Ученик пирата

В. Брайсленд

Ученик пирата

(Хроники Кассафорте — 2)

Перевод: Kuromiya Ren

КНИГА ПЕРВАЯ: ЛАЗУРНОЕ МОРЕ

1

Старые моряки рассказывают о проходе в Лазурном море, где боятся плыть даже самые опытные капитаны. Мертвый пролив — так его называют — лежит далеко от теплых Кассафорте и Пэйс Д’Азур, близко к маленьким Лазурным островам, где живут дикари. Только дурак или злодей осмелится туда плыть.

— Целестина дю Барбарей «Традиции и причуды Лазурного берега: справочник для путника»

Маленький театр на Виа Буночио, известный как Ларкспур, был построен для двух сотен посетителей. В хороший вечер, когда две полные луны низко висели на небе, а улицы Кассафорте были полны людей, радующихся долгим сумеркам, владельцы Ларкспура собирали полный зал. За кулисами семнадцатилетний Никколо Датторе ощущал, как пот и духи толпы смешиваются с резким ароматом шариков с гвоздикой, которые некоторые нюхали, чтобы прочистить носы. Общий жар тел давил сильнее, чем от пылающих рамп. Ник потел от всего этого. За высокими бархатными шторами он ждал с протянутыми руками, держал сменный костюм для госпожи — мантию в красных пятнах, будто в крови.

— Парень, — прошептал ему на ухо господин. Сам Арманд Артуро из «Театра чудес Арманда Артуро», автор «Жутких тайн кровавого банкета», которую сейчас играли перед восхищенной толпой. — Тебе нужно идти.

— Что? — Ник едва мог отвести взгляд от жуткого вида перед ним. Актер по имени Нейв был в центре, на нем были фальшивые усы и длинный парик черных волос, темнее, чем волосы Ника. Нейв размахивал фальшивым мечом с тайным резервуаром красной краски, ревел и произносил свои строки, пока гонялся за кричащей Инжинией по сцене. Синьора Артура и Чудо-ребенок в светлых париках, как старшая и младшая сестры Инжинии, жались под столом. Скоро Нейв повернется к синьоре Артуро, и она убежит со сцены, быстро переоденется и выйдет обратно, шатаясь, изобразит смерть. Нейв прыгнул вперед и оказался перед столом с грохотом, потрясшим зрителей. — Куда мне нужно?

— Тебе нужно идти, — повторил синьор Артуро слабым голосом. Ник повернулся, но не видел господина во тьме кулис. — Мне не по себе, парень. Тебе выходить.

Бам. Нейв снова прыгнул, и, казалось, сотрясся весь Ларкспур.

— Не по себе? Заболели? — Ник повернулся к актеру, но глаза были ослеплены рампой. — Вам плохо, синьор? Я не могу идти вместо вас, если вы об этом, — бам. Женщины кричали на сцене, многие зрители кричали с ними. — Синьор, я не актер. Я — слуга. Я не знаю строки, — жар давил. Ник вытер мокрый лоб об плечо.

Бам.

— Ты поймешь, что делать, — голос синьора Артуро был слабее шепота. — Иди. Строки придут, — совет был добрым, как всегда.

Еще стук, самый громкий, мог проломить сцену. Театр растаял, и Ник Датторе проснулся. Хоть жар и влажность остались, он уже не был в знакомом театре или даже в Кассафорте. Он был далеко от дома посреди Лазурного моря на палубе «Гордости Муро», куда он забрался до этого, надеясь на свежий воздух. Он резко сел.

В ушах звенело, голова гудела от криков и стука. Ник моргнул, разлепляя глаза, и увидел сверху звезды. Луна Муро, большая и яркая, висела над западным горизонтом. Его сестра Лена правила с ним на севере. Их сияние озаряло море вокруг него, мерцая на ряби в чернильной пустоте. Но Ник не смотрел на лучи света. Он смотрел на настоящий меч у его горла и мужчину, сжимающего его.

Говорили, только дурак или злодей заплывал в воды Мертвого пролива, но капитан Витторио Дельгвардино с «Гордости Муро» сделал именно это днем. Даже близорукий мужчина должен был заметить количество водорослей на водах Мертвого пролива. Их звали Обманом морского пса. Они покрывали, казалось, самую спокойную часть моря, где не бушевали ветра. Но под спокойной поверхностью сильное течение тянулось на юг. Человек, упав за борт, запутывался в водорослях, не мог одолеть поток и спастись. Даже такой крепкий корабль как «Гордость Муро» не мог сопротивляться. За вечер капитан смог заблудиться.

— An gellion beau ze bond! — у основания лестницы, ведущей к крохотной кормовой палубе, стоял мужчина. Его грязные волосы были подвязаны платком, загрубевшим от грязи и высохшей крови. Он рычал, и было видно коричневые десны на месте зубов. — Beau ze bond! — повторил он, сжимая в левой руке факел. В правой был меч, какой Ник никогда не видел. Длиннее ножа, но короче меча, с зубцами на кончике. Рукоять в кулаке мужчины была вырезана из кости. С нее свисало что-то, похожее на солому. — Beau ze bond! — заорал он.

— Я! Я! — один из бывших хозяев Ника будил его в конюшне, выливая ледяную воду на его голову. Такое пробуждение казалось лучше, чем это. — Иду! — добавил он. Его руки дрожали, но он поднял их над головой. Сердце колотилось от каждого шага. — Видишь? Иду. Все хорошо. Хорошо.

Последние слова были скорее для себя, чем для чужака. Ник заставил себя опустить ногу на первый из шести прутьев лестницы. Он держал одну руку в воздухе, чтобы показать, что он сдается, но другой сжимал прутья, пока спускался с квартердека. Он поглядывал на маленький торговый корабль, искал ответы. Как все дошло до такого, пока он спал, он не мог представить.

— Kalla! — крикнул мужчина, взмахивая мечом.

— Я. Просто… спокойно, — ответил он. Разговор с мужчиной был как попытки успокоить злую гончую. Она не понимала слова, но могла уловить тон. Ноги Ника опустились на палубу, повернулся и поднял руки. — Успокойтесь, — он поразился тому, что слова прозвучали как приказ.

Бледнокожий мужчина тоже удивился. Его глаза открылись шире, ноздри гневно раздувались. Из его почти беззубого рта снова вылетело то слово:

— Kalla! — Ник покачал головой. В жуткий миг мужчина поднял короткий меч в воздух, и Ник задрожал. — Kalla, — снова сказал мужчина нахальным тоном. Он опустил медленно меч, и клинок оказался на левом плече Ника. Вес клинка пронзил шерстяную тунику и кожу. Слезы выступили на глазах Ника. Он всю жизнь был слугой. Если он чему-то и научился от вспыльчивых господ, так это важность сокрытия страданий. Если это показать, будет хуже. Но боль от клинка было сложно игнорировать. Казалось, клинок разрезал его до кости.

Ник послушался, опустился на колени на доски палубы. Вдали он услышал повышенные голоса, приглушенные и нечеткие. Люк в палубе был открыт, но голоса могли доноситься отовсюду. Они были криками и стуком в его сне?

— Я никто, — сказал он, пытаясь потянуть время. — Я просто слуга. Я спал там, — клинок не давал ему повернуться. — Я вам не враг.

Голоса стали громче, заполнили ночь незнакомыми словами на чужом языке. Из люка появился джентльмен, по сравнению с дикарем, напавшим на Ника. Его камзол был из хорошей синей ткани, богато расшитый, с плетением на плечах и запястьях. Треугольная шляпа с золотыми узорами была на белом парике с идеальным локоном на лбу.

— Прошу, сэр, — Ник пытался перекричать громкое биение своего сердца. — Помогите!

Джентльмен повернулся.

— Кассафорте? — спросил он. Он странно произносил звуки. Он приподнял тонкую бровь. Двое других мужчин в схожих нарядах, но менее богатых, поднялись за ним.

— Да! — аристократ точно сможет разобраться в этом. Ник заметил, что бандит с мечом опустил голову мужчине в треуголке. — Я из Кассафорте. Скажите ему…

Ник только начал говорить, джентльмен подошел, схватил его за волосы и посмотрел ему в лицо. Беззубый злодей вонзил меч в плоть Ника сильнее, вызывая больше слез.

— Кто-то спрятан на этом корабле?

— Вы из Пэйс Д’Азур, — Ник понял гнусавый акцент. — Прошу, помогите. Тут никто не спрятан. Но мы…

Один из прибывших перебил его:

— Граф Дюмонд, — сказал он с таким же акцентом. — Это не псы из Кассафорте. Вы тратите время.

Граф пах одеколоном и пряной пастой. В свете факела Ник заметил большую родинку на его скуле. Он холодными глазами разглядывал Ника.

— Non. Ты мне не нужен, мальчик, — он оскалился. Казалось, ему нравилась боль на лице Ника. Он отпустил волосы Ника, и тот отшатнулся в шоке. Граф приказал своим подданным. — Скажите им, что они могут делать с кораблем и выжившими все, что хотят. Если псы кого-то оставили.

— Кто вы такой? — рявкнул Ник, ненавидя его.

Граф повернулся и оскалился.

— Тот, кем хотел бы быть ты, — граф развернулся и зашагал прочь к его людям, ждущим, чтобы опустить его в лодку возле корабля.

Он не думал помогать. Граф Дюмонд был дьяволом. Ник решил запомнить его имя. Боги не спасут его, если Ник до него доберется. Он закричал ему в спину:

— Мерзавец! Я отыщу тебя в Котэ Нацце, если нужно, чтобы ты заплатил!

— Kalla, — прорычал беззубый мужчина, напоминая Нику, кто главный.

Ему пришлось забыть о графе. Ник остался один.

— Слушай, — взмолился он, хотя слезы текли по лицу и жалили потрескавшиеся губы. — Мы можем договориться. Тебе не нужно никого ранить. Уверен, если ты поговоришь с капитаном Дельгвардино…

Мечник узнал одно из слов Ника.

— Кап-и-тан? — повторил он, смеясь. — Кап-и-тан! — последовали непонятные звуки, а потом мужчина взмахнул факелом. Огонь чуть не опалил лицо Ника, пролетев близко. — Vomo sor vu Kap-i-tan, — сказал мужчина, указывая Нику на место, озаренное факелом.

Когда Ник и остальные из театра Артуро забрались на «Гордость Муро», на палубе их встретил капитан Дельгвардино. Он видел их выступление с «Жуткими тайнами» вечером в Массине. Он так радовался, что будет управлять кораблем, который доставит труппу в прибрежный город Орсина, что пожал всем руки от Арманда Артуро и его коллег до самого Ника. Но никто не впечатлил капитана сильнее синьоры Валины Артуро, жены Арманда. Когда она шагнула вперед и сделала реверанс так низко, что Ник услышал, как скрипит корсет, создающий ей силуэт песочных часов, капитан тут же снял шляпу и поклонился еще ниже, казалось, его лоб заденет палубу.

На нем была острая треуголка с вырезанным узором и черным пером. Теперь шляпа лежала у двери капитанской каюты. Ткань была изорвана, перо — смято.

Ник смотрел на открытую дверь и то, что озарял факел. Сначала он видел только ладонь, сжатую и покрытую темными пятнами. Ник узнал кровь. Эта же кровь собралась лужей под неподвижной головой, глядящей во тьму. Капитан Дельгвардино уже не мог кланяться.

— О, боги, — прошептал Ник. Он посмотрел на убийцу, мужчина хищно улыбнулся и сжал меч. Клинок напоминал Нику, что нужно было оставаться послушным.

Он вдруг понял, что желтый пучок, свисающий с костяной рукояти меча, не был соломой. Это были человеческие волосы на полоске засохшей кожи головы.

2

Нет ветра в парусах — страдание для моряка. Кровь в воде — беда для моряка.

— кассафортийская пословица

Женский вопль пронзил тьму, заглушив даже грохот сердца Ника. Почти тут же мужской голос заглушил крик, рыча на том же незнакомом языке, что и напавший на Ника.

— Kama asay var, — крикнул мужчина, поднимаясь на палубу. Как его товарищ, он был с факелом в руке. Лицо мужчины было в зловещих татуировках. В свободной руке он тащил что-то по лестнице. Он тряхнул этим, как мешком. — A var asay var, — сказал он поверх криков.

— Kama quan? — спросил напавший на Ника. — Sa kapitan sera vana morto.

Ник узнал, где уже слышал этот звук.

— Чудо? — позвал он, пытаясь игнорировать боль от клинка в плече. — Чудо-ребенок?

Крик прекратился, и он смог разобрать слова.

— Никколо? — услышал он. Мешок развернулся, став девушкой, известной в их труппе как Чудо-ребенок. Между актами она танцевала хорнпайп, пела баллады и вызывала слезы даже у черствых трудяг сентиментальными стихотворениями, и все это в одиннадцать лет. Это она играла. Хоть она была в детской одежде, она была на четыре года старше Ника. Сейчас ее крики были в десять раз громче, чем все, что она творила на сцене. — Ник! — повторила она, поднялась на ноги и бросилась к нему. Стоило ей вскочить на ноги, она упала лицом на палубу. Она не долетела, мужчина поймал ее за пояс. Она посмотрела на Ника. — Экипажа нет.

— Мертвы?

— Некоторые прыгнули за борт! — Чудо-ребенок продолжала вырываться. — Эти ужасные пираты убили всех, кто отбивался.

— А Артуро? — напавший на Ника все еще говорил со своим товарищем. Если это были пираты, они были мрачнее и пахли хуже, чем в спектаклях господина.

— Их нет! — ком в горле Ника после грубого пробуждения, казалось, стал еще больше от новостей Чудо-ребенка. — Пропали в ночи! Похищены! Исчезли»

Глупо, но Ник подумал, что Чудо-ребенку стоило меньше увлекаться мелодрамами. Разве так говорили не актеры на сцене?

— Кто остался, Чудо? — осмелился спросить он. — Кто-то еще есть внизу?

— Только я! — факел другого пирата опустился так, что Ник увидел лицо Чуда. Хоть девушка говорила наигранно, выглядела она ужасно. Длинные светлые волосы спутались. Кровь текла со лба по щеке ее лица в форме сердечка, дальше ее смывали слезы. — Когда я услышала звуки, я спряталась в кладовой. Как и синьора, но она большая, и они сразу ее заметили. Я была за бочкой, но они услышали, как я заплакала, когда я подумала, что они ушли… ай! — пират потянул Чудо за пояс и потащил по палубе. Он забирал ее с корабля в лодку. Она взмолилась. — Ник. Сделай что-нибудь!

— Чудо! — позвал он во тьме. Поздно. Пират бросил ее как мешок грязного белья за борт в лодку, которую не было видно. Ее крик быстро оборвался, когда она рухнула со стуком. Пират прыгнул следом.

Главный герой творений Арманда Артуро знал бы, как поступить, чтобы спасти Чудо. Герой всегда был ловким, спасал Инжинию от смерти от рук подельников Нейва или завоевывал ее поэзией. Герой, которого играл сам Арманд Артуро, мог отразить дюжину мечей обломком трости. Он мог отвязать Инжинию от алтаря жертвоприношения зубами, отбиваясь в это время от двух жрецов темных богов. Будь тут Герой из пьес Артуро, он бы уже летел на веревке вокруг паруса, чтобы сбить обоих пиратов, потрясая зрителей своим хорошо поставленным танцем в воздухе.

Но Ник не был на сцене с цветными костюмами. Он был далеко от запахов апельсинов и духов, толпы и рампы. Ник был посреди Лазурного моря, вдали от земли, где жил. Он не знал, в какой стороне был его дом. Тело в четырех футах от него не было актером, лежащим без движения, с красным шелком, тянущимся из-под камзола, изображая кровь. Все было настоящим, и Ник мог лишь представить, сколько еще тел было на борту. Могучий Герой уже не спасет капитана, тем более — Ника, слугу труппы.

Но, если он ничего не сделает, понял Ник сквозь страх и боль, он вскоре будет лежать как капитан и его люди. Жертва. Его имя быстро забудут те, кто знал о нем или переживал за него. От осознания жар вспыхнул внутри. Никому и не было дела, кроме Артуро. Другие его хозяева даже имя его не узнавали. Мальчишка или малой — и все, все его семнадцать лет. Только Артуро и их труппа обходились с ним как с человеком. И он отплатит за добро тут и сейчас.

Может, боги лун все-таки протянули свои руки над водами к Нику той ночью. Или кровь закипела в его венах, заставив разум работать, а глаза — искать варианты. Что бы там ни было, давление на плече Ника вдруг ослабело. Пират поднял руку с оружием — осторожно, отметил Ник — к повернутой голове. Он чесал нос, глядя, как лодка уплывает от «Гордости». Пора было действовать, если Ник собирался выбраться отсюда.

Он бросился. Он оттолкнулся, хотя колени болели, и голова врезалась в живот пирата. Хруст зазвучал от его шеи и спины, макушка болела. Но ход сработал. Пират с оханьем отпрянул на несколько шагов, увлекая Ника за собой, пока они не врезались в железные рычаги, которыми убирали воду из трюма. Что-то тяжелое выпало из руки пирата и прокатилось по палубе. Мужчина съехал на доски палубы, и Ник откатился. Сердце колотилось быстрее, чем барабан на фестивале, он хрипло дышал и отодвигался. Штаны угрожали порваться об доски, но Ник предпочел бы остаться в лохмотьях, только бы убраться оттуда быстрее.

— Ungh … kascado … - пират пытался сосредоточиться на лице Ника. От толчка мужчина черепом ударился об рычаг. Порез тянулся от виска до правой брови, кровоточил. Пират заметил кровь. Он растерянно поднял ладонь ко лбу, отодвинул ее и посмотрел на оставшийся след.

Что это было? У пирата была свободная рука? Хотя голова Ника еще болела, как никогда раньше, он огляделся. Пират не бросил острый меч. Такую удачу он и не ожидал. Но его факел лежал на палубе на расстоянии двух вытянутых рук. Огонь поднимался в ночное небо, оставляя черные следы на дереве под ним. Ник вспомнил кувырок, которым Герой синьора Артуро потрясал зрителей во время сражений на мечах. Сидя на палубе, он подтянул ноги ближе, дважды перекатился в сторону факела. Он оказался на коленях и носках, быстрым движением схватил факел и вскочил. По губе текло что-то теплое. Он коснулся свободной рукой рта, ладонь оказалась в крови. Ник игнорировал это. Факел обжигал правую сторону его лица.

— Прочь с этого корабля, — его голос звучал испуганно. Он глубоко вдохнул и постарался звучать властно. — Покинь корабль немедленно!

Мужчина окинул его взглядом. Ник мог лишь представить, как он выглядел в глазах пирата. Наверное, он понял, каким Ник был. Они сильно отличались: мужчина и юноша, пират и слуга, тощий скелет и молодое тело. Ник питался лучше пирата, но тот был опытным бойцом и убийцей. Мужчина точно думал об этом, вытирая кровь и сопли с носа предплечьем, сплевывая и вставая, опираясь на рычаг. Он тряхнул головой. Ник принял это как предупреждение.

— Vi tolo anscolado.

— Нет, — Ник не знал, от чего отказывался, но впился пятками в палубу от требований мужчины. Он схватил факел обеими руками и выставил перед собой, качая головой. — Прочь с корабля, — пират не двигался, Ник махнул факелом. — Иди!

В свете факела тени собрались во впавших щеках и глазах пирата. Он был тощим, но настороженным. Если он хоть немного был схож с Ником в этот миг, то каждый нерв в его теле был напряжен, готовый к прыжку. Потому удивительно, что он не бросился на Ника, а свободную руку прижал ко рту и издал вопль — самый яростный вой из всех, что Ник слышал. Звук был низким и таким диким, какой не издавали зрители во время буйства Нейва на сцене. Громче гончих полуволков, каких держал один из его господ, даже когда они выли на двойное полнолуние. Через пару секунд вопля Ник понял, как сворачивается кровь в венах.

Но он не вздрогнул. На него и раньше кричали. Кроме синьора Артуро, все его хозяева кричали оскорбления. Они все краснели, раздували щеки и орали ругательства. Нику хватило этого, и он мог выстоять. Этот мужчина не был его господином. Он не преклонится перед ним. Ник упрямо ответил, кипя от гнева:

— Ты меня не напугаешь! — слова были ложью. Он еще никогда так не боялся. Но его крик добавил ему смелости. Слова и факел в руках ощущались как единственный свет, которым он боролся с тьмой. — Нет! — прорычал он, мужчина продолжал вопить. — И хватит шуметь!

Мужчина словно понял это и умолк. Он оскалился в улыбке. Его глаза сияли триумфом, он прошел в сторону. Они с Ником медленно шагали по кругу, не сводя взгляда друг с друга и не приближаясь. Пират крутил в пальцах короткий меч, так легко, как жонглер на ярмарке. Факел Ника сверкал на клинке. Пират вдруг сделал выпад в сторону Ника.

— Valla! — едко сказал он, когда Ник отскочил.

— Сам ты валла! — Ника злили его неуклюжесть и реакция на уловку мужчины. Он понял, что его проверяли. Но и у него было оружие. Факел в его руке не был таким острым, как меч, но у пирата была свободная одежда, и он опасался приближаться. Ник направил факел вперед, радуясь, когда пират отпрянул. — Точно. Бу! — он выпятил челюсть и зарычал как собака.

Улыбка пирата увяла. Он смотрел то на Ника, то на его факел.

— To mallo nasquinta, — прорычал он, будто ругался. — Ved si?

В этот раз, когда он сделал выпад клинком, Ник был готов отбиваться. Пират отпрыгнул, когда Ник взмахнул факелом. Искры от огня поднимались в воздух, вспыхивали под носом пирата. Тот свободной рукой потер лицо, чтобы его короткие усы не загорелись.

— О, ты боишься огня? — Ник еще раз взмахнул факелом. Он был рад видеть, как пират отпрянул от его оружия. — Да. Держись от меня подальше. Понял?

Но радость Ника быстро испарилась, ведь издалека раздался вой над водами Мертвого пролива. Это напоминало вопль, который издавал до этого пират, и Ник задумался, не выбирался ли морской монстр из-под водорослей, чтобы проглотить жуткий звук и издать его эхо. Но нет. Еще один вопль присоединился к первому. Потом еще один. Вскоре ночь заполнилась визжащими голосами. Пират, как теперь понял Ник, не пытался его запугать. Он вызывал товарищей этим сигналом. И теперь они направлялись сюда. Как близко они были? Как скоро прибудут?

На миг Ник оглянулся на тьму, пират сделал ход. Краем глаза Ник заметил вспышку металла, услышал смех мужчины. Инстинктивно и с каплей удачи Ник повернулся. Клинок врезался в древко факела с такой силой, что в следующие секунды Ник был уверен, что кости его рук разбились. Боль вызвала слезы на глазах. Он сморгнул их и опустил взгляд. Он смог удержать факел, и короткий меч был вонзен в него.

Пират тоже был удивлен. Он повернул клинок, пытаясь высвободить его из дерева, чуть не вырвав Нику руки. Ник все равно держался, упрямо отказываясь отдавать оружие. Пират снова дернул.

— Ну уж нет, — прорычал Ник. В этот раз, когда пират не справился, он дернул в ответ. К его удивлению, пират отпустил меч. Ник чуть не упал, когда факел оказался в его руках с вонзенным в него мечом.

Пират зарычал. Он, как и Ник, не хотел потерять преимущество. Он сжал кулаки, дикий блеск появился в сощуренных глазах. Ник видел, что пирату было нечего терять, и такие люди были самыми опасными. Ник знал, что его ждало.

Когда мужчина бросился в воздух, Ник понял, что остался один шанс. Тихо молясь богам, он поднял факел высоко в воздух, шагнул в сторону и изо всех сил в онемевшем и истекающем кровью теле направил факел как дубинку. Он ударил по черепу пирата в воздухе, и стук был таким, что факел чуть не вылетел из рук Ника. Ник услышал, как тело мужчины рухнуло на палубу, перевернулось и замерло лицом в доски. Ник пошатнулся, как когда впервые ступил на «Гордость Муро». Он поднял факел и увидел, что глаза пирата были широко открытыми и безжизненными, кровь текла из носа на дерево под ним.

Пират был мертв.

Не было времени для радости. Ник едва успел понять, что сделал, как лицо появилось над бортом. Как мужчина, которого он убил, этот пират был с впавшими щеками и сморщенной кожей, хотя у него был только один глаз. На месте другого глаза была впадина и веки, сшитые так, что напоминали улыбку. У него было больше зубов, и он оскалился, шипя, прыгая на палубу, как пантера.

— Я убил твоего друга, — сообщил Ник, сжимая факел. Удивительно, но в нем все еще был короткий меч. Глядя на нового гостя, Ник схватил рукоять и подергал меч, пока клинок не высвободился. Он ощущал себя увереннее с факелом в одной руке и мечом в другой. — Убью и тебя.

Новый пират мог не понять слова Ника, но тон был ясен. Мелкие черные глазки мужчины блестели в свете факела, он смотрел на павшего товарища, а потом на одолевшего его юношу. А потом поступил неожиданно. Рассмеялся. Он повернулся и сказал что-то во тьму за собой. Ник услышал еще смех от невидимых союзников пирата. Три пары ладоней сжали борт.

Ник был в меньшинстве. Он едва смог отбиться от одного. Он знал, что не мог одолеть четверых. Хоть первый пират из прибывших был без оружия, двое его друзей несли мечи — у одного был короткий, как у Ника, у другого — изогнутый и опасно выглядящий. Третий пират был выше и шире остальных, нес факел и какой-то хлыст. На конце были кусочки металла. Ник глядел туда, мужчина ухмыльнулся и погладил свернутый хлыст.

Он не мог спастись. И Ник сделал первое, что пришло в голову. Побежал.

Ноги несли его по палубе мимо свернутых канатов, упавших с мачты. Факел опалял его волосы, он оглянулся. Они преследовали его, кричали друг другу команды. Ник спустился под палубу, почти спрыгнув со стремянки. Он не мог сжать ее, руки были заняты. Под палубой был бардак. Пираты ограбили камбуз, забрали копченое мясо и муку себе. Банку с маслинами разбили, всюду валялись оловянные блюдца и утварь. Два тела лежали по пути, но Ник не стал смотреть, кто это был. Он был уверен, что они были из экипажа «Гордости».

Ник побежал по ступенькам глубже в корабль, но там все тоже пострадало. Труппа была тут во время пути. Хоть тут не было просторно, здесь находилась только труппа, лишь изредка заглядывали моряки. Если бы тут было не так темно и душно, Ник не спал бы ночью сверху. В отличие от остальной труппы, привыкшей спать в тесноте, он почти всю жизнь спал на улице. Каждый ящик, сундук и мешок ребят из труппы был разорван, содержимое — высыпано на пол, пираты искали ценности. Корзинки перевернули. Один из фонов труппы, старательно раскрашенный, был порезан на полоски. Он лежал в центре каюты, развернутый и растоптанный.

Во время вояжа иллюминаторы были наглухо закрыты. Два открылись во время нападения, и от сквозняка факел Ника трепетал. В этой части корабля был низкий потолок, и высокий худой Ник задевал его макушкой. Он пригибал голову, держал клинок наготове, глядя, как пираты идут за ним. Они не спешили. Им даже нравились эти кошки-мышки.

Ник пятился среди бардака, спотыкался о мелочи и фальшивое оружие из ящиков реквизита Артуро, пока его спина не прижалась к чему-то твердому и деревянному. Одна из бочек, стоящая отдельно. Казалось, пираты пытались сдвинуть ее, но посчитали слишком тяжелой. Ник понял, что там, скорее всего, и попыталась спрятаться Чудо-ребенок, когда на корабль напали.

— Valla te que, — сказал крупный мужчина с хлыстом, тянущимся рядом с ним, задевающим металлическими кусочками доски, когда он потряхивал запястьем. Другой мужчина махнул Нику идти с ними.

Он покачал головой. Он не пойдет сам. Особенно не как последний живой на корабле.

— Нет.

— Valla te que, — сказал первый. Ник знал, что ледяной тон означал, что у них были дела.

Ник отчаянно озирался, надеясь найти выход. Он сжимал факел в левой руке, крутил им, надеясь, что это вдохновит его. К его удивлению, глаза мужчин расширились от движения. Один из них поднял ладонь и охнул.

— Что? — Ник не ожидал понятный ответ. — Что я…?

Он посмотрел туда, куда глядели мужчины. На стенке бочки черными буквами с золотом было написано «Yemeni Alum». И Ник вдруг понял. В бочке был хороший серый порох из дальнего востока, который можно было использовать для взрывов. На праздниках с его помощью создавали огненное шоу, крутили колеса с огнями и прочее. Военные корабли использовали его для пушек, набивали порох под тяжелые каменные ядра. Даже труппа Артуро использовала немного такого пороха для мелких взрывов, от которых их зрители лишались дара речи. Четыре пирата вместе были в шесть раз больше него, но боялись его, потому что он стоял возле бочки с порохом, сжимая факел.

— Ясно, — он почти наслаждался моментом. — Вы не хотите, чтобы я сделал это, — Ник опустился на колени, чтобы опустить меч на пол. Два оружия ему уже не требовались. Свободной рукой он снял крышку бочки и отбросил ее со стуком. Меньший из пиратов отпрянул, будто хотел убежать. Мужчина с хлыстом шагнул вперед и перекрыл путь к лестнице. Ник кивнул от их реакции. — И не хотите, чтобы я сделал и это.

Все пираты отпрянули, когда Ник вдруг передал факел в правую руку, поднес ее к вершине бочки. Меньший стал взволнованно бормотать, но на него зашипели другие.

— Valle te quantro oso yemeni, — сказал первый, забравшийся на «Гордость», махнув на Ника. Он говорил тихим и успокаивающим голосом, как с безумной собакой.

Ник покачал головой. Он знал, что это был его единственный шанс на побег. Его правая рука была вытянута, факел завис над открытой бочкой, и он подвигал ноги к открытому иллюминатору. Мужчины смотрели на его дрожащую руку, а не на шаги, как он и хотел. Ник не знал, как быстро загорится порох, но другого выбора не было. Он остался один, терять было нечего, зато он мог получить свободу.

— Боги, помогите, — прошептал он.

Когда он заставил себя отпустить факел, он знал, как ему нужно пригнуться, чтобы голова и плечи просунулись в отверстие. Отчаянный рывок, и он полетел во тьму, кувыркаясь, пока не рухнул на воду. Что-то влажное и колючее прицепилось к его лицу — водоросли, покрывающие воду.

Он услышал первый взрыв через секунды, за ним быстро последовал второй и третий. В его ушах была вода и водоросли, но даже так звук оглушал. За ним были жар и огонь, он слышал крики агонии. Когда он смог перевернуться среди водорослей и очистить глаза, корабль уже загорелся. Ник стал двигать ногами, надеясь уплыть подальше от огня.

Он снова все испортил. Может, обстоятельства и поменялись, потому что до этого он не оказывался один посреди Лазурного моря рядом с горящим кораблем. Но он снова потерял господина и госпожу, а эти были самыми добрыми из всех, кто ему попадался.

— Это проклятие, — возмутился он в сторону западной луны. — Мое проклятие меня преследует.

Едва он сказал это, раздался самый громкий и большой взрыв. Нику казалось, что такой грохот разобьет корабль надвое. Он уловил движение, мимо проносились пылающие куски и падали в воду вокруг него. Что-то тяжелое ударило его по голове, и он уже ничего не знал.

3

Во время путешествий я видела, как бедные народы, нуждающиеся в помощи, почти невидимы для тех, кому повезло получить преимущества, как у нас. Я надеюсь, наше будущее общество творцов и ремесленников вспомнит, что нужно помогать им.

— Аллирия Кассамаги королю Ниволо в письме из архивов Кассамаги

Задолго до ранних смутных воспоминаний Ник осиротел в гостинице у реки на севере Кассафорте. Хозяйка гостиницы пострадала, ведь ей нужно было избавиться от тела женщины и кормить ее кричащего ребенка, и заставила клерка написать документы о долге для безымянного младенца. Они обязали Ника оставаться на службе у нее, пока он не отплатил не только стоимость врача, который помогал его матери с родами, но и стоимость ее похорон и расходы на него после этого.

Когда хозяйка гостиницы умерла, подавившись оливкой, Ника продали. В четыре года он служил хозяину, который каждый день привязывал на его поясе веревку и отправлял его в трубы канализации, как самого маленького и младшего, с указанием забирать все лундри и ценности, которые смыло туда. Когда тот хозяин упал в канал и утонул, сжимая бутылку сливового вена, которую не смогли вытащить из его пальцев после смерти, бумаги Ника продали бандиту, который учил собак биться друг с другом. Одна из его собак разорвала его господину горло через три месяца после этого.

В возрасте десяти лет Ник повидал много хозяев. К шестнадцати годам он успел поработать в конюшнях, месяцами резать рыбу, научился вытаскивать полудрагоценные камни из украшений и заменять их менее ценными имитациями из стекла. Он собирал мусор из домов Тридцати, чистил клетки маленького путешествующего зверинца, который провел лето в городах Северных долин. Он превращал свинину в фарш, ухаживал за копытами мулов, собирал ленты из урн, чтобы их обработать, выгладить и продать снова не подозревающим.

Две вещи были постоянными в жизни Ника. Первое — рано или поздно, но обычно рано, его новый господин или госпожа умрут жестоким образом. Они не умирали во сне или от старости, как и от тихой болезни, которые никто не замечал до последнего. Нет, хозяева Ника погибали ужасным образом. Яд, удавка, удар ножом, некоторые тонули в миске с куриным супом… после таких смертей ничто не казалось глупостью.

Когда Нику исполнилось шестнадцать, он понял причину этих странных событий. Это произошло вскоре после того, как король Алессандро вернулся на трон после попытки переворота принцем Берто. Чтобы отпраздновать победу Рисы Диветри (или, как ее все звали, Рисы Волшебницы) над принцем Берто, мелкие ярмарки открылись по городу и работали днями. Ника отвели на такую лишь раз, когда фестиваль устроили возле храма. Хотя площадь храма обычно была широкой и занятой торговцами, продающими белых голубей и гирлянды лунных цветов в святые праздники, три недели после расправы над принцем Берто тут проходила самая большая ярмарка из всех, что видели в Кассафорте.

Ник шел за господином, известным как Дрейк, смотрел, как четверо дикарей с Лазурных островов со шрамами на лицах и почти без одежды вырезают острые копья и флейты из пустого бамбука. Он пялился на богатые ковры с дальнего востока. Его нос подрагивал от запахов со стороны печей, где готовили всякую еду: мясные пироги, рыбу на шпажках, картофель в соли и даже мелкие пирожные с фруктами. Видимо, он облизывался, или его желудок заурчал, потому что, когда они проходили мимо доброй пухлой женщины, продающей жареные орешки, Дрейк отвесил Нику подзатыльник.

— Смотри вперед, болван, — прорычал его хозяин.

— Да, синьор, — Ник привык за годы со схожими хозяевами, как вести себя таким, как он. Его хозяева любили, когда он горбился, чтобы скрыть свой рост, прикрывал беретом короткие черные волосы. Он смотрел на миг пустыми зелеными глазами, редко говорил, если только к нему не обращались. Он был тенью, никем.

— Господа, — Дрейк склонил голову в сторону двух членов Тридцати из дома ди Ангели. Они сняли красные береты для него, но лирипип Дрейка остался нетронутым. — Леди, — сказал он их богато наряженным женам, их ладони взлетели к лентам на корсетах. Ник видел, что и другие до этого обращали внимание на его господина, но не так. Хорошие украденные товары требовались людям сильнее, чем Ник представлял.

Один из ди Ангели набрался храбрости и шагнул вперед.

— Синьор Дрейк, простите за вмешательство, — Ник всегда думал, что члены Семи и Тридцати ни перед кем не заискивали, но ди Ангели так вел себя с Дрейком. — Мне хотелось узнать….?

Дрейк кивнул Нику. Это был сигнал, чтобы Ник шагнул вперед и указал ди Ангели подойти. Мужчина благодарно приблизился, и Ник вытянул руки, чтобы никто не мешал им двоим поговорить.

— Говори, — сказал Дрейк.

— Мне просто было интересно… — голос синьора ди Ангели казался выше, чем у юноши, был нервным. — Говорят, — тихо сказал он, — что картина Креспины Портелло, нарисованная Парминой Буночио, была обнаружена среди развалин Казы Портелло и попала в ваши уважаемые руки… — к концу речи его голос стал шепотом.

— Мне повезло получить хорошую репродукцию картины Пармины Буночио, — сообщил Дрейк, щурясь. — Пропорции и качество почти как у оригинала, целая и в хорошем состоянии, кроме… — Дрейк сделал паузу, шмыгнул носом и закончил, — небольшого количества пыли.

— Репродукция. Ах, да. Конечно. Меня эта репродукция и интересует, — синьор ди Ангели виновато поклонился. Ник знал, что картину забрали из развалин Казы Портелло три дня назад посреди ночи. Он доставил украденный груз к гондоле Дрейка от места, где разведчики Дрейка выкопали ее из-под кусков крыш и мостов.

Дрейк едва замечал мужчину.

— Вы заинтересованы?

— Да. Очень заинтересован. Креспина Портелло была предком моего дома.

Мужчине не стоило раскрывать такое. Его желание получить украденную картину было таким заметным, что Дрейк теперь мог выжать из него еще несколько сотен лундри.

— Вы мне нравитесь, — сказал Дрейк, но в голосе никакой симпатии не было. — Вы кажетесь мужчиной, который знает, что для него выгодно. Приходите поговорить в часы приема. Уверен, мы сможем… договориться. Если других желающих не будет.

— Ах, да. Других желающих. Конечно. Если можно…

Дрейк поднял руку. Ник низко поклонился и указал синьору ди Ангели отойти. Ди Ангели и леди поклонились и сделали реверансы, и они отправились в путь. Ник шагал в паре шагов позади, заметил, как толпа расступалась для Дрейка. Даже торговцы за прилавками кланялись, снимали шляпы, когда он проходил, переставали болтать, пока не оказывались за ним. А как Дрейк отвечал на их вежливость? Он игнорировал их, как и Ника, смотрел на все, но ничто не признавал.

Они шли по ярмарке, мимо лотков и участков, где выступали танцоры и жонглеры, мимо ораторов, рассказывающих о злобе и жадности, и скамеек, где люди умывались водой с запахом сирени, чтобы войти в храм очищенными. Может, ощущая равнодушие Дрейка, никто не говорил с ними.

Они добрались до части фестиваля, которая была не такой роскошной. Северный край ярмарки, возле Моста храма, где толпа была меньше, а развлечения — не такие яркие. Женщина вышла и встала на пути у Дрейка.

— Будущее за лундри, синьор, — сказала она. Женщина выглядела старше своего возраста. Ее лицо было в морщинах и следах оспы, губы были тонкими, в темных кудрявых волосах виднелась седина. Черно-белый пес ковылял за ней. Ник не сразу понял, что у бедной гончей не было задней лапы. Дрейк только остановился и приподнял бровь. Этого хватило, чтобы женщина снизила цену до десяти процентов от того, что просила изначально. — Тогда десять луни, — сказала она, длинные серьги-кольца покачивались. — Скидка для такого джентльмена, как вы, — ее акцент был не местным. Может, она была одной из цингар, которые бродили по континенту небольшими группами, или шарлатанкой, решившей сыграть эту роль.

— Женщина, я сам создаю свое будущее, — опасным тоном сказал Дрейк. Ник хотел предупредить ее, что злить его не надо, но не мог.

— Я вижу богатства, синьор, — ее пальцы теребили ее волосы, плясали между ними, пока не добрались до его груди. Гладя Дрейка, как кота, она проурчала. — Не хотите услышать о будущем такого великого мужчины?

— Нет, — Дрейк ненавидел, когда его трогали. Когда женщина коснулась его, он отпрянул. Его правая ладонь стала кулаком и поднялась в воздух, готовая ударить женщину. Она не видела этого, но собака заметила. Гончая оглушительно завыла.

Но это нельзя было сравнить с визгом, который издала женщина. Она не выла из-за поднятой руки Дрейка, замершей в воздухе. Она указала на Ника дрожащим пальцем.

— Мальчик! — закричала она.

Ник оглянулся. Но нет, поблизости только он был мальчиком. Цингара точно не могла говорить о нем. Он был лишь слугой Дрейка, самым низшим из его слуг. Его не должны были замечать. Никто на ярмарке не обращал на него внимания, пока он шел за Дрейком сквозь толпу. Недовольство Дрейка приводило к побоям кулаками, хлыстом, а то и хуже — никто не знал, что могло ждать дома.

— Мальчик? — спросил Дрейк, оглянулся на Ника, словно впервые увидел.

Радуясь, что она заинтересовала Дрейка, женщина стала лепетать:

— Он окружен тьмой, синьор. Он проклят! — Дрейк смотрел на слугу, Ник старался быть тихим и незаметным. — От него добра не будет, как и его хозяевам!

— Вот как, — Дрейк сосредоточился на Нике. Хоть его правый кулак оставался в воздухе над плечом, левая ладонь потянулась к мешочку с монетами на боку. Он вытащил монету в десять луни и поднял, дразня. — Расскажи еще.

Женщина не сводила с него взгляда.

— Он проклят и будет оставаться таким, пока не встретит того, кто проклят сильнее него, — ее пальцы шевелились. — Проклятие в его крови. Остерегайся, добрый синьор. Остерегайся его!

Слова женщины были бредом, но Ник почти поверил. Проклятие объясняло его несчастную жизнь, как и ранние смерти его предыдущих хозяев. Он опустил голову, но бросил взгляд на Дрейка, чтобы понять его реакцию. Он увидел, что глаза мужчины потемнели, и тут же пожалел, что смотрел.

— Интересно, — Дрейк устал слушать цингару, бросил в грязь монету. Женщина тут же бросилась искать ее, пока ее собака лаяла и подошла помощь. Дрейк склонил голову. — Как тебя зовут, еще раз? — Ник облизнул губы и кашлянул. — И твоя фамилия?

— Этого нет, сэр, — это было так. Никто не знал, кем была женщина, родившая его.

— И ты навредил бы мне, своему господину, Никколо?

— Никогда, сэр.

— Рад слышать, — Дрейк замер. Он слабо улыбнулся. Ник понимал, что любая улыбка Дрейка была в двадцать раз опаснее хмурого взгляда. — Но я сделаю так, чтобы это не произошло.

В тот день Ник узнал, что Дрейк не любил зря поднимать кулак.

— Я проклят, — сказал Ник ночью товарищам-слугам, Датторе, пока грелся у их маленького камина. Квадратики бумаги после дня работы лежали у его ног. — Это не честно. Разве не нужно сделать что-то, чтобы быть проклятым? Разозлить богов или… не знаю, украсть что-то? — Ник взял верхний квадрат бумаги, где раньше лежала рыба. Запах остался, но не сильный. Он ловкими пальцами стал сворачивать его в треугольники.

— Боги упасите, — Ренальдо Датторе убрал линзы. Он смотрел сквозь них на одну из картин, добытых в развалинах Портелло на неделе. Это был не портрет Креспины Портелло, о котором спрашивал синьор ди Ангели. Тот стоял у стены на другой стороны крохотной хижины Датторе вместе с еще высыхающей копией. — Если бы за кражу проклинали, мы все в этом доме были бы под черной тучей.

— Ренальдо, — возмутился Михаэло, его напарник, шагая по комнате с деревянной миской супа, только с огня. — Мы с тобой не воруем.

— Мы помогаем тому, кто ворует, — Ренальдо покачал головой. — Что хуже?

Михаэло был невысоким, с короткой рыжей бородой, он обычно широко улыбался. Он был похож на акробата или уличного артиста. Только его хозяева знали, что он был одним из лучших во всем Кассафорте, кто мог подражать картине так хорошо и с такими деталями, что было сложно отличить от оригинала. Говорили среди других слуг Дрейка, что фамилией Михаэло было Буночио до того, как он сменил ее на фамилию Ренальдо.

— Мы не выбираем свою личность, — ответил он, подмигнув Нику, принеся ему тоже суп. Датторе не стоило делиться с ним едой, так что Ник не жаловался, что его порция была меньше. — Нас выбирают хозяева. У нас нет выбора. Никколо, дай осмотреть этот порез.

Михаэло мокрой тканью чистил порез на скуле Ника, а Ренальдо отодвинул стул от картины, которую осматривал. Он подул на ложку супа. Как Михаэло, он тоже был с короткой бородой, но его волосы были темными, а черты мощными там, где Михаэло был тонким.

— У нас нет выбора? — удивился он. — Разве это защищает нас, когда господин становится вором? Может, это мы прокляты.

— Нет, это все бред, — Михаэло закончил вытирать, подвинул к огню стульчик и устроился на нем с миской. Они делили тепло хижины и общество с Ником почти все вечера с третьей недели, как долг Ника перешел Дрейку. Они пожалели его, живущего до этого в соломе конюшни с конями. Но все же со звоном колокола храма в последний раз в день Ник возвращался в конюшню, чтобы не было проблем. Хотя бы несколько часов в день он ощущал себя почти человеком. — Никто не проклят. Особенно ты, — добавил он для Ника. — Несчастные смерти твоих хозяев связаны с вероятностью.

Ник покачал головой. Он закончил складывать бумагу, и она стала в форме корабля, который мог плавать на воде, пока не промокнет. Еще в раннем детстве он стал складывать бумагу в разные формы. Это занимало руки и разум по вечерам. Больше всего ему нравилось делать корабли.

— О чем ты? — спросил он, опуская миску, чтобы съесть суп.

— Вероятность. Шансы. Как, когда господин играет в карты и делает большие ставки, он думает, что вряд ли его кто-то превзойдет. Это не происходит, потому что вероятность мала.

— Дорогой Михаэло хочет сказать, полагаю, что когда человек живет с преступлениями, то его жизнь опасная и короткая. Когда у него много недоброжелателей, это тоже так, и я отношу нашего господина к этой категории, — сказал он в ответ на цоканье Михаэло. Датторе не говорили об их хозяине никак, кроме «господин», никто из них никогда не звал его Дрейком. — Когда документы попадают только в руки злодеев, не удивительно, что всех их ждет конец, — Ренальдо опустил миску на стол со стуком и посмотрел на картину, которую восстанавливал. Другие артефакты из развалин Портелло лежали в ящиках: вазы, картины, побрякушки и ценные мелочи. Все они ждали, пока Ренальдо починит их, или пока Михаэло скопирует их, чтобы можно было продавать, пока у Дрейка были оригиналы. — Если бы только твое проклятие сработало, — буркнул он.

— Тихо! — Михаэло скрестил указательный и средний пальцы, поцеловал кончики и поднял их к небу, прогоняя неудачу. Но Ник заметил тоску в его глазах. Датторе были с Дрейком годами, и говорили, что они так хорошо работали, что он написал в завещании, что после его смерти их долги будут стерты.

— Каждый раз, когда я теряю хозяина, — сказал Ник, думая о второй постоянной вещи в его жизни, — цена, которую новый хозяин платит за мои документы, добавляется к моему долгу. Если я буду с одним господином годами, а не месяцами, я смогу отработать долг. Но если хозяева будут умирать, я никогда не вырвусь.

— Это печально, — рассмеялся Михаэло.

— Так работает мир, сынок, — вздохнул Ренальдо. — Для тех, у кого ничего нет.

— Сколько было вам, когда вы стали слугами? — спросил Ник. Порез на щеке болел, когда он двигал лицом, так что он старался подавлять эмоции.

— Семнадцать, мой отец умер, и у меня не было денег оплатить его долги, — сказал Ренальдо, словно это было очень давно.

Михаэло склонился.

— Никколо, сынок, не так ведь плохо служить господину? Ты одет, тебя кормят. Ты не на улице, не проводишь ночи под Мостом храма.

Ник знал, что мужчина говорил тепло, но невольно помрачнел.

— Мою еду и одежду добавляют к долгу. Я сплю в конюшне. Мне везет, если я просыпаюсь без навоза мула на мне, — он уставился на Михаэло. — Ты не говорил мне, во сколько ты стал слугой.

Михаэло вздохнул и посмотрел на Ренальдо. Тот просто покачал головой и махнул ему говорить.

— Это было двадцать два года назад, — сказал он так тихо, что Ник едва услышал из-за треска веток в камине. — Я не был таким чувствительным в юности, как сейчас. Но, Никколо, тебе еще повезет. Однажды ты будешь свободным.

— Когда состарюсь, и мне будет все равно, — прорычал Ник, глядя на пол. — Простите. Я знаю, вы оба хотите добра, но если у меня и была удача, она давно кончилась, — он встал. — Я лучше пойду.

— Нет, останься до колокола, — попросил Михаэло. — Повторим буквы.

— Мне нет проку от чтения, когда я буду всю жизнь слугой, — Ник предпочел бы оставаться в тепле огня с двумя единственными друзьями в его жизни, но этим вечером он хотел остаться в одиночестве. Под попоной в конюшне было не так хорошо, как тут, но при виде Датторе он только и думал о долгих годах службы впереди.

— Парень, — Ренальдо протянул руки, когда Ник пошел к двери. Он обнял Ника как отец, прижал ладони к его голове и сказал. — Твоя удача изменится. Ты скоро будешь сам себе хозяин.

Снаружи садилось солнце. Вдали протрубили в рог в замке. Вскоре ответят семь каз вокруг Кассафорте. А через час зазвонит колокол храма.

— Спасибо, — сказал Ник. Он встал, убрал ровные квадратики бумаги в карман. Законченный кораблик ему не требовался. — Приятно мечтать о таком, — и он выскользнул из дома.

Снаружи он невольно с завистью оглянулся на открытое окно. Из теней он смотрел, как Михаэло вздохнул и взял бумажный кораблик. Мужчина разглядывал его, а потом бросил в огонь.

— Он никогда не выберется, да?

Ренальдо покачал головой. Он схватил металлическую шапку, опустил две линзы и продолжил рассматривать картину.

— Надеюсь, боги сжалятся над ним, — сообщил он. — Ведь его хозяева не сжалятся.

4

Казарро, жаль слышать об исчезновении твоей дочери. Младшая дочь — всегда сокровище отца. Надеюсь, боги помогут ее найти. Если она пропала в городе, нет гарантий, что она вернется. Там есть жуткие грязные места, где на слабых нападают так жестоко, что ты не можешь представить.

— офицер Перла Венуччи в письме казарро Янно Пиратимаре

Может, боги услышали молитвы Ренальдо в ту ночь, или, может, он был прав про вероятность, потому что через два месяца удача Ника изменилась. Это произошло редкой безлунной ночью, когда люди казались беспокойнее, и публичные дома и игровые дома Кассафорте были переполнены. Колокол храма давно прозвонил, и Ника разбудили и заставили сопровождать Дрейка в «Укус гадюки», гостиницу в бедном районе Кассафорте. Ник направил гондолу в другую часть города, стараясь не показывать Дрейку, как он зевал. Это было непросто. Как бы поздно он ни ложился спать из-за дел, ему нужно было встать на рассвете, чтобы начать утренние дела.

Каналы по две стороны от гостиницы были полны гондол, когда Ник подплыл, но один из слуг гостиницы, заметив важного гостя, указал Нику на пустое место.

— Рад принять вас, синьор, — слуга поклонился хозяину Ника, пока Ник помогал ему подняться. Внутри их тоже радостно приняли. Стоило Дрейку шагнуть внутрь и оглядеть людную комнату с бесстрастием, появился сам хозяин гостиницы. Кивая и выражая все гостеприимство, он сопроводил их в комнату сзади. По пути разные люди кланялись или делали реверансы, снимали шляпы и прижимали их к сердцу. Они не замечали Ника. Важен был только его хозяин.

Хоть сзади людей было меньше, тут было дымно и шумно. Несколько столов были готовы для игры в карты, и во главе самого большого был стул с высокой резной спинкой. Тут хозяин гостиницы замер, указал Дрейку подождать миг. Мужчина на стуле прижал карты к груди, когда хозяин склонился и зашептал ему на ухо. Ник видел по одежде и повадкам, что он был из Тридцати, и он почти враждебно посмотрел на Дрейка. Но хозяин гостиницы закончил шептать, и мужчина встал. С напряженной спиной он поклонился, но без уважения, и занял другое место за столом. Дрейк тут же опустился на стул.

По щелчку пальцев господина Ник убрал флягу и прочие мелочи другого мужчины. Когда он отнес их хозяину, сидящему теперь в нескольких стульях от Дрейка, он услышал, как мужчина шептал соседу:

— Гадкие нахалы.

Несколько человек за столом узнали Дрейка и поприветствовали его, приподняв кубки. Другие были сдержаннее, были на стороне недовольного члена Тридцати. Один мужчина не испугался Дрейка. Он был круглолицым, пил красное, как его щеки, вино. Он склонился через соседа и протянул руку к Дрейку.

— Рад новому игроку, — сказал он, посмеиваясь. — Арманд Артуро. Может, вы слышали обо мне? Театр чудес Арманда Артуро?

Дрейк смотрел на ладонь мужчины так, словно ему предложили плохую устрицу.

— Нет, синьор, — холодно ответил он. — Не слышал.

— Ах, ладно, ладно, — после неловкой паузы мужчина с красным лицом убрал руку. Пока член Тридцати качал головой и шипел в уши соседей оскорбления, Дрейк взял карты и стал раздавать. — А ты, парень? Как тебя зовут?

Ник удивился. Мужчина обращался к нему. Он смотрел на юношу, видел детали его лица, низко опущенный берет, темную одежду, грязную из-за конюшни и мокрую после пути по каналу. Глаза были добрыми. Никто не говорил с ним так, когда он был с Дрейком. Его губы неуверенно двигались, но звуки не вылетели.

— Малец, — Дрейк сцепил пальцы. — Эти карты липкие. Возьми у хозяина гостиницы новую колоду, — он впился пальцами в плечо Ника и притянул его ближе. — Убедись, что они не меченые, как я тебя учил.

Нику было сложно не скривиться, Дрейк точно оставил синяк, но он привык к поведению хозяина. Он был вещью. Дрейк не ожидал, что Ник ответит вежливому незнакомцу, как не ожидал, что его трость начнет сообщать время дня. Ник ощущал себя неудобно той ночью, ведь до этого Дрейк сорвался и оставил синяк на щеке. Ник опустил берет сильнее на лицо, пошел выполнять задание. Он проверил карты, но не при хозяине гостиницы, чтобы не обидеть.

Дрейк играл в карты не только из-за того, что мог выпивать между ходами, но и потому что он умел читать намерения других. Было ясно по тому, как младший мужчина за столом грыз чипсы и нервно смотрел на центр стола, например, что он хотел бы, чтобы две перевернутые карты стали чем-то лучше. Мужчина из Тридцати нахально ухмылялся, глядя на свою руку, бросил больше денег в фарфоровый чайник, куда собирали выигрыш. Было легко понять, что он был уверен, и у него были три короля или дамы. Дрейк оставался бесстрастным, читать его не удавалось. Его лицо было холодным, как у мраморных статуй в храме, и его тактика работала. За следующий час, пока Ник стоял за его стулом и подавлял зевки, Дрейк притягивал к себе чайник и высыпал содержимое после раундов.

Только один мужчина побеждал почти столько же раз, сколько и Дрейк, и это был краснолицый мужчина. Синьор Артуро продолжал шутить и хвалить соседей, пока играл. Мужчина едва смотрел на карты, делая ход. Когда он побеждал, он извинялся и благодарил всех, кто бросил деньги в чайник. Когда он проигрывал, он смеялся над своими ошибками. Это отличалось от Дрейка, поджавшего губы в тишине. Было ясно, что другие игроки — даже мужчина из Тридцати — были не против проиграть Арманду Артуро, а не господину Ника.

Шум в «Укусе гадюки» не помогал Нику проснуться. Постоянный гул наоборот утомлял сильнее, и глаза слипались. Чтобы не уснуть, он придумывал себе мелкие дела. Он поправил ширмы у огня, чтобы Дрейку было тепло, но не жарко. Он приносил пряное вино, когда хозяин гостиницы или служанки были близко, и тарелки сухофруктов с кухни.

Он ходил на кухню за пачкой tabbaco di foglia, пока запасы Дрейка не кончились, повернулся от хозяйки кухни и оказался перед краснолицым мужчиной на пороге, глядящим на него. О, у него была горсть лесных орехов, которые он щелкал, но смотрел он на Ника.

— Ты интересный, — сообщил он.

Ник не привык к тому, что к нему обращались как-то, кроме приказа. Инстинкт заставил его поклониться.

— Ну-ну, — сказал синьор Артуро, открыв еще орех. — Орешек? — желудок Ника заурчал от предложения. Было больно оказаться среди людей, которые ели, когда он ел в последний раз часы назад, и того было мало. Ник покачал головой. — О, ладно тебе. У меня много. Сколько тебе. Пятнадцать?

Ник не успел остановиться, в его руках оказались лесные орехи, скорлупа была поджарена, лопнула, и было видно зеленые орешки с коричневой шелухой. Он спешно убрал их в карманы, пока никто не увидел.

— Спасибо, синьор. Мне шестнадцать. Через пару месяцев будет семнадцать.

— Ты старше, чем я думал. Как тебя зовут?

— Ник, синьор. Фамилии нет, — голос Ника оставался тихим. Он поглядывал в сторону комнаты, надеясь сбежать.

— Лучше не говорите Дрейку, что вы общались так с его мальчиком, — сказала служанка, проходя мимо с двумя кружками.

— Почему? — мужчина еще звучал бодро. — Разве мы в Кассафорте не можем говорить, с кем хотим?

— Мы с вами — возможно, — сказала служанка. Она махнула кружкой в сторону Ника, собираясь уйти в главную комнату. — Мальчик? Нет.

— Вредная, — синьор Артуро проводил ее взглядом, а потом хитро сказал Нику. — И милая, да? Но не говори жене, что я так сказал, — он подмигнул, заметив улыбку Ника. Он указал на палец с золотым обручальным кольцом. — И ты, парень, хочешь до конца жизни так работать?

Было невозможно сопротивляться мужчине.

— Н-не знаю, синьор, — он покачал головой. — Я делаю, что прикажет хозяин.

Синьор смотрел на него тепло, но щурился.

— Ты в долгу, да? Но это не навсегда. У тебя есть мечта? — спросил он, скрестив руки и с интересом глядя на него. — Что-то, что ты хотел бы сделать, отработав долг? Ты же как-то терпишь эти мрачные дни? Хм? — никто еще не спрашивал Ника, чего он хотел. Они не обсуждали этого даже среди слуг в домах, где он работал. Желали другие. Он уставился на мужчину и пытался думать. — Что с тобой сделал твой хозяин? — спросил синьор Артуро. Его рука потянулась. Ник не успел его остановить, он убрал берет Ника и посмотрел на синяк от удара Дрейка. Мужчина посмотрел и на синяк под глазом Ника, который он пытался скрыть. — Преступление — выбивать мечты из мальчика, не дав ему даже помечтать.

Ник забрал берет и вернул его на голову.

— Простите, — сказал он, зная, что мужчина не хотел вредить.

— Это я должен извиняться, мальчик. Просто от вида этого синяка.

— Эй, — девушка вернулась и свистнула Нику. — Он тебя ищет.

Тело, расслабившееся возле синьора Артуро, напряглось с тревогой. Ник поправил берет, проверил, что в руках был мешочек tabbaco di foglia, и захотел извиниться. Но синьор Артуро пропал без слов. Он исчез вовремя, через миг Дрейк встретил Ника у дверей кухни. Его взгляд бегал, словно он что-то искал.

— Где ты был? — когда Ник протянул мешочек с табаком, Дрейк забрал его и посмотрел на людную кухню. — Скажи честно, или я вырву тебе язык, — Ник сглотнул и затаил дыхание, когда Дрейк навис над ним. От него пахло сладким вином и гнилью. — Кто-то просил тебя помочь жульничать в картах?

Вопрос был так далеко от того, чего боялся Ник, что он смог лишь покачать головой.

— Кто попросил бы меня о таком? — сказал он, пока Дрейк разглядывал его.

— Да, — сказал Дрейк, схватил его за воротник и утащил в комнату. — Кто просил бы о таком.

И Ник понял в тот миг, попав в дым и шум комнаты, как глуп он был, боясь даже себе признаться, что порой мечтал. И что он представлял то, что не должен был. Хотя ему хватало проблем! Если Ник до этого был сонным, теперь он проснулся.

— Хо, друг мой! — позвал голос в шуме комнаты. Ник и Дрейк повернулись и увидели Арманда Артуро на пороге комнаты, где играли в карты. — Вас ищут за столом.

Ник знал, что синьор Артуро вышел через дальнюю дверь кухни и обошел к игровой комнате. Дрейк не знал. Он смотрел то на них, то на дверь кухни, словно не понимал, как еще можно было прийти.

— Идемте, — позвал синьор Артуро. — Уверен, у вас еще есть лундри для меня.

— О, конечно, — выдохнул Дрейк, услышал только Ник. Он громко и с вызовом ответил. — Думаю, вы ошиблись, друг мой. Это вы потеряете пару пудов… монет.

Толпа рассмеялась.

— О, ясно, — сказал синьор Артуро и похлопал себя по поясу. — Шутка про мой вес. Хорошо. Хорошо, сэр. Ладно, — он громко кашлянул. — Может, Дрейк откроет свой мешок с монетами так же смело, как рот, и сыграет один на один в карты? Если только почтенный синьор не занят, избивая слуг, чтобы одолеть меня.

Пальцы Дрейка впились в плечо Ника. При комнате свидетелей он не мог атаковать. Дрейк с трудом ослабил хватку и постарался сделать тон вежливым:

— О, я точно могу вас превзойти, синьор, — он оскалился, щурясь. — Во многом. И в картах.

— Хорошо. Думаю, вы не сможете устоять, — сказал другой мужчина, маня рукой. — Особенно если вы не боитесь повысить ставки, а не просто играть на фишки.

— Я ничего не боюсь. О чем мы говорим?

— Лично, если не против, — синьор Артуро кивнул в сторону Ника.

Через миг размышлений Дрейк оттолкнул слугу так грубо, что Ник охнул, врезавшись в стену.

— Оставайся, пока не позову, — прорычал Дрейк.

Ник сполз к полу и согнул ноги. Он смотрел, как синьор Артуро говорил на пороге, и Дрейк слушал и кивнул. Они не смотрели на него, ушли в игровую комнату.

Он долгие минуты считал время. Он смотрел, как хозяин гостиницы приказал принести больше сухофруктов и вина игрокам, старался не мешаться работникам гостиницы. Он сосчитал бревна, ждущие у камина, и банки маринованных лимонов на полке. При этом он ждал, пока его хозяин выйдет из комнаты с карманами монет, и думал. Что он хотел делать, если однажды освободится? Что заставляло его душу петь? Он еще не обдумывал такое, вопрос был опасным. Ничто его не интересовало, а могло — что угодно.

Но не Дрейк вышел из комнаты. Синьор Артуро вышел после получаса с серьезным лицом. Он оглядел комнату, заметил Ника у стены.

— Хорошо, парень, — он прошел и протянул Нику руку. — Нам пора идти.

— Но мой хозяин…

— Это я. Да, — сказал синьор Артуро от ошеломленного взгляда Ника, — это правда. Я выиграл тебя у этого подлого… кхм, ты понял. Ты теперь со мной. И остальным театром, конечно.

— Постойте, — Ник был потрясен. — Вы меня выиграли?

— И это было непросто! — сказал мужчина. — Пришлось поставить мой театр против твоих документов. Риск был велик, но это будет урок для тебя, парень. Думай шире, рискуй сильнее!

Ник все еще не верил его словам. Он был свободен от Дрейка, и Дрейк даже не умер? Может, слова о проклятии все-таки были бредом.

— Вы чуть не лишились театра из-за меня?

Дружелюбная служанка гостиницы вышла из комнаты и широко улыбнулась Нику.

— Поздравляю, — подмигнула она. — И хорошей ночи, синьор Артуро, — она послала в его сторону поцелуй.

Тогда это была правда. У Ника был новый хозяин, и этот был добрее всех, кто был до этого.

— Что ж, — синьор Артуро кашлянул в ладонь. — Так что? Идем?

Он опустил ладонь на плечо Ника и мягко повел его на выход.

— Вы меня выиграли? — Ник все еще был потрясен.

— Да, и я оставлю тебя при трех условиях, — Ник кивнул, но синьор Артуро молчал, пока они не выбрались наружу, где воздух был прохладнее от каналов. — Один. Мечтай хоть немного.

Ник кивнул и впервые позволил себе улыбнуться. Это было незнакомое ощущение, но теперь он не хотел останавливаться.

— Хорошо, сэр.

— Два, — мужчина загибал пальцы. — Тебе нужна фамилия. Выбери, какая нравится, если некого назвать своим. Кому еще выпал бы такой шанс?

Какую фамилию он мог выбрать, кроме фамилии единственных друзей?

— Датторе, — сообщил он без колебаний. — Я хотел бы быть Никколо Датторе, сэр.

— И будешь. А теперь идем домой, Никколо Датторе. Идем, — голос мужчины был хриплым, он сунул руки в карманы плаща. — Нужно пройтись немного.

Ник почти подпрыгивал, шагая за новым хозяином.

— А какое третье условие, синьор?

— О! Это, — мужчина рассмеялся. — Синьора не обрадуется узнав, что я играл и поставил театр… — он кашлянул. — Его ведь технически и нет. Так что только между нами, мужчинами, — синьор Артуро не знал, хотя мог понять по широкой улыбке на лице Ника, что он сбережет тайну нового хозяина до смерти.

И они оба не знали, что, пока они шли в сторону центра города, двое мужчин ждали в тенях Дрейка. Они были слугами члена Тридцати, которого Дрейк грубо пересадил два часа назад, и в их руках были кинжалы.

Когда тело Дрейка нашли три дня спустя на берегу, лицо было не узнать, и его труп не опознали. Его похоронили в могиле нищего. Когда господин не пришел домой, слуги медленно разошлись, получив от кредиторов Дрейка часть денег, остальное те забрали себе. Хотя Михаэло и Ренальдо Датторе долго не видели Ника, они вспоминали его с теплом и часто гадали, что стало с парнем, чье проклятие обеспечило их свободу.

5

Театр Кассафорте не такой, как в других странах. Актеры играют одни роли во всех пьесах — часто встречается Старик или Инжиния — хотя, конечно, сюжеты меняются. И, дорогая, скандально то, что они позволяют женщинам играть женские роли на сцене!

— Дама Каролинн де Вере в письме ее сестре, благородной Грубб

Когда Ник проснулся после взрыва «Гордости Муро» — а он проснулся, хотя голова казалась в три раза больше, и солнце вызывало слезы на глазах — во рту был песок, и он был уверен, что умер. Но — нет. Он оставался на поверхности всю ночь, благодаря водорослям, которые собрали воздух среди стеблей. Запутавшись в водорослях, Ник просто добрался до берега одного из Лазурных островов, архипелага маленьких островов, куда не плавали корабли и цивилизованные люди. Он лежал на песке, на него набегали волны, и он заставил себя открыть глаза и потрясенно огляделся.

Ник смотрел миг на водоросли, которые вытащил на берег с собой, а потом на стервятника, с надеждой кружащегося сверху. Он опустил голову, посмотрел на пляж, на смелого краба, бегущего боком по песку. Он посмотрел на горизонт впереди. Было красиво и просторно, а еще пусто… и так, скорее всего, и останется.

— Ладно, — сказал он. Он с трудом поднялся на ноги и попытался понять ситуацию.

Вдали от пляжа поднималась стена из камня. Крошащаяся поверхность была заметна, только когда Ник подошел ближе, ведь деревья росли между камней, впиваясь в утес, словно удерживали так жизнь. Их стволы росли вниз, были покрыты овальными листьями с тяжелыми алыми сияющими плодами, похожими на помидоры. Ник легко отцепил один с низкой ветки и осторожно понюхал, а потом порвал кожуру ногтями и попробовал сок. Когда горло не сдавило, и язык не онемел, он откусил немного. Сладкая мягкость плода и вяжущий сок освежали бы, а для его голодающего желудка это был дар богов.

Тут хватило бы фруктов на недели, это его обрадовало. Он ел и шел по песку перед утесом. Густая листва могла защитить его от дождя. Съев три фрукта, утолив голод и получив липкое лицо, Ник добрался до темного прохода в камне — низкий проем вел в нишу, где он мог почти встать. Было достаточно глубоко, чтобы он мог лечь на спину и быть скрытым. Да, маленькая пещера могла пока быть его домом.

Он отыскал в себе силы и пошел на пляж. Он не видел на горизонте черный силуэт «Гордости Муро». Он не знал, в какой стороне мог быть корабль. Беспокойное море было со следами разрушения. На пляже валялись обломки корабля, часть была обгоревшей от взрыва, устроенного им. Сначала он подумал, что только доски и прибило к берегу, а потом глаза привыкли к солнцу, и он заметил что-то сияющее среди обломков кормы.

Ник побежал изо всех сил, отыскал короткий меч, который забрал у пирата в бою ночью.

— Опять ты! — сказал он, смеясь. Клинок был вонзен в дерево. Ник уперся ногами в доски и потянул изо всех сил, смог высвободить оружие. Человеческие волосы на рукояти загрубели от соленой воды и солнца, но Ник покрутил меч. Это был ужас, но сделанный с любовью. Рукоять из отполированной кости была с вырезанным черепом на конце. Но клинок мог пригодиться для рубки дерева или разрезания рыбы, хоть меч и был жутким. И кусок кормы мог пригодиться.

Ник пока не смотрел на мелочи и сокровища, которые стал замечать среди выброшенных на берег вещей, а схватил веревку, плавающую на мелководье. Через минуты он закрепил веревку к круглому куску кормы и превратил ее в салазки, которые мог тянуть за собой, так он делал, когда учился у коновала. Но тогда он возил так лошадиный навоз из конюшни к куче. На эти он погрузил дерево, ящики, обрывки паруса и веревок, а потом потянул за собой к пещере в скале. Это была грязная работа, но он привык к труду. И это не давало ему думать о ситуации, потому что он не хотел этим заниматься.

Солнце поднялось выше, а потом стало опускаться к западу. Пока оно не стало круглым, красным на горизонте, Ник не остановился осмотреть инвентарь. Он прикрыл вход в пещеру досками и кусками кормы. Он накрыл вход сверху охапками сухих водорослей, которые усеивали пляж, а потом ветками с деревьев сверху. Эффект был не как охотничьи ширмы, которые он делал для господина четыре года назад, который зарабатывал на украденных товарах у северных ворот. Он нашел среди водорослей трутницу, развел небольшой костер возле пещеры, чтобы греться ночью. Он подумывал развести костер больше на пляже, чтобы привлечь внимание корабля и спасение. Но тут могли быть пираты, а то и хуже — тот аристократ из Пэйс Д’Азур. Он не хотел привлечь их внимание.

Все мышцы болели, он еще никогда так много не работал. Хоть он думал собрать фруктов и поесть перед сном, он заметил в брешь между нависающими ветками что-то, покачивающееся на воде. Силуэт казался знакомым. Хоть он был слишком маленьким для корабля, это было больше, чем все, что он оттащил к себе за день. Решив, что это может быть что-нибудь полезное, а то и съедобное, он выбрался к морю еще раз.

Света хватило, чтобы он доплыл до предмета и оттащил его к берегу. Он узнал крышку раньше, чем прошел в воду. Это был сундук Артуро с костюмами, древнее творение из дерева, которое, по слухам, было создано в Казе Легноли до ее разрушения. Как любой из предметов, благословленных казами Семи, его назначение содержать много предметов было усилено ремесленниками, вырезавшими его из одного большого ствола дуба из королевского леса. Этот сундук можно было наполнить сильнее обычного, и когда крышка была закрыта и пристегнута, сундук был легче, чем казался. Он был таким легким, что лишь наполовину погружался под воду.

Ник вытащил сундук на берег, а потом на свои салазки. Другие обломки были для него лишь средством выжить. Они не принадлежали важным для него людям. Он знал, что, если откроет плотно прилегающую крышку, увидит яркие костюмы, ощутит запахи духов актеров и красок. Он вспомнит роскошный год, который провел с актерами, играющими схожие роли в дюжине разных пьес. Он вспомнил бы так хорошо, как запомнил эти пьесы, стоя за кулисами каждой сцены. Если он откроет сундук, он вспомнит счастье Артуро в день, когда их позвали в море, а потом вспомнит ужас прошлой ночи, когда он потерял их.

Он добрался до пещеры и стащил груз с салазок, а потом упал на песок. На коленях он склонился и опустил руки и голову на сундук, не переживая, что вырезанные узоры впивались в скулу. Весь день он трудился и не горевал, потеряв хозяина, друга. Все его друзья пропали. Мертвы или хуже. Он даже не смог попрощаться.

— О, синьор Артуро, — сказал он. Его сдавленный голос отражался от камней пещеры. — Синьора Артуро! Чудо-ребенок. Нейв. Инжиния. Пульчинелла! — он снова и снова повторял имена актеров, пока голос не охрип. — Мне жаль, — прошептал он. — Мне так жаль.

Он сжался рядом с сундуком и лежал там в прохладе пещеры, вдали от маленького костра, шепча в печали, пока не уснул.

Второй день Ника на острове начался с криков чаев над скалами. Он открыл глаза. Солнце проникало сквозь баррикаду из веток и досок и было ярче, чем вчера. Свет тут, посреди Лазурного моря, был другим. В Кассафорте свет солнца был почти золотым. Закаты и рассветы сияли. Тут было теплее, и солнце было бело-желтым, пылающим. От жары Ник сбросил жилетку, а потом ослабил шнурки туники, но не снял ее, чтобы кожа не обгорела.

После этого он стал выполнять задания, которые могли стать постоянными. Он прошел в теплые воды Лазурного моря, взял с песка маленького моллюска. Его мясо он поместил в меньшую из ловушек из «Гордости Муро», которые он нашел вчера. Он расставил ловушки в воде и привязал их веревками к стволу дерева на пляже. Он собрал хворост для костра, а потом съел пару сладких плодов, растущих над ним. Он даже нашел старую брошюру, которую принесло к берегу и высушило солнце. Он стал загибать ее, пока через мгновения не получил бумажный кораблик с парусом-пирамидой в центре. Он опустил кораблик на волны, набегающие на берег, и смотрел, как он плавает туда-сюда на мелководье.

В свете дня ситуация казалась не такой плохой. Он был живым и целым. У него было укрытие и хворост. У него было много еды. Кроме воды, у Ника было почти все. Он знал, что мог выжить. Но как долго он хотел так жить?

Его беспокоила нехватка воды. Прошлый день он пережил с несколькими глотками слабого вина со дна фляги. Сок фруктов немного утолял жажду, но Ник знал, что под солнцем на острове не мог жить на одних фруктах. Растений на скале росло много, растения виднелись и вдали, так что тут должен был находиться источник воды, или часто шел дождь. Ник сделал из части веревки сетку, закинул ее на плечо и понес с собой одну из пустых фляг, добавив порцию сухарей, обнаруженных вчера. С коротким мечом в руке он был готов исследовать.

Ник прошел глубже на остров, и каменная стена стала уменьшаться в размерах, пока не оказалась всего в три раза выше него, потом в два, а потом он смог встать на носочки и посмотреть поверх камня.

— Ладно, — сказал он, зацепляя меч за сетку, чтобы забраться с помощью обеих рук. — Посмотрим, что там.

Сверху было видно остров, и он был больше, чем Ник думал на пляже. Его походы в королевский лес с браконьером не готовили его к панораме перед ним. Природа была дикой. Широкий простор травы высотой до пояса спускался к другому краю острова, может, в половине часа ходьбы. Пещера Ника оказалась в конце длинной узкой полоски земли, а другая часть была скрыта из виду ярким отражением солнца на воде.

Любопытство толкало его проверить остальной остров, но что-то удерживало его. Одиночество и тишина заставили его понять нечто, наполняющее его и радостью, и страхом. Тут он был сам себе хозяин. В этом месте у него не было долга. Он тут не был ничьим слугой, не слушался приказов. У него не было графика, не было обязанностей, кроме тех дел, которые он выбирал сам. Ему нравилось работать на Артуро — это почти и не было работой — но теперь он ни от кого не зависел.

— Я тут король, — прошептал он, глядя на горизонт. Он впервые сам управлял своей жизнью.

Ник задумчиво смотрел на деревья в центре острова. Деревьям нужна была пресная вода для роста. Они могли расти у ручья или впадины, где собралась дождевая вода. С мечом в руке Ник глубоко вдохнул и решил проверить.

Его краткая служба у браконьера оказалась ценнее, чем Ник думал. Одним из заданий Ника в походах в королевские леса было прикрывать следы после себя и господина, чтобы никто из разведчиков короля не заподозрил их охоту на священных землях. Он упавшими ветками поправлял траву, которую они примяли, убирал следы от их засады и следил, чтобы ничего не выдавало их пребывания там.

Но кто-то другой так не делал.

На острове был кто-то еще. Ник убедился в этом. Он заметил неровный путь по полю, примятый не только тяжелыми ногами, но и чем-то тяжелым, что тащили с пляжа по склону и высокой траве. След заканчивался у деревьев. Ник с мечом в руке бросил сетку на землю и пошел туда.

След ему не показался. Тот, кто прошел тут и не скрыл следы. Ветки лежали на земле, отломанные от окружающих деревьев. Их листья были еще зелеными, так что чужак прошел не так давно. Ник коснулся двух свежих ран на коре.

— Сухо, — он понюхал пальцы. Чужак прошел тут не сразу перед ним. Часа два или три назад.

Ник настороженно шел по следу к лугу. Он прислушивался, но улавливал только биение своего сердца и хрип в легких от дыхания. Он шагал медленно, держался теней деревьев, меч был готов ударить. Он знал, куда его вела тропа. Как он и подозревал, за деревьями лежал маленький пруд. От него ручей тянулся к дальнему концу острова, журчал между берегов, покрытых мхом. Одинокая птица летала у деревьев. От ее вопля в тишине Ник насторожился. Тут не было следов другого человека.

Перевернутые камни и примятая трава выдавали конец пути у почти неподвижного пруда. Ник осторожно огляделся, опустился у края пруда и выпил пару пригоршней воды. Она была сладкой, прохладной и свежей, без грязи. Это радовало. Но чужак неподалеку… мог тоже искать воду, нырнуть в пруд и всплыть на другой стороне? Возможно. Ник не был экспертом, и остывший след мог вести его часами.

— Vyash tar! — от голоса человека Ник чуть не выскочил из кожи. Он повернулся с мечом, но сзади никого не было. — Allo! — голос звучал как железо, скребущее по льду. — Allo! Tuppinze yere! — Ник озирался, а потом понял, что звук доносился сверху.

Мужчина висел над ним, тянулся к Нику пальцами. Одна нога была обвязана веревкой, и он висел вниз головой, длинные черные волосы ниспадали к земле. Лицо мужчины было раскрашено синим, хотя почти вся краска облетела или смылась от пота. Он был из Шарлеманса, понял Ник, или хотя бы перенял обычаи далекой страны делать кожу синей. Его одежда выглядела хуже, чем у Ника. Ник принял его за пирата, хотя он мог быть простолюдином из Шарлеманса.

Мужчина пытался говорить, умолял Ника жестами и сдавленными звуками отпустить его. Он убедился, что мужчина увидел меч, и заговорил:

— Что ты там делаешь? — хотя чужак был вдвое старше него, Ник говорил властно. Он вспомнил, что пират вряд ли понимал его слова.

К его удивлению, мужчина понял его. Его губы двигались миг, и он ответил:

— Кассафорт? — спросил он и добавил от удивленного вида Ника. — Ты из города Кассафорт?

— Я из Кассафорте, — ответил Ник с подозрением. Чужак попал в какую-то ловушку. Веревка, на которой он висел, была привязана к молодому, но крепкому деревцу, которое и сейчас сгибалось от движений мужчины. Он шагнул вперед, чтобы видеть лучше. — Что вы…?

Ник поздно услышал треск под ногой. Он не видел, как полетели камни, которые он потревожил своим шагом. Он заметил деревце, согнутое почти пополам среди других стволов, и стоило насторожиться, но вторая ловушка застала его врасплох. Через секунды вся кровь в его теле потекла к голове. Его мир перевернулся. Он смотрел, как меч улетел из его рук к земле в шести футах внизу.

Хуже всего была реакция мужчины.

— А-ха-ха-ха-ха! — взвыл он, его смех разносился эхом среди деревьев. Он долго смеялся, слезы катились из глаз по лбу и в волосы, смывая больше синей краски. Мужчина так дрожал и хохотал, что стал кружиться на конце веревки. Он хлопал ладонями по коленям, но не мог замедлиться.

— О, замолкни, — он оказался лицом к лицу с мужчиной, хоть и вниз головой, и Ник был уверен, что он был пиратом, мог сбежать с корабля две ночи назад. Ник попался, и это была его вина. Веревка на его ноге была сложно завязана, сжимала лодыжку тисками. Он не мог даже найти начало или конец. — Что ты знаешь о Кассафорте?

— Кассафорт, — мужчина словно исправил его. — Она тоже из города Кассафорт.

— Кто? — Ник не понимал смысла слов мужчины. — Кто из Кассафорте?

— Она, — Ник покачал головой, и мужчина указал вниз. — Она.

Девушка стояла ниже Ника, ее глаза были голубыми, а волосы — длинными и золотистыми. В руках она держала длинную и тяжелую дубину. Она замахнулась ею, Ник не успел уклониться. Он успел подумать об одном, теряя сознание от удара по голове: эта девушка была самым милым пиратом из всех, которых он встречал.

6

Из-за ошибки горничной мы получили билеты не в Чудесный театр, играющий почти в центре города, а на выступление третьесортной труппы, зовущейся «Театр чудес», на юго-западе. Мои уши еще звенят от двух часов мучений, и я собираюсь уволить горничную.

— Палмирия Фало из Тридцати в письме матери

Когда Ник через пару часов увидел камни над своей головой, он подумал, что его оттащили в его убежище. Он был в другой пещере, тут потолок был выше, и под ногами были песок и камешки. Но двигать ногами он не мог. Они были связаны веревкой и соединены со связанными запястьями, так что он был неприятно согнут, мог только лежать на боку или сидеть. Он подумывал кувыркнуться среди бочек и мешков и выкатиться из пещеры, но не хотел набрать в рот песка и не знал, что там ждало. Затылок болел. Он хотел бы больше свободы рук.

Он хотел бы, чтобы его товарищ был с кляпом. Пират с синим лицом, с которым его поймали, не замолкал с тех пор, как Ник проснулся.

— Когда ты сделаешь пирата? А? Э? — спрашивал он. Он говорил на языке Ника с сильным акцентом. Ник не знал язык Шарлеманса, но жители Лонгдоуна говорили так, словно в их ртах была каша. Ник не ответил, и пират спросил снова. — Э?

— Я не делал пирата, — прорычал Ник, приподнялся и сел, спина прислонилась к бочке с надписью «possoins sales». — То есть, я не пират, — он попытался посмотреть на другого в пещере, который был без сознания. Ник видел лишь, что мужчина был старым и хрупким. Как вязанка сломанных прутьев, он лежал на мешках, полных, судя по запаху, сушеных трав. Его рот был открытым, он слабо дышал, как спящий ребенок. Руки старика, в отличие от других пленников, не были связаны. — Синьор, — прошипел он, пытаясь разбудить мужчину. — Вы очнулись?

— Максл, он делал пирата, когда был даже младше тебя, — пират опустил подбородок к груди, указывая, что он был Макслом. Даже его громкий голос не разбудил пленника. — Сколько лет тебе?

Ник знал, что пират не умолкнет, пока не получит ответа. Он просто будет спрашивать настырнее.

— Семнадцать, — он старался звучать не заинтересованно. Он снова позвал старика. — Синьор! — он так и не получил ответа. Может, девушка повредила ему череп сильнее, чем Нику.

— Ага! Макслу было четыре и десять лет, когда он впервые отправился в море. Меньше тебя! — синее лицо пирата исказила радость. Ник посчитал это состязание странным. — Максл живет в…

— Максл живет в Лонгдоуне, — сказал Ник с ним. Он слышал несколько историй о жизни Максла в городе, о скромном начале как карманника и историях о его пьяной тете, известной как «Толстая Сью».

— Да! — Максл просиял. — Максл живет в Логндоуне. Толстая Сью говорила Макслу не ходить в темноте, там плохие. Но я вышел, меня забрали, как там, а? А? — Ник покачал головой и посмотрел на тьму за входом в пещеру. Он видел искры маленького костра, взлетающие в воздух, но не видел, грелся ли рядом с ним кто-нибудь. Максл повел плечами. — Банда. Типа банда. Они ходят по ночным улицам, похищают людей и делают их моряками. Если не хотят быть моряками, плохо! Ха! Ха!

— Принудительная вербовка? — Ник слышал о таком, банды незаконно уводили тех, кто не хотел, но был способным, к капитанам, лишая их свободы и семей. Один из хозяев Ника угрожал продать Ника такой банде, но Ник надеялся, что это была выдумка, чтобы пугать молодежь.

— Да! Это. Умный мальчик, — пират улыбнулся ему. В отличие от пиратов на «Гордости Муро», у Максла были все зубы. Они не были красивыми, но были все. — Ты как Максл, да? Умный.

Ник подумал об Артуро, о капитане Дельгвардино и всех с «Гордости», потерянных в море, и ощутил внутри гневный огонь.

— Нет, — парировал он, глядя мужчине в глаза. — Мы не похожи, — и хоть он так сказал, он задумался. Максл был вдвое старше Ника с виду, но, как бы ни отличались его длинные черные волосы от коротких волос Ника, а лицо в синей краске от загорелых щек Ника, казалось, детство у обоих было не идеальным. И их заставляли работать против их воли. Ник мог отрицать, но чем-то они были похожи. — И я не пират.

— Нет? — Максл приподнял брови.

— Нет!

Словно ощутив возмущение Ника, Максл склонил голову. Ник впервые заметил, что в его ушах были маленькие золотые кольца.

— У тебя шиварста, — Ник покачал головой. — Шиварста, — повторил пират. — Режет большой… — Максл оскалился.

— Меч, — Ник впервые вспомнил о коротком мече, который был с ним до плена. Где он был? Он огляделся в пещере, увидел меч в песке у выхода. Клинок сиял, отражая огонь снаружи. — Меч пирата.

— Да, но особый, — согласился Максл. — Убиваешь большого важного человека. Забираешь волосы. Делаешь меч пирата.

— Нет, — сухо сказал Ник. — Я убил пирата, да. Забрал его шиварста.

Максл сглотнул и, казалось, понял.

— Убил пирата? — спросил он. — Жуткого? С дырками во рту? Худого?

— Да.

— Это Кси! Знаю его. Ужасный. И ты убил его?

— Сам, — Ник пожал плечами, и Максл немного сжался. Ладно. Если от страха он замолчит на пару минут, Ника это устраивало. — Я убил много пиратов прошлой ночью, — прошипел он сквозь зубы. — Ты был на моем корабле. Забрал моих друзей.

— Не Максл! Максл не с Кси. Я бросил их до этого. Ты убил плохих. Максл — не плохой!

— Я убил всех плохих, кого смог, а потом сделал кораблю бум! — он изобразил звук взрыва. — Так что лучше меня не зли, синьор. Понятно?

Даже если Максл не все понял, он кивнул с большими глазами. Он с новым уважением смотрел на Ника.

— Ты берешь волосы? — спросил он тихо. — Волосы мертвого? После бум? Для шиварста Кси? Чтобы сделать его своим?

— Может, позже получу твои, — прорычал Ник. Это утихомирило мужчину.

Ник убедился, что Максл унял свое любопытство, и еще пару минут подвигался по песку, пока не оказался рядом со стариком, лежащим на мешках. Он еще дышал — Ник переживал до этого, что они делят пещеру с мертвецом. Лицо мужчины было в морщинах, он был около шестидесяти лет. Волосы его были тонкими и сухими, а длинная борода спуталась. Его длинное одеяние когда-то было хорошим, но солнце и море лишили его цвета. Кровь засохла на его лбу.

— Вы очнулись? — Ник ощущал себя глупо за вопрос, когда было очевидно, что мужчина не реагировал на мир.

Или нет. От вопроса Ника мужчина пошевелился. Он потянулся к лицу, неуверенно опустил ладонь на крупный нос, а потом отмахнулся от чего-то воображаемого. Его губы двигались.

— Вы точно очнулись? — Ник обрадовался.

Старик вздохнул. Он медленно приподнял веки.

— Мм? — спросил он сквозь потрескавшиеся губы.

— Hallo? — Ник не знал чужие языки, но слышал, как торговцы обращаются к покупателям на других языках. — Ola?

— Oi! — отозвался Максл. Ник повернулся, пират смотрел с интересом. — Так мы делаем в Лонгдоуне, — объяснил он.

Старик точно услышал Максла. Он облизнул губы, что-то пробормотал, но Ник не узнавал звуки.

— Он говорит на языке Пэйс, — сообщил деловито Максл. Ник скривил губы. Как ему говорить с кем-то на азурском? К счастью, Максл предложил решение. — Я поговорю с ним за тебя. Максл хорошо говорит на Пэйс, как они в Котэ Нацце.

— Так же хорошо, как на кассафортийском? — скривился Ник.

Максл посчитал это за комплимент.

— Да! Спасибо! Смотри, — он кашлянул и громко сказал. — Allo! Bongzur! Voo avec большой убийца пиратов comprendvu?

— Даже я, — сообщил Ник, не впечатленный, — понимаю, что это не правильное предложение.

— Я тебя знаю? — слова звучали как шелест осенних листьев на пустой площади, но были достаточно отчетливыми. Ник повернулся к старику. Тот смотрел сосредоточенно, хоть и растерянно моргал. — Ты выглядишь как кто-то знакомый.

— Мы как вы, — сказал ему Ник, двигаясь ближе к старику. — Пленники. Стойте, — он вдруг понял, что мужчина говорил без акцента. — Вы из Кассафорте?

— Да.

— Город Кассафорт! — воскликнул Максл, слушая их. — Да, красиво! Много красивых женщин! Все любят Максла. Ха! Ха!

Пират захохотал так громко, что звук отразился эхом в пещере. Его точно было слышно снаружи, потому что тень появилась на входе. Она была длинной и жуткой, пока не стало видно хозяина.

— Тут все хорошо? — это была девушка. Она говорила со странным акцентом, почти как у языка Пэйс Д’Азур, но не совсем.

— Шш, — предупредил он остальных, и Макс подавил веселье.

— Старик? — позвала девушка с предупреждением в тоне.

Пожилой джентльмен вечность пытался приподняться. Ник видел, что он был джентльменом. Аристократичный нос, борода и качественная одежда, нежность слов говорили об определенном классе. Если он не был из Семи и Тридцати, он был с ними точно связан.

— Все хорошо, — отозвался он. Голос не звучал сильно, но разносился как у актера. — Нет повода для тревоги.

Трое мужчин ждали, тень замерла от нерешительности. Через миг она отступила. Они расслабились. Ник заметил девушку лишь на миг перед тем, как она ударила его по затылку и лишила сознания.

— Она опасна, — шепнул он старику. — Девушка. Она сама расправилась с нами.

— Тигрица, — сказал Максл. — Убийца убийц пиратов! Почти! — Ник мрачно посмотрел на него.

— Да, она опасна, — согласился джентльмен. Ник понял по серьезному кивку, что она одолела и его. — Я бы ее не злил.

— Что вы о ней знаете? — пока старик думал, Ник стал рассуждать. — Она не из пиратов Максла.

— Максл уже не пират, — напомнил он. — И девушку до этого не видел.

— Значит, она из других пиратов, — сказал Ник. Мысль звучала убедительно. В пещере ведь был груз из торговых кораблей? — Но она лидер? Или просто одна из них?

Было сложно понять выражение лица старика.

— Она ведь слишком юна, чтобы вести свою банду пиратов?

— И акцент, — сказал Ник. — Откуда она?

— Половина из Кассафорте, — сказал старик, глядя на вход в пещеру. Он сидел прямее. Хоть он не казался сильным, он держался достойно. — Половина из Пэйс Д’Азур.

Ник кивнул. В этом был смысл. В ее словах он уловил переливы своего языка и гнусавость азурского. Это звучало необычно, но знакомо.

— Зачем она напала на товарищей по стране?

— Ну…

Нику показалось, что он видел, куда двигались мысли старика.

— Да. Она могла не знать о стране. Может, если я поговорю с ней…

У Максла было свое мнение.

— Пиратам все равно. Говоришь, Максл не должен нападать на корабли Шарлеманса, потому что он из Шарлеманса? Ха, — он подвинулся по полу пещеры, путы почти не мешали ему. — Когда человек становится пиратом, он свободен, он без страны, — он сморщил нос и отбросил волосы, щекочущие его. — Порой и женщины такие, — добавил он.

— Но это безумие, — сказал Ник. — Ты не теряешь свое происхождение, став пиратом.

— Пират — изгой. Боюсь, ни одна страна не будет рада при виде корабля пиратов. Они грабят корабли, делают море ужасным местом, — Ник кивнул от слов старика, думая о страхе, с которым проснулся, увидев перед собой меч пирата. Такие слова старика показывали, что ему можно было доверять. — Без обид, друг-пират, но такой мир.

— Максл не… обижен, — пират осторожно произнес слово, словно впервые его использовал. Он бодро добавил. — Да. Пират не слушается ни одну страну. Потому Максл уже не пират.

— Синьор, как вас зовут? — вдруг спросил Ник.

— Меня? — мужчина замешкался перед ответом. — Джакопо Коломбо.

— Синьор Коломбо, послушайте. Я — Никколо Датторе. Я жил в Кассафорте всю жизнь. Я был на корабле «Гордость Муро», плыл из Массины и Орсину с господином и его труппой актеров. Театр моего господина пригласили в тур в честь того, что король Алессандро называл Мило Сорранто наследником престола, — объяснил Ник старику. Он говорил быстро, словно ожидал, что девушка зайдет и разлучит их. — Люди Максла забрались на наш корабль. Они убили капитана и почти весь экипаж.

— Я там не был, — возразил Максл, подвинувшись вперед. — Я ушел с корабля до приказов. Зачем ты шумишь?

— Я шумлю, — Ник яростно подавил тон, потому что он все-таки был громким, — потому что ты… они забрали моего господина и его леди, как и всю труппу! Потому что я неизвестно где посреди моря без шансов вернуться домой. Хотя дома у меня уже нет, — он повернулся к старику. — У меня впервые был господин, службой которому я гордился.

— Ты отомстил за него, — отметил Максл. — Убил пирата, убившего его. Это честь. Будь счастлив!

— Хватит говорить так, словно таким можно гордиться! — Максл мог понять не все слова Ника, но тон точно понял. Пират сжался. — Если это честь, я такого не хочу. От этого я не рад. От моей руки мертв человек. Может, еще четверо, — от мыслей об этом болела голова. — Я должен был. Должен был.

Джакопо коснулся Ника рукой.

— Похоже, это была самозащита.

Ник кивнул.

— Честь не вернет капитана или его людей. Честь не вернет Артуро, а теперь их продали… на суп! Или из-за их золотых зубов.

— Курицу продают на суп, — Максл словно пытался утешить. — Живые люди — хорошие рабы.

— Это отличная новость, Максл, — рявкнул Ник. — Спасибо. Рабство — намного лучше, — нет, конечно, и Ник добавил это к списку того, о чем не мог думать. — Что я ожидал от человека, который думал, что нужно привязать волосы к мечу? — старик не понимал, но Ник знал, что не было времени для объяснений. — Слушайте, — сказал он Джакопо, пытаясь повернуться. — Она не связала вас. Развяжите мои узлы. Освободите меня. Я разберусь с девушкой, — мысль была мрачной, но он два дня делал все, чтобы выжить, и был готов продолжать. — А потом, клянусь, я найду способ для нас двоих вернуться в Кассафорте.

— Это было бы отлично, друг мой, — Ник понял, что, может, синьор Коломбо даже предложит ему место в его хозяйстве, если они найдут путь домой. — Но насчет девушки…

— Развяжите и Максла? — зубы пирата были белыми во мраке, он пытался улыбкой очаровать старика.

— Нет. Он один из них. Мы не знаем, что делать, — твердо сказал Ник.

— Я не знаю девушку!

— Он — пират.

— Сколько раз говорить, я… эм… нет слова. Старик, я курю трубку, вырезаю из дерева и уже не работаю.

— Думаю, — сказал старик, возясь с веревкой на запястьях Ника, — наш друг говорит, что он уже не работает по своей бывшей профессии.

— Да! — Максл обрадовался, что его поняли. — Развяжешь Максла?

— Пираты не перестают ими быть, — прорычал Ник. Путы на запястьях ослабли, и кровь потекла к пальцам. Мгновение они ощущались как толстые покалывающие сосиски, но боль утихла, когда веревка упала с его рук. Он попытался помочь Джакопо развязывать его ноги. — Он — враг.

— Развяжи Максла! — потребовал пират.

— Я отпущу Никколо, — объяснил старик. — Он — жертва обстоятельств. Он может помочь.

— Максл может помочь! — пират тряхнул запястьями.

Узел на левой лодыжке Ника не удавалось развязать. Старик и Ник возились с ней вслепую.

— Тише, — попросил Ник пирата.

— Развяжите меня, или Максл позовет девушку.

Это был простой шантаж. Ник уставился на него.

— Нет!

— Девка! — заорал Максл, не дав Нику и старику утихомирить его. — Эй! На помощь! Пожар! Убивают!

Ник ощутил, как узел развязался, вход в пещеру потемнел. В свете огня и сумерек появилась тень девушки. У нее были длинные золотистые волосы, и она, казалось, была в мужских широких штанах.

— Что тут творится?

— Дорогая… — начал старик.

Ник не мог терпеть вежливость старика. Пора было действовать. Веревка упала с его лодыжек, и он бросился к девушке. Он слышал вопль Джакопо, вой Максла за ним, но их заглушило его рычание, пока он летел к ней. Только в последний миг он вспомнил о мече в песке.

Девушка не знала, что он был свободен и нападал, но инстинкт заставил ее прыгнуть в сторону. Ник не попал ей по животу, как планировал, а чуть не промазал. В последний миг он вытянул руку и схватил девушку, утащил ее на землю. Они катились по земле, рухнули на песок вне пещеры. Девушка сплюнула песок, вскочила на босые ноги и заняла боевую позу. Азурские слова слетали с ее губ.

Ник упал на лицо, песок набился в нос. Он чихнул и моргнул, чтобы прочистить глаза, увидел девушку над собой. В свете огня он видел ее густые кудрявые волосы вокруг ее лица, похожие на змей.

— Bâtard! — закричала она и бросилась.

В этот раз Ник успел увернуться, откатился на бок, не дав ей рухнуть на него. Он недооценил ее. Хоть она была не старше него и девушка, она была наравне с ним, а то и опаснее. Но Ник рос среди воров и хуже, так что знал несколько трюков. Он сжал в ладони горсть песка, взмахнул ногами и поднялся, удерживая песок в кулаке.

— Позор! — прорычал он на девушку. — Твой пленник тебе в дедушки годится. Где тут честь?

— Что ты знаешь о чести? — зарычала она в ответ. Ее любопытный акцент делал слова полными презрения. — Работать на них.

Ник вспылил.

— Артуро — благородные люди, — парировал он, не думая. — Они всегда были добры ко мне! Я бы отдал жизнь, чтобы спасти их от таких, как ты, — его меч был за ней, у входа пещеры. Если он обойдет ее, сможет получить преимущество.

— Что? — она не понимала. А потом это перестало иметь значение. — Стой! Не двигайся дальше, — предупредила она, когда Ник шагнул.

— Я и не двигаюсь, — он вытянул свободную руку и сжатый кулак.

— Что ты задумал, шпион? — с подозрением спросила она.

— Шпион? — спросил Ник. С чего она это взяла? Ему нужен был меч.

Может, что-то в его взгляде или теле выдало его намерения, потому что девушка оглянулась. Она заметила меч в песке и улыбнулась. Сердце Ника сжалось. Она заберет его сама.

— Это мое, — предупредил он, размышляя. — Он проклят, как я. Будет плохо, если ты его коснешься.

Она смотрела на рукоять из кости с черепом.

— Лжец, — сообщила она.

— Проверь, — сказал он. Все его тело напряглось, он готовился к броску. — Слышала о принце Берто и его проклятой сморщенной руке?

— Принца Берто прокляли Скипетр с шипами и Оливковая корона, — сказала она и посмотрела на оружие. — А не меч убийцы.

— Но проклятие есть, — Ник звучал увереннее от ее сомнений. — Проверишь?

Она этого не хотела. Она отошла от пещеры. Ник увидел, как она взмахнула кулаком. Пора было делать ход. Он забыл о боли в голове. С воплем Ник метнул горсть песка в лицо девушки. Она будет ослеплена, и он сможет схватить меч и получить преимущество. Джакопо поможет ему связать ее, как она поступила с ним, и он с ней в заложниках добьется свободы.

Так он задумал. Но в тот миг, когда Ник выпустил горсть песка, девушка метнула в него такую же атаку. Его глаза слезились, острые песчинки царапали их. Воздух на миг наполнился пылью, Ник и девушка кашляли, отплевывались, упали на колени и пытались прочистить глаза.

И тут из пещеры вышел Джакопо Коломбо и остановился между ними.

— Никколо Датторе, — мягко сказал он. — Могу ли я попросить тебя не убивать мою дочь?

7

На Лазурных островах живет жестокий народ с зубами змей и жаждой крови, которая остановила даже могучие армии Йемени. Так говорят, потому что ни одна живая душа не выжила, увидев их.

— Целестина дю Барбарей «Традиции и причуды Лазурного берега: справочник для путника»

Ник вскоре понял кое-что, начав служить Артуро. Сколько бы брошюр с отзывами они не прицепляли к доске возле театров, как бы ни называли «Театр чудес» лучшим в стране, они не были одной из главных трупп Кассафорте. Сцены у причалов, где они выступали, были грубыми рингами для борцов, по сравнению с роскошью лучших театров города, особенно на площади у замка и Виа Диоро. Сценарии Артуро принимали хорошо, но их не исполняли в других местах. Инжиния была милой, но не такой красивой, как знаменитая актриса Таня Росси, которая не только была на множестве картин Буночио, но и была отмечена самим королем Алессандро, и с ней хотели быть многие старшие сыновья Тридцати.

Нет, Артуро были второсортной театральной труппой. Они обеспечивали дешевое вечернее развлечение рабочим и простым торговцам. Летом, когда в городских театрах было слишком жарко и душно, Артуро отправлялись в небольшие города среди ферм и виноградников, которые тянулись на сотни лиг к горам, отмечавшим границу с Веренигтеланде. Они играли в знаменитом открытом амфитеатре Насцензы, да. Но чаще их можно было найти в амбаре, ставшем сценой в Турране или играющими для ремесленников в одной из инсул.

Ник был с Артуро около двух месяцев, когда они посетили Феро, маленькую колонию тружеников в инсуле Детей Муро. Их пьеса в ту ночь была типичной — Героя вызвали спасти Инжинию от навязанного брака с Нейвом, и Пульчинелла играла служанку Инжинии, а Чудо-ребенок пела между сценами, и Ник стоял за кулисами, готовый помочь Инжинии переодеться. Он видел эту пьесу уже дюжину раз и знал строки так же хорошо, как и актеры, но действо его увлекло. Он с улыбкой смотрел, как Инжиния охнула и отбросила волосы за спину, пока синьора, играя ее недовольную старшую сестру, умоляла ее не покидать дом.

Он так увлекся, что чуть не выскочил из кожи, когда услышал голос господина возле уха:

— Искусство, да? Знаешь, я хотел, чтобы это была мать Инжинии, а не сестра. Но синьора, конечно, сказала, что еще не так стара, чтобы играть эту роль, — Арманд опустил ладонь на плечо Ника, когда тот захотел отойти. — Нет, любуйся. Это все часть магии. Магии театра, — от лица Ника его господин улыбнулся. — Тебе же нравится с нами?

— О, да, сэр, — ответил Ник с пылом. — Больше, чем я могу описать.

— Вот и молодец, — Арманд Артуро скрестил руки. — Ты думал об этом? — от удивленного взгляда Ника он добавил. — О сцене, мальчик мой. Выступать на ней.

— Как актер? — Ник чуть не рассмеялся. — Я не смог бы.

— Не смог бы? Конечно, не смог бы, — он почесал подбородок, разглядывая Ника. — И ты никогда не был вежливым с одним из бывших хозяев, когда они плохо с тобой обходились? Не изображал улыбку, пока все тело болело?

Ник тут же потянулся ко лбу. Шишка от удара Дрейка уже прошла, но шрам в форме полумесяца от набалдашника его трости остался на годы.

— Это не то же самое.

— Это игра, Никколо, — синьор Артуро склонился ближе, ведь Инжиния и Нейв говорили тише. — Это вспоминать, как выглядит счастье, когда ты его не ощущаешь, или говорить строки вместо того, что ты хочешь сказать. У некоторых получается лучше. Поверь, Ник, ты смог бы. Я вижу талант, — он прижал палец к носу и подмигнул. — У меня есть глаза.

Ник не понял Арманда, был ошеломлен.

— Я все еще думаю, что это другое, — сказал он. Он все еще не привык, что мог спорить с хозяином. — На сцене нужно знать, куда идти, как уходить. Там реквизит. Это другое.

— Моя бедная леди, — его хозяин указал на сцену. Инжиния и синьора перешли к сложной части, в которой синьора должна была скрывать любовное письмо Инжинии от Героя, чтобы Инжиния решила, что Герой уже не верен ей. Но этой ночью синьора забыла письмо. Ее ладонь скользнула к груди, где оно должно было скрываться, но ничего не нашла. Она продолжала говорить свои реплики, но пыталась найти письмо. Когда стало ясно, что ей придется справляться без листка, она продолжила гладко, словно никакой проблемы и не было. Ремесленники и ученики заметили? Если да, они не подали виду, их увлекло представление.

— Она импровизирует, — сказал Ник. Он восхитился тем, как умело это было.

— И у нее получается. Она профессионал. Лучше Нейва, — присвистнул синьор Артуро. — Видел бы ты, как он плох без сценария. О, я такое могу рассказать! Как думаешь, почему она справилась?

Ник задумался на миг.

— Потому что она не запнулась, — сказал он.

— Она выглядит так, будто знает, что делает. Будто власть у нее, — сказал Арманд.

— Люди верят в это? — хотел знать Ник.

Синьор Артуро снова прижал палец к носу и указал на Ника.

— В этом вся игра. Глубокий вдох. Встать прямо и стать тем, кем ты хочешь, чтобы они тебя видели. И продолжать.

Ту ночь Ник вспомнил, застряв на острове в Мертвом проливе. Огонь согревал их, но костер был меньше, чем тот, что пылал перед самодельной сценой в Феро. Но за этим светом было так же темно, и звезды были почти на тех же местах, что и прошлым летом. Он не шагал по сцене в свете рампы, но играл, особенно перед Джакопо Коломбо, чтобы его не воспринимали как потерявшегося слугу среди Лазурного моря.

— Я поделюсь с тобой тайной, Никколо, — сказал старик. В свете огня он сидел так, словно находился за ужином Тридцати. Но он все равно казался очень хрупким. — Ты слышал мое имя раньше?

Дочь Джакопо следила за реакцией Ника. Ее глаза отражали огонь маленького костра — или они сами пылали, пока она следила за его малейшими движениями. Он ощущал ее внимание, Ник покачал головой.

— Нет, синьор.

— Я дал тебе свое имя, но не титул, — дочь Джакопо мрачно посмотрела на него, но он поднял руку. — В некоторых кругах меня зовут нунцием. Нет, — быстро добавил он от удивления на лице Ника. — Не нужно кланяться, или что там тебя учили делать.

— Если, — вдруг сказала девушка с сильным акцентом, — его учили что-нибудь делать.

— Дарси, — Джакопо нахмурился. Ник обиделся, но не сильно. Люди выше него постоянно считали, что он плох.

— Папа, мы ничего о нем не знаем.

— Я слушал их в пещере, дорогая.

— Ты уснул, — отметила она. Ник впервые отметил, как сильно ее брови нависали над глазами. Они были как у мужчины, но у этой девушки они выглядели уместно. — Ты не должен был спать.

— И все же, — Джакопо чуть смутился, — я услышал достаточно, чтобы знать, что он — жертва, а не злодей.

— Жертва тех же пиратов, которые и вас довели до такого состояния! — Ник не знал, обращался он к отцу или дочери, но смог звучать так, словно знал, о чем говорил.

— Нет, — Джакопо проигнорировал взгляд дочери, которая раздраженно схватила щипцы длиной с ее руку и стала тыкать ими в раскаленные угли костра. — Хотя мы с Дарси на этом острове почти неделю, не из-за пиратов мы стали изгоями.

— Тогда из-за кого, синьор? — Ник не знал, как обращаться к нунцию. Вряд ли слугам вообще доводилось общаться так с кем-то уровня королей и придворных.

Джакопо вздохнул.

— Я не всегда был нунцием в Пэйс Д’Азур. Мой отец был героем Лазурного вторжения, и после того, как Пэйс Д’Азур убрал войска, он использовал свой статус героя и занялся торговлей, — Ник кивнул с уважением. Герои вторжения были теми, кто потерял конечность или что-то большее во время самой кровавой битвы Кассафорте. — Я занимался этим делом с юных лет. Я прожил почти всю жизнь в Пэйс Д’Азур, в столице — Котэ Нацце. Я женился там. Моя дочь рола там. Я похоронил там ее мать давным-давно, — Дарси повернула голову, скрывая лицо гривой волос. — Там был мой дом, и я считал народ там своими друзьями. Когда король Алессандро вернулся на трон после попытки переворота, он попросил меня стать его послом. Он назначил меня нунцием Пэйс Д’Азур, и моя жизнь изменилась.

— Как? — Ник был заинтригован. Он думал, что такое повышение — быть послом короля при дворе Котэ Нацце — кружило голову. — Точно не в худшую сторону.

Отец и дочь переглянулись. Ник смотрел на них по очереди, пытаясь понять, что происходило между ними.

— В худшую, — сказал Джакопо и опустил плечи. — Вскоре после моего назначения ко мне подошли знающие люди, которые намекнули… ничего конкретного… что гибель моего предшественника была не такой случайной, как говорили.

— Случайной? — Ник покачал головой. — То есть, его…?

— Убили, — мягкий голос Дарси был слишком сладким для такого резкого слова. Она вызвала дрожь у Ника. — Столкнули с мраморной лестницы в резиденции нунция.

— Кто? — хотел знать Ник. — Не кто-то из придворных?

— О, нет. Нет, нет, нет, — Джакопо напряженно рассмеялся. — У него были враги, нам сказали. И были долги, — Джакопо коснулся рукой дочери, чтобы она перестала ворошить угли. — После этого мы стали замечать. Например, много воска на мраморе. Бутылку вина без пробки и цвета.

— Ядовитую змею в комнате отца. И пожар в доме нунция.

Ник был в ужасе.

— Все это?

— Да, — подтвердил Джакопо. Он сказал Нику. — И был еще случай, затмивший все.

— Почему не сообщить об этом? Был убийца, — голос Дарси был сухим.

— Мы жили на грани много месяцев. А потом да, было покушение. Моя дочь плохо этого восприняла, — Ник ощутил укол сочувствия к девушке. Он посчитал ее холодной, но, может, ей пришлось замкнуться, ведь ее отец был постоянно в опасности. — И мы ушли, — продолжил Джакопо. — Я сказал в доме, что мы с моей дочерью поживем месяц за городом, чтобы успокоиться. Верный слуга помог нам попасть на корабль из Котэ Нацце к Кассафорте. Простое парусное судно для развлечений одного из азурской аристократии. Я хотел сообщить королю Алессандро и попросить его избавить меня от этого долга, чтобы моя дочь была уверена, что отец проживет еще хотя бы немного, — он погладил волосы дочери. Она в ответ солнечно улыбнулась, показав все зубы. Они улыбались друг другу миг, а потом оба повернулись к Нику.

— Конечно, синьор, — Ник кивнул им обоим. Но его сердце колотилось. Чуть больше года он видел разные драмы на сцене. Он понимал, когда кто-то играл. — Но как вы попали на этот остров?

— О, — Джакопо был удивлен, что пропустил часть рассказа. — Конечно. Был шторм…

— Мы потеряли ветер… — заговорила в это время Дарси. Она притихла в панике.

— Был шторм, и вы потеряли ветер? — Ник склонил голову. Ему было не по себе.

— Шторм был, — медленно и осторожно сказал Джакопо, следя за реакцией дочери. — И мы потеряли сильный ветер, а потом оказались на берегу.

— А корабль?

Дарси выглядела потрясенно. Она повернула голову, скрывая эмоции.

— Пропал, — Джакопо явно хотел поскорее закончить с историей. — Но, уверен, я убедил тебя, что нам нужно скорее вернуться к Кассафорте.

Ник мрачно кивнул. Джакопо и Дарси Коломбо убедили его в том, что врали. Их истории не стыковались, и то, как они разошлись во мнениях, как попали сюда, было только частью. Зачем кому-то, желающему забрать долг, мстить послу и пытаться его убить? И зачем это делать с человеком, не связанным родством с тем, кто был в долгу? Может, история была соткана из недоговорок. Дарси хотела защитить отца, это он понял. Что-то произошло и напугало обоих.

— Конечно, — Ник пытался показаться понимающим. В полумраке его лицо не выдавало его мысли. — Но, может, спасение ближе, чем мы думали, — вдохновился вдруг он. Он убедился, что Коломбо слушали его, и объяснил. — Мужчина из Пэйс Д’Азур сел на борт «Гордости Муро» в Массине. Его звали… — Ник сделал вид, что думал. — Дюмонд?

О, да. Белая ложь произвела эффект, которого он добивался. Дарси перестала ерзать и села смирно. Если бы не было так темно, Ник увидел бы, как ее кожа побелела. Джакопо тоже застыл. Он хрипло вдохнул.

— Дюмонд? — спросил он. — Довольно распространенная фамилия там.

— Он был высоким, — сказал Ник. — На нем был синий военный плащ с золотой нашивкой на плечах, а еще родинка на скуле. Он кого-то искал. Кассафортийцев. Может, двор Котэ Нацце обеспокоился и отправил его убедиться, что вы в безопасности?

Ник не ошибся в подозрениях. Джакопо остановил слова дочери, подняв палец.

— О, — он осторожно взвешивал слова. — Это очень похоже на графа Дюмонда. Я не сказал бы, что он переживал за нас. Вряд ли он слышал о нашем отбытии. Нет, — продолжил он, голос стал сильнее, — граф Дюмонд — офицер высокого ранга в военном флоте Пэйс Д’Азур. Он полон амбиций. Но нет, он не стал бы нас искать.

Ник невольно надавил.

— Но если он узнал, что нунций из Пэйс Д’Азур в беде, то…

— Нет, — Джакопо был непреклонен. — И он убирает пиратов, а не занимается мелкими делами, как наше, — убирает пиратов? Или заодно с ними? Ни один благородный офицер не отправил бы пиратов делать за него грязную работу, в этом Ник был уверен. — Но, Никколо, уже поздно, и у нас всех был долгий день. Хочешь поспать тут, у костра? Мы сможем обсудить остальное утром.

Ник согласился. Пыл боя прошел, и все его тело болело. Затылок снова ныл.

— Мы поговорим утром, — сказал он им.

Они ушли от костра, и Ник слышал, как отец и дочь тихо спорят под ветвями фруктовых деревьев дальше у скалы. Они соврали ему. Они не доверили ему их историю. Ник не был удивлен. Он знал, что у всех были свои желания. Бескорыстным в его жизни был только его последний хозяин, и даже его доброта не сняла с Ника проклятие. Знание, что Коломбо что-то скрывали от него, не заставило его ненавидеть их — он просто собирался быть осторожным, пока не поймет, чего они хотели.

Ник сжался в комок на пустом мешке, грелся у костра. Шепот продолжался какое-то время, а потом сменился шелестом веток и волн. Хоть его будущее было неясным, он впервые за дни крепко спал.

8

Хоть мы и заперты на земле, мы хотя бы не страдаем от жадности пиратов, как в Кассафорте. Их корабли постоянно борются с пиратами, которые хотят ограбить торговцев.

— шпион Густоф Вернер в тайном послании барону Фридриху ван Вистелу

Туман цвета овечьей шерсти опустился на пляж за ночь. Когда Ник открыл глаза, он не видел ничего дальше веток перед пещерой Коломбо. Что-то разбудило его. Он попытался сесть и оглядеться, понял, что кто-то был за ним. Ее ладонь легла на его рот.

— Шш, — прошипела Дарси ему на ухо.

Ник откатился из-под девушки и встал на колени. Его сердце колотилось в груди, и он был готов к еще одной потасовке с девушкой.

— Что ты делаешь? — выдавил он. — Ты сумасшедшая!

— Шш! — она нахмурилась еще сильнее от его голоса. — Отец спит.

— Ладно. Просто не… не буди меня больше так! — девушку растили со всеми преимуществами, но она была более дикой, чем Ник. Она презрительно посмотрела на него. Она встала с груды мешков, на которых он спал, отряхнула колени и взяла лопату, лежащую возле бревна у погасшего костра. Почти погасшего. Ник поднялся и потер лицо, убеждая себя, что это был не сон. Дарси склонилась и нашла среди серого пепла угли. Они засияли красным, когда она подула на них. Она зачерпнула пепел в разбитый горшок, отложила его. Она бросила хворост, развела огонь, помогая себе щипцами, которыми тыкала костер прошлой ночью.