Никогда прежде в нашей конторе не собирались столь мощные юридические силы. Сразу четверо практикующих адвокатов и один — лишенный практики.
Джеймс А. Корриган (секретарша — Шарлотта Адамс) был примерно одних лет со своей секретаршей, а то и чуть помоложе. У него была нижняя челюсть боксера-профессионала, сложение — как у ушедшего на пенсию жокея, а я глазах такой голодный блеск, какой мне доводилось видеть не у бродячего пса, которого дразнят костью, а скорее у кошки при виде канарейки.
Эммет Фелпс (секретарша — Сью Дондеро) оказался для меня полной неожиданностью. По словам Сью, в конторе он считался ходячей энциклопедией и мог наизусть процитировать любой прецедент или подробности забытого судебного процесса, не заглядывая в справочники. На вид ему было немного за пятьдесят, ростом за шесть футов, широкоплечий, с длинными руками, он выглядел бы очень браво в генеральском или адмиральском мундире.
Луис Кастин (секретарша — Элинор Грубер) был самым молодым в этой компании, примерно моих лет. Тут уж никакого голодного блеска, напротив, в его темных глазах застыло сонное выражение, должно быть, маска, благо Сью рассказала мне, что именно он выступает в суде, где за ним утвердилась репутация бойца, и именно ему контора доверяет самые трудные дела, с тех пор как О'Мэлли отлучили от практики. Он не следил за осанкой, и потому казался ниже, чем был на самом деле.
Фредерик Бриггс, он же дядя Фред Хелен Трой, был седой как лунь, с удлиненным костлявым лицом. Если у него и была секретарша, то я ее не знаю. Привычка дяди Фреда придурковато моргать, глядя на собеседника, вызвала у меня недоумение по поводу того, что на седьмом (а может, на восьмом) десятке лет его сделали компаньоном; с другой стороны, кто их знает в юридических фирмах, может, у них так заведено. Лично я не доверил бы ему даже менять промокательную бумагу на пресс-папье.
Конрой О'Мэлли, который был старшим компаньоном и чудодеем защиты в суде, пока его не вышибли из адвокатуры за подкуп присяжного, выглядел, как и следовало ожидать, словно в воду опущенным, а горькая складка у рта, казалось, так и останется у него на всю жизнь. А вот если убрать эту складку и подтянуть отвислые щеки, да добавить блеска в глазах, то совсем нетрудно представить, что он способен покорить судебный зал, но в нынешнем его состоянии он, пожалуй, не покорил бы и самого себя в телефонной будке.
Красное кожаное кресло я предоставил Корригану, старшему компаньону, а остальных рассадил полукругом лицом к Вульфу. Как правило, когда у нас посетители, я достаю ручку и блокнот только по сигналу Вульфа, нынче же днем я приготовился заранее, поскольку закон не запрещал мне экспериментировать, поэтому стоило Корригану раскрыть рот, как я тут же начал стенографировать. Реакция последовала мгновенно и единодушно. Все они хором затявкали, преисполненные негодованием и возмущением. Я прикинулся удивленным.
Вульф, который знает мои выходки, хотел было сделать мне замечание, но, не удержавшись, усмехнулся. Видно, идея одним махом заставить заблеять четырех адвокатов и одного экс-адвоката, пришлась ему по душе.
— Я не думаю, что нам потребуется вести запись, — спокойно сказал Вульф.
Я отложил записную книжку, но так, чтобы до нее было легко дотянуться. Юристской братии это нисколько не понравилось. В течение всей нашей беседы они поочередно метали на меня взгляды, желая убедиться, что я не пытаюсь украдкой что-либо записать.
— Это конфиденциальная частная беседа, — заявил Корриган
— Да, сэр, — согласился Вульф. — Но все сказанное может подлежать огласке, поскольку я не являюсь вашим клиентом.
— Совершенно верно. — Корриган улыбнулся, но голодный блеск в глазах не исчез. — Мы не стали бы возражать против такого клиента. Наша контора не гоняется за клиентами, мистер Вульф, но, думается, нет смысла говорить, что если вам когда-нибудь понадобятся наши услуги, то вы окажете нам честь и любезность.
Вульф наклонил голову на одну восьмую дюйма. Я приподнял бровь на такое же расстояние. Итак, адвокаты пытаются нас умаслить.
— Перейду сразу к делу, — возвестил Корриган. — Вчера вечером вы заманили сюда большую часть наших сотрудниц и пытались их соблазнить.
— Соблазнить в юридически наказуемом смысле слова, мистер Корриган?
— Нет… Нет, конечно. Все ваши орхидеи, крепкие напитки, экзотические блюда… вы подвергли испытанию не их целомудрие, а осмотрительность. Ответственность за это полностью несет мистер Гудвин.
— За все поступки мистера Гудвина как моего помощника здесь отвечаю я. Вы обвиняете меня в злом умысле?
— Нет, нисколько. Пожалуй, я скверно начал. Сейчас я попытаюсь изложить вам ситуацию с нашей точки зрения, а вы поправите меня, если я заблуждаюсь. Итак, человек по фамилии Уэлман нанял вас расследовать смерть его дочери. Вы решили, что существует связь между ее смертью и двумя другими, а именно, Леонарда Дайкса и Рейчел Эйбрамс. И…
— Не решил, а предположил. Это рабочая гипотеза.
— Хорошо. И вы действуете в этом направлении. Гипотезу свою выдвинули, исходя из двух фактов: появления имени Бэйрда Арчера во всех трех случаях и насильственной гибели всех троих людей. Второе — это чистое совпадение и не имело бы никакого значения без первого. Если рассуждать объективно, ваши предпосылки не выглядят убедительными. Поэтому мы подозреваем, что вы разрабатываете свою гипотезу лишь потому, что не нашли ничего лучше, но, конечно, мы можем и ошибаться.
— Нет. Вы совершенно правы.
Адвокаты обменялись многозначительными взглядами. Фелпс — ходячая энциклопедия шести с лишним футов ростом — что-то пробормотал, но я не разобрал слов. О'Мэлли — тот самый экс — был единственным, кто даже глазом не моргнул. Чересчур поглощен своей тоской.
— Конечно, мы не вправе ожидать, что вы выложите карты на стол, — трезво рассудил Корриган. — Мы пришли сюда не расспрашивать вас, а ответить на ваши вопросы.
— О чем?
— Обо всем, что имеет отношение к делу. Мы готовы раскрыть перед вами все карты, мистер Вульф, собственно говоря, нам ничего другого не остается. Буду откровенен, наша контора оказалась в очень уязвимом положении. Еще одного крупного скандала мы не выдержим. Чуть больше года прошло с тех пор, как наш старший компаньон был лишен практики и едва избежал суда за уголовное преступление. Это был страшный удар для нашей конторы. Мы реорганизовались, прошло несколько месяцев, и мы стали постепенно отвоевывать утраченные позиции, когда убили нашего доверенного делопроизводителя Леонарда Дайкса и старые грехи опять всплыли. Ничто не связывало исключение О'Мэлли из адвокатуры со смертью Дайкса, но у нас любят устраивать шум из ничего. Второй удар причинил нам еще больший ущерб, чем первый, но время шло, убийство Дайкса оставалось нераскрытым, и слухи стали было затихать, как вдруг вспыхнули с новой силой из-за убийства совершенно неизвестной нам молодой женщины по имени Джоан Уэлман. Правда, на сей раз урон был не столь велик. Полиция пыталась с нашей помощью или с помощью сотрудников конторы напасть на след человека, которого звали Бейрд Арчер или который называл себя так, но ничего не вышло. Через неделю бесплодных усилий полиция оставила нас в покое, но с недавних пор они снова зачастили к нам; причин мы не знали, но теперь выяснили, что это связано со смертью еще одной незнакомой нам молодой женщины по имени Рейчел Эйбрамс. И вот тогда, как по-вашему, разве не имели мы права считать, что нас преследуют?
— Думаю, мое мнение не играет роли, — пожал плечами Вульф. — Вы и впрямь имели право считать, что вас преследуют.
— Да, конечно. От нас и теперь не отстают. Но больше так продолжаться не может. Как вы знаете, эта Эйбрамс погибла три дня назад. И полиция снова пытается выйти на след Бэйрда Арчера, хотя совершенно очевидно, что если бы в нашей конторе хоть одной живой душе было что-нибудь известно об этом имени или о самом Бэйрде Арчере, то полиция давно бы об этом узнала. Тем не менее сейчас нам ничего не остается, как сидеть сложа руки и ждать, пока они найдут этого проклятого Бэйрда Арчера, да надеяться, что со временем все уляжется. Так нам казалось еще вчера. А знаете, что произошло в суде сегодня днем? Луис Кастин выступал защитником по важному для нас делу, а в перерыве к нему подошел представитель обвинения и сказал… Что он сказал Луис?
— Он спросил, — заерзал на стуле Кастин, — не подыскиваю ли я себе новое место, чтобы не остаться без работы, когда лопнет наша фирма. — Голос его звучал довольно резко и никак не соответствовал сонному виду. — Он пытался вывести меня из себя, чтобы свести процесс в свою пользу. Но у него ничего не вышло.
— Вот видите? — обратился Корриган к Вульфу. — Еще вчера все было иначе. Пока не принесли коробки с орхидеями и записками от вашего Гудвина. А сегодня мы узнали, что происходило вчера вечером. И что происходило здесь, и что Гудвин сказал одной из наших сотрудниц, будто вы полагаете, что ниточка к убийству Джоан Уэлман тянется в нашу контору, и что вы так убеждены в этой идее, что ни вы, ни ваш клиент ни за что от нее не отступитесь. А мы достаточно наслышаны о вас и ваших методах, чтобы понять, чем это нам грозит. Пока вы одержимы идеей, вы ни перед чем не останавливаетесь. Полиция может от нас отстать, и слухи стихнут и даже сойдут на нет, но вы от нас не отстанете, и мне даже страшно подумать, как это скажется на персонале конторы. Они и так вчера чуть не передрались по вашей милости.
— Чепуха! — вмешался я. — Они уже давно грызутся.
— Они уже поостыли. А вы их завели, да еще пригласили потерявших дочерей отца и мать, чтобы наши сотрудницы совсем утратили самообладание. Одному Богу известно, на что вы еще способны. — Корриган вновь обратился к Вульфу: — Итак, мы решили с вами встретиться. Спрашивайте нас, о чем хотите. Вы говорите, что для вас это рабочая гипотеза, в таком случае проверяйте ее. Вы расследуете убийство Джоан Уэлман и полагаете, что один из нас, или, возможно, мы все можем оказать вам помощь. Мы к вашим услугам. Пора кончать с эти делом.
Корриган посмотрел на меня и вежливо попросил:
— Вы не дадите мне немного воды?
Я посчитал само собой разумеющимся, что он имел в виду не только воду, и уточнил, что именно, одновременно нажимая кнопку — сигнал для Фрица — поскольку мне не полагалось отлучаться во время совещания. Заодно я осведомился, не найдутся ли еще охотники промочить горло. В итоге двое из них предпочли бурбон, двое — скотч, а один заказал водку. Они переговаривались вполголоса. Бриггс, придурковатый моргун, встал со стула, чтобы чуть-чуть размяться, и пересек комнату, пожелав полюбоваться нашим здоровенным глобусом и, возможно, заодно попытаться определить свое местонахождение. Я заметил, что Вульф не велел принести себе пива, что, на мой взгляд, не лезло ни в какие порота. Я не имею ничего против его привычки избегать совместной выпивки с возможным убийцей, но нынешних гостей он видел впервые и не имел против них никаких улик. Типично ослиное упрямство, только и всего.
Корриган отставил в сторону наполовину опустевший стакан и сказал;
— Начинайте.
— Насколько я вас понял, сэр, — пробурчал Вульф, — вы хотите, чтобы я расспросил вас и убедился, что моя версия безосновательна. Это может растянуться на весь вечер. К сожалению, мой ужин ждать не будет.
— Мы можем уйти и возвратиться позднее.
— И я не могу поручиться, что мне хватит одного часа или даже дня, чтобы прийти к определенному выводу.
— Мы согласны. Главное, чтобы вы от нас отстали как можно скорее и не причинили конторе и ее репутации большего вреда.
— Очень хорошо. Тогда вопрос. Кто из вас первым предложил встретиться со мной?
— А какое это имеет значение?
— Я задаю вопросы, мистер Корриган.
— Да, да. Это предложение внес… — старший компаньон запнулся. — Да, верно, Фелпс.
— Ничего подобного, — возразил Фелпс. — Вы зашли ко мне и спросили, что я об этом думаю.
— Тогда значит вы, Фред?
Бриггс заморгал.
— Не знаю, право Джим. Я вечно что-нибудь предлагаю, быть может, и на сей раз… Помню только, Луис позвонил мне, когда у него был перерыв на обед, уточнить кое-какие цифры, и мы с ним обсуждали встречу с мистером Вульфом.
— Верно, — согласился Кастин. — И вы сказали, что обдумываете этот вопрос.
— Черт возьми, сколько же вы будете мусолить ответ на элементарный вопрос?! — послышался язвительный возглас. Это не выдержал Конрой О'Мэлли, экс-адвокат и экс-компаньон. — Предложение исходило от меня. Я позвонил вам около одиннадцати, Джим, вы рассказали про вмешательство Ниро Вульфа, и я сказал, что единственный выход для нас — встретится и поговорить с ним.
Корриган поджал губы.
— Верно. А потом я пошел посоветоваться с Эмметом.
Вульф обратился к О'Мэлли:
— Вы позвонили мистеру Корригану сегодня утром около одиннадцати?
— Да.
— С какой целью?
— Узнать, что нового. Я уезжал из Нью-Йорка на неделю и не успел вернуться, как на меня насела полиция — все с тем же Бэйрдом Арчером. Я и хотел выяснить, что случилось.
— Куда вы ездили?
— Я был в Атланте, штат Джорджия, собирал сведения о поставках стали для строительства моста.
— Для кого?
— Для этой конторы. — Рот О'Мэлли скривился еще больше, словно перечеркивая лицо наискосок, — Вы же не думаете, что мои старые коллеги позволят мне умереть с голоду, не так ли? Они и не позволяют. Я принимаю пищу каждый день. При увольнении мне не только выдали часть дохода от незавершенных дел, но и позволили вести кое-какие операции вне стен конторы. Знаете, какая главная отличительная черта у моих бывших компаньонов? Любовь к ближнему. — Он ткнул указательным пальцем себе в грудь. — А я как раз и есть их ближний.
— Черт возьми, Кон! — взорвался Фелпс. — К чему этот балаган? Чего вы добиваетесь? И на что рассчитываете?
Огонек вспыхнул было и снова потух в сонных глазах Кастина во время тирады О'Мэлли.
— Мы пришли сюда для того, чтобы отвечать на вопросы Вульфа, — сухо проронил он. — Давайте отвечать конкретно.
— Нет, — возразил Вульф, — это не судебное разбирательство. Порой уклончивый ответ бывает столь же красноречивым, как и ложь, Но я надеюсь, что вы постараетесь как можно реже прибегать ко лжи, поскольку я извлеку из этого пользу лишь после того, как уличу вас во лжи, а для этого хлопот не оберешься. Например, я собираюсь задать вопрос каждому из вас, не пытались ли вы писать художественные произведения или не испытывали ли творческого зуда, который сдерживали. Если вы все станете это отрицать, а позже из разговоров с вашими друзьями и знакомыми выяснится, что один из вас солгал, мне это скажет о многом, поэтому вам лучше сразу говорить правду, чтобы не попасть потом в дурацкое положение. Вы когда-нибудь пробовали свои силы в беллетристике, мистер О'Мэлли? Или испытывали тягу к этому?
— Нет.
— А вы, мистер Бриггс?
— Нет.
Всего оказалось пять «нет»
Вульф откинулся на спинку кресла и обвел адвокатскую братию взглядом.
— Конечно, — сказал он, — для подтверждения моей гипотезы нужно, чтобы Леонард Дайкс или один из его знакомых написал художественное произведение, достаточно масштабное, чтобы называться романом… Лучше, чтобы автором оказался Дайкс, поскольку убили именно его. Полиция, конечно, расспрашивала вас на этот счет, и вы в один голос твердили, что не слышали о литературной деятельности Дайкса, но я предпочитаю получать сведения из первых рук. Мистер Корриган, знали ли вы или слышали от кого-либо о том, что Дайкс написал или намеревался написать художественное произведение?
— Нет.
— Мистер Фелпс?
Вновь пять «нет».
Вульф кивнул.
— Теперь вы понимаете, почему я, даже если мы проведем вместе с вами целую неделю, все равно буду вынужден обратиться к вашему персоналу? Здесь уж мистеру Гудвину и карты в руки. И я не стал бы на вашем месте отговаривать этих молодых женщин от встречи с мистером Гудвином. Если они ослушаются и вы их уволите, то они лишь с большей готовностью откликнутся на его предложения. Если же вы конкретно предупредите их о том, что они должны умалчивать о литературных увлечениях или амбициях Дайкса, о которых знают или слышали, то рано или поздно это дойдет до ушей мистера Гудвина, и я спрошу вас, почему вы пытались скрыть от меня эти факты. Если же кто-то из женщин располагает подобными сведениями, быть может, случайно услышав оброненную кем-то фразу, то мы об этом узнаем.
Никто из них и ухом не повел.
— Мы не школьники, Вульф, — со скучающей улыбкой заговорил Луис Кастин, — и давно уже отучились. Что касается меня, я готов предоставить вам любые сведения, которыми располагаю и которые могут иметь отношение к нашему делу. Хотя мне кажется, что я ничего такого не знаю. Но я пришел сюда — как и все остальные, — чтобы вы сами в этом убедились.
— Тогда ответьте мне на вопрос, мистер Кастин, — безмятежно произнес Вульф. — Как я понял, лишение мистера О'Мэлли практики подорвало репутацию вашей конторы, но лично вы от этого выиграли, став компаньоном и представителем конторы в суде вместо О'Мэлли. Правильно?
Глаза Кастина утратили сонное выражение. Они сверкали.
— Я категорически отрицаю, что это имеет отношение к нашему делу.
— Мы должны обсудить мое предположение. Вы конечно, вправе, не отвечать мне, но тогда зачем вы здесь?
— Ответьте ему, Луис, — сказал О'Мэлли с язвительной усмешкой. — Скажите «да», и дело с концом.
Они уставились друг на друга. Сомневаюсь, чтобы любой из них когда-нибудь мерил столь ненавидящим взглядом обвинителя на судебном процессе.
— Да, — наконец сказал Кастин, глядя на Вульфа отнюдь не сонным взглядом.
— И, естественно, ваша доля в прибылях конторы возросла?
— Да.
— Существенно?
— Да.
Вульф переместил взгляд налево.
— Вы ведь тоже выиграли, мистер Корриган? Вы сделались старшим компаньоном, и ваша доля тоже увеличилась?
Нижняя челюсть Корригана еще больше выдалась вперед.
— Я сделался старшим компаньоном конторы, которая оказалась на самом краю пропасти. Да, моя доля выросла, но доходы наши резко снизились. Я бы больше выгадал, если бы ушел из конторы.
— Что же вам помешало? — съязвил О'Мэлли. Судя по его тону, Корригана он ненавидел на четыре пятых меньше, чем Кастина.
— Обязательства перед партнерами, Кон. Мое имя было на дверной табличке рядом с их именами. Я не мог бросить их в беде. Я слишком предан нашему делу.
Внезапно, без малейшего предупреждения, О'Мэлли вскочил на ноги. Думаю, в судебном зале он проделывал это тысячу раз, чтобы высказать возражение или драматизировать предложение считать своего подзащитного невиновным, но остальные, похоже, испугались не меньше моего. Он вскинул вверх руку и звенящим голосом провозгласил: «Предан!» Потом плюхнулся на стул, взял стакан, поднял его, изрек: «За преданность!» — и выпил.
Четверо компаньонов переглянулись. Я изменил свое мнение о неспособности О'Мэлли справиться с телефонной будкой.
— А вы, мистер Бриггс? — продолжал Вульф. — Вы ведь тоже продвинулись после ухода мистера О'Мэлли?
Бриггс усердно заморгал.
— Вы меня возмущаете, — натужно сказал он. — И вообще я возражаю против вашей затеи. Я много о вас знаю, мистер Вульф, и считаю, что ваши методы неэтичны и достойны осуждения. Я был против того, чтобы обращаться к вам.
— Фредерику быть бы судьей, — мрачно сказал О'Мэлли. — Его следовало назначить судей сразу по окончании юридического факультета. Идеальный получился бы судья. У него дерзкий склад ума, который упивается принятым решением, даже не попытавшись разобраться в сути дела.
Фелпс — ходячая энциклопедия — запротестовал:
— Хватит язвить, Кон. Не все же такие умные, как вы. Может, это даже к лучшему.
— Вы совершенно правы, Эммет, — согласно кивнул О'Мэлли. — Беда в том, что вы всегда правы. И знаете, меня это никогда не возмущало… то, что вы вечно правы… сам не знаю почему. Но не потому, что вы единственный, кто не выгадал после моего падения; это меня ничуть не возмутило.
— Но я тем не менее выгадал. Я продвинулся на одну ступеньку, и моя доля тоже выросла, — Фелпс посмотрел на Вульфа. — Все мы что-то выиграли на несчастье нашего компаньона, точнее — выиграем, если не обанкротимся из-за этой истории. Даже я. Строго говоря, я не адвокат, я ученый. Для адвоката самое интересное дело то, которым он сейчас занимается. Для меня самое интересное то, что рассматривалось венским судом в 1568 году. Я упомянул это лишь для того, чтобы объяснить, почему ваше дело для меня невыносимо скучно. Если бы я сам убил Дайкса и обеих женщин, я бы, наверное, не скучал, да и то сомневаюсь. Так что не взыщите, слушать я, конечно, буду внимательно, но без всякого интереса. Надеюсь, вы меня простите.
«А вот это, — подумал я, — пригодится мне при дальнейшем общении со Сью Дондеро, секретаршей Фелпса». Из ее скудных реплик о боссе я не вынес впечатления, что он такой циник, а Сью не помешает узнать кое-что новое о его характере, если она, конечно, этого не знает. Вообще-то девушки считают, что обязаны знать все о своих боссах.
Вульф выслушивал излияния энциклопедиста, склонив голову.
— Значит, убийства утомляют вас, мистер Фелпс?
— Я этого не говорил. «Утомлять» — активный глагол. Я попросту безразличен к ним.
— Но ведь в данном случае под угрозой ваши средства к существованию?
— Да Поэтому я здесь. Я пришел, и я согласен отвечать, но не рассчитывайте, что вам удастся расшевелить меня.
— Тогда я и пытаться не буду. — Вульф перевел взгляд на О'Мэлли. — Кстати, мистер О'Мэлли, а вы почему пришли?
— Преданность. — Я успел снова наполнить его стакан, и О'Мэлли поднял его. — За преданность!
— Кому? Вашим бывшим коллегам? У меня создалось впечатление, что вы к ним не слишком расположены.
— Это лишний раз подтверждает, — О'Мэлли поставил стакан, — что внешность обманчива. К моим-то закадычным друзьям — Джиму и Эммету, и Луи, и Фреду? Да я за них хоть в огонь… Кстати, так и получилось. Это достаточно веская причина для моего прихода?
— Я бы предпочел менее дискутабельную.
— Тогда как вам понравится такая? Я был на редкость способным и честолюбивым человеком. Но мой талант и мои способности развивались в одном направлении: войти с портфелем в руке в зал судебного заседания, выступить перед судьей и присяжными и так воздействовать на их мысли и чувства, чтобы они вынесли оправдательный вердикт. За четыре года я не проиграл ни одного процесса, пока в один прекрасный день не столкнулся с почти неизбежно грядущим поражением; никаких сомнений в том не было. Под гнетом неизбежности я совершил страшную ошибку: впервые в жизни пошел на подкуп присяжного. В итоге присяжные не пришли к единому мнению, суд через несколько недель вынес компромиссное решение, и я уже радовался, что вышел сухим из воды, как вдруг разразился скандал. Кто-то донес на меня в суд, присяжного взяли в оборот, он раскололся, и я влип по самые уши. За недостаточностью улик меня не осудили — голоса присяжных разделились поровну, но практики меня лишили.
— Кто написал донос?
— Тогда я не знал. Теперь у меня есть основания полагать, что это была жена подкупленного присяжного.
— Кто-нибудь из ваших коллег был посвящен в ваш замысел?
— Нет. Они бы не согласились на это. Они были возмущены до предела… возмущением праведников. «Праведники» — это те, которые не попались с поличным. Да, они не отвернулись от меня, помогли в беде, но я был обречен. И вот он я — человек необычайного таланта, который нельзя использовать. Туда, где сверкал бы мой талант, меня не допускают. Более того, я заклеймен. Теперь даже те, кому мои услуги пригодились бы в частном порядке, шарахаются от меня, как от чумного. Я разорен. Нет никакого смысла влачить столь жалкое существование, и если я продолжаю жить, то лишь из какого-то извращенного упрямства. Все средства к существованию я получаю от этой конторы — выплаты по делам, которые остались незавершенными после моего ухода, гонорары за разовые поручения. Так что я очень заинтересован, чтобы контора процветала. Предлагаю это вам в качестве причины моего появления у вас. Если не нравится, то у меня есть еще альтернативный вариант. Желаете выслушать?
— Если он не слишком фантастичен.
— Совсем не фантастичен. Я озлоблен против моих бывших коллег, потому что они бросили меня на произвол судьбы. Считаю вполне возможным, что один из них прикончил Дайкса и обеих женщин, хотя повода не знаю, но вы от них не отвяжетесь, пока не найдете этого повода, и я хочу при этом присутствовать. Это лучше?
— Кое-что привлекательное здесь есть.
— Вот вам еще. Я сам убил Дайкса и женщин, хотя снова не знаю, по какой причине, но считаю, что вы более опасны для меня, чем полиция, поэтому нельзя упускать вас из виду. — О'Мэлли взял в руку стакан. — Уже четыре… пожалуй, хватит.
— Пока хватит, — согласился Вульф. — Хотя версии взаимоисключающие. По одной из них, коллеги помогли вам в беде, по другой — бросили на произвол судьбы. А как на самом деле?
— Они бились как львы, чтобы выручить меня.
— Черт бы вас побрал, Кон! — вскипел Фелпс. — Ведь именно так и было! Мы бросили все дела! Просто из кожи вон лезли!
О'Мэлли и бровью не повел.
— Значит, принимаем этот вариант, — сказал он Вульфу. — Номер два. Свидетели нашлись, а это уже кое-что.
— В любом случае, я предпочитаю этот вариант. — Вульф посмотрел на настенные часы. — Я хочу, чтобы вы рассказали мне все, что вам известно про Дайкса, джентльмены, но настало время ужинать. Еще раз приношу свои извинения, что мы не готовы принять гостей.
Все встали на ноги. Корриган спросил:
— В котором часу нам вернуться?
Вульф поморщился. Перспектива работать, пока шел процесс пищеварения, его не прельщала.
— В девять? — предложил он. — Это удобно?
— Да, — заверили они.