До сих пор мы говорили о свойствах поэтического языка – слове, композиции и стихе, о тех знаках, которые существуют в самом тексте и позволяют понять его смысл. Но уже при рассмотрении стихотворений Пушкина и Ахматовой мы встретились с одним из приемов анализа стихотворений – сравнением. Действительно, иногда смысл наиболее полно открывается при сравнении произведений. Рассмотрим два стихотворения с одинаковым заглавием: «Узник» Пушкина и Лермонтова. У них одна тема – стремление к свободе. (Напомним: тема – то, о чем говорится в произведении; в лирическом произведении говорится о переживании, вызванном какими-либо явлениями жизни.) А идеи (обобщающая, эмоциональная, образная мысль, выраженная средствами языка) различны, ведь они определяются личностью автора и окружающей его действительностью, передаются посредством отбора и организации словесного материала.
Сижу за решеткой в темнице сырой.
Вскормленный в неволе орел молодой,
Мой грустный товарищ, махая крылом,
Кровавую пищу клюет под окном.
Клюет, и бросает, и смотрит в окно,
Как будто со мною задумал одно;
Зовет меня взглядом и криком своим
И вымолвить хочет: «Давай улетим!
Мы вольные птицы; пора, брат, пора!
Туда, где за тучей белеет гора,
Туда, где синеют морские края,
Туда, где гуляем лишь ветер… да я!..»
Обратите внимание на первую строку пушкинского «Узника»: «Сижу за решеткой в темнице сырой». Существительные несут отрицательную эмоциональную окраску и передают тяжелое, мрачное состояние узника – лирического героя стихотворения. При этом, как обычно в стихах, слова взаимодействуют: с каждым новым словом усиливается это чувство. Слова говорят о неволе: здесь нет движения (сижу), нет простора (за решеткой), нет красок и света (в темнице), нет тепла (сырой). И дальше в первой строфе нарастает ощущение неволи, движения второго узника – орла – тоже скованны, однообразны: махая крылом, клюет, бросает…
Однако дальше появляется движение: если в первой строфе всего два глагола, то во второй их девять, да и существительные – взглядом, криком — говорят о действии, все это придает тексту динамизм. Каждая новая синтагма начинается с более высокой интонационной точки, и возникает цепь восходящих, нарастающих интонаций, завершаясь призывом, выраженным одними глаголами: «И вымолвить хочет: «Давай улетим!» Орел испытывает человеческие чувства: задумал, зовет, вымолвить хочет, а сидящий за решеткой человек задумал то же, что орел. Между ними возникает не просто сходство или взаимопонимание, они сливаются в один образ – узника, устремленного к свободе. Нельзя не заметить, что образ носит народно-поэтический, символический, обобщенный характер.
Нельзя не заметить, что на смену напряженной интонации второй строфы приходит интонация возвышенно-напевная. Она возникает благодаря параллельной связи предложений (2, 3 и 4-я строки раскрывают содержание 1-й, с каждым разом усиливая чувство) и повторам лексическим (пора, туда, где), синтаксическим (сходство строения предложений), фонетическим (пора– брат – пора– гора– края– ветерда я). Поэтичность речи позволяет читателю ощутить, что свобода прекрасна, что это естественное состояние мира и что человек – часть его – должен быть свободным. А еще речь приобрела народно-песенный характер, и недаром это стихотворение стало песней, в которой люди выражали свое извечное стремление к свободе.
Итак, Пушкин-романтик в 1820 году, в пору подъема общественного сознания, надежд, рожденных победой в Отечественной войне 1812 года, создал стихотворение «Узник», воплотив в нем свою личную и народную веру в то, что мечта о свободе реальна, что человек может вырваться из темницы и что стремление к свободе для него естественно. И потому колорит этого произведения – светлый, песенный, фольклорный.
Прошло 12 лет, и другой поэт, М. Ю. Лермонтов, в 1832 году пишет стихотворение «Желанье» («Отворите мне темницу…»). Он восклицает: «Дайте раз на жизнь и волю,/Как на чуждую мне долю, / Посмотреть поближе мне». Нельзя не почувствовать, что состояние этого узника безнадежно. Он мечтает потешиться «в буйном споре / С дикой прихотью пучин» и вместе с тем – о покое, о том, чтобы его усыпляло и пробуждало журчание фонтана. Свобода для поэта – неосуществимая мечта, соединение борьбы и покоя, что только и может дать ощущение полноты жизни. Как это похоже на то, что выражено в тогда же созданном «Парусе» и в более позднем стихотворении «Выхожу один я на дорогу…».
А в 1837 году из начала «Желанья» выросло новое стихотворение.
Отворите мне темницу,
Дайте мне сиянье дня,
Черноглазую девицу,
Черногривого коня!
Я красавицу младую
Прежде сладко поцелую,
На коня потом вскочу,
В степь, как ветер, улечу.
Но окно тюрьмы высоко,
Дверь тяжелая с замком;
Черноокая далеко,
В пышном тереме своем;
Добрый конь в зеленом поле
Без узды, один, по воле
Скачет весел и игрив,
Хвост по ветру распустив.
Одинок я – нет отрады:
Стены голые кругом,
Тускло светит луч лампады
Умирающим огнем;
Только слышно: за дверями
Звучно-мерными шагами
Ходит в тишине ночной
Безответный часовой.
Стихотворение начинается динамично: энергия четырехстопного хорея великолепно отвечает решительному требованию: отворите, дайте– и изображенному движению: поцелую, вскочу, полечу. Слова несут положительную эмоцию: сиянье дня, черноглазую девицу, черногривого коня, красавицу, сладко. Правда, это в мечтах, а реальность – темница. И это показано средствами антитезы – излюбленного лермонтовского приема. Полнота чувств, красота и воля существуют, но не для узника: «Черноокая далеко, / В пышном тереме своем; / Добрый конь в зеленом поле…» А то, что окружает узника, представлено во второй и третьей строфах: окно тюрьмы высоко, дверь тяжелая с замком, стены голые, тускло светит луч лампады, звук шагов часового. Меняется эмоциональная окраска лексики: одинок, нет отрады, голые, тускло, умирающим. Слова, как и в пушкинском стихотворении, приобретают большую значимость: сиянье дня, черноглазую девицу, красавицу младую, черногривого коня, в степь, как ветер, улечу — все это символы свободы, полноты жизни, гармонии с миром. Но слова же говорят о безнадежности положения узника, о недостижимости свободы, хотя это стремление высоко и прекрасно.
Отбор слов свидетельствует, что для обоих поэтов свобода – безусловная ценность, важнейшее благо. Но у Пушкина вначале показана тоска узника, а затем реализуемая мечта о свободе, и стихотворение заканчивается на радостной, высокой ноте. И читатель проникается верой поэта в возможность и необходимость свободы. Читатель проходит вместе с героем путь от неволи к свободе, от мрака к свету, и торжество свободы в финале вполне реально. А Лермонтов, воспевая свободу в начале стихотворения, к финалу охвачен чувством безнадежности. Вследствие такой организации словесного материала в его произведении свобода предстает как недостижимая мечта, которая сталкивается с мрачной реальностью. Но лирический герой живет этим стремлением, и страсть его такой силы, что у читателя тоже возникает жажда свободы, неприятие жизни в неволе.
Сравнение помогло нам понять художественный образ-переживание обоих произведений, чувства и мысли каждого поэта.