На Западном побережье я не был уже несколько лет. Почти всю ночь я проспал, но когда стюардесса принесла утром кофе, проснулся и принялся разглядывать в иллюминатор землю. Пустыня, между прочим, смотрится куда аккуратней, нежели земля, поросшая растительностью, и проблемы сорняков там нет, но сверху мне виделись такие пространства, где здоровенные сорняки в полном цвету были бы только на пользу.
Часы показывали 11.10, когда самолет замер на бетонной полосе в лос-анджелесском аэропорту, поэтому я перед тем, как встать, выйти на трап и спуститься, перевел стрелки на десять минут девятого. Было тепло, стоял легкий туман, но солнце было плотно укрыто облаками. К тому времени, когда я получил свой чемодан и нашел такси, лицо и шея у меня стали уже мокрыми и пришлось вытереть их платком. Правда, в машине меня обдуло ветром, но, боясь подхватить воспаление легких в чужом городе, я наглухо закрыл окно. Люди смотрелись так же, как в Нью-Йорке, а вот архитектура строений и пальмы казались какими-то картинными. Не успели мы добраться до отеля, как пошел дождь.
Я съел обычный свой завтрак, а потом поднялся в номер и принял обычный свой душ. Номер у меня — я остановился в «Ривьере» — был чересчур многоцветным, но мне это не мешало. Правда, в нем попахивало плесенью, однако из-за дождя открыть окно я не решился. Когда я побрился, оделся и разобрал чемодан, было уже больше одиннадцати, а потому я позвонил в справочную и спросил номер телефона Кларенса О. Поттера, проживающего в Глендейле по адресу 2819 Уайткрест авеню.
Я набрал номер, и после трех гудков женский голос произнес: «Алло!»
— Будьте любезны попросить к телефону миссис Кларенс Поттер, — вежливо, но не чересчур сладко попросил я.
— Я слушаю. — Голос был высокий, однако без пронзительных нот.
— Миссис Поттер, это говорит Томпсон, Джордж Томпсон. Я приехал из Нью-Йорка, вы меня не знаете. Я здесь по делам, и мне хотелось бы побеседовать с вами по одному важному поводу. Я готов встретиться в любое удобное для вас время, но чем раньше, тем лучше. Говорю я из отеля «Ривьера» и мог бы подъехать прямо сейчас, если вас это устраивает.
— Как вы сказали? Томпсон?
— Совершенно верно. Джордж Томпсон.
— Но зачем я вам? В чем, собственно, дело?
— Вопрос весьма личного характера. Я ничем не торгую, не беспокойтесь. Мне нужно разузнать у вас кое-что о вашем покойном брате Леонарде Дайксе, и наш разговор никаких неприятностей вам не доставит, а быть может, и пойдет на пользу. Я был бы вам крайне благодарен, если бы сумел повидать вас сегодня.
— Что вы хотите знать про моего брата?
— Это не совсем телефонный разговор, миссис Поттер. Позвольте мне заехать и побеседовать с вами.
— Что ж, приезжайте. Я буду дома до трех.
— Спасибо. Я тотчас отправляюсь в путь.
Что я и сделал. Схватив шляпу, я вышел из номера. Но внизу в вестибюле меня задержали. Я уже бежал к выходу, как кто-то позвал: «Мистер Томпсон!», а поскольку я был целиком сосредоточен на моем задании, то чуть было не испортил дела. Но вовремя спохватился и, когда повернулся, увидел, что портье протягивает посыльному желтый конверт.
— Вам телеграмма, мистер Томпсон.
Я вернулся, взял конверт и вскрыл его. Телеграмма гласила: «Черт побери, сообщи, благополучно ли прибыл?» Я вышел, сел в такси, сказал шоферу, что мы едем в Глендейл, но сначала должны остановиться возле какой-нибудь аптеки. Когда он подъехал к аптеке, я пошел в телефонную будку и продиктовал телеграмму «Добрался благополучно. Еду на встречу с интересующим нас объектом».
Пока мы целых полчаса добирались до Глендейла, осадков выпало не меньше, чем на три четверти дюйма. Уайткрест авеню, по-видимому, только что продолжили, ибо она еще не была заасфальтирована, а дом под номером 2819 стоял почти в самом конце улицы, и над ним уже совсем на краю обрыва возвышалось какое-то, наверное, недавно высаженное дерево, все в маленьких листочках и крохотных цветочках.
Перед домом росли две покосившиеся пальмы и еще одно дерево. Таксист остановился прямо на обочине дороги — с правой стороны колеса омывал поток воды глубиной дюйма в четыре, — и объявил:
— Приехали.
— Да, — согласился я, — только я не тюлень. Может, подъедете к дому?
Он что-то пробурчал, подал назад, въехал в развороченную землю, которой предстояло превратиться в подъезд к дому, и остановился шагах в двадцати от входной двери большой розовой коробки с коричневой отделкой. Я заранее предупредил его, что ждать меня не нужно, а потому расплатился, вылез и нырнул к двери, которая была защищена от стихии козырьком размером с крышку ломберного столика. Когда я нажал кнопку звонка, чуть ниже уровня моих глаз появилась щель размером три на шесть, и оттуда донесся голос:
— Мистер Джордж Томпсон?
— Я самый. Миссис Поттер?
— Да Извините, мистер Томпсон, но я позвонила мужу и передала ему наш разговор, и он сказал, чтобы я никого из посторонних в дом не впускала. Знаете, здесь еще так необжито… Поэтому если вы просто скажете мне, что вас интересует…
Косые струи дождя, посмеиваясь над навесом с карточный стол, заливали меня в тех местах, которые не были прикрыты плащом, а под плащом было не менее мокро, чем снаружи, ибо я обливался потом. Положение было не то что отчаянным, но явно требовало внимания.
— Вы видите меня сквозь отверстие? — спросил я.
— Да. Для этого оно и приспособлено.
— Как я выгляжу?
— Мокрым, — хихикнула она.
— По-вашему, я похож на преступника?
— По-моему, нет.
По правде говоря, меня это порадовало. Я пролетел три тысячи миль, чтобы взять на пушку эту самую миссис Поттер, и, прими она меня с распростертыми объятиями, мне пришлось бы терзаться угрызениями совести. Теперь же, стоя под проливным дождем по приказу ее мужа, я не испытывал ни малейшего стыда.
— Послушайте, — сказал я, — вот что я вам предложу. Я литературный агент из Нью-Йорка, и на разговор нам потребуется минут двадцать, а то и больше. Подойдите к телефону, позвоните какой-нибудь приятельнице, лучше если она живет поблизости. Скажите ей, чтобы она не вешала трубку, подойдите сюда и отворите дверь. Вернитесь бегом к телефону и попросите приятельницу не вешать трубку и дальше. Я войду и сяду на другом конце комнаты. Если я сделаю хоть шаг, с вами будет ваша приятельница. Годится?
— Видите ли, мы переехали сюда месяц назад, и моя приятельница живет за много миль отсюда.
— Ладно. У вас есть табуретка?
— Табуретка. Конечно.
— Принесите ее сюда, садитесь, и мы поговорим через щель.
Опять послышалось нечто вроде хихиканья. Потом щелкнул замок и дверь распахнулась.
— Глупости, — с вызовом заявила она. — Входите.
Я пересек порог и очутился в небольшой прихожей. Она стояла, держась за дверь, и старалась казаться храброй. Я снял плащ. Она закрыла дверь, отворила стенной шкаф, вынула оттуда вешалку, расправила на ней плащ, с которого стекала вода, и повесила его на угол дверцы стенного шкафа. Туда же я повесил и шляпу.
— Сюда, — кивнула она направо, и я, повернув за угол, очутился в большой комнате, одна сторона которой была почти целиком из наглухо закрытых стеклянных дверей. У противоположной стены располагался искусственный камин, в котором полыхали искусственные дрова. Красный, белый и желтый ковры сочетались по цвету с подушками на плетеной мебели, а верх столика, заваленного книгами и журналами, был из стекла.
Она предложила мне сесть, что я немедленно сделал. А сама встала от меня на таком расстоянии, что мне потребовалось бы добрых три прыжка, чтобы схватить ее, но вряд ли стоило это делать. Она была на три дюйма ниже, на несколько лет старше и, по меньшей мере, на десять футов полнее того идеала, который стоил бы таких усилий, но темные горящие глаза на круглом личике безусловно делали ее привлекательной.
— Если вы промокли, — сказала она, — придвиньтесь поближе к огню.
— Спасибо, все в порядке. Наверное, это комната при свете солнца смотрится чудесно.
— Да, нам тоже очень нравится. — Она села на кончик стула, подобрав под себя ноги и не забывая сохранять дистанцию. — Знаете, почему я вас впустила? Из-за ваших ушей. Я определяю людей по ушам. Вы знали Лена?
— Нет, я его никогда не видел. — Я скрестил ноги и откинулся на спинку кресла в доказательство того, что вовсе не собираюсь на нее нападать. — Весьма признателен моим ушам за то, что они укрыли меня от дождя. По-моему, я уже сказал вам, что я литературный агент, верно?
— Да.
— А пришел я к вам потому, что вы, насколько я понимаю, единственная наследница вашего брата. Он оставил все вам, не так ли?
— Да. — Она села чуть поглубже. — Благодаря ему мы и купили этот дом. Дом полностью оплачен, причем наличными, безо всяких там закладных.
— Прекрасно. А будет еще лучше, когда дождь перестанет и выглянет солнышко. Дело в том, миссис Поттер, что поскольку вы, согласно завещанию вашего брата, единственная его наследница, то все, что у него было, принадлежит вам. Меня же интересует нечто, чем, по-моему, он владел, — нет, не пугайтесь, это не имеет никакого отношения к тому, чем вы уже воспользовались. Вполне возможно, что вы об этом и понятия не имеете. Когда вы видели брата в последний раз?
— Шесть лет назад. Я ни разу не встречалась с ним после сорок пятого года, когда вышла замуж и переехала в Калифорнию. — Она чуть покраснела. — Когда он умер, я не ездила на похороны, потому что нам это было не по карману. Разумеется, если бы я знала, что он оставил мне все деньги и акции, я бы, конечно, поехала, но мне об этом стало известно только потом.
— Вы переписывались? Получали от него письма?
— Мы обязательно писали друг другу раз в месяц, — кивнула она, — а иногда и чаще.
— Упоминал ли он о том, что написал книгу, роман? Или что пишет?
— Нет. — Она вдруг нахмурилась. — Подождите минутку, может и упоминал. — Она была в нерешительности. — Знаете, Лен всегда считал, что сумеет сделать что-то значительное, но, кроме меня, по-моему, никому об этом не говорил. После смерти наших родителей у него осталась только я, да к тому же я была моложе его. Он был против моего брака и некоторое время не писал и не отвечал на мои письма, но потом опять начал писать, и письма у него были длинные, в несколько страниц. Неужто он написал книгу?
— У вас сохранились его письма?
— Да, сохранились.
— Они здесь?
— Да. Но сначала, по-моему, вы должны объяснить мне, что вам нужно.
— Согласен. — Сложив руки, я смотрел на нее, на ее круглое полное серьезного внимания личико. Дождь больше меня не поливал, и я стал мучиться сомнениями, ибо наступил ответственный момент, когда мне предстояло решить, обмануть ее или сказать ей правду. Вульф предоставил это на мое усмотрение: «Поговоришь с ней и сделаешь вывод». Я еще раз взглянул ей в лицо, в ее вдруг погасшие глаза и решился. Если я ошибся, придется мне не лететь обратно в Нью-Йорк самолетом, а перенести себя туда пинком в зад.
— Выслушайте меня, миссис Поттер. Будете слушать внимательно?
— Конечно.
— Отлично, Так вот что я собирался вам сказать. Не что говорю, а что хотел сказать. Я — Джордж Томпсон, литературный агент. В моем распоряжении есть экземпляр рукописи романа, который написан Бэйрдом Арчером. У меня есть основания считать, что Бэйрд Арчер — это псевдоним, которым пользовался ваш брат, и что в действительности роман написан вашим братом, но уверенности в этом нет. У меня также есть основания считать, что я могу продать этот роман одной из крупнейших кинокомпаний за немалые деньги, скажем, за пятьдесят тысяч долларов. Вы — единственная наследница вашего брата. Я хочу вместе с вами просмотреть письма, написанные нам братом, чтобы убедиться, нет ли в них подтверждения того, что авторство принадлежит ему. Независимо от того, найдем ли мы доказательства этому или нет, я намерен передать рукопись на хранение в один из местных банков, а вас попросить написать письмо в ту юридическую контору в Нью-Йорке, где служил ваш брат. В этом письме вы должны упомянуть о том, что у вас есть экземпляр рукописи романа, сочиненного вашим братом под именем Бэйрда Арчера, упомянув название романа, а также тот факт, что агент по фамилии Томпсон считает, что сумеет продать роман в кинематограф за пятьдесят тысяч долларов, а потому вам хотелось бы проконсультироваться с ними, ибо вы не знаете, как совершаются подобные сделки. Хорошо бы еще добавить, что Томпсон прочел рукопись, а вы нет. Понятно?
— Но если вы можете ее продать… — Она смотрела на меня широко открытыми глазами. Нет, что ни говорите, а она душенька. Перспектива ни с того ни с сего получить пятьдесят тысяч — причина вполне основательная, чтобы распахнуть глаза, какими бы честными они ни были. — Если рукопись принадлежит мне, почему же я не могу просто сказать: «Продайте ее?» — спросила она.
— Вот видите, — упрекнул ее я, — вы меня плохо слушали.
— Как плохо? Я слуш…
— Нет, не слушали. Я предупредил вас, что все это я только собирался вам сказать. Кое-какая правда в этом есть, но, к сожалению, ее очень мало. Я действительно считаю, что ваш брат под именем Бэйрда Арчера написал роман с таким названием, и мне хотелось бы просмотреть его письма, чтобы убедиться, не упоминает ли он об этом, но рукописи у меня нет, нет и надежды продать роман в кино, я не литературный агент, и зовут меня не Джордж Томпсон. А теперь…
— Значит, все это была ложь?
— Нет. Это было бы…
Она встала.
— Кто вы? Как вас зовут?
— Уши у меня остались прежними? — спросил я.
— Что вам угодно?
— Я хочу, чтобы вы меня выслушали. То, что я вам сказал, ложью назвать нельзя, ибо я вас предупредил, что только собирался так говорить. Теперь же я намерен сказать вам правду и советую вам сесть, так как мой рассказ будет длинным.
Она села, заняв не больше трети стула.
— Меня зовут Арчи Гудвин, — начал я. — Я частный сыщик и работаю на Ниро Вульфа, тоже частного детек…
— На Ниро Вульфа?
— Верно. Ему будет приятно узнать, что вы о нем наслышаны, а я обязательно об этом упомяну. Его нанял человек по фамилии Уэлман, чтобы отыскать убийцу его дочери. Убита и еще одна девушка, некая Рейчел Эйбрамс. А перед этим убили и вашего брата. У нас есть основания считать, что все три преступления совершены одним и тем же человеком. Почему мы так считаем, рассказывать долго и сложно, поэтому об этом я сейчас говорить не буду. Если эти подробности вас интересуют, позже я вам их изложу. А сейчас скажу только, что согласно нашей версии ваш брат был убит, потому что написал этот роман, Джоан Уэлман погибла, потому что его прочла, а Рейчел Эйбрамс — из-за того, что его перепечатала.
— Роман, который написал Лен?
— Да. Не спрашивайте у меня, о чем роман, потому что я не знаю. Если бы знал, мне не пришлось бы приезжать сюда к вам. Я приехал просить вас помочь нам найти человека, который убил троих, и один из них — ваш брат.
— Но я не… — глотнула она. — Чем я могу вам помочь?
— Я же вам объясняю. Я мог бы обманом заставить вас оказать нам помощь. Как только что доказал. Ради возможности заполучить пятьдесят тысяч долларов вы бы пошли на что угодно — сами знаете, что я прав. Вы бы разрешили мне копаться в письмах вашего брата в поисках доказательств, и даже если бы мы их не нашли, вы все равно написали бы письмо в юридическую контору. Вот и все, что я прошу вас сделать, только сейчас я говорю с вами откровенно и прошу сделать это не за кучу денег, а для того, чтобы поймать убийцу вашего брата. Если вы были готовы сделать это за деньги, в чем нет сомнения, не кажется ли вам, что вы обязаны сделать это, чтобы привлечь убийцу к ответу?
Она хмурилась, стараясь сосредоточиться.
— Но я не понимаю… Вы хотите только, чтобы я написала письмо?
— Да, Мы считаем, что ваш брат написал роман и что именно это обстоятельство играет весьма существенную роль во всех трех убийствах. Мы считаем, что в этом деле замешан один из сотрудников юридической конторы, который либо сам совершил эти преступления, либо знает, кто их совершил. По нашему мнению, этот человек твердо настроен не дать ни единой живой душе ознакомиться с содержанием романа. Если мы правы и вы пошлете такое письмо, как я сказал, ему придется прибегнуть к действиям, причем поспешным, что нам и требуется. Если же мы ошибаемся, ваше письмо никому вреда не причинит.
Она продолжала хмуриться.
— А что я должна написать в этом письме?
Я повторил, добавив еще несколько подробностей. К концу моего объяснения она начала медленно покачивать головой.
— Но это же значит, — сказала она, когда я умолк, — что мне придется солгать, сказав, что у вас есть экземпляр рукописи, когда на самом деле его у вас нет. Не могу же я так откровенно лгать!
— Возможно, и нет, — с участием согласился я. — Если вы из тех, кто ни разу в жизни не солгал, вам, конечно, не по силам ложь, хотя она будет в помощь поискам человека, который убил вашего брата и двух молодых женщин — одну он переехал машиной, а вторую выбросил из окна. Даже в том случае, если ваша ложь не причинит никакого вреда человеку ни в чем не повинному, я бы ни за что не решился спровоцировать вас на первую в жизни ложь.
— Не надо язвить. — Ее щеки чуть порозовели. — Я вовсе не утверждала, что никогда не лгала. Я ничуть не святая. Вы совершенно правы, я бы сделала это ради денег, но только в случае, если бы не знала, что это ложь. — Глаза ее вдруг блеснули. — Почему бы нам не начать все сначала, а потом сделать, как вы предлагаете?
Мне захотелось крепко ее обнять.
— Сделаем все по порядку, — предложил я. — Прежде всего в любом случае нам следует посмотреть его письма — нет возражений? — а потом уж решить, как действовать дальше. Письма у вас?
— Да. — Она встала. — Они в коробке в гараже.
— Помочь вам?
— Нет, — сказала она и вышла. Я встал и подошел к окну полюбоваться калифорнийским климатом. Будь я тюленем, он, наверное, показался бы мне прекрасным. Собственно, и у меня не было бы к нему претензий, если бы хоть в одном из писем Дайкса нашлось то, чего я искал. Нет, я не надеялся отыскать пересказ содержания романа, меня вполне устроило бы и одно неприметное упоминание о нем.
Когда она вернулась — быстрее, чем я предполагал, — в руках у нее были две пачки писем, перетянутые тесемкой. Она положила их на столик со стеклянной крышкой, села и развязала тесемку.
Я подошел поближе.
— Начните с писем, датированных, скажем, мартом прошлого года. — Я придвинул стул. — Дайте-ка несколько мне.
— Я справлюсь сама, — покачала головой она.
— Вы можете пропустить что-нибудь важное. Какой-нибудь намек, например.
— Не пропущу. Извините, мистер Томпсон, но я не могу позволить вам читать письма моего брата.
— Не Томпсон, а Гудвин. Арчи Гудвин.
— Извините. Мистер Гудвин. — Она разглядывала штемпели на конвертах.
По-видимому, переубедить ее было нельзя, и я решил, по крайней мере, временно воздержаться от этого намерения. Тем более, что мне было чем себя занять. Я вынул блокнот и ручку и принялся сочинять письмо.
«Корриган, Фелпс, Кастин и Бриггс,
522 Мэдисон авеню.
Нью-Йорк, штат Нью-Йорк.
Уважаемые господа!
Я хотела бы посоветоваться с вами, поскольку мой брат работал у вас много лет вплоть до самой его смерти. Его звали Леонард Дайкс. Я его сестра, и он завещал мне все свое имущество, о чем вам, наверное, известно.
У меня только что побывал, назвавшись литературным агентом, некий Уолтер Финч. Он сказал, что в прошлом году мой брат написал роман».
Я задумался. Миссис Поттер, прикусив зубами нижнюю губу, читала письмо. Ладно, решил я, напишу, а коли придется вычеркнуть, труда большого это не составит. И снова принялся строчить.
«О чем я уже знала, потому что брат как-то упомянул об этом в письме, но не более того. Мистер Финч сказал, что у него есть экземпляр рукописи романа „Не надейтесь…“ и что, хотя имя автора романа Бэйрд Арчер, в действительности он принадлежит перу моего брата. Мистер Финч считает, сказал он, что сумеет продать роман в кинематограф за 50.000 долларов, а поскольку раз брат оставил все мне и я — законная владелица этого романа, он просит меня подписать документ, разрешающий ему действовать в качестве моего агента с правом на получение десяти процентов от той суммы, которую заплатит кинокомпания.
Я посылаю вам письмо авиапочтой, потому что речь идет о большой сумме денег, а я надеюсь, что вы дадите мне хороший совет. Здесь я не знаю ни одного адвоката, к которому могла бы обратиться. Мне хотелось бы знать, насколько эти десять процентов разумная цена и следует ли мне подписать документ. Еще мне хотелось бы знать, не должна ли я прежде, чем подписывать, ознакомится с тем, что продаю, поскольку мистер Финч показал мне только конверт, в котором была рукопись, а не содержимое конверта, и ушел, не оставив ее мне, и таким образом я не имела возможности прочитать роман.
Прошу вас ответить мне также авиапочтой, поскольку мистер Финч настаивает на незамедлительных действиях.
Большое вам спасибо.
С уважением…»
Не могу сказать, что письмо писалось у меня как по маслу. Мне пришлось многое перечеркивать и менять, пока я наконец не сочинил приведенного выше, которое затем переписал набело. Я внимательно его перечитал, еще раз продумав, и пришел к выводу, что в нем есть только одно вызывающее сомнение предложение, но я уповал на Господа Бога, что мне не придется его вычеркивать.
Моя сообщница упорно листала письмо за письмом, и я принялся следить за тем, как у нее идет дело. Справа от нее уже лежали четыре конверта с прочитанными письмами, и если она начала с марта, а он писал раз в месяц, значит, она сейчас читает июльское письмо. Мне ужасно хотелось схватить следующее письмо, но я сдержался и, когда она закончила читать и начала вкладывать письмо обратно в конверт, встал и решил размяться. Она читала страшно медленно. Я прошел в противоположный конец комнаты к стеклянным дверям и выглянул на улицу. Под проливным дождем недавно высаженное дерево высотой в два моих роста клонилось чуть ли не до земли, и я попытался сосредоточиться на его дальнейшей судьбе и поволноваться за него, что, надо признаться, плохо у меня получалось, как вдруг раздался голос:
— Я знала, что что-то такое есть! Вот оно. Слушайте!
Я круто повернулся и зашагал к ней.
— «А вот и новость, но только для тебя, дорогая моя Пегги, — читала она. — Всю мою жизнь я многие свои секреты делил только с тобой, но об этом я не хотел рассказывать даже тебе. Однако теперь, когда все позади, я готов поведать тебе о том, что я написал роман! Он называется „Не надейтесь…“. Есть причина, по которой я не могу опубликовать его под своим именем и вынужден взять псевдоним, но раз ты теперь уже знаешь, то это не имеет для тебя никакого значения. Я уверен, что роман будет опубликован, потому что, по-моему, языком я владею неплохо, и в этом отношении мне себя упрекнуть не в чем. Но все это строго между нами. Не говори об этом даже своему мужу».
Миссис Поттер посмотрела на меня, потом на стопку писем.
— Вот видите! Я забыла название, но помнила… Нет! Что вы… — Она попыталась удержать письмо в руках, но было уже поздно. Одним прыжком я метнулся к ней, левой рукой выхватил у нее письмо, а правой схватил со стола конверт и отскочил назад.
— Успокойтесь, — сказал я ей. — Ради вас я готов пройти сквозь огонь, поскольку сквозь воду я уже прошел, но это письмо, хотите вы или нет, улетит со мной. Это единственное на свете доказательство того, что роман написал ваш брат. Мне оно дороже, чем письмо от Элизабет Тейлор, в котором она умоляла бы меня позволить ей взять меня за руку. Если в нем есть что-либо такое, что не позволяет быть оглашенным в суде, такие строки прочитаны не будут, но письмо нужно мне целиком. Захоти я сбежать, я мог бы одним ударом уложить вас и, перешагнув, выйти отсюда. Лучше еще раз посмотрите на мои уши.
— Вам незачем было выхватывать письмо у меня из рук, — возмущалась она.
— Прошу прощения, я действовал необдуманно. Я могу вернуть его вам, а вы — мне с условием, что если вы не захотите, я отниму его силой.
Глаза ее блеснули, и, зная это, она чуть не покраснела. Она протянула руку. Я сложил письмо, положил его в конверт и отдал ей. Она посмотрела на него, потом на меня и протянула письмо мне. Я взял его.
— Я делаю это, — торжественно произнесла она, — потому что, по-моему, мой брат хотел бы, чтобы я поступила именно так. Бедный Лен. Вы думаете, его убили из-за того, что он написал этот роман?
— Да. Теперь я это знаю. И от вас зависит, поймаем ли мы его убийцу. — Я вынул блокнот, вырвал страницу и подал ей. — Все, что вам предстоит сделать, это написать вот такое письмо на своей почтовой бумаге. Остальное я объясню потом.
Она принялась читать. Я сел. Она казалась прекрасной. Прекрасными выглядели и ненастоящие дрова в ненастоящем камине. Даже дождь, который лил, не переставая… Нет, хватит.