Учение Коперника и религия: Из истории борьбы за научную истину в астрономии

Глава первая. Идеологическое значение коперниканства

Опубликование Коперником своего учения о мире явилось величайшим событием не только в науке о небесных телах, но и в истории человеческой мысли в целом. Этого ученого нередко и вполне справедливо называют человеком, «остановившим Солнце и двинувшим Землю», так как он нашел ряд серьезных оснований отвергнуть вековое убеждение в обращении Солнца (а также звезд) около неподвижной Земли. Это дало ему возможность научно обосновать новую «систему мира», согласно которой Земля вращается в течение суток вокруг ее воображаемой оси и вместе с тем обращается в течение года вокруг Солнца.

Как известно, в «священном писании» содержится сказание о чуде, связанном с именем полководца Иисуса Навина, который повелел остановиться Солнцу в Гидеоне и Луне в долине Аялонской, что и помогло ему успешно завершить сражение с врагом.

Карл Маркс видел величие Коперника в том, что эта религиозная легенда нисколько его не смутила, т. е. в том, что он шел своей дорогой — дорогой ученого.

Коперник считал «неестественным» приписывать движение всему небесному своду, а покой — одной лишь Земле, которая бесконечно меньше того, что называют небесным сводом. При этом он указывал на неимоверную скорость, с которой старая система мира заставляла отдаленнейшие планеты и звезды описывать свои круги в течение суток вокруг такого небольшого тела, как Земля. Коперник утверждал, что суточное вращение небесного свода с востока на запад лишь видимость, которая обусловлена тем, что в действительности Земля в течение суток совершает оборот вокруг собственной оси с запада на восток.

Поскольку речь идет об относительных движениях, как будто совершенно безразлично, примем ли мы, что небесные светила движутся относительно нас или же, напротив, мы движемся относительно них. Однако, держась «чувства реального», Коперник доискивался такой теории, которая была бы физически наиболее правдоподобной и истинной, т. е. давала бы правильную картину мира. Поэтому он считал, что небесные явления должны быть объяснены именно движением Земли; он говорил: «Так как небо есть общее, все содержащее и таящее в себе вместилище, то отнюдь не видно, почему не приписать движения скорее содержимому, чем содержащему, вмещенному, чем вмещающему».[1]

Докоперниковская астрономия, исходившая из представления о неподвижности Земли в центре мира, нашла свое завершение главным образом в системе мира, разработанной около середины второго века нашей эры знаменитым александрийским астрономом Клавдием Птолемеем. Эта система мира, подобно ей предшествовавшим, пыталась прежде всего объяснить (точнее — геометрически представить) наблюдаемые «неравенства», или неправильности в перемещении Солнца, Луны и планет среди определенных созвездий.

Дело в том, что движение этих небесных светил не происходит равномерно, а движение планет Меркурия, Венеры, Марса, Юпитера и Сатурна к тому же представляет собой кривую линию с завитушками — «узлами». Каждая из планет то продвигается вперед, то как бы останавливается на некоторое время, то возвращается назад, а после новой остановки продолжает свой путь вперед. Птолемей считал, что эти факты могут быть объяснены при помощи комбинации ряда равномерно-круговых движений.

Согласно этой теории, планеты движутся по особым малым кругам — эпициклам, а центры эпициклов движутся по окружностям других кругов — деферентов — с постоянной скоростью. Другими словами, каждая планета движется по кругу, но центр этого круга не Земля, а некоторая математическая точка, которая сама движется, описывая круг вокруг Земли. По мере обнаружения все более и более тонких деталей небесных движений пришлось к каждой планете прибавить второй, третий, четвертый и т. д. эпициклы, так что число кругов со временем возрастало — в эпоху Коперника насчитывали более восьмидесяти эпициклов.

Конечно, система Птолемея была очень громоздка, но главный ее недостаток не в этом: она страдала тем, что вела к выводам, которые не совпадали с данными наблюдений. Так, ей противоречили данные, касающиеся изменения видимого диаметра Луны и изменения видимой яркости планет.

Это обстоятельство до такой степени поразило Коперника, что оно навело его на мысль, что система Птолемея является математической фикцией, и не отражает действительности. Укрепившись в этой мысли, он решил посвятить свою жизнь разработке новой системы мира, исходящей из представления о движении Земли. Сущность ее заключается в том, что расположение планет в пространстве и видимые неправильности в их движениях становятся понятными при допущении, что планеты связаны не с Землей, а с Солнцем, а Земля не только вращается вокруг оси, но и перемещается в пространстве. Оказывается, что в этом случае орбиты, или пути известных тогда планет не так уж неправильны, как их принимали в течение тысячелетий. Правда, что Копернику так и не удалось освободить полностью свою систему мира от эпициклов, ибо он, подобно древним астрономам, исходил из положения о равномерно-круговом движении планет. Лишь впоследствии неправильность этого положения была доказана Кеплером, который, руководствуясь основным содержанием коперниканства, выявил особенности движения планет и тем самым нанес окончательный удар по теории эпициклов.

Коперник ясно показал, что пути планет кажутся запутанными только потому, что их наблюдают с подвижной Земли из разных точек пространства, но если наблюдать их находясь на Солнце, то они будут кругами. Другими словами, Коперник пришел к заключению, что планеты не движутся вокруг Земли, как это раньше думали, а совершают вместе с Землей круговое обращение вокруг Солнца.

Таким образом, было сделано весьма смелое представление, которое было названо гелиоцентрической системой мира (от греческого слова «гелиос» — Солнце). Согласно ему, не Земля, а Солнце находится в центре планетного мира, причем Земля является лишь одним из небесных тел — такой же планетой, как и остальные. Что же касается наблюдаемого нами суточного обращения (с востока на запад) Солнца и других небесных тел вокруг Земли, то, по этому представлению, это лишь иллюзия, вызванная суточным вращением (с запада на восток) Земли вокруг самой себя.

Астрономический смысл своего учения Коперник, подобно Птолемею, видел главным образом в объяснении наблюдаемых нами особенностей движения планет — их «узлов» — прямых и обратных движений. Но, в отличие от Птолемея, он считал, что для удовлетворительного объяснения этих особенностей прежде всего необходимо отказаться от укоренившегося и освященного библией представления о Земле как центре всего мира. Необходимо «развенчать» Землю, превратить ее в одно из небесных тел, в одну из планет, находящуюся между Венерой и Марсом и обращающуюся вместе с другими вокруг Солнца. Так как эти планеты отстоят от Солнца на различных расстояниях и описывают свои орбиты в различные промежутки времени, то движения планет кажутся нам весьма сложными, извилистыми, запутанными. Например, если планета Юпитер, обращающаяся вокруг Солнца почти в 12 лет, описывает в своем видимом пути 12 «петель», то это потому, что каждая петля в пути планеты соответствует обороту Земли вокруг Солнца. А это значит, что каждый завиток в видимом движении планет есть не что иное, как отражение в их пути орбиты Земли, с которой мы ведем наблюдение.

Характерно следующее обстоятельство: Коперник обратил внимание, что в самой системе Птолемея имеются такие детали, которые наводят именно на эту мысль. Эти детали могут быть поняты лишь в том смысле, что истинное годовое движение принадлежит не Солнцу, а Земле, так что неподвижным центром планет является не Земля, а Солнце. Поэтому Коперник настаивал на том, что сложные, извилистые перемещения всякой планеты по небу происходят потому, что перемещается вокруг Солнца не только планета, но и Земля, так как мы смотрим на движущуюся вокруг центрального тела планету все время с разных точек небесного пространства. Исходя из этого представления, Коперник вывел науку о небесных явлениях из того тупика, в котором она пребывала почти полтора тысячелетия — со времени Птолемея.

Особенно важно то, что он впервые в истории астрономии вычислил непосредственные расстояния планет от Солнца, выраженные в радиусах земной орбиты, т. е. довольно точно выяснил план Солнечной системы. Если до Коперника астрономы, имея понятие о планетах, не знали ничего о Солнечной системе, как таковой, то Коперник по существу открыл для нашего познания Солнечную систему. Тем самым он сильно «раздвинул» размеры Вселенной, так как исходил из смелой идеи о громадных, сравнительно не только с Землей, но и со всей Солнечной системой, размерах Вселенной. Он знал, что перемещение Земли по ее орбите должно вызывать кажущееся (так называемое параллактическое) смещение положения звезд на небосводе, т. е., что звезды должны в течение года описывать большие или меньшие круги и являться наблюдателю каждый раз на другом месте. Коперник также знал, что эти смещения настолько ничтожны, что их в то время никто не наблюдал, и в этом факте он справедливо видел свидетельство того, что расстояние Земли до звезд во много раз превосходит расстояние Земли до Солнца.

Исходное положение нового представления о мире, отстаиваемое Коперником, поражало своей неожиданностью, так как оно «оспаривало очевидность». Ведь оно не только противоречило укоренившимся взглядам, но и отрицало то, что человек привык видеть на небосводе ежедневно, и поэтому казалось «противным здравому смыслу». Если некоторые ученые еще допускали, что Земля вращается вокруг своей оси как волчок, то о том, что она как ядро летит в мировом пространстве и является лишь одним из небесных тел, об этом и думать не хотели, так как это казалось диким, бессмысленным и к тому же противоречило религиозным верованиям.

Все же отдельные элементы гелиоцентрической системы мира мы встречаем уже у некоторых ученых древнего мира. Древнегреческие ученые Гикет и Экфант допускали, что Земля, занимая центральное положение в мире, совершает суточное вращение вокруг своей оси и тем вызывает восход и закат небесных светил. Следующий шаг вперед сделал Гераклид Понтийский (390―310 гг. до н. э.), который пытался объяснить тот факт, что планеты Меркурий и Венера видимы лишь недалеко от Солнца в качестве вечерних и утренних звезд. Он считал, что Земля вращается вокруг оси, причем Луна, Солнце и планеты Марс, Юпитер и Сатурн движутся вокруг Земли как вокруг центра, а планеты Меркурий и Венера обращаются вокруг Солнца, служащего для них центром. Еще дальше пошел великий древнегреческий астроном Аристарх Самосский, который около 270 г. до нашей эры доказал, что Солнце гораздо больше Земли и поэтому не может быть и речи об обращении Солнца вокруг Земли.

В конце концов он выдвинул такую точку зрения, что в центре Вселенной находится Солнце, а Земля обращается вокруг него в течение года и в то же время совершает вращение вокруг своей оси в течение суток.

Однако уже в античном мире весь этот круг смелых идей (в особенности гелиоцентризм) был встречен как «опасный». В средние века он основательно был забыт или же рассматривался лишь в качестве любопытного анекдота.

Следует отметить, что Коперник старательно перечислил древнегреческих авторов, которые в той или иной форме высказывались о движении Земли. Он пытался создать у читателя впечатление, что в числе сторонников представления о движении Земли были некоторые крупные авторитетные древние мыслители. Коперник пишет: «Побуждаемый этим, и я, в свою очередь, начал придумывать движение Земли, и хотя мнение это казалось мне неправдоподобным, я, тем не менее, полагал, что подобно тому как до меня позволялось придумывать произвольные круги для объяснения небесных явлений, так и мне позволено попытаться, не найду ли я для истолкования этих движений более правдоподобные объяснения, предполагая движение Земли».[2]

В общем ход развития творческой мысли Коперника был таков: сомнения в школьной научной традиции привели его сначала к углубленному изучению античной литературы, затем к принятию античной идеи о движении Земли и, наконец, к развитию собственной системы мира на основе этой давно забытой идеи. Можно согласиться со следующим замечанием немецкого историка науки Л. Ольшки о Копернике: «Он собрал все доступные ему свидетельства, чтобы доказать, что и в древности многие принимали движение Земли и что эта теория имела влиятельных защитников. Мы видим, что самый смелый и гордый из мыслителей этой эпохи был принужден смотреть в прошлое, чтобы найти самого себя, и апеллировать к книгам, чтобы чувствовать себя уверенно в своих собственных мыслях».[3]

Ссылаясь на древних, Коперник хотел не только указать на тех мыслителей, у которых мы встречаем зародыши элементов его учения, но и защититься их авторитетом, облегчая тем самым распространение нового учения о мире. Ведь стремление к новизне или оригинальности, несогласие со старыми, общепризнанными авторитетами считалось в те времена не только признаком дурного тона, но и просто «греховным» делом.

Характерно, что Коперник назвал как раз тех античных ученых, чьи взгляды меньше всего соответствуют его системе мира, и не упомянул об Аристархе Самосском, учение которого лежит в основе этой системы. На размышление наводит и то обстоятельство, что, как это установлено, в первоначальном тексте своей работы Коперник говорил и об Аристархе, который по праву может быть назван «Коперником древности». По-видимому, чисто тактические соображения побудили Коперника в окончательной редакции труда не упоминать об Аристархе, так как противники последнего объявили его «несерьезным» человеком — безбожником и фантазером, стараясь таким образом дискредитировать его представление о движении Земли в мировом пространстве.

Мы не знаем, приписывал ли Аристарх Самосский обращение вокруг Солнца не только Земле, но и всем планетам, и пытался ли он объяснить видимые неправильности в движении планет. Во всяком случае это было сделано Коперником. Однако и в учении Коперника на первых порах были крупные недостатки. Поэтому среди его противников мы встречаем не только богословов, но и серьезных ученых и философов.

Но как бы ни были серьезны недостатки в учении Коперника, недостатки, понятно, исторически обусловленные, существенно, конечно то, что в своей основе учение Коперника незыблемо; оно произвело настоящий революционный переворот в астрономии, подорвав этим основы религиозного представления о мире. Так, Коперник указывал на неестественность и абсурдность господствовавшего представления, что небесные тела должны в течение суток описывать все возрастающие круги вокруг такого небольшого тела, как Земля. Он справедливо спрашивал: «Почему именно бесконечная Вселенная должна вращаться вокруг ничтожной Земли?» Но богословам не нравился этот вопрос. Как мы увидим ниже, они считали, что Коперник вступал в противоречие с представлением, что для бога, как всемогущего «высшего существа», все возможно.

Впоследствии епископ Ла-Галла «опровергал» движение Земли таким аргументом: «Бог, имея пребывание на небе, а не на Земле, может двигать только небо, а не Землю». Но этот антикоперниканец не заметил, что его высказывание отрицает основное учение религии о всемогуществе бога. Так было и с другими «опровергателями» из церковного лагеря: одно их возражение было нелепее другого, с точки зрения не только науки, но и богословия. Вообще богословы не могли терпимо относиться к учению Коперника о движении Земли, ибо это учение исходило из представления, что Земля является одной из планет. Они видели, что это представление несовместимо с утверждением религии, что человек — венец творения, а Земля — предмет неустанных забот божественного провидения.

«Святая конгрегация» римской инквизиции назвала учение Коперника «пифагорейским учением», желая этим, между прочим, подчеркнуть, будто Коперник ничего нового не дал, что он лишь повторил давно известную вещь. На самом же деле коперникову систему мира не следует смешивать с пифагорейской системой, развитой Филолаем (470―399 гг. до н. э.), так как система Коперника является гелиоцентрической, а система Филолая — пироцентрической. Другими словами, система Коперника помещает Солнце в центре Вселенной и заставляет Землю и планеты обращаться вокруг Солнца, а система Филолая помещает в центре мира некоторый невидимый «огонь» («очаг») и заставляет Землю, Солнце и все прочие части Вселенной обращаться вокруг этого фантастического центрального огня. Общее для этих систем — это представление о том, что Земля не покоится в центре Вселенной, а является одним из подвижных небесных светил. Но между ними есть и заметная разница: по пифагорейскому учению Солнце, как и Земля, представляет собой одну из планет.

Конечно, основные идеи Коперника не могли долго оставаться достоянием лишь узкого круга ученых-специалистов — астрономов, физиков, математиков. В конце концов они должны были сделаться известными и более широким кругам. Неудивительно поэтому, что Коперник долго не решался издать свою книгу «Об обращениях небесных кругов» (правильнее переводить — «орбит»).[4] В течение десятилетий он сообщал свои астрономические взгляды только весьма узкому кругу лиц. Он понимал, что его учение о мире не только произведет великую революцию в астрономии, но и поколеблет самые основы господствующего мировоззрения. Великое творение Коперника вышло из печати в 1543 г., когда автор уже лежал на смертном одре.

Это было очень тяжелое для науки время, когда действовала «святая римская инквизиция», которая категорически запрещала печатать, читать и продавать какие бы то ни было книги, не одобренные «конгрегацией индекса», т. е. инквизиционной цензурой. Самым страшным обвинением было, конечно, обвинение в ереси.

Коперник предвидел, что его представление о мире своей «новизной и кажущейся нелепостью» вызовет к нему «почти презрение». Действительно, через столетие даже знаменитый философ-материалист Бэкон Веруламский (1561―1626) не хотел поверить, что Земля подвижна и всего лишь одна из планет.

Коперник откровенно рассказывал, что поводом к его исследованиям послужили не столько разногласия между теориями древних, сколько разногласия между данными наблюдений и вычислениями, основанными на этих теориях. Он всецело опирался на данные наблюдений, и недаром его восторженный ученик Георг Ретик (1514―1576), стараясь отвратить от своего учителя обвинение в самонадеянности, писал: «Мой учитель по всему своему настроению далек от того, чтобы отступать от взглядов древних исследователей только из простого стремления к новизне. Это происходит лишь из серьезных оснований, лишь потому, что этого требует само дело». Благодаря учению Коперника наука о небе начала развиваться буквально гигантскими шагами.

Наиболее важные и решительные шаги были сделаны примерно через 70 лет после смерти Коперника двумя гениальными учеными — немцем Иоганном Кеплером (1571―1630) и итальянцем Галилео Галилеем (1564―1642). Первый открыл истинные законы движения планет, позволявшие предвычислять положения этих светил с невиданной до того точностью, а вследствие этого новая система мира получила строго математическое обоснование и развитие, ибо только эти законы окончательно устранили в этой системе все пережитки старой астрономии — эпициклы и пр. Второй же ученый при помощи телескопа значительно расширил наши знания о Вселенной и сделал очевидными обращение планет вокруг Солнца и «земную» природу планет и Луны. Благодаря этому величайшая астрономическая проблема того времени — вопрос о «системе мира» — в основном была решена. Путь же к решению данной проблемы был указан только Коперником, и его имя сделалось знаменем нового естествознания. Многообразная борьба, разгоревшаяся вокруг этого знамени, явилась одним из важнейших этапов в развитии научно-философской мысли, и поэтому она всегда будет привлекать внимание людей.

Галилео Галилей

Дело в том, что выдвинутое Коперником новое учение о мире очень скоро вышло далеко за пределы астрономии и других физико-математических наук, оно произвело переворот, подобный которому трудно отыскать во всей предшествовавшей ему истории человеческой мысли. Новое учение нанесло удар по некоторым важным положениям религиозного мировоззрения и чрезвычайно высоко подняло авторитет передовой науки, науки, порвавшей с теологией, схоластикой, с различными суевериями и заблуждениями.

Подчеркивая это обстоятельство, Энгельс писал: «Революционным актом, которым исследование природы заявило о своей независимости и как бы повторило лютеровское сожжение папской буллы, было издание бессмертного творения, в котором Коперник бросил — хотя и робко и, так сказать, лишь на смертном одре — вызов церковному авторитету в вопросах природы. Отсюда начинает свое летосчисление освобождение естествознания от теологии, хотя выяснение между ними отдельных взаимных претензий затянулось до наших дней и в иных головах далеко еще не завершилось даже и теперь».[5]

Начавшееся под влиянием учения Коперника освобождение естествознания от «церковного авторитета» было революционным актом, далеко выходящим за пределы науки. Ведь Коперник был одним из титанов эпохи Возрождения, а эта эпоха наступила в силу кризиса феодальной системы, которая была освящена церковью, проповедующей незыблемость экономического неравенства, оправдывающей эксплуатацию человека человеком. Коперник объективно способствовал обострению этого кризиса, так как нанесенный его учением удар по библейской картине мира (церковной «астрономии») по существу был также ударом и по библейской общественной теории (церковной «социологии»). Сознавая это обстоятельство, реакционеры и мракобесы смотрели на новое учение о мире как на ужасающую ересь и всячески старались его опровергнуть, охаять и т. д. Но им не удалось помешать тому, чтобы коперниканство, так радикально изменившее многие старые воззрения, стало краеугольным камнем науки нового времени. В результате им пришлось сдать свои позиции и в той или иной мере приспособиться не только к узко понятому, но и к широко понятому коперниканству.

История борьбы между наукой и религией с неопровержимостью свидетельствует о том, что церковники нанесли большой вред прогрессу наших знаний о природе. Но они нападали не на всякое научное открытие, а главным образом на те, которые имели идеологическое значение — подрывали церковный авторитет, т. е. противоречили основным догматам «высших религий». Таким именно открытием и было коперниканство.

Великое значение этого учения состоит прежде всего в том, что оно впервые дало строго научный ответ на старый вопрос о месте Земли во Вселенной.[6] Противобиблейский характер этого ответа особенно ярко выявил пламенный коперниканец, итальянский мыслитель Джордано Бруно, который сыграл исключительно выдающуюся роль в развитии нового научного мировоззрения. Он показал, что новая система мира неполна и нуждается в дальнейшем развитии: она должна быть дополнена взглядом на Вселенную, основанным на представлении о бесконечности Вселенной в пространстве. Этот вывод гениальный мыслитель смело отстаивал, вопреки религиозным воззрениям, выдержав жестокую борьбу с церковниками, хотя он и закончил жизнь на костре инквизиции как великий мученик свободной научно-философской мысли.

Учение о бесконечности Вселенной Бруно связывал с отрицанием двух принципов старой системы мира — существования центра Вселенной и раздвоения Вселенной на мир подлунный и мир звездный. Он говорил, что Солнце — не центр Вселенной, но, как раз напротив, весь солнечный мир, даже вместе взятый, — не более, чем песчинка, затерянная в пустынях мирового пространства, что каждая звезда — это огромное солнце, вокруг которого плавно носятся планеты, или «земли», что многие из планет населены разумными существами, что миры возникают и исчезают, и т. д. В связи с этим Бруно учил, что ни один из миров (звезд, планет и т. д.) не может рассматриваться как центральный, ибо во Вселенной нет ни периферии, ни центра; эти понятия применимы только к отдельным мирам, но не ко всей бесконечной Вселенной, которая является вместилищем бесчисленных миров.

С тех пор широкую популярность получило великолепное выражение: «во Вселенной центр всюду, а окружность — нигде», т. е. Вселенная бесконечна (по Бруно, — не только в пространстве, но и во времени). Бруно не скрывал того, что это выражение принадлежит выдающемуся мыслителю Николаю Кузанскому (1410―1464), которого высоко ценил за его взгляды, шедшие вразрез с религиозным мировоззрением, несмотря на то, что он занимал пост кардинала. Этот средневековый философ категорически отрицал конечность Вселенной: бесконечность, которую теология приписывала только богу, он распространял также на космос.

В борьбе за учение Коперника, послужившее основой для идей Бруно о бесконечной множественности миров, исключительно большую роль сыграли телескопические открытия гениального физика и астронома Галилея, которого справедливо называют «Колумбом неба». Эти открытия буквально ошеломили мыслящих людей того времени.

Открытия Галилея не только сильнейшим образом обогатили наши знания о небесных телах, но и в полной мере свидетельствовали в пользу учения Коперника о вращении Земли и обращении ее вокруг Солнца. Они говорили о том, что это учение является не удобной «гипотезой», не полезной математической фикцией, а неоспоримой научной истиной, т. е. правильным отражением действительности. Галилей не побоялся отстаивать и распространять свои чрезвычайно важные научные выводы, хотя и отдавал себе ясный отчет в том, что они совершенно неприемлемы для церкви. Великий ученый и мыслитель два раза привлекался к следствию и суду «святой инквизиции» и, хотя дело не дошло до костра, пережил такие страдания, которые делают его одним из величайших мучеников научной мысли.

Впервые к следствию инквизиции Галилей был привлечен в 1616 г., после опубликования им своих астрономических (телескопических) открытий. Тогда именно учение Коперника было официально запрещено католической церковью, а Галилею было строжайше приказано отказаться от пропаганды и разработки осужденного учения. В связи с выходом в свет (после целого ряда цензурных мытарств) большого труда Галилея «Диалог о двух главнейших мировых системах — Птолемеевой и Коперниковой», в котором ясно и остроумно сопоставляются взгляды сторонников этих различных представлений о Вселенной, в 1633 г. начался знаменитый судебный процесс над Галилеем. Закончился этот процесс (который очень трудно было обосновать юридически, вследствие чего инквизиция не постеснялась прибегнуть к подлогу) осуждением Галилея и унизительной комедией «отречения». Стоя на коленях перед инквизиторами и прелатами в рубахе кающегося грешника, «имея перед глазами святое евангелие», семидесятилетний исследователь, пользовавшийся мировой славой, вынужден был объявить заблуждением основы заложенного им, вслед за Коперником, нового представления о мире.

Эти санкции инквизиции, составляющие весьма важный и существенный момент в борьбе церкви с учением Коперника, несомненно, принадлежат к числу наиболее мрачных, позорных фактов в истории человечества и заслуживают самого всестороннего исследования. Недаром литература, посвященная Галилею и его борьбе за новое учение о мире, очень обширна: она насчитывает более двух тысяч названий.

Галилей принадлежал к числу наиболее выдающихся представителей эпохи Возрождения и нового времени. В своей деятельности он выражал интересы новых общественных сил, которые, начиная со второй половины XV в., выступили на широкую историческую арену. Эти силы в идеологической области повели нелегкую борьбу с схоластикой, иезуитизмом и прочим средневековьем и, таким образом, покушались на самые основы, святая святых феодально-клерикальной (католической) идеологии.

Защитники церковной идеологии, нападая на учение Коперника, подчеркивали, что бог всемогущ, а потому его нельзя подчинять необходимости. Дело в том, что Галилей, поясняя один из аргументов Коперника, сравнивал противника представления о суточном вращении Земли с человеком, который, став на купол для обозрения местности, потребовал, чтобы вокруг него вращали всю страну, дабы не трудиться ему поворачивать голову. Поэтому богословы выдвинули против этой точки зрения аргумент о «невозможности подчинить всемогущего бога необходимости», и этот довод приобрел широкое распространение среди антикоперниковцев. Возражая им, Галилей как один из основателей точного естествознания нового времени не переставал отстаивать положение, что в природе все подчинено строгой закономерности. Конечно, духовенство не могло спокойно отнестись к этому, понимая, что принцип естественной закономерности непримирим с представлением о всемогущем боге.

Так, во время подготовки процесса Галилея папа Урбан VIII с горячностью заявил по адресу коперниканцев: «Есть аргумент, на который ни Галилей, ни его единомышленники никогда не могли и не будут в состоянии отвечать. Он состоит в том, что бог всемогущ: если же он всемогущ, зачем же нам желать подчинять его необходимости?»

Папе было указано, что Галилей разбирает вопрос не с богословской, а с научной точки зрения, и что если бог мог устроить мир на тысячу способов, то «нельзя отрицать возможности, чтобы он устроил его и таким способом». Но папа разгорячился и еще раз резко повторил: «Нельзя предписывать богу, не до́лжно налагать необходимости на него!».

Галилей, человек переходной эпохи, не мог быть достаточно последователен в борьбе со старым, отжившим, и по этой причине в его научных и философских взглядах встречается немало ошибок, отклонений в сторону идеализма. Это верно и по отношению к Копернику, но в подобных случаях надо подходить к вопросу с исторической меркой: необходимо обращать внимание на то, что именно в широком историческом масштабе является основным, т. е. необходимо отделить существенное от второстепенного. Недаром Ленин указывал: «Исторические заслуги судятся не по тому, чего не дали исторические деятели сравнительно с современными требованиями, а по тому, что они дали нового сравнительно с своими предшественниками».[7] Главное в жизни, деятельности и исторической роли Галилея — это борьба за революционное, научное, по существу антирелигиозное учение Коперника и в связи с этим борьба за действительную науку вообще, за науку, свободную от сетей теологии.

При этом чрезвычайно важно было то, что эту борьбу против средневековья Галилей вел не в узкой среде ученых и философов, а вынес ее на широкую арену. Главные свои произведения он, как и Бруно, написал по-итальянски, тогда как в то время все ученые писали свои труды на латинском языке (на этом же языке было написано и сочинение Коперника).

Творцы новой «системы мира» — Коперник, Бруно, Кеплер и Галилей — должны быть отнесены к числу наиболее мужественных пионеров передовой науки нового времени. Они не только смело ломали старые представления о мире, но и создавали новые, не считаясь ни с какими препятствиями, ибо цель своей жизни видели в поисках правды.

Как и во всякой идеологической борьбе, в этой борьбе, разгоревшейся вокруг учения Коперника, действовали в конечном счете определенные социально-экономические и политические силы. По существу борьба эта была одним из проявлений классовой борьбы сторонников и противников феодализма.

В борьбе Галилея за учение Коперника особенно наглядно выявилась полнейшая непримиримость истинно научной астрономии к христианскому (как и ко всякому иному) вероучению. В декрете «святой конгрегации» от 5 марта 1616 г. представление Коперника о движении Земли и неподвижности Солнца названо «ложным и целиком противным священному писанию пифагорейским учением», распространение которого может быть «пагубным для католической истины». В связи с этим шестнадцать лет спустя, после выхода в свет «Диалога», Галилей писал к своему другу — законнику и адвокату при парижском парламенте Илии Диодати: «Из верного источника слышу, что отцы-иезуиты наговорили решающей особе (папе), что моя книга ужаснее и для церкви погубнее писаний Лютера и Кальвина».

Учение Коперника было объявлено чрезвычайно вредным, «пагубным» для христианского вероучения главным образом потому, что оно решительно отвергает геоцентризм (и связанный с ним антропоцентризм), который, как увидим ниже, лежит в основе традиционного религиозного мировоззрения. Для церкви было ясно, что она не может не отвергнуть учения Коперника, ибо это учение неизбежно ведет к развитому Джордано Бруно представлению о «множественности обитаемых миров» и тем, как увидим, делает совершенно бессмысленной одну из важнейших основ христианского вероучения — догмат искупления.

Что же касается Галилея, то он, конечно, не мог не видеть, что развиваемое им учение находится в противоречии с основами христианского вероучения, однако он предпочел на первых порах замолчать это обстоятельство и не затрагивать вопроса об отношении новой системы мира к геоцентрической.

Учение Коперника явно не фигурировало в процессе Бруно, несмотря на то, что Бруно открыто отстаивал и развивал новую систему мира и положил ее в основу своего мировоззрения. Этот философ, не занимавшийся специально астрономическими проблемами, был привлечен к суду не за учение о движении Земли и неподвижности Солнца, а за учение о множественности миров в бесконечной Вселенной, т. е. за то, что как раз отсутствовало в теории Коперника. Но с тех пор как Бруно был сожжен на костре, т. е. с 1600 г., отношение католической церкви к учению Коперника не могло не измениться, ибо для церкви стало ясно, что чрезвычайно трудно свести это учение к специально математической, чисто деловой теории, помогающей астрономам в их практической задаче. Она увидела, что учение Коперника, принятое всерьез, разрушает все здание геоцентрического (а значит, и антропоцентрического) мировоззрения и неизбежно ведет к совершенно неприемлемой для церкви идее множественности миров и бесконечности Вселенной. Можно поэтому сказать, что процесс Бруно содержал в зародыше процесс Галилея, что Бруно умер за ту истину, за которую впоследствии пострадал Галилей: в вопросах космологии — общего представления о Вселенной — эти мыслители по существу стояли на одной и той же позиции.

Это очень хорошо понимали противники Галилея из церковного лагеря, и недаром Галилей жаловался Диодати в письме от 28 июля 1634 г.: «Какой-то иезуит печатно заявляет в Риме, что мнение о движении Земли есть самая отвратительная, гибельная и гнуснейшая из всех ересей; что в академиях и ученых обществах, на публичных диспутах и в печати можно защищать всевозможные положения, направленные против главнейших догматов религии, против бессмертия души, сотворения мира, вочеловечения, но не следует касаться догмата о неподвижности Земли.

Таким образом, этот догмат является столь священным, что на диспутах не может быть допускаем против него ни один аргумент, хотя бы имелось в виду доказательство ложности этого аргумента».

По существу этот иезуит был совершенно прав, ибо коперниканство действительно велю к выводам, которые резко противоречили ряду положений религиозного мировоззрения вообще и христианского вероучения в особенности.

Историк философии Куно Фишер, подчеркивая в своем «Введении в историю новой философии» «огромное, фундаментальное, ничем непримиримое противоречие между коперниканской и церковной системами», писал: «С аристотелевской и птолемеевской системой мира теснейшим образом связаны интересы веры. Они соответствуют друг другу, как сцена и действие: Земля как центр мира, явление бога на Земле, церковь как civitas dei, как центр человечества, ад внизу, под землей, а небо над нею, осужденные на вечную муку — в центре ада, блаженные — в царстве небесном по ту сторону звезд, где ряды небесной иерархии возвышаются до престола божьего. Все это здание церковных представлений шатается и разрушается до основания, раз только Земля перестает быть центром мироздания, а небо — его куполом».[8]

В европейских странах средневековье было эпохой господства богословия во всех областях умственной деятельности. Ученый не мог свободно искать истину, так как «истина» предполагалась уже существующей от века в готовом виде: ее знала церковь, и не было надобности искать другую, новую. Лозунгом богословов служили слова «отца церкви» Тертуллиана: «После Христа нам нет надобности ни в какой науке, и после Благой Вести нам не нужно никаких доказательств: кто верит, тот не нуждается более ни в чем; неведение вообще полезно, потому что не позволяет узнавать то, чего знать не нужно».

Христианство отвергало «языческую науку», оно проповедовало невежество, смирение и слепую веру в религиозные догматы. «Заблуждениям» языческих ученых церковные авторитеты противопоставляли как «божественную истину» изложенные в библии еврейско-вавилонские мифы. Христианам вменялось в обязанность считать Землю лишь «юдолью испытаний», и перед ними была поставлена лишь одна задача: проводить все время в молитве, тщательно охраняя себя от всех мирских соблазнов, чтобы после смерти попасть в «царство небесное» — в пресветлую обитель, где добродетель уготовляет избранникам «престол славы». Поэтому вероучители говорили, что задача «истинной науки» — объяснить не то, как устроены небеса, а как надо жить, чтобы попасть на небо. «Созерцание творений должно иметь целью не удовлетворение суетной и преходящей жажды знаний, но приближение к бессмертию и вечности», — писал средневековый богослов Фома Аквинский (1225―1274), причисленный католической церковью к лику святых.

Однако в результате медленного, но неуклонного развития хозяйства и возникновения городов, служивших торговыми центрами, церковь вынуждена была постепенно изменить свое отношение к древней языческой науке. К концу средневековья, в связи с разложением феодализма и развитием торговли, началась эпоха далеких морских путешествий и великих географических открытий. Это дало Европе новые рынки и вызвало колоссальный рост предъявляемых науке требований, поставив перед культурным человечеством много новых хозяйственных, технических и научных задач. Наступила замечательная эпоха, которая называется Возрождением, так как на исторической арене появился новый общественный класс — буржуазия, которая стала критически смотреть на старые порядки и взгляды. Этот класс не только усвоил достижения античной «языческой» науки, но и создал предпосылки для нового общества — новой экономики, культуры и идеологии.

«Это был, — говорит Энгельс, — величайший прогрессивный переворот из всех пережитых до того времени человечеством, эпоха, которая нуждалась в титанах и которая породила титанов по силе мысли, страсти и характеру, по многосторонности и учености. Люди, основавшие современное господство буржуазии, были всем чем угодно, но только не людьми буржуазно-ограниченными. Наоборот, они были более или менее овеяны характерным для того времени духом смелых искателей приключений. Тогда не было почти ни одного крупного человека, который не совершил бы далеких путешествий…».[9]

Одним из самых выдающихся людей этой эпохи, заложившей основы современного изучения природы, и явился Коперник. Он был не только астрономом, но и медиком, инженером, экономистом. Не случайно, что его учение возникло после первых великих географических открытий. Развитие мореплавания требовало изыскания способов точной ориентировки на море, а это, в свою очередь, было возможно лишь путем наблюдения небесных светил и умения предсказывать их положения на «небосводе». Нечего и говорить о том, что в рамках освященной церковью древней птолемеевой системы мира действительное развитие астрономической науки не было возможно, и это обстоятельство, прежде всего, и выявил Коперник. Оказалось, что геоцентрической системе присущ ряд коренных недостатков, которые могут быть устранены лишь при допущении суточного и годового движения Земли.

Из учения Коперника вытекало, что мир не таков, каким он нам кажется на основании поверхностного повседневного наблюдения. Коперник отдавал себе ясный отчет в том, что его основная идея должна показаться с первого взгляда нелепой, «противной здравому человеческому смыслу», крайне парадоксальной. Но он был глубоко убежден в правильности своей идеи, несмотря на эту ее парадоксальность, ее расхождение с повседневным опытом и с тысячелетними воззрениями.

Карл Маркс, советуя не страшиться парадоксов, противоречащих ежедневным наблюдениям, говорил: «Но парадоксом является и то, что земля вращается вокруг солнца и что вода состоит из двух весьма горючих газов. Научная истина всегда парадоксальна, если судить о ней по повседневному опыту, который схватывает лишь обманчивую внешность вещей».[10]

Развитие астрономии привело к тому, что система мира, обыкновенно называемая коперниковской, в некоторых существенных пунктах отлична от оригинального учения Коперника. Но для истории человеческой мысли важно не это обстоятельство, а то, что исходное положение этого учения, т. е. взгляд на Землю как на одно из небесных тел, вело к замене религиозных фантазий научным представлением о мире. Значение учения Коперника Энгельс видел в том, что это учение дает отставку теологии в естествознании. Интересно, что уже один из учеников Галилея, выдающийся ученый Кавальери (1598―1647), в разгаре борьбы за учение Коперника говорил: «Богословие — труха, а естествознание — хлебное зерно».

Хотя Коперник занимал должность каноника — чиновника при епископе,[11] — он не был чужд и общественно-политическим интересам своего времени. Его научный труд по астрономии был рассчитан на немногих, но он сделался орудием ожесточенной классовой борьбы. В. И. Ленин, подчеркивая классовый характер научных воззрений в рамках классово-антагонического общества, говорит:

«Известное изречение гласит, что если бы геометрические аксиомы задевали интересы людей, то они наверное опровергались бы. Естественно-исторические теории, задевавшие старые предрассудки теологии, вызвали и вызывают до сих пор самую бешеную борьбу».[12]

Учение Коперника показало, что наука о небесных светилах не стоит в стороне от мировоззрения людей, что в течение XVI―XVIII вв. спор об астрономической истине являлся частью борьбы воззрений на мир в целом и был теснейшим образом связан с социальной, классовой борьбой того времени. В этом споре астрономия прокладывала дорогу свободному развитию научного исследования. Вот почему наука о небе заняла столь важное положение в истории человеческой культуры вообще.