Удача игрока

Глава 3

Поскольку игра в Белого Ворона становится все популярнее, я включила в свой сборник эту забавную песню Лесного Народа.

– Я понимаю, что дилижансы туда не ходят, но скажи, нам не придется шагать до самой Солуры по щиколотку в навозе?

Узара остановился, чтобы соскрести с сапога зловонный комок. К счастью, в такую рань было еще холодно, и он не сильно вонял.

– Нет, не беспокойся. Это стадо идет откармливаться на летней травке где-то неподалеку.

Я радовалась, снова оказавшись на своих двоих. Пусть Узара ворчит, если хочет. Я была сыта по горло тряской по большаку в затхлой карете какого-то лорда, выброшенной протирать колею между городками Западного Энсеймина.

– Многие будут пастись на краю Леса. – Вчера вечером Сорград купил темно-серого осла и теперь с довольным видом повесил на него мой крепкий кожаный мешок. – Хорошо бы опередить все стада.

Я взглянула на молодняк, окруженный со всех сторон переносными загородками: он мычал, требуя воды, и толкался ради кусочка старого сена и червивой репы. Я бы не пошла этим трактом осенью, когда стада, полгода растущие на тучных пастбищах, взбивают дорогу в вязкую топь, возвращаясь в Селериму на продажу и убой.

– Где Грен?

Сорград пожал плечами, устраивая чемодан Узары меж двух своих. Осел зашаркал опрятными черными копытами по голой земле, вся трава давно вытоптана дотла бесчисленным бело-рыжим скотом.

– Вон он, – указал маг.

Грен выходил из трактира. Он выглядел страшно недовольным, его собственная котомка была зажата под мышкой, а в руке болталась одна из сумок Сорграда.

– Где ты пропадал всю ночь? – спросила я.

– Пастухи должны быть хороши для игры в руны, – проворчал горец, передавая Сорграду багаж, чем заслужил укоризненный взгляд осла.

– Это когда они продают свой скот и деньги протирают дыры в их карманах, – напомнил ему Сорград. – Все богатство этих парней – на копытах.

– А ты бы попробовал спеть за ужин. – Откуда-то появился Фру под руку с Зенелой. – Мы неплохо заработали. – Он похлопал тугой кошелек у себя на поясе.

– Не хочешь сыграть вечерком несколько партий в руны? – с надеждой спросил Грен.

– Никогда не знаешь, повезет ли, – усмехнулся Фру.

Я заметила, что Зенела выглядит не слишком ублаготворенной. Возможно, она просто не выспалась. Встала, поди, до зари, раньше кухонных девок, чтобы нагреть щипцы, завить волосы и соорудить такую сложную прическу из локонов и лент.

Запыленные пастухи хлопотали вокруг своих коров: сдвигая их с места хлопком по крестцу или толчком в плечо, проверяли, нет ли травм, тусклых глаз или сухих морд. Перекрикивая мычание, они добавляли свои голоса к нарастающему шуму городка, который приступал к своим утренним делам. Медешейл был местечком опрятных домов из яркого красного кирпича с прочными крышами из горного сланца. Высоко над крышами плыл запах хлеба из трубы пекарни. Дети со всех ног мчались домой с утренними караваями, женщины открывали ставни и подметали лестницы. Группа мужчин прошла мимо нас, направляясь к глиняным ямам, и я услышала, как один насвистывает обрывок мелодии. Это был припев к песне Фру об эльетиммах. Я улыбнулась. Прошлой ночью в пивной он имел оглушительный успех, а еще Зенела проболталась, что какой-то печатник заплатил менестрелю кругленькую сумму за право выпускать листки со словами и продавать их за полпенни в трактирах Селеримы. Я порадовалась за Фру: пусть получает денежки, пока весть, осуждающая эльетиммов, расходится все шире и шире.

– Теряем время. – Менестрель весело смотрел, как Сорград навьючивает на осла последнюю сумку.

Прижав большие мохнатые уши, осел негодующе закричал, пугая трусящего мимо пони, запряженного в тележку. Фру повесил на плечо скатанное одеяло, стянутое кожаным ремнем, в которое были завернуты все его немногочисленные пожитки.

Платье Зенелы больше годилось для прогулок в городском парке, чем для тяжелого дневного перехода, но по крайней мере ее башмаки выглядели крепкими. Я покачалась на пятках, и блестящая кожа моей новой обувки заскрипела. Сапоги сидели удобно, значит, я не зря потратила деньги на них и на новые чулки: сейчас не время хромать из-за мозолей. Зенела явно желала нагрузить свою объемистую сумку на осла, но Сорград ей не предложил, что едва ли удивительно, если учесть, с каким презрением эта девица взирала на обоих братьев. Ей придется просить об одолжении, но я не могла представить, чтобы Зенела на это пошла.

Крики возвестили о том, что стадо готово отправиться в путь.

– Шевелитесь, – спохватилась я. – Мне неохота пробираться через коровьи лепешки.

Фру пошел впереди, Зенела все так же висла у него на руке. Мы с Греном пристроились за ними, а Сорград и Узара шагали сзади, по обе стороны от головы осла, и спорили об истории Кола – нечто, из-за чего они ломали копья последние три дня.

Я давно оставила все попытки уследить за их доводами. Грен – тоже.

– Не хочешь попытать удачу? – Я кивнула на вычурно завитую голову Зенелы.

– После той ее песни? – Грен скривил губы. – Если ей требуются поклонники, страдающие от безнадежной любви и вздыхающие по ней издалека, то это ее дело, а я в ее игры не играю.

Я хихикнула. Моя родительница научила меня песне недотроги вместе с каждой второй мамашей на улице, желающей убедить свою дочь сохранить девичью честь для достойного поклонника, но Зенела была первой, кто пел ее с таким явным намеком на себя. Стало быть, она представляет себя цветком, чей аромат будет восхищать, только пока цветок не сорвут? Лично я никогда не видела смысла держать парней в отдалении, считая, что вблизи они куда интереснее.

– А кстати, откуда она? – Грен все еще смотрел на Зенелу с напряженностью, противоречившей его равнодушию.

– Из Кадраса. Ее отец владеет там трактиром. Фру сказал, что не раз останавливался в их доме. Отец знает, что голос – единственная ее надежда сколотить состояние, вот и попросил Фру взять ее в Селериму – вдруг кто из богатых или влиятельных услышит ее.

– Вряд ли она найдет богатого патрона, выводя рулады в диком лесу, – критически заметил Грен.

– Нас это не касается, – пожала я плечами.

Навстречу шли фермерши со своими служанками в сторону рынка, который раскинется вскоре на мощеной площади Медешейла. Одни тащили нагруженные корзины, другие несли на плечах широкие коромысла, и в покачивающихся ведрах виднелись завязанные кринки. Фру остановился, чтобы купить круг свежего сыра, завернутый в муслин. Я сделала то же самое, пока Грен любезничал с хорошенькой служанкой; щеки у нее были такие же круглые и веснушчатые, как яйца в ее корзинке.

– Спасибо. – Хозяйка кивнула на прощание, начало дня принесло удачу – наполнило ее кошелек. – Пошли, Тила.

Грен отвесил Тиле поклон и послал воздушный поцелуй, а взамен получил смешок. Я поймала озадаченный взгляд Зенелы. Почему ни один из этих мужчин не выказывает ей обожания, к которому она привыкла?

Я пошла рядом с Фру.

– «Сказание Змея» было отличным трактиром с хорошей рекомендацией. Ты часто проходишь через Медешейл?

– Время от времени. – Фру задумчиво поглядел на меня. – Горсть лет назад это была просто деревня, срубленная на краю дикого леса. Поколение назад все рынки скота были там, на дороге под Брейксвеллом.

Он указал на весенние цветы, усеивающие траву, в основном желтые, но попадались и нежно-голубые, и ярко-розовые. Было довольно прохладно, но восходящее солнце осушало росу и согревало цветы, а ветер возносил их запахи. Тут и там среди пастбищ виднелись рощицы, птицы порхали, и их трели услаждали воздух.

– Когда я был мальчишкой, здесь повсюду рос орешник. И урожай орехов был знатный. – Он покосился на меня лукаво. – Много девиц возвращались домой с полными передниками.

Зенела поспешила вновь заявить свои права на руку менестреля.

– А не опасно путешествовать одним по этой дороге?

– Я защищу тебя, дорогая. – В тоне Фру мне послышалась насмешка.

Я не считала, что нам есть о чем беспокоиться. Если здесь и бывали когда-то укрытия для всевозможных разбойников, то их уже вырубили на длину плуга по обе стороны тракта.

– В этих пределах Энсеймина нет бесхозных или безземельных людей, из-за которых иные места вроде Далазора или Гидесты становятся такими опасными. – Пусть Зенела утешится тем, что я проделала впятеро больше лиг, чем она.

– Лесной Народ выгоняет бандитов, использующих дикий лес как укрытие для грабежей на тракте, – добавил Фру. – И мы общей крови. Ни один Лесной житель, вышедший свести счеты с пастухами, не тронет нас.

– Но что, если… – попыталась возразить Зенела.

– А кто ведет разбирательство, если случается драка или убийство? – прервала я ее. – Лорд Как-Его-Там в Брейксвелле или солуране?

– Все само утрясается, – пожал плечами Фру. – Здешние пастухи не жалуют чиновников, а единственная забота солуран – это держать тракт открытым. Раз в сезон замок Пастамар рассылает людей, чтобы они срубали подлесок и засыпали самые глубокие рытвины.

Мне надоело ерошить перышки Зенелы, и я посмотрела вперед. Дорога медленно вилась к плотной зеленой полосе, темнеющей на горизонте холмистой равнины. В течение всего небогатого событиями утра, сводившегося к размеренной ходьбе, помахиванию рукой вослед случайным фермерским подводам или стоянию в сторонке, дабы пропустить нетерпеливый экипаж, грохочущий мимо, я раздумывала, почему Великий Лес называется так на солурском, на тормалинском, на языке Народа и, вероятно, любом другом языке, пока наконец не поняла: нет для него иных слов. Я бывала в разных краях, глухих и диких, с оврагами, холмами и реками. Если деревья плотным кольцом окружают тебя, ты знаешь, что довольно скоро они расступятся. Этот же лес скрывает от тебя подобные иллюзии под непроницаемым пологом листьев, как бы создающим плотный барьер. Непрерывная зелень марширует на юг, расплываясь вдали в неясное пятно, которое предвещает бесконечное множество зеленых лиг впереди. На севере и западе она поднимается к далеким горам, все еще покрытым снегом. Заслонив от солнца глаза, я увидела, что более яркая зелень лиственных лесов темнеет до мрачных оттенков пихты и сосны, а дальше резким контрастом лежат широкие полосы тускло-коричневого камня и льда.

– Это горы. – Сорград, хмурый, стоял рядом со мной.

– Они очень большие. – Я не знала, что еще можно сказать. – Как далеко они тянутся?

– От самого восточного океана до диких земель западнее Солуры. – Сорград улыбнулся, но глаза его были непроницаемы. – И это низкие хребты. В нескольких сотнях лиг дальше на север есть высокие пики.

– По мне, и эти достаточно высокие и холодные. – Я содрогнулась. – Ты прав. Там, наверху, все еще зима.

– Говорят, Мэвелин сотворила землю, а Мизаен создал нас подходящими для нее, – задумчиво пробормотал Сорград.

– Весь мир состоит из одних и тех же элементов: воздух, земля, огонь и вода. – Я вздрогнула от голоса Узары. – Только в разных сочетаниях.

Думаю, он хотел нас ободрить, но, увы, это прозвучало чересчур снисходительно, и Сорград помрачнел от неожиданного оскорбления.

Сзади подошел Грен.

– Мы останавливаемся на обед?

Мы поели, глядя на крошечные деревца, не дающие свободы лугам, и снова тронулись в путь. Дорога неумолимо продолжала виться – единственный большак, располовинивший тайны дикого леса.

Я велела себе не фантазировать. Моя Лесная кровь – просто случайность. Я знала имя моего отца, знала, что он был менестрелем, и если бы Дрианон было не все равно, она б никогда не позволила Халкарион из прихоти связать такую неподходящую пару. Но все беспокойства по поводу моего отца или происхождения я оставила там, в Ванаме.

К вечеру, когда мы вошли в сам Лес, с гор потянуло холодом. Нежные листочки кое-где почернели от прикосновения Мэвелин, и тени под деревьями были сырые и холодные – память о медленной поступи Зимней Ведьмы.

– Сегодня ночью подморозит? – спросила я Сорграда, который весь день был необычно молчалив.

Сорград посмотрел на небо.

– Наверное, нет, но все равно будет страшно холодно. Думаешь, ее светлость привыкла спать за стенами трактира? – Он уговорил осла пройти неровный участок дороги, где иней сковал ухабы и защемлял копыта и колеса. – Если солуране хотят отправлять свою шерсть на восток, им лучше выслать несколько телег гравия до середины лета, – заметил он.

– Как твоим сапогам удалось остаться чистыми? – внезапно спросил Грен, уставясь на ноги Узары.

Маг немного растерялся.

– Я использую колдовство.

Все молча воззрились на него, каждый на несколько пальцев выше обычного благодаря липким комьям, приставшим к нашим ногам и с каждым шагом подтачивающим наши силы.

– Я могу немного осушить дорогу, если вы пойдете по моим следам, – торопливо предложил Узара.

– Спасибо, обойдемся, – отрезал Сорград.

Я подумала, как бы напомнить магу, что мы здесь поем хором, а не жаждем сольного восхищения, как Зенела.

Даже тут, где деревья были вырублены, чтобы впустить ветер и солнце, земля оставалась мокрой от зимних дождей. Мы пробирались мимо тяжелых подвод, грязь еще гуще липла к ободам колес. К счастью, ни одна не завязла. Я знаю, мы все должны перед Тримоном выручать друг друга, и никому не дано знать, когда ты сам будешь тем, кого вытаскивают из канавы, но, насколько возможно, я предпочитаю держаться особняком. Люди расходились на расчищенную землю по обе стороны тракта в попытке найти сухой путь, протаптывая путаницу новых тропинок. Зенела и осел привередливо выбирали дорогу с одинаковым отвращением. Но даже я нахмурилась, когда мы вышли к первому мосту.

Точнее говоря, мы вышли к хижине хранителя моста и маленькой усыпальнице Тримона, где над деревянным щитом с измалеванной медвежьей головой развевался потрепанный флаг с изображением водяного колеса – герба Брейксвелла. Темная, мутная река кружилась в водоворотах вокруг обломков дерева и искривленного железа, прижимая поваленный бурей тополь к стойким каменным опорам. Должно быть, дерево ударило мост, как таран. Хранитель моста сидел, угрюмый, перед своей хижиной, толстые стены которой прятались под мшистой соломенной кровлей. Рядом группа солуран беспомощно уставилась в пенную воду, браня своего несчастного предводителя. Сердито жестикулируя, он повернулся к хранителю, но тот отвечал с жаром:

– Пойди и скажи это лорду Пастиссу. Рискни бродом, и да поможет тебе Хозяин Дорог! Поплачься его светлости, а заодно спроси, как он потратил все те пошлины, что так горазд требовать. Если б он послал доски и гвозди вместе со своим управляющим в конце прошлого года, ты бы сейчас переходил с сухими ногами! – Рыжеволосый коротышка потянулся за сподручной дубинкой, лежащей под скамьей, и солуранин благоразумно отступил.

– Нам лучше не соваться вброд, пока река немного не спадет, – решительно заявил Сорград. – Уж точно не сегодня вечером и не завтра.

Узара присоединился к нам и скептически посмотрел на небо.

– Вряд ли ночью пойдет дождь.

– Эх, если б у нас были лошади, – вздохнула я. Сорград покачал головой.

– Я бы и на лошади не рискнул войти в такую реку.

– Утром я измерю силу воды, – предложил Узара. – Если будет сухо, мы сможем перейти без особого труда.

– Очень сомневаюсь. Дождь не беда в это время года, – со знанием дела сообщил Сорград магу. – Таяние снегов – вот беда.

Узара глянул на него, а затем уставился в темную, усыпанную листвой землю.

– Весь снег поблизости давно сошел.

Я подавила вздох, удрученная его слепым высокомерием. Вот чему магов никогда, похоже, не учат в Хадрумале, так это тактичности.

– А как насчет снега в горах? – Сорград воинственно подбоченился. Что бы ни терзало его в течение дня, теперь он нашел выход для своей обиды. – Это потепление как раз для таяния снегов.

– При такой погоде таяние будет постепенным процессом, – покачал головой Узара. – Я ощущаю это в воздухе.

– А я жил в горах и видел, как снежное поле исчезает за одну ночь, – возразил Сорград.

– Давайте найдем сухое место для костра, пока остальная толпа не подъехала, – громко предложила я, пока они оба не ударились в амбицию. – Не мы одни застрянем тут на ночь.

– Надо уйти подальше от воды, – настаивал Сорград. – Сюда. – Он потянул осла к неприютно открытому пригорку.

– Небо ясное, и дни стояли погожие. Я уверен, что бури не будет, – запротестовал Узара.

Я неохотно последовала за Сорградом – все-таки у него был лучший нюх на погоду среди всех моих знакомых.

– Здесь мы окажемся прямо в зубах ветра, дующего по тракту. Будет ужасно холодно.

Маг убирал валежник с ровного клочка травы под защитой холма.

– Здесь, внизу, есть укрытие от ветра.

– Значит, там выпадет иней, – резко ответил Сорград.

– Зато костер не будет прогорать так быстро, чтобы потратить полночи, собирая дрова.

Узара выпрямился. Его похвальная решимость со всеми ладить явно не устояла против возражений по поводу стихии.

Сорград окинул его презрительным взглядом и воткнул колышек для осла в каменистую землю пригорка. Я поискала себе место посередине между этой парой, отмечая, где меньше всего камней, дабы не ушибиться во сне. Я не хотела ни с кем из них ссориться, но оба ерепенились из-за пустяков. Будем надеяться, добрый ночной сон поднимет им настроение.

К тому времени когда солнце село за высокий уступ на западе, две горсти костерков пылали в сумерках между нами и рекой. Сгорбившись в плащах и одеялах, недовольные путешественники сидели кучками, деля укрытие своих повозок и тепло своих костров. Наш костер плевался искрами, сырое дерево трещало в свирепом, неровном жару. Внезапный порыв ветра рассыпал вокруг горячую золу, и я подскочила.

– Не пойму, отчего огонь такой неустойчивый. – Узара нетерпеливо потыкал угли палкой, словно в ответ на какое-то личное оскорбление.

– Прекрати! – зарычал Сорград, сердито глядя в пламя. – Только хуже делаешь.

Грен передал мне щепку с довольно обугленной половинкой лесной птицы.

– Держи и не гляди, что маленькая. Зато молодая и нежная.

– И состариться, чтобы научиться осторожности, ей уже не суждено.

Я улыбнулась горцу, хрустя поджаренной кожей. Грен всегда умел ловко добывать дичь. Я предпочитаю щипать голубей другой породы, а потому взглянула на путников, остановившихся здесь. Две семьи возвращались из Селеримы, в кои-то веки выбравшись из дома, чтобы поразвлечься. Коробейники путешествовали по двое и по трое, направляясь к разбросанным деревням Пастамара, чтобы продать безделушки, купленные на ярмарке. Несколько солидных купцов охраняли нагруженные фургоны, крытые брезентом, и, похоже, никто не горел желанием сыграть партию в руны.

– Как думаете, мы переправимся завтра? – поинтересовалась я у нашей честной компании.

– Вполне возможно, – уверенно кивнул Узара.

– Вряд ли, – тут же заявил Сорград.

Мы с Греном смиренно переглянулись. Грен фыркнул с набитым ртом и, прожевав птичью ножку, обратился к магу:

– Вода – это стихия, так, Песочный? А ты не можешь проложить нам через нее тропинку или еще что?

– Прости, – вздохнул Узара. – Будь я мастером Камней, да с поддержкой других магов, тогда возможно. Инерция…

– Ты – маг? – перебила его Зенела, расширив глаза. По крайней мере ее вопрос заглушил презрительное бормотание Сорграда.

– Да, – развеселился Узара, – из Хадрумала.

Фру мельком глянул на меня.

– А я думал, ты ученый.

– И это тоже, главным образом историк, – ответил Узара. – Отсюда мой интерес к песеннику Ливак.

Казалось, Фру вполне удовлетворился таким объяснением, спасибо Халкарион за терпимость Лесного Народа.

После этого разговор заглох. Сорград о чем-то размышлял, а вид оскорбленного достоинства Узары уже действовал на нервы. М-да, не хотелось бы застрять здесь надолго с этой парочкой. Где хранитель моста? Я посмотрела на усыпальницу Тримона. Кто-то зажег жертвенный огонь перед потемневшей от непогоды статуей бога. Здешний Хозяин Дорог имел явные Лесные черты на своем деревянном лице, а его маленькая арфа был засунута под мышку. Внезапный язык пламени осветил две головы, сближенные в разговоре.

– Та парочка то и дело зыркает в нашу сторону, и я не думаю, что они просто любуются ножками нашей девицы. – Грен подсел ко мне.

– Они ко всем тут присматриваются. – Я лениво оглядела лагерь. – С кем они путешествуют?

Горец незаметно кивнул, потирая руками лицо.

– Вон с теми двумя, что привязывают своих пони.

Это были крепкие горные пони, достаточно быстрые на равнине на коротких расстояниях, достаточно маленькие и шустрые, чтобы петлять меж деревьев и идти по оврагам и кручам, где обычные лошади артачатся и скользят. Животные грабителей.

– Четыре молодца, никаких товаров, зато седельные сумки с двойными пряжками и блестящими замками, – задумчиво отметила я.

Один из молодцев возле усыпальницы взглянул на нашего осла, надежно стреноженного и мирно дремлющего, опустив морду в торбу с зерном.

– Обе луны прибывают. Скоро двойное полнолуние, – сказал Грен.

– Сезон воров, кажется, так его называют в Коле? – Я оценивающе посмотрела на него. – Они выставят охрану, если у них есть хоть капля здравого смысла.

– Сторожа всегда можно отвлечь, – резонно возразил Грен. – Зенела мигом выскочит из одеял, если паук завозится в ее сорочке. Сорград может заняться ею, это должно развеселить его.

– Кстати, что за шип у него под седлом? – тихо поинтересовалась я.

– Спроси его сама. Я не знаю. – Грен пожал плечами. – Это пройдет. Ну что, захватим их прежде, чем они – нас?

– Это был бы самый верный способ выяснить, честные ли они люди, – допустила я.

Я обещала Райшеду не воровать без крайней нужды, но освобождение нечестных людей от добытых нечестным путем богатств вряд ли можно назвать кражей, не так ли? И это наверняка улучшит настроение Сорграда, особенно потому, что Узара этого точно не одобрит.

– Малость безделушек для обмена нам бы не помешала, – прошептал Грен. – Лесной Народ знает толк в блестящих штучках. Возможно, эти молодцы везут как раз то, что нам нужно, а мы обменяем их драгоценности на пение твоих песен.

Я посмотрела на него.

– Давай дождемся полуночи и поглядим, будет ли кто бодрствовать, дабы чинить нам препятствия. Если будет, тогда оставим это.

Грен улыбнулся, сверкнув белыми зубами в сгущающейся темноте.

– Это будет так же легко, как скормить вишни ослу.

Аккорд лютни Фру закончил наш разговор. Менестрель оставил прерывистое тепло нашего угрюмого костра, и его появление собрало народ вокруг самого большого костра. Прозвучали старые любимые баллады, исполненные со смаком, как и новая песня Фру, к моему большому удовлетворению. Потом спела Зенела, ее богатый голос возносился к ярким звездам, вынуждая каждого соловья в округе постыдно убираться в свое гнездо.

Хранитель моста начал запирать ставни на ночь. Возчики укрылись в своих фургонах, надежно огородив лошадей колючими ветками. Коробейники еще немного поболтали, завернувшись в плащи, их голоса тихо раздавались над углями, но к тому времени, когда Корона Халкарион показала мне полночь, в лагере уже царила тишина. Лишь журчание стремительной реки доносилось в ночи, да случайное всхрапывание лошади, да какой-то шорох в подлеске.

Я наблюдала, как звездная арка медленно движется по небу. Обе луны скрылись за деревьями, и стало еще темнее. Повернувшись на бок, я оказалась лицом к лицу с Греном, его глаза сверкали озорством.

– Они выставили охрану?

– Когда я последний раз ходил помочиться, нет, – едва слышно ответил горец. – Они надеются на парня у телег.

– А он спит?

– Храпит, как крестьянская свинья. – Грен откинул одеяло с обутых ног.

– Где Сорград?

– Рядом с Зенелой, – ухмыльнулся Грен. – Готов забраться в ее одеяла, если нам понадобится отвлечение.

– Тебе лучше найти что-то более стоящее, – предупредила я. – Она подобьет ему глаз.

– Град сказал, что ей не следует выставлять напоказ товары, если она не продает, – прошептал Грен.

Что ж, лучше получить урок из рук Сорграда, чем из чьих-то еще.

– С какой стороны ты зайдешь?

– С той. – Грен провел рукой у самой земли между нами. – Если кто из них зашевелится, садись и кашляй.

Я повернулась на другой бок и положила руку под голову. Четверо подозреваемых казались в темноте бесформенными грудами одеял. Их пони были привязаны сбоку и дремали, сбруя и вожделенный багаж сложены между спящими. Это не удержит Грена, ничто его не удержит, если он вошел в раж.

Там, у фургонов, сторож торговцев так же неподвижно сидел у колеса телеги и по-прежнему храпел. Слабые шорохи говорили не более чем о ветвях, качающихся на ночном ветру, или добывающем еду лесном зверьке.

От движения рядом со мной я чуть не прокусила губу. Сорград резко сел, в лунном свете его лицо казалось мертвенно-бледным. Узара ошеломленно открыл глаза, и внезапный страх обдал холодом мою спину.

– Река…

Страшный рев взломал ночную тишину, заглушая слова мага. Резкий порыв ветра пронесся через лагерь, зловеще пахнув тиной и водой. Птицы вырвались из леса, пронзительно крича, и невидимые существа с треском ломились сквозь весеннюю поросль. Кролики и ласки спасались от чего-то более ужасного, чем крупный зверь. Испуганная пятнистая олениха промчалась сквозь лагерь, не обращая внимания на костры и незнакомые людские запахи. Когда она исчезла, земля под нами задрожала, словно что-то огромное и неприрученное лихорадочно забарабанило по склону холма.

– Уходите от реки! – проревел Узара, но сам шагнул ближе к развалинам моста.

Крики и вопросы разбудили весь лагерь. Половина уже выбиралась из одеял, но остальные, заслышав суматоху, только поднимали сонные головы. В грохоте и пенной ярости стремительный поток обрушился на нас, вырываясь из своего русла. Вода хлынула меж деревьев, валежник сбивал животных и людей, швыряя их, беспомощных, во власть паводка.

– Стойте за мной! – крикнул Узара, поворачиваясь лицом к буйству воды и обломков, несущихся к нам.

Я лихорадочно схватила свою котомку с драгоценной книгой внутри. Сорград железными пальцами стиснул мою руку, другая его рука запуталась в уздечке осла. Животное в ужасе завращало глазами, но я набросила ему на голову одеяло и притянула к себе. Стиснув зубы, я ждала удара – но мерцающая стена изумрудного света бросила вызов потоку.

Этот свет поднялся от земли, с виду не плотнее занавески из переливчатого шелка, шириной в раскинутые руки Узары. Он был достаточно сильным, чтобы отвести в сторону жадный поток. Брызги ужалили мое лицо, иглы ледяного огня, но убийственная ярость воды не могла коснуться нас. Она неслась мимо с обеих сторон, бурля от злости, что мы избежали ее хищных когтей, грязная пена срывалась ветром, как слюна из пасти бешеной собаки.

Узара стоял на неестественно напружиненных ногах, и усилие исказило его лицо, когда новая рябь янтарного огня побежала от его пальцев к земле. Быстро распространяясь, магия помчалась к реке, сияя сквозь мутную пенную воду. Когти колдовства рвали берега с обеих сторон, земля и трава трещали, как лед, раздавленный под каблуком, огромные куски уносились водой. Как только русло углубилось, поток был неумолимо всосан обратно в свое ложе, оставляя нас задыхаться от потрясения, вызванного столь внезапно образовавшейся пустотой.

Несколько мгновений стояла полная тишина, затем отчаянное ржание лошади разбило оковы шока, и крики понеслись со всех сторон.

– Соргрен! – проревел Сорград.

Если ответ и пришел, я его не услышала. Я боролась с проклятым ослом, который отчаянно лягался, измолотив мне все ноги своими копытами. Я яростно тряхнула его недоуздок.

– Это же новые сапоги, тварь поганая!

Насквозь промокший, с дрожащими руками, откуда-то появился Фру и помог мне привязать непокорное животное к мокрому стволу.

– Где Зенела?

– Я держал ее за руку. – Непрошеные слезы навернулись на глаза менестреля. – Она побежала не в ту сторону, и все случилось так быстро, так быстро…

– Помогите! Умоляю, помогите нам! – закричал какой-то мужчина, скользя в иле по щиколотку глубиной; он тщетно пытался найти опору, чтобы подставить плечо под колесо. Тяжелые фургоны, сдвинутые с места силой воды, толкались в беспорядке, словно детские игрушки. Один был совсем опрокинут и, увязнув в грязи и обломках, не поддавался никаким усилиям – невозможно было сдвинуть его. В иле под фургоном слабо шевелился один из возчиков, зажатый до бедер. С искаженным болью лицом он бесплодно толкал руками эту тяжесть.

Голубой свет обволок его, и все застыли, даже сам придавленный.

– Приготовьтесь тащить!

Все повернули головы и уставились на лазурный ореол, окружавший мага.

– Приготовьтесь! – повторил он с ноткой гнева. Все моментально ухватились за придавленного. Узара сжал зубы.

– Тяните!

Сапфировый свет ослепительно вспыхнул и поднял телегу – не более чем на пядь, но этого хватило. Мы дернули, и возчик оказался на свободе, закусив губу, чтобы не закричать от боли. Обе его ноги были сломаны. Мы с Сорградом жалостливо переглянулись. Бедняге повезет, если он снова будет ходить.

– Стало быть, и от мага есть какой-то прок, – заметил Сорград, причем без особой резкости в тоне.

Узара тяжело дышал.

– Собирайте дрова, все, кто может!

– Они же сырые, – слабо запротестовал кто-то из темноты. – Они ни за что не будут гореть, не…

– Не важно.

Узара швырнул алый сгусток пламени с ладони в спутанные ветки облепленного илом куста. Куст запылал, словно маг разбил над ним бутылку лампового масла. Люди застыли в благоговейном страхе, а потом начали бросать в огонь расколотые ветки и обломки повозки.

– Он полезный человек в плохой день, твой маг, – весело обронил Грен.

Я напустилась на него.

– Сэдриновы потроха, где ты пропадал? Я думала, ты утонул!

– Невозможно, – подмигнул мне горец. – Шелтий сказали, что я рожден быть повешенным.

– Сюда, сюда! – Крики ликования и горя неслись от дальнего края леса.

Мы с Греном бросились туда, поскальзываясь на покрытой илом траве, спотыкаясь о безымянные обломки. Промокшие, чумазые люди пытались растащить обмотанную водорослями кучу грязной одежды, прибитую к покалеченному трупу чьей-то несчастной лошади. Первым освободили ребенка и передали его, окровавленного и плачущего, обезумевшей от горя матери. Затем добрые руки помогли встать еще двум кашляющим фигурам и повели их, спотыкавшихся на дрожащих ногах, в лагерь. Зенела была в самом низу кучи, бледная и неподвижная, как утонувший котенок.

– Несите ее к огню.

Оттолкнув меня, Сорград принялся выкапывать вялое тело девушки из вязкой почвы. Разочарованно чавкнув, земля отпустила свою добычу, изо рта и носа потерпевшей засочилась грязная вода. Мы отнесли толстушку к костру и бережно положили на землю. Я спросила себя, не пора ли нам разводить погребальный костер.

– Узара! – крикнул Фру, баюкая голову Зенелы в своих руках.

– Где вы ее нашли? – Маг встал на колени и приложил ухо ко рту девушки, слегка касаясь пальцами ее шеи, чтобы проверить пульс. Состроив гримасу, он быстро разорвал лиф Зенелы и положил ладонь ей на грудь, прямо над сердцем. – Опусти ее.

Запрокинув другой рукой голову девушки, маг закрыл глаза и сосредоточился. Ее кожа была совершенно белой в свете костра. Узара поднял руку, и грудь Зенелы медленно поднялась, следуя за движением мага. Ее синеватые губы раздвинулись, воздух слабо засветился, по приказу чародея протискиваясь в ее горло. Мы все затаили дыхание. Узара продолжал двигать ребра девушки, напоминая ее телу, как дышать. Теплое свечение окутало ее всю, вытесняя холод из костей.

– Потрите ей руки и ноги. – Маг резко кивнул нам с Сорградом.

Я плюхнулась на колени, но мокрые пальцы Зенелы оставались холодными и безжизненными между моими ладонями. Сорград, совершенно бесстрастный, растирал ей ступни. Узара внезапно поднял голову и уставился на него, но затем вновь сосредоточился на своей задаче.

Казалось, прошла целая вечность, но вдруг девушка закашлялась и открыла глаза.

– Посади ее и укутай потеплее, – велел Узара менестрелю.

Зенела снова закашлялась, и тут ее вырвало. Зловонная вода окатила обоих мужчин, а толстушку все терзала изнурительная рвота. Я торопливо попятилась.

– С ней все будет хорошо? – Я подергала мага за локоть.

– Возможно. – Узара выглядел мрачным. – Ее легкие могут снова наполниться водой, такое бывает… – Он покачал головой. – Будем надеяться, у нее сильный организм.

– Как насчет замка Пастамар? Солуране умеют лечить этими эфирными заклинаниями. – Я не испытывала к Зенеле особой любви, но не хотела вызвать немилость Дрианон, ничем не помогая девушке.

– Мы никого не доставим в Пастамар, если не переберемся через эту треклятую реку, – нахмурился Узара.

Я оглянулась на поток. От крепких опор, когда-то несущих на себе последнее честолюбие Тормалинской империи, остались только рваные обрубки. Хижина хранителя превратилась в груду каменных глыб, сам он, безусловно, погиб, а маленькую усыпальницу Тримона полностью смыло.

– Вода поднимется снова? – Дрожь в моем голосе требовала утешающих объятий.

– Она вообще не должна была подняться! – Узара сердито уставился вверх по течению. – Я просто не понимаю этого. Я промерил глубину реки, учел скорость таяния снегов и то, что земля так насыщена влагой… – Он умолк, отрешенно глядя на воду. – Здесь, на материке, все иначе… вам бы больше пригодился маг воды.

– Ты единственный маг, который у нас есть, – заявила я немного решительнее, чем намеревалась.

– Да. Полагаю, да. – Узкие плечи Узары слегка поникли. – Мне следовало создать более надежную защиту…

– Я не это имела в виду, – возразила я.

– Кто умер и избрал тебя королем? – фыркнул Грен в тот же самый миг, набрасывая мне на плечи мою любимую накидку, порванную, грязную, но согретую теплом костра.

– Те, кто обладает магическим даром, обязаны использовать его ради общего блага, – с легкой обидой в голосе объяснил Узара.

– Вот ты и не дал нам с Сорградом утонуть, как мышам в водостоке, – отрезала я. Упаси меня Дрианон, эти чародеи принимают себя всерьез.

– Пошли выпьем чего-нибудь теплого, – призвал нас обоих Грен.

Узара покачал головой.

– Мне нужно посмотреть, как вода повлияла на брод. – Он закрутил в ладонях шар охрового света и стал вглядываться в воду. – Этого просто не должно было случиться. – Он быстро зашагал прочь, что-то бормоча себе под нос.

Неуверенность мага меня глубоко встревожила, и я нашла удобную мишень для своей досады в Грене.

– Где ты был?

Он дружески обнял меня за плечи.

– Видишь тот каменный уступ? Вон там и был, карабкался, как крыса по амбарной стене, так-то вот!

Я посмотрела на трех удрученных грабителей, пытающихся распутать промокшую сбрую. Пара грязных, вспотевших пони была стреножена рядом с ними.

– Потоп начисто смыл весь их багаж, – с притворной невинностью пояснил Грен.

Я сузила глаза.

– Куда?

– В удобную расщелину, вон там, – признался он.

– Ты успел заглянуть внутрь?

Грен весело улыбнулся.

– Давай просто скажем, что если они – честные люди, то я – избранный Кола.

– Стало быть, эта ночь – не полная неудача, – слабо пошутила я.

– Тебе нужен горячий настой, – критически заметил Грен.

– Конечно, – согласилась я, – и белый хлеб к моему жаркому на ужин, и вели горничной не будить меня утром слишком рано. – Я никогда не могла долго злиться на него.

Я позволила Грену отвести меня к костру, где две женщины увещевали торговцев поделиться уцелевшими припасами. Никто не уберег можжевелового спирта, и мне пришлось довольствоваться чашкой только что вскипяченной воды, горькой от трав. Было бы неплохо добавить туда ложку меда, но стоит ли в такое время жаловаться по пустякам?

– Как ты себя чувствуешь? – Я устроилась возле Зенелы, посаженной спиной к тому, что осталось от чемоданов Сорграда.

– Грудь болит, – хрипло ответила девушка. Внушительный кровоподтек лиловел на лбу толстушки, а глубокая рана под подбородком надолго оставит ее меченой. Руки Зенелы были поцарапаны, ногти сломаны, длинные волосы превратились в спутанное крысиное гнездо. Ее подбородок задрожал, глаза затуманились слезами. Не расположенная сидеть без дела и предаваться отчаянию, я вытащила из кармана гребень и начала вычесывать колтуны из ее волос. Фру запел Лесную песню, припев – бессмысленный набор слов, довольно приятный на слух и успокаивающий. Зенела задышала чуточку легче, и мы сидели, пока люди вокруг нас смотрели, что можно спасти, озабоченно проверяли лошадей и мулов; холод царил в их душах, так же как в их костях.

Фру затянул новую песню, и одно имя среди незнакомых Лесных слов привлекло мое внимание.

– Это песня о Вьенн? – Нелепая мысль пронеслась у меня в голове.

Менестрель кивнул.

– Ты ее знаешь?

– Вроде слышала однажды, много лет назад. – Важнее то, что я видела это имя в одной из непереведенных Лесных песен в книге. У меня руки зачесались вытащить ее, но я не посмела рисковать драгоценной вещью среди всей этой грязи и сырости. – Напомни, о чем там речь. Возможно, я что-то путаю.

Фру улыбнулся.

– Вьенн оставила своего возлюбленного, Сериза, чтобы побродить по Лесу сезон-другой и выучить новые песни. Какое-то время она путешествовала с Реджиром, ткачом деревьев. Опьяненный ею, он разгневался, когда она решила вернуться к Серизу. Реджир повелел ивам сплестись в клетку, чтобы удержать Вьенн, но ее слезы упали в реку, и та поднялась, снесла преграды и освободила ее. – Фру посмотрел на опустошение вокруг нас. – Очень своевременное сказание.

Значит, я вспомнила точно. Неуверенность грызла меня, но уже не такая нелепая. Оглянувшись на реку, я увидела Узару. Маг все еще бродил по берегу, хмурился и жестикулировал, споря сам с собой. Сорград и Соргрен присоединились к группе, пытающейся проникнуть в разрушенную хижину. Я встала, с трудом разминая одеревеневшую спину и ноги, приготовила настой и пошла к магу.

– Выпей, – приказала я.

– Но мне надо… – запротестовал он.

– Тебе надо передохнуть, чтобы набраться сил, или от тебя никому не будет пользы, – настаивала я.

Он вздохнул и пригубил горячий настой.

– Спасибо.

– Так ты убедился, что это была просто случайность?

Я вымокла, озябла и устала, я жаждала ободрения.

– Откровенно говоря, нет. – Узара мрачно глядел на воду, несущуюся мимо под светлеющим небом. – Хотя все возможно. Здесь явно что-то не так со стихиями, но то могло быть просто совпадением: результат какой-то особенности погоды, эффект внезапного потепления. – Маг зевнул. – Имея под рукой хорошую библиотеку, да парочку учеников, засаженных за исследование, да отоспавшись с недельку, я бы сказал тебе точно. – Он выдавил ироничную улыбку. – Теория и практика расходятся гораздо больше, чем я представлял себе. Думаю, я должен извиниться перед Сорградом.

В первый раз вижу мага, признающего, что он не прав.

– А не могло случиться так, что это наводнение было вызвано Высшим Искусством? – выпалила я.

Я не хотела выражаться так прямолинейно, но я устала, и эта песня о Вьенн заставила меня излишне нервничать. В городе всегда можно определить, откуда исходят угрозы, из дверей или безлюдных улиц, и, сталкиваясь с другими людьми, ты осознанно противопоставляешь свою быстроту и свой ум их быстроте и уму. Но здесь, в этих дебрях, опасность могла прийти с любой стороны и со всевозможной магией; невидимая и неслышная, она цапнет тебя за ухо, прежде чем ты поймешь это.

Узара недоуменно поднял брови.

– Понятия не имею. Что навело тебя на такую мысль?

– Одна из старых песен. В ней говорится о наводнении, возникшем из ниоткуда. Это могла быть эфирная магия. – Я вдруг поняла, как невероятно это звучит.

Но маг, к его чести, воспринял меня всерьез.

– Если хочешь, я уговорю Планира спросить у Гуиналь, когда свяжусь с ним в следующий раз, но, по-моему, ты видишь элдричских человечков в тенях.

Возможно. А может быть, старые сказки о серо-голубых человечках, шныряющих в темноте дымоходов и чердаков, мгновенно путешествуя с места на место, содержат какие-то свои намеки на древнюю эфирную магию. Я потерла лицо, вздрагивая в предрассветном холоде. Все эти поиски казались такими простыми, когда мы с Райшедом обсуждали эту идею, сидя за бутылкой вина у очага уютной тормалинской таверны.

От развалин хижины донесся крик, и мы оглянулись. Мужчины стали отбегать в сторону, и тут же раздался зловещий грохот – это упали остатки дымохода. Сорград и Грен, качая головами, пошли прочь, и я направилась к костру, чтобы приготовить им настой.

– Всего, стало быть, шестеро мертвых для Полдрионовой ладьи, – горько подытожил Сорград.

– Может, Перевозчик не возьмет денег с хранителя моста, раз они занимались одним делом, – сострил Грен, но как-то без души.

Мне добавить было нечего, и я молча подала им напиток.

– Если б я тебя послушал, мы могли бы увести всех от берега и еще кого-нибудь спасти, – проговорил Узара с искренним сожалением.

Сорград бросил на него проницательный взгляд, лицо горца было серым от усталости.

– Кто тебе сказал, что они бы нам поверили? И потом, эта руна могла покатиться и в ту, и в другую сторону. Короткие паводки всегда неожиданны, вечно захватывают врасплох.

Нарочитый шум на краю леса заставил весь лагерь обернуться. Горсть мужчин, одетых в кожу и мех, вышли из-за деревьев, двое с короткими луками наготове, один с кучей метательных ножей на перевязи. Все пятеро были мускулистые, с худощавыми лицами, все ниже меня ростом, но такие же рыжеволосые. Я спросила себя, как давно они наблюдают за нами.

– Тебе не хватит?

Голос Кейсила звучал ласково, но Тейриол все равно покраснел, поднимая одуревший взгляд от кружки. Кейсил стоял у стола, где младший брат сгорбился над пролитым липким медом и нетронутой миской похлебки.

– Нет, не хватит. – Четко выговаривая слова, Тейриол потянулся за кувшином и, сосредоточенно моргая, вылил в кружку весь оставшийся мед. Нетвердой рукой потер вспотевшее лицо, взъерошенные волосы торчали непокорными желтыми шипами. – Когда доберемся до дома, мама будет готова сгрызть железную болванку и выплюнуть гвозди, поэтому я намерен извлечь все что можно из этой поездки. Еще один сюда! – Он замахал пустым кувшином.

Трактирщик, подняв брови в невысказанном вопросе, посмотрел на Кейсила.

– Нет, пока ты чего-нибудь не съешь. – Кейсил поймал взгляд служанки. – Хлеб и мясо сюда, будьте добры. – Он отдал ей застывшую миску.

Тейриол воинственно набычился, но непокорность в его глазах быстро схлынула под внезапным приливом сентиментальности.

– Ты знаешь, что для нас лучше, верно, Кейси? Ты приглядываешь за всеми нами. Я должен был послушаться тебя, верно? А не Джиррана, чтоб ему пусто было…

– А что Джирран? – Кейсил сел и ненавязчиво отодвинул кружку брата.

– Где Джирран? – Подняв отяжелевшую голову, Тейриол обвел глазами таверну. – Где Эйриз? Мы должны заботиться о ней, мама велела…

– Джирран повел ее на танцы в рыночном зале.

– Решил ее порадовать? Давно пора. – Тейриол нахмурился. – Не знаю, что скажет мама. Эйриз ничего не выиграла, настаивая на этом парне при всех его сказочных посулах. – Он недоуменно уставился на грубый черный хлеб и сочную баранину, которые появились перед ним.

– Поешь, Тейро, – посоветовал Кейсил небрежным тоном, но глаза его были внимательны. – Джирран так и не рассказал мне, что случилось, когда вы продали те шкуры. – Он аккуратно ел мясо, помогая себе ножом. – Вы пошли искать петушиные бои или что-то в этом роде? Не бойся, я не скажу маме.

Тейриол невнятно выругался с полным ртом и поперхнулся.

– Ты знаешь, сколько ему заплатили? – выпалил он, когда снова мог говорить, весь красный, и не только от кашля. – Всего-то в два раза больше того, что дал бы нам Дегран. После всех его обещаний!

– Он плохо торговался? – Мрачное удовлетворение притаилось в глазах Кейсила.

На лице Тейриола промелькнуло легкое смущение.

– Ему не дали торговаться. Тот Хакус, он говорит, что вот, мол, моя цена, и мы должны принять ее, или он заставит ту шлюху донести Страже, что это мы накостыляли их товарищам. – Недоумение и обида сквозили в голосе юноши.

– Джирран втянул тебя в драку с горожанами? – Кейсил сжал свой нож так, что пальцы на миг побелели.

– Он сказал, это часть сделки с тем Хакусом. – Тейриол не хотел встречаться с братом взглядом и зашаркал ногой по тростнику на полу, пересыпанному душистыми травами. – Ладно, мы сели в лужу, – продолжал он с негодованием. – Та шлюха, она работала на Хакуса, ставлю любые деньги. Небось отвлекала тех стражников, расшнурованная по пояс, а ноги голые, как освежеванный кролик…

Кейсил покачал головой.

– Забудь ту шлюху, она не имеет значения. И говори потише, незачем всем знать про наши дела. Так ты говоришь, Джиррана надули?

Тейриол мутным взглядом поискал свою кружку.

– Тот Хакус, он появился с мешком денег и пятью молодцами: плечи – как амбарная дверь, и все в кованых сапогах и с дубинками. Джирран даже деньги не пересчитал, а сразу пошел спорить, но эти двое – они уже забирали шкуры с тележки. Джирран начал шуметь, а Хакус пригрозил тут же позвать Стражу. – Его язык запнулся под двойным грузом возмущения и алкоголя. – Весь этот путь – и ради чего? Мы выручили бы столько же, если бы продали шкуры в Битарне, как ты предлагал. Это не возвращение для мамы, которая всю зиму их выделывала. Что Эйриз думает…

– Хватит, – твердо перебил его Кейсил.

Дверь открылась, впуская веселую компанию с бала, следом за ними донесся слабый бой курантов с башни рынка. Мужчины горделиво взирали из-под новых шляп с еще жесткими яркими перьями. Их спутницы украсили свои будничные шерстяные платья, голубые и мареновые, новыми шелковыми лентами, лазурная и розовая отделка на рукавах и лифах придавала им праздничный вид. Одна темноволосая девушка теребила длинную бахрому тонкой шали из мягкой козьей шерсти, вышитой горными цветами.

– Вы купили такую для Тейлин? – Тейриол с трудом всмотрелся в ту сторону.

Кейсил смерил его оценивающим взглядом.

– Еще меда, полный кувшин, – крикнул он трактирщику. Тот пожал плечами и повернулся к бочке, лежавшей сзади на стойке. Кейсил налил себе полкружки, но кружку брата наполнил до краев. Широко ухмыляясь, Тейриол почти осушил ее, прежде чем перевести дух. Он нахмурился, зловещая серая бледность вытеснила румянец с его лица.

– Что-то мне нехорошо. – Юноша икнул. Сделав еще глоточек, он торопливо поставил кружку. – Думаю, мне надо на воздух.

Свежие капельки пота выступили у него на лбу.

– Пошли.

Кейсил взял брата под руку, и они направились к двери. Трактирщик провожал их озабоченным взглядом. На полпути ноги Тейриола подкосились, и он схватился за живот, страдальчески работая челюстью.

– Шевелись!

Обхватив брата за талию, Кейсил потащил его наружу, а на узкой немощеной улице отпустил. Юноша упал на четвереньки, и его начало рвать: мясо, мед, хлеб отвратительным месивом извергались из его желудка. Лицо Кейсила скривилось, но, когда рвота прошла, он поднял Тейриола и, ласково подбадривая, медленно отвел к городскому колодцу.

– Посиди здесь минутку, мой мальчик.

Колени Тейриола послушно согнулись, опуская его на холодные каменные ступени. Кейсил быстро поднял ведро и вылил холодную воду на голову юноши, повторяя эту процедуру под бессвязные протесты Тейриола, после чего своим платком стер капли с дрожащего лица брата.

– Я промок, – стуча зубами, пожаловался Тейриол, весь пепельный в равнодушном свете лун, взирающих на них с высоты.

– Попей немножко.

Юноша зачерпнул воды в дрожащие ладони.

– Если хочешь напиваться, пока тебя не вырвет, это твое право, и я не скажу маме, – произнес Кейсил, – но ты не ляжешь со мной в одну постель, воняя, как собачья блевотина.

Тейриол сгорбился перед ним, мокрый и удрученный.

– Тебе нужно поспать, мой мальчик, – нежно сказал Кейсил.

– Утром мне будет лучше, – пробормотал юноша; он все еще был бледен, но уже не так сжимал губы.

Кейсил не стал разрушать эту призрачную надежду. Он повел Тейриола к гостинице под низкой крышей, в которой они остановились.

На стук открыл мрачный привратник с коптящей сальной свечой в руке.

– Он пьян? Я не позволю, чтобы его стошнило в моей кровати – пусть спит снаружи, с собаками.

Кейсил обеими руками поддерживал Тейриола, тот быстро увядал.

– Мы сняли комнату и будем спать в ней, – отрезал он.

– А как насчет тех, кто приедет после вас? Не вы одни возвращаетесь в горы после праздника! – недовольно заворчал привратник.

Не слушая его, Кейсил прислонил брата к стене, а сам отпер дверь в их узкую комнату.

– Ну же, шагай.

Тейриол ввалился внутрь, рухнул на грубый тюфяк и застонал, когда Кейсил начал стаскивать с него сапоги. Ругаясь шепотом, Кейсил снял с брата мокрый плащ и рубаху.

– Дурачок.

Расшнуровав его бриджи, Кейсил перекатил совсем вялого юношу на грудь, подоткнул сбоку скатанное одеяло, а другим накрыл.

– Ладно, Джирран, теперь ты.

Угроза на лице Кейсила вынудила замолчать надутую старуху, торчавшую со своим шитьем у двери.

Рыночный зал весь сиял от свечей внутри и жаровен снаружи. Мужчины, отдыхавшие от танцев, стояли кучками, делясь жевательными листьями, а один жарил орехи в сковородке на тлеющих углях.

– Вечер добрый, – кивнул он Кейсилу, облизывая пальцы, когда очищал горячее ядрышко.

Горец безмолвно кивнул, одновременно заглядывая в открытую дверь, чтобы разыскать Джиррана и Эйриз. В здешнем обществе имелось немало белокурых голов и множество темных, хотя почти весь народ отличался специфическим сложением, характерным для Горной крови: был более низкорослым и коренастым.

Эйриз стояла в круге людей, готовящихся к пляске, ее глаза блестели от удовольствия, на скулах розовел прелестный румянец. Ее платье из вышитого льна было единственным горного фасона в этом большом зале, но Эйриз казалась совершенно довольной, что из-за этого на нее обращают внимание. Прилично закрытое, с длинными рукавами, оно было сшито точно по фигуре и, выгодно подчеркивая ее округлости, привлекало раздраженные взгляды двух местных красавиц, облаченных в смелые платья без рукавов и с глубокими вырезами.

Пусть другие девушки разденутся догола, Эйриз все равно будет притягивать к себе взгляды, подумал Кейсил с тайной улыбкой, даже не будь на ней драгоценностей. Его сестра носила ожерелье из переплетенных золотых цепочек, кольца, блестящие глубокой гравировкой, на каждом пальце и филигранную сетку с хрустальными подвесками, сверкающими на ее белокурых косах. Драгоценности, подаренные ей Джирраном в залог обещания жениться на ней, произвели хороший эффект, размышлял Кейсил. Однако с тех пор он почти ничего не подарил ей.

Вокруг танцевальной площадки матроны этого городка обменивались сплетнями за настоями и разбавленным вином. Одна с любопытством взглянула на Кейсила, когда он пробирался мимо.

– Кто этот молодой человек?

Ее соседка близоруко посмотрела ему вслед, но тут же покачала головой.

– Просто какой-то проезжий горец.

И женщины вернулись к более захватывающим темам.

Кейсил постоял минуту, глядя на квартет музыкантов, сидевших возле усыпальницы Ларазион. Статуя богини была убрана веткой бело-розовых цветов и взирала пустыми мраморными глазами на краснолицего флейтиста, раздувающего щеки. Флейтист вел мелодию, его товарищи, по всей видимости – братья, вторили ему лирой и цимбалами, а барабан отбивал ритм.

– Ты не должен танцевать со своей женой? – Кейсил без церемоний опустился на стул.

Джирран сидел у ширмы, поставленной перед задней дверью, чтобы не допускать сквозняка, и смотрел куда-то невидящим взором, глубоко погруженный в раздумья.

– Что?

О чем бы ни думал Джирран, это вызвало улыбку на его лице. Один из самых красивых мужчин в зале, он получал немало призывных взглядов от девушек, тщетно надеявшихся на кавалера.

– Я спросил, не должен ли ты танцевать со своей женой? – Ответ Кейсила звучал вызовом.

Джирран с хозяйским удовлетворением взглянул на Эйриз.

– Нет, здесь ей ничто не угрожает, и вряд ли она пойдет наружу с одним из этих навозников. А если и найдется такой прыткий, я мигом набью ему морду. Шучу! – поспешно добавил он, увидев серьезное лицо Кейсила. – А ты что здесь делаешь? Ты не больше меня любишь скакать, будто ошалевший от весны козел. – Он ласково улыбнулся Эйриз, когда девушки проносились мимо, быстро меняясь партнерами. – Тебе не приходится терпеть ее ворчания.

– Ты дал Тейриолу денег, чтобы он напился до рвоты?

Кейсил сурово посмотрел на Джиррана, но тот лишь пожал плечами.

– Он – мужчина и может делать что хочет.

– Ему еще целых пять лет до совершеннолетия, и ты это прекрасно знаешь. Ты женат на его сестре и обязан заботиться о нем.

Джирран огляделся по сторонам с первым признаком беспокойства.

– Что он натворил?

В затененном углу глаза Кейсила казались темно-синими.

– Во-первых, он рассказал мне о чудесной сделке, которую ты заключил в Селериме.

– Сделке? Да это был просто грабеж, – фыркнул Джирран. – Воровской притон, вот куда привел меня Тейриол. Ты прав, он еще не скоро повзрослеет.

Кейсил нахмурился.

– Тейриол сказал, что это ты предложил искать покупателей у задних ворот.

– Это Тейриол захотел поглазеть на петушиные бои.

Уверенность Джиррана подзадоривала Кейсила отрицать это.

– Он говорит, ты получил жалкую цену, – мрачно выговаривал шурин.

Лицо Джиррана стало воинственным.

– Я получил лучшую цену из того, что мог получить, и дам в морду каждому, кто скажет иначе. – Он машинально провел рукой по бороде. – Во всяком случае, что сделано, то сделано. Собаки, лающие на луну, не остановят ее заход.

– Ты будешь учить меня житейской мудрости? После того как все твои обещания сделать нас богачами разлетелись в прах? – возмутился Кейсил. – Спасибо, но жители низин могут обманывать нас и дома, в долине. И из нас троих ты понес больше всего убытков! Где ты возьмешь золото, чтобы возместить отцовское наследство? Что Эйриз найдет под плитой очага, когда придет Солнцестояние? – Кейсил говорил тихо, но гнев в его неразборчивых словах все равно привлекал любопытные взгляды.

Джирран удовлетворенно скрестил руки на плотной груди.

– Эйриз будет за что благодарить меня к Солнцестоянию, помимо нечистых денег с низин в ее сундуках. Мы можем забыть того вонючего Харкуаса и его шавок. – Он поджал ноги, когда танцующая пара выбилась из круга.

– О чем ты говоришь? – Кейсил ничего не понимал.

– Ты хотел бы поставить этих жителей низин на место раз и навсегда? Ты хотел бы вернуть то, что по праву принадлежит нам, и проклясть любого, кто попытается снова нас надуть? – Джирран потянулся, закинув руки за голову, и снова скрестил их, широко улыбаясь Кейсилу.

– Ты еще пьянее, чем Тейриол, – решительно молвил Кейсил. Он потянулся за зеленым стеклянным кубком Джиррана и понюхал осадок.

– Я не пьянею от одной чаши сладкого миндаля, – усмехнулся Джирран.

Кейсил смерил его твердым взглядом.

– Тогда объяснись.

Желание поделиться своим открытием победило искушение Джиррана лелеять его при себе еще какое-то время.

– Видишь этих музыкантов? Они только что вернулись из Селеримы.

– И что? – Кейсил едва взглянул на квартет, наяривавший страстную мелодию.

– А то, что у них есть новая песня. Барабанщик пел ее раньше.

Кейсил вздохнул.

– Или рассказывай все толком, или я возвращаюсь, чтобы присмотреть за Тейриолом.

Хорошее настроение Джиррана немного померкло.

– Это была баллада о тормалинцах, которые поплыли через океан к неизвестным землям и нашли могущественное племя людей. Могущественное в магии, Кейси, с ее помощью они пересекают моря и нападают на тормалинцев на их собственной родине.

Кейсил пожал плечами.

– Жители низин прогнали своих магов в море, верно? Стало быть, они вернулись, чтобы отплатить им за это.

Джиррана распирало от самодовольства.

– Если верить певцу, эти люди зовутся эльетиммами.

– Я должен знать это название? – Кейсил сдвинул брови. – Звучит знакомо…

– Аниатиммы? – подсказал Джирран. У Кейсила отвисла челюсть.

– Но это лишь сказка для зимних ночей у огня!

– А что, если нет? Что, если эти люди, где бы они ни были, рождены от той крови?

Оба замолчали. Музыка гремела, и танцующие кружились мимо них.

– Думаешь, такое возможно? – Позабыв вражду, Кейсил размышлял над этим поразительным известием.

– Баллада говорит о белокурых людях, – сообщил Джирран.

– Значит, нас снова сделали главными злодеями, – протянул Кейсил. – Это не новость. Добрая половина сказок у жителей низин говорит про белобрысых воров, нападающих на курятник бабушки.

– У здешних крестьян – да, – кивнул Джирран, – но с чего бы песне из далекого Тормалина рассказывать это? Баллады, которые мы слышали в Селериме, в основном предупреждают о босоногих варварах, совершающих набеги с дальнего юга.

Кейсил развел руками.

– Вот тебе и ответ, верно? Это островитяне, варвары Южных морей, да?

– Они темнокожие и темноглазые, – уточнил Джирран. – Эта песня не может быть о них.

Кейсил озадаченно пожевал губу.

– Но ты думаешь, это и правда могут быть аниатиммы?

– Песня говорит о Людях Льдов. Это ведь не может быть совпадением?

– Нет, – выдохнул Кейсил. – Не думаю, что это совпадение. – Он посмотрел на Джиррана. – Но что это означает для нас, кроме того, что сказка превращается в быль? И зачем нам искать аниатиммов? Их изгнали, потому что их вождь пытался сделать себя единственным правителем всех долов!

– Эти люди владеют магией, Кейси, – напомнил Джирран, пристально глядя на шурина. – Они достаточно владеют магией, чтобы пересечь океан и ходить невидимыми среди жителей низин. Если верить песне, навозники в страхе бегут от этих эльетиммов. Подумай об этом, Кейсил. Если это – аниатиммы, то их магия должна быть истинной магией, не извращением чародеев с низин. Настоящая сила, вкорененная в горы в прежнее время и не запертая Шелтиями в тайны Солнцестояния. Если это аниатиммы, тогда у нас общая кровь, пусть и разделенная бессчетными поколениями. Что, если мы заявим о родстве и потребуем помощи?

Не дождавшись ответа, Джирран продолжал:

– Вспомни истории, что рассказывают у очага в бессолнечное Солнцестояние. Что, если бы снова удалось вызвать вирма Сейдера? Он бы выгнал жителей низин из наших рудников скорее, чем рудничный газ! Что, если бы можно было послать в долы призраков Морна? Пусть прогонят всех глупых коров за ближайший утес! Мы могли бы запутать ноги воров, ставящих капканы в наших лесах, верно? Келл Ткач делал это!

– Но это только сказки, Джирран, – возразил Кейсил, хоть и не слишком уверенно.

– Неужели? – парировал Джирран. – Как и аниатиммы, так нам всегда говорили. Но как еще жители низин узнали бы о них, если б не было в этом какой-то правды?

Кейсил смутился.

– Это всего лишь песня, Джирран. Какой-то менестрель выдумал историю, чтобы пощекотать нервы жителям низин. Скажи мне, что происходит с этими эльетиммами? – Горец выделил последнее слово. – Ставлю мои лучшие сапожные пряжки, что они потерпели неудачу. – Кейсил фыркнул, враждебно глядя на невнимательных танцующих, плетущих сложную фигуру по всей длине зала.

– Не так, как ты бы предположил, – с довольным видом ответил Джирран. – Эти тормалинцы поехали на острова, так гласит песня, чтобы выкрасть обратно заложника…

Кейсил глубоко вдохнул.

– …вот именно, Кейси. Кто из жителей низин понял бы, как это глупо? – заторопился Джирран. – Они поехали, чтобы выкрасть заложника, и, разумеется, его казнили. За другими охотились как за установленными преступниками, но они украли лодку и как-то ухитрились не утонуть и были прибиты к родным берегам. Вот как далеко простирается их победа, и я назвал бы ее жалкой.

Кейсил покачал головой.

– Это только песня, Джирран. История о приключениях, скроенная из отрывков полузабытой саги. Какой-то восточный горец, ушедший в деревню, передал эту легенду своей жене – жительнице низин – и их полукровкам-детям. Только и всего.

– Какую легенду? – заупрямился Джирран. – Скажи мне, из какой такой саги это слатано? Как могли восточные горцы отыскать подобное сказание, когда они так далеко ушли от старых обычаев? Они едва могут перечислить три колена своих кровных родственников!

– Ну, я не знаю, – уступил Кейсил. – Ладно, допустим, в этом есть доля правды, но нам-то что с того? Пусть эти люди способны пробудить Варангеля и его ледяных демонов, но одна дорога к океану займет полгода, а ты говоришь, что они на другой его стороне!

Наклонившись вперед, Джирран понизил голос.

– Если они обладают истинной магией, Шелтий сумеют связаться с ними.

Кейсил вздрогнул, словно его ударили в ногу.

– Ты это серьезно?

– А почему нет? – дерзко вопросил Джирран. – Тебе не кажется, что Шелтиям следует рассказать?

– Если эта песня разойдется повсюду, они и без меня о ней услышат. – Кейсил в ужасе покачал головой. – Мне не нужны неприятности.

– А мне нужна та сила, если аниатиммы обладают истинной магией и готовы поделиться ею, – решительно заявил Джирран. – Пусть Шелтий цепляются за свою мудрость, пусть их прогоняют все дальше и дальше с каждым годом. Я хочу ходить по землям Эйриз, не попадая ногой в капкан какого-то вора. Я хочу продавать металлы, которые потом своим добываю из земли, за справедливую цену, и чтобы ее не сбивал какой-то житель низин, чьи рудники существуют на крови рабов, оскверняющих землю своим страданием. Я хочу в безопасности ходить от дола к долу, требуя кров, когда нужно, и не находить двери запертыми от грабителей из низин, которые столь часто попирают дорожное перемирие, что оно уже ничего не стоит.

– Но ты же не знаешь наверняка, что у этих людей есть истинная магия, даже если они существуют, – запротестовал Кейсил, но его словам не хватало прежней силы.

– А ты не хочешь узнать? – с вызовом спросил Джирран.

– Возможно, хочу. Ты уже заразил меня своими фантазиями, – вздохнул Кейсил. – Но какой ценой? Чтобы меня избегали Шелтий?

– Думаю, я знаю, кому мы можем доверять, – медленно проговорил Джирран. – Моей сестре.

– У тебя нет сестры. – Кейсил сурово глянул на него. – Она теперь Шелтия. Ее кровь – их, и ты не имеешь на нее прав.

Джирран задумчиво погладил бороду.

– Полагаю, я мог бы убедить Эритейн скрыть это.

– Тебе придется сильно постараться, не то окажешься по горло в беде, – с сомнением молвил Кейсил. – Что она, по-твоему, скажет?

– Понятия не имею, – признался Джирран. – Я прощупаю ее, посмотрю, захочет ли она меня выслушать.

– Не вмешивай нас, – потребовал Кейсил. – Если тебя станут избегать, мы хоть сможем позаботиться об Эйриз.

– Ради Эйриз я и хочу это сделать. – Глаза у Джиррана запылали. – Я хочу дать ей все, что только может вообразить ее головка, я хочу дать ее дочерям такое положение, чтобы потребовать обратно все права на земле и под землей, которые отошли к другим их крови. Я хочу передать сыновьям такое наследство, чтобы они ловили взгляд каждой матери, чтобы связать нашу кровь, вашу и мою, с каждым долом к западу от Ущелья, чтобы нам никогда больше не пришлось иметь дело с жителями низин, если мы того не захотим.

Его голос стал расчетливым.

– И, конечно, вы с Тейро первыми извлечете выгоду. Ваш отец умер слишком рано и не оставил вам достойного наследства, поэтому никто не будет возражать, если Эйриз решит обеспечить вас. Ты мог бы уверенно держаться на Солнцестоянии, а не как в прошлый раз. Я слышал, ты утверждаешь, что не ищешь пока невесту, но сам все надеешься, что какая-то девушка с приличным участком земли поддастся твоим чарам и настоит на свадьбе.

– Тебе это удалось, – с сарказмом заметил Кейсил. Танец закончился торжественным аккордом.

– Разве Тейро не достоин хорошей партии? – Джирран пропустил издевку мимо ушей, глядя, как Эйриз отвечает на поклон своего кавалера.

– Если хочешь продолжать это дело, я не стану тебя удерживать, – решил Кейсил. – Я никому не скажу, и ты не должен никому говорить, особенно Эйриз. Если из этого что-нибудь выйдет, хорошее или плохое, потом хватит времени для объяснений.

– Согласен. – Джирран протянул руку, и Кейсил коротко ее пожал. – Как только вернемся домой, я пошлю весточку моей бывшей сестре.

– Она не придет, – предсказал Кейсил.

– Посмотрим.

К ним подошла Эйриз.

– Любовь моя, ты блистаешь как лебедь среди этих голубиц. – Джирран встал, чтобы поцеловать ее в щеку.

Эйриз, хихикая, сделала реверанс.

– Теперь ты потанцуешь со мной?

– Конечно, моя дорогая. – Джирран предложил ей руку. – Пора напомнить этим жителям низин, что ты моя жена, покуда они все не потеряли головы от твоей красоты.

Кейсил со слегка насмешливой улыбкой смотрел, как они присоединяются к кругу. На минуту его лицо помрачнело, но затем горец энергично потер ладони и встал. Он пересек зал и низко поклонился одной из вызывающе одетых девиц, с нахальным восхищением разглядывая ее прелести.

– Могу я пригласить вас на этот танец?

Брюнетка немного смутилась, но, видя зависть подруг, скромно обряженных в шали и нижние юбки, не смогла отказать.

– Конечно, сударь, – смело ответила она.

Музыканты заиграли веселую мелодию, и Кейсил закружил девушку в танце, его широкая ладонь уверенно лежала на ее узкой талии.

– Вам нужна помощь?

Человек с ножами шагнул вперед. Медь в его волосах поблекла до русого цвета, и, принимая во внимание его обветренную кожу, я решила, что он одного возраста с Райшедом, может, на горсть лет старше меня.

Фру ответил ему на Лесном языке. Остальные путешественники замерли с выражением надежды и опасения на лицах.

Человек с ножами кратко обратился к своим спутниками. Двое из них снова исчезли под деревьями, а двое других пошли расценивать состояние реки.

– Каков план, Фру? – Я вежливо улыбнулась человеку с ножами, который ободряюще мне подмигнул.

– Они помогут людям перейти реку. – Менестрель стоял, безуспешно счищая грязь, присохшую к штанам.

– А как мы поступим с Зенелой? – поинтересовалась я. – Повезем ее в замок Пастамар или обратно в Медешейл?

Фру кивнул на деревья. Лесная женщина примерно моих лет с сумкой из оленьей кожи через плечо приближалась к нам в сопровождении одного из лучников. Она подошла к мужчине со сломанными ногами и, встав на колени, бережно открыла его раны. Даже при виде месива из разодранной плоти женщина сохраняла невозмутимость. Она достала из сумки закупоренный и запечатанный воском глиняный горшочек. Сломав ногтем печать, начала размазывать что-то на куске чистого полотна, кивком отвечая на вопросы раненого.

– Ну, что будем делать?

Сорград подложил дров на угли нашего костра и поставил чайник на таганок, пока Грен рылся в чьем-то брошенном ранце, откапывая завернутую в муслин ветчину. Он отрезал мне толстый кусок, и я жадно набросилась на еду, несмотря на затхлый привкус речной воды. Сорград извлек из глубин чемодана свою личную чайную коробку и проверил, все ли баночки остались плотно запечатанными от воздуха и сырости.

– Может, стоит предложить свою помощь? Заодно узнаем, что происходит.

– Давай посмотрим, как повернутся руны.

Я наблюдала, как наши попутчики разглядывают незнакомцев. Двое коробейников неприветливо хмурились, но возчики и семьи лишь обрадовались гостям. Одна матрона с характером таким же сильным, как ее руки, вскоре заставила одного из Лесных парней отложить лук и принести ей дров. Женщина с травами пошла к ней, дабы поговорить, и матрона отправила девушку класть припарки на раны пострадавшего. Вскоре подтянулись и другие путешественники, чтобы немедленно включиться в организацию переправы через реку и помощи раненым.

Вода в чайнике еще не успела закипеть, как откуда ни возьмись появились Лесные жители, да еще в таком количестве, что я невольно спросила себя, как близко они находились. По крайней мере я решила, что это – Лесной Народ, хотя они не отличались поразительным сходством, говорящим об общей крови, как, например, Грен и Сорград. Все это были взрослые мужчины и женщины, никаких детей или стариков, и действовали они дружно, как давние знакомые. Одна женщина с впечатляющей коллекцией серег, колец и цепей из золота и серебра размотала тонкую веревку со своей талии.

– Она не настолько прочна, чтобы выдержать что-нибудь, – с сомнением заметил Грен, опытным глазом оценивая веревку.

– Посмотри вон туда, – кивнул Сорград, заливая травы в узелке муслина крутым кипятком.

Еще трое Лесных жителей сняли свои веревки и ловко скручивали их в более крепкий жгут. Скрутив, они связали его с таким же жгутом, сделанным другой тройкой, и стали дожидаться третьей, чтобы скрутить еще более толстый канат.

Свист, слишком неестественный для птичьего, заставил меня повернуть голову, и я увидела Народ, влезающий на дуб на другом берегу реки. Один из Лесных жителей шагнул вперед и хлопнул в ладоши, после чего более высокий из двух наших лучников выпустил стрелу с привязанной к ней тонкой веревкой. Стрела едва не пронзила ступню человека, ждущего на том берегу.

– У него крепкие нервы, – одобрительно пробормотал Грен. Он понюхал промокшую горбушку и, сморщив нос, бросил ее в сторону.

– У стреляющего или у ждущего? – поддела я его, выковыривая из зубов грубое мясное волокно.

К тонкой веревке привязали другую, потолще, а к ней – еще более толстую, и, когда была закончена дружная работа на дереве с нашей стороны реки, прочный канат закачался над водой. Река кралась под ним зловещими мутными водоворотами.

– Похоже, они знают, что делают, – заметил Сорград. Над первым канатом были натянуты еще два, один – на уровне пояса, другой – на уровне груди. Лесные Люди начали переходить реку с такой легкостью, словно находились на мосту в четыре пяди шириной.

– Как девчонка менестреля должна карабкаться по этим веревкам? – поднял брови Грен.

Я поискала глазами Фру. Он стоял возле женщины с сумкой из оленьей кожи, ее рука в серебряных кольцах покоилась на ушибленном лбу Зенелы.

– Бьюсь об заклад, он был бы рад настою, чтобы взбодриться. У тебя нет чего-нибудь подходящего?

Сорград подал мне чашку с неаппетитной тускло-зеленой пеной.

– Я бы выпила вина, если найдешь какое-нибудь, с капелькой горячей воды и меда, – с надеждой добавила я.

– Дорогая моя девочка, ты ужасно старомодна. – Сорград в притворном ужасе покачал головой. – В наше время гурманы пьют настои. – И он повернулся, чтобы исследовать груду бутылок, осмотрительно сложенных в сторонке каким-то купцом.

Стараясь не поскользнуться, я пересекла суетливый лагерь. Сверху грязь подсыхала, но под коркой скрывался коварный липкий ил. Я едва не шлепнулась, когда сзади вспыхнул яростный спор. Трое, которых мы сочли грабителями, стояли нос к носу. Двое отталкивали третьего, подкрепляя угрожающие слова жестами.

– Из-за чего ссора? – спросила я одного из коробейников.

– Они только что нашли своего товарища, – угрюмо сообщил он. – Горло перерезано, не утонул.

Я покачала головой и пошла дальше. Бросаться с ножом на Грена – это последняя ошибка, которую совершает человек. Я посмотрела вокруг. Торговцы и возчики были заняты, готовя фургоны и животных, но остальные с испугом уставились на веревочный мост – они еще не оправились от шока, вызванного наводнением.

Фру беседовал с Лесным парнем, но с моим слабым знанием языка за их быстрой речью было не угнаться. Зеленые глаза парня несколько раз метнулись ко мне, теплея от восхищения. Парень был красив, в том возрасте, когда рост опережает силу, но уже широкий в плечах и веснушчатый, как певчий дрозд, его волосы блестели на хрупком солнце, пробивающемся сквозь верхушки деревьев, словно начищенная медь. Короткое ожерелье из белого и красного золота охватывало шею.

Я вдруг осознала, что женщина с сумкой из оленьей кожи смотрит на меня, и на лице ее видно оживление, которое мне совсем не понравилось. Она была примерно моего роста и сложения, но ей словно бы не хватало мяса на костях. Наметанные глаза, темные под тяжелыми бровями и обыкновенными русыми волосами, изучали меня.

Парень задал ей какой-то вопрос, и я обрадовалась, когда поняла ответ, произнесенный медленно с явно другим акцентом.

– Ей нужен покой и тщательный уход, чтобы не умереть от гнили в легких. Чем больше она будет двигаться и волноваться, тем слабее станет.

Зенела старалась подавить тихий упорный кашель. Ее лицо было нездорового цвета, а ввалившиеся, налитые кровью глаза широко распахивались, когда она переводила испуганный взгляд с Фру на женщину, не в силах понять их разговор.

– Есть тут поблизости место, где мы сможем получить для нее уход?

Мне хотелось знать, не придется ли нам расстаться с менестрелем.

– Ориал ее вылечит. – Удивление Фру было близко к упреку. – Я рожден от этой крови и с теми, кто находится под моей защитой, в свою очередь обращаются как с таковыми.

– Я пойду и приготовлюсь. – Женщина встала и отряхнула грязь со своих кожаных гамаш. – А ты пока залей это кипятком. Скажи ей, чтобы пила его горячим и дышала паром.

Она развернула пакетик из промасленной кожи и вручила Фру горсть сушеных цветов. Нет ничего загадочнее примулы. Я с детства помню этот горький вкус: тогда настои были чем-то, что ты принимал, когда болел, или не принимал вовсе, а не модными выкрутасами.

Я отдала Фру его тепловатый напиток.

– Можно мы останемся с вами на пару дней? Отдохнем немного, прежде чем двигаться дальше.

– Ты нашей крови, тебе будут только рады. – Фру смерил меня строгим взглядом. – Ты можешь отложить свои вопросы о песнях на потом? Чем скорее эти инородцы переправятся через реку и уедут, тем скорее Зенелу перенесут в укрытие.

– Конечно. – Я ободряюще улыбнулась толстушке и направилась к Узаре.

– Как насчет животных и товаров? – Задрав голову, лысеющий возчик с сомнением смотрел на Лесной Народ, плетущий тонкие веревки вокруг канатов моста, чтобы создать иллюзию стенок. – Нам не перенести их по этим канатам!

– Надо проверить брод, – с невинным видом ответил Узара. – Вероятно, опоры моста не дали воде сильно размыть русло.

– Я срублю шест, – пробормотал возчик, так и не убежденный, и пошел прочь.

Я многозначительно посмотрела на мокрые грязные рукава Узары.

– И как брод?

– Достаточно прочный для фургонов, если ехать медленно. Впряжем лишнюю пару лошадей. – Узара испустил тяжкий вздох. – По крайней мере если вчера и было что-то не так, оно прошло, поэтому вода не борется со мной.

– Не бери на себя слишком много, – предостерегла я мага. Узара слабо улыбнулся.

– Если кто-нибудь еще умеет восстанавливать речное русло, я с радостью приму его помощь.

Его взгляд переместился куда-то за меня, и, обернувшись, я увидела приближающегося Сорграда.

– Рэвин говорит, что надо заставить эту компанию двигаться. Народ выручит путешественников, попавших в наводнение, но они не собираются караулить мост все лето.

– Рэвин? – переспросила я.

– Тот, с ножами, – объяснил Сорград.

Я полезла наверх, чтобы самой испытать мост. Осторожно оценивая его качание и прогиб, я пошла к реке, глянув по пути вниз, на круг обращенных ко мне любопытных лиц.

– Ей хорошо, она ведь одна из них, а они лазают, как белки, все это знают, – пожаловалась солуранка. В ее говоре слышалась переливчатость, свойственная тормалинскому языку по обе стороны границы. Несмотря на грязь, коркой покрывавшую ее платье, она добыла где-то кружевной чепец и нашла время расчесать и заколоть волосы. Я узнала в ней женщину, которая распоряжалась у костра.

– Обо мне такое вряд ли скажешь, – произнес Сорград, внезапно возникший возле нее, с характерным акцентом Кола. – Если я рискну, может, и ты попробуешь?

Он энергично подошел к мосту, но вид у него был неуверенный. Я подала горцу руку, когда он с нервной улыбкой вставал на канат.

– Следуй за мной и старайся не смотреть вниз, – успокаивающе посоветовала я и медленно пошла вперед, чувствуя, как колеблется мост от неуклюжих шагов Сорграда. – Это не сработает, если они увидят Грена, бегущего на ту сторону испуганным хорьком, – прошептала я. – Где он?

– Пошел забрать то, что спрятал прошлой ночью, – непринужденно ответил Сорград. – Может, этого хватит, чтобы убедить мамашу?

– Мы привяжем ей на шею колокольчик, чтобы остальные пошли следом?

Я улыбнулась разинувшей рот толпе. Сорград с преувеличенной осторожностью повернулся кругом.

– Это гораздо легче, чем кажется, – громко объявил он. – По мне, так лучше перейти с сухими ногами, нежели снова промокнуть!

– Ну, давай, ма, – подгонял женщину нетерпеливый парень.

Он был почти взрослый, но его розовое лицо было отмыто матерью так же, как в любое другое утро. Его сестры подкатывали треснувший бочонок, выброшенный с какого-то фургона, – практичность, без сомнения, впитанная с молоком матери.

Мамаша посмотрела вверх, лицо мрачное, но решительное. Заткнув подол юбок за кушак, она влезла на бочку и неуклюже забралась на мост. Кто-то из возчиков очень своевременно подпихнул ее под зад, и женщина от неожиданности выругалась, а ее дочери захихикали.

– Держи равновесие. – Я ободряюще улыбнулась ей. – Иди очень медленно, по одному шагу, не смотри вниз, вот так, смотри на меня, передвигай только одну руку или ногу за раз.

Я продолжала эту тираду, пока женщина прочно ставила один крепкий башмак перед другим, толстые лодыжки в грязных чулках немного дрожали, костяшки белели, когда она крепко сжимала веревки. Так мы и продвигались. Мамаша бормотала молитвы Дрианон, и я добавила к ее мольбам свою краткую просьбу, ведь, если женщина соскользнет, мне ни за что ее не удержать.

– Отлично, вот так и продолжай, мы вмиг перейдем эту реку.

Она на мгновение опустила взгляд на мутную охровую воду.

– Не смотри вниз! – рявкнула я. Женщина возмущенно вскинула голову.

– Если ты не сделаешь этого, никто не сделает, – принялась я втолковывать ей. – Вы застрянете тут Тримон знает на сколько. Когда еще вода достаточно спадет, чтобы без опаски вести детей вброд?

Мамаша глубоко вдохнула и медленно, но без колебаний пошла дальше, пока не добралась до другого берега, где Лесные руки помогли ей спуститься на безопасность травы.

– Легче пять раз родить, – с чувством сказала женщина, обмахиваясь краем шали. Однако ее голос звучал твердо, когда она кричала своим детям: – Миро и Сарел, подоткните юбки, чтобы не мешались. Ну же, сейчас не время стыдиться мужчин, видящих твои ноги, глупая девчонка! Эска, ты пойдешь за сестрами. Нет, по одному, я не хочу, чтобы вы все разом были над водой. Миро, где твои мозги? Держись обеими руками!

Она продолжала строго подбадривать детей, пока все они благополучно не спустились на землю, где мамаша обняла их так крепко, словно никогда больше не выпустит из рук.

– Ну а вы чего ждете? – крикнула женщина над их головами тем, кто все еще мялся на другом берегу.

Дрианон жалует матерям непререкаемо властный тон.

К тому времени когда солнце полностью вышло из-за деревьев, все переправились через реку, за исключением возчиков, ждущих со своими повозками. Мы все наблюдали, как первый фургон медленно въехал в реку, мужчины ругнулись – вокруг них заплескалась вода. Течение все еще было достаточно сильным, чтобы тянуть за колеса и тревожно раскачивать остов телеги.

– Но! Но! – Кучер хлестнул ведущую пару, когда лошади шарахнулись от ледяной воды; кнут безжалостно обвился вокруг их ушей.

Мужчины налегли на веревки, привязанные к упряжи, чтобы тащить лошадей вперед. Животные напряглись, дрожа всем телом и потея, и мощным усилием выволокли тяжелую повозку на берег, за что были вознаграждены радостными хлопками, ласковыми словами и горстями свежей травы. Возчик насквозь промок, но сиял от облегчения. Его добро перебралось через реку в целости и сохранности.

Пока остальные фургоны совершали переправу, я заметила, что Узара спорит с купцом у последней повозки, и побежала обратно через мост.

– В чем дело?

– Я не думаю, что стоит рисковать, отправляя этого человека в фургоне. – Под натянутой вежливостью Узары явственно проступала досада.

– Хори не может идти по мосту, – запротестовал купец. Хори лежал на грязных одеялах на дне телеги: обе ноги в грубых лубках, толстые бинты придерживают испачканные зеленым повязки.

– Ты перенесешь его через реку с помощью магии, да? – мягко осведомилась я.

– Конечно. – Маг уже начал сердиться. – Почему же нет?

В глазах Хори я увидела страх.

– Ты можешь доверять ему, – заверила я раненого. Рот Хори сжался в упрямую линию.

– Брод достаточно крепок, я положусь на него.

– Дело твое. – Я взяла Узару за локоть, чтобы увести с дороги. – Пусть руны катятся как хотят.

Возмущенный ответ мага потерялся в общем шуме: возчик стегнул лошадей и погнал их в бурлящий поток. В отсутствие груза для устойчивости телега тотчас скользнула вбок. Белый от страха Хори вцепился в борта, изрыгая брань, достойную наемника. Возчик хлестал животных, но телегу все больше и больше опрокидывало. Если Хори уйдет под воду, ему уже не всплыть.

– Сделай что-нибудь, Узара, – не выдержала я.

– С какой стати? – огрызнулся маг, еле сдерживая ярость.

– Ладно. – Я скрестила руки. – Это будет не первый раз, когда глупость станет чьей-то смертью.

Узара бросил на меня испепеляющий взгляд, но взмахнул руками. Золотая вспышка оставила солнце бесцветным, и копье магии вонзилось в воду. Река вокруг фургона закипела, переливаясь золотом, лазурью и сапфиром, возчик испуганно сжал поводья, и лошади затрясли головами.

– Гони их, ты, придурок! – зарычал Узара, добавляя грязные ругательства.

Его сквернословие доставило мне наслаждение, которое превзошло удовольствие от магического света. Возчик схватился за кнут, хлеща своих коренников, пока на крупах не выступила кровь. Я взглянула на другой берег. Все собравшиеся там разинули рты и расширенными глазами смотрели, как фургон въезжает на пологий склон; последние завитки магического света исчезали с его колес вместе с водой, капающей на грязный дерн.

– Лично я оставил бы их тонуть, – заметил Грен. Сорград маячил в двух шагах позади него.

– Но ты не маг Хадрумала, приученный использовать свое колдовство во благо ближних, не так ли?

Я дружески улыбнулась Узаре.

Маг что-то проворчал, взглянул на Сорграда с совершенно неоправданной злобой и быстро зашагал прочь. Он тяжело дышал, щеки под угловатыми скулами впали, плечи устало поникли.

– Это и впрямь отнимает у них силы, а? – задумчиво молвил Сорград.

– Да, – согласилась я. – И это хорошо, если учесть, что он мог бы натворить, если б захотел.

На плече Грена висела незнакомая седельная сумка, и я вдруг сообразила, что налетчиков нигде не видно.

– А куда подевались наши друзья?

– Потопали обратно в Медешейл, – ответил Сорград.

Со вспышкой активности другие путешественники отбыли, стремясь наверстать потерянное время или убраться подальше от магии Узары. Лесной Народ начал разбирать мост, и Ориал вернулась с грубыми носилками для Зенелы из покрытых яркой тканью срубленных веток.

– Твой мужчина – маг? – Красавчик парень подошел ко мне с блестящими от любопытства глазами.

– Мой друг, – поправила я его. – Да, он – чародей.

– Эта магия… как ей учатся? – спросил парень, явно заинтригованный.

– Это дар, с которым человек рождается. – Я сосредоточила мысли на своей первоначальной цели. Хорошие поступки сегодня, возможно, заслужили мне награду у Сэдрин, но чего я хочу в этой жизни, так это награды от мессира и Верховного мага. – А у Народа есть магия?

Мы пошли за четырьмя мускулистыми парнями, которые тащили носилки Зенелы.

Красавчик покачал головой.

– Нет, у нас нет никаких заклинаний.

– Совсем нет? – уточнила я небрежным тоном.

– Совсем. А что привело тебя в зеленый лес в этом сезоне? – Он смотрел на меня с надеждой.

– У меня есть книга древних песен, часть написана на языке Народа. – Я ободряюще ему улыбнулась. – Я хочу узнать, о чем в них рассказывается.

Если я уговорю Фру спеть те старые баллады, то смогу увидеть, не проявит ли кто особый интерес или узнавание, решила я. Мы пробирались через великолепную весеннюю зелень и стелющиеся коврами голубые цветы, яркие, как небо над головой. Конечно, в самых старых балладах решающее откровение, которое дает возможность потерянному принцу доказать свои права, обычно падает на его колени в трех строфах от конца. Но, как свидетельствует мой опыт, реальная жизнь никогда не бывает столь легкой.

Становище, куда привел нас Рэвин, меня порядком удивило. Нет, я не ожидала увидеть дикарей, сидящих под деревьями и ждущих, когда посыплются орехи, но я представляла себе шалаши из веток или что-то подобное, а увидела широкую поляну с россыпью круглых жилищ, покрытых толстой рогожей. Народ вокруг занимался своими делами. Женщина вешала на отполированную раму узорчатую постель, чтобы проветрилась, и дети увлеченно возились с голенастыми щенками возле ее двери. Другие женщины сидели кружком, шили и обрабатывали кожу. Молодые оживленно болтали с парнями, складывающими дрова в аккуратные конусы. Все носили кожаные гамаши с туниками разнообразной длины и покроя. Молодые мужчины предпочитали фасон без рукавов, дабы похвастать своими мускулистыми руками, тогда как большинство женщин довольствовались множеством карманов. Вот тебе и экзотические тайны дикого леса. Обстановка была вполне домашней даже для матери Райшеда.

– Это для нас.

Фру кивнул на группу, ставящую новый дом. Одна девушка выкапывала яму для костра, другая складывала камни, чтобы выложить ее, третья размечала круг на подметенном дерне. Четверо женщин постарше плели длинную гибкую решетку из тонких прутьев, проткнутых и связанных кожаными ремнями, а еще две подносили рулоны рогожи.

– Несите ее сюда. – Ориал выглянула из дома с закрепленной над входом зеленой веткой.

Носилки были опущены на землю, и Фру внес Зенелу в низкое жилище. Из любопытства я пошла за ними. Толстушку усадили на кровать в виде рамы с натянутыми шкурами, покрытую шерстяным одеялом, которое можно купить в любом городке Энсеймина. Девушка задыхалась от приступа кашля, на щеках – слезы, в глазах – страх.

– Наклони ее вперед и расшнуруй платье, – приказала Ориал.

Фру прислонил Зенелу к своему плечу, и Ориал втерла в ее спину жирную мазь с резким запахом чеснока и еще чего-то незнакомого. Я чихнула. Возможно, здесь имелись тайны для аптекарей, но не было даже намека на мистицизм тех солурских целителей, которые выпрямляли ногу Хэлис.

– Выдыхай, медленно и ровно.

Ориал наклонила ухо ко рту Зенелы, пощупала пульс на шее, затем оттянула нижние веки, чтобы проверить цвет крови. В точности как любой аптекарь, к которому я когда-либо попадала.

– Ну, укладывайся и постарайся немного поспать.

Целительница махнула рукой, прогоняя нас с Фру наружу, но я успела заметить, что глаза Зенелы уже сонные. Что же все-таки было в том растирании?

Подвинув меня с дороги, менестрель ушел поговорить с Рэвином. Ни Сорграда, ни Грена, ни Узары нигде не было видно, и я малость растерялась, не зная, что делать. Я очень не люблю это чувство.

– Это для тебя и твоих мужчин.

От голоса Ориал за моей спиной я вздрогнула. Она указала на круг решетки, теперь накрытый сверху более крепкими прутьями, которые встречались в центре, вставленные в старое колесо от телеги. И железный треножник, закрепляемый в яме, подозрительно напоминал перекованные фургонные стойки. Я решила пойти помочь, но женщины работали так слаженно, что мое неумелое вмешательство только выставило бы меня на смех.

Я села рядом с Ориал – она толкла в ступке какой-то несчастный корень, превращая его в кашицу. Стены нашего нового дома уже были обернуты толстой дерюгой, покрытой в свою очередь крепкой рогожей, надежно связанной веревками из лыка.

– Мы должны благодарить за это Рэвина? – спросила я.

– Фру – из Народа и, будучи таковым, может рассчитывать на кров в любом становище. – Ориал глянула на меня с высокомерием. – Ты не из Народа, хотя и этой крови, верно?

– Ты тоже нездешняя, – парировала я. – Ты говоришь не так, как остальные.

– Я с дальнего юга, – спокойно пояснила целительница. – Я путешествую, чтобы перенять новую мудрость. Со временем я вернусь к моему народу – к зиме.

Мне показалось, что Ориал могла еще что-то добавить, но она шарила в своей сумке из оленьей кожи, и я не видела ее лица.

– Что за мудрость ты ищешь? – небрежно спросила я. – Что-нибудь вроде того, что знает мой друг Узара? Магию или заклинания?

Женщина сняла с пояса маленький нож и добавила к своей пасте стружки с жесткого сушеного стебля.

– Я – травница, как моя мать и большинство женщин в моем роду. Я ищу новых знаний о корнях и листьях, силе цветов и плодов, чтобы успокаивать боль и исцелять. – Она кивнула на новый дом. – Ты должна пойти и зажечь первый огонь в очаге, на счастье.

Как всякая новобрачная в Ванаме, вступая во владение кухней, чтобы та вскоре стала всем ее миром? Вряд ли, подумала я. Ориал снова мурлыкала с закрытым ртом, поглощенная своей работой.

– Фру играл эту мелодию прошлой ночью, – вспомнила я. – Вы с ним знакомы?

– Только сегодня встретились. – Ориал пожала плечами. – Это «Баллада о Руках Мазир». Все целители поют ее, на счастье.

– А ты не споешь ее для меня? Пожалуйста.

Я сидела на влажной земле, обняв колени, вся из себя – невинная просьба. Что-то в этой мелодии теребило меня, как назойливый ребенок.

Ориал взглянула на солнце, стоявшее теперь над головой. Его лучи пробивались сквозь листву и ложились на землю яркими пятнами.

– Думаю, у меня еще есть немного времени.

У нее был высокий и сильный голос, а произношение гораздо больше напоминало мне отцовское, нежели язык Фру – более текучий и неразборчивый, и по мере того как мелодия то поднималась, то опадала, я внимательно прислушивалась к словам. Некто Кеспар был обманом втянут в спор с Полдрионом, что переплывет реку между этим миром и Иным быстрее, чем Перевозчик одолеет ее на веслах в своей лодке. Неудивительно, что демоны сцапали его, и Кеспар вернулся домой к Мазир с гордостью и шкурой, разодранными в клочья. Мазир исцелила его любовью, травами и справедливым упреком. По крайней мере таков был смысл стихов, но припев ничего не значил для меня, кроме дразнящего эха.

– Что это такое: «ардейла менален рескел серр»?

– Это просто джалквезан. – Ориал билась над переводом, ибо я сидела, тупо глядя на нее. – Такие песенные слова.

– Но что они означают? – упорствовала я.

– Ничего. – Ориал беспомощно помахала пестиком. – Это бессмыслица.

– Ты поешь эту песню на счастье?

Меня так и подмывало сбегать за книгой. После всех задержек этого путешествия и превратностей минувшей ночи, похоже, удача наконец-то поворачивалась ко мне лицом.

– Считается, что это сказание помогает лекарству или припарке. – Ориал казалась сбитой с толку.

– А есть еще песни, которые поются на счастье для всяких других вещей? – спросила я с нарочитой небрежностью. – Много таких, с джалквезаном?

– Есть «Вьенн и Оленихи», – начала вспоминать женщина. – Когда ей пришлось спасаться от заигрываний Кеспара, она превратилась в олениху и спряталась среди стада. Еще есть «Сериз и Мост», «Мазир и Буря». В каждой из них есть джалквезан, но я не знаю никого, кто пел бы их с какой-то особой целью. А почему ты спрашиваешь?

Я пожала плечами.

– Просто любопытно.

Я встала и направилась к нашему новому дому, где Фру расстилал на крыше промокшее одеяло для просушки. Наши сумки были сложены внутри, и я с трепетом открыла свою котомку. Вся одежда отсырела и воняла, как ведро лягушек, но песенник был завернут в промасленную кожу, и я не зря потратила на нее деньги. Полотно под ней было чуть влажным в уголках, а книга внутри совсем не пострадала. Я с облегчением вздохнула.

Фру покосился на меня. Я почувствовала его досаду, смешанную с весельем. Сам менестрель нежно осматривал свою лютню. Один Тримон знает, как он уберег ее от наводнения.

– Зачем ты ее достаешь?

– Мы с Ориал говорили о песнях, и я хотела бы узнать ее мнение. – Я улыбнулась Фру. – Она сказала мне о джалквезане. Это те самые кусочки, которые ты не смог перевести мне? – Я мысленно пнула себя за то, что неправильно поняла менестреля. – «Мазир и Буря», она здесь есть. История о том, как эта Мазир потеряла дорогу и снова ее нашла.

– Конечно, – беззаботно кивнул Фру. – Никто не сможет перевести, я же тебе сказал.

Я сохранила небрежный тон.

– Ты сказал, что нет смысла петь эти песни в дороге, где никто не понимает слов. А как насчет того, чтобы подарить Ориал песню-другую, пока она работает? Народ их поймет, и это хоть как-то отблагодарит людей за сегодняшнюю помощь и заботу о Зенеле. Мы оба могли бы положить что-то на весы, верно? Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня, кажется, так говорят?

Фру оглядел поляну, где мужчины и женщины сидели за несложной работой или просто грелись на весеннем солнышке.

– Ну, Ливак, кто бы ни был твой отец, бьюсь об заклад, ему есть за что отвечать.

Тем не менее он подхватил лютню и зашагал к целительнице. Я побежала следом и, сев рядом с ними, пристроила драгоценный песенник на коленях, чтобы Фру мог видеть страницы. Он сказал что-то Ориал, чего я не поняла, и заиграл веселую мелодию. За Лесными словами его богатого тенора было не так легко следить, но это была песня, которую он уже перевел мне в пути. Один мужик пошел в лес, увидел там незнакомку и погнался за ней, а она – я так и не уяснила, по какой причине, – вдруг превратилась в безобразную ведьму. Не пожелав стать ее любовником, наш герой попытался найти дорогу обратно к своим, но заблудился среди странных деревьев и еще более странных встреч, каждая из которых уводила его все дальше от дома. Когда же он наконец прошел полный круг, то обнаружил, что отсутствовал целых пять лет, а не пять дней, как ему представлялось.

Теперь, когда я впервые услышала, как она поется, этот джалквезан захватил все мое внимание, он ярко выпячивал каждую причину сетований этого человека на его бедственное положение. Лежавшие в основе ритмы казались все более знакомыми: Джерис, этот милый ученый, использовал эфирные чары с точно таким же ритмом. Эльетиммские ублюдки, которые его убили, а потом сделали все возможное, чтобы вытащить мои мозги через уши, творили мерзкие заклинания, звучавшие точно такой каденцией. Но что означают эти слова? Высшее это Искусство или совпадение?

Фру закончил бурным аккордом, и к нам подошли две женщины.

– Я не слышала эту балладу с тех пор, как была маленькой девочкой, – улыбнулась одна.

– У меня целая книга древних песен. – Я перевернула страницы, чтобы ей и ее подруге было видно. – Вам знакомы еще какие-нибудь из них?

Женщины пожали плечами.

– Мы не умеем читать, ни я, ни Серида, – спокойно объяснила первая.

– Как насчет этой?

Фру перевернул обратно несколько листов пергамента и нахмурился, перебирая пальцами лады. Его лицо прояснилось, и он начал мелодию с хитрой сменой высоты в середине куплета. Женщины кивнули со смеющимися глазами и присоединились к нему в задорной песенке о Белом Вороне. Оторвавшись от работы, Ориал добавила свое сопрано, и Фру перешел в более низкую тональность, их голоса то сливались, то расходились, создавая изящную гармонию. Я внимательно слушала, ловя себя на том, что киваю в такт, но хотя мелодия оставалась неизменной, слова растворились в хаосе, как только певцы дошли до припева.

Смеясь, Фру перестал играть, и Ориал захихикала. Она сказала что-то женщинам, и я вновь прокляла свое незнание языка.

Целительница посмотрела на меня.

– Беда с этим джалквезаном: все знают разные варианты!

Она повторила слова первой женщине, и та, пошевелив губами, кивнула.

– Тогда еще раз.

Фру снова заиграл, и на этот раз они запели в лад, их задорное исполнение расшевелило все становище. Народ подходил и начинал подпевать, каждый подлаживался к словам большинства.

Когда они закончили, первая женщина посмотрела на меня.

– Ты еще должна зажечь огонь в очаге, не так ли? – Она говорила на тормалинском почти без акцента. – Это надо сделать прежде, чем солнце начнет садиться.

Она встала, и я осторожно положила песенник на землю рядом с Фру.

– Ты присмотришь за моей книгой, если я оставлю ее с тобой? – нервно спросила я.

– Как за ребенком моей крови, – обещал менестрель. Поскольку во время наводнения он лучше позаботился о своей лютне, чем о Зенеле, я поняла, что он не шутит.

Пересекая поляну, я столкнулась с женщиной, когда она выходила из своего дома со связкой лучины.

– Меня зовут Ливак.

– А я – Алмиар. – Недостаток плоти на костях и дубленая, как лайка, кожа не позволяли точно определить ее возраст, кроме того, что она из поколения моей матери. Ее рыжие волосы щедро посеребрила седина, а теплые, глубоко посаженные глаза окружала сетка веселых морщин. – Мы очень рады тебе, дорогая.

– Меня интересует песня, которую вы пели, – небрежно обронила я. – Как получилось, что все вы знаете разные слова, особенно джалквезан?

Алмиар раскладывала аккуратный костер в выложенной камнями яме, помещая среди лучины спрессованные комки сушеного мха.

– Таким вещам учатся у материнского бока, – пожала она плечами. – Как она училась у своей матери и так далее, назад по Древу Лет. Все растет и изменяется, слова не исключение.

Иначе говоря, с каждым повторением, с каждой сменой поколений в текст закрадывались изменения, пока то, что когда-то могло быть эфирным заклинанием, не превратилось в тарабарщину. Мой былой оптимизм камнем пошел кб дну: не будет того мгновенного откровения, что отправило бы меня прямо к пиру в конце баллады, не так ли?

Алмиар протянула мне кремень с огнивом, а потом, через отверстие для дыма в центре крыши, посмотрела на солнце.

– Ты еще можешь использовать зажигательное стекло, если хочешь.

Но в песнях, доносившихся снаружи, все еще бился пульс эфирной магии. Я откашлялась.

– У меня есть другой способ зажечь огонь.

Я встала на колени возле Алмиар и глубоко вдохнула, чтобы унять тошноту в желудке. Высшее Искусство не раз вторгалось в мой ум и преследовало меня с безжалостными целями. Я всегда колебалась насчет того, чтобы использовать его самой, но это было совсем незначительное заклинание, одно из очень немногих, которые я знала, и вполне безобидное, не более чем праздничный фокус, каким я сочла его поначалу.

– Талмия меграла элдрин фрес.

Не хранят ли мудрость Народа те женщины, что постарше? Если они увидят, что я тоже кое-что знаю, они непременно поделятся ею.

Алмиар даже испугалась, когда желтые язычки пламени заплясали среди щепок и мох ярко вспыхнул.

– Как ты это сделала?

– Это что-то вроде чар.

– Вот здорово. – Восхищение победило страх. – Значит, ты – маг, как твой мужчина?

Я покачала головой.

– Его магия – магия стихий. А это – прием более редкой магии, которую называют Высшим Искусством. У Народа нет подобных заклинаний?

– О нет, я в жизни не видала ничего подобного. – Брови Алмиар поднялись, и я бы поставила все деньги, когда-либо проходившие через мои руки, что она говорит правду. – Это чудо, верно?

Я улыбнулась, чтобы скрыть разочарование. Алмиар внезапно стала озабоченной.

– Ты ведь не покажешь детям, нет? Они начнут баловаться с кремнем и огнивом, и хотя дрова такие мокрые…

– Нет, не покажу, – успокоила я ее. – Но ты могла бы использовать его для своего очага, научить своих подруг.

Если маленький огненный трюк распространится, возможно, он зажжет где-то искру памяти или узнавания. Сейчас я бросала руны наугад, но ничего лучше придумать не могла.

– Попробуй сама, – предложила я, расчищая клочок земли, прежде чем аккуратной кучкой сложить растопку. – Почувствуй песню в словах.

– Может, и вправду попробовать? – Искушение боролось в ней с врожденной склонностью к благоразумию.

– Просто сосредоточься на словах, – подбодрила я ее.

– Талмия меграла элдрин фрес.

По крайней мере, слушая Алмиар, я убедилась, что ритм Лесного языка звучит в непонятных словах. Слабое мерцание осветило растопку.

– Это и правда здорово! – Радость успеха засияла в карих глазах Алмиар. – Ну, ты будешь готовить для своих мужчин нынче вечером или хотела бы поесть у моего очага?

– Они не мои мужчины, – объяснила я ей. Будь они моими, они предпочли бы мне любую стряпуху. – Мы сочли бы за честь поужинать с тобой.

Алмиар задержалась у двери.

– У тебя инстинкты твоей крови, дитя, хоть ты и выросла как инородка. – Наклонив голову, она без дальнейших церемоний вышла наружу.

Я посмотрела на стены вокруг себя и вздохнула. Все это очень мило в благоуханные дни весны и лета, но, бьюсь об заклад, зимой тут будет ужасно холодно и сыро. Я бы предпочла иметь крепкий каменный дом, и широкий очаг, и желательно деньги, чтобы держать служанку, которая будет гнуть спину над стряпней и уборкой.

Недоумевая, куда делись мои спутники, я вышла, моргая, на солнце. Народ был занят у своих домов. Приветливо улыбаясь, подошла какая-то женщина, чтобы оставить возле нашей двери груду кухонных горшков, а одна девочка застенчиво предложила мне миску кресс-салата, собранного у соседнего ручья. Я могла бы купить и то, и другое в пределах пол-улицы от моего дома в Ванаме.