Ученик Смерти 2

Глава 17 Я вспоминаю все

— Роберт, малыш, сегодня отличная погода. Мы пойдём в сад и погуляем! Это будет здорово! Негоже младенце сидеть в этой комнате под замком. — Женщина берет меня на руки и кружится по комнате.

Я брыкаюсь, пускаю пузыри. Это настолько нелепо выглядит мое возмущение. Я ненавижу, когда она вот так начинает сюсюкаться. В конце концов, она разговаривает с сильнейшим некромантом десяти миров!

Картинка меняется…

— Роберт, никому нельзя знать, что грудной ребенок ловит змей руками! Никому. Это вызовет подозрение. Это ненормально, между прочим!– Говорит женщина, склонившись над моей кроваткой.

Я улыбаюсь, глядя на её озабоченное лицо и снова пускаю пузыри. Я доволен. Реакции при мне. Опыт при мне. Надо только научиться пользоваться этим в теле ребенка. Ну ничего… Ничего… Все получится, не будь я Робертом Мракодержцем.

Картинка меняется…

— Сегодня твой день рождения! Ура! Целый год прошёл, малыш. Ты стал взрослее. — Приговаривает женщина, цепляя на меня памперс.

Она рада. Даже счастлива. Она улыбается. А я снова пускаю пузыри и мне хорошо. Ощущение полноценной жизни. Так, что ли…

Картинка меняется…

Я вижу грязную, заваленную каким-то хламом комнату. Напротив меня сидит непонятный тип. Тоже, скажем прямо, не очень чистый. Пожалуй, у парня серьёзные проблемы с зависимостями.

Он несет какой-то бред, а я наблюдаю, как его силуэт окутывает черное свечение. Придурок скоро умрет. Очень скоро. Он встаёт, уходит, говорит по телефону. В следующую секунду входная дверь слетает с петель и на пороге появляется Валькирия. Чутье некроманта не подвело. Через минуту этот незнакомый тип валится на пол со сломанной шеей. Сломанной, естественно, Смертью.

— Тебе придется побыть идиотом. Ради твоего же блага… — Говорит она, а потом меня коконом опутывает вязкая, густая пустота…

— Рад вас приветствовать, господин Розенкранц! — Директор шагнул навстречу приближающемуся мужчине.

Его лицо в одну секунду превратилось из раздражённого в маслянистое. Будто залпом целый флакон сиропа выпил. Он всем своим видом активно старался показать, насколько именно рад.

— Госпожа Глок. — Левин кивнул женщине. — Прекрасно выглядите. Надеюсь, ваш супруг в добром здравии…

Директор школы что-то еще говорил прибывшим гостям, один из которых, судя по названому имени, является Старейшиной Дома Огня и отцом Крысеныша Николая, а вторая — женой главы Дома Розы. Они ему отвечали. По-моему, стандартные слова приветствия. Что-то такое.

Я почти не слышал этого разговора. Я смотрел на женщину.

Марина… Я узнал ее. Я ее вспомнил. И не только ее. В моей голове одна за одной взрывались сцены из прошлого. Из нашего с ней общего прошлого.

Марина. Моя первая нянька. Женщина, которая провела рядом со мной целый год. И тогда я не был идиотом. Со мной все было в порядке. Да, Смерть говорила, что заблокировала мне сознание для моей же безопасности. Но про Марину она не рассказывала. Вообще ничего.

И даже не это главное. Валькирия всегда что-то недоговаривает. А в большинстве случаев –откровенно врет. Нет. Это вполне понятно и ожидаемо. Меня поразило другое.

Когда наши с Мариной взгляды встретились, я вдруг почувствовал, как внутри, где-то в районе сердца, разливается подозрительное щемящее тепло.

Это женщина была мне дорога. Наверное, можно сказать, я даже любил ее. Настолько, насколько вообще способен любить. И она любила меня. Она очень сильно меня любила. Я прямо ощутил ее эту любовь.

В данную минуту Марина смотрела на меня и я чувствовал, физически впитывал ее эту любовь, которая окутывала меня, словно нечто тёплое, родное.

— Роберт… — Голос Смерти, тихий, попытался вторгнуться в мое сознание.

Я поднял руку, предлагая ей этим жестом заткнуться. Вот сейчас точно не хочу слышать ничего. Тем более, из уст Валькирии.

Я медленно двинулся к креслу, в котором сидела Марина. Охранник вопросительно посмотрел на Розенкранца, но тут же расслабился. Видимо, Старейшина подал ему знак, запретив вмешиваться.

Я проскользнул между Розенкранцем и Глок, подошёл совсем близко к креслу-коляске и присел на корточки. Теперь наши с Мариной глаза были напротив друг друга.

— Что с тобой? — Спросил я без всяких предисловий. Отчего-то была уверенность, любые слова удивления или вопросы типа:«где ты была?» сейчас точно неуместны.

— Так вышло. — Моя нянька развела руками и улыбнулась.

Выглядела она, конечно, ужасно. Я помню женщину средних лет, полную жизни, сил, энергии. А сейчас передо мной была лишь ее слабая тень. Марина словно высохла. Не похудела, не постарела. Именно высохла. Я бы сказал, что из нее выпили все силы, все соки.

— Я знала, что мы встретимся. — Она продолжала смотреть на меня с нежностью.

Если бы в моей жизни, в прошлой жизни, имею в виду, была мать, то, наверное, именно так выглядел бы материнский взгляд.

— Ты так вырос… Роберт… Прямо совсем взрослый. Тебе же шесть, да? Ты посмотри на себя! — Марина протянула руку и провела ладонью по моему лицу. — Прямо настоящий жених!

Она старалась выглядеть бодрой, но я видел, насколько тяжело ей даётся каждый жест. Какого дьявола⁈ Если мне не изменяет память, то речь шла о том, что в момент похищения няньку просто пырнули ножом. И я сейчас видел именно такую ситуацию. Мы прогуливались по улице, Марина катила впереди себя коляску, где сидел я. Ее окликнул тот самый парень, которому Смерть сломала позвонки, а потом он воткнул женщине нож в живот. Ну, хорошо. Да. Потеряла много крови, все такое. Однако, времени прошло до хренища. Почему она до сих пор больна и выглядит так, будто вот-вот умрет? Умрет… Ах ты ж…

Я резко встал на ноги и повернулся к Смерти. Вернее, по факту я повернулся ко всем присутствующим. Они стояли как раз напротив нас с Мариной, наблюдая развернувшуюся перед ними сцену. Реакция на происходящее у всех была разная.

Директор, видимо, хотел вмешаться, так как счел все это крайне неуместным, однако, Старейшина Дома Огня его остановил. Даже сейчас Иван Николаевич одной рукой придерживал локоть Левина, не позволяя ему высказать недовольство.

Причем лицо Розенкранца выглядело очень довольным. Неимоверно довольным. Он едва ли не мурлыкал, как обожравшийся сметаны кот, и не облизывался.

Рядом с ним замерла госпожа Глок. Ее красивая физиономия выглядела бесстрастной. Впрочем, возможно, это вина пластических хирургов. У дамочки столько уже было подтяжек и натяжек, там, наверное, мышцы неспособны двигаться. Я, в отличие от остальных, прекрасно вижу ее возраст. Порядка семидесяти пяти лет. Не меньше. По меркам людей это немало. Хотя, надо признать, обычным человеческим взглядом этого не определить. Выглядит лет на двадцать пять моложе.

Чуть в стороне застыл наставник Леонид. Его лицо было задумчивым. Даже, наверное, заинтересованно-задумчивым. Он словно впервые увидел что-то необычное. Что-то, чего по мнению наставника, существовать не может. Между бровей Леонида залегла еле заметная складка. Он явно пытался осмыслить некоторые сомнения, терзавшие его. Не знаю, как это может быть связано со мной, но задницей чую, точно связано.

Борис, что вполне понятно, просто топтался рядом, с умилением глядя на меня и Марину. Он прекрасно оценил степень искренности Марининых чувств. Борька — бетайлас. Он способен видеть связь между душами. То есть, из толпы людей злобный дух всегда точно выберет близких родственников или тех, кто испытывает друг к другу настоящие эмоции. Тех, между кем существует Связь. Нити, ведущие от души к душе. Для бетайласов они как маяк. Как единственная звезда на черном, скрытом тучами небе.

Ну а теперь самое интересное… Смерть. Госпожа моя. Она стояла под одним зонтом с директором школы, но в данную минуту ее мало волновало дождь. Взгляд Валькирии был прикован к Марине. В то время как нянька упорно старалась в сторону Смерти не глядеть. Настолько старалась, что я понял однозначно и несомненно, Марина не только знает Валькирию. Она ее до одури боится. Более того, нянька была уверена или предполагала, что увидит рядом со мной Валькирию. Ей было страшно из-за этого, но несмотря на свой страх, Марина все равно согласилась, чтоб ее привезли в школу на встречу с ребёнком, которого она выхаживала первый год.

А тут даже гадать не нужно. Марину именно привезли. Специально. Зачем? Пока не понимаю. Но уверен, Розенкранц имеет какие-то свои цели. Иначе с чего бы ему быть настолько довольным? К тому же, душевной добротой или альтруизмом не страдает ни один глава клана.

Наша с Мариной встреча входила в цели и интересы Дома Огня. Но она — лишь первый этап. А вот, что дальше? Посмотрим. Впрочем, Великая Тьма с этим Розенкранцем. Сейчас меня гораздо больше интересовала Смерть.

Она пялилась на Марину с высокомерной насмешкой. Ее взгляд говорил, ну что? Ты посмела, смертная? Посмела пойти наперекор мне? И еще… глубоко, очень глубоко, я заметил чувство, которое Валькирии несвойственно. Ненависть. Не то, чтоб она чистейшей души создание и подобные эмоции ей незнакомы. Наоборот. Смерть — олицетворение всего самого темного и плохого. Но ненависть — это эмоции. То есть, реакция. Признание того, что враг ей небезразличен. Что он представляет для нее угрозу. Я никогда не видел, чтоб Валькирия кого-то ненавидела. Не было достойных. А вот Марину…

Выходит, Высшая ее опасается. Еще выходит, что мне, похоже, понятна причина такого состояния няньки. Из неё не словно все соки выпили. Из нее их реально выпили. Смерть. Смертушка. Моя Госпожа. Похоже, все эти годы она держала Марину под контролем, присосавшись к ней как пиявка. И я могу только преклонить колено перед обычной человеческой женщиной, которая решила взбунтоваться против Высшей. Пусть даже она не знает наверняка, кто такая Смерть, уверен, Марина понимает, что это опасная, сверхъестественная дамочка.

С другой стороны, не понимаю, почему Валькирия тупо не убила няньку, если сочла ее опасным фактором для своих планов. Очевидно же, что сочла. Ревнивая дрянь. Ей не понравилось, что кто-то искренне меня полюбил и в ответ я тоже привязался. А чего уж скрывать, я действительно привязался, будучи еще младенцем. Эта женщина стала мне близка. Как там говорят? Не та мать, что родила, а та, что воспитала?

Тут, конечно, не знаю, мать, не мать. Однако, Марина мне дорога это факт.

Я усмехнулся, глядя прямо Валькирии в лицо. Она оторвала взгляд от няньки, с вызовом посмотрела на меня.

К счастью в этот момент, наконец, очнулся директор школы. А то дьявол его знает, к чему привели бы наши «гляделки». Возле ближайших кустов зашевелились черные тени, а к огромной туче, из которой лупил дождь, подтянулись еще две такие же. Молнии не просто разрезали черноту на небе, они буквально врезались в нее светящимися взрывами.

Мы со Смертью вполне могли потерять контроль оба. Потому что я был очень, очень, очень зол.

— Простите, Иван Николаевич, но что происходит? — Левин вопросительно посмотрел на Старейшину Дома Огня.

— А ничего. Все отлично. Я знаете ли, решил сделать такой сюрприз вашему ученику. Пригласил на торжественное мероприятие человека, с которым у Роберта Матвеевича… и да… не делайте столь удивленный вид. Мы можем называть мальчика именем отца. Старейшина Дома Черной Луны подтвердил это официально. Так вот. У Роберта Матвеевича с Мариной Ивановной связано много приятного. Правда, я сомневался, вспомнит ли он… Но теперь вижу, вспомнил. Видимо, его временное помутнение рассудка было каким-то недоразумением. Иначе мы бы не наблюдали столь трогательную встречу.

Розенкранц с улыбкой изучал меня. При этом он даже не скрывал своих мотивов. Вот, значит, для чего целый глава Дома напрягся и разыскал Марину. Очень сомневаюсь, что все это время она была у него под боком. Я знаю Смерть. Если пять лет назад она решила, что нянька представляет угрозу, но не убила ее, значит спрятала. Отправила в место, где разыскать Марину будет сложно.

Выходит, Старейшина Дома Огня был уверен, что бастард вовсе не дебил и дебилом не был. Потому он и притащил мою первую няньку сюда. Дабы проверить, верны ли его подозрения.

Я показал, что верны. Но… Честно говоря, так глубоко наплевать на Старейшин в общем и на Розенкранца в частности, что я даже заморачиваться на эту тему не хочу. Очень скоро все они окажутся полностью под моей властью. По крайней мере те, кто останется жив.

— Очень хорошо. — Кивнул директор школы, хотя по его лицу было понятно, на самом деле, ничего хорошего он не видит в происходящем.

— Согласен. — Я усмехнулся

Посмотрел сначала на Розенкранца, потом на Глок, на Леонида и, наконец, на Смерть. Какие же они все наивные. Каждый верит, будто разыграл отличную карту и вот-вот, уже почти сейчас, возьмет куш. Ну да, ну да… Придурки… И Смерть. Да, умна. Да, опасна. Но она изначально сделала очень большую ошибку. Недооценила меня.

Я перевел взгляд на бетайласа. Он сделал маленький шажок назад и еле заметно подмигнул мне. Злобный дух гораздо сильнее, чем принято считать. И гораздо умнее. Пожалуй, только он понимает, что именно я задумал. И Борьке это нравится.

— Раз уж мы тут собрались столь приятной компанией, предлагаю не затягивать. — сказал я, а затем повернулся к Марине, которая по-прежнему находилась рядом со мной.

Охранник пытался прикрывать ее зонтом от дождя, но все равно вода затекала и попадала на нее.

— Это здорово, что ты приехала. Если у тебя были сомнения, откинь их. Я смогу тебя защитить.

Говорил я это тихо, только для Марины. Но, думаю, Смерть прекрасно мои слова расслышала.

— Господа, давайте приступим к присяге. Мне не терпится, наконец, стать полноценным учеником-бастардом. — Произнёс я с широкой улыбкой. — Посмотрите, как прекрасно все сложилось. Дождь — это символ омовения. Это знак, что прежний бастард умер, а здесь сейчас родится новый человек.

— И то верно! — Тут же отреагироовал Розенкранц.

— Подождите, но другие Старейшины… Они ведь тоже хотели. По крайней мере, некоторые из них изъявляли желание… — Начал было причитать директор школы.

Но ровно в ту же секунду рядом с ним ударила молния. Это было настолько неожиданно, для Левина, конечно, не для меня, что он буквально подпрыгнул вверх, а потом отскочил почти на десять шагов.

— Видите, как быстро портится погода, господин директор. — Сказал я ему все с той же детской улыбкой. — Мне кажется, разумно будет поторопиться и уже разойтись. Да и учеба, знаете ли, не ждет.

— Ну… Хорошо… — Господин Левин повернулся к наставнику Леониду. — Вы взяли устав и клятву верности бастардов?

Тот молча вынул из-под куртки, которая была накинута на плечи, два свитка и протянул их директору.

— Стойте! Стойте! Погодите!

Сначала никто из нас не обратил внимания на крики. Ливень шумел достаточно сильно, да и состояние у всех было крайне эмоциональное. Кто-то радовался, кто-то злился, кто-то паниковал.

— Стойте!!!

— Это, вроде же, Марк Сергеевич… — Наставник Леонид первым отреагировал на вопли и повернулся к аллее, которая вела от центрального входа.

— Действительно… — Госпожа Глок нахмурилась, затем посмотрела на Розенкранца с намеком. — Судя по тому, насколько он взволнован, Старейшина Дома Воды имеет возражения, видимо…

Я не стал оборачиваться. Даже, когда Алиса Евгеньевна громко ахнула и прижала испуганно ладонь к губам. Даже когда Розенкранц, выматерившись, рванул к Марку, на ходу крича, чтоб вызвали срочно врачей.

Ну подумаешь, попала в человека молния. Ну подумаешь, прямо в темечко. Так нечего бегать во время грозы под дождём, особенно если ты мудак и хочешь помешать столь важным событиям.

— Минус один. — Сказал я тихо Смерти.

Для этого мне пришлось отойти от Марины и приблизиться к Валькирии. Она хмуро покосилась в мою сторону и тени в кустах стали еще чернее. Правда, выбраться оттуда они не могли. Им мешала бегущая потоками вода.

— Малыш, ты уверен, что справишься со мной? — Спросила Высшая ласковым голосом.

Вокруг нас суетился народ. Охранник увез Марину в корпус, потому что она промокла насквозь. Розенкранц и Глок что-то объясняли школьному доктору, заодно названивая в ближайшую больницу, Левой руке Дома Воды и еще кому-то. Марк Сергеевич лежал на спине, глядя стеклянными глазами в небо. Он уже ничего не мог сказать. Даже интересно, что за информация была приготовлена у этого придурка. Он ведь явно с ее помощью планировал принести мне какой-то вред.

— Нет, не уверен. — Я пожал плечами, а потом повернулся к Смерти. — В том, что справлюсь, неуверен. Время покажет. Но вот одно я знаю точно. Тебе не надо было считать меня полным идиотом, Высшая.

Впервые за тысячу лет я назвал ее не Госпожой. Я назвал ее Высшей. И для Смерти это знак — я больше не слуга.