Убийство в лабиринте

Глава одиннадцатая. Приключение Дао Ганя в древнем храме; Ма Жун соревнуется, кто кого перепьет

Ма Жун решил, что не станет переодеваться и маскироваться специально. Он только сменил черную шапку, которая изобличала в нем чиновника управы, на остроконечную шапочку, вроде тех, что носят простолюдины. Дао Гань же заменил свою шапку складной шляпой из черной саржи.

Перед тем как выйти, оба сыщика провели в казарме краткое совещание.

– Не представляет труда, – заметил Ма Жун, – выглядеть подозрительно, так, чтобы У понял, что меня послали следить за ним. Но мы не знаем, что этот паскудник предпримет после. Что, если он, выйдя из дома, попросту попытается избавиться от слежки?

Дао Гань покачал головой.

– Не станет он этого делать, – ответил он. – Он же не знает, какие поручения тебе даны. Вдруг, если он выйдет из дома, ты арестуешь его прямо на месте? А потом ему в суде придется объяснять свое подозрительное поведение. Нет, гораздо больше я опасаюсь, как бы У не испугался и не остался дома, как ему и было велено. Но если он попытается выскользнуть – будь уверен, уж я его не упущу!

Они вышли из управы: Ма Жун шел впереди, а Дао Гань следовал за ним в некотором отдалении.

Десятник Хун объяснил Ма Жуну, где расположена винная лавка «Вечная весна», так что искать ее долго не пришлось.

Внутри лавка выглядела крайне заманчиво: свет двух расписных бумажных фонариков играл на красных ярлыках винных кувшинов. Лавочник как раз отмерял кому-то шэн вина. Двое забулдыг стояли, облокотившись о прилавок, и лениво жевали куски соленой рыбы, лежавшие на подносе.

Ма Жун заметил напротив лавки дом, где явно проживали горожане среднего достатка. Он подошел к нему и встал на крыльце, прислонившись к черной лаковой двери.

На втором этаже винной лавки горело несколько свечей. Ма Жун увидел тень, которая двигалась за затянутыми бумагой окнами. Очевидно, У работал.

Ма Жун наклонился вперед и окинул взглядом темную улицу. Нигде не было и следов Дао Ганя. Тогда Ма Жун сложил руки на груди и приготовился к долгому ожиданию.

Когда двое счастливых пьяниц допили свой шэн вина, дверь за спиной у Ма Жуна внезапно распахнулась. На пороге появился пожилой господин в сопровождении привратника. Увидев Ма Жуна, господин вежливо промолвил:

– Не меня ли вы ждете?

– Вас? Никоим образом! – отрезал Ма Жун и прислонился к косяку двери.

– Послушайте! – сердито воскликнул пожилой господин. – Это мой дом. Я вас не знаю, у вас ко мне нет никакого дела, так что извольте убираться отсюда!

– Эта улица, – огрызнулся Ма Жун, – принадлежит всем, и никто не может запретить мне стоять там, где мне заблагорассудится.

– Немедленно убирайтесь отсюда, любезный, – вскричал старик, – не то я позову стражу!

– Если тебе, скотина, не нравится, что я здесь стою, – заорал в ответ Ма Жун, – так возьми и столкни меня!

Двое забулдыг повернулись на шум перепалки, сложили руки на груди, прислонились спинами к прилавку и приготовились наблюдать драку.

На втором этаже распахнулось окно. У выглянул и стал подбодрять драчунов, не имея в виду никого из них в частности:

– Врежь ему по башке!

– Хозяин, может быть, мне позвать слуг? – спросил привратник.

– Давай зови всех, – орал Ма Жун, – я никого не боюсь!

Пожилой господин, увидев воинственность своего противника, передумал.

– Я не собираюсь драться на кулаках перед собственным домом, – выпалил он. – Пусть этот невежа стоит тут хоть до конца света.

И, сердито бормоча себе под нос, он вошел в дом.

Привратник захлопнул за ним дверь, и Ма Жун услышал шум задвигаемого засова.

Разочарованный У закрыл окно.

Ма Жун перешел улицу, направляясь к винной лавке. Забулдыги немедленно освободили ему место у прилавка.

Ма Жун окинул их убийственным взглядом и ядовито спросил:

– Надеюсь, вы двое не из того дома, что напротив?

– Нет, мы с соседней улицы, – ответил один. – Этот господин, что живет напротив, – школьный учитель, поэтому у него такой вздорный нрав.

– А мы сюда не уроки учить пришли, – добавил второй, – а выпить и закусить в этой гостеприимной лавке!

Ма Жун расхохотался. Бросив на прилавок пригоршню медяков, крикнул продавцу:

– Шэн самого лучшего!

Торговец поспешил наполнить чашу до краев и поставил перед ними новый поднос с сушеной рыбой и овощами. Он спросил приветливо:

– А откуда вы будете, путник?

Ма Жун осушил чашу одним залпом, подождал, пока лавочник наполнит ее снова, и молвил:

– Я кучер господина Ваня, крупного торговца чаем из столицы. Мы прибыли сюда днем с тремя повозками кирпичного чая для продажи варварам. Хозяин дал мне серебра и велел пойти развлечься. Я хотел подыскать себе хорошенькую бабенку, но, видать, забрел не в тот квартал!

– Да, в этом случае вы пожаловали совсем не туда, – ответил лавочник. – Варварские красавицы из-за реки живут на Северной улице, почти в часе ходьбы отсюда. Красавицы Поднебесной – на Южной улице, которая за прудом с лотосами в юго-восточном квартале. Но здешние женщины вряд ли привлекут взор такого утонченного столичного господина, как вы. У вас очень интересное занятие; почему бы вам не зайти к нам и не рассказать несколько историй, которые случались с вами в дороге? – При этом лавочник подтолкнул горсть медяков обратно к Ма Жуну и сказал: – Первое угощение за счет заведения!

Забулдыги, почуяв дармовую выпивку, пришли в полный восторг.

– Такой здоровый парень, как ты, должно быть, немало грабителей втоптал в дорожную пыль.

Ма Жун не заставил себя долго уговаривать. Вся компания прошла внутрь и уселась за квадратный стол. Ма Жун сел так, чтобы оказаться лицом к лестнице.

Торговец присоединился к ним, и вскоре чаши с вином замелькали в воздухе с потрясающей скоростью.

Когда Ма Жун рассказал уже несколько баек, от которых у слушателей волосы становились дыбом, по лестнице спустился художник.

На полпути он остановился и пристально посмотрел на Ма Жуна.

– Присоединяйтесь к нам, мастер У, – воскликнул лавочник. – У нас тут господин из столицы рассказывает потрясающие истории!

– Сейчас я занят, – ответил У, – но попозже подойду. Позаботьтесь, чтобы что-нибудь осталось и на мою долю!

Сказав это, художник снова поднялся к себе.

– Это мой жилец, – объяснил торговец, – он веселый человек, и вам будет очень приятно побеседовать с ним. Не уходите, скоро он к нам присоединится!

С этими словами он снова наполнил чаши вином. Дао Гань тем временем был занят своим делом. Как только Ма Жун занял пост возле двери, Дао Гань зашел в темный проулок, где вывернул наизнанку свой халат и снова надел его.

Халат этот был не простой: снаружи он выглядел достойно – добротный хороший шелк, – но на подкладку пошла грубая конопляная дерюга в сальных пятнах, местами кое-как залатанная.

Затем Дао Гань хлопнул себя ладонью по шапке: она сложилась и превратилась в плоскую шапочку вроде тех, что носят нищие.

В этом неприглядном обличье он протиснулся сквозь узкий проход, который разделял дома на улице, где жил У, и задние стены домов соседней улицы.

Между стен было очень темно и грязно. Дао Ганю приходилось осторожно ступать по земле, покрытой всякими отбросами. Оказавшись, по его мнению, у задней стены пивной лавки, Дао Гань встал на цыпочки и дотянулся пальцами до края стены. Подтянувшись на руках, он заглянул за стену.

Во дворе было темно, хотя окна на втором этаже ярко светились. Весь двор был в два ряда заставлен пустыми винными кувшинами. Дао Гань понял, что попал туда, куда хотел.

Спустившись на землю, он принялся рыться в мусоре, пока не нашел разбитый кувшин. Встав на него, он смог опереться локтями на край стены. Положив подбородок на руки, он принялся изучать обстановку.

Вдоль всей мастерской У шел узкий балкон, на котором художник расставил горшки с растениями. Под балконом виднелась оштукатуренная задняя стена винной лавки с распахнутой дверью черного хода. Рядом с дверью Дао Гань увидел маленькое строение, которое, очевидно, использовалось как летняя кухня. Он сделал вывод, что У может легко покинуть свое жилище, спустившись с балкона.

Дао Гань стал терпеливо ждать.

Не прошло и получаса, как одно из окон в комнате У медленно отворилось и художник выглянул из него.

Дао Гань не шевелился. Он знал, что в темноте его не видно.

У встал на подоконник. Ловко, как кошка, он прокрался по узкому балкону, пока не очутился над пристройкой. Тогда, перебравшись через балюстраду, он спрыгнул на наклонную крышу, постоял немного на черепице, высматривая пустое место среди винных кувшинов, и соскочил на землю. Приземлившись точно между двух кувшинов, он тут же юркнул в узкий проход, отделявший винную лавку от соседнего дома.

Дао Гань покинул наблюдательный пункт и выбежал из темного закоулочка со всем возможным проворством, чуть не сломав ноги о лежавший на пути деревянный ящик. Завернув за угол, он налетел на У. Дао Гань грубо выругался на жаргоне бродяг, а У поспешил дальше, не обратив на нищего оборванца ни малейшего внимания.

Дао Гань последовал за ним на некотором расстоянии.

На улицах еще было очень людно, так что Дао Ганю не приходилось прилагать особых усилий, чтобы оставаться незамеченным. Странный тюрбан художника У делал его весьма заметным среди толпы, одетой в черные шапки.

У решительно шагал в южном направлении. На ходу Дао Гань потянул за макушку своего плоского берета, и тот вновь превратился в остроконечную шапку обывателя. Из рукава он извлек бамбуковую трубку длиной около чи. Это было одно из хитроумных устройств, которыми в совершенстве владел Дао Гань: внутри трубки находились еще шесть, каждая меньшего размера. Выдвинув их, Дао Гань превратил бамбуковую трубку в трость и пошел, опираясь на нее, словно пожилой горожанин, совершающий свою вечернюю прогулку.

Сокращая расстояние между собой и У, он следовал за художником, уже свернувшим на другую улицу. Это была пустынная улица, которая располагалась, как показалось Дао Ганю, где-то поблизости от восточной городской стены. По всей видимости, У хорошо знал эти места. Он снова свернул, на этот раз в узкий безлюдный переулок.

Прежде чем последовать за У, Дао Гань заглянул за угол. Он увидел, что переулок упирается в дверь маленького буддийского храма, который, судя по всему, был уже давным-давно заброшен, ибо створки двери сорвались с петель и внутри не горело ни одной свечи. Стоит ли говорить, что людей в храме тоже не было.

У решительно направился к храму и поднялся по каменным ступенькам, ведущим ко входу. Там он остановился и огляделся. Дао Гань поспешно спрятал голову.

Когда он выглянул снова, У уже скрылся внутри храма.

Дао Гань выждал некоторое время, затем вышел из укрытия и спокойно направился к храму. Над аркой при входе он с трудом разглядел три иероглифа, выложенных из потемневшей от непогоды мозаики, которые гласили «Приют Трех Сокровищ».

Дао Гань поднялся по ступеням и вошел в храм.

Святилище, очевидно, забросили много лет назад. Все убранство, включая алтарь, куда-то исчезло. Одни голые каменные стены. Сквозь дыры в крыше виднелись вечерние звезды.

Дао Гань, ступая на цыпочках, изучил помещение изнутри. Нигде не было никаких следов У.

Наконец Дао Гань просунул голову в заднюю дверь и тут же втянул ее обратно.

Там, за дверью, находился маленький внутренний садовый дворик с прудом. На берегу пруда стояла старинная каменная скамья, на которой в одиночестве сидел У. Он положил подбородок на ладони упертых в колени рук и созерцал заброшенный пруд с таким видом, словно занятнее в мире ничего не бывает.

«Наверное, на этом месте у него назначена тайная встреча!» – сказал сам себе Дао Гань.

Спрятавшись в оконную нишу, чтобы остаться незамеченным, если в храм пожалует еще кто-нибудь, он продолжал наблюдать за У. Сложив руки на груди, он быстро закрыл глаза и навострил уши: известно, что очень многие люди чувствуют на себе чужой взгляд, поэтому Дао Гань решил довериться слуху.

Прошло некоторое время, но ничего не случилось.

У время от времени менял позу; пару раз он подбирал камешки у себя под ногами и швырял их в пруд. Наконец он встал и стал прохаживаться взад-вперед по дворику, по-прежнему погруженный в глубокие раздумья.

Прошло еще полчаса.

Внезапно У собрался уходить.

Дао Гань съежился в своей нише, прижавшись спиной к холодной каменной стене.

У направился домой быстрым шагом, ни разу не обернувшись по пути.

Вернувшись на свою улицу, У осторожно заглянул за угол. Очевидно, он пытался выяснить, здесь ли все еще Ма Жун. Затем он быстро пересек улицу, добрался до узкого прохода между винной лавкой и соседним домом и юркнул в этот проход.

Дао Гань удовлетворенно вздохнул и направился к себе в управу.

А тем временем в винной лавке царило оживление.

После того как Ма Жун рассказал все байки, какие только знал, настал черед хозяина. Забулдыги оказались благодарными слушателями. Они восторженно хлопали в ладоши после каждого рассказа и всем своим видом показывали, что могут слушать еще долгие часы.

Наконец У спустился и присоединился к общему застолью.

К тому времени Ма Жун уже и не мог упомнить, сколько выпил чаш вина. Но пил он умело, и голова у него оставалась ясной. Он все еще надеялся, что если ему удастся напоить У, тот выболтает ему что-нибудь важное.

Поэтому, называя У «земляком», он одну за другой поднимал чаши в его честь. Так началась попойка, о которой в том квартале вспоминали еще долгие месяцы спустя.

У все время жаловался, что отстал от прочих бражников, а посему, до половины наполнив крепким вином котелок из-под риса, осушал его в один прием. Вино его не брало, словно это было не вино, а вода.

Попойка в винной лавке «Вечная весна»

Затем он распил еще один шэн с Ма Жуном и поведал тому одну длинную, но интересную историю.

Ма Жун начал потихоньку ощущать на себе действие вина. Следующую свою историю он рассказывал крайне путано и с большим трудом добрался до ее конца.

У громко выражал восхищение услышанным и осушил три чаши одну за другой, затем сдвинул тюрбан себе на затылок и принялся, облокотившись о стол, рассказывать одну за другой столичные сплетни, прерываясь только для того, чтобы выпить еще.

Пил он со вкусом, всегда осушая чашу одним глотком.

Ма Жун старался не отставать от собутыльника. Мимоходом он подумал о том, что У – весьма приятный собеседник. Правда, ему все время хотелось что-то спросить у него, но он уже не помнил толком – что. Поэтому он просто продолжал пить.

Первыми свалились забулдыги, лавочник разбудил каких-то их дружков и попросил отнести приятелей по домам. Ма Жун заметил, что он уже не на шутку пьян. Он постоянно начинал рассказывать неприличные анекдоты, но все время сбивался и путался. У опрокинул еще одну чарку и отпустил такую удачную сальную шутку, что лавочник аж взвыл от удовольствия. От Ма Жуна соль шутки ускользнула, но он все равно решил, что острота удачная, и стал громко хохотать. Он еще раз налил вина, чтобы выпить за У, лицо которого к тому времени уже раскраснелось. Пот выступил у художника на лбу, и тогда У сорвал с головы тюрбан и забросил его в угол.

С этого момента беседа стала очень путаной, Ма Жун и У говорили одновременно, совсем не слушая друг друга. Замолкали они, только чтобы хлопнуть в ладоши, заказывая очередной кувшин вина.

Далеко за полночь У заявил, что хочет спать. Он с трудом встал со стула и попытался самостоятельно добраться до лестницы, все время заверяя Ма Жуна в своей вечной дружбе.

Когда лавочник помог У вскарабкаться к себе, Ма Жун пришел к выводу, что винная лавка – очень приятное и гостеприимное место. Он медленно сполз на пол, где сразу же заснул и принялся громко храпеть.