверять Джоанне, а с её слов картина получалась, в общем-то, предельно ясная — сперва кто-то побывал у Оливье с дружеским визитом, а затем явился убийца. Всё просто — осталось только выяснить, кто пришёл первым, а кто вторым.

— Тогда, ночью, я удивилась, конечно, но особого значения этому не придала, — продолжала Джоанна. — Подумала только, что завтра Оливье, наверное, будет жутко невыспавшийся… А вот теперь эти шаги проклятые с самого утра у меня из головы не идут. Первой, я уверена, была Линда, вот только какого чёрта она психует и наводит тень на плетень?

— Да она просто напугана до смерти! Представь, заходишь ты ночью к парню, да ещё, быть может, ссоришься с ним, а утром его находят мёртвым — ты бы тоже молчала в тряпочку. Меня, знаешь ли, другое смущает…

Американка вопросительно взглянула на меня, и я пояснил:

— Слова Мануэлы. Если помнишь, она готова была чуть ли не на Библии поклясться, что они с Линдой если и выходили из комнаты, то минут на пять, не больше. Неувязочка получается, ты-то говорила про четверть часа. Может, это всё-таки была не австралийка?

— Господи ты Боже мой! — фыркнула Джоанна. — Во-первых, с четвертью часа я могла и ошибиться, говорю же, моему чувству времени доверять нельзя. А во-вторых, наши фотомодели друг дружку всегда прикроют, если потребуется, они же не разлей вода. Ты что, не думаешь о том, что Мануэла могла быть в курсе всех переживаний Линды?

— Ну не дурочки же они обе! — не выдержал я. — Одно дело — роман скрывать ото всех, и совсем другое — покрывать убийцу, пусть и невольно.

— Ну а как тебе такой вариант? — Джоанна явно увлеклась выдвижением версий. — Что, если Мануэла молчит потому, что уверена в виновности Линды, но хочет её выгородить? Допустим, наша австралийка рассказывает ей чистую правду — что они с Оливье поссорились, например, и потому она вернулась от него значительно раньше, чем предполагала. А утром все мы узнаём о смерти Оливье, и Мануэла для себя решает, что это дело рук Линды. Но выдавать подругу она не хочет, а потому твердит как заведённая, что они всю ночь сражались в трик-трак.

— Тебе бы детективы писать, — невесело вздохнул я. — Только вот слабо верится в такое развитие событий. Мануэла у нас девочка серьёзная, хоть и с характером, так что вряд ли бы она стала молчать, коль уж дело дошло до убийства. Тем более что повесили-то всё на её кузена… Может, ты путаешь что-нибудь?

— По-моему, самый простой способ узнать правду — поговорить начистоту с обеими, — решительно предложила техаска. — Особенно с Линдой. Хочешь, давай прямо сейчас и припрём её к стенке.

— Что, тоже проснулся сыщицкий азарт?

— Нет, просто опротивело всё происходящее, — в сердцах бросила Джоанна. — Линду, конечно, жалко, ей и так сегодня уже досталось… Но хочется, чтобы всё закончилось поскорее, а для этого надо найти убийцу, кем бы он ни оказался.

— А если это всё-таки не она была у Оливье?

— Ну, значит, я ошиблась, — спокойно произнесла американка. — Тем лучше, будем знать, что она ни в чём не виновата… Пойду позову её, если ты не возражаешь — сейчас самое подходящее время для разговора, пока никого нет, и в особенности Лали. Ты уж меня извини, Себастьен, но твоя половина раскочегарилась сегодня не на шутку.

Предстоящий разговор с Линдой был мне очень даже не по душе, но приходилось признать, что Джоанна права — лучше покончить с этим как можно быстрее. Что ж, будем и дальше играть в следователя, пускай даже Линде для этого придётся пережить несколько неприятных минут… Если только она ни в чём не виновата, разумеется.

Но надо же, чёрт возьми, двое, сразу двое побывали вчера у Оливье! Я вновь и вновь прокручивал в голове ту информацию, которую только что сообщила мне Джоанна, и чем дальше, тем больше она мне не нравилась. Все в один голос утверждали, что не виделись с Оливье несколько лет, однако у двоих из нашей компании оказались к нему какие-то дела, причём такие, которые нужно было решать ночью, в тайне от остальных.

И кто-то один из этих двоих отправлялся к нему с уже созревшим намерением убить — иначе как объяснить тот факт, что Оливье закололи нашим кухонным ножом? Ножом, который мирно валялся на столе, среди салатников и тарелок… Я неожиданно вспомнил, что именно его схватил Кристиан, когда выкинул вчера свой идиотский фортель, и уж коль убийца решил подставить именно его, то было вполне разумно воспользоваться этим самым ножом. Ну что ж, похоже, он всё продумал до мелочей.

В коридоре послышались шаги, и на пороге возникла Линда, слегка щуря заспанные глаза — видимо, уже успела задремать в своей комнате. За её спиной маячила хмурая и сосредоточенная Джоанна.

— И ты тут, Себастьен? — с удивлением спросила Линда; мне почудилось, что её голос звучит как-то напряжённо. — Джоанна растолкала меня и вытащила на кухню, сказала, что надо поговорить…

— Надо, — кивнул я и закурил очередную сигарету, хотя в горле от них уже першило, а воздух сделался сизым. — Ты садись, садись… Мы тут просто кое-что вспомнили и подумали, что неплохо бы обсудить это с тобой.

Вся беда была в том, что я совершенно не представлял себе, как начать этот разговор. Линда сидела передо мной такая беззащитная, что мне совсем некстати подумалось, что, если она всё-таки убийца, то ещё и великолепная актриса вдобавок. И, несмотря ни на что, язык у меня не поворачивался вот так вот взять и обвинить её как минимум во вранье.

Выручила меня Джоанна, оказавшаяся не такой щепетильной.

— Послушай, Линда, — заговорила она, меряя шагами кухню, — мы тут одни, поэтому я буду говорить начистоту. Так вот… Не подумай, что я подслушивала специально, но тем не менее вчера во время ужина я краем уха слышала твой разговор с Оливье. Как раз ту его часть, когда он приглашал тебя к себе этой ночью, а ты с очаровательной улыбкой кивала в ответ. Мне продолжать?

Линда побледнела так, что мне показалось, будто она сейчас грохнется со стула в обморок.

— Что-то я никак не пойму, о чём ты говоришь, — вымученно улыбнулась она и даже ухитрилась деланно пожать плечами.

— Всё ты понимаешь, подружка, — неожиданно резко ответила Джоанна и продолжала уже более мягко, смущённо ероша свои густые волосы:

— Линда, милая, мы с Себастьеном вовсе не хотим тебя утопить. Мы хотим только услышать от тебя правду о том, как вы с Оливье провели эту злосчастную ночь, ты же сама понимаешь, как это важно. И я знаю, что ты была у него после того, как все мы разошлись спать, причём я это знаю совершенно точно, потому что видела, как ты входила в его комнату.

Ах ты, чёрт возьми, но вот это Джоанна слишком уж круто завернула! Конечно, мы с ней почти не сомневались, что Линда действительно побывала у Оливье, но вот так откровенно сблефовать… Впрочем, австралийке хватило этого с лихвой.

— Да, я к нему заходила… — еле слышно проговорила она, переводя затравленный взгляд с меня на Джоанну и обратно. — Только я его не убивала, слышите, не убивала!..

И, бессильно уронив белокурую голову на руки, она разревелась; судя по озадаченному лицу техаски, она никак не ожидала такого эффекта, да и я тоже растерялся.

— Ну, Линда, перестань… — присев рядом с ней на корточки, я нежно гладил её по золотистым волосам. — Никто и не говорит, что ты его убивала… Ну же, перестань плакать…

— Он был уже мёртв, понимаете? — сквозь слёзы выдавила Линда, приподняв голову. — Когда я зашла к нему в комнату, он был уже мёртв…

— Что?! — в один голос выдохнули мы с Джоанной, а австралийка продолжала торопливо и сбивчиво, глотая окончания слов:

— Можете мне не верить, пожалуйста… Только это правда… Он был уже мёртвый, с ножом в груди… Мёртвый… Господи, как я только на весь дом не заорала…

Напряжённо звенящий голос Линды мне совсем не понравился; я торопливо плеснул воды в стакан и протянул ей. Клацая зубами о стекло, она сделала несколько глотков и, кажется, чуть-чуть пришла в себя. Тогда я взял её за руки — они были совсем ледяные — и тихо, но внятно произнёс:

— Линда, пожалуйста, будь умницей. Никто тебя не обвиняет, но мы должны знать правду. Поэтому успокойся, я тебя очень прошу, и расскажи всё с самого начала. Сможешь?

Она закивала, торопливо вытирая слёзы, и вновь, в который уже раз, мне стало до боли жаль её. Только бы она не оказалась убийцей! Такую развязку мне, пожалуй, перенести будет труднее всего…

— Попей ещё водички, — Джоанна заботливо пододвинула стакан к ней поближе. — Ты извини, что мы на тебя так навалились, но эта атмосфера взаимных подозрений уже достала…

— Да ладно тебе, не оправдывайся, — слабо махнула рукой Линда; она уже была почти в норме, вот только губы у неё до сих пор дрожали. — Просто я перепугалась до ужаса, настолько, что никому ничего не смогла сказать… А с самого утра мне казалось, что на меня все пальцами показывают и считают преступницей. Господи, Себастьен, можешь себе представить — когда Николя пошёл будить Оливье, я уже знала, что он там найдёт!

— Ну ты бы хоть меня разбудила, — вздохнул я. — И всё было бы намного проще…

— Себастьен, милый, я испугалась, понимаешь? — жалобно пролепетала Линда. — Испугалась, что во всём обвинят меня, он же был ещё тёплый, Господи… А тут, как на грех, Лали просекла, что Оливье уже давно послал меня к чёрту…

— А к себе всё-таки пригласил.

Австралийка в ответ лишь беспомощно покрутила головой:

— Понятия не имею, что на него вчера нашло, но… пригласил, как видишь. Твоя благоверная ничего об этом не знала, вот и решила сделать из меня мегеру, укокошившую парня, который её отверг… Да ты же сам слышал её намёки! А мне от Оливье ничего не нужно было… Пару часов провести с ним — и то за счастье…

— Ладно, душу свою можешь перед нами не выворачивать, — грубовато, но вполне дружелюбно произнесла Джоанна, присаживаясь на край стола. — Скажи лучше, сколько времени ты провела в комнате Оливье?

— Не знаю… Минут пять, не больше. Я сперва ничего не поняла — темно же было, подумала, он задремал, пока меня дожидался, а потом увидела… Выскочила в коридор, как ошпаренная, там ещё немного постояла, пока в себя не пришла… Да ты же всё это видела!

— Я видела только, как ты заходила, да и то случайно, — не моргнув глазом, соврала Джоанна. — А подглядывать за вами не собиралась, тут же залезла назад под одеяло. Значит, ты там практически не задержалась?

Линда кивнула, а я наконец-то задал ей давно уже мучивший меня вопрос:

— Слушай, а что ты Мануэле наплела? Сказала, что Оливье передумал, а потом попросила её прикрыть тебя?

— Ох, да Мануэла вообще до сих пор не в курсе!.. Я сперва всё ждала, пока её сон одолеет, чтобы спокойненько отправиться к Оливье, но ей так хотелось меня обыграть, что мы могли до самого утра просидеть. И я ей в конце концов сказала, что мне как-то нехорошо и я хочу прогуляться в ванную…

— И ни словом не обмолвилась об Оливье? — недоверчиво приподняла бровь Джоанна.

— Ну, понимаешь, это был наш с ним маленький секрет, — как-то виновато улыбнулась Линда. — Скорее даже мой, ему-то было всё равно… И я к тому же была не уверена, что он решил меня дождаться и до сих пор не заснул, время-то уже к трём доходило. Ну, согласись, какой идиоткой я бы выглядела, если бы похвалилась, что иду к парню, а через пять минут вернулась несолоно хлебавши.

— И поэтому ты сказала, что идёшь в ванную, так? — уточнил я.

— Ну да. Если бы Оливье уже спал, я бы вернулась как ни в чём не бывало, а если бы задержалась — так Мануэла девочка умная, и всё поняла бы. А получилось вон как…

— Бр-р… — передёрнула плечами Джоанна. — Я бы так не смогла — наткнуться на труп и всё держать в себе… Неужто Мануэла ничего не заметила?

— А что она должна была заметить? — Линда горько усмехнулась. — Что я была белая как мел? Так я ей наврала, что перепила за ужином и меня мутило. А мои дрожащие коленки в глаза не бросались… Господи, ну зачем, зачем он этот чёртов нож притащил!

— Погоди-ка! — я удивлённо взглянул на неё, чувствуя, что сейчас наконец-то услышу что-то важное. — Как то есть — притащил?

— Да вот так вот. Мы собирались с ним выпить по рюмочке и пожевать чего-нибудь, я видела, как он прихватил бутылку и нож, когда все уже по комнатам расходились. Знал бы он…

Линда вновь всхлипнула, а я задумчиво потёр переносицу. То, что сообщила австралийка, полностью меняло всю картину. Теперь выходило, что у убийцы, кем бы он ни был, изначально не было намерения прикончить Оливье — если только он, конечно, не видел, как тот взял с собой нож. Но в возможность подобного совпадения мне верилось слабо — в противном случае получалось, что преступник следил за музыкантом весь вечер и оказался настолько циничен, что направился к Оливье, уже точно зная, что найдёт в его комнате вполне подходящее орудие убийства. А уж в это верить мне совсем не хотелось. И точно так же мне не хотелось верить в то, что Линда врёт.

А если она не врёт, то убийство, скорее всего, было спонтанным. Некто из нашей компании пришёл к Оливье, сперва они говорили, потом повздорили, и этот некто схватился за подвернувшийся нож. Но тогда… тогда это действительно мог быть Кристиан, чёрт возьми!

Впрочем, разрозненные факты всё равно не хотели складываться в единую картину. Если убийство было непреднамеренным и совершил его всё-таки не Кри-Кри, а кто-то другой, то каким образом перстень Оливье оказался у Кристиана в кармане? Или преступник так быстро пришёл в себя, что решил замести все следы и свалить вину на бывшего наркомана? А если убийца — Кристиан, то как он смог справиться с довольно-таки трезвым Оливье и столь ловко прикончить его с одного удара, будучи пьян до невменяемости? И, наконец, если всё было рассчитано заранее, откуда преступник знал, что Оливье возьмёт с собой нож? Не значит ли это, что убийца либо слышал разговор нашего покойного друга с Линдой, либо видел, как Оливье с ножом в руках направлялся в свою комнату? И не значит ли это, что Линда чего-то недоговаривает?

Вопросы без ответов теснились в моём мозгу; версий было слишком много, и все они казались мне одинаково нелепыми, точно так же, как нелепым было и само происходящее. Я чувствовал, что одному мне не разобраться, не хватало каких-то деталей, которых я не знал, но которые, вполне вероятно, были известны кому-то другому. Только вот кому?..

— А о чём вы говорили с Оливье? — деловито поинтересовалась Джоанна, окончательно вжившаяся в роль сыщика. — Может, он сказал тебе, что у него возникли какие-то проблемы, или хотя бы намекнул?

— Да ни на что он не намекал, — устало вздохнула Линда. — Самый обычный разговор был — о нас, о наших отношениях… да будто сама не знаешь, о чём в таких случаях говорят. Он обычно со мной был… ну… как-то холоден, что ли, а тут вдруг сам предложил зайти к нему. Я и растаяла, да ещё перебрала слегка… Чушь, наверное, несла такую, что страшно слушать было.

— Все влюблённые одинаковы! — махнула рукой Джоанна. — Но ты всё-таки подумай, подружка, вдруг он сказал что-то такое… ну, на что ты тогда не обратила внимания, а на самом деле это было важно. Понимаешь?

— Всё я понимаю… — Линда сокрушённо покачала головой. — Но особенного ничего вспомнить не могу, ты уж меня извини. Может, потом и всплывёт что-нибудь… Слушай, Себастьен, налей мне чего-нибудь выпить, а то меня до сих пор трясёт.

— Действительно, угости-ка нас стаканчиком! — тут же оживилась американка, соскользнув со стола на стул. — После таких душещипательных бесед никогда не помешает расслабиться…

— В заначке только коньяк, — я извлёк из шкафа початую бутылку и две рюмки. — Вы тут расслабляйтесь, девочки, а я пойду всё же поговорю с Лали. И… Линда, извини меня за ужасное поведение моей жены, я надеюсь, она сама скоро поймёт, каких глупостей наговорила.

— Не стоит, Себастьен, — мягко произнесла австралийка. — Ни в чём ни ты, ни она не виноваты, просто у всех нервы на пределе… В конце-то концов, я и вправду кривила душой, когда пыталась убедить вас, что у меня с Оливье никогда ничего не было.

— Линда, ты прелесть, — серьёзно сказал я и торопливо вышел из кухни, потому что почувствовал вдруг — ещё немного, и мне захочется её поцеловать, невзирая на присутствие Джоанны.

Чёрт возьми, пожалуй, она единственная в нашей компании, кто способен прощать вот так вот сразу и безоглядно, не держа никаких обид и зла в сердце! Какой она была в дни нашей юности, такой и осталась, несмотря на успешную карьеру фотомодели; и характер у неё нисколько не испортился… Бог мой, ужаснулся я, неужели моя ностальгия по Линде переходит в стадию острого рецидива?!

Ладно, не будем делать никаких глупостей. Я женат на Лали, и женат уже почти пять лет; за всё это время я ни разу не пожалел о своём решении. А всё, что происходит последние двенадцать часов — это как дурной сон, который со временем обязательно забудется. И сегодняшние безобразные выходки Лали — всего лишь проявление её характера, горячего и вспыльчивого, но отходчивого. Джоанна права — не каждый день у тебя под боком убивают друзей.

С такими мыслями я переступил порог нашей комнаты, намереваясь начистоту поговорить с Лали. Моя жёнушка уже успела переодеться в свой любимый розовый халат и валялась сейчас на постели, уткнувшись в какую-то книжку; на моё появление она никак не отреагировала.

— Послушай, Лали, — со вздохом начал я, присаживаясь рядом, — тебе не кажется, что нам есть о чём поговорить?

— Я читаю, — холодно отозвалась она и демонстративно перевернула страницу, явно не одолев её до конца. — Не мешай, пожалуйста.

— Перестань дурить, дорогая, — я решительно отобрал у неё книгу. — Все мы немного взвинчены, но это не даёт тебе права оскорблять всех подряд своими беспочвенными подозрениями.

— Немного взвинчены?! — неожиданно рявкнула Лали прямо мне в лицо и трагически воздела руки к потолку. — Немного взвинчены!.. Чёрт возьми, да это самое отвратительное Рождество в моей жизни! Сперва ты притащил сюда этого ублюдка Кристиана, затем кто-то укокошил Оливье, и в довершение ко всему у вас с Линдой появляются какие-то секреты! Правда, неплохо? Ещё немного, и я начну думать, что всё специально подстроено!

От такой яростной тирады я даже немного опешил.

— Господи, Лали, но ты же сама была в восторге от идеи собраться всем вместе на Рождество! Или ты забыла?

— Ничего я не забыла! — продолжала бушевать она. — Ты думаешь, я могла тогда знать, во что всё это выльется? На кой чёрт сдалось мне такое счастье, скажи, пожалуйста?! Да если бы я могла хоть на минуту предположить, что у нас в доме убьют человека, я бы сама укатила на Рождество к себе в Бразилию, лишь бы быть подальше от всего этого!..

Нет, это бесполезно, отрешённо подумал я. Когда Лали в таком состоянии, её не переспоришь, а у меня сейчас совсем нет сил, чтобы состязаться с ней в громкости. Я устало опрокинулся на постель, закинув руки за голову, и уставился в потолок, молча ожидая, пока моя жена выпустит пар. И, когда она наконец немного угомонилась и плюхнулась на кровать рядом со мной, я медленно произнёс:

— Лали, любимая, я очень хорошо понимаю, каково тебе сейчас. Наверное, я действительно был неправ, когда пригласил Кристиана, а в смерти Оливье не виноват никто, кроме убийцы. Что же касается Линды, то я хочу, чтобы ты осознала одно и запомнила это на всю жизнь — с ней у меня ничего нет и никогда не будет.

— И никогда не было, — ядовито, но уже вполне спокойно поддела меня Лали.

— Нет, было. И ты сама это знаешь. Но я выбрал тебя и, поверь мне, нисколько в этом не раскаиваюсь. Я знаю, что на самом деле ты славная и добрая, и мне очень больно видеть, как ты изводишь и себя, и окружающих своими нелепыми подозрениями… И я очень прошу тебя, давай закроем эту тему — раз и навсегда.

Лали хмуро молчала, подперев голову рукой, и смотрела мимо меня куда-то в угол комнаты. Наконец, она негромко позвала:

— Себастьен…

— Да, дорогая?

— Извини меня, пожалуйста.

Облегчённо вздохнув, я обнял свою присмиревшую Лали, а она уткнулась лицом мне в плечо и еле слышно прошептала:

— На самом деле я до сих пор жутко боюсь тебя потерять… А тут ещё убийство это проклятое… Я совсем распсиховалась, правда?

— Всё будет хорошо, — я с нежностью провёл рукой по её чёрным, как смоль, волосам. — Не бери в голову, милая. И, кстати, знаешь…

Я уже хотел было рассказать ей о признании Линды, но в последний момент осёкся, решив, что незачем пока Лали это знать. И не потому, что не доверял ей; просто болтливость моей ненаглядной превосходила все допустимые пределы, а мне хотелось, чтобы об этом по-прежнему знали только три человека — Линда, Джоанна и я. И пускай убийца, кто бы он ни был, продолжает думать, что он единственный, побывавший у Оливье в эту злополучную ночь.

— Что я знаю? — приподняла голову Лали и с подозрением взглянула на меня, но в ответ я лишь рассмеялся:

— Ничего. Ничего, только то, что я безумно люблю тебя. И это всё, что тебе нужно знать…

Именно в этот момент нашу идиллию прервал осторожный стук в дверь и чей-то приглушённый голос:

— Эй, Себ, ты здесь? Можно тебя на минуточку?

Недовольно заворчав, я мягко отстранил Лали и побрёл к двери, за которой, как выяснилось, томился Жозе, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения. Судя по всему, он ожидал застать здесь бурную семейную сцену, потому что при виде умиротворённой Лали, безмятежно раскинувшейся на постели, лицо его вытянулось, а рот удивлённо приоткрылся.

— Ух ты, да у вас тут всё путём, — пробормотал он. — Вы что, уже помирились?

— Как видишь, — пожал я плечами. — А у тебя что-то срочное?

— Ну, в общем-то, да, — кивнул Жозе. — Пошли спустимся вниз, если тебя это не сильно затруднит, и там в гостиной поговорим, пока никого нет. Кухня занята, там Джоанна с Линдой хлещут коньяк.

— Я в курсе. А почему такая секретность, можно узнать?

Жозе не удостоил меня ответом и лишь выразительно кивнул в сторону лестницы; мне ничего не оставалось, как последовать за ним, послав предварительно Лали воздушный поцелуй. К счастью, моя жёнушка как будто и сама устала скандалить, а потому я мог надеяться, что эксцессов сегодня больше не будет.

— Слушай, как это тебе так быстро удалось помириться с Лали? — искренне недоумевал Жозе, пока мы спускались в гостиную. — Я-то был уверен, что вы ещё неделю разговаривать не будете, так она сегодня на тебя накатила! Конечно, моя Бене намного спокойнее, как и подобает истинной бретонке, но уж если её разозлить, то она способна дуться целыми днями.

— Вот как раз за это я и люблю свою жену — за отходчивость! — рассмеялся я. — Вспыхивает она быстро, но так же быстро и остывает… А тебе вообще грех жаловаться — Бенедикт просто кладезь терпения, зато ты делаешь всё, чтобы её достать.

— Да ничего я такого не делаю, — тоном обиженного ребёнка пробурчал Жозе; приметив на неубранном столе недопитую бутылку бренди, он тут же перелил её содержимое в бокал и уютно устроился в кресле. — Иногда мне кажется, что у неё просто-напросто нет чувства юмора. Представляешь, буквально полчаса назад мы с ней опять поругались, и знаешь, из-за чего?

Он сделал драматическую паузу, явно дожидаясь моего вопроса Из-за чего? и, не дождавшись, продолжал:

— Я спросил её — заметь себе, в шутку! — не она ли пришила беднягу Оливье. Ну, просто так, для поднятия тонуса, уж очень у нас всё мрачно получается. Но она всерьёз взбеленилась, назвала меня идиотом, кретином и ещё много кем, а потом предложила убираться к чёрту. Каково, а?

— Ну, знаешь ли, Жозе, такими вещами не шутят, — хмыкнул я. — Твои вечные подколки и святого из себя выведут, а Бене не виновата, что у тебя такое своеобразное чувство юмора… Так поэтому ты выдернул меня из объятий Лали, мелкий завистник?

— Ну, вот ещё! — фыркнул Жозе. — Просто я тут помозговал на досуге и… В общем, я, кажется, знаю, кто убийца.

— Что-что?! — с изумлением воззрился я на друга. — Это что, твоя очередная шутка?

— Какие там шутки! — самодовольно ухмыльнулся Жозе. — Просто я тоже читал кое-какие детективы, и в отличие от вас с Николя не стал проводить бездарных допросов, а просто поработал как следует своим серым веществом. Итак, следи внимательно за ходом моих рассуждений.

Переведя дух, он подкрепился хорошим глотком бренди, а затем продолжал менторским тоном:

— Так вот, всем нам известно, что Оливье был убит вашим кухонным ножом. То есть тем самым ножом, который, когда все мы расходились по комнатам, мирно лежал себе полёживал на столе, среди чашек и плошек. О чём это говорит?

Жозе вновь выжидающе замолчал, и мне пришлось поторопить его:

— Ну и о чём же?

— О том, что убийство было умышленным! — торжествующе заявил он и поднял вверх палец. — Преступник взял его со стола и направился убивать нашего бедного ударника. Не будешь же ты утверждать, что он прихватил с собой этот чёртов нож лишь для того, чтобы обсудить с Оливье новые музыкальные направления?

— Ну-у… — я несколько замялся, памятуя о том, что Жозе ничего не известно о признании Линды и о том, что, по её словам, сам же Оливье и утащил нож в свою комнату; посвящать его в эту историю я пока также не собирался. — Пожалуй, я с тобой соглашусь. И что дальше?

— А дальше я делаю блестящий вывод: убийца — это тот, кто заранее знал о том, что Оливье будет на празднике. Осталось лишь выяснить, кто это, и дело в шляпе.

— И это всё? — я даже несколько оторопел от подобных умозаключений Жозе. — Это и есть твои гениальные рассуждения?

— А что, тебе этого мало? — оскорблённо спросил он. — Вы-то с Николя и до этого не додумались.

— Милый мой Жозе, боюсь, ты читал слишком дрянные детективы, — несмотря на всю серьёзность ситуации, я не мог сдержать смеха. — Не говоря уж о том, что твой вывод не блещет глубиной мысли, он к тому же попросту нелеп. Или ты меня считаешь убийцей?

— Почему — тебя? — растерялся Жозе. — Ты-то тут при чём?

— Да потому что, кроме нас с Лали, больше никто — понимаешь, никто — не знал, что Оливье будет встречать с нами Рождество. Мы и сами-то узнали об этом всего за несколько дней, а все остальные вообще были не в курсе. Твоя идея накрылась медным тазом.

— Хм… — Жозе ожесточённо потёр переносицу, но так просто признавать своё поражение ему не хотелось. — А что, если это… Ну, Себастьен, ты меня, конечно, извини, может, я опять ляпну глупость… Ну, я хотел сказать — что, если это твоя Лали?

— Перестань, — я махнул рукой. — У моей жены несносный характер, но она от одного вида крови падает в обморок… Знаешь что, дружище, мне вот тоже не даёт покоя один вопрос. Только ты не злись и пойми меня правильно… Что ты всё-таки делал в коридоре в два часа ночи?

— Тебе это так интересно, да? — сердито спросил Жозе. — Я уже говорил — мне не спалось, я услышал чьи-то шаги, выглянул из комнаты и увидел твою жену. Доволен?

— Это-то всё я понимаю… Я другого не понимаю — почему тебе в такое время не спалось? Да стоит только тебе головой подушки коснуться — и тебя уже не добудишься. К тому же все мы вчера здорово поднабрались…

Жозе немного помолчал, затем нехотя буркнул:

— Ладно, скажу тебе… Только обещай, что не будешь смеяться.

Я уже догадывался, что он сейчас залепит что-нибудь эдакое, однако торжественно заверил его: Клянусь! — и только после этого он, пряча глаза, пробормотал:

— Понимаешь, я хотел попросить прощения у Бенедикт… Ну, за вчерашнюю историю.

— Попросить прощения у Бенедикт? И что здесь смешного? — хоть я и привык к различным закидонам Жозе, время от времени они ставили меня в тупик.

— Ты что, не понимаешь? — тут же раздражённо взвился мой друг. — Мужчина никогда не должен извиняться первым, это противоестественно! Иначе женщина просто-напросто перестанет его уважать…

— Ах да, я и забыл, что ты у нас настоящий мачо и вообще активный поборник мужского шовинизма, — я иронически ухмыльнулся. — Твои знаменитые латиноамериканские корни никогда не позволят тебе преклонить колени ни перед Бене, ни перед кем-либо ещё…

— Ты обещал не смеяться, — угрожающе напомнил Жозе. — Кой чёрт вы с Николя вечно издеваетесь над моими взглядами?

— Ладно, ладно, извини, больше не буду, — я примиряюще выставил ладони вперёд. — Итак, ты решил попросить прощения у Бенедикт, а что было дальше?

— Да ничего дальше не было! Сперва это решение долго созревало во мне, потом мне пришлось дожидаться, пока твоя Лали перестанет шастать по коридору… ты же понимаешь, мне не хотелось, чтобы она меня видела… А уж я затем я отправился к Бене.

— Ну и?

— Она, естественно, мне не открыла! — в голосе Жозе звучало самое что ни на есть искреннее возмущение. — Я несколько раз постучал в дверь её комнаты, ответом мне была тишина, а заходить я не рискнул, потому что Бенедикт жутко не любит, когда её будят посреди ночи. Вот, собственно, и всё. Постоял немного и направился спать, а наутро проснулся весь разбитый и измученный.

Неожиданно я с облегчением понял, что Жозе не убийца. Господи, да как я это сразу не сообразил — с его-то взрывным и непосредственным характером, он никогда бы не смог хладнокровно притворяться и строить из себя невиновного! Наш славный, хотя порой и несносный Жозе весь был как на ладони, и среди нас всех он, пожалуй, единственный, кто так и не повзрослел до конца. Ему, видите ли, стыдно, что он решился попросить прощения у своей невесты!

— А вот твоя Бене явно не мучилась угрызениями совести! — я всё-таки не смог удержаться от подколки. — Сладко проспала всю ночь и проснулась свеженькая, как огурчик… Всё, всё, умолкаю!

При этих словах я со смехом пригнулся за спинку кресла, потому что Жозе сделал зверское лицо, но уже в следующую секунду он снисходительно махнул рукой:

— Вам с Николя никогда меня не понять, потому что вы — подкаблучники. Ходите перед вашими драгоценными жёнушками на цыпочках и сдуваете с них пылинки, в то время как настоящий мужчина должен быть хозяином…

— Наш милый Жозе в своём репертуаре! — неожиданно донёсся с лестницы насмешливый голос Мануэлы. — Ах, эта наглая, дерзкая Бенедикт, осмелилась, понимаешь ли, выгнать своего хозяина…

Фотомодель стояла на верхней площадке, непринуждённо облокотившись о перила, и явно дурачилась, а Жозе моментально ощетинился:

— У тебя дел других нет, кроме как подслушивать? О Господи, да возможно ли в этом доме поговорить с глазу на глаз?..

— Очень надо мне подслушивать! — обиженно тряхнула кудрями Мануэла. — Вы с Бене так орали полчаса назад, что даже меня ухитрились разбудить, а это, между прочим, своего рода подвиг… Ты совершенно несносный тип, Жозе, представляю, как бедняжка намучается с тобой после свадьбы!

— Понимаю — все против меня, — обречённо вздохнул наш друг. — На несчастного Жозе вам наплевать, вы жалеете только Бенедикт, хотя и она, честно говоря, тоже не подарок. Мои же страдания вас абсолютно не волнуют, ибо не достойны занимать столь утончённые умы…

— Ладно, перестань паясничать! — я дружески ткнул его кулаком в бок. — Раз уж Мануэла выбралась из своей комнаты, то, может быть, позовём из кухни Линду с Джоанной и посидим все вместе, кофе попьём? При такой обстановочке, как у нас, разбегаться по своим углам — не самый лучший вариант, я думаю.

— Только с одним условием — никаких расследований, — быстро сказала Мануэла, вприпрыжку спускаясь по лестнице. — Давайте хотя бы какое-то время не будем говорить об этом проклятом убийстве, или я тоже начну беситься. Идёт?

Бодро и вызывающе стуча каблучками, она прямиком проследовала на кухню за нашими подругами, а я с некоторым изумлением проводил её взглядом. Чёрт возьми, раньше я никогда не замечал за Мануэлой такого легкомыслия — всё-таки сейчас не самое удачное время для того, чтобы беспечно шутить шутки и делать вид, будто ничего особенного не случилось. Или таким образом она пытается защититься, спрятаться от происходящего за маской внешнего спокойствия и напускной, порой неуместной весёлости?

Впрочем, я никогда не знал Мануэлу настолько хорошо, чтобы судить о том, что она сейчас чувствует. В любом случае, она не убийца… если только Линда её не покрывает, но такое предположение сильно смахивало на абсурд.

— Что-то она какая-то оживлённая, а, Себ? — оказывается, даже толстокожий Жозе обратил внимание на беззаботное поведение Мануэлы, и голос его был исполнен подозрения. — Скажи-ка, ты никогда не думал, что…

Но тут ему пришлось заткнуться, потому что из кухни, едва не застряв в дверях, вывалились девочки — все три одновременно. На фоне безмятежно улыбающейся Мануэлы уныние на лицах Джоанны и Линды было особенно заметно; похоже, им не помог даже коньяк. Глаза у австралийки были всё ещё красные от слёз, хотя она и пыталась держаться молодцом, а на американку нашла та серьёзная, решительная мрачность, которая в былые времена свидетельствовала о том, что Джоанна усиленно пытается справиться с какой-то сложной проблемой.

— Перестаньте кукситься, подруги, — Мануэла влезла между ними, обняла за плечи и энергично встряхнула. — Себастьену пришла в голову замечательная идея выпить кофе, и мне кажется, это намного лучше, чем переливать из пустого в порожнее.

— Какой кофе на ночь глядя? — слабо запротестовала Линда, и её ощутимо качнуло — наверняка ей понадобилась не одна рюмочка, чтобы успокоиться после своей вынужденной исповеди. — Время к семи доходит…

— И это ты называешь на ночь глядя? — фыркнула Мануэла. — Всё равно нам не остаётся ничего другого, кроме как наслаждаться обществом друг друга, так что нечего увиливать. Не знаю, о чём вы болтали на кухне, но я вовсе не намерена терзаться в одиночестве.

Пока я занимался приготовлением кофе, в гостиную в обнимку спустились Элен и Николя; вид у обоих был грустный и какой-то взъерошенный. Уж эти-то двое наверняка не спали, подумал я, и, скорее всего, ни о чём другом, кроме как об убийстве, не говорили. В этом они похожи — Николя может быть чертовски упорным, если задеть его за живое, а у Элен, такой мягкой с виду, склонность к анализу в крови, хотя она и не склонна особо делиться своими переживаниями; впрочем, друг от друга у этой парочки секретов никогда не было.

Таким образом, за столом собрались все, кроме Лали и Бенедикт. Настроение было хуже некуда, поэтому битый час мы просидели практически в тишине, если не считать отдельных реплик Мануэлы и Жозе, каждый из которых на свой лад пытался оживить атмосферу. У обоих это получалось ниже среднего, пока, наконец, Николя не выдержал:

— Что, так и будем делать вид, будто ничего не произошло? Не знаю, как вам, а мне вот не по себе от одной только мысли, что убийца, быть может, сидит за этим столом! Вам-то самим что, не тошно от этого?

— Николя, я ценю твоё обострённое чувство справедливости, — Мануэла слишком уж старательно расправила воротничок своего платья. — Но преступник почему-то не горит желанием признаваться, а вот от вашего доморощенного следствия мне и в самом деле тошно. Каждый подозревает каждого, и от этого наша компания разваливается буквально на глазах… Можете считать меня дурой, эгоисткой, кем угодно, но я предпочитаю зарыть голову в песок и дожидаться, пока полиция докопается до истины.

— Между прочим, полиция уверена, что это сделал твой кузен, — тихо заметила Элен.

— Я уже сказала всё, что думаю о Кристиане, — Мануэла повернулась к ней так резко, что едва не снесла локтем чашку. — Если виноват он, то так тому и быть, если не он — я думаю, в полиции работают не дилетанты. А от того, что мы копаемся друг у друга в личной жизни, легче никому не станет. Или вы всерьёз верите, что сможете сами найти убийцу?

— Кстати говоря, — бесцеремонно встрял в разговор Жозе, — скоро нам всем пора будет в постельку. И я всё чаще спрашиваю себя — а не найдём ли мы завтра утром ещё один труп? С одной стороны, это было бы чудесно, потому что уменьшится число подозреваемых, а с другой, как-то не хочется, чтобы этим трупом оказался я.

— Жозе! — едва ли не со слезами воскликнула Элен, в отчаянии всплеснув руками, но Мануэла со злостью в голосе перебила её:

— Ну почему же, вот и нашлась ещё одна приятная тема для разговора! Предлагаю пообсуждать, кто из нас имеет наибольшие шансы не проснуться завтрашним утром, это может быть даже более интересно, чем поиски убийцы… Выдвигаю свою версию — это будет Жозе, а прирежу его я, если он немедленно не заткнётся…

— Ну всё, хватит! — неожиданно для самого себя заорал я и для убедительности трахнул кулаком по столу, отчего кофейные чашки дружно подпрыгнули. — Любой наш разговор кончается истериками и взаимными обвинениями — сперва Лали всех завела, теперь Жозе со своими идиотскими шутками!.. Послушайте, мы что — вообще перестали верить друг другу?!

— Ну, во-первых, никакие это не шутки, — надулся Жозе. — Я говорю совершенно серьёзно, потому что мы до сих пор не знаем, за что закололи Оливье… Может, среди нас завёлся маньяк-убийца?

— Умнее ты ничего придумать не мог? — ядовито осведомилась Мануэла. — Или фантазии не хватает?

— Перестаньте, вы, оба! — Николя тоже потерял терпение. — Себастьен прав, нечего нам наезжать друг на друга… Я и сам хочу, чтобы всё это закончилось как можно быстрее, но если каждый из нас закроется в своей раковине, и все мы будем делать вид, что всё нормально, а бедняга Оливье просто вышел погулять… Ребята, поймите — мы же не сможем смотреть друг другу в глаза!

— Николя, ты прав, как всегда, — шумно вздохнула Мануэла и принялась сосредоточенно лохматить свои каштановые волосы. — Но я, в отличие от всех вас, продолжаю держать в уме Кристиана. И мне делается особенно мерзко от мысли, что убийцей вполне может оказаться мой сумасбродный братец, а мы тут грызёмся, пытаясь изобличить кого-то из нас. И поэтому я предлагаю ещё раз — давайте успокоимся и хотя бы до завтрашнего утра забудем об убийстве, потому что уже завтра многое должно проясниться.

— Вряд ли, — хмуро возразила Джоанна, стряхивая пепел прямо в блюдце; курила она сегодня бесконечно много. — Ты что, забыла, как инспектор вцепился в Кри-Кри? Полицейские не боги, моя дорогая, они такие же люди, как мы с тобой, и если у них есть такой замечательный подозреваемый, зачем им кто-то ещё?

Мануэла ничего на это не ответила; похоже, у неё прошёл весь запал, и сейчас она мелкими глотками допивала остывший кофе, старательно пряча взгляд в чашке. Мне показалось, что она с трудом сдерживает слёзы.

Вот в чём вся штука-то, оказывается — она безумно переживает за своего кузена, хотя и не хочет этого показывать. Несмотря на все свои резкие заявления, наша Мануэла больше всего на свете боится, что Кристиан окажется убийцей, и в то же время она, кажется, почти уверена в этом — отсюда и все эти нервные выпады, и упорное нежелание рассуждать на тему кто преступник… Чёрт возьми, не хотел бы я оказаться на её месте! Понятно теперь, почему её так выводят из себя наши с Николя сыщицкие потуги…

После краткого, но бурного выяснения отношений любое желание говорить и вовсе пропало. Первой из-за стола тихонько выбралась присмиревшая Мануэла, потом её примеру последовали Линда с Джоанной; лишь мы вчетвером продолжали сидеть на своих местах, уткнувшись каждый в свою чашку. Тягостную тишину нарушил, наконец, вопрос Николя:

— Послушай-ка, Жозе… Ты это серьёзно — насчёт второго убийства?

— Ну, может быть, и не так чтоб уж… — пожал плечами тот. — Но согласись, думать об этом всё равно неприятно. По крайней мере, на ночь я собираюсь запереть свою комнату изнутри.

— А я в это не верю… — жалобно пробормотала Элен, плотнее прижимаясь к Николя. — Пускай среди нас и есть подонок, но зачем ему убивать всех подряд?

— А разве ты не знаешь, как это делается? — сердито хмыкнул Жозе. — Сперва убивают одного, потом того, кто заподозрил убийцу, потом следующего… Может быть, кто-то из нас, сам того не ведая, узнал что-то, изобличающее преступника?

— Перестань, — поморщился Николя. — Ты у нас всегда был трепачом, помолчи хотя бы сейчас… Я тоже не знаю, почему убили Оливье, но уверен, что он не был случайной жертвой. И так вся эта история грязнее некуда… Я даже начинаю думать, что Мануэла права — мы все сейчас настолько взвинчены, что разговоры ни к чему не приведут, по крайней мере, сегодня. И поэтому мы с Элен сейчас отправляемся к себе.

— Время почти девять, — пожал я плечами. — Если честно, мне казалось, что нам нужно побыть всем вместе, но теперь я, пожалуй, с тобой соглашусь. Быть может, общество Лали на меня благотворно подействует…

— Ну конечно, хорошо вам говорить, — надулся Жозе, с грохотом поднимаясь из-за стола. — У Николя есть Элен, у тебя Лали, а мне что делать? Если я опять буду скучать в одиночестве, то рожу ещё какую-нибудь безумную идею, и тогда вы меня точно загрызёте.

— Иди и помирись с Бене, — со вздохом посоветовала Элен. — Вы же без пяти минут супруги…

— Ни за что! — Жозе произнёс это так напыщенно, что мы невольно улыбнулись. — Если она действительно собралась за меня замуж, то уже сейчас должна привыкать к тому, кто в доме хозяин. Наехала на меня из-за неудачной шутки, а теперь ждёт, что я прибегу к ней на задних лапках?

— Ну и чёрт с тобой, хозяин ты наш, — беззлобно выругался Николя. — Сиди один в своей комнате и тренируй серое вещество. А мы пошли.

И во второй раз за сегодняшний день мы разбрелись по своим комнатам. Уже заходя к себе, я услышал, как за спиной Жозе захлопнулась дверь и щёлкнул замок — этот парень явно не врал насчёт того, что собирается запереться на ночь.

Лали мирно дремала на кровати в той же позе, в какой я её оставил. Услышав, как я вхожу, она лениво приподняла голову и сонно протянула:

— О, Себастьен, а вот и ты, наконец… Который час, милый?

— Почти девять… — пробормотал я, заваливаясь рядом с ней. — Ну и денёк сегодня…

— Девять? — Лали, напротив, резко уселась на постели и уставилась на меня. — Ты что, целых два часа болтал с этим Жозе? Ничего себе, вышел на минутку…

— Да нет, конечно… Просто в гостиную спустилась Мануэла, а потом Элен с Николя, и мы немножко посидели, выпили кофе.

— И меня, само собой, не позвали, да? — обиженно спросила моя жена. — Опять секретничали?

— Да Бог с тобой, любимая, какие секреты! — я устало махнул рукой. — Тебе повезло, что тебя там не было, потому что в конечном итоге мы опять переругались… Николя прав — всем нам сейчас нужно ложиться спать, за день мы так издёргались, что готовы друг друга за любую неудачную шутку растерзать, не говоря уж о чём-то большем.

— Ну и правильно! — тут же согласилась Лали, для пущей убедительности энергично закивав головой. — Я сейчас… ну, вроде как уже немного успокоилась, а часов десять полноценного сна сделают меня самой рассудительной женщиной в мире.

В ответ я лишь хмыкнул — уж больно самоуверенное заявление для моей легкомысленной жёнушки, но в одном она права несомненно — утро вечера мудренее. Совместными усилиями мы разобрали постель, и Лали немедленно юркнула под одеяло, а вот мне её примеру последовать не удалось — уже во второй раз за вечер раздался чей-то осторожный стук в нашу дверь.

— Если это опять Жозе, спусти его с лестницы, — на полном серьёзе посоветовала Лали. — Пускай с Бенедикт делится своими умными мыслями… если она, конечно, захочет их слушать.

Но в коридоре меня дожидалась не кто иная, как Джоанна, а её лихорадочно блестевшие глаза говорили о том, что этот безумный день так просто не закончится.

— Слушай, Себастьен, ты бы не мог выйти на минуточку? — быстро проговорила она, выразительно морща нос и кося взглядом в сторону лестницы. — Я хочу сказать тебе кое-что…

— А здесь это кое-что нельзя сказать? — мрачно вопросила Лали из-под одеяла. — Джоанна, ты не первая, кто сегодня уводит Себастьена прямо из моих объятий.

— Ну, подруга, всего на минуточку, — виновато всплеснула руками американка. — А потом, клянусь, я немедленно верну тебе твоего мужа в целости и сохранности!

И экспрессивная Джоанна буквально выдернула меня из комнаты, а затем потащила по коридору, не давая даже рта раскрыть. Лишь на лестничной площадке я немного опомнился и, ухватив техаску за плечо, решительно развернул её к себе:

— О Господи, Джоанна, что ещё стряслось? Ты налетела на меня, как торнадо…

— Именно так! — приглушённым голосом воскликнула она. — Дело в том, что Линда вдруг вспомнила одну вещь… точнее, одну фразочку Оливье, которая мимоходом вырвалась у него вчера вечером. Понимаешь?

— Я-то понимаю… — проворчал я. — А где сама Линда?

— На кухне, где же ещё. Видишь ли, она побоялась сама зайти к тебе, и, честно говоря, меня это нисколько не удивляет. Лали в гневе страшна…

Признаться, я уже вымотался настолько, что в первую минуту мне показалось, будто этот день никогда не закончится, а превратится в бессмысленную, бестолковую карусель. Сперва — коллективное выяснение отношений в гостиной, закончившееся скандалом, затем — посиделки на кухне с Линдой и Джоанной, потом — бурное объяснение с Лали; и вот опять — недавний разговор в гостиной, завершившийся не менее плачевно всего полчаса назад, теперь меня ждёт беседа на кухне в том же самом составе, что и прошлый раз, а после этого наверняка вновь придётся объясняться с Лали и врать что-нибудь убедительное по поводу того, зачем Джоанне понадобилось говорить со мной наедине. Но американка, похоже, была исполнена сыщицкого азарта — бездействия она не терпела ещё с университетских времён, а поиски убийцы помогали ей встряхнуться и не впасть в депрессию; поэтому мой вялый вид нисколько её не обескуражил.

— Ну, пошли же, Себастьен, — решительно дёрнула она меня за руку, и мне не оставалось ничего другого, кроме как подчиниться. — Я умираю от любопытства…

— А что, разве ты до сих пор не в курсе? — без особого энтузиазма поинтересовался я.

— В том-то и дело, что нет! Наша фотомодель заявила, что расскажет всё только в твоём присутствии, вот мне и пришлось выцарапывать тебя из супружеской постели. Ещё немного — и я начну думать, что ты работаешь её адвокатом.

Взволнованная Линда действительно дожидалась нас на кухне, беспокойно расхаживая из угла в угол; едва заслышав наши шаги, она встрепенулась и бросилась ко мне:

— Ох, Себастьен, кажется, я и вправду вспомнила кое-что важное! Не знаю, насколько это поможет делу… но Джоанна так на меня насела, что весь наш разговор с Оливье я прокрутила в голове чуть ли не дословно…

— И что же ты вспомнила? — я усадил Линду на стул, а сам пристроился на соседнем. — Он сказал что-то такое, что позволяет подозревать кого-то из нас?

— Да нет же, как раз конкретного-то он ничего и не сказал! Просто эта фраза, кажется, вырвалась у него случайно, потому что потом он постарался как-то… ну, в общем, замять её… Я тогда и внимания на это не обратила, а сейчас подумала, что это может оказаться важным…

— Чёрт тебя дери, Линда, не тяни резину! — не выдержала Джоанна, терзавшая от нетерпения ремень своих джинсов. — Что там случайно вырвалось у Оливье?

— Ну, понимаешь… он сказал примерно так: Даже в нашей компании кое у кого есть свои секреты. А потом задумчиво, словно между прочим, добавил: Причём такие, за обладание которыми и убить не грех.

— Он так сказал? — я даже несколько оторопел от услышанного. — А по поводу чего?.. То есть, я имею в виду, о чём вы перед этим говорили?

— Ну… я заметила что-то вроде того, мол, какая славная у нас компания, столько лет знаем друг друга и вообще почти как одна семья… И тут он такое выдал… как бы шутя, но глаза у него, по-моему, были серьёзные.

— А потом? Что было потом? — не унимался я.

— Да ничего потом не было, — Линда смущённо пожала плечами. — Я, помню, удивилась, спросила у него, о ком это он говорит… А Оливье рассмеялся и ответил, что так, ерунда, не обращай внимания. Мы к тому времени уже хорошо выпили и несли Бог знает что… А потом он пригласил меня к себе, когда все уснут, и я думать об этом забыла.

— Понятненько, — сквозь зубы процедил я; такой оборот дела мне не очень-то понравился. — Так ты хочешь сказать, что Оливье узнал какую-то тайну и поплатился за это жизнью?

— Да ничего я не хочу сказать! — в отчаянии воскликнула Линда. — Просто говорю тебе, как было дело. А уж на что Оливье при этом намекал…

Я в задумчивости потёр лоб. В действительности ли наш друг знал о ком-то что-то неприглядное, или просто имел в виду какую-нибудь глупость — например, того же Жозе, который старательно, хотя и не очень умело скрывал от Бенедикт свои многочисленные интрижки? Случайно оброненная фраза могла стать ключом к разгадке, а могла и оказаться пустышкой. Или Линда что-нибудь путает…

Но вообще-то, честно говоря, сейчас у меня почему-то не было особого желания это обсуждать. То ли я перегорел, то ли просто чертовски устал, но хотелось мне лишь одного — чтобы этот проклятущий день поскорее закончился. Вполне возможно, завтра я буду и так, и эдак крутить в голове загадочные слова нашего убитого друга, примеряя их к каждому из нас, но только не сейчас. Хватит с меня на сегодня расследований.

— О Господи! — Джоанна даже не заметила моего безразличия, вид у неё был растерянный и даже слегка напуганный, как мне показалось. — Что это за секреты такие, ради которых нужно всаживать нож в сердце?.. Нет, правда, у меня в голове не укладывается.

— Ну, у тебя-то, я надеюсь, никакой тайны нет? — вяло поинтересовался я.

— Есть, — серьёзно ответила американка. — В четырнадцать лет я поцеловалась со своим учителем, и мои родители до сих пор об этом не знают. Расскажешь кому-нибудь — убью… Впрочем, извини, шутка, кажется, не в кон.

Я только махнул рукой:

— С Жозе тебе по части юмора всё равно не сравниться… Я вот о чём думаю — давайте-ка отложим этот разговор на завтра. Голова у меня гудит как трансформаторная будка, и я не уверен, что от моих выжатых, словно лимон, мозгов будет хоть какая-то польза. Так что не обижайтесь, девочки — может, слова Оливье и имеют значение, но я иду спать. В постели меня, между прочим, дожидается Лали…

В следующую секунду я подумал о том, что не стоило, пожалуй, говорить этого при Линде, но она отреагировала совершенно спокойно:

— Чего уж там, Себастьен, все мы сегодня вымотались… Во всяком случае, совесть моя теперь чиста, потому что даже под пыткой вы не выжмете из меня большего. То, что я вспомнила — это единственная зацепка во всём нашем разговоре, а остальное — просто банальные речи двух нетрезвых влюблённых… почти влюблённых…

— Ну, спасибо, что постаралась, — мне вновь стоило большого труда удержаться и не погладить её по мягким золотистым волосам. — Только не забивайте этим себе голову на ночь, подруги, а то кошмары замучают. Увидимся завтра, надеюсь, что…

Я неожиданно поймал себя на том, что чуть было машинально не повторил дурацкую шутку Жозе: Надеюсь, что все проснутся в добром здравии. Чёрт побери, неужто и меня терзает то же самое ожидание второго убийства, хотя я и стараюсь об этом не думать?! Правду говорят, неизвестность хуже самой страшной опасности, и так будет до тех пор, пока мы не узнаем, за что закололи Оливье. И, самое главное — кто это сделал.

— …надеюсь, что всё будет хорошо, — закончил я и побрёл прочь из кухни, к своей комнате, где меня дожидалась ненаглядная жёнушка.

Медленно поднимаясь по лестнице, я пытался придумать какую-нибудь более или менее убедительную отговорку по поводу моей беседы с Джоанной, однако голова совершенно не работала в этом направлении, да ещё странная фразочка Оливье насчёт чьих-то секретов упорно крутилась в мозгах — как ни старался я хотя бы на время забыть о ней. Но, к моему удивлению, Лали даже не поинтересовалась, чего это от меня понадобилось нашей техаске на ночь глядя — наверное, решила быть паинькой до конца.

— Наконец-то, — произнесла она с наигранной капризностью. — Я тут уже начинаю замерзать, а ты что-то не торопишься согреть свою любимую бразильянку.

— Ну теперь-то уж я точно отсюда раньше утра не выберусь… — пробормотал я, раздеваясь. — Хлопотливый день окончен, милая… по крайней мере, для нас с тобой…

Едва я устроился под одеялом, Лали тут же доверчиво прижалась ко мне, и я в который уж раз подумал, какая же она всё-таки хрупкая и беззащитная — при всём своём сумасбродстве; надеюсь, что сегодняшняя трагедия никак не отразится на нашем браке, а Линда… Линда через несколько дней уедет, и один Бог знает, когда мы ещё с ней увидимся. Моя жена скоро придёт в норму, и я вновь буду видеть рядом с собой прежнюю Лали — весёлую, беззаботную, не обременённую муками ревности и иными подозрениями.

Бросив взгляд на свою любимую, я с удивлением увидел, что она уже крепко спит — с Лали такое случалось нечасто; обычно она обожала долгие беседы в постели, ну, и не только беседы, конечно — поэтому мы, как правило, раньше полуночи не засыпали. А сегодня она, бедняжка, действительно намучилась — отрубилась сразу же, едва положив голову на моё плечо. Тёплое дыхание Лали приятно щекотало кожу, навевая дремоту, вот только сон почему-то не шёл.

А всё дело было в ней — в загадочной фразе Оливье, которая никак не давала мне покоя. Ещё десять минут назад там, на кухне, мне казалось — стоит только добраться до постели, и я тут же провалюсь в сон, забыв обо всём, что сегодня произошло. Но вот поди ж ты — слова музыканта вертятся у меня в голове, и отогнать их не получается. Как это он там сказал: Даже в нашей компании есть секреты… и потом: За которые и убить не грех… да, именно так, если верить Линде. А верить приходится, иначе я вновь окажусь в тупике; поэтому будем пока считать, что австралийка ничего не выдумала и не напутала.

Господи, ну о чём таком мог узнать Оливье?! В голову лезла всякая чушь: может быть, Жозе — агент китайской разведки… или Николя — серийный маньяк-убийца… или… Стоп, сердито оборвал я сам себя, так можно чёрт знает до чего дофантазироваться. Уж коль мне всё равно не спится, надо попытаться ещё раз собрать воедино все известные мне факты и спокойно, без лишних эмоций проанализировать их — теперь уже с учётом того, что рассказала Линда.

Итак, ещё разок, по порядку, и начнём, как всегда, с детектива-любителя Себастьена Куриво. Ну, у меня вроде бы нет никаких тайн, по крайней мере, таких, о которых мог знать Оливье, так что мне бояться нечего. А вот с другими получалось хуже.

Чем больше я размышлял, тем больше приходил к неутешительному выводу, что ни за кого не могу поручиться. Даже моя Лали, которая разбалтывала любой секрет в течение суток, вполне могла скрывать что-нибудь этакое — в том числе и от меня, своего любимого муженька. Про остальных и говорить не стоило — у любого мог оказаться скелет в шкафу; в конце концов, мы всего лишь друзья, а не команда близнецов, ни на миг не разлучавшихся с момента рождения.

Тогда я решил пойти другим путём — попытался прикинуть, откуда же бедняга Оливье мог узнать про этот самый скелет. Но и тут было глухо — насколько я помнил, все в один голос утверждали, что не виделись с ним едва ли не со дня окончания университета. Либо кто-то врёт, либо… это довольно-таки старая тайна, вот только почему всплыла она только сейчас?

Вздохнув, я повернулся на другой бок — осторожно, чтобы не разбудить Лали. Но она и не подумала просыпаться, лишь сладко потянулась, и я ей искренне позавидовал — спит, как ребёнок, изгнала из своей хорошенькой головки все мысли об убийстве и не вспомнит теперь об этом до самого утра. Жаль, что я не могу так отключаться, как моя жена — любая, особенно столь серьёзная проблема всегда заканчивалась для меня бессонницей.

Ну хорошо, зайдём с третьей стороны — а что это вообще может быть за тайна? Причём такая, за которую Оливье получил нож в сердце. Что можно скрывать с таким рвением?.. Конечно, будь наша компания посолиднее, будь мы все банкирами или политиками, или, на худой конец, крупными предпринимателями — недостатка в версиях не было бы. А так — обычная молодёжь, ничего особенного; кое-кто вообще из рабочего класса, как Жозе, например, и знаменитостей среди нас только трое… вернее, теперь двое — Линда и Мануэла. Третьим был Оливье.

Но как раз наши фотомодели в первую очередь исключаются из списка подозреваемых — опять же, пока только на основании слов Линды, но альтернативы всё равно нет. А коль так, значит, дело касается личной жизни, и тогда под подозрение неминуемо попадают две наших семейных пары — Николя с Элен и мы с Лали, а также будущие молодожёны Жозе и Бенедикт. Джоанну при таком раскладе можно смело вычёркивать, и уж, конечно, незадачливый Кри-Кри тоже вне подозрений — какие там, к чёрту, тайны — при его-то образе жизни!

Ну вот, подумал я, вновь осторожно переворачиваясь с боку на бок, число потенциальных убийц сократилось до пяти человек — себя я, естественно, исключил. Тоже, конечно, не Бог весть что, и гарантий никаких, но всё-таки… Итак, Николя, Элен, Жозе, Бенедикт, Лали — кто из них?

От этих мыслей мне вновь сделалось противно: Господи, ведь все пятеро — замечательные ребята, отличные друзья, а одна из них — моя собственная жена! Покосившись на сладко спящую Лали, я подумал, что, узнай она хоть на минуту о моих подозрениях — конец нашей семейной жизни. Моя ненаглядная всегда считала себя непогрешимой, и дай Бог, чтобы так оно и оказалось.

А Жозе? Я вспомнил, что ещё два часа назад исключил его из списка подозреваемых, но тогда-то я предполагал, что это было убийство из ревности! Убийство, совершённое под влиянием порыва, в момент какого-то умопомрачения, быть может… А теперь всё менялось — и по здравом размышлении оказывается, что и Жозе вполне способен на преступление ради сохранения какой-то нелицеприятной тайны — с его-то самолюбием и тщательно оберегаемой личной жизнью. Чёрт знает что такое…

И Оливье тоже хорош — шантажировать он, что ли, кого-то вздумал? Иначе для чего понадобилось его убивать? То, что наш музыкант чужие секреты хранить умеет, известно всем; трепачом он никогда не был, и ещё во времена университетской жизни я сам советовался с ним, когда возникла та памятная проблема с Линдой. Оливье тогда честно держал рот на замке, как, впрочем, и остальные друзья; Лали, как сейчас помню, узнала обо всём только от меня самого.

Так что доверять ему можно было, это факт. И тогда получается, что он нарвался сам — быть может, пригрозил, что всё расскажет, или, напротив, потребовал денег за молчание… Хотя это уже точно абсурд — Оливье зарабатывал едва ли не больше любого из нас.

Значит, ему просто-напросто заткнули рот. Что там говорила Джоанна по поводу своих ночных наблюдений? Кажется, то, что первый визитёр, сиречь убийца, пробыл у Оливье минут пятнадцать-двадцать. А отсюда можно сделать вывод, что сперва они пытались договориться полюбовно: либо преступник по-дружески — чёрт, а ведь именно по-дружески! — уговаривал музыканта молчать, либо сам предлагал заплатить, либо ещё что-нибудь… Но в любом случае закончилось всё так, как закончилось — Оливье хранить тайну отказался и получил за это нож в грудь. Тот самый нож, который он же и принёс к себе в комнату, чтобы нарезать колбаски…

Теперь мне уже окончательно стало ясно, что, несмотря на накопившуюся за этот сумасшедший день усталость, заснуть я ещё долго не смогу. Ворочаться в постели с риском разбудить Лали не хотелось, поэтому я осторожно вылез из-под одеяла, бережно переложив голову своей драгоценной жёнушки с моего плеча на подушку, накинул халат и подошёл к окну. На улице было темно, хоть глаз выколи — ни звёзд, ни луны, всё скрыто за тяжёлыми зимними облаками, и от этого на душе становилось ещё тоскливее…

Вот что мне сейчас нужно — поговорить с кем-нибудь, или я точно с ума сойду. И хорошо бы — с мудрым, рассудительным Николя… конечно, если он ещё не спит. Из всей нашей компании я доверял ему больше всех, не считая, естественно, собственной жены, но с ней много на эту тему не наговоришь, особенно если её сейчас разбудить.

Тихонько выбравшись из комнаты, я побрёл по тёмному коридору. Свет лился только из-под одной двери — там, где поселилась Джоанна, и я чертыхнулся про себя — стало быть, Николя и Элен уже улеглись. Но возвращаться до ужаса не хотелось; немного поколебавшись, я всё же решил проявить бестактность и негромко постучался к другу. За дверью царила тишина, затем послышался сонный, недовольный голос Николя:

— Ну кому там ещё не спится?

— Открой, Нико, это Себастьен, — вздохнул я. — Извини, что разбудил.

Через минуту передо мной возник Николя; как и я, он кутался в халат, на лице его читалось недоумение.

— С Лали, что ли, опять поцапался? — сочувственно поинтересовался он.

— Да нет, с ней всё в порядке, — пожал я плечами. — Я, наверное, дурак и вообще… Понимаешь, сейчас лежал, лежал и вдруг понял, что нужно выговориться. Не очень злишься, что с постели поднял?

— А что случилось? — негромко и как-то настороженно спросил Николя; взгляд его сделался внимательным и слегка колючим, и я вдруг понял, отчего это — неужели он решил, что я таким образом хочу признаться в убийстве?

Чёрт возьми, неужели он подозревал меня? Хотя чему тут удивляться — ведь и я не могу с чистой совестью поклясться, что Николя невиновен. Я всего лишь верю ему больше, чем другим…

— В общем-то, ничего особенного. Если не имеешь ничего против, давай спустимся на кухню, я хочу тебе кое-что рассказать.

Мой друг помолчал, затем, обернувшись, произнёс куда-то в темноту: Я скоро, Элен; не говоря ни слова, мы спустились вниз. Щёлкнув выключателем, я прошёл на кухню, обосновался за столом и закурил. Николя уселся на соседний стул и выжидательно взглянул на меня.

— Понимаешь, вот какое дело, — медленно начал я, стараясь скрыть свою нерешительность за глубокими затяжками — может, это и глупо, но навязчивая мыслишка о том, что убийцей всё-таки может оказаться Николя, по-прежнему вертелась у меня в голове. — Началось всё с признания Джоанны…

И я довольно подробно пересказал ему всё, что узнал за сегодняшний день — начиная с того момента, как американка поведала мне о шагах в ночи, и заканчивая загадочной фразой Оливье насчёт чьих-то секретов. Николя слушал очень внимательно, не перебивая, и, когда я закончил, он ещё добрых минут пять сидел молча, уставившись куда-то в угол; мне даже показалось, что он просто-напросто заснул сидя.

— И почему ты решил рассказать мне это только сейчас? — спросил он, наконец, и я поразился тому, сколько боли и отчаяния прозвучало в его голосе. — Всё это время ты меня подозревал?

— Да не в этом дело, дружище, — невольно покривил я душой, сильным щелчком сбивая пепел с сигареты. — Просто я не был ни в чём уверен, понимаешь? У меня до сих пор каша в голове, именно поэтому я и хочу с тобой поговорить… И, кстати… у тебя ведь на мой счёт тоже были сомнения?

— Были, — не без усилия выдавил Николя. — И не только на твой… А теперь, после того, что я узнал, я с ужасом думаю о том, что даже Элен может оказаться в это замешана… Себ, поверь, это не поза — если выяснится, что моя жена причастна к убийству, я жить после этого не смогу!

— Ну, успокойся, успокойся, — я ободряюще положил руку ему на плечо. — Ты же сам в это не веришь, перестань зря себя накручивать…

— А чему я должен верить? — с тоской спросил Николя, обхватив голову руками. — О каждом из нашей компании мы думаем, что это не он, как же, такой классный парень или такая классная девчонка не могли это сделать… Но ведь кто-то это сделал, Себастьен! Кто-то это сделал!

— Тот, кому было что скрывать, — уточнил я. — Подумай, может, ты что знаешь? Мне-то вообще ничего путного в голову не приходит…

— Ничего я не знаю, — Николя невесело усмехнулся. — Если бы знал, может, лежал бы сейчас в морге рядом с Оливье…

Мы оба замолчали, да и действительно — что тут сказать? Пытаться вот так, заочно, влезть в душу к каждому из нашей компании — всё равно что пытаться пробить лбом стену. Уж если даже Николя не уверен в своей Элен, которая для него — свет в окошке, то что говорить об остальных! И моя Лали… Да, она не выносит вида крови и даже рыбу разделывать до дрожи не любит, но кто знает, на что она может быть способна, если ей вдруг понадобится скрыть что-то ужасное?! Между прочим, от меня в первую очередь скрыть…

Или Николя, который с потерянным видом сидит передо мной… Если судить совсем уж беспристрастно, то обладателем роковой тайны может оказаться именно он, почему бы и нет? Правда, нужно быть хорошим актёром, чтобы так сыграть потрясение — ведь это Николя нашёл труп и переполошил всех нас…

Стоп, оборвал я себя уже в который раз за день. Если так рассуждать, то проще пойти и удавиться; должен же я хоть кому-то верить, чёрт побери! И не обманывай сам себя, Себастьен, вот как раз Николя-то ты и веришь, иначе бы не стал ему всё это рассказывать. Но и без того приходится признать, что наше любительское расследование всё-таки зашло в тупик — права была Мануэла, ох, как права, когда советовала уповать на полицию!

В дверном проёме неожиданно мелькнула чья-то тень; подняв голову, я увидел Элен. Она стояла на пороге, зябко кутаясь в рубашку Николя, и с тревогой смотрела на нас, затем осторожно спросила:

— Мальчики, у вас всё в порядке?

— Господи, Элен, мы всё-таки вытащили тебя из постели! — покаянным голос произнёс я, разворачиваясь к ней. — Извини, я не собирался надолго воровать твоего Николя…

— Ну, чего уж там, — неожиданно апатично махнул рукой мой друг. — Присаживайся, любимая… Может быть, ты знаешь ответ на вопрос, который мучает нас с Себом.

— Нико… — предостерегающе начал я — мне совсем не понравилось то, что он собирается втянуть Элен в наши сомнительные рассуждения; кроме того, Николя выглядел сейчас абсолютно выбитым из колеи, а в таком состоянии — и я это знал — он был способен сморозить любую глупость.

Но Элен моментально ухватилась за слова мужа, и её большие карие глаза распахнулись ещё шире; теперь в них сквозила не только тревога, но и извечное женское любопытство.

— Какой вопрос, Николя? — негромко спросила она, не двигаясь с места. — Что это вы тут обсуждаете среди ночи?

— Да так, ничего особенного, — я всё ещё пытался спустить разговор на тормозах. — Сама подумай, что мы тут можем обсуждать после всего того, что случилось…

Однако Николя, когда на него накатывало, становился упрям, как мул.

— Мы обсуждаем одну очень интересную вещь, — медленно проговорил он, подняв, наконец-то, хмурый взгляд на жену. — Оказывается, в нашей компании завелась тёмная лошадка — кое-кто, благополучно утаивший от всех нас некие детали своего прошлого… а может, и настоящего. Ты случайно не знаешь, дорогая, кто бы это мог быть?

Тон Николя мне решительно не понравился, но Элен, к счастью, не заметила — или не захотела заметить — подозрений, звучавших в его голосе.

— Какие детали? — спросила она с недоумением, почти жалобно. — О чём ты? Я ничего не понимаю… Вы узнали что-то новое, да?..

Вопросы сыпались из Элен один за другим, и я увидел, что она сейчас вот-вот расплачется — и от волнений, пережитых за день, и от нервного напряжения, и от странных намёков своего любимого Николя. Резко поднявшись со стула, я усадил Элен на своё место и легонько стиснул её плечо:

— Успокойся, что ты? У нас тут действительно появились… новые факты, но всё это пока настолько сомнительно, что не хотелось бы лишний раз всех накручивать.

— Но я всё равно ничего не понимаю, — настойчиво повторила Элен. — При чём тут секреты из прошлого? Что, Оливье убили из-за каких-то старых дел?

Я лишь вздохнул — при всей своей внешней мягкости и хрупкости наша подруга отличалась завидным упрямством, и в этом смысле они с Николя друг друга стоили. Уж коль Элен захочет получить ответ на какой-то вопрос, она не успокоится, пока не достигнет цели.

Пришлось рассказать ей всю предысторию — правда, на этот раз я изложил только суть, опустив почти все детали; не стал я, естественно, говорить и о том, что на подозрении в первую очередь — три наших парочки, в том числе и она сама.

— Ну вот мы с Николя и пытались вспомнить, не слышал ли кто из нас когда-нибудь чего-нибудь эдакого… — туманно закончил я. — Ты видишь, Элен, одни сплошные предположения и домыслы, ничего определённого, так что напрасно ты разволновалась.

— А сама-то ты не догадываешься, кого мог иметь в виду Оливье? — не отставал Николя, которому явно не терпелось расставить все точки над i.-Помню, когда мы учились, к тебе все ходили как на исповедь…

Сказано было, на мой взгляд, несколько грубовато, но Элен не обратила на это внимания. Нахмурив лоб, она сосредоточенно теребила край рубашки, потом виновато взглянула на Николя:

— Извини, но мне на ум ничего не приходит… Конечно, все мы люди, у каждого своя жизнь и свои тайны, но такого, чтобы убить из-за этого… К тому же большинство секретов уже давно не секреты — взять хотя бы историю Себастьена и Линды, да и мы с тобой, Николя, тоже кое-что друг о друге знаем, и уже не один год.

Чёрт, как же всё-таки повезло нашему другу с женой, подумал я. Спокойная, рассудительная Элен никогда не порола горячку и не кидалась с ходу кого бы то ни было обвинять; без сомнения, ей тоже не по душе было анатомировать своих друзей и, кажется, она боялась даже лишний раз бросить на кого-нибудь хоть тень подозрения. Мне вдруг подумалось — Боже, какими идиотами мы будем, если окажется, что Оливье ляпнул какую-нибудь глупость, и те слова, что он сказал, не имеют никакого отношения к его смерти! А ведь мы зацепились за них так же, как утопающий хватается за соломинку…

— Насколько я поняла, речь идёт о чём-то серьёзном, так ведь? — Элен продолжала рассуждать вслух, то и дело переводя взгляд с меня на Николя и обратно. — О чём-то таком, чего не должен узнать никто и никогда ни при каких обстоятельствах… Ой!

Она неожиданно осеклась и испуганно прикрыла ладошкой рот, а мы с Николя, словно гончие псы, одновременно подались к ней.

— Договаривай! — решительно потребовал мой друг.

— Не знаю, должна ли я говорить, — медленно произнесла Элен, вновь отчаянно принимаясь терзать край рубашки. — Я в своё время поклялась, что от меня об этом никто не узнает… Понимаете, ребята, дело касается Бенедикт.

И Элен беспомощно взглянула на нас, словно прося совета.

— Бенедикт? — удивлённо переспросил Николя; всю его апатию как рукой сняло. — Ты сказала — Бенедикт? И что? Да не останавливайся ты на полпути, прошу тебя!

— О Господи! — Элен глубоко вздохнула, словно перед прыжком в воду, и на секунду закрыла глаза. — Я же дала слово, понимаешь?.. Впрочем… впрочем, если речь идёт об убийстве, я, наверное, должна вам это сказать. Главное, чтобы Жозе ничего не знал…

— Жозе? А он-то тут при чём? — я торопливо сунул в рот очередную сигарету и лихорадочно прикурил. — Это… касается их свадьбы?

— Да, — Элен кивнула и потёрла пальцами виски, стараясь взять себя в руки. — Николя, помнишь, Бене приезжала к нам в Сидней прошлой осенью?

— Ну конечно, — тряхнул головой тот. — Как раз тогда, если мне память не изменяет, она в очередной раз собиралась склонять к свадьбе своего пуэрториканского обормота.

— Верно. И Бене была настолько настроена на будущую семейную жизнь, что даже решила пройти полное медицинское обследование, чтобы лишний раз убедиться, что у неё всё в порядке. Вот только… убедилась она совсем в другом.

— Что ты хочешь сказать? — сигарета замерла в моей руке.

— Она узнала, что у неё никогда не будет детей, — тихо проговорила Элен. — Совсем не будет, понимаете, мальчики? Это потрясло её настолько, что она немедленно кинулась к нам в Австралию… точнее, ко мне…

— Хочешь сказать, она из-за этого нагрянула в гости? — изумился Николя, недоверчиво глядя на свою жену. — Но ведь она же… ни словом не обмолвилась, ни полсловом!.. Шутила, смеялась, как обычно… Чёрт, да мне даже в голову прийти не могло…

— Ты что, не знаешь нашу Бене? — Элен печально улыбнулась. — Она всегда старалась держать всё в себе, даже мелкие неурядицы, а уж такое известие… Да Жозе, с его-то дурацкими принципами, мигом бросил бы её, узнай он об этом хоть на мгновение! Вспомни, для него идеал семейной жизни — минимум трое детей, и точка, а тут вдруг выясняется, что он собирался связать свою жизнь с бесплодной женщиной!

— Но тебе-то она всё-таки рассказала? — спросил я.

— Да потому что ей хоть с кем-то надо было поделиться, не могла она просто оставаться один на один с этой новостью!.. Ты верно сказал, Николя — все ходили ко мне как на исповедь, вот Бенедикт и примчалась за тридевять земель, чтобы излить своё горе. Ох, вы бы слышали, с какой тоской в голосе она тогда повторяла: Лишь бы Жозе ничего не узнал!

— Всё равно же всё откроется рано или поздно! — недоуменно воскликнул Николя, у которого в голове явно не укладывалось, как можно начинать семейную жизнь с обмана, да ещё с такого. — А что потом?

— Трудно сказать, — грустно пожала плечами Элен. — Бене надеялась потянуть ещё несколько лет и за это время окончательно приручить Жозе, а дальше… Кто знает? Они ведь могут взять приёмного ребёнка, например.

— Сомневаюсь, что Жозе на такое согласится, — проворчал я. — Честно говоря, не понимаю такого маниакального стремления к продолжению рода… У моей Лали, слава Богу, с этим всё в порядке, но если бы с ней, тьфу-тьфу-тьфу, что-нибудь случилось, мне бы и в голову не пришло её бросить.

— Не все же такие замечательные, как ты, Себастьен, — Элен произнесла это без малейшей иронии и тяжело вздохнула.

После этого все мы дружно замолчали, осмысливая услышанное. Чёрт меня побери, я ожидал узнать всё, что угодно, но такой оборот мне даже в голову не пришёл! А каково Бенедикт?! Жить больше года с таким грузом на душе и сознавать, что этим несчастьем даже с любимым человеком нельзя поделиться без риска потерять его!.. А ведь ни для кого не секрет, сколь глубоко и искренне наша подруга любит своего дурного Жозе… да что там говорить — окончательный разрыв был бы для неё настоящей трагедией. Бенедикт прощала ему всё, лишь бы удержать его рядом с собой, но если Жозе действительно бросит её навсегда… Порой мне вообще казалось, что это какая-то ненормальная любовь — словно Бене попала в некую наркотическую зависимость от этого парня.

— Слушай, это всё, конечно, очень серьёзно, — подал вдруг голос Николя, — но я одного не понимаю — какое отношение к этому мог иметь Оливье? Разве он-то мог об этом хоть что-то знать?

Надо же — из-за этой истории с Бенедикт мы, кажется, забыли, с чего всё началось! Но Николя прав: хоть мы и нашли обладателя — точнее, обладательницу — тайны, тайна эта никаким боком не пристёгивается к Оливье. Ну откуда, чёрт возьми, музыкант мог узнать о столь интимной подробности из жизни Бене, да ещё столь тщательно скрываемой?

— Не знаю… — вид у Элен был не менее растерянный. — Речь-то, собственно, шла о секретах, потому я и вспомнила про нашу бретонку. Но ты же не думаешь, что она может быть причастна…

— Погоди, погоди, ничего я не думаю, — Николя успокаивающе поднял руку. — Просто пытаюсь сопоставить все известные факты… Если ты помнишь, Бене утверждала, что не видела Оливье года три. Вообще никто из нас — ну, разве что исключая Линду — не виделся с ним последние два года, с тех пор, как его группа раскрутилась и у них косяком пошли гастрольные поездки. А о своём бесплодии Бенедикт узнала только прошлой осенью… Чёрт, ерунда какая-то!..

Я слушал его, слушал, и тут у меня неожиданно в мозгу что-то щёлкнуло.

— Погоди-ка, дружище, — перебил я его, сам удивляясь тому, как случайно подмеченные фактики начинают вдруг приобретать какое-то иное значение. — А ты помнишь её случайную проговорочку про Синтию? Ну, тогда, когда Линда призналась, что у неё с Оливье был роман?

— Не понял, — Николя тряхнул головой. — Что ты имеешь в виду, Себ?

— Ну как же, Нико, вспомни! Линда сказала, что Оливье её не любил, потому что у него была другая. А Бенедикт ещё удивилась тогда, потому что думала, будто бы после Синтии у Оливье никого не было — это её собственные слова. Ну, вспомнил? Теперь скажи мне, пожалуйста, откуда она вообще могла знать, что наш ударник расстался с Синтией, если мы все были не в курсе?

— А ты ничего не путаешь? — нахмурился Николя. — Он же сам нам об этом и сказал…

— То-то и оно, что сказал! Тебе и мне, больше никого рядом не было, а Жозе и Бенедикт даже ещё не подъехали. Ты кому-нибудь потом об этом говорил?

— Нет…

— И я тоже нет. А если ты вспомнишь, как отреагировал Оливье, когда мы затронули эту тему… Словом, я не думаю, что он по собственной инициативе стал бы с кем-то обсуждать разрыв с Синтией. Да что говорить, никто не станет трубить направо и налево о том, что у него с любимым человеком всё кончено!

— Пожалуй, ты прав, Себ, — Николя рывком поднялся со стула и пару раз прошёлся по кухне. — Только это всё-таки ничего ещё не доказывает… Оливье мог с пьяных глаз кому-нибудь пожаловаться, той же Бенедикт, например, или, уж ты меня извини, твоей Лали. Тогда о его отношениях с Синтией только ленивый не узнал бы.

— Но я об этом действительно ничего не знала, — встревоженно вставила Элен, — и услышала про Синтию только от Бене. Правда, тогда, как вы сами понимаете, задумываться над этим не стала.

— А по-моему, мы просто увлеклись, — в сердцах бросил Николя. — Городим чёрт знает что, делаем какие-то выводы, а реальных фактов — кот наплакал. Одному Богу известно, что на самом деле имел в виду Оливье, упоминая чьи-то секреты… опять же, не стоит забывать, что и это мы знаем только со слов Линды…

— Линде я верю, — вступился я за австралийку. — В конце концов, её рассказ совпадает с тем, что я перед этим услышал от Джоанны. Не будешь же ты обвинять их в сговоре?

— Хорошо, пусть так, — покладисто кивнул Николя. — Ну и что? Даже если фраза Оливье и его смерть каким-то образом связаны, то Бенедикт сюда в любом случае не приплетёшь. Да, отношения у них были дружеские, как и у всех нас, но не более того. Ни о какой откровенности со стороны Бене тут и речи идти не может, стало быть, и знать Оливье ничего не мог, а, стало быть, и убивать его не за что…

— А чёрт их знает, какие у них были отношения! — с досады я треснул кулаком по столу, впрочем, негромко. — Я хочу только знать — встречалась Бенедикт с Оливье в последнее время или нет?