Учиться как учиться. Психология и духовность на суфийском пути

Суфии и их имитаторы

Вопрос: Как быть с имитаторами? Замечено, что с тех пор, как вы начали широкую кампанию по распространению суфийского знания на Западе, многочисленные маленькие группки выросли в крупные объединения и возникли совсем новые. Большинство людей считает, что это просто культы, а вовсе не суфийские группы.

Ответ: Это напоминает мне одну шутку. Рассказывают, что один мальчик на экзамене столкнулся с вопросом: «Что такое “испанка” и как с ней быть?» В своем ответе он написал: «Испанка2 – это женщина испанской национальности, и с этим ничего не поделаешь!»

Это суфисты, а не суфии, и с этим ничего не поделаешь. Меня, однако, заинтересовало таящееся в вопросе предположение: с этим действительно следует что-то делать или что-то можно сделать… Если мы попытаемся что-то с этим делать, мы рискуем привлечь большое число разочарованных бывших суфистов, и они, поначалу предвкушая, что мы можем дать им НЕЧТО РЕАЛЬНОЕ, окажутся, так сказать, дважды обделенными, когда обнаружат, что одна отрасль индустрии развлечений уже закрылась, а другая так и не открылась!

Следует помнить, что суфийская учеба на Западе и на современном Востоке строится по известному образцу3. Во все века были суфии и были имитаторы. Чтобы уяснить существо дела, не лучше ли самому задаться вопросом: почему я воображаю, что бывает деятельность, где нет имитаторов, шарлатанов, путаницы, «туристов» и случайных попутчиков? Можно ли что-то сделать с обманщиками или чудаками, предлагающими путешествие на Луну, кроме как увеличить общедоступную информацию о космических полетах?

Не могу отделаться от чувства, что заданный вопрос характеризует сознание спрашивающего и показывает, что этот человек мыслит более узко, чем того требуют даже присущие ему ограничения.

Если и можно что-то предпринять в отношении имитации, так это распространять информацию о реальном. Но деятельность подобного рода зависит от подготовленности аудитории, включающей в себя широту кругозора и разумное использование методов ясного мышления, которые существуют во всех современных обществах, хотя в интересующей нас сфере стали использоваться лишь недавно.

Высматривать имитаторов – значит, занимать негативную, неплодотворную позицию. А вот способность помнить слова Джалаледдина Руми, сказавшего, что фальшивое золото существует лишь потому, что есть Настоящее, приводит человека в позитивное состояние…

И имитаторам, и последователям прежних формулировок, от которых сохранились только оболочки, можно напомнить, в особенности если они читали суфийскую классику, что внешние формы не то же самое, что содержание. Именно в этом духе говорит великий учитель Джами в «Бахаристане», – «Весеннем саду»:

B Fihi Ma Fihi4 можно найти аллегорический рассказ о шубе. «Зимой, – говорит Руми, – вы ищете одежду из меха, но когда наступает лето, она становится ненужной, теперь она обуза. Так же и с имитациями настоящих учений. Они сохраняют человека в тепле до тех пор, пока не приходит время, когда он может быть согрет солнцем…»

Поэтому, как с меховой одеждой, люди цепляются за культы и подделки, потому что они удобны им, задевают что-то внутри них, требующее именно этого – культов и имитаций.

В то же время, конечно, они воображают о себе все что угодно, скажем, что они истинные последователи, искренние искатели, жертвуют собственными интересами и пекутся о благе других или об истине.

В известном случае, приведенном, например, в произведении Хакима Санаи «Ilahi-Nama», суфийский учитель Шибли из Хорасана сделал подобный самообман предметом наглядного обучения, спровоцировав следующее драматическое событие.

Оскорбивший власти вызывающими речами, Шибли был посажен на цепь. Его объявили сумасшедшим. Несколько человек, питавших к нему глубокое уважение, пришли его проведать и посочувствовать. Он спросил их, кем они себя считают, и те ответили: его друзьями.

Шибли стал кидать в них камнями и обратил в бегство.

Вдогонку им он кричал: «Вы считаете себя моими друзьями, показываете, что беспокоитесь обо мне! Но смотрите: вы бежите от моего недуга, значит, заботитесь не обо мне, а о том, как укрыться от камней!»

Кроме того, нам следует помнить наставление великого мудреца Абу-ал-Хасана Хиркани, записанное в произведении Аттара «Жизнеописания святых»:

Вопрос: В чем вред подражаний? Я уверен, что если не все, то большинство систем развития человека, предлагаемых публично, всего лишь имитации. Если такие системы все же доставляют людям удовольствие и ощущение глубокой реальности, разве не обладают они какой-то ценностью?

Ответ: Чтобы посмотреть на это иначе, воспользуемся аналогией. Предположим, мы обсуждаем возможное развитие и распространение ткацкого искусства. Предположим также, что люди находятся на начальной стадии, когда они могут лишь завязывать узелки на нитке, – занятие, доставляющее им удовольствие и почитаемое как «предвкушение» ткачества. Если все они снова и снова возвращаются к завязыванию узелков, считая при этом свое занятие завершенным искусством, мы вправе спросить, когда же настанет само ткачество, сколь бы приятным ни было завязывание узелков? Конечно, подобная деятельность сама по себе может быть ценной, но при этом она будет препятствием для дальнейшего продвижения, если идея чего-то большего «отменена» людьми, считающими, что узелки – предел их достижений в данной области.

Здесь следует отметить два момента.

Первый: не стоит возражать против удовольствий как таковых, но нужно помнить, что существует множество источников удовольствий, и если мы ищем наслаждений как части некоего более специального целого, это может привести к путанице и даже к чему-то худшему.

Второй: если вы захвачены начальным этапом некоего процесса, принимая его за целое, вы застрянете и не двинетесь дальше.

Обратимся к древней истории о женщине и существе из духовного мира.

Жила некогда бедная женщина, которая однажды помогла духовной субстанции в образе странника издалека: она оказала пришельцу гостеприимство, тогда как остальные гнали его. Покидая ее дом, он сказал: «Пусть завтра ваше первое дело длится весь день!»

Она решила, что это незнакомый ей способ благодарности, но вскоре обо всем забыла.

На следующий день один купец принес ей немного золотой нити и попросил расшить ею одежду: она зарабатывала себе на жизнь вышиванием.

Женщина размотала золотую нить и расшила одежду. Когда она закончила, то увидела, что золотой ворох на полу не только не уменьшился, но даже увеличился.

Когда она стала сматывать нитку опять в клубок, то заметила, что ее становится все больше и больше. Так она и провела весь день, наматывая золотую нить, и к ночи клубок достиг огромных размеров.

Так как по обычаю тех мест оставшаяся нить принадлежала вышивальщице, женщина продала эту нить и на вырученные деньги перестроила и обставила дом, а также устроила свои дела, открыв превосходную мастерскую.

Естественно, соседи стали расспрашивать ее, и она рассказала им, как ей повезло и что было тому причиной.

Спустя некоторое время в том же городе один купец увидел и узнал «незнакомца с магическими силами», поскольку женщина подробно описала его. Он тут же пригласил его в свою лавку и в дом. Подражая поведению щедрых, он буквально рассыпался перед своим гостем в любезностях, оказывая ему всевозможные знаки внимания, так что в своем гостеприимстве превзошел пределы разумного.

При этом он думал: «Да послужит сие моему благу и, конечно, благу каждого в этом городе». Вторую фразу он добавил потому, что, хотя был алчным, воображал, что если хотя бы мысленно упомянет других, то сможет получить желаемое. Но поскольку он всего лишь подражал щедрости и подумал о благе других не наравне с собственным благоденствием, а лишь во вторую очередь, события обернулись для него иначе, чем для щедрой женщины.

Когда чужестранец собрался уходить, купец сказал:

– Благословите меня.

– Этого я никогда не делаю, – сказал чужестранец, – но пожелаю тебе, чтобы первая твоя забота сегодня длилась целую неделю.

Он ушел своим путем, а купец направился в контору, где предполагал целую неделю считать деньги, чтобы таким образом умножить их.

По дороге через двор деляга остановился попить воды из колодца. Не успел он вытащить одно ведро, как почувствовал непреодолимое желание вытащить еще одно, затем еще одно, и так продолжалось неделю. Вода затопила дом купца, затем дома соседей и, наконец, весь город, так что он был почти полностью смыт с лица земли.

Достижение Знания

Вопрос: Как достичь самопознания? Глядя на такие организации и институты, как школы, университеты, деловые или профессиональные гильдии, я вижу, что за ними утвердилась прочная репутация. У них есть членство, условия приема, цели и перспективы. К примеру, если я политик, моя цель – стать членом кабинета; если я изучаю медицину, то для того, чтобы стать либо лечащим врачом, либо научным работником, либо преподавателем. Когда же я обращаюсь к суфийским идеям, будь то через книги или через людей, то вижу, что в этой области нет такого же согласованного курса или если он есть, то я не могу его найти. Из-за этого я испытываю замешательство и часто встречаю людей, которые, интересуясь теми же предметами, тоже чувствуют растерянность. Поэтому я считаю, что ответ на этот вопрос чрезвычайно важен для многих людей, которые верят, что в суфийских идеях и деятельности, несомненно, должно быть что-то истинное и ценное, ведь не зря же они сформировали столько великих людей. И все же путь к ним и курс обучения трудны и подчас озадачивают.

Ответ: Интересно рассмотреть эти слова не в качестве урока на тему, что представляют собой суфии или в чем смысл суфийской деятельности, а с точки зрения того, что они могут нам поведать о людях. И мы сразу же увидим, как легко ответить на этот вопрос, обратившись к материалам, аналогиям и способам мышления, которыми с таким же успехом могли бы воспользоваться сами спрашивающие, если бы действительно были такими последовательными аналитиками, какими себя воображают.

Сначала необходимо сказать, что именно такой образ мыслей и сбивает человека с толку. Вы произвольно подбираете параллели и допущения и пытаетесь применить их к нашей области. Занятно, что, использовав все это не по адресу, вы нашли именно то, что подсознательно искали, – путаницу.

Один из традиционных способов ответа на этот вопрос – процитировать пословицу: «Как бы быстро и ловко ты ни бежал, от ног своих тебе не убежать».

Давайте тщательно разберем приведенные аналогии и покажем, что они относятся к нам не больше, чем к любой области и людям, о которых упоминается в вопросе.

Во‐первых, не наше дело убеждать в практической полезности суфизма или в надежности суфийского учения всех и каждого. Каждый должен сделать это для себя сам и, вероятно, для этого человек будет использовать те же методы, которыми пользуется, когда обращается к изучению какого угодно предмета. Но ему следует помнить, что если он, скажем, придет в медицинскую школу и спросит: «Как мне узнать, что вы можете меня чему-то научить?» – ему будет указано на дверь. Его сочтут непригодным. Такой подход обнаруживает дурные манеры и указывает на то, что уровень интеллектуального развития этого человека делает его необучаемым. Есть много людей, которые не встают в позу идиота, и только по отношению к таким личностям у медицинской школы есть обязанность – предоставить им свое ограниченное время. Проделать с вами более простую подготовительную работу – уже задача других людей. Одна из функций опубликованных книг – дать подобный краткий инструктаж.

Во‐вторых, репутация суфиев и так достаточно прочна, и была таковой от своего основания, заложенного суфиями задолго до возникновения многочисленных современных институтов. Сохраняющаяся гибкость, жизнеспособность и эффективность суфийских институтов (если уж необходимо измерять в таких категориях) сами по себе доказывают их ценность на той шкале, на которой в обычном мире оцениваются подобные вещи.

Сосуществование подлинных суфийских проектов и их подделок представляет собой феномен, встречающийся в любой области, так как почти у каждого вида деятельности есть свои подражатели. Явление это не новое, и оно везде имеет те же характерные черты и источники.

В‐третьих, идея «набора и рекрутирования» членов, естественно, меняется от института к институту. К примеру, членство и условия приема банковских клерков отличаются, скажем, от набора в армию. Человек может стать банковским клерком и выяснить, что жизнь банкира ему не по душе. Или может стать политиком и выяснить, что это как раз то, что ему надо. Он может пойти в водолазы и обнаружить, что глубоководное погружение – совсем не то, что он думал, хотя вокруг него всегда было достаточно и водолазов, и школ, и немало литературы по этому предмету. Чего же иного вы ждете от суфийской учебы или деятельности, что отличалось бы от данного положения вещей?

В‐четвертых, конечно, существует вопрос о целях и перспективах. Допустим, вы хотите быть политиком: никто, вероятно, не скажет, что вы можете стать членом кабинета министров, прежде чем, к примеру, не поработаете рассыльным у какого-то незначительного кандидата в парламент, или заклейщиком конвертов в штаб-квартире партии, или даже каким-нибудь мелким клерком при никому не известном чиновнике сельского районного управления. Целью же может быть портфель министра или премьер-министра. Сколько людей, находящихся в начале своей политической карьеры: а) знают, что такое быть премьер-министром, даже если стремятся к этому; б) действительно станут премьер-министром? В любом случае, люди, достигшие такого ранга, как правило, руководствовались китайской пословицей: «Путь в тысячу миль начинается с одного шага».

В‐пятых, коснемся замешательства: люди часто приходят в замешательство либо потому, что не понимают первых шагов, которые им нужно сделать, либо потому, что неизменно получают удовольствие от своего замешательства, либо по какой-то иной причине, которую они не знают. Истоки состояния замешательства часто можно открыть, заново сформулировав проблему в более знакомых терминах, как только что сделал я.

Среди суфиев, как и среди последователей других путей, от того, кто намеревается стать участником их деятельности, требуются определенные навыки в качестве подготовки к высшему обучению. Жизнь в современных сообществах диктует необходимость в эквивалентных, а часто в точно таких же предварительных условиях. Поскольку в нынешних культурах существует множество хорошо известных институтов с ясно изложенными требованиями, то при наличии настоящего желания людям не трудней, а легче понять эти требования. К ним относятся: смирение, преданность, умеренность, сдержанность, послушание. До тех пор, пока вы не научились осуществлять эти «добродетели» на практике, вы ничего не добьетесь ни в банковском деле, ни в армии, ни в медицине, ни в политике, ни в социальной службе, ни в каких-либо других видах мирской деятельности. Если, с другой стороны, вы хотите избежать этой утомительной предварительной подготовки и устремиться к суфизму, то нам ясно, что вы собой представляете, и мы вообще не будем с вами разговаривать. «Сказать “да” суфийскому пути – значит, сказать “нет” воображаемому бегству».

Не случайно суфиям, как они снова и снова убеждаются на опыте, значительно легче конструктивно общаться с людьми, которые не только имеют высшие устремления, но и занимают прочное положение в мире: общеизвестно, что те, кто разумно относится к обществу и жизни, обычно очень хорошо воспринимают суфийские учения.

Итак, перейдем к проблеме, которой вы коснулись в начале своего вопроса: насколько видимыми являются учебные институты? Мир такой, какой он есть, так же как и особое отношение к вещам, составляют для суфия суфийскую школу. Помните слова Магриби, сказавшего монаху: «То, что вы ищете в вашем уединении//Я ясно вижу на каждой дороге и в каждом закутке».

К чему отягощать внешними условностями, скажем, обрядами, жизнь того, кто и так погряз в бесплодном ритуализме. Нет смысла загружать идеями ум, и так переполненный идейным багажом. Учебные структуры открываются нашему взору, когда голова свободна от иллюзий.

У Саади есть история о человеке, чья голова была переполнена воображаемым знанием и вследствие этого высокомерием. Он пришел издалека к мудрецу Кошьяру. Кошьяр не стал его ничему учить, сказав: «Наверное, ты считаешь себя мудрым, но в наполненный горшок ничего нельзя поместить».

Если вы полны претензий, продолжает Саади, то на самом деле вы пусты. Опустошите себя от бесплодных идей, наставляет он, чтобы вы могли прийти и наполниться высшими восприятиями и понять реальный смысл.

В нетрадиционных обществах, к которым принадлежит современное Западное общество, широко распространено представление, что их научная основа каким-то образом позволяет им мыслить иначе, чем «древние» или «восточные» люди. Антропологи показали, что способы человеческого мышления повсюду очень схожи, а модели и предположения, используемые, скажем, древними африканцами, мало отличаются от тех, что применяются современными европейцами и американцами. Тот факт, что эта информация экспертов не стала частью всеобщего знания, сам по себе подтверждает, скажем, точку зрения Р. Хортона. Он так прокомментировал необоснованные предположения западных людей и африканцев:

«Основа для принятия западным обывателем ментальных моделей, предлагаемых учеными, зачастую не отличается от той, на которой базируется образ мыслей молодого жителя африканской деревни, когда он впитывает то, что вещает деревенский старейшина. В обоих случаях на тех, от кого поступают предложения, смотрят как на полномочных представителей традиции. Что касается правил, которыми руководствуются сами ученые, принимая или отклоняя те или иные мыслительные конструкции, то эти критерии редко становятся частью интеллектуального багажа более широких слоев населения. Сегодняшний западный обыватель при всей очевидной современности его мировоззрения, редко является более «открытым» или научным в своих взглядах, чем обычный сельский африканец»5.

Если учеба осуществляется в настоящее время, то знание себя может включать познание способов мышления вашего сообщества и понимание того, что, возможно, вы – его продукт и что это знание действительно может быть достигнуто с помощью таких антропологических и психологических наблюдений, какие проводятся суфиями в их курсе обучения, направленом на принятие новых и многообещающих дополнительных перспектив.

Это подразумевает расширение знания через познание себя, познание себя через знание того, как человек думает о других, и «видение себя глазами других» – то есть задействование всех тех способов, которые способствуют применению соответствующих уроков: на Западе пока только указывают на них, но еще не связывают с развитием восприятия реальности, лежащей за пределами обычного состояния сознания.

Утверждение «Тот, кто знает себя, знает своего Господа» означает, кроме всего прочего, что самообман препятствует знанию. Вопрос задан о том, как достичь самопознания. Первое «я», о котором надо получить знание, представляет собой вторичное, по существу ложное, «я». Каким бы полезным ни было это «я» в многочисленных ежедневных делах, оно стоит у вас на пути как препятствие. Его необходимо отодвинуть, сделать чем-то таким, что может быть использовано или не использовано, но при этом не использует вас.

Способ, которым это делается, – самонаблюдение: регистрация того, как и когда это «я» действует и каким образом вводит в заблуждение.

Один человек как-то заметил в присутствии суфийского старца Джунайда из Багдада, что нынче стало трудно найти истинных братьев. Джунайд тотчас определил однобокость такой позиции: «Если вы ищете брата, чтобы он разделил с вами ваше бремя, то братьев воистину найти трудно. Но если вы ищете человека, чтобы разделить с ним его бремя, то в таких братьях нет недостатка».

Вы хотите научиться оценивать институты суфиев. Вы хотите познать себя. Первое возможно лишь после того, как достигнуто второе. Шейх Абдуллах Ансари из Герата, как и все классические суфийские учителя, настаивает на том, что вы должны видеть себя иначе, чем вашими собственными глазами, то есть не так, как вы сейчас смотрите на вещи, или же ваша привязанность к этому вторичному «я» будет только усиливаться и заслонит объективное понимание.

Пока вы сами не можете ясно и постоянно видеть, что вы из себя в действительности представляете, вам надо доверять оценке учителя, «садовника», как его называет Руми:

«Когда садовник входит в сад, ему достаточно взглянуть на деревья, чтобы сразу узнать: вот – финиковая пальма, вон – смоковница, а там – гранатовое дерево, груша, яблоня. Если есть знание, видеть плоды не обязательно – достаточно деревьев»6.

Вопрос: Какие проблемы на нашем современном Западе связаны с передачей знания?

Ответ: Такого рода проблемы, по сути, мало отличаются, разве что внешне, от тех, что существовали во все времена. Чтобы понять, вам необходимо взглянуть на это с такой точки зрения.

Если бы в Средние века в Западной Европе вы проповедовали, скажем, гигиену, что случилось бы с вами? Для начала вас бы сочли еретиком, потому что мылись только неверные. Уважаемые люди подвергли бы вас жесткой критике за предположение, что вы лучше, чем они, поскольку вы моетесь, а они нет. Если бы вы стали излагать им учение о микробах, вы думаете, что это сошло бы вам с рук? А воспользуйся вы их средствами массовой информации, вас обвинили бы в нескромности и даже в чем-то худшем; если бы вы попытались учредить свои собственные, вас бы обвинили по меньшей мере в неблагонамеренности.

И – столь же важно – кто бы стал вас слушать? Чудаки, оккультисты, неудачники, желающие найти кратчайший путь к успеху… Во всяком случае, не те люди, которые могли бы и стали в будущем авторитетами в области гигиены… Необходимо проделать большую предварительную подготовительную работу, объясняя предположения, доказывая, что предубеждение – это не реальность, развенчивая ни на чем не основанную клевету.

Великий суфийский поэт Хафиз говорит (и до чего же верно), что трудности – внутри людей, ибо они воображают важными вещи, которые на самом деле не относятся к разряду важных: «Вы сами – ваш собственный барьер, поднимитесь над ним, чтобы преодолеть его».

Люди ошибочно принимают информацию за знание и одно указание за другое. Происходит это главным образом потому, что в целом они не знают, чего хотят, и часто думают, будто им чего-то хочется, когда на самом деле они хотят совсем другого. Данная проблема сопутствует всем видам деятельности на Западе.

Недавно я беседовал с приходским священником одной церкви в новом городском районе. Он провел тщательный опрос населения, чтобы выяснить, чего хотят его новые прихожане, какие проповеди они хотели бы услышать и как следует их преподать, какие темы им интересны. Все это заняло у него несколько месяцев. В конце концов он составил полную картину пожеланий прихожан и позаботился о темах, подаче и атмосфере.

Первые несколько недель люди ходили на его службы, потом их стало все меньше и меньше. Когда их спрашивали об отсутствии интереса, они называли одну причину: «Это непохоже на то, что мы думали».

Подобная ситуация показывает (как можно обнаружить в бесчисленных суфийских историях), что ни учитель, ни учащийся вне реального контекста не знают, как должно осуществляться обучение, если только оно не проводится путем внушения или в особых случаях эмоционального возбуждения.

Поскольку во многих отраслях знания учителя думают, будто знают, как учить, а учащиеся – как учиться, от нас ускользает одно обстоятельство: люди принимают это народное поверье без всякой проверки. Таким образом, из века в век и те, и другие пожинают все более скудные плоды деятельности, за исключением лишь некоторых сфер, как, например, торговля, где люди не могут себе позволить фантазировать и вынуждены производить проверки и тестирование.

Весьма поучительный случай произошел на британском телевидении, когда многие люди пожаловались на обыкновение постановщиков юмористических шоу сопровождать каждую шутку фонограммой смеха или приглашать в студию публику. Телезрителям это не нравилось. Главный редактор развлекательных программ лондонского воскресного телевидения в 1970 году, подчинившись резкой критике и потоку писем, убрал хохочущую аудиторию. Теперь стали жаловаться актеры, что без смеха, помогавшего им настроиться на определенный темп, они не могут играть как следует. «Поэтому, – сказал мистер Барри Тук, – я вернул обратно аудиторию, и все опять пошло как нельзя лучше. Мы снова стали получать множество писем, фактически от тех же людей, которые ранее жаловались на смех в студии, но теперь все они писали, насколько больше им нравятся телеспектакли с живой публикой».

При рассылке ученым проспектов новых книг мы обнаружили следующий результат: предложения, изложенные безупречным научным языком, едва способствовали продажам. Зато проспекты, написанные на манер рекламы стирального порошка, даже для книг на серьезные темы привлекали немало уважаемых ученых мужей, которые тут же высылали свои заказы. Когда я упомянул этот результат в газетном интервью, несколько профессоров написали мне, что они предпочитают «возбуждающую» рекламу и что «ученый стиль» им надоел…

Одна из трудностей, связанных с передачей суфийского знания и на Востоке, и на Западе остается неизменной в течение многих веков. Как утверждал суфийский старец Абулах Хасан Кхиркани: «Многие люди, которые в действительности мертвы, ходят по улицам; многие, из тех, что лежат в могилах, в действительности живы». Такие вот слова адресовал он нам через книгу мастера Аттара «Жизнеописания святых».

Трудности в передаче знания, о которых вы спрашиваете, состоят в том, что лишь немногие люди способны сразу же научиться тому, чему их учат. Остальным надо приобретать определенный опыт и проходить обучение, пока их внутреннее восприятие не будет в состоянии установить связь с передачей.

Многие люди полагают, что их интерес к предмету является достаточной подготовкой. Более того, они и поверить не в состоянии, что кто-то другой обладает способностью восприятия, тогда как сами они должны ждать.

Джунайд однажды проиллюстрировал это на очевидном уровне, когда некоторые из его двадцати учеников ревниво отнеслись к тому, что он питает особую привязанность к одному из них. Притча в действии, которую он изобрел, стоит того, чтобы над ней поразмышлять.

Он созвал всех своих учеников и велел им принести двадцать кур. Каждому было велено отнести свою птицу в такое место, где его никто не видит, и убить ее.

Когда они вернулись, то принесли с собой мертвых птиц – все, за исключением обсуждаемого ученика, который принес свою птицу назад живой.

Джунайд в присутствии остальных учеников спросил его, почему он не убил птицу.

«Вы велели мне пойти туда, где меня никто не увидит, но такого места нет: Бог видит все», – ответил тот.

Трудность передачи знания тесно связана с ориентацией ученика. Желать знания недостаточно. Случай с учениками Джунайда показывает, что только один из двадцати действовал в соответствии со своими убеждениями.

Институт учительства существует для того, чтобы учащийся мог научиться тому, как учиться. Понимая это, человек осознает, почему высказывание Муинуддина Чишти не является крайностью:

Тайны и суфии

Вопрос: Когда суфии намекают на тайны и говорят об удивительных местах, странных книгах и тому подобном, какую цель они могут преследовать, кроме как поиграть на чувствах публики?

Ответ: Если они так поступают, то, возможно, лишь для того, чтобы распознать поверхностных людей, которые цепляются за подобные вещи. Это напоминает старый армейский прием, когда сержант говорит новобранцам: «Поднимите руки те, кто слишком культурен для физической работы», а затем, когда несколько рук поднимается, объявляет: «Вот кто нуждается в усиленной физической подготовке!» – и посылает их на самую грубую работу.

Возможно и иное объяснение: то, что для вас – игра на чувствах, для меня – повседневная жизнь. Такие слова, как «удивительный», «странный» и тому подобные не имеют абсолютного значения и в высшей степени субъективны. Какое значение вы вкладываете в понятия «тайна», «странный», «удивительный»?

Ни для кого не является тайной, что суфии порой занимаются тем или иным лишь для того, чтобы вызвать у наблюдателей упомянутые здесь реакции, ибо только таким образом аудитория может пережить и пронаблюдать изменчивость своих настроений и чувств и осознать, насколько люди подвержены манипуляциям, стоит только задействовать нужные рычаги, каковые имеются в избытке у великого множества людей.

Словом, нет однозначного ответа на ваш вопрос. В этой области царит одно из самых распространенных заблуждений, а все потому, что невнимательные ученики предположили, будто суфийские учения, нацеленные на отдельных людей или группы или предназначенные для кратковременного использования, – суть вечные предписания, применимые во всех обстоятельствах. Многое из суфийской литературы больше не актуально, поскольку за годы склад ума аудитории изменился.

Касаясь вопроса этих так называемых, тайн Руми говорит:

Тайны, странные места, а также удивительные книги – часто расхожие выражения того языка, на котором несведущие люди думают об определенных предметах. Для того чтобы установить связь с этими людьми, вам, возможно, для начала придется использовать их язык. Это не делает его вашим языком. Помните высказывание: «Для голодного человека “дважды два” означает “четыре буханки хлеба”» Если вы обращаетесь к голодному, ваши первые слова вполне могут быть о хлебе.

Чтобы дать вам более краткий ответ на ваше умозаключение о том, что суфии просто хотят поиграть на чувствах публики, приведу старинное изречение:

К тому же такие слова, как «тайна», – технические термины. Слово «тайна» часто можно точнее передать словами: «глубочайшее сознание».

Когда имеет смысл встречаться

Вопрос: Вы отмечали, что люди, услышав о чем-то, тут же начинают страстно желать этого! Почему сама по себе встреча с учителем или источником знания может не принести ученику пользы?

Ответ: Существует персидская поговорка, вернее, цитата из Гулистана – классического произведения Саади. Она гласит: «Где бы ни был источник сладкой воды // Его окружают люди, птицы и муравьи».

Как только где-нибудь появляется что-то привлекательное, люди, следуя своей природе, начинают толпиться возле. Я говорю «следуя природе», потому что человеческих существ, подобно животным, непреодолимо влечет к себе та сторона вещей, которая непосредственно прельщает их чувства. При этом притягательное как для животных, так и для человека может быть либо полезным, либо нет.

Позвольте мне уточнить мою мысль. Например, вы услышали об учении, и то, что вы услышали, притягивает вас или, возможно, вы хотите узнать о нем больше. Ваше чувство является для вас сигналом, что вы должны немедленно войти в контакт с учением. Вы руководствуетесь предположением, что можете извлечь пользу из контакта, установив его в удобное для вас время и в обстоятельствах, которые вы сами считаете подходящими. Подобная позиция бесплодна, потому что не соответствует тому, что может случиться в данной ситуации.

Учение способно проявить собственную ценность для вас, и вы, в свою очередь, в состоянии принести учению пользу только в том случае, если настроитесь на него таким образом, в такое время и при таких обстоятельствах, которые более всего благоприятствуют плодотворному взаимодействию с предметом. «Даже рыба не в силах выпить в море больше воды, чем может».

В этом смысле изучение того, о чем мы говорим, – куда более тонкое занятие, чем, скажем, изучение иностранного языка, когда просто достаточно приобрести книгу, кассеты, нанять учителя и можно приступать к изучению в любом удобном месте и в любое удобное для вас время. Но даже при изучении языка необходимо считаться с соответствующими условиями. Вы должны пребывать в определенном умственном и физическом состоянии: например, вы не слишком устали, не очень голодны. Вы должны находиться в сравнительно удобном месте, не под проливным дождем, к примеру. Вам необходимо обладать теми или иными приспособлениями или ресурсами: магнитофоном, электричеством; кроме того, вы должны уметь читать, предпочтительно – не быть глухим и т. д. Обычный человек может сознавать необходимость всех этих условий в организованной им учебной ситуации. Но почему-то он не думает о них, изучая высшее знание. А почему?

Учиться тому, как учиться, значит, исследовать собственные предположения, и анекдоты о Мулле Насреддине очень часто помогают в подобном изыскании.

В своем произведении «Сад тайны» Шабистари намекает на необходимость сонастроенности ученика и учителя и созвучности людей своим переживаниям, подчеркивая при этом, что гармония должна быть правильной: «Просветление иногда – от величия, иногда – от красоты; совершенство (просветленности) лежит между ними».

Люди страстно желают того или иного, говорите вы, и это правда. Но если, говоря о суфийском знании, они жаждут количества, а не качества, необходимо восстановить баланс и, прежде чем они смогут стать обучаемыми, переориентировать их устремления в направлении качества.

Примите к сведению: суфийские учителя предлагают своим ученикам изучать те или иные темы или материалы для того, чтобы плоды их науки показались именно тогда, когда они созреют по своим собственным законам, а не по чьему-либо желанию, скажем, на следующийдень, в два тридцать. Люди, находящиеся в плену убеждения, что учиться можно чисто механически или посредством мгновенного просветления, не в состоянии извлечь пользу из обучения, так как подобным отношением к делу лишают себя целого диапазона необходимых взаимодействий между собой и учителем.

Любая встреча с учителем может принести плоды, но именно ученик из-за своих поверхностных ожиданий способен помешать появлению соответствующих результатов. Мы опубликовали немало историй, иллюстрирующих данный аспект в обучении методам обучения.

Вопрос: Не поэтому ли вы, как нам кажется, отбиваете охоту у тех, кто хотел бы посетить вас и готов приехать издалека; и многие в самом деле прибывают к вам из разных стран: Японии, Аргентины, Индии, Канады, Самоа.

Ответ: Я отбиваю охоту не у всех, кто хочет со мной встретиться. Но существует некая модель, и я рад буду поделиться ею с вами, поскольку это касается самой основы наших изучений.

В молодости, когда я был учеником, меня волновал тот же вопрос, и тогда я находился в том же положении, что и вы. Со всех концов света люди писали письма моему учителю и посещали его. Однажды я спросил у него, почему он разочаровывает тех, кто совершил или собирается совершить длинные и иногда трудные путешествия, чтобы встретиться с ним. Он ответил мне, и я убедился, что он сказал правду и даже, если это возможно, больше, чем правду. Вот что он мне рассказал.

Людям свойственно думать прежде всего и больше всего о себе. Это означает, что, когда они узнают о нашей работе, их охватывает страстное желание принять в ней участие, узнать больше, извлечь из нее личную выгоду. Удовлетворение этого желания питает их эгоизм и разжигает жажду выгоды.

С другой стороны, когда люди соприкасаются с нашими идеями и правильным образом распространяют их среди других (не создавая культа и не строя из себя учителей), то в этом случае они не только получают, но и отдают.

Такой человек никогда не добивается и не требует, чтобы его немедленно приняли, выслушали, учили и т. д. Он подготавливает группу людей, распространяет знание наилучшим, доступным для него способом и затем спрашивает, должен ли он приехать к нам или кто-то из нас может посетить созданную группу.

Подобные люди в самом деле в состоянии учиться и служить, так же как и принимать служение других. Так складывается непрерывность служения людям и принятие служения от других.

Но есть и другие люди; они тратят большие деньги на путешествия, иногда собирая средства с других, и, сами того не сознавая, думают только о себе. Если они не замечают этого за собой, то наш долг указать им на их поведение и дать возможность извлечь пользу из своего поиска и научиться уравновешивать собственную жадность, установив непрерывный обмен: служения другим и принятия подобного служения от других. Вот чему научил меня мой учитель. Он часто говорил мне: «Многие люди думают, что я просто их испытываю, когда довожу этот момент до их сведения, или не отвечаю на их письма, чтобы помочь им изменить собственную позицию с: “Дай мне” на “Что мне сделать?” Но здесь ты убедишься, что люди, прибывающие сюда в таком ментальном состоянии, оказываются необучаемыми, то есть они просто метафизические туристы».

Он был абсолютно прав. Отказываясь учить людей, он давал им возможность обратиться к самонаблюдению и осознать свое поведение. Некоторые из них, и их было меньшинство, поняли это. Конечно, мы сумели во многом облегчить решение упомянутой проблемы, опубликовав истории, в которых классические учителя и другие обучающие персонажи демонстрируют, что жажда учиться иногда – не более чем маска, скрывающая корысть. Это помогло многим людям усвоить правильный подход к Учению.

Учиться тому, как учиться, хорошо иллюстрирует подход, который применил мой учитель. Благодаря этому подходу можно увидеть, как один и тот же человек оказывается не в состоянии воспользоваться Учением, когда он или она распространяют на него свою жадность, и как тот же индивид становится восприимчивым к учению, обращая к нему лучшую и более позитивную часть самого себя.

Но не забывайте, что незнающих, как учить, не меньше, чем тех, кто в своем нынешнем состоянии не способен учиться. Люди, полагающие, что могут учить других, нередко проявляют беззаботность в отношении тех, кто учится.

Совсем недавно мне представился восхитительный случай наблюдать подобную ментальность в действии. Я разговаривал с преподавателем иностранного языка. Этот человек сказал мне:

– Я разработал собственную, совершенно уникальную методику преподавания языка. Я уже применил ее на одном ученике, которому я даю частные уроки. Это изумительная методика!

– И что же, он теперь владеет языком в совершенстве? – задал я вполне обычный для светской беседы риторический вопрос.

– Ни в зуб ногой, – ответил преподаватель. – Учил-то я великолепно, но он просто оказался необучаемым.

Потолок

Вопрос: Не могли бы вы, пользуясь параллелями или иносказаниями, дать нам представление об особой области, в которой действует суфийское учение, и показать, как оно действует?

Ответ: Наше учение частично существует в «другом мире», «высшем царстве», «ином измерении» и описывает «иное».

Вот параллель того, что это означает в одном важном отношении и что является объектом Учения.

Предположим, у нас есть дом со стенами, потолками, полами, и мы находимся внутри этого дома. Допустим, что по давно укоренившемуся обычаю жильцам можно касаться только пола и стен. Если бы кто-нибудь зашел внутрь и сказал: «Посмотрите на потолок», – обитатели дома оказались бы не в состоянии сделать это, – словно дети, которые часто не могут увидеть чего-то и не способны наблюдать какую-то вещь, пока им ее не покажут.

Предположим далее, что на протяжении поколений было принято вешать те или иные вещи на стены и ничего не иметь на потолках. Для большинства людей предметы на потолках будут в таком случае оставаться «невидимыми».

Так и с нашим учением. Мы часто и настойчиво утверждаем, что люди не продумывают вещи до конца, что они делают разные предположения (такие как «не существует потолка») и им в голову не приходит проверить соответствуют ли их предположения действительности. Но, подобно любому разумному человеку, который в данном случае попытается указать на существование потолков, мы не только привлекаем внимание к этому теоретическому постулату («возможно, потолки существуют»), но делаем нечто большее.

В учебных курсах, на встречах, в общении с учителями, в материалах для наблюдений, упражнениях, называйте их как хотите, мы обеспечиваем общину, к которой обращено наше послание, практическими средствами, необходимыми для того, чтобы усвоить и сохранить опытное знание о существовании «потолков».

Людям необходима тщательная подготовка, прежде чем они смогут узреть то, что находится у них перед глазами. Именно об этом говорил в поэтическом экспромте Саади из Шираза: «И в верблюде, и в красавицах Китая или Чагила//Знающий видит то же самое».

Кроме того, применяя определенную способность к концентрации, некоторые люди в качестве метода обучения заставляют других выводить на поверхность и облекать в конкретную форму свои тайные мысли. Эти мысли выдают характер и действие вторичного «я», ложной личности, которая, хотя и позволяет людям справляться со многими ситуациями в жизни, заботится только о собственном поддержании, а вовсе не о развитии личности, выходящем за пределы узкого и поверхностного восприятия.

Это «Командующее Я» (в суфийской классической литературе называемое Nafs-i-Ammara) проявляется через реакции, надежды и страхи, различные мнения и озабоченности.

Когда его образ действий выходит наружу и попадает в поле зрения, и сами индивиды, и сторонние наблюдатели могут заметить присущие ему ограничения, искажения и особенности. Фактически, это «я» и есть в значительной степени то, что большинство людей считает своей личностью, своим собственным и единственным «я»; и оно стоит между объективной реальностью и истинным «я», сущностью. Реализация сущностного – цель суфийских занятий.

Иногда это «я» характерным образом дает о себе знать через идеи или поведение, которые индивид часто приписывает другим людям, как бывает и во сне. Один современный специалист в компьютерной технике отметил: «Это как если бы какая-то часть программы ментального компьютера зациклилась и стала самовоспроизводиться (вместо решения поставленных задач)…»

Иногда происходит обратное: учитель (муршид) сообщает уму ученика (мюрида) понятия способные непосредственно достичь его сущности; обычными методами общения с обусловленным «я» передать их невозможно.

Люди пытались развивать данную способность для удовлетворения личных амбиций, и, поскольку это действительно отчасти возможно, соответствующие методы тщательно охраняются.

В таких произведениях, как «Драгоценный жемчуг» (Dur-rat al-Fakhira) Ибн ал-Араби, приводится множество примеров того, как этот механизм работает и насколько он изолирован от явлений, которые принято считать оперирующими в систематическом режиме. Например, он может начать действовать непроизвольно и неспровоцированно. Данный механизм может находиться в распоряжении ничем непримечателных людей, о них сразу и не скажешь, что они его контролируют, настолько это противоречит нашим привычным предположениям относительно подобных явлений. Но бывает и так, что описываемый механизм и вовсе не дает о себе знать. Иногда он приводится в действие волей оператора, иногда нет. Бывает, что он включается независимо от того, как его собираются использовать, – для «хороших» (социально приемлемых) целей или нет. Традиционно этот механизм может работать для достижения довольно тривиальных целей, то же самое было отмечено в современных западных науках при изучении схожей экстрасенсорной деятельности. Описанные здесь факты делают данное явление еще более интересным, поскольку эти особенности противоречат обычным народным представлениям о таких вещах, в результате чего сам вопрос о природе подобного феномена теряет связь с традиционной сферой оккультизма, попадая в категорию современных явлений коммуникации, хотя и чрезвычайно утонченного характера.

«Суфии, – гласит пословица, – понимают сердцем то, что ученейшие мужи не в состоянии охватить умом».

Встреча с суфием либо приносит, либо не приносит результаты в то время и в том месте, где их желает увидеть учащийся. Иногда они проявляются немедленно, иногда заставляют себя ждать. Порой должно что-то случиться, прежде чем польза от этой встречи станет очевидной.

Один из наиболее явных факторов, действующих в отношениях такого рода, указан в истории под названием «Гранаты» в моей книге Teh Dermis Probe («Наблюдения за покровом»).

Вопрос: Почему суфии побуждают людей выполнять физическую и умственную работу; почему столь часто их учреждения необходимо поддерживать трудом учеников?

Ответ: Впервые я сам столкнулся с этим вопросом, когда жил в суфийском поселении, где каждому приходилось работать. Так много важных, влиятельных и обеспеченных посетителей приходило в это место, что я обычно недоумевал, почему бы нашему Учителю не подойти к делу более профессионально и не нанять садовников и так далее, чтобы освободить многих людей, вынужденных заниматься тем, что некоторые из них были явно не приучены делать.

Однажды вечером, когда он спросил, не желает ли кто-нибудь задать ему вопрос, я сказал: «Нам постоянно предлагают огромные суммы денег. Разве не представилось бы больше возможностей для учебы, если бы мы использовали эти деньги для ведения хозяйства?»

Как принято у суфиев, он велел мне уйти и самому поискать возможные ответы, а затем, когда я их найду, вернуться и таким образом выяснить, не задаю ли я пустые вопросы. Три или четыре недели ушло у меня на то, чтобы выполнить его задание.

Сначала я записал все возможные соображения, которые мне пришли в голову, затем стал бродить вокруг и присматриваться, как делаются дела, изучая жизнь через жизнь, пока не пришел к ответам. Вот они, и, предлагая их, я не делаю вам никакого одолжения, поскольку если бы вы нашли их сами, то приобрели бы больше. А так мне придется дать вам возможность изучить нечто равноценное, но иным способом.

Некоторые люди предлагают деньги взамен действия, и им нужно усвоить, что их служение нуждается в большем смирении. Поэтому ради их собственного блага деньги у них не берут. Другие дают или предлагают деньги, и их подношения принимаются, но как они будут использованы, решает только учитель; ученики же, поскольку они пришли учиться, просто не способны предлагать программу занятий или организационную структуру.

К тому же иметь рабочую структуру в нашей деятельности означает, что люди могут научиться вещам, которые нельзя освоить в обычном мире и которые жизненно важны для развития способности постигать понятия и переживания из области сверхфизического. Например, если вы хотите добиться чего-то в обычном земном понимании, вам, вероятно, потребуется иерархическая система. Это, в свою очередь, позволит некоторым индивидам проявить присущее им властолюбие, иногда глубоко в них спрятаное. Как вам удастся улучшить таких людей, если вы фактически поддерживаете эту тенденцию? Вам приходится работать с имеющимися в наличии людьми и потому определенного рода организация должна предоставлять возможности для развития положительных человеческих качеств и отмирания отрицательных.

Этого нельзя сделать в атмосфере, где для осуществления тех или иных дел используется грубое топливо (алчность, надежда, страх), годное лишь для того, чтобы принудить людей к действию и поддерживать их деятельность во внешнем мире. К тому же некоторые ученики, когда у них берут деньги, могут в глубине души вообразить, будто они что-то «купили». Это лишь подстегнет их претензии. Или, напротив, человек начнет чувствовать, что не тащит свою ношу, а просто купил себе проезд, что также никому не принесет пользы.

Далее, всегда есть люди, предлагающие деньги, и, когда вы их берете, они полагают, что вы собираетесь использовать их для себя. Людей не следует ставить в положение, способствующее развитию их худших качеств, в данном случае – подозрительности. Одно дело – создать ситуацию, в которой человек может наблюдать свои нежелательные качества, и совсем другое – произвести такую, в которой он, имея эту подсознательную червоточину, возможно, никогда не выявит ее.

В результате человек становится не лучше, а хуже. Искушать человека таким образом, подобно скрытому моральному шантажу, как, например, когда вы принимаете обличие святого, чтобы заставить людей чувствовать к вам уважение или их собственную неполноценность. Между прочим, именно по вышеупомянутой причине суфии отказываются использовать нравственные увещевания как способ давления на людей. Данный принцип согласуется с современными открытиями в психологии, хотя на протяжении всей истории он очень мало понят в большинстве культур, и это основная причина продолжающегося в мире лицемерия.

Противоречивые тексты

Вопрос: Некоторые суфийские тексты учат, что человеку следует быть дисциплинированным и преданным своей цели, другие – что ему следует быть критичным и беспристрастным. Как примирить эти крайности?

Ответ: Точно так же, как, скажем, в математике, когда спрашивают: «В одной книге сказано, что все прямые углы содержат девяносто градусов, но Эйнштейн утверждает, что прямых линий нет, все линии кривые, следовательно, не существует прямых углов». Вы смешиваете два подхода к одному и тому же предмету, а они зависят от контекста, в котором рассматривается предмет, или от степени продвинутости ученика, или от того и другого.

Если ученик не в состоянии усвоить как послушание, так и критическую позицию, как линейное, так и целостное мышление, он будет не в состоянии воспринять то, что должно быть воспринято. Шабистари подчеркивает это, наставляя своих слушателей быть гибкими и находить путь между крайностями и противоположностями: «Ищущий всегда балансирует между отрицанием и верой».

Привычный образ мыслей (ментальный навык) – один из полезнейших и в то же время бесполезнейших инструментов для решения проблем. Выбирая правильный подход, вы можете решить проблему. Но если вы не способны выбрать, а только подчиняетесь ему, наверное, вы не используете для достижения данной цели свои лучшие привычки.

Для современного мышления стало привычным предположение, что дисциплинированный подход способен решить все проблемы. Это представление соседствует со своей противоположностью: соблазнительным, но столь же предвзятым убеждением, будто, освободившись от оков дисциплины, человек обретает прозрение. В истории о мотыльке и пауке, названной «Научный прогресс», из моей книги «Волшебный монастырь» можно увидеть, почему ни один из этих подходов, когда его принимают как обеспечивающий решение, не принесет успеха, если в нашем мышлении доминирует либо механический, либо непоследовательный ход мыслей.

Именно потому, что книги и тексты, описывая необходимое, не говорят, когда оно должно стать необходимым, будущий суфий нуждается в руководстве. Поразмышляйте над пословицей: «Если человеку суждено жить, словам придется умереть».

Самообман

Вопрос: Не могли бы вы пояснить на примере какое-нибудь болезненное явление?

Ответ: Несомненно, большинство людей может это сделать.

По моему мнению, весьма болезненно иметь дело с людьми, которых вы хотели бы учить, тогда как они, притворяясь, что ищут знания, желают лишь социальной общности, дружбы, «единства душ», внимания и тому подобного.

Все эти вещи сами по себе достойны восхищения, и они тем более восхитительны, когда их добиваются осознанно, а не посредством обмана. Притворяться, что учишься, в то время как ищешь стимулы, – значит, обманывать себя.

Такие люди, возможно, способны учиться. Но им препятствуют в этом поверхностные цели. Их приучили удовлетворяться тривиальными вещами и давать им возвышенные названия. С другой стороны, возможно, в них еще не утихли детские страсти. Как сказал Руми: «Когда вы прекратите домогаться орехов и изюма?»

Это состояние иногда так глубоко укореняется в человеке, что он теряет способность осознавать его применительно к своим намерениям и целям.

Суфии встряхивают людей от этого «сна». Такие толчки часто переживаются болезненно, но только до тех пор, пока они не дадут своих плодов. И тогда мы чувствуем благодарность за подаренную нам возможность испытать их. А вот то, что на самом деле разрушает человека, не обязательно сопровождается болезненными ощущениями. Самообман – одно из таких явлений.

Когда мы изучаем нечто реальное, низшие цели как правило исчезают, так же как и болезненные ощущения, вызванные критикой наших низменных забот. Как говорит шейх Газур-и-Илахи в книге «Irshadat», если совершенствование, осуществляемое посредством суфийского метода, проникает глубоко в человека, несовершенство мышления, лишенное всяческой опоры, исчезает, .

Вопрос не в том, куда вы движетесь или вступили ли вы в группу. Вопрос в том, были ли вы правильно обучены тому, как нужно учиться.

Баязид Бистами подчеркнул различные уровни восприятия Истины, когда сказал, что, в первый раз посетив Каабу в Мекке, он увидел Каабу. Во второй раз он увидел Господина Каабы. В третий раз Баязид уже ничего из этого не видел: ни Каабу, ни Господина Каабы.

Путешествия на Восток

Вопрос: Вы хотели бы, чтобы мы отправлялись на Восток или вступали в суфийские группы?

Ответ: Я сказал и написал о суфизме и суфиях столько, что некоторые люди воображают, будто я стараюсь повлиять на них с тем, чтобы они присоединялись к культу или религиозной группировке.

В действительности, как я сейчас объясню, я считаю для себя невозможным предпринять подобную кампанию.

Слушая и читая то, что мне необходимо было рассказать о суфиях, орды религиозно настроенных людей ринулись на Восток и приобщились к зачастую гротескным вариантам суфизма. С неменьшей прытью толпы любопытных и алчных бросились в объятия гуруистских культов на Западе.

Этого избежали те, кто не читал моих книг, те, кто хочет узнать побольше о суфизме, и те, кто вообще не интересуется подобными вещами.

Предпринятая мной операция оказалась весьма успешной, но эта ее часть имела для большинства не больше значения, чем любое другое средство, предназначенное для сортировки вещей или людей.

Незатейливая прогулка по Востоку приводит к тому, о чем повествует следующее двустишие: «Два узника взглянули сквозь решетку на окне//Один увидел грязь, другой – созвездья в вышине». Что значит быть путником, не говоря уже о цели и пути? Шейх Саади напоминает нам: «Боюсь, что ты не достигнешь Мекки, о путник, ибо ты на дороге, ведущей в Туркестан!»

Мужайтесь, ибо склонность блуждать в поисках знания и отправляться в далекие края (якобы за знанием, но в действительности, чтобы просто находиться в движении) – чисто человеческая склонность. В моей книге «Сказки дервишей» приводится множество примеров этого свойства и его последствий, а также рассказов о том, как снова и снова оно возникало в жизни классических суфиев и их учеников.

Поэтому прежде всего нужно установить, кто именно намерен предпринять путешествие на «Восток», когда он хочет ехать, с кем – если он едет не один, – и куда.

Люди скорее рискнут отправиться на Восток и ничего там не найти, не зная, как построить путешествие, чем возьмут на себя труд осознать желание своего сердца.

Слышали ли вы о том, как Мулла Насреддин, услыхав, что некоторые попугаи живут до 150 лет, купил молодого попугайчика, чтобы проверить, правда ли это?

«Приобщение к суфийским группам» вряд ли будет полезно человеку, находящему группы, к которым он волен «присоединиться» по собственному желанию, в отличие от тех групп, куда он может быть принят только после того, как вопрос о его присоединении будет тщательно изучен.

Прежде чем дать ответ, подразумевающий, что среди публично утвердившихся производных «орденов», «школ» или «учителей» вполне вероятно найти настоящую суфийскую группу, нужно знать, что такое «суфийская группа».

Как я замечаю, лишь немногие люди, судя по всему, – занимаются ли они в группах, путешествуют на Восток или же участвуют в чем-то еще, – принимают во внимание широкий диапазон суфийских утверждений.

Одно из них, которое стоило бы изучить более глубоко, прежде чем искать, – совет просветленного Мумшада Динвари7.

Широко распространенное непреодолимое желание делать то, к чему ты не пригоден, предполагая при этом, что выбрал правильный образ действий, прослеживается повсюду и во все времена.

В современной прессе особенно хорошо видно, как эта тенденция проявляется в человеческом поведении. Вот пример, выбранный почти наугад. Он иллюстрирует поведение, лежащее в основе таких начинаний, как необдуманное приобщение к группам или путешествия на Восток. Является ли этот феномен продуктом духовных устремлений или результатом полного скудоумия, возведенного в достоинство?

Грабитель, проникавший в дома через крыши и совершивший по меньшей мере сорок одну кражу, был пойман и доставлен в суд. Пойман он все же был, несмотря на величайшую ловкость, так как оказалось, что у него нет ног, которые были ампутированы несколькими годами ранее8.

Как выглядит суфийский учитель

Вопрос: Как, по мнению суфиев, следует выглядеть учителю в глазах учеников?

Ответ: Этот вопрос, как и многие другие, на которые согласно предположению многих людей можно с пользой ответить в нескольких словах, напоминает мне историю о Мулле Насреддине. Кто-то спросил, на что, по сути, похож его дом. В ответ Мулла принес человеку кирпич, сказав: «Это просто набор таких вот штук». То, что глупец делает, может быть, не сознавая собственную глупость, мудрому человеку, возможно, приходится делать или говорить, чтобы продемонстрировать, как необдуман вопрос.

Разве можно сказать, как должен выглядеть учитель? Самое большее, что можно сделать, – высказать несколько замечаний на эту тему.

Более всего людей с обусловленным отношением к суфиям озадачивает то, что суфийские деятели, в отличие от учителей другого рода, отказываются придерживаться одного типа внешности. Например, суфийский святой может выглядеть, говорить или действовать совсем не так, как ожидается от мистического мастера. Сам он даст этому такое объяснение: «Учить можно методом, показанным для каждого конкретного ученика, и, вполне возможно, что метод, который будет избран, самому ученику будет казаться наименее вероятным»; или же суфийский эксперт скажет так: «Есть время, и место, и определенное общество. Мы учим в соответствии с этими условиями. Когда наступает время быть серьезными, мы серьезны. Когда приходит время работать посредством того, что выглядит как обычное, мы так и поступаем».

Этот урок столь важен, что, можно сказать, предшествует всем другим: в том смысле, что если его не усвоить, то, возможно, вы не сможете учиться дальше, в результате чего так и останетесь прикованными к внешнему облику лицемеров. В том числе, конечно, и бессознательных лицемеров.

Если суфии правы, утверждая, что время влияет на поведение и внешний вид и что даже темперамент человека должен меняться, то для нас должно стать совершенно очевидным следующее: все люди, культивирующие благочестивую внешность, и все те, кто уже создал для себя такой образ, полагая, что это и есть духовность, заблуждаются.

Сталкиваясь с подобным невысказанным противоречием, люди, жаждущие продолжения одного и того же и узнаваемой внешности обучающего персонажа, уже не способны принять перемены в обстоятельствах и позициях, как того требует суфийский Путь.

Такие люди, конечно, не захотят обдумать этот вопрос должным образом. Они знают только одно: «Святой должен выглядеть святым»; или: «Если он всегда ведет себя одинаково или всегда призывает меня к одному и тому же, я верю, что, возможно, он прав».

Другая проблема состоит в том, что наблюдатель путает, ибо обречен путать, постоянство и последовательность с надежностью или истиной, не понимая разницы между ними. Поскольку одинаковое на вид масло всегда имеет один и тот же вкус, он ожидает такой же «надежности» от своего духовного учителя. Основываясь на подобном предположении, он обманывает себя.

Позиция приверженцев внешнего состоит в том, что их внутренние устремления направлены на поиски аккуратности, порядка. Это не духовная деятельность, а скорее терапевтическая. Порядок необходим для неуравновешенных, беспорядочных людей. Ошибочно считать его главным фактором и искать в области «эзотерического».

Пытаясь создать то, что для них представляется порядком, из беспорядочной, как они воображают, суфийской традиции, они приходят к чрезмерным упрощениям. Отбрасывая определенные части учения, они создают имитационный суфизм.

Поскольку множество людей страстно желают порядка, то можно обнаружить в этой области больше подражания, чем реальности. Нельзя никого винить за это, но, указав на факты, можно помочь делу.

Никто не высказался по этому поводу лучше, чем Ибн ал-Араби: «Люди думают, что учителю следует творить чудеса и показывать просветленность. Но от учителя требуется лишь обладать всем тем, в чем нуждается ученик».

Чтобы обладать тем, что требуется ученику, учитель должен быть человеком, который проскользнул за пределы внешнего и реализовал свое сокровенное «я», перешагнув через барьеры, возведенные привязанностью ко вторичным факторам. Он реально существует и осознает свое существование. Как говорит Ибн ал-Араби: «Абсолютное существование – источник всего существования».

Халладж, указывая на эту особенность реализованного индивида, сказал так: «Я есмь Реальность, ибо я не перестал быть реальным – через реальное существование».

Суфийским учителям, достигшим соответствующих стадий, когда вокруг них, без всякой попытки с их стороны произвести впечатление, происходят странные вещи, обычно называемые чудесами, приходится уравновешивать воздействие этого феномена. Иначе люди будут тянуться к ним или вообще к суфиям, побуждаемые жаждой чудес.

Примером тому может служить случай, когда у великой женщины-суфия Рабийи в доме не оказалось овощей и она упомянула об этом. Неожиданно связка лука упала, как всем показалось, с неба, и присутствующие восторженно закричали о божественном благословении.

Обращение в веру с помощью чудес, как осознала Рабийя, относится к сфере эмоций и, по сути, не связано с духовной реальностью. Поэтому она произнесла свою знаменитую фразу: «Чудо, говорите вы? Что же, по-вашему, мой Господь открыл торговлю луком?»

Книги и за пределами книг

Вопрос: Как совмещаются, если вообще такое возможно, суфийская книга и суфийское учение за пределами книг?

Ответ: Многие люди говорят, что не могут учиться по книгам.

Конечно же не могут, ибо сначала им нужно научиться тому, что при правильном руководстве они могут учиться по книгам или у кузнечиков, или у чего угодно.

Книга для суфиев – инструмент в той же степени, что и носитель информации.

И информация, и действие необходимы.

Учитель – своего рода ключ.

Если он говорит: «Читайте эту книгу», то вам следует читать ее.

Если вы отвечаете: «Я не могу учиться по книгам», – то вы на самом деле отвергаете его обучение.

Стоит ли удивляться, что вы ничему не учитесь, когда сами отказываете себе в учении.

Вы, возможно, один из тех, чья трудность состоит в нежелании учиться, и ваши слова: «Я хочу учиться» – способ уклониться от всякого обучения, своего рода магическое заклинание.

Ни один настоящий учитель не спутает человека, который лишь говорит «Я хочу учиться», с тем, кто несомненно этого хочет.

Вот почему столь многим людям необходимо пройти через стадии, которые покажут им, что их состояние (хотя они утверждают, что хотят учиться и не могут найти материалы) – неподходящая основа для обучения.

Человеку необходимо понять, как увидеть себя таким, каков он на самом деле есть, если он хочет чего-то достичь в области, называемой «кем бы он мог стать».

И здесь опять же именно учитель знает, что показано для его ученика: нужно ли ему развиваться линейным или другим способом. Как говорит Ходжа Хан, непосредственное знание за пределами книжного изучения, или таинство единения традиционно преподавалось духовной элите, в то время как обычных людей обучали Святому закону (Shariyya, или шариат ислама) – то есть линейному знанию. Таким образом, ограниченные могли подниматься с помощью дисциплины шариата, а элита была в состоянии нисходить к Закону посредством Истины непосредственного восприятия.

Согласно суфиям, есть только одна Сущность, Реальность (Haqq = Истина). Из нее произведено внешнее, Форма, которую Ибн ал-Араби в книге «Fusus al-Hikam» и других работах называет Khalq – сотворенное, относящееся к вторичному. Принимать вторичное за первичное стало уже привычным, и человечеству следует учиться, как избегать этого. Но, живя в царстве вторичного, то есть в «мире», человечество должно изучить ценность и ограничения этого вторичного, явленного. Данные ограничения означают, что производные вещи ничем не могут помочь человеку сверх определенного предела. Ценность вторичного – те случаи и обстоятельства, в которых оно может быть обращено ему на пользу, и способ, как это сделать.

Высказывание «Относительное – канал к Абсолютному» (Al-majazu qantarat al-Haqiqa) содержит в себе это утверждение. Опыт подсказывает суфию, как обращаться со вторичными факторами, и, следовательно, дает ему возможность учить.

Суфийское обучение посредством книг или с помощью схоластических методов, применяемых, чтобы показать их нелепость или ограниченность, было однажды продемонстрировано Шакиком из Балха, когда его посетил в поисках мудрости Харун аль-Рашид.

При всем своем величии халиф нуждался в уроке, который открыл бы ему относительную природу власти и собственности. «Проси меня о милости», – сказал он.

Шакик спросил его, отдаст ли он половину своих владений тому, кто предложит ему глоток воды, если он будет умирать от жажды в пустыне.

Харун сказал, что отдаст.

И, продолжал суфий, отдаст ли он вторую половину тому, кто поднесет ему эту воду, если он не сумеет до нее дотянуться.

Харун сказал, что отдаст.

Тогда Шакик попросил халифа подумать, почему он так ценит свой халифат, если его можно отдать за глоток воды, которая тоже с ним не останется.

Люди, подобно халифу, предполагают, что у них есть что-то ценное, и, что отдавая часть этого, они могут приобрести нечто еще более ценное. Они также склонны предлагать не то, от чего им надо бы освободиться, но то, с чем они сами выбирают расстаться, поскольку желают этого.

Подобный подход лежит в основе торговли и приносит действительно желаемые плоды, если торговлей и ограничивается. Отсюда также происходит желание человека самому определять свои занятия, свой собственный путь: «Проси меня о милости», как выразился халиф.

Но, как никогда не устают повторять суфии, Путь предъявляет свои собственные требования, тогда как человек хотел бы делать то, что, скорее всего, могло бы ему помочь в продолжении пути, по которому он и так уже идет и отнюдь не склонен идти в другом направлении, способном вывести за пределы свойственных ему ограничений. Поскольку суфийские занятия кажутся непохожими на обучающие структуры, знакомые большинству людей, многие воображают, что эти мероприятия должны проводиться совершенно бессистемно. Стоит прислушаться к тому, что сказал об этом Афтаб-уд-Дин Ахмад в своем Введении («Суфизм как наука») к переводу произведения Джилани «Futuh al-Ghaib»:

«Слово “мистицизм” (употребляемое в английском для классификации суфизма) окружено неясной атмосферой, тогда как tasawwuf (суфизм) – это настоящая наука со своими установленными законами и подробной программой. Она основывается на осязаемых опытах, которые могут быть воспроизведены, как в любой другой науке, при определенных условиях. Каждый паломник в своем духовном путешествии должен пройти через одни и те же стадии, и эти стадии легко распознать по их подробным описаниям, которые давались всеми мастерами в единодушном согласии. Ориентиры и ловушки описаны с равно исчерпывающими подробностями. Точно так же, как в курсах любых других наук, в суфийской системе есть методы проверки успехов и достижений ученика. В этой области знания, как и в любой другой, есть свои гении, достигшие сенсационных результатов, известных всему миру…»9

Суфийские учителя пользуются книгами и другими средствами массовой информации очень избирательно. Иногда первоначальное послание искажено до такой степени, что определенные его книжные версии и вовсе не используются. Например, в некоторых переводах, даже выполненных специалистами, содержатся смехотворные ошибки. Такого вида искажения встречаются где угодно, и исправить дело может только руководитель.

Спустя несколько часов после смерти короля Саудовской Аравии Файсала, Би-би-си передала запись волнующего сообщения саудовского радио о злодейском убийстве. Уж это, как можно себе представить, надежная информация. Но у Би-би-си вышла одна небольшая неувязка с этой важной новостью: на самом деле они передали радиокомментарий последней минуты поединка Али с Вепнером в Кливленде, Огайо, на чешском языке. Когда читаешь некоторые «суфийские» материалы, они звучат точно так же…

Святость

Вопрос: Не могли бы вы сказать что-нибудь о святости и суфийских учителях?

Ответ: Люди, которые полны неуемного стремления отыскивать суфийских учителей, желающие стать либо их последователями, либо опровергать их в дискуссиях и вообще вступать с ними в те или иные отношения, менее всего способны распознать или найти их.

Причина в том, что такие личности обычно ищут одержимых: людей, просто неспособных воздержаться от поведения, которое двадцать четыре часа в сутки заявляет об их святости.

Те же, кто ведет обычную жизнь или лишены внешних знаков святости, не попадают в поле зрения этих искателей.

Противоположный подход имеет большую вероятность оказаться правильным. Люди, показывающие своим поведением, внешними атрибутами или иным образом, что к ним следует относиться как к авторитетам, на деле обычно поверхностны.

Во всех ветвях эзотерической деятельности, включая суфизм, «внешняя святость» означает одно из трех:

Задача учителя и ученика состоит в том, чтобы выйти за пределы внешнего сколь возможно быстро и всецело.

Именно об этом писал Саади из Шираза в своем произведении «Бустан» («Фруктовый сад»):

Святость, которую поборники внешнего отождествляют с тем, что так часто оказывается чем-то поверхностным и внешним, заключается, как напоминает нам Саади, в служении людям. Ищущих святости должно принимать всерьез, только если они при этом заняты служением человеку.

Святость, «быть святым», как правильно замечает доктор А. Е. Аффифи, согласно суфийскому знанию «не означает праведность, или благочестие, хотя такие качества могут быть по случаю обнаружены у святого… Любой человек святой… если он обладает “гнозисом” (высшим знанием) в такой степени, что это позволяет ему понять его точное отношение к Богу (Реальности) и переживать собственное существование как всего лишь манифестацию Всевышнего, осознавая свое неотъемлемое единство с Единой реальностью. Иначе говоря, человек свят, если он, по словам Ибн ал-Араби, “Совершенный человек”…»

Святость – не в чудесах, не в напускной набожности. Она испытывается знанием. Люди спрашивают: «Может ли знание быть столь же высоким идеалом, как поведение и вера?» Суфийский ответ: без знания нет уверенности, что поведение правильное, и нет гарантии, что вера настоящая. Подлинная религия и действительно правильное поведение складываются не в результате простого принятия местных культурных норм без их проверки на опыте, а через познание, что такое религия и что следует и чего не следует делать.

Суфии постоянно утверждали, что знание согласуется с праведностью и общепринятым поведением, а не с их подделками, составляющими самую суть так называемых «хороших» людей, обманывающих себя.

Святость, если под ней мы подразумеваем внешнее, включая мнимые чудеса или воздействие, которое кто-то оказывает на других людей, заключающих на этом основании, что он является святым, такая святость – целиком субъективна и вообще не может быть названа святостью в суфийском смысле.

Как сообщает Аттар в своем произведении «Musibat-Nama» («Книга скорби»), Баязид Бистами, прогуливаясь по улицам с несколькими последователями, воспользовался случаем продемонстрировать недостатки подобных поверхностных суждений.

Навстречу им шла собака, и Баязид уступил ей дорогу. Один из учеников подумал, что здесь что-то не так: Баязид – великий святой, окруженный учениками, снискавший высокое положение, а собака – в конце концов, всего лишь собака.

Баязиду стали ясны чувства этого человека, и он объяснил следующее.

Собака, завидев приближающихся к ней людей, мысленно сообщила Баязиду, что сама она, должно быть, грешна, поскольку была создана животным, тогда как он, великий человек, идущий ей навстречу, конечно же святой, поскольку смог явиться в такой великолепной и благородной форме.

«Именно благодаря тому, что у нее возникла подобная мысль, – сказал Баязид, – я уступил ей первенство».

Тайное

Вопрос: Создается впечатление, что ни одна традиционная психология или занятия в этой области не обходятся без концепции тайн и секретности. Почему так и какова природа подобной скрытности?

Ответ: Среди суфиев технический термин «тайна» применяется для обозначения «глубочайшего внутреннего сознания человека», и именно в таком значении понимается этот термин в авторитетных источниках. Далее среди людей традиционных духовных систем общеизвестно, что идея «тайны» меняет свой смысл и акцент соответственно состоянию каждого человека.

Вот некоторые примеры.

(1) Есть люди, явно захваченные и подстегиваемые самой идеей секретности, что выдает их жгучее любопытство и страсть к сенсациям, и суфий, например, знает, как с ними поступать. Вполне возможно, что, оставаясь простыми любителями тайн, они лишают себя иных возможностей.

(2) Идея «тайны», если человек займет по отношению к ней правильную позицию, иногда может стать источником энергии, так как для него она будет связана с открытием или достижением чего-то дорогого и ценного. Среди суфиев этому обстоятельству придавал особое значение Ибн ал-Араби.

(3) Таинственность часто путают с чем-то глубоко личным, с уединенностью; когда люди на чем-то сосредоточены, им необходимо уединиться, чтобы им не мешали.

(4) Слово «тайное» иногда означает, что нечто не готово быть открытым или что оно на время «скрыто» от кого-то по веской причине: возможно, потому, что нельзя нарушать ход некоего процесса, обеспечивающего соответствующими результатами.

Многое из того, что называют «тайным», сокрыто от людей до времени, пока они не смогут понимать или эффективно переживать его.

Настойчивое требование «тайн» или нечто равносильное этому (неосознанное желание тайного) – чисто человеческая черта, окрашивающая почти все поступки и стадии взросления индивида, и эта склонность отнюдь не ограничивается эзотерическими областями. Если вы сводите ваше понимание тайного к грубому объяснению, скажем, считая, что от вас хотят что-то скрыть, вы тем самым показываете недостаточную гибкость и чуткость и непонимание «тайных» граней тонких и трудноуловимых вещей. Многие «тайны» можно сохранить, отрицая все тайное, либо, как часто поступают суфии, изображая из себя обычного человека. Преимущество такого поведения в том, что суфию уже не нужно избегать искателей тайн или бороться с ними: они считают его слишком поверхностным или «заурядным».

Одна из «тайн» суфиев – их умение пробуждать в людях понимание истин, которые содержатся в опыте и в литературе, но многими отрицаются из-за барьеров, возведенных привычкой или субъективными эмоциями.

В своей книге «Бустан» Саади говорит: «Дверь просветления открыта для тех, для кого закрыты другие двери». Другие двери суть интеллектуализм, убежденность, что собственные идеи открывают двери, и, наконец, чисто схоластические или просто системные подходы, лишенные внутренней проницательности, очищающей ум от хлама.

Суфийский парадокс: «Тайна суфизма в том, что в нем нет ничего тайного» означает, что все, что кажется тайным и скрытым для обычных людей, не достигших суфийской реальности, для суфия становится понятным и пережитым и потому перестает называться тайной.

Слово «Sirr», которое обычно переводят как «тайна», означает в терминологии суфиев «глубочайшее внутреннее сознание». Так что, если глубочайшее внутреннее сознание неведомо его обладателю, оно остается для него «тайной». На вербальном уровне сознание по определению не может быть воспринято, на него можно только ссылаться, поэтому оно остается чем-то «тайным», «скрытым».

Одна из способностей суфиев состоит в том, что они могут видеть сквозь внешний облик и самообман людей и, таким образом, в состоянии научить этих узников вторичного «я», как добраться до реальной «тайны», до глубочайшего внутреннего сознания, сокрытого внутри них.

Юсуф ал-Рази продемонстрировал подобную способность читать мысли и то, как другим недостает ее и они судят по внешним признакам. Об этом случае сообщается у Аттара в его книге «Повествования о друзьях».

Рассказывают, что однажды персидский купец, собравшийся в путешествие, попросил Хири позаботиться о турецкой девушке. Хири страстно влюбился в молодую особу и, не зная, как быть, решил обратиться за помощью к своему учителю Абу Хафсу, кузнецу. Абу Хафс велел ему отправиться в Райи и искать совета великого суфия Юсуфа ал-Рази.

Когда Хири прибыл в Райи и спросил, где жилище мудреца, ему сказали, чтобы он сторонился этого еретика и вольнодумца. Поэтому он вернулся в Нишапур и рассказал обо всем Абу Хафсу, но тот велел ему не обращать внимания на людские толки и снова отправиться к ал-Рази.

Хотя жители Райи его отговаривали, он разыскал ал-Рази. Ему предстал старец в обществе прекрасного юноши, подносившего ему чашу вина.

Хири был поражен и потребовал объяснения, как столь уважаемый созерцатель может так себя вести.

Тогда ал-Рази рассказал, что юноша – его сын, в винной чаше – только вода, а саму чашу он где-то подобрал. Такова реальность его состояния, принимаемого всеми за разложение.

Но теперь Хири хотел узнать, зачем суфий избрал такое поведение, которое можно легко истолковать как аморальное.

Ал-Рази сказал: «Я избрал его, чтобы люди не обременяли меня прекрасными турчанками».

«Нельзя учить по переписке»

Передо мной пакет обезвоженного лука.

Предположим, сухие луковицы символизируют что-то написанное. Конечно, это не изначальное переживание (лук), однако назвать их чем-то совершенно бесполезным тоже нельзя. В них содержится виртуальная сущность.

Добавьте горячую воду, и сухой материал впитает ее. Через несколько минут мы получим то, что, как мы знаем, было сушеным луком, но сейчас уже им не является. Теперь у нас есть «восстановленный лук».

Да, конечно, это не целая и отнюдь не свежая луковица. Но у нас есть нечто, что даст нам возможность узнать свежий лук, когда мы увидим и попробуем его. Таким образом, мы продвигаемся вперед, оттолкнувшись от сушеного лука.

Свежий лук – исходный опыт. Вода – добавка, внесенная правильными условиями занятий. Результат (т. е. восстановленный лук) съедобен и может служить подходящей заменой свежего лука. Он также обладает питательными свойствами.

Те, кто говорит: «Ничего нельзя приготовить из сушеного лука», иными словами «Ничего нельзя получить из книг», заблуждаются. Те, кто говорит: «Я буду ждать (или искать), пока не найду свежий лук», – заблуждаются. Они заблуждаются, так как не понимают, что, даже увидев «свежий лук», не узнают его. Я говорю об этом с большой неохотой, поскольку такие утверждения обычно воспринимаются как вызов, тогда как прежде всего они просто описывают явления.

Поэтому давайте исходить из утверждения: «Можно получить что-то из книг. Это что-то может быть столь важным, что приведет к узнаванию реальной вещи. Соответственно, во многих случаях оно имеет первостепенное значение».

Почему же люди воображают, что в книгах нет ничего такого, что и в «свежем» опыте? Объяснение очень простое: им невдомек, что, прежде чем они смогут что-нибудь получить, необходимы особые обстоятельства (такие, как вода, добавленная к кусочкам лука). В этом и заключается цель суфиев – снабдить нас как сушеным луком, так и водой, чтобы в надлежащее время можно было представить свежий лук.

Почему в традиционных обучающих техниках человеку пробуют привить действительно «смиренное» отношение к жизни и учению? Потому, что таким образом ему дают возможность воспринять точку зрения, которая позволит «приблизиться к луку через любое его имеющееся в наличии состояние».

Конечно, такие учения в неумелых руках быстро превращаются в моралистические. Вместо того чтобы разъяснять людям названные выше соображения, моралисты начинают выискивать всевозможные логические основания для проповеди терпения и смирения. Вскоре они находят их: «Смирение – на благо общества. Оно делает людей добрыми, чистыми и т. д.» Это, однако, социальный уровень, а не метафизический. Практика смирения способствует успеху в обычной жизни. При ее отсутствии вы ничего не получите и в высших сферах.

Когда люди не способны занять «смиренной» позиции по отношению к тому, что их приглашают изучать, они вообще не в состоянии овладеть предлагаемым материалом. Поэтому, когда люди спрашивают: «Почему мне следует повиноваться чему-то, чего я не знаю?», они полагают, что этот вопрос подлежит обсуждению. На самом деле он необоснован: всякий, кто находится на подобной стадии понимания, вообще не способен повиноваться или не повиноваться: он может лишь оставаться вечно недовольным вопрошателем. Он не хозяин выбора, таким образом, вопрос не имеет смысла и нет никакой надобности в ответе, разве что вы можете описать вопрошателю его состояние. Возможно, ему удастся осознать благодаря этому описанию свою проблему и соответственно скорректировать позицию.

Люди тем не менее в большинстве случаев принимают вторичные указания за первичные, и суфийским учителям приходится учитывать эту склонность. Чтобы показать ограниченную природу мышления, помочь достичь более глубокого самопонимания и, следовательно, открыть более широкую перспективу, позволяющую учиться, мастер наносит потенциальному ученику заранее продуманный удар.

Такой удар описан в истории, рассказанной Баязидом Бистами.

Баязид рассказывал, что на дороге его повстречал человек и спросил, куда он идет. Баязид ответил, что отправляется в паломничество в Мекку, так как у него есть двести динариев.

Путник сказал: «Обойди меня семь раз, и пусть это будет твоим паломничеством, потому как мне надо кормить семью».

Баязид сделал то, что он его просил, и вернулся домой.

Индивид, как правило, не приемлет подобных корректирующих моментов, ибо они граничат с признанием того, что его предыдущие схемы мышления неадекватны. Он ищет чего-то, что подкрепит его желание чувствовать свою значимость.

И легко находит соответствующие мировоззрения, наставников или организации, потому что в настоящее время почти все они специализируются – знают они это или нет – в рассудительной лести. Даже если лесть чередуется с критикой, она остается лестью.

Это одна из причин, почему человеку так необходимо понять личные побуждения.

Обсуждаемая здесь тема о значении вспомогательных материалов, играющих роль катализаторов, содержит весьма важный момент, который читатель должен для себя отметить: изучение возможно через прямое спровоцированное восприятие. Такой вид изучения отличается от механических методов или занятий, выбранных по собственному желанию ученика, планируемых им самим или кем-то другим, не имеющим полного представления о том, в чем нуждается его подопечный.

Мы говорим здесь о функции, а не о внешнем виде. Есть интересная параллель с запомнившимся мне случаем, когда несколько формалистов расспрашивали Сиди Абу-Юсуфа о суфийских учителях. Его ответ раскрывает не только склад ума буквально мыслящих людей, но то, что подобное мышление мешает человеку войти в гармонию с реальностью.

Вопросы касались заявления того или иного суфийского представителя, озвученные им самим или кем-то от его лица, что именно он – верховный руководитель всех суфиев.

Абу-Юсуф сказал: «Это всего лишь метафора и не подразумевает никакого соперничества. Кроме того, подобные заявления не имеют отношения к иерархии в формальных организациях. Заявления такого рода не следует понимать в том смысле, что каждый из представителей притязает на положение главы всех суфиев. Они лишь означают, что суфийский учитель должен рассматриваться как глава и единственный источник мудрости для тех, кто следует его инструкциям. Данная роль не важнее роли любого учителя, призывающего учеников поддерживать состояние сосредоточенности и способности к учению, не отвлекая внимание на другие предметы, такие как, в данном случае, иерархия учителей. Реальные главы суфиев существуют и действуют в обычно невоспринимаемой сфере и в роли руководителей никогда не известны; хотя время от времени, чтобы выполнять свои миссии, могут представать в любом облике, в том числе и как суфийские мастера.

Предпосылка к «смирению»

Во времена, предшествующие тому, что принято сегодня называть историческим периодом, осуществлялась деятельность познавательного характера, связанная с развитием человека. Деятельность эта охватывала область, лежащую за пределами современных методов получения и использования информации. Результат подобных усилий было принято называть «мудростью», хотя слово мудрость