Убийство в лабиринте

Глава четвертая. Дао Гань сообщает о тайне заброшенной усадьбы; хитроумная ловушка устроена в погруженной во тьму управе

Ма Жун в изумлении посмотрел на судью Ди, но тот не удостоил его разъяснениями. В молчании они побрели назад к управе. Цзяо Дай отворил им ворота и сообщил судье, что Дао Гань ожидает его в кабинете.

Тогда судья Ди позвал десятника Хуна. Когда все четверо сыщиков уселись перед столом, судья вкратце пересказал им свою беседу с сюцаем Дином. Затем он попросил доложить Дао Ганя.

Лицо Дао Ганя вытянулось еще пуще обычного, когда он начал:

– Дела пока не благоприятствуют нам, ваша честь. Этот мерзавец Цзянь находится в неплохом положении. Он высосал все что можно из уезда, но не тронул явившихся сюда из столицы членов богатых семейств, чтобы те не послали на него доноса императору. Я имею в виду, в частности, генерала Дина, сына которого ваша честь повстречали, а также Да Кея, сына наместника Да Шоу-цзяня.

Цзянь Моу оказался очень хитер; он не стал слишком туго закручивать гайки. Он собирает немалую дань со всех торговцев в округе, но всегда оставляет им значительную долю прибыли. Он также поддерживает мир и порядок, – сообразно со своим пониманием, конечно. Если кто-то пойман на воровстве или как зачинщик драки, молодчики Цзяня избивают такого до полусмерти прямо на месте преступления. Правда, говорят, что молодчики эти едят и пьют в харчевнях и постоялых дворах, не платя при этом ни медяка. С другой стороны, Цзянь тратит деньги направо и налево, так что многие торговцы имеют в лице его и его дружины отличных клиентов. Больше всего от тирании этого человека страдают владельцы маленьких лавок и ремесленники. В целом, однако, жители Ланьфана вполне смирились со своей судьбой и полагают, что могло бы быть и хуже.

– Преданы ли Цзяню его люди?– перебил судья.

– Похоже, что так, – ответил Дао Гань. – Эти негодяи, общим числом около ста человек, проводят все время за хмельной чашей и азартными играми. Цзянь набрал их из числа опустившихся горожан и дезертиров, служивших ранее в императорской армии. Усадьба Цзяня, кстати, похожа на крепость. Она находится возле западных ворот города. Высокая внешняя стена утыкана железными пиками, а главный вход днем и ночью сторожат четверо вооруженных до зубов охранников.

Судья Ди слегка помолчал, медленно теребя бакенбарды, а затем спросил:

– А что тебе удалось узнать про Да Кея?

– Да Кей, – отвечал Дао Гань, – живет возле Речных Врат. Живет спокойно, как и положено человеку, удалившемуся на покой. Но люди немало рассказывают про его отца, покойного наместника Да Шоу-цзяня. Это был сумасбродный старик, который большую часть времени проводил в загородном имении у подножия гор возле дороги, что выходит из восточных городских врат. Усадьба в этом имении – старый мрачный дом, окруженный густым лесом. Люди говорят, что построили его больше двух веков назад. На задах дома наместник устроил лабиринт, площадью больше одного цина. Хитросплетение дорожек создают изгороди из густого кустарника и стены из речных валунов. Одни говорят, что в лабиринте этом полным-полно ядовитых гадов; другие же утверждают, что наместник установил в нем многочисленные ловушки. Так или иначе, лабиринт так сложно устроен, что никто, исключая самого старого наместника, никогда не отваживался войти в него. Наместник же посещал лабиринт почти каждый день и проводил в нем нескончаемые часы.

Судья Ди выслушал рассказ Дао Ганя с большим интересом.

– Прелюбопытнейшая история! – воскликнул он. – Часто ли Да Кей навещает загородный дом?

Дао Гань покачал головой:

– Нет. Да Кей уехал оттуда сразу же после похорон старого наместника и никогда не возвращался. В особняке сейчас никто не живет, если не считать старика привратника и его жены. Люди говорят, что это место населено демонами и что по ночам дух старого наместника бродит там. Все стараются объезжать имение стороной даже при свете дня. Городская же усадьба наместника расположена у самых восточных врат. Но Да Кей продал ее вскоре после смерти отца и купил нынешний свой дом на другом конце города. Дом стоит на пустоши в юго-западном квартале, возле самой реки. Сам я туда сходить не успел, но люди говорят, что это – богатый дом, обнесенный высокой стеной.

Судья Ди поднялся и стал прохаживаться по кабинету.

Вскоре он нетерпеливо заговорил:

– Свержение Цзянь Моу выглядит для меня делом, которое не требует ничего, кроме военной силы, поэтому в настоящий момент оно не особенно интересует меня. Слишком похоже на игру в шахматы, когда противник и его силы известны с самого начала и не предвидится никаких неожиданностей. С другой стороны, я немало заинтригован двумя интереснейшими случаями, а именно двусмысленным завещанием наместника Да и еще не совершившимся, но ожидаемым убийством генерала Дина. Я бы хотел сосредоточиться на этих двух загадках, а вместо этого первым делом я вынужден свергать жалкого местечкового самодура! Какая нелепая история!

В гневе судья дернул себя за бороду, а затем сказал:

– Ладно, видать, с этим ничего не поделаешь! Сейчас надо перекусить, а потом мы откроем первое заседание суда.

И с этими словами судья Ди вышел из кабинета. Его помощники последовали за ним в пустую казарму, где домоправитель приготовил для них простую трапезу.

Когда они входили в казарму, Цзяо Дай сделал знак Ма Жуну, чтобы тот задержался в коридоре, и прошептал ему:

– Опасаюсь, что его превосходительство недооценивает, какая сила нам противостоит. Мы с вами опытные воины, мы знаем, что у нас нет надежды на победу. У Цзянь Моу – сто обученных бойцов; у нас, не считая самого судьи, только вы да я. До ближайшей заставы три дня скакать верхом. Не следует ли нам убедить судью не проявлять беспечность?

Ма Жун потеребил свои короткие усики.

– Судья Ди, – сказал он тихо, – знает не меньше твоего. Полагаю, он уже изобрел план действий, пригодный в нашем положении.

– Ни один хитроумный план, – заметил Цзяо Дай, – не поможет против превосходящей силы. Мы готовы на все, но что станется с женами судьи и его детьми? Цзянь не пощадит их. Считаю, что мы обязаны предложить судье сперва притворно подчиниться Цзяню, а затем продумать, как напасть на него. Через две недели у нас здесь будет полк солдат.

Ма Жун покачал головой.

– Никто не рад непрошеным советам, – сказал он. – Стоит подождать и посмотреть, что будет дальше. Нет лучше смерти, чем отважно пасть в честном бою.

– Отлично, – сказал Цзяо Дай, – присоединимся к остальным и будем молчать о нашей беседе, дабы не тревожить десятника и Дао Ганя.

Они вошли в казарму стражи и со вкусом принялись за еду.

Съев рис, Дао Гань утер рукой подбородок и сказал:

– Я служу более трех лет под началом судьи Ди и, как мне кажется, неплохо его понимаю. Но сейчас я недоумеваю, почему его так заинтересовало старое дело о наследстве и убийство, которое еще неизвестно, свершится или нет. А между тем перед нами стоит трудная и безотлагательная задача – свержение Цзянь Моу. Вот ты, Хун, знаешь его превосходительство всю жизнь. Скажи, что ты думаешь по этому поводу?

Десятник Хун доедал свой суп, придерживая усы левой рукой. Поставив миску на стол, он молвил с улыбкой:

– За долгие годы службы я понял только одно про нашего судью: не стоит и пытаться понять его!

Все засмеялись, встали из-за стола и вновь вернулись в кабинет.

Когда Хун помогал судье облачиться в церемониальные одежды, тот сказал ему:

– Поскольку у нас в управе нет слуг, то ныне вы четверо будете выполнять их обязанности.

Молвив это, судья Ди сложил ширму, которая отделяла его кабинет от зала заседаний, и взошел на помост.

Усевшись на скамью, судья повелел десятнику Хуну и Дао Ганю встать рядом, взять на себя обязанности писцов и вести протокол. Ма Жун и Цзяо Дай должны были стоять у подножия помоста в качестве судебных приставов.

Ма Жун обменялся с Цзяо Даем удивленным взглядом. Они не могли понять, почему судья так желает придать происходящему видимость настоящего судебного заседания. Глядя на пустой зал, Цзяо Дай подумал, что все это более напоминает ему театральное представление.

Судья Ди постучал своим молоточком по скамье и торжественно возгласил:

– Я, начальник уезда, открываю первое судебное заседание. Цзяо Дай, введите в зал заключенных!

Вскоре Цзяо Дай ввел шестерых разбойников и девушку, которые были связаны вместе одной длинной цепью.

Приблизившись к помосту, пленники изумились, узрев судью, в полном облачении восседающего на шаткой скамье в пустынном зале.

С бесстрастным лицом судья Ди повелел Дао Ганю записать полное имя и прежнее занятие каждого разбойника, а затем сказал:

– Вы совершили преступление: грабеж на большой дороге, сопряженный с покушением на убийство. Закон обязывает меня приговорить вас к смерти через обезглавливание, имущество ваше конфискуют, а головы ваши, прибитые гвоздями к городским вратам, будут в назидание другим на три дня выставлены на обозрение. Однако, учитывая, что никто из жертв разбоя не лишился жизни и не получил серьезных повреждений, а также принимая во внимание причины, подвигшие вас на этот отчаянный поступок, я пришел к решению, что в вашем случае милосердие должно склонить чашу закона в свою сторону. И я, данной мне властью, отпускаю вас на свободу с единственным условием – вы будете служить приставами при нашей управе, столько, сколько я пожелаю, а Фан будет вашим старостой. Вы принесете присягу и будете ей верны, пока я не освобожу вас от ваших обязанностей.

Ошеломленные разбойники не могли поверить собственным ушам.

– Ваша честь, – заговорил наконец Фан, – мы, ничтожные людишки, глубоко благодарны вам за оказанное снисхождение. Но все сказанное вами означает только то, что исполнение смертного приговора откладывается на несколько дней. Ваша честь еще не знает, как мстителен Цзянь Моу, и…

Судья вновь постучал молотком по столу и громогласно изрек:

– Повинуйтесь начальнику, испытывайте трепет перед врученными мне знаками власти. Знайте, что в этот самый день и час тысячи судей во всех концах Поднебесной в своем торжественном облачении вершат справедливость во имя нефритового трона и черноволосого народа. С незапамятных времен они соблюдают обычаи и порядок, установленные мудрыми предками и одобренные волею Неба, а также торжественным согласием миллионов и миллионов подданных Срединного государства! Не случалось ли вам видеть, как кто-нибудь пытается водрузить шест посреди горного потока? Шест стоит один лишь миг, а затем его уносит вечно текущей могучей стремниной. Точно так же люди порочные или невежественные могут на краткое время обрести власть и пытаться поколебать священные устои нашего общества. Но разве не видим мы с кристальной ясностью, что все такие попытки всегда кончаются сокрушительным падением самозванцев? Потеряв веру в знамение Неба, рискуешь потерять веру в самого себя. Встаньте и да снимут с вас цепи!

Разбойники, может, и не поняли всей глубины слов, произнесенных судьей Ди, но были глубоко тронуты его искренностью и оказанным им безграничным доверием. Сыщики же догадались, что все сказанное было обращено не только к преступникам, но и к ним. Ма Жун и Цзяо Дай, склонив головы, поспешно освободили узников от оков.

Затем судья Ди вновь обратился к подсудимым:

– Сейчас каждый из вас поведает Дао Ганю и десятнику Хуну о притеснениях, которые он испытал от Цзянь Моу и его приспешников, и знайте, что в свое время все ваши жалобы будут рассмотрены в суде. Теперь нас, однако, ждут иные неотложные дела. Вы, шестеро, отправляйтесь в арсенал, возьмите доспехи и оружие бывших приставов, отнесите их во двор управы и вычистите. Ма Жун и Цзяо Дай обучат вас воинским приемам. Дочь же Фана поступает в распоряжение домоправителя; она будет прислуживать в жилых покоях. На этом я закрываю первое заседание суда.

Судья встал и направился в свой кабинет, где переоделся в уютный домашний халат. Только он начал перебирать документы, как вошел староста Фан. Фан поклонился и почтительно сказал:

– Ваша честь, возле той долины, где мы напали на вас, в лагере живут еще около тридцати горожан, покинувших Ланьфан из-за произвола, творимого Цзянь Моу. Все они мне хорошо знакомы. Пятеро или шестеро из их числа – отъявленные мерзавцы, остальные же – честные люди, за которых я могу поручиться. Мне пришло в голову, что я мог бы разыскать их и взять на службу в управу.

– Отличная мысль! – воскликнул судья. – Седлай коня и скачи к ним. Выбери из них тех, кого сочтешь достойным, и возвращайся в город под покровом тьмы, разбив всех на группы по два-три человека. И пусть идут разными путями, чтобы не привлечь ничьего внимания.

Староста Фан помчался исполнять повеление.

К вечеру двор уже напоминал военный лагерь.

Десять человек в черных лакированных шлемах и кожаных доспехах с красными кушаками, как и положено судебным приставам, осваивали военные приемы под руководством старосты Фана. Еще десять в легких кольчугах и блестящих медных шлемах обучались у Ма Жуна искусству фехтования на пиках. Цзяо Дай, в свою очередь, посвящал десять других воинов в тайны мечевой сечи.

Врата управы были заперты, возле них на страже стояли десятник Хун и Дао Гань.

Ближе к ночи судья Ди приказал всем собраться в зале заседаний.

При свете одинокой свечи он дал поручение каждому, и, закончив, он попросил соблюдать полное молчание и задул свечу.

Дао Гань покинул зал; он осторожно затворил дверь за собой и прошел по темному коридору, освещая путь маленьким бумажным фонариком.

Добравшись до тюрьмы, он открыл дверь камеры смотрителя, отвязал цепь, которой тот был прикован к стене, и сказал строгим голосом:

– За небрежение обязанностями судья решил уволить тебя со службы. Ты не заботился должным образом о доверенных тебе печатях управы. В ближайшие дни судья наберет в управу новых служителей, и первым преступником, который предстанет закованным в цепи перед его помостом, окажется самоуверенный тиран Цзянь Моу!

Смотритель злобно посмотрел на Дао Ганя.

Не говоря ни слова, Дао Гань провел его по коридору и через пустынный двор. Они миновали безлюдную казарму; везде царили мрак и безмолвие.

Дао Гань отпер ворота и выпихнул смотрителя на улицу.

– Убирайся, – прорычал он. – И чтобы твоей хари я здесь больше не видел!

Смотритель недоверчиво посмотрел на Дао Ганя. С ухмылкой он изрек:

– Я вернусь быстрее, чем ты ждешь, болван!

И, сказав это, растворился во тьме.