Убийства в стиле Джуди и Панча

Глава вторая Перевернутый цветочный горшок

Я повернулся к Г. М. Он был совершенно серьезен. Г. М. вполоборота посмотрел на меня через плечо, уголки его рта опустились, лицо, как всегда, было невозмутимым, а глаза полузакрыты, и в них сквозило то насмешливое выражение, которое я никогда не мог понять. Мы остановились возле веранды. На подъездной дорожке стоял синий «хиллман».

Полковник и миссис Чартерс ждали нас на крыльце. Чартерса я не видел с тех давних времен, когда тот был правой рукой Г. М. и чуть ли не его соперником. Но годы оставили на нем свой отпечаток. Он по-прежнему был худощавым и подтянутым, держал спину прямо, но все же за сдержанными и учтивыми манерами проглядывал беспокойный старик с капризным характером. У него был такой вид, словно он упустил что-то хорошее и знал об этом. Тусклые седые волосы были коротко подстрижены, в серых глазах читалась усталость; мне также показалось, что у него вставная челюсть и она его раздражает. Его штатская одежда была не такой элегантной, как мне помнилось, но я инстинктивно обратился к нему «сэр», точь-в-точь как в старые добрые времена. Миссис Чартерс, благодушная пышка в ситцевом платье, засуетилась, приветствуя нас.

– Я знаю, что нас это не красит, Блейк, – сказал Чартерс. – Утащить мужчину вечером накануне его свадьбы… Чертыхайся, если это необходимо, но послушай: мы с Мерривейлом решили, что ты лучший из тех, кто может нам помочь. – Он беззлобно схватил меня костлявыми пальцами, хотя его голос звучал раздраженно.

Полковник провел нас на широкую веранду в задней части дома, откуда открывался вид на слабо мерцавшее море, солнце скрылось за облаками. Прохладный ветерок колыхал морскую гладь. На веранде стояли удобные плетеные кресла, а на столе – бутылки и чаша со льдом. Чартерс взял кубик льда и, будто раздумывая, бросил его с тихим звоном в высокий стакан. Затем он перегнулся через перила веранды и посмотрел вниз, туда, где вдалеке, в волнах прибоя, мелькали головы купающихся.

– Там очень спокойно, – сказал он. – Я молю Бога, чтобы ничего не менялось. Здесь тихий уголок. Я не хотел, чтобы это дело всплыло. Когда мы поймали Уиллоби на прошлой неделе, то устроили такой переполох, какого Девон еще не видел.

Он кивнул – очевидно, в сторону своего кабинета, в окне которого просматривался высокий железный сейф. Я не понял, что он имел в виду, говоря об Уиллоби и бросая взгляд на сейф, и жалею, что не спросил. Чартерс опять стал раздраженным.

– То было обычное преступление, а это дьявольское… Ты сказал ему, Мерривейл?

– Я сказал, что Хогенауэр был здесь, вот и все, – проворчал Г. М.

– И что он работал над тем, – вставил я, – чтобы стать невидимым и передвигаться по воздуху. Послушайте, сэр, вы же заставили меня проехать несколько сотен миль не для того, чтобы нести чушь. Что все это значит?

Чартерс бросил в стакан еще один кубик льда.

– Дело вот в чем, – произнес он. – Я лишь три месяца тому назад узнал, что Хогенауэр в Англии, не говоря уже о том, что он живет в дюжине миль отсюда. Когда вы поднимались сюда, заметили ли вы кирпичный домик – прямо через дорогу? Да. Там живет доктор Антрим, моложавый и довольно приятный парень, с симпатичной женой. Моя супруга ее очень полюбила. Мы часто навещаем друг друга. Однажды вечером к нам явился Антрим, его распирало от новостей. Оказалось, он только что столкнулся со своим старым приятелем, которого знал со времен учебы в Германии; научные таланты последнего вызывали у Антрима восторг. Да, это был Хогенауэр.

Антрим очень хотел, чтобы я встретился с Хогенауэром. Но встреча так и не состоялась. Я не сказал Антриму, что знаю Хогенауэра, а тот не говорил, что знает меня. Услышав, что я здесь, он приходил навестить Антрима всего раз или два, хотя Антрим – его врач, а Хогенауэр, похоже, был не здоров. Я немедленно навел справки в полицейском участке. Он зарегистрирован в отделе по делам иностранцев и с прошлой осени живет на чудесной маленькой загородной вилле в Мортон-Эбботе, недалеко отсюда. Что ж, я приставил человека присматривать за ним. Конечно, мне не на что опереться…

Чартерсы угостили нас восхитительным джином с содовой. Когда полковник начал излагать факты, к нему отчасти вернулась его прежняя резкость. Он сел на перила веранды, скрестив руки на груди и подложив ладони под костлявые локти.

– Его жизнь текла обычно, за исключением одной вещи. Через день, между восемью и девятью часами вечера, а порой и гораздо позже, он запирался в своей гостиной в задней части дома. Окна закрывались старомодными деревянными ставнями. Человек, который наблюдал за ним, сержант Дэвис, попытался подобраться поближе и посмотреть, что там происходит. Однажды ночью он перелез через садовую ограду, подполз к окну и попробовал заглянуть сквозь щели в ставнях. И вот что он рассказал. В комнате было темно, но, казалось, она полна маленьких лучиков света, которые с мерцанием кружились вокруг предмета, похожего на перевернутый вверх дном цветочный горшок.

Г. М. моргнул, доставая свою трубку, и потом снова моргнул. Надвинутая на глаза панама придавала ему вид злого сорванца.

– О боже! – сказал он. – Послушай-ка, старина, этот сержант Дэвис, он…

– На него вполне можно положиться. Ты можешь сам с ним поговорить.

– А что насчет домочадцев Хогенауэра?

– Он держит слугу для приготовления пищи и уборки. Двоих, что были прежде, уже уволили за чрезмерное любопытство. Сейчас там новый человек.

– У него есть друзья? Я имею в виду, близкие друзья?

Чартерс прикусил свои подстриженные усы.

– Я как раз к этому и вел. Как я уже сказал, из-за дела Уиллоби я по уши увяз в работе, и это сильно отвлекло меня от всего остального. Но это все, что я могу вам сказать. Хогенауэр покинул Германию, по-видимому, после ссоры с правительством, и, скорей всего, он уехал из страны без больших денег. В Мортон-Эбботе у него только один друг; по сути, это единственный человек, который навещал его, помимо Антрима. Этот друг – Альберт Кеппель.

– Ага. Физик, – сказал Г. М., описывая трубкой круг в воздухе. – Я слушал его лекцию. Довольно умный парень. Он вроде профессора по обмену, который уже год читает лекции в Бристольском университете. И живет Кеппель в Бристоле. Кстати, в Филтоне, это недалеко от Бристоля, находится самый большой самолетостроительный завод в Англии. И люди там работают в две смены, днем и ночью, за запертыми дверями, бог знает над чем. Эй? И все же…

Г. М. описал трубкой еще один круг.

– И все же, – сказал я, – не понимаю, какое это имеет отношение ко мне.

– Л. находится в Англии, – резко ответил Чартерс. Он отошел от перил и принялся расхаживать по веранде. – Осмелюсь предположить, что ты не знал Л.; Мерривейл знал, и я тоже, – по крайней мере, нам известно его имя.

– Но это не мужчина?

– По этому вопросу всегда был спор, – мрачно сказал Чартерс. – Все, что нам известно, – это то, что Л. был самым умным порождением дьявола, которое когда-либо досаждало британской службе контрразведки. Боже мой, Мерривейл, ты помнишь пятнадцатый год? Танки? Л. чуть не удрал с этой информацией… Этот Л. мог быть кем угодно – немцем, англичанином или французом. Он что-то вроде международного агента по поиску и сбыту секретов, и ему совершенно все равно, кому служить, лишь бы платили. Охотясь за секретами, Л. продает потом их тому, кто больше заплатит.

– Но послушайте, – запротестовал я. – Прошло почти двадцать лет после этой истории, он, должно быть, из железа, если все еще работает. И конечно, у вас есть какая-то зацепка…

– Есть, – спокойно произнес Чартерс. – Хогенауэр предложил рассказать нам, кто такой Л.

Повисла пауза. Свет над морем приобрел бледно-фиолетовый оттенок, а скалы стали отбрасывать длинные тени. Я услышал, как часы в доме пробили четверть девятого. Лицо Чартерса стало таким же озадаченным, как и у Г. М.

– Сегодня вечером ровно неделя, как это произошло, – продолжал Чартерс, обдумывая каждое слово. – Хогенауэр пришел сюда один. Я впервые увидел его лицом к лицу с тех давних пор, когда мы держали его под наблюдением. В доме обычно находится только моя жена, секретарь и горничная, но тогда их не было. Еще иногда инспектор полиции по имени Дэниелс просматривает со мной отчеты по вечерам, но он только что ушел. Я сидел там, в своем кабинете, – Чартерс указал на комнату, которую я видел раньше, – за столом у окна, с зажженной лампой. Было очень тепло, и окно было открыто. Внезапно я оторвал взгляд от своих бумаг – и увидел за окном Хогенауэра, он стоял и смотрел на меня.

Полковник сделал паузу и взглянул на Г. М.:

– Мерривейл, это было, черт возьми, странно. Ты раньше говорил, что у меня не слишком богатое воображение. Возможно, и не слишком, я не знаю. Я не слышал, как этот человек подошел, я просто поднял глаза, и вот он там, за подоконником, вернее, не весь, а по пояс. Я узнал его в ту же секунду. Он не сильно изменился, но выглядел больным. Он был таким же, как всегда, маленьким, тихим, черты лица – четкие, но кожа на переносице походила на промасленную бумагу. Я видел людей во время приступа малярии, у них были точно такие же глаза. Он сказал: «Добрый вечер», а затем – как ни в чем не бывало – перелез через подоконник в комнату, снял шляпу и сел напротив меня. Потом произнес: «Я хочу продать вам секрет за две тысячи фунтов».

Чартерс насмешливо посмотрел на нас обоих.

– Конечно, мне пришлось притвориться, что я его не знаю. Он вежливо поправил меня и сказал: «Думаю, вы меня знаете. Однажды я написал вам письмо, в котором объяснял, почему еду в Германию. В Берлине нам были известны все, кто работал против нас в вашем отделе».

– Вздор! – фыркнул Г. М., явно уязвленный.

– Блеф, – согласился Чартерс. – И все же я не уверен, что он блефовал. Хотя, возможно, он сумасшедший, вот что пришло мне в голову. Короче говоря, он сказал мне, что Л. сейчас в Англии, и предложил рассказать, кто такой Л. и где его найти, за две тысячи фунтов. Я ответил ему, что больше не состою на службе, и спросил, почему бы ему не связаться с тобой. Он ответил, очень спокойно, что пообщаться с тобой будет стоить ему жизни, если об этом узнают. Он произнес: «Я хочу две тысячи фунтов, но я не буду рисковать ради этого жизнью». Тогда я спросил его, почему он так сильно нуждается в деньгах. И он рассказал мне о своем «изобретении» или «эксперименте». Ты уже знаешь об этом от Мерривейла… Я решил, что он сошел с ума. Чего я не могу описать, так это предельного – как бы это сказать? – предельного спокойствия человека, который сидит, сложив руки на шляпе… и глаза у него большие и неподвижные, как у плюшевого кота. Как бы то ни было, Блейк, на следующий день я отправился в Лондон на встречу с Мерривейлом. Хогенауэр не лгал; оказалось, что Л. действительно сейчас в Англии.

Чартерс замолчал и отряхнул брюки на коленях, будто желая избавиться от всего этого. Похоже, его мучила совесть.

– Хо-хо-хо, – усмехнулся Г. М., скосив глаза в сторону. – У Чартерса, похоже, ком застрял в горле и он не может произнести, Кен, что тебе предстоит сделать. Но я скажу. Тебе надо будет проникнуть в дом.

Я поставил на стол пустой стакан и посмотрел на Г. М., ощутив легкую тошноту.

– Суть вот в чем, – продолжал Г. М., сделав широкий взмах рукой. – Если Хогенауэр честен с нами, он может получить свои две тысячи фунтов. О да. Мы и раньше заключали подобные маленькие сделки, но никто никогда не рассказывает об этом полиции. Я был бы готов заплатить ему из собственного кармана. Но честен ли он? Сынок, все это ужасно подозрительно. И неправильно. Во всем этом есть что-то странное и дьявольское, чего мы не можем понять. Поэтому мы обязаны разобраться в этом. И тебе предстоит проникнуть в дом этого парня и тщательно осмотреть его бумаги, если они у него есть, и выяснить, что означают огоньки, которые с мерцанием кружатся вокруг цветочного горшка. Понял?

Чартерс откашлялся.

– Конечно, – пояснил он, – я не могу дать тебе никакой официальной санкции.

– Вот именно, – сказал я. – А что, если меня поймают? Черт возьми, завтра у меня свадьба. Почему бы вам не нанять профессионального взломщика?

– Потому что я не смог бы защитить профессионального взломщика, – довольно грубо ответил Чартерс, – а тебя я могу защитить. Кроме того, нет никакой опасности. Хогенауэр уезжает в Бристоль сегодня вечером, скорее всего восьмичасовым поездом, и вернется только завтра. Вчера вечером он был у доктора Антрима и сказал ему об этом. Что касается слуги, то он у своей девушки в Торки и вернется самое раннее в полночь. После наступления темноты у тебя будет пара часов, а возможно, и больше, чтобы тщательно осмотреть пустой дом. – Чартерс замолчал и потом продолжил: – Но все равно это, черт возьми, неправильно. И я не стал бы тебя укорять, если бы ты отказался. Имей в виду, Мерривейл, это полностью твоя ответственность. Если что-то пойдет не так…

– Вот еще! – произнес Г. М. с вдохновенным видом, будто размахивал перед ребенком мятным леденцом.

Затем он вразвалку направился в дом и вернулся оттуда с маленькой черной сумочкой, больше похожей на аптечку врача. Из нее он вынул связку ключей, или отмычек, как мы их называли, коловорот, щипцы и алмазный стеклорез. Затем достал приспособление в форме когтя (я такого раньше не видел), маленькую бутылочку парафинового масла для металлических инструментов, пару резиновых перчаток и очень странную крошечную бутылочку, которая светилась изнутри, как стайка светлячков.

– «Набор взломщика», – усмехнулся Г. М. – Разве все эти штучки не заводят тебя, Кен? Эта телескопическая отмычка – классная штука, выдвигается на ярд, и у нее мощный рычаг. А бутылочка с фосфором намного лучше фонарика. Потому что фонарики копы видят через окно. Бутылочку же не видно, а света достаточно для любого честного дела. Знаешь, Чартерс, нам лучше заклеить его пластырем на случай, если придется вырезать стекло из окна. Послушай моего совета, Кен, и сначала попробуй заглянуть в окно подсобного помещения, это самая незащищенная часть любого дома. На тебе темно-синий костюм, и это хорошо…

– Минуточку, – вмешался я. – Вот что мне хочется узнать: к чему был этот маскарад? Вместо того чтобы говорить, что мне нужно быть Батлером, почему ты не сказал, что я должен стать взломщиком? При чем здесь моя роль Роберта Батлера?

Г. М. был невозмутим. Он продолжал смотреть на меня из-под полуопущенных ресниц, крутя отмычку в руке.

– Это наша вторая линия обороны, сынок, – произнес он, – если что-то пойдет не так. Я не имею в виду минимизацию рисков. Против нас работают люди с очень, очень гибким умом, и проблема в том, что у нас нет ни малейшего представления о том, что они делают. Вполне возможно, они приготовили для нас какую-то ловушку. Есть трое человек, планы или мотивы которых мы не знаем. Во-первых, Пол Хогенауэр. Во-вторых, с виду неприметный профессор физики, доктор Альберт Кеппель. В-третьих, ускользающий Л. Возможно, цели всех троих безобидны. Или, опять же, вполне вероятно, что Хогенауэр подстроил нам западню – или любому другому агенту, которого мы пошлем. Вполне может быть, что его поездка в Бристоль сегодня вечером – просто уловка. Я не говорю, что это точно, но возможно.

– И я могу попасть в переделку?

Г. М. хмыкнул:

– Вот почему я и попросил тебя приехать. Есть много дельных парней, которые могли бы проделать эту работу аккуратно – взломать окно или залезть на водосточную трубу, если бы это было все, чего я хотел. Но ты встречался с Хогенауэром раньше. Ты познакомился с ним в образе Роберта Батлера, шпиона и злейшего врага Англии, а Хогенауэр никогда никого не забывает. Насколько нам известно, он не знал тебя в другом образе. Если это окажется ловушкой, ты попадешь в нее прежде, чем принесешь какой-либо вред. Ты можешь притвориться его союзником, ты можешь притвориться, что поддерживаешь его, – и ты единственный, кто может это сделать. И возможно, тебе удастся чему-нибудь научиться…

– Или нарваться на пулю, – сказал я. – Хогенауэр, похоже, очень много знает о нас. Тебе не приходило в голову, что обо мне он тоже все знает?

– Ага, – сказал Г. М., слегка кивая. – Конечно, Кен, это было первое, о чем я подумал. Но каким-то образом… я двигаюсь таинственными путями предопределенности. Возможно, ты заметил. И почему-то я не думаю, что ты в такой большой опасности… Я, кажется, слишком многого от тебя требую, особенно сейчас, и ты был бы совершенно прав, послав меня куда подальше… Кен, доверишься ли ты старику?

– Ладно, – пожал я плечами, – давайте покончим с этим. Когда мне начинать?

– Хорошо, – тихо сказал Чартерс. – Тебе лучше сначала что-нибудь поесть. Стемнеет не раньше десяти часов, но лучше начать около девяти с разведки местности. Сержант Дэвис записал для меня адрес Хогенауэра: «Лиственницы», Вэлли-роуд, где-то в Мортон-Эбботе. Слуга, как я уже говорил, отправится к девушке, и путь для тебя будет свободен. Ты, конечно, возьмешь машину, но мне нет нужды повторять, чтобы ты припарковал ее на некотором расстоянии от дома. Возьми машину Мерривейла или мою, если только Серпос ее не забрал…

Казалось, Г. М. был слегка встревожен.

– Серпос, – предположил он, – это твой секретарь, верно? Сильно прихрамывает. Тот парень, которого я видел здесь вчера вечером?

Чартерс был полон сарказма.

– Ты всегда был подозрительным малым, Мерривейл. Жуткое иностранное имя, ах, и легенда о злостном секретаре? Чепуха! Молодой Серпос такой же безобидный и незлобивый, как и вся его семья. Я довольно хорошо знал его отца. Серпос – армянин, но получил образование в Англии. Он работал в одном из банков Лондона, но со здоровьем у него было не слишком хорошо, и я нашел ему не очень тяжелую работу в более здоровом климате. Довольно забавный парень, – неохотно признал Чартерс, – и искусный подражатель, если его завести…

– Все равно это странное интернациональное рагу… – пробормотал Г. М., качая головой. – И раз уж мы затронули эту тему, Чартерс, кто этот доктор Антрим?

– Если ты кого-то здесь подозреваешь, я думаю, можешь спокойно об этом забыть. – Чартерс усмехнулся. – Антрим – ирландец. Он тебе понравится. Его жена – женщина поразительной красоты, слишком красивая, чтобы быть квалифицированной медсестрой, которой, я полагаю, она была до их женитьбы. Она помогает ему с работой. Конечно, жизнь провинциального врача очень скучна, даже наша жизнь интереснее…

Он замолчал с виноватым видом, когда мы услышали тяжелые шаги в холле. Г. М. сложил «набор взломщика» и только успел защелкнуть небольшую сумочку, как на веранде появилась высокая фигура.

– Послушайте, Чартерсы… – взволнованно начал новоприбывший и замолчал, увидев нас. – Извините, – добавил он. – Не знал, что у вас посетители. Прошу прощения. Как-нибудь в другой раз.

Я решил, что пришел, по всей видимости, доктор Антрим, и не ошибся. Это был худощавый, довольно неуклюжий молодой человек с волосами цвета красного дерева, веснушками и карими, как у добродушной коровы, глазами, тем не менее он производил впечатление профессионала. Его темная одежда была опрятной до чопорности. Очевидно, он только что вернулся с обхода, потому что в нагрудном кармане у него оттопыривался стетоскоп. Кроме того, что-то, по-видимому, сильно его беспокоило. Чартерс начал представлять нас друг другу.

И тут вмешался Г. М. Двигало ли им его слоновье чувство юмора, или он преследовал иную цель – я не знаю.

– Это, – сказал Г. М., указывая на меня, – мистер Батлер. Он возвращается в Лондон сегодня вечером.

– Да, конечно, – заметил Антрим без всякой связи со сказанным. – Прошу меня простить, джентльмены… э-э… ужин. Я сегодня не пил чая и очень проголодался. Да. – Затем он обратился, неестественно улыбнувшись, к Чартерсу: – Кажется, я потерял свою жену. Вы нигде поблизости не видели Бетти, полковник?

Чартерс с любопытством посмотрел на него:

– Бетти? Нет, с сегодняшнего утра – нет.

– Миссис Чартерс сказала, будто ей показалось, что она видела, как Бетти садилась в автобус. Э-э…

– Послушайте, – бесстрастно произнес Чартерс, – что, черт возьми, с вами происходит, дружище? Говорите внятно. Что случилось?

– Ничего плохого. Я просто поинтересовался.

– И все же… – раздраженно бросил Чартерс. – Обычно вас не волнует то, что Бетти садится в автобус.

Антрим взял себя в руки. По-видимому, ему в голову пришла какая-то мысль, и он решил развеять наши догадки. Он искоса взглянул на нас и заговорил более спокойно:

– О, я не думаю, что она бросила меня или что-то в этом роде. Дело в том, что произошла небольшая ошибка. Ничего важного, конечно, и это легко исправить, но, черт возьми, неудобно… – Он замолчал. – Полагаю, я должен рассказать. Дело в том, что два пузырька, похоже, не были поставлены на свое место или потерялись в аптечке. Я не думаю, что они пропали, они обязательно найдутся, но…

– Пузырьки? – резко сказал Г. М. и открыл глаза. – Какие пузырьки?

– Выглядит как халатность, и это меня не красит. Проблема в том, что обе бутылочки маленькие, примерно одинакового размера. И, глядя на них, можно подумать, что в них содержится одно и то же вещество. Конечно, они обе подписаны, так что никакого вреда быть не может. В одном пузырьке – бромистый калий, безобидное средство для успокоения нервов, в кристаллах. А в другом, к несчастью, – соль стрихнина, это легко растворимое вещество…

Повисла пауза. Лицо Г. М. оставалось невозмутимым, но я видел, как усердно он покусывает черенок своей трубки.