Учение и жизнь ранней церкви

Гонения и вопрос об отступниках

С 235 г. начались частые набеги варваров на Римскую империю. Она и так переживала не лучшие времена: стихийные бедствия, экономический упадок и заговоры подорвали былое могущество. В 248 г. войска одержали победу в битве под Паннонией и провозгласили полководца Деция императором. Под его предводительством армия в 249 г. вернулась в Рим и в свергла Филиппа Арабского. Захватив престол, Деций постарался укрепить свою власть и заключил сделку с влиятельными политиками, в том числе с египетскими деятелями, которые отличались ненавистью к христианам.

Распространение Церкви по всей земле, рост числа ее сторонников в среде образованных людей, падение интереса к языческим богам в связи с ухудшением дел в экономике привели к нападкам на христиан со стороны определенных кругов. В Египте верующих начали неофициально притеснять уже в 248 г., с некоторыми из них расправились без суда и следствия. Воцарившись в Риме, Деций объявил себя спасителем вечных ценностей и борцом за нравственность — возможно, из самых искренних побуждений. Он принес жертву Юпитеру 3 января 250 г. и повелел всей Империи последовать его примеру. Так началась первая планомерная атака на христианство, которая оказалась и самой успешной из всех имперских гонений.

В первую очередь пострадали епископы. Фабиан Римский и Вавила Антиохийский погибли уже в январе 250 г. Всем лицам было приказано принести жертвы идолам и заверенные письменные свидетельства сдать властям. Эвктемон Смирнский привел к языческим алтарям всю свою общину, и вряд ли он был единственным, кто так спасал свою паству. Доброжелатели напали на темницу, где был заточен Дионисий Александрийский, и освободили его, хотя сам пленник и возражал против насилия. Киприан Карфагенский ушел в подполье. Последние два епископа оставили нам подробные описания трагических событий тех дней. В больших городах, где указ вступил в силу раньше, чем в сельской местности, многие подчинились императорской воле. Дионисий и Киприан рассказывают, что отвыкшие от гонений христиане толпами шли к языческим храмам, чтобы принести жертвы и получить заветное свидетельство. Некоторые бежали, малая часть оказалась в темницах, но после непродолжительных побоев была отпущена, погибли буквально единицы.

Через год гонения улеглись. Деций отправился воевать на север и в 251 г. был убит в бою. Киприан и другие беглецы смогли вернуться домой. Однако церкви за это время сильно изменились. Многие из отступников по–прежнему считали себя христианами. Возможно, они полагались на милосердную политику, предложенную еще молодым Тертуллианом: верующего, совершившего тяжкий грех, прощали и назначали ему испытательный срок, во время которого приравнивали к оглашенным; после этого он опять становился полноправным членом общины. Однако теперь число отступников оказалось непомерно велико, а духовенства катастрофически не хватало: большинство из тех, кто сохранил верность христианству, погибло; те же, кто отрекся и остался жив, не имели права исполнять свои обязанности. Немедленно появились силы, выступавшие за отмену строгих ограничений. Некоторые из священников стали самовольно принимать в церковь всех, повинных в идолопоклонстве; так произошло, например, в Карфагене.

Надо сказать, что скорейшему примирению отступников с Церковью сильно способствовали исповедники. Так называли людей, исповедавших христианскую веру перед миром, особенно в суде, несмотря на страдания и угрозу смерти. Вначале слово обозначало то же, что «мученик», но позже появилось различие: мученик — тот, кто погиб за исповедание веры, а исповедник — тот, кто страдал, но остался жив. Кроме того, у исповедников был особый дар, обещанный им Христом (Мф. 10:19–20). Ипполит утверждал, что вышедший из темницы исповедник мог сразу начинать служить диаконом или пресвитером без официального посвящения («Апостольская традиция», 10.1–2). Исповедники нередко сидели в совете пресвитеров, управляли делами общины. Во время лионских гонений в 177 г. некоторые из брошенных в темницу отреклись от веры, но затем раскаялись в содеянном. Более стойкие, пользуясь своим правом исповедника, приняли их обратно в ряды христиан, и позже они все вместе погибли на арене. Мученичество подтвердило, что решение примириться с покаявшимися отступниками было угодно Богу (Евсевий, «Церковная история», 5.1).

Итак, в 251 г. в Карфагене исповедники начали благословлять возвращение в Церковь отступников, в первую очередь, своих знакомых. Они выписывали «отпустительные грамоты» (libelli pacts), дававшие священникам право безоговорочно принять грешников в общину, а порой настойчиво требовали этого. Киприан был особенно потрясен посланием, где исповедники заявляли: «Мы даровали мир всем, чье поведение после совершения преступления не вызывало нареканий», и в конце стояла приписка с просьбой довести это до сведения остальных епископов («Послания», 24; 27). Возмущение епископа Карфагенского станет понятнее, если мы познакомимся с ним поближе.

Немало знатных и начитанных людей присоединялось к Церкви как на Западе, так и на Востоке. Одним из таких новообращенных стал Киприан, который вырос в богатой языческой семье. Получив литературное образование, он начал работать, но постепенно возненавидел окружающий мир: ему казалось, что все ищут только личной выгоды. Осознание собственной греховности повергло его в уныние, и облегчение пришло, лишь когда он услышал Благую Весть и в 246 г. крестился. Через два года его избрали епископом, и он продал все свое имение (правда, друзья выкупили часть вещей и вернули ему), а деньги раздал бедным. Светские книги его перестали интересовать: в своих христианских работах он ни разу не ссылается на них даже косвенно, только на Священное Писание. Подобные поступки и отношение очень характерны для Киприана. Он во всем подражал Тертуллиану, которого называл «Учитель». К назначению на пост епископа он отнесся со всей серьезностью и, хотя не посчитал своим долгом сдаться властям и добровольно принять смерть (как он, впрочем, сделал в 258 г.), всеобщее отступничество крайне возмутило его.

Гонения, по его мнению, были карой Господней для погрязшей в грехах обмирщенной церкви, а жертвы идолам — предательством и страшным преступлением против Бога и Его заповедей. Будучи в укрытии, Киприан подготовил группу верных священников и дал им указание не принимать отступников в церковь без согласия епископа («Послания», 17.1). Когда опасность миновала, настало время восстанавливать разрушенное. Киприан категорически возражал против облегчения правил примирения и не считал мнение исповедников достаточным основанием для поблажек. Он написал трактат «О падших», где описывал весь ужас отступничества, а неочистившимся грешникам, уповающим на милость Божию, , грозил страшными небесными карами. Он рассказывает историю о девочке, которую без ведома родителей накормили идоложертвенным мясом. Сама она еще не умела говорить и не понимала, что происходит. Позже, когда отец и мать принесли малышку в церковь, ей дали причаститься. Однако святые дары не могли оставаться в оскверненном теле, и у ребенка началась ужасная рвота. Так преступление, совершенное в тайне от людей, не сокрылось от взора Господа («О падших», 25). Тон Киприана настолько суров, что некоторые исследователи сравнивают его с поздним Тертуллианом. Однако в последней главе трактата становится ясно: Бог может простить и прощает; если покаяние истинно, если оно подтверждено искренней верой и добрыми делами, то Господь примет ходатайство исповедников и решение епископов. Это указывает на важную черту мышления Киприана: единственный земной судья в подобных вопросах — епископ.

Трактат «О падших» был представлен на Карфагенском вселенском соборе в 251 г. Тогда епископы приняли умеренную политику: у каждого кающегося нужно выяснить степень вины и подвергнуть его соответствующему наказанию. Вначале предложили различать две группы отступников: те, кто добыл свидетельство обманным путем, и те, кто действительно приносил жертву. Первых позволительно было принять в Церковь, а вторых разрешалось назвать христианами только на смертном одре. После согласования с Римом ввели более мелкое деление, а на следующих вселенских соборах добавили еще ряд уточнений. Когда же появилась угроза новых гонений, решили открыть двери Церкви для всех кающихся.

Таким образом, взгляды Киприана завоевали симпатии большинства собравшихся в Карфагене епископов. Тем не менее были и противники. Некоторые верующие заявили, что оставались в городе и рисковали жизнью, в то время как Киприан прятался от гонителей неизвестно где. В конце концов от церкви отделилась группа, возглавляемая одним из диаконов и поддерживаемая исповедниками. Позже они назначили некоего Фортуната епископом Карфагенским и отказались признавать Киприана. В церкви же уважение к нему росло, а потому его порядок примирения с отступниками и взгляды на роль епископа в этом также прижились.

Тем временем римская церковь переживала не менее тяжелый раскол. Там массовое отступничество началось после смерти Фабиана. Провести выборы нового епископа оказалось невозможно. Церковь продолжала как–то существовать, и из ее переписки с Киприаном нам известно, что ведущее положение занял пресвитер Новациан. Именно его суровость в отношении падших и расколола церковь. Борясь за нравственную чистоту, он категорически отказывался поступиться принцинами и принять тех, кто во время гонений нарушил клятву, данную при крещении. В результате, когда церковь все–таки решилась избрать нового епископа Римского, она предпочла безразличного Корнелия талантливому Новациану. На стороне последнего были некоторые епископы и исповедники, и они вели себя так, как если бы Корнелия никогда не рукополагали, а через короткое время провозгласили епископом Новациана. Церкви во всех землях получили уведомления от обоих епископов. Дионисий Александрийский предпочел Корнелия (см.: Евсевий, «Церковная история», 6.45; 7.8). Фавий Антиохийский встал на сторону Новациана, но вскоре умер.

Киприан колебался. По взглядам ему был близок Новациан, но Корнелия рукоположили первым, в итоге он поддержал его твердо, но без энтузиазма (в «Посланиях», 55.8 он называет нового епископа «посредственностью»). Африканские церкви были недовольны выбором Киприана. Письмо Корнелия изобиловало грубыми выпадами против Новациана, а в конце прилагался внушительный список представителей духовенства и благодарных малоимущих, которым римская церковь помогала (Евсевий, «Церковная история», 6.43); подразумевалось, что все они поддерживают Корнелия. Римские исповедники вскоре покинули Новациана, но его община росла и процветала, сам он пережил Корнелия и ряд его преемников.

В следующем столетии христианство заняло положение государственной религии, и приток полуобращенных заставил Церковь вновь обратить свой взор на группу, сохранившую верность нравственным традициям. К тому времени там уже отменили все строгости в отношении покаявшихся отступников, предоставив Богу судить их. Новациане сберегли все догмы, переданные им основателем, и продолжали крестить во имя Пресвятой Троицы. Однако они ввели неслыханное правило: не признавать крещение других церквей. Из какой бы общины ни происходили отступники и еретики, отношение к ним было, как к новообращенным язычникам: им надлежало проходить обучение и креститься. Последствия этого новшества оказались роковыми, как мы увидим далее.

Раскол и единство

Расколам посвящен важнейший трактат Киприана «О единстве соборной Церкви»; слово «единство» здесь означает не только «неделимость», но еще и «единственность». Епископ не указывает, о ком пишет — о собственных противниках в Карфагене или о римских и африканских новацианах, содержание подходит и к тем, и к другим. Покидающие единую истинную Церковь, пишет Киприан, подобны мятежникам Корею, Дафану и Авирону, которые незаконно провозгласили себя священниками, за что их поглотила земля, а сторонников пожрал огонь (Числ. 16). Ничем нельзя оправдать греха бунтарства; даже отдавший тело свое на сожжение не будет причислен к мученикам, ибо жертва его без любви ничто. Однако где найти единство? В единой соборной Церкви, распространенной по всей Земле («О единстве соборной Церкви», 4–6). В ней много членов, но она одна — как солнце одно, а лучей у него много; дерево одно, а ветвей у него много; река одна, а каналов от нее отходит много. Загороди источник света — и не будет лучей; срубленное дерево без корня погибнет; канал без реки пересохнет. То же произойдет и с раскольниками. Верующий знает, что он — часть Церкви, потому что его епископ — часть единства, и из этих частей складывается целое. В теории Киприана о единстве важнейшим моментом является роль епископов. Они представляют собой то связующее вещество, которое удерживает вместе соборную Церковь. Киприан развивает идеи Климента Римского и Иринея об апостольской преемственности и единодушии епископов:

1. Соборная (вселенская) Церковь узнается по взаимному признанию епископов. Для назначения нового епископа требуется согласие трех епископов (это правило уже существовало: Евсевий, «Церковная история», 6.43.8). Новый епископ крупного города уведомляет о своем назначении других епископов; он должен знать и поддерживать их. Так возникает бюрократическая система управления, сходная с имперской, возрастают переписка между общинами и объем документации.

К Церкви принадлежат лишь те, кто включился в систему. Киприан считал все это в порядке вещей, поскольку в свое время изучал юриспруденцию и государственное устройство.

2. Особые права исповедников упраздняются, несмотря на возможные протесты. И в Карфагене, и в Риме зачинщиками расколов были исповедники. Возможно, им обязан своим неожиданным возвышением некий Новат (не путать с Новацианом), который был активистом как у карфагенских раскольников, требовавших милости к падшим, так и у римских мятежников, рукоположивших строгого Новациана. Киприан признавал богодухновенность советов исповедников, только если их одобрял епископ.

3. Время пророков–предводителей прошло, теперь их литургическую роль играют епископы. Проповедь и учительство являются обязанностью епископов, пресвитеров и (правда, все меньше) учителей–мирян, отличающихся особыми способностями. Появляется должность священника. Еще Ипполит называл епископов «первосвященниками», совершающими жертвоприношение и литургию подобно библейскому Аарону. Для Киприана крайне важно подтверждение их роли в Священном Писании: Моисей избрал род Аарона, а мятежники захотели сами быть священниками и были наказаны; так будет и с раскольниками. Епископ же избран Богом для совершения молитвы и жертвы. Киприан часто называл епископов священниками (sacerdos), это слово обычно не используется для обозначения пресвитеров. Одним из результатов стало распространение взгляда на евхаристическое приношение даров, сопровождаемое молитвами, как на культовое жертвоприношение, соответствующее ветхозаветным предписаниям, а также как на христианский вариант языческих обрядов. Другим следствием было то, что Киприан начал настаивать на особом духовном статусе епископов, каким обладали древние пророки. Истинного пророка узнавали по делам, так же и епископ должен быть непорочен во всех отношениях, иначе Бог не услышит его молитв и не примет жертву. Согрешивший епископ теряет свое звание (это подразумевал и Ипполит, критикуя Каликста).

Трактат «О единстве соборной Церкви» содержит один спорный абзац, смысл которого так и не был до конца понят. В рукописях четвертой и пятой глав имеются разночтения. После текстологического исследования все они сводятся к двум редакциям, первая носит название «Принятый текст», или «Текст Гартеля», а вторая — «Престольный текст», или «Текст о примате». Оба они опираются на Священное Писание и доказывают единственность Церкви, оба начинаются с цитирования Мф. 16:18–19, где Христос называет Петра камнем, на котором воздвигнет Свою Церковь, и поручает ему ключи от Царства небесного. В Принятом тексте единственность Петра отражает единственность Церкви, а Престольный текст говорит о примате (primatus) Петра и об опасности отпасть от «престола Петра, на котором воздвигнута Церковь». Более поздние богословы, вовлеченные в дебаты о примате Папы, выбирали редакцию в зависимости от собственных убеждений. Лингвист–историк М. Бевено предлагает правдоподобное объяснение: обе редакции принадлежат Киприану, но появились они в разное время. Вначале он написал Престольный текст, но позже эти слова обернулись против него самого при споре с епископом Римским, и тогда Киприан переписал данное место, и получился Принятый текст. Однако М. Бевено полагает, что изначально Киприан не имел в виду Рим, когда писал текст о примате. Скорее, престол Петра символизирует любого епископа, чье единоначалие отражает единство всей Церкви. Что же, это еще одна гипотеза среди множества остальных.

Киприан о падших епископах и о крещении

Разногласия с Римом начались у Киприана после того, как Корнелий умер в ссылке, а его преемник Люций скончался всего несколько месяцев спустя в 254 г. Тогда во главе церкви встал Стефан (254–257 гг.), который расходился с Киприаном по двум вопросам: о согрешивших епископах и о крещении еретиков. Оба они касались основ учения о Церкви и ее природы.

Переписка Киприана отражает ход дебатов по первому вопросу. Поводом послужили действия влиятельного епископа Галльского — Маркиана Арлезианского, вставшего на сторону Повациана. Другие епископы хотели сместить его, но не получили на это согласия Стефана и не решились. Киприан написал письмо, где уговаривал епископа Римского поддержать отстранение Маркиана и назначение нового человека («Послания», 68). Кроме того, в Испании два епископа обвинялись в проступках (не особенно тяжких), связанных с языческой религией. Они были низложены, но смогли заручиться поддержкой как среди местных пресвитеров, так и у Стефана. Их преемники обратились за помощью к Киприану, который не только одобрил отставку прежних епископов, но и собрал совет и во всеуслышанье обличил падших духовников («Послания», 67). Оба случая показывают, что Киприан считал епископский сан особым духовным даром, любой порок или недостаток делал человека недостойным его, даже если назначен он был законно. Дух Христов не мог пребывать там, где нарушены заповеди Христовы, молитву согрешившего епископа Бог не услышит. Стефан, как и Калликст, считал епископа законным главой церкви даже при сомнительном поведении. Позже, благодаря спору с донатистами, Августин прояснит разницу между должностью и личностью.

Второй вопрос, о крещении, вызывал немало недоразумений. Киприан унаследовал взгляды карфагенских и малоазийских епископов, не считавших христианами тех, кто был крещен раскольниками и еретиками. Их следовало готовить как оглашенных и крестить (Киприан, «Послания», 73.3; Евсевий, «Церковная история», 7.5.5; 7.7.5). Это не называлось перекрещиванием и не связывалось с «грехами после крещения». Все верили, что крещение может быть только одно. Однако Киприан и его единомышленники, например в Каппадокии епископ Кесарийский Фирмилиан, полагали, что крещение истинно только в единой соборной Церкви. Их противники утверждали, что они проповедуют перекрещивание. Дело дошло до Стефана, чей слегка расплывчатый ответ приводится у возмущенного Киприана: «Ежели приходят к вам из ереси, какая бы она ни была, не измышляйте обрядов, помимо полученного нами от древних, а именно, возложите руки на них в знак покаяния; ибо и еретики не крестят, ежели кто приходит к ним из других, а просто допускают к общению» («Послания», 74.1).

Отсюда видно: во–первых, Стефан предпочитает традицию и опасается новшеств; во–вторых, речь идет о крещении не только раскольников, но и еретиков; в–третьих, христианскими он считает обряды как своих общин, так и еретических. Мы знаем, что по ходу дела обсуждались и другие темы. Некоторые представители духовенства предлагали отличать крещение во имя Пресвятой Троицы (троекратное омовение) от других, например, просто «во имя Иисуса Христа». Трактат неизвестного автора «О крещении» называет законными и те и другие, Киприан не признает даже крещения новациан, хотя те совершались во имя Пресвятой Троицы («Послания», 69.7). Неясно, с чего начался спор. Известно, что Новациан принял за правило не признавать крещение из чужих общин, подобная практика имела место в Африке. Стефан же, напротив, признавал всех, подобно обличенному Ипполитом Калликсту. То, что он приводит в пример еретиков и предлагает им подражать, удивительно лишь на первый взгляд. Традиция признавать крещение других общин на самом деле достаточно древняя и появилась раньше, чем единоначальное епископство. Главный смысл обряда — отречение от мира и обетование верности Иисусу Христу, а потому он должен проводиться лишь однажды. Затянувшийся спор подвиг Стефана к низложению противников или даже к угрозам отлучить их от Церкви. Это нанесло удар по учению Киприана о единодушии епископов, чьи мирные взаимоотношения служат залогом единства Церкви. Он начинает искать сторонников в североафриканских церквах и повсюду распространять свои взгляды. На вселенском соборе в Карфагене в 256 г. он заявил, что каждый епископ волен сам принимать решения, а давление оказывать никто не собирается (видимо, так он косвенно указывал на то, что Стефан принуждает других соглашаться с ним). Противостояние между Римом и Каппадокией не продержалось долго, вскоре восточные церкви пошли своим путем в решении вопроса о крещении еретиков. Отчуждение сохранилось между Римом и Африкой, и в следующем столетии оно привело к расколу.

Подобно Децию, император Валериан попал под влияние египетских язычников и начал преследовать глав Церкви. В 257 г. Киприан был схвачен и через год казнен. Мученичество придало еще больший вес его аргументам и вдохновило сторонников на дальнейшую борьбу.

Гонения в пятидесятых годах III столетия сильно изменили Церковь. Трудно стало проповедовать учение о том, что все крещеные христиане — святые. Понадобилась новая система наказаний для невероятного числа «падших». Некоторые не смогли спокойно взирать на происходящее и во время новацианского раскола встали на сторону мятежников. Это вызвало новую волну споров о крещении. Дебаты об отступниках вначале укрепили власть епископов по сравнению с самозванными вождями, но затем возник вопрос об их непорочности и единодушии. Об этом писали и Ириней, и Киприан. Такая длинная дискуссия отвлекла внимание церквей от дальнейших дебатов по богословскому учению.

В шестидесятых годах III века обсуждали савеллианскую ересь. В споре участвовали Дионисий Александрийский и его сторонники, а также другой Дионисий (епископ Римский), чья влиятельная позиция помогала убеждать собеседников. Сочинения второго Дионисия свидетельствуют о том, что Рим уже достиг ясной концепции Бога как Троицы, большое значение придавалось единству Слова и Духа в высшем Божестве и отличиям Сына от сотворенного мира. Дионисия Александрийского обвиняли в отрицании единосущности (homoousios) Отца и Сына, он чересчур много (как и Ориген) говорит об Их отличиях, а как пример приводит виноградаря и виноградную лозу. Он разъясняет свои взгляды Дионисию Римскому, который твердо придерживался умеренных воззрений.

Итак, единство и власть в западной церкви находились под угрозой, но богословское учение оставалось устойчивым. Люди, подобные Киприану, вели бурные дебаты по всем этим вопросам, а в свободное время писали трактаты об истинном Божестве и христианской жизни. Епископ Карфагенский оставил нам несколько небольших работ, из которых особенно интересны «О молитве Господней» и «О благе терпения».