Участковый: Назад в СССР

Глава 7 Планы по обогащению в настоящем и воспоминания о туманном будущем

Будильник я не ставил, но всё равно проснулся, во сколько собирался. Сходил в душ и быстро позавтракал. Закинул в спортивную сумку бутсы и нехитрую футбольную форму. Через полчаса спустился по лестнице и по привычке, сложившейся годами прежней жизни, выбрал нужное направление движения.

На этот раз путь вёл по окраинам частного сектора, мимо главной проходной ткацкого комбината.

Если честно, то уже сегодня хотелось проехаться по известным мне местам, где маньяк в будущем совершал первые убийства. Необходимо на месте хорошенько осмотреться, ибо теперь я подсознательно чувствовал, что раньше упускал из виду нечто важное. Однако я не мог осуществить такой туристический вояж по ближайшему Подмосковью из-за нескольких вполне объективных факторов.

Во-первых, мелочи в карманах осталось чуть меньше рубля. И хотя в СССР вовсю шло построение социалистического общества, без денег путешествовать было невозможно. Для пересечения Москвы, нужно сначала сесть на автобус, идущий к ближайшей станции метро. Потом с пересадками добраться до конечной станции одной из веток и в зависимости от того, куда конкретно я хочу попасть, либо сесть на пригородную электричку, либо на один из рейсовых автобусов. И на весь этот путь туда и обратно, нужно покупать билеты. К тому же не мешало бы заранее изучить расписание движения общественного транспорта, чтобы не ожидать часами на полустанках и остановках.

Конечно, я мог надеть милицейскую форму или просто воспользоваться удостоверением, но привлекать к своей особе внимания, уж точно не хотел. Конечно, это удобно, не платить за проезд, но тогда любой контролёр в транспорте, меня обязательно запомнит. Меня же сейчас больше устраивала полная анонимность. Конечно, пока я точно не собираюсь совершать ничего противозаконного, но какова будет моя реакция, если, к примеру, вдруг встречу убийцу, я предположить не могу.

На сохранение полной анонимности и пользованием услугами такси, моих финансов явно не хватало, так что придётся ждать милицейское жалование. Хотя если уж честно, то и на него особо не разгуляешься. Сколько сейчас получает участковый? Со всеми надбавками, это сто сорок рублей, ну или на красненькую десятку меньше или больше.

Для выполнения всех поставленных задач этого точно недостаточно. Да и личный транспорт заиметь не помешало бы. У отца прямо сейчас во дворе стоит мотоцикл «Урал» с коляской. Если отношения с роднёй восстановятся, можно будет иногда просить его для дела.

Пока, меня это устраивает, но потом нужно будет завести что-то своё. Лучше всего — невзрачную машину. Москвич или жигуль, копейку. А эту проблему без положительного решения финансового вопроса, уж точно разрулить не удастся.

Проходя мимо проходной и здания управления комбината, я принялся напрягать мозг, в поисках разрешения финансового вопроса. Мне нужно минимум пять тысяч, а лучше в два-три раза больше.

Первое, что пришло на ум, было банальным. Я знал один дом, ещё дореволюционной постройки, где прямо сейчас, на первом этаже в камине кухни, замурована жестяная банка с царскими червонцами, пятирублёвками и пятнадцатирублёвыми монетами. Там их много, а если точно, триста девяносто пять штук. В кладе имеются несколько очень редких экземпляров, времён прежних императоров Российской империи.

Откуда такая осведомлённость? В девяносто первом, только что получивший офицерские погоны, лейтенант Горюнов, собственноручно составлял акт приёмки монет, изъятых на ответственное хранение.

А за два дня до этого, во время капитального ремонта квартиры, состоялся обычный снос старого камина. Производивший эти действия ответственный гражданин обнаружил клад и решил сдать всё государству. Бедолага хотел вполне легально получить свои причитающиеся двадцать пять процентов. Правда, впоследствии он сто раз пожалел. Ибо, поступив по букве закона: он обрёк себя на моральные страдания.

СССР заканчивал своё существование, со всеми вытекающими, так что властям было не до выплаты вознаграждения чересчур честному гражданину. В результате монеты пролежали целый год в сейфе начальника местной милиции. А в девяносто втором, когда Союз окончательно добили в Беловежской пуще и начался парад суверенитетов, про золото благополучно забыли.

Как раз в это время начальника милиции полковника Перегудова вынудили уйти в отставку, а на его место уселся Гамалеев. Он всегда держал нос по ветру и занимал сторону тех, кто выигрывал, так что легко вписался в структуру новой милиции Российской Федерации.

А уже после девяносто третьего выяснилось, что царские червонцы из личного хранилища начальника милиции бесследно исчезли. А вместе с ними пропал акт передачи содержимого сейфа. Вместо золота жестянка была набита свинцовыми грузилами и ржавыми болтами. В результате уцелели только те образцы монет, что изначально сдали на экспертизу в музей.

Я знал про это всё потому, что на найденном в архиве акте описи клада стояла моя подпись. А ещё через полгода прошлись и по мне. Следователь, который вёл дело, действуя с подачи Гамалеева, попытался повесить пропажу на меня. К тому моменту я получил звание старшего лейтенанта и уже перешёл работать в уголовный розыск.

Я быстро просёк ситуацию и в процессуальных действиях следователя участвовать наотрез отказался. А позже, когда он решил на меня надавить, следак был послан в пеший поход, на три весёлых буквы. Само собой, кто-то наверху был кровно заинтересован в приостановке расследования и так как козёл отпущения не нашёлся, дело благополучно похерили.

Нашедший клад гражданин конечно же возмущался. Начал жаловаться, хотел писать на телевидение и в газеты. Но его смогли осадить. Один из прихлебателей Гамалеева, накопал какой-то компромат на сына кладоискателя и заткнул ему рот.

Начинались «благословенные» девяностые, так что подобные казусы вокруг случались постоянно. В результате гражданин не получил ни копейки, а у безработной жены Гамалеева в скором времени появился собственный трёхэтажный особняк.

Я знал, как без палева изъять почти четыре сотни золотых монет из тайника, но отлично понимал, в восьмидесятом году, подобное решение финансового вопроса может стать проблемным. Конечно, можно начать продавать монеты по одной нумизматам и зажиточным коллекционерам старины, но это очень опасно. Ведь почти все они напрямую связаны с КГБ и являются осведомителями.

Нового игрока, появившегося на весьма узкопрофильном рынке, просветят рентгеном и сразу сдадут, чисто на всякий случай. В результате про меня узнают там, где не надо. Так что придётся оставить этот вариант стремительного обогащения на самый крайний случай. Использую возможность, только если срочно понадобится большая сумма, и тот, с кем я буду договариваться, согласится принять её царским золотом. Так что пускай пока добро полежит до поры в тайнике. До девяносто первого его всё равно не обнаружат.

Другие варианты поднятия благосостояния тоже имелись, но они все были не особо законны. Брать как участковый мзду за крышевание самогонщиков и бабулек, продающих семечки, я точно не собирался. А вот московскую фарцу, можно тряхнуть. Тем более я знаю нескольких фарцовщиков, впоследствии ставших сначала кооператорами, а потом либо клиентами пенитенциарных учреждений, либо солидными коммерсантами.

Ещё я был в курсе о подпольном пошиве джинсы. Цеховики работали прямо на комбинате, в подземном этаже носочно-чулочного цеха. Узкий круг лиц занимался этим тайно вплоть до разрешения кооперативной деятельности в стране. С одним участником незаконного бизнеса я раньше контактировал в связи с расследованием одного преступления. Наслушался от него разных интересных историй и знал о доходах цеховиков. Правда я не знал точно, когда они начали свою деятельность. До восьмидесятого года или на год-два позже.

Короче, надо думать и что-то решать. А то с дырками в карманах, я далеко не уеду. Одновременно с этим не стоит входить в сильное противоречие с законом и попадаться на глаза милицейскому руководству, прокуратуре и КГБ.

С этими мыслями я добрался до стадиона.

Если честно, то это сооружение стадионом можно назвать с большой натяжкой. Просто ровное футбольное поле, с остатками травяного газона. Вокруг беговая дорожка, покрытая резиновыми плитами. Железные ворота и небольшая трибуна, с одной стороны, а с другой — скромная раздевалка.

Ещё имелся деревянный забор, не смыкающийся в единый периметр, причём в нескольких местах. Короче, проходной двор. Из-за этого мне всегда было непонятно, зачем на выезде со стадиона поставлены массивные ворота, способные выдержать удар идущего на таран грузовика.

Правда, если уж честно, то для восьмидесятого года и такой стадион казался роскошным. Все футбольные матчи проводились без продажи билетов. А игроки участвовали в играх на чистом энтузиазме.

Когда я подошёл, комбинатовская команда бегала по своей половине поля. А так называемая любительская сборная микрорайона, возглавляемая моим батей, образовала кружок и пинала мяч, играя в одно касание.

Отец, как всегда, в форме вратаря и кепке. С ним парочка знакомых по прошлой жизни, сотрудников ГАИ. Остальных парней я тоже наглядно знал, ведь довольно-таки часто присутствовал на тренировках и играх. Немного удивило присутствие местного хулигана Кошеля с парой десятиклассников.

Меня увидел Батя и сразу подошёл.

— Саня, молодец, что пришёл. За три месяца твоих спортивных прогулов, здесь в принципе ничего не изменилось. Сегодня у нас товарищеский матч с комбинатовскими. Через пятнадцать минут начало игры. Ты в основном составе, так что давай подключатся.

Быстро переодевшись, я со всеми поздоровался. Затем встал в круг и принялся неспешно пинать мяч. Тут же вспомнил, как начиная с девяностого года, сам собирал местных с микрорайона для игры в футбол. Обычно мы сталкивались либо с комбинатовской командой, либо с так называемыми «железнодорожниками», жившими за сортировочной. Кроме них, собиралась команда «деревенских», проживающими в частном секторе. И что бы ни происходило в стране, это продолжалось вплоть до двухтысячных. Хотя если честно, то теперь я вообще не понимал, как мы находили на футбол время.

В голову пролезли воспоминание о былом, которое мне ещё предстоит заново прожить.

С начала девяностых комбинат начал постепенно загибаться. А когда взорвали машину директора Егорова, занимающего эту должность ещё с семидесятых, вокруг начало кружить уголовно-бандитское вороньё. Сначала пришлые коммерческие структуры скупали акции у работников по дешёвке, а потом они начали стрелять друг дружку, деля собственность.

Появились авторитеты, возглавивший бандитские группировки рэкетиров. Они забивали стрелки и устраивали сходки. Каждый старался урвать то, до чего мог дотянуться. И чем дальше, тем ситуация для простых работяг становилась всё хуже.

Задержки выплаты зарплаты за полгода, это самое малое из бед. Раньше работники могли украсть продукцию и продать за полцены полотенца или отрез ситца. А когда это всё практически перестали производиться, наступили голодные времена.

Для меня, как сотрудника уголовного розыска, это были самые трудные годы. Мы делали всё, чтобы бандитские формирования не борзели. И несколько лет подряд, по весне собирали по пустырям и лесополосам урожай трупов отстрелянных братков.

Комбинат почти закрылся и наверняка бы был разорван на куски, но в девяносто шестом группа адекватных акционеров заимела контрольный пакет акций и смогла поставить своего управляющего. Некоего Сидора, приехавшего в Подмосковье из солнечного Магадана. Тогда все местные решили, что авторитетный господин пришёл окончательно раздербанить то, что осталось от градообразующего предприятия, но новый директор повёл себя по-другому.

Первым делом поставил свою охрану, затем выгнал представителей местных братков сначала из правления, а потом и с территории производства. А затем Сидор и вовсе принялся не вывозить ткацкие станки на металлолом, а завозить новое оборудование. Работяги опять начали пахать в три смены и получать зарплату.

Отогнанному от кормушки Подмосковному криминалу, это шибко не понравилось. На нового директора несколько раз покушались. Впрочем, Сидор тоже не был паинькой и отвечал бандюкам той же монетой.

Я, как сотрудник уголовного розыска был в курсе происходящего и, если честно, не особо копал под Сидора, хотя и было за что. Он давал жить работягам, и это тогда меня вполне устраивало. А оприходовать очередной труп, найденный в лесополосе по весне, и определить его в висяки, это обычная милицейская работа в девяностые.

А в 1999 случилось то, после чего меня заметили в главке. По наводке Сидора уголовный розыск смог взять одного авторитета, пытающегося влезть на комбинат. Вместе с ним задержали несколько братков из его бригады. И один из них, совершенно неожиданно, прямо у меня на допросе, проведённом, разумеется, с пристрастием, запел как соловей. Выдав всех своих и даже чужих, он позволил одномоментно закрыть кучу висяков.

После этого меня вызвали в главк. Похвалили и предложили перейти в специально созданный отдел, занимающийся особо важными делами и поимкой серийных убийц.

Как ни странно, это очень не понравилось моему непосредственному начальнику, полковнику Гамалееву. А через два месяца запел уголовный авторитет, и выяснилось, что начальник милиции лично помогал ему разруливать проблемы и копал под руководство комбината.

Сидор узнал о сговоре, состоявшемся у него за спиной, психанул и перестал передавать ежемесячные конверты с наличкой Гамалееву. А потом события завертелись с такой скоростью, что я едва за ними успевал.

Сменившимся настроем Гамалеева воспользовались акционеры, имеющие около трети акций комбината. А дальше дело техники. Подделать документы и купить нужное решение суда в конце девяностых было не особо сложно.

К этому моменту привлекать бандитов к рейдерскому захвату предприятия стало опасно, так что коммерсанты наняли полубандитскую охранную фирму и нашего начальничка милиции.

Правда, ребятки не учли, что работающие на земле менты, не особо стремились рвать жопу за господ, желавших устроить новый передел собственности, со всеми вытекающими кровавыми последствиями. Именно тогда, пойдя наперекор начальству, я сагитировал милиционеров и те отказались идти на штурм проходной и здания управления. Так что нанятая охранная фирма, столкнулась с охраной Сидора в одиночку, и, понеся потери в виде нескольких покалеченных спортсменов, благоразумно отступила.

Гамалеев рвал и метал, но что делать с посмевшими не выполнить устный приказ, местными милиционерами не знал. Уволить всех и остаться с дюжиной прихлебателей, у него таких полномочий не имелось. Правда, и давать заднюю было уже поздно.

В результате он нашёл выход, договорившись со своим хорошим знакомым, командиром батальона ОМОНа. Правда, когда в микрорайон прибыла пара автобусов, наполненных маски-шоу, мне удалось переговорить с одним старым знакомым.

Майор МВД, являлся командиром спецроты ОМОНа, и не зря носил позывной «Ведьмак». Я подробно обрисовал ему ситуацию и ясно дал понять, к чему это всё приведёт, и он меня правильно понял.

Отказаться от выполнять прямого приказа омоновцы не могли, но Ведьмак вывернулся и смог вызвонить знакомую редакторшу программ с первого канала. После этого она оперативно организовала выезд телевизионной группы с целью снять острый репортаж.

В результате кадры готовящегося штурма предприятия попали в прямой эфир. Первыми среагировало омоновское начальство. Приехал некий генерал и в прямом смысле надавал командиру батальона по шее. После этого подразделение отозвали. Позже позвонили из главка и наехали уже на нашего Гамалеева.

Впоследствии тот всё равно смог выкрутиться, переведя все стрелки на омоновцев. Но его авторитет у местных сотрудников настолько упал, что полковнику пришлось переводиться на другое место службы. Мне довелось столкнулись с ним в две тысячи десятом, но это уже совсем другая история.

А комбинат Сидор не просто отстоял. Ушлый директор смог скупить акции у потерявших интерес акционеров и стал единоличным собственником, руководящим предприятием по сию пору в моём будущем.

Ну а куча раскрытых убийств, позволила мне перевестись работать в центр Москвы и войти в группу, занимающуюся особо тяжкими преступлениями и серийными убийцами. И хотя больше я никогда в дела комбината не вмешивался, всё равно знал: в том, что он до сих пор существует и люди там работают, есть и моя небольшая заслуга.