Удача игрока

Глава 4

Эта очаровательная песня, любимое творение Лесных менестрелей, бесспорно, показывает, что, каким бы чуждым ни казалось нам это племя, мы все воздаем должное почтение одним и тем же богам.

– Благодарю за превосходный ужин.

Сорград поклонился Альмиар с непревзойденным изяществом, взмах его облаченной в бархат руки игнорировал грязь, пачкающую янтарную ткань. Заходящее солнце пробилось сквозь листву и заиграло на вышивке его камзола.

– Не стоит благодарности, – ответила женщина, немного смутившись.

– Чтобы утолить голод, довольно хорошей кухарки, но чтобы усладить нёбо, требуется работа мастера.

Сорград вещал, как один из тех тормалинских князьков, за которыми, должно быть, таскается Райшед, и я подавила усмешку. Я знала братьев в те времена, когда у них на двоих было трое штанов, три рубахи, две куртки и один потрепанный плащ.

– Да, спасибо. – Я посмотрела на свою миску из яблоневого дерева. – Помочь тебе вымыть посуду?

– Нет. – Альмиар забрала у меня миску. – Если я приглашаю вас есть у моего очага, я не жду, чтобы вы отрабатывали свой ужин.

Я улыбнулась: по мне, это весьма цивилизованный обычай.

– Хочу проведать Зенелу. Встретимся у нашего…

– …круглого дома, – подсказала Альмиар, – суры, на языке Народа.

Она сложила все миски в одну, широкую, в которой раньше лежали зеленые листья, одни знакомые мне, другие – нет, но все довольно вкусные. Подавались они к мясу старого зайца. Порезанное на кусочки и тушенное в глиняном горшке, оно было щедро приправлено травами и покрыто сочным слоем жира. Даже моя мать при всей своей строгости не стала бы критиковать кухарку за подачу такого блюда к столу. Однако я не думаю, что Народ все время питается столь сытно: судя по виду этих людей, им не каждый день удается набить животы.

Мы пошли к нашей суре. Сидя кружком, Лесные жители ели у дверей своих домов. Мне стало интересно, каким должно быть множественное число этого слова. Означает ли оно становище в целом? Я очень мало знала о Народе, чью кровь разделяла, не так ли?

Грен дожевывал лепешку.

– Обычно я не питаюсь листьями.

Я усмехнулась.

– Тогда привыкай.

Сорград разглядывал соседнюю с нашей суру.

– Как по-твоему, они давно обосновались здесь? Тот заяц, к примеру, висел сколько положено.

Я обратила внимание на вытоптанную землю между домами и отсутствие валежника под ближайшими деревьями.

– Достаточно давно, чтобы приносить дрова издалека.

Сорград пожал плечами.

– Итак, что теперь? Ты опять хочешь взяться за песни? Я уже поведала братьям о своем открытии.

– Книга еще у Фру, и, думаю, не стоит его торопить, пусть возьмет из нее все что хочет. Без него нам бы не видать такого гостеприимства. – Я почесала голову, нащупывая засохшую в волосах грязь. – Может, найдем поблизости трактир, поглядим, как идет игра и кто, напившись, будет самым неблагоразумным?

– И этим трактиром будет тот, что в десяти днях ходьбы назад по тракту?

Мы с Сорградом печально улыбнулись.

– Все ведут себя дружелюбно. Думаю, еще несколько дней, и мы могли бы задавать более очевидные вопросы.

Я посмотрела на маленькие жилища – их двери открыты каждому, кто захотел бы войти. Лесные жители кажутся очень доверчивыми. Или у них просто нечего красть? Ведь свои драгоценности Народ стремится носить на себе.

– Все, что узнали маги, говорит о том, что эфирная магия пришла от древних племен.

– Кого ты стараешься убедить? – пренебрежительно фыркнул Грен.

Когда мы проходили мимо дома целительницы, вышел Фру, за ним пахнуло распаренным чабрецом.

– Как Зенела? – спросил Грен, опередив меня на мгновение.

– Ориал уверена, что она поправится, – радостно сообщил менестрель. Он пошел рядом с нами и откинул вверх оленью шкуру, которая закрывала вход в наше жилище. – Кто-нибудь видел сумку Зенелы?

Мы покачали головами.

– Ее унесла река.

Я нырнула внутрь и, помешав костерок, подложила дров, чтобы дать нам и тепло, и свет. По крайней мере Народ строит эти укрытия достаточно давно, чтобы освоить вентиляцию для своих костров, а то я боялась, что мы прокоптимся, как угри на палочке.

– Чего хочет эта девица? – поинтересовался Сорград.

– Драгоценности, – нехотя признался Фру.

– Драгоценности? – Мне показалось, что я ослышалась. – Девчонка едва не утонула, вся закутана в Дрианон знает что, воняющее припаркой, и хочет прихорошиться на случай, если кто-то вдруг заглянет?

– Не в том дело. – Голос Фру стал жестким. – Ты поняла б это, если бы знала что-нибудь о Народе, чья кровь течет в твоих жилах.

– Это совершенно ни к чему, – отрезал Сорград.

– Нет, все правильно. – Я скрыла неожиданную боль от слов менестреля. – Зачем ей драгоценности?

Пламя костра плясало, и на лицо Фру ложились резкие тени.

– Зенела хочет пожить среди Народа.

– Но она не Лесной крови, – с сомнением возразил Сорград.

– Это не преграда. – Глаза Фру были скрыты в темноте, но голос звучал немного застенчиво. – Она увлеклась балладами и сказаниями, особенно романтическими.

Ну и дура. Я сохранила бесстрастный вид. Еще одна глупая девчонка, ищущая любви в совершенно неподходящих местах, – не моя забота.

– А драгоценности?

– Среди Народа так заведено, что мужчины дарят женщинам, которым они… гм… покровительствуют, некие презенты из золота или серебра. – Деликатность Фру была опровергнута его широкой усмешкой. – Если женщина носит драгоценности, это значит, что она готова принять предложение, и обычно считается, что чем опытней женщина, тем лучшей женой она станет.

Грен похотливо ухмыльнулся.

– И каков действующий тариф для благосклонности?

– Вы инородцы, не понимаете, да? – Фру покачал головой. – Не имеет значения.

Интересно, какой вывод сделали женщины из того факта, что я не ношу никаких видимых драгоценностей?

– Думаю, мы могли бы что-нибудь найти. – Я многозначительно взглянула на Грена.

Фру кивнул, но без особой надежды.

– А где Узара?

– Его пригласили ужинать с Рэвином, – объяснила я. – Ты поел?

Менестрель кивнул.

– С Ориал. Ты знаешь, что должна ответить на эту любезность у своего очага?

Так вот она, ловушка, во всей этой веселой щедрости.

– Советую тебе поразмыслить над этим, – повернулась я к Сорграду.

– С чего ты взяла, что я буду стряпать? – возмутился он.

– Ты же сам говорил, что я не могу вскипятить воду, не залив костер.

Фру встал.

– Я тоже хочу повидать Рэвина.

Он ушел, захватив лютню с груды ярких одеял, которые мы получили от разных соседей.

– Увидимся позже. – Теперь я повернулась к Грену. – Ладно, так что мы сняли с тех парней на пони, что могло бы обратить на Зенелу внимание красивого молодого самца, вышедшего испытать свои рога?

Грен задрал рубаху, размотал с талии кусок полотна и развернул его.

– Не знаю, где они охотились, но пожива оказалась богатой.

Я поднесла брошку с аметистом ближе к костру.

– Вридская работа, ты так не думаешь? – Я передала ее Сорграду, который лучше меня разбирался в драгоценностях.

– Почти наверняка. Я бы сказал, они работали на Озерной дороге. – Сорград изучал ожерелье. – Возможно, спускались от Битарна. Оно сделано в Озерном краю, как и то кольцо с узором из листьев.

Я взяла серебряное кольцо.

– Зенеле оно было бы почти впору. И раз уж нам не пришлось по-настоящему трудиться, чтобы добыть это, почему бы не отдать ей пару вещиц?

– Назови мне хоть одну уважительную причину, кроме очевидной, – воспротивился Грен.

– Соргрен, девочка хворает и воняет чесноком! И ты же сам сказал, что не интересуешься ею, – напомнила я горцу.

– То было раньше, когда она играла в барыню, – парировал Грен с блеском в глазах. – Теперь сапог на другой ноге.

– Нам нельзя портить отношения с этими людьми, – доказывала я, – если хотим узнать нечто такое, что можно превратить в деньги и преимущество.

– Мы поможем Ливак снискать почет у Д'Олбриота, а он убедит Драксимала отозвать своих псов. – Сорград устремил на брата строгий взгляд.

– Ты ведь не хочешь следующие пять лет своей жизни томиться в солурской деревне, нет?

Я надеялась, что отказ благородного дворянина не сделает из меня лгунью. Пожалуй, Райшеду будет всего сподручнее затронуть эту тему. Он может поговорить с эсквайром Камарлом, который медленно, но верно продвигается вперед среди остальной своры, пресмыкающейся ради благосклонности Главы их Дома.

Грен притворился, будто обдумывает это.

– Нет, я предпочитаю города покрупнее и ближе друг к другу и женщин пониже ростом и не таких ограниченных.

– Ты можешь навести мосты здесь, если у тебя будет что предложить в знак твоего уважения, – наставлял брата Сорград.

Грен засмеялся.

– Так как мы поделим это? Несколько вещичек для девочки, а остальное на троих? Как я понимаю, наш маг не утруждает себя подобными пустяками?

– Не думаю, что его стоит утруждать, – согласилась я.

Сорград быстро рассортировал трофеи на три кучки, равные по ценности и содержанию. Он отложил в сторону золотую цепочку, кольцо с лиственным узором и медный браслет с полированным янтарем.

– А это для Зенелы.

– Боюсь, это припишет ей больше опыта, чем она может предъявить, – заметила я.

– Мяу, – ухмыльнулся Сорград.

Услышав снаружи шаги, я сгребла свою долю и торопливо сунула в карман. Тень упала на порог, Узара поднял дверную занавеску.

– Я вам не помешал?

– Ты хорошо поел? – Я небрежно поправила куртку, чтобы скрыть оттопыренный карман.

– Да, очень славно. – Узара оглядывал нас с легким подозрением.

– Ты умеешь готовить? – поинтересовался Сорград, опережая его вопросы. – Твоя магия простирается до мирских дел?

– Вообще-то простирается, но мои таланты относятся главным образом к земле, а не к огню и связанным с ним навыкам, – осторожно ответил Узара.

– Ты говоришь, что огненные маги – хорошие повара? – вмешалась я, заинтригованная.

– Как правило, – кивнул Узара.

– Тогда ты будешь командовать, когда придет время отблагодарить этих людей за ужин, который они нам устроили, – твердо решил Сорград.

Грен встал.

– Пойду навещу Зенелу, – молвил он с хищной улыбкой и ушел.

– Она сама виновата, – пожал плечами Сорград. – Зачем корчила из себя недотрогу? Скажи Грену, что он не может чего-то иметь, и это его только раззадорит. Грен лишь ждал случая усыпить ее бдительность.

– Ты прав, – согласилась я.

– Так о чем вы только что говорили? – Узара перевел взгляд с меня на горца.

– Ты знал, что Лесные девушки ожидают драгоценностей в обмен на свою благосклонность? – спросила я мага.

– Нет, я этого не знал.

Даже в свете костра была видна краска, залившая его высокие скулы. Узара никогда не заработает на жизнь игрой, если румянец будет так легко его выдавать.

Сорград понял что-то, чего я не поняла.

– Кто-то строил тебе глазки?

– Две молодые женщины выразили интерес к моей магии. – Узара пытался изобразить безразличие, но потерпел неудачу.

– Твоей магии? – с деликатным скептицизмом переспросил Сорград.

– Да. – Узара откашлялся. – Кажется, они действительно заинтригованы ею, не то что те недоверчивые крестьяне. – Мага все еще терзала обида.

Сорград бросил серебряную цепочку из звеньев в форме ромбиков, и Узара поймал ее с удивительной легкостью.

– Держи, будет чем оживить глаза девушки, когда дашь ей вкусить своих талантов. – Его намек был так же очевиден, как свинья в мантии жреца.

– Я не устраиваю торжества по случаю редких побед, но все же спасибо, – холодно ответил Узара.

– У тебя кто-то есть там, в Хадрумале, или… – заколебалась я, – …у тебя те же пристрастия, что и у Шива?

– Прошу прощения? – Маг выглядел шокированным. – Нет, нет, мои… пристрастия – к женщинам, когда я решаю потакать им. И у меня нет ни с кем особых отношений, хотя тебя это вряд ли касается.

Я подняла руку.

– Я не хотела тебя обидеть.

– Изучение магических дисциплин в Хадрумале оставляет мало времени для всяких развлечений. – Неприступность Узары помимо его воли казалась жеманством.

– К тому же – маленький город, поэтому ты не гадишь на собственном пороге? – усмехнулся Сорград. – Почему бы не погулять здесь, пока есть возможность? Какая-нибудь девочка могла бы поделиться тем, что знает, если ты покажешь ей… свое колдовство. – Он встал и смахнул грязь с камзола. – Если я сумею привести себя в приличный вид, то пойду и посмотрю, так ли этот Народ искусен с рунами, как утверждает молва.

Как только Сорград ушел, я повернулась к Узаре:

– Где ты пропадал весь день?

– Разговаривал с Рэвином и прочими. – Маг вздохнул. – Здесь собрался Народ из горсти отдельных родов, если не больше. Ты это знала? Это не семья в обычном смысле слова. Зимой эти люди оседают где-то, работая вместе сезон-другой. А приходит весна, они разделяются, создают новые союзы и идут дальше. Одни остаются со своей кровной родней, другие вливаются в разные группы, непрестанно путешествуя с ними. Никто из них не имеет понятия о доме. Некоторые были с Рэвином весь летний период, другие присоединились к нему прошлой осенью, этой весной и даже в последние несколько дней.

– Все растет, все изменяется: бутон, цветок и плод, – вспомнились мне давние слова моего отца, и я сама не заметила, как произнесла их вслух. – Прости. Так в чем суть?

– Я действительно не понимаю, как здесь можно узнать что-либо ценное, – с сомнением произнес Узара. – Судя по тому, что мне удалось выяснить, тут нет преемственности родства, или обычая, или истории. Я целый вечер сидел с Рэвином и еще тремя мужчинами, обсуждая паводки и прочие катаклизмы в здешних краях. Даже когда они соглашались по поводу какого-то особого происшествия, у них были разные версии событий. Как мы определим, что в этих рассказах прибавление, упущение или просто выдумка?

– Мы здесь не для того, чтобы писать новую главу в Анналы Кола. Мы ищем любое знание, спрятанное в песнях. – Я удачно скрыла личные сомнения под маской оптимизма.

– Ты нашла кого-нибудь для перевода тех кусков, которые Фру оказались не по зубам? – Маг снова вздохнул. – Судя по тому, что я вижу, этот Народ путешествует так широко, что нынешнее поколение уже почти не говорит на своем родном языке.

– Те, что постарше, все-таки принесли пользу, – парировала я. – Я не собираюсь пока сдаваться.

– Здесь очень мало тех, кто перешагнул за свое второе поколение, – заметил Узара, качая головой. – Жизнь в диком лесу коротка, Мизаен скупо отмеряет ее чашу. Если найдутся какие-то древние мудрецы, что корпят над тайнами утраченной магии на укромных прогалинах, я съем тот песенник.

– Не вся мудрость и знание должны быть записаны чернилами и заточены в библиотеках, – отрезала я. – Если ты решишь, что ничего невозможно найти, то так оно и будет. Ничего нельзя знать заранее. Единственные несомненные вещи в этой жизни – восход солнца, закат и дверь Сэдрина в конце ее.

Чем более побежденным казался маг, тем сильнее мне хотелось доказать, что он не прав.

– Пойду посмотрю, нашел ли Сорград стоящую игру.

Выйдя из суры, я оглядела становище. Детей загоняли в постель, и кое-кто из взрослых уже сидел у костров, размещенных так, чтобы было удобно грозить шалунишкам, выглядывающим из-за дверных занавесок. Группа усталых женщин отдыхала за вином и разговорами, отложив рукоделие в сторону, как только света перестало хватать. Компания мужчин с головами скорее белыми, чем медными, сидела у подставки с копьями, их экспансивные жесты явно подкрепляли воспоминание о выдающейся проделке юности.

Это была уютная картина, и я почувствовала себя совершенно лишней. Убегая от постылой семейной жизни в Ванаме и, недавно, в Зьютесселе, я никак не ожидала найти ее в диком лесу. А как же песни, которым учил меня отец, о великих приключениях, непокорных характерах, озорстве и веселье? Как же Высшее Искусство, которое – я была так уверена – должно лежать в основе подобных сказаний? Не уговорила ли я своих спутников на погоню за тенями в тумане?

Я сжала зубы. Если это действительно так – мы отправимся дальше. Незачем всем сокрушаться из-за того, что реальность жизни среди Народа не отвечает моим праздным фантазиям. Я никогда не тосковала по оставленному Ванаму и не собираюсь сожалеть о жизни, которой никогда не знала. Я поискала глазами того красивого парня с переплетенным ожерельем. Ни его самого, ни его веселых приятелей нигде не было видно. Не было и разукрашенных девиц, которые днем носили дрова и воду, обмениваясь сплетнями и кокетливыми взглядами.

Обрывок музыки поплыл на ленивом ночном ветерке. Слабо улыбнувшись, я последовала за ним в густую темноту леса. По крайней мере моя Лесная кровь обеспечила меня лучшим ночным зрением, чем инородцев, – единственное полезное наследие отца в моей скитальческой жизни. За отлогим пригорком мягкий отсвет костра золотил кольцо древесных стволов, и я осторожно направилась к нему.

Одна, в темноте, я нащупала свою долю трофеев, доставшихся нам от грабителей. Я могла бы украсить себя отборными вещицами для отражения своих побед, но стоит ли? Я бы только звенела, как погремушка, и я не принимаю предложения, не так ли?

Я вытащила кожаный ремешок, который ношу на шее, и взвесила на ладони висевшие на нем кольца. Одно золотое кольцо, выигранное у страшно глупого кузена Камарла на Солнцестояние, ничем не выделялось, кроме веса благородного металла, чтобы выкупить меня из беды, если не будет другого выхода. Второе представляло собой узкую полоску червонного золота, искусно отогнутую по краям и изящно гравированную волнистыми узорами, которые так любят южные тормалинцы. Подарок Райшеда мне на Солнцестояние.

Вряд ли моему тщеславию льстит, что эти люди думают, будто Узара – лучший, кого я способна привлечь, но если б я носила это кольцо как напоминание о Райшеде, никто бы здесь не узнал, что оно означает. Я спрятала кольца обратно под рубаху, а остальные драгоценности сложила в кошелек. Пусть Народ думает обо мне что хочет. У меня есть более важная рыба для жарки.

Лиственная прель под ногами сменилась мягким ковром из упавшей коричневой хвои, и зеленый весенний подлесок больше не задевал мои ноги. Мох цеплялся к корявым скрученным корням, что хватались за холм, словно древние пальцы. Я положила ладонь на грубую слоистую кору тиса. Это было молодое дерево, прямое и крепкое, древесина здоровая и упругая. Я двинулась ближе к свету, где деревья согнулись под тяжестью лет. Время и гниль съели их мертвую сердцевину, дуплистые стволы растрескались. Но наружные слои остались сильными и крепкими, новая древесина текла, как глина, поверх старой. Отблески костра стали ярче, я услышала голоса и смех.

В центре рощи стояло самое старое дерево, приземистое, с глубокими трещинами в полом стволе. Его ветви выгибались наружу, склоняясь к мягкому слою иголок. Некоторые снова укоренялись, выпуская яркие ростки в окружении сухих упавших сучьев. Центральное дерево было увенчано весенней зеленью, пушистые побеги блестящей хвои поднимались над древними сучьями. Я вдохнула смолистый запах, и в памяти ожили воспоминания детства. Нет, это неприрученное место не имело почти никакого сходства с ухоженными рощами тисов, выращиваемых для луков в городах Энсеймина. Однажды я спросила мать, почему эти таинственные деревья так строго огорожены, и разочарованно услышала ее объяснение, что все дело в ядовитых ягодах. Глядя на это могучее дерево, претендующее на свою землю и расширяющее свои владения сеянцами и ветвями, я почувствовала, что моя детская фантазия была оправданна. Те деревья огораживали, чтобы не дать им вырваться на свободу и свергнуть тиранию кирпича и камня.

Но это была всего лишь детская фантазия. В данный момент я нашла то, что искала. Народ сидел на упавших ветках и там, где живые руки дерева опускались вниз, предлагая свои объятия. Несколько компаний вокруг костра кормили его хворостом, подаренным этим деревом-великаном и его дочерьми. Пламя – ярко-желтое вверху и белое в середине – трещало и металось, как живое.

Пока я раздумывала, как бы проникнуть в это общество, один из Лесных жителей оглянулся, и я узнала красавчика парня.

– Присоединяйся к нам, – пригласил он, протягивая руку.

– Всем добрый вечер.

Я села радом с красавчиком и дружелюбно улыбнулась. Три пары женских глаз изучали меня на предмет украшений, и мне польстил намек разочарования во взглядах мужчин.

– Ты Ливак? – вежливо спросил один. – Нашей крови, но инородка?

Его волосы и короткая борода выглядели скорее каштановыми, чем рыжими, хотя в этом, возможно, было повинно освещение. Его лицо с круглой челюстью и тяжелыми бровями можно найти где угодно в восточном Энсеймине, но живые зеленые глаза, несомненно, принадлежали Народу.

– Верно. – Я вспомнила фразу из старой песни. – Мой отец бросил свои грезы на ветер и последовал за ними. Он был менестрелем и остановился на некоторое время, чтобы петь для моей матери, которая жила в одном из городов Энсеймина. – И которая больше не находила удовольствия в музыке после его ухода. Но я отбросила эту внезапную неуместную мысль.

Девушка радом с ним что-то сказала. Я не поняла что, но наверняка это было нечто гадкое, судя по ее подозрительно сладкой улыбке.

– Я мало говорю на языке Народа, – улыбнулась я парню со всем своим очарованием.

– Ничего страшного. Мы все учим язык инородцев для торговли и путешествий. Речь Народа, приходящего издалека, часто кажется странной даже нашим ушам, – улыбнулся он в ответ. – Я Паруль.

– Я Салкин, – назвался красавчик с ожерельем. Представились и остальные. Тощего юношу с костлявым лицом и веснушками, которые служили больше огорчением, чем украшением, звали Нинед. Девушки, сестры с ладными фигурами и тугими кудрями темно-рыжих волос, звались, начиная с младшей, Йефри, Гевалла и Рузия. Все носили по паре простеньких безделушек и выражение робкой надежды на лицах.

– А что вы делаете?

На квадратном куске кожи были разложены руны – деревянные, каждая длиной в половину моей кисти в отличие от моих костяных, длиной с фалангу пальца. Три треугольника, образованные из трех рун, соединялись в большой треугольник, создавая четвертый в центре – точно как символ рождения.

– Смотрим, какое будущее предскажут нам палочки судьбы, – хихикнула одна из девушек, Гевалла.

– Как интересно, – протянула я.

– Вы делаете это там, за пределами дикого леса? – спросил Салкин.

Я почувствовала острый запах свежего пота на его чистом теле.

– Мы играем в руны, иногда на деньги, – тихо ответила я. – А вы?

Паруль кивнул на оживленный кружок с другой стороны костра.

– Конечно.

Посмотрев туда, я увидела две яркие белокурые головы среди рыжих и каштановых. Значит, Грен решил охотиться на более многообещающую дичь, чем Зенела. Ну и хорошо, потому что я не могла представить себе, чтобы ее романтические идеи выдержали столкновение с ним.

– Палочки судьбы говорят вам правду?

Я изображала праздное любопытство, но мои мысли мчались вовсю. Эфирная магия – это магия ума. Я видела достаточно гадалок, чтобы знать: эти шарлатанки выводят четыре пятых любого своего предсказания из одежды, или акцента, или манеры поведения. Но не владеет ли Народ недостающей пятой частью? Возможно, есть какое-то Высшее Искусство, спрятанное в диком лесу. Я стреножила свое возбуждение, но все же спросила себя: где бы найти менее драгоценную книгу, чтобы Узара подавился ею?

– Если ты искренне хочешь знать, руны будут говорить с тобой. – Рузия взяла палочки, уложила трехгранные стержни в большой треугольник и хлопком выровняла их концы.

– Как?

Одна женщина в Коле утверждает, будто она – алдабрешка и неплохо зарабатывает гаданием на цветных камешках. Ее уловка – это изречения, настолько смутные, что отвечают на любой вопрос.

– Ты можешь спрашивать что-то конкретное, – ответила за сестру Гевалла с нетерпением на лице, – или раскладывать палочки для предсказания.

– Или для представления, где ты находишься и куда идешь, – добавила Йефри.

– Они – точный проводник? – Я ничем не выдала свой скептицизм.

– Когда как. – Салкин раскинул руки. – Тем, кто доверяет палочкам, показывается правда. Для тех, кто сомневается, руны падают без значения.

Удобное толкование для ошибок.

– Кто раскладывает палочки?

Если результатами манипулируют, должна быть направляющая рука.

– Тот, кто спрашивает. – Йефри говорила так, словно это было очевидно.

– Они будут работать для меня? – медленно спросила я. – Как инородки и неуверенной в них?

Обе девушки посмотрели на Рузию, которая вертела руну меж пальцев, как профессиональный игрок.

– Палочками управляет вера. Если ты веришь, они скажут правду. Я прочту их для тебя, если хочешь.

– Мне любопытно, – протянула я, – и я готова верить. Этого достаточно? – В моих словах проскользнул вызов.

Темные глаза Рузии решительно засияли. Она покатала руны в ладонях и вытащила одну.

– Это твоя руна рождения?

Я держала в руках полированное тисовое дерево, разглядывая три его грани. Резные символы выглядели немного непривычно, но это, без сомнения, были Источник, Арфа и Зефир. Я медленно кивнула.

– Отец сказал мне, что вытащил эту руну, когда я родилась, что это – счастливые символы для меня.

Могла ли Рузия узнать это от Грена или Сорграда?

– Рузия всегда может вытащить чью-то руну рождения, – с гордостью сообщила Йефри.

– Значит, он точно был нашей крови, – заметил Салкин. – Только Народ берет единственную палочку и читает все три грани вместе. А у инородцев полно всяких странных ритуалов.

– Люди Гор вытаскивают единственную руну, – поправила его Рузия с ноткой упрека.

Один шанс из девяти – не так уж невозможно. Я посмотрела на Рузию и указала на Грена.

– Ты не говорила с ним?

– Нет. – Она полуобернулась, не вставая с места. – А что?

– Ты могла бы вытащить его руну рождения и что-то прочесть по ней, даже ничего не зная об этом человеке?

Рузия кивнула, воинственный блеск вспыхнул в ее глазах.

– Проверка?

– Давай, Рузия, ты же можешь, – подбодрила ее Гевалла. Остальные кивнули, совершенно уверенные в талантах девушки.

С минуту Рузия задумчиво смотрела на девять палочек в своей руке, потом глубоко вдохнула и выдернула одну из пучка.

– Это его руны рождения?

– Что ты читаешь в них? – парировала я. Рузия поджала губы.

– Шторм – господствующая из этих трех, сильная руна, мужская. Он склонен к вспыльчивости и неприятностям.

Что было бы верно для любого мужчины в подходящих обстоятельствах.

Рузия повернула руну.

– Молния, поэтому он склонен к внезапному вдохновению, но… – Она заколебалась. – Удар молнии бывает пагубным, он поджигает и может причинить огромное разрушение.

Я увидела в ее глазах любопытную отрешенность. Все остальные были поглощены гаданием, и я придержала язык. Рузия продолжала, устремив взгляд на что-то невидимое.

– Куранты звучат, когда их ударяют, поэтому он имеет репутацию, которую не желает опровергать или скрывать. Удары – это жестокость, хотя… – Девушка запнулась. – Мне нужен его небесный знак. – Она потянулась за еще одной палочкой рун и издала невнятный возглас удивления.

– Это не руна небес. – Йефри взяла у нее палочку. – Как же ты промахнулась?

Рузия покраснела и снова протянула руку, но вдруг остановилась.

– Что управляло небесами при его рождении? – спросила она меня.

– Не знаю.

Этот вопрос никогда не возникал.

На минуту глаза Рузии стали далекими, когда она водила пальцем по первой палочке.

– Это руна гор, связанная с ветрами, шумом и разрушением. Есть что-то зловещее… я не могу сказать больше, не зная его небесного знака.

Вся компания повернулась и с сомнением уставилась на обоих братьев, поглощенных игрой с группой молодых мужчин. Я пошла туда и встала за плечом Грена. Он повернул голову.

– Твои руны рождения, Грен, ты часто к ним обращаешься? – небрежно спросила я.

Грен снова взглянул на шумную игру.

– Нет, разве что требую эту кость, когда мы тянем жребий.

– А какая твоя небесная руна?

– Пустая. – Грен обернулся с озорной усмешкой. – Я родился в двойное новолуние. – Он широко распахнул свои поразительно голубые глаза. – Рожден, чтобы быть повешенным, так они сказали.

– Кто сказал?

– Ну что, Песочный ушел искать хорошенькую шейку для той цепочки? – злорадно усмехаясь, вмешался Сорград.

– Когда я уходила, он укладывался спать. – Я посмотрела на Сорграда. – Это был щедрый жест.

Он ухмыльнулся в мерцающее пламя.

– Я бы заплатил еще два раза по столько же в благородных монетах за этакое развлечение. И теперь мы знаем, как заткнуть магу рот. – Он полез в карман и надел на палец изумрудное кольцо-печать. – Что поставишь против этого, если я скажу, что завтра утром какая-то девица будет щеголять в том ошейнике, а у Песочного появится упругость в походке?

– Никаких ставок. – Я покачала головой. – Следи за тем, с цепочными браслетами, – прошептала я на ухо Грену, прежде чем вернуться к Салкину и его друзьям.

Я села у кожаного квадрата.

– У него нет небесного знака, Рузия, он родился в новолуние обеих лун.

Девушка пробормотала что-то на Лесном языке, и я вновь прокляла свое невежество.

– Что это означает? – спросила я.

– Это… предвещает несчастье, – изрекла Рузия, положив конец расспросам.

Что это – только суеверная чепуха или некое знание, разделяемое древними расами?

– А что могли бы руны рассказать обо мне?

Девушка вручила мне палочки с вызовом в глазах.

– Положи их, как я тебе скажу, и мы поглядим, а? Не смотри на них, не выбирай, просто клади.

Я взяла у нее руны и небрежно провела пальцами по гладкому дереву, отполированному от долгого употребления. Насколько я могла определить, там не было никаких мелких зазубрин или выемок, которые расскажут опытным пальцам куда больше, чем может увидеть глаз.

Рузия смотрела на меня в упор.

– Сначала одну, поперек, – приказала она, – теперь две под ней, снова поперек, и под ними еще три в ряд.

Я сделала, как было велено.

– Остальные – по одной на углах треугольника. Нет, указывающими наружу, вот так.

Я выпрямилась.

– Ну, что они говорят?

Рузия подняла первую палочку, которую я положила, и показала мне символ на ее основании.

– Ты родилась под защитой солнца.

– Верно, – кивнула я, дивясь тому, что первой оказалась именно небесная руна.

– Второй ряд говорит о твоем характере. – Девушка посмотрела на верхние символы, обращенные ко мне. – Молния – значит ты считаешь себя творческой натурой, Зефир – везучей. – Она посмотрела на другую сторону палочек. – Какой видят тебя другие люди? Шторм говорит о том, что они находят тебя тяжелым человеком, склонным к несогласию. Источник? Они думают, что ты многое скрываешь.

Я улыбнулась. Пусть-ка попробует прочесть то, что я скрываю под моей веселой беззаботностью, если хочет.

Рузия подняла палочки, чтобы увидеть руны, обращенные лицом к коже.

– А эти говорят о твоей истинной сущности. Куранты звучат для смелости, решительности. Арфа – это знак ремесла, искусства, сноровки.

Стало быть, эта девушка хорошо разбирается в людских характерах, даже при кратком знакомстве. И новости о приезжих обегают любую деревню, как собака с костью в зубах. Несомненно, Рузия весь день прислушивалась к сплетням.

– А что остальные? – Я указала на нижний ряд из трех палочек.

– Это твоя мать, ты сама и твой отец.

– Продолжай.

Посмотрим, расскажет ли Рузия что-нибудь существенное о моих родителях.

Она показала мне Сосну, первую из рун на верхних гранях, смотрящих на меня.

– Твоя мать сильная, как это дерево, но достаточно гибкая, чтобы выдержать бурю.

Да, сколько раз я видела гнев моей бабушки, падающий как летний гром, и хотя моя мать оставалась пассивной, в конечном счете она сопротивлялась ее ярости.

– Но есть и несчастье там. Лес. – Рузия нахмурилась, глядя на следующую руну в ряду. – Это к находчивости, но также к потере. Или к тому, чтобы потеряться самой. Дальше идет Тростник, это к податливости, но также к слабости.

Я удержала на лице маску вежливого интереса, стараясь не вспоминать, как мать то жаловалась на судьбу, обремененную внебрачным ребенком менестреля, то кляла себя за трусость, что не ушла вместе с ним. Но ведь любую комбинацию рун можно истолковать так, чтобы высечь отклик из любой жизни, верно?

– Я слышала, что с этими символами связываются и другие черты, и их много, – деликатно промолвила я. – Тормалинцы называют Тростник символом Дрианон для верности в браке. В Каладрии он означает шепот Аримелин, несущий сны.

– Рузия всегда знает, какой смысл применять. – Йефри словно удивилась, что мне понадобилось спрашивать.

Остальные горячо закивали.

Рузия посмотрела на меня долгим взглядом, прежде чем заняться рунами на противоположных гранях.

– Для твоего отца: Волк – это честолюбие, но также неутоленный голод. Дуб – это сила, живучесть, но также упрямство, пустота. Лосось – это путешествие, плодовитость. – Она слегка улыбнулась. – Но также и принуждение, перевешивающее все прочее. Мы можем остановиться, если хочешь, – предложила девушка.

Она прекрасно знала, что мой отец был странствующим музыкантом, не требовалось никакой изобретательности для этих так называемых откровений.

Я развела руками.

– Раз начали, пойдем до конца.

– Хорошо.

Она подняла руны, чтобы посмотреть на спрятанные символы на нижних гранях.

– Как их ребенок, ты имеешь Гору – выносливость и дальновидность, но это еще и руна одиночества. Олень – это символ быстроты и отваги, но он может означать, что ты бежишь от того, чего боишься. Море – это могущество, спрятанные глубины, но также и отсутствие направления.

Мой взгляд не дрогнул.

– Руны говорят правду о твоем рождении и семье, верно? – вмешалась Гевалла.

Я медленно вдохнула, прежде чем ответить.

– В общем, да.

– Тогда давай посмотрим, что содержит твое будущее. – Салкин подвинулся ко мне вплотную.

Я улыбнулась, чуть обеспокоенная, но теперь я вряд ли могла уйти.

– Не только будущее, – Рузия указала на три оставшиеся палочки, лежащие в углах, – но и прошлое, и настоящее.

Учитывая диковинные события, в которые я угодила полтора года назад, любое истолкование, которое хоть немного приблизится к истине, может означать, что это больше, чем праздничный фокус.

– Руны, смотрящие от тебя, – твое недавнее прошлое, – объяснила Рузия. – Огонь – это новая страсть, может, даже истинная любовь. – Она улыбнулась мне, и я неожиданно ухмыльнулась. – Орел – это знаки или предзнаменования, путешествие.

Я кивнула.

– Барабан – раскрытые тайны, разрыв с чем-то… – Она выглядела неуверенной.

Я ухитрилась сохранить беспечный вид.

– Я много путешествую, все верно. Возможно, они имели здесь недостающую пятую. Рузия посмотрела на три руны, обращенные ко мне.

– Ашал…

– Что? – усомнилась я. – Мы называем это северным ветром.

– Инородцы многое утратили. Посмотри на руну, это ветер, дующий с гор. Это Ашал, холодный убийственный ветер, который сходит с высот в холодные дни зимы. – Рузия была серьезна. – Противоположный Тешалу, тому, что вы называете Зефиром, теплому ветру с южных морей, приносящему дождь и жизнь, – рассеянно добавила она и замолчала.

– Так что означает Ашал для моего настоящего? – напомнила я.

Рузия немного встряхнулась.

– Это либо судьба, либо что-то отсутствующее. Ты что-то ищешь? Метла – это забота о чем-то или, может, благословение? Тишина, ну, это могло бы быть истиной либо изучением… – Она выглядела откровенно сбитой с толку.

– Мы с магом пришли изучать Лесные песни, – подсказала я.

– Это твои руны, не его, – резко возразила Рузия и снова замолчала, озадаченно глядя на символы.

– Так что насчет будущего Ливак? – Салкин придвинулся так близко, словно жаждал участвовать в моей ближайшей судьбе.

Рузия неохотно подняла руны.

– Равнины. Это жизнь, больше того, бесконечность, вечность. А может быть, просто наследство. – Она пожала плечами. – Рог – это вызов, важное известие, но оно может быть и хорошим, и плохим, возможно, предупреждение. Земля – это удача, тяжелая работа, какое-то великое событие. – Теперь она говорила быстро, проводя рукой по волосам. – Ты узнаешь, когда Руны откроют сезоны, но это – могущественные руны, расклад говорит о чем-то важном.

Ну разумеется, узнаю. Легко найти правду в таких смутных обобщениях, если искать ее. Но как насчет полетов фантазии девушки, которые попали неуютно близко к цели?

Рузия снова выглядела озабоченной.

– Ты собираешься идти дальше, да? Если ты привлечешь бурю на свою голову, я бы предпочла, чтобы это случилось где-то в другом месте.

Она абсолютно убеждена в истинах, открытых рунами, поняла я. Кого же она обманывает, себя или меня?

– Дай мне, – протянула руку Гевалла. – Хочу узнать, должна ли я путешествовать за пределы леса этим летом. – Она положила шесть палочек в два ряда, по три в каждом. – Положительные символы в верхнем ряду – причины, по которым я должна путешествовать, отрицательные в нижнем – причины, по которым мне не стоит этого делать, – объяснила она.

– Это только для путешествий? – спросила я.

– Или для любого вопроса, где ответ должен быть «да» или «нет», – в первый раз заговорил Нинед.

Он смотрел на Геваллу с надеждой, и я прислушалась, чтобы понять, не пытается ли он тем или иным способом влиять на ее чтение рун, когда они вшестером обсуждали символы и их уместность по отношению к собственным желаниям Геваллы, ее семье, и что путешествие могло бы означать для нее и для других. Похоже, Нинед не навязывал никакой определенный курс, и все они, казалось, воспринимают это очень серьезно. Перестав следить за напряженной дискуссией, я вытащила из кармана свой собственный мешочек рун и высыпала на ладонь кости с вырезанными в каладрийском стиле знаками.

– Нельзя раскладывать руны дважды в один день. – Рузия подняла голову. – И они все равно тебе не помогут, если ты в них не веришь.

Я еще немного посидела, думая о разных символах и толкованиях, которые Рузия давала им, и мысленно прикинула, какова вероятность того, что те руны лягут на те места и на ту сторону. Затем перебрала все основания для правильных догадок Рузии. Имела она больше, чем четыре пятых, на своей чаше весов?

Меня вдруг охватила усталость. Воспоминания о давно позабытых годах и людях выбили меня из колеи.

– Спасибо, что поделилась своим искусством, – улыбнулась я Рузии, – но это был долгий день. Желаю всем доброй ночи.

– Я провожу тебя. – Салкин вскочил, не замечая огорченного взгляда Йефри.

Я не нуждалась в рунах, чтобы угадать его намерения. Когда мы пробирались по лесу и глаза привыкали к мраку после света костра, он взял меня за руку, чтобы помочь перешагнуть через упавшее дерево. Затем по-дружески обнял за плечи. Когда я не возразила, красавчик опустил руку мне на талию и притянул меня ближе. Активная жизнь Леса сделала его мускулистым и гибким. Я положила свою ладонь на его пальцы – они были сухими и шершавыми. Холодный белый лунный свет сочился сквозь еще не распустившиеся деревья. Он выщелочил все цвета, разбросав вокруг резкие чернильно-черные тени.

Салкин остановился, повернулся ко мне лицом и поцеловал меня, сперва мягко, потом с возрастающей страстью. Я смаковала незнакомую пряность его губ, и ответный жар запылал в глубине моего существа. Открыв глаза, я увидела, что глаза юноши закрыты, напряженность на его лице углублялась с каждым вздохом. Салкин прижал свои бедра к моим, и я ощутила его настойчивость, которая отвечала моей собственной потребности.

Вырвавшись, я отступила на шаг и положила руку на его широкую грудь. Тонкие рыжеватые волоски курчавились под моими пальцами в открытом вороте его туники.

– Я не думаю…

Салкин сжал мою руку, и я почувствовала вожделение, бьющееся под теплой скользкостью пота.

– Нет? – разочарованно спросил он.

– Скоро мы отправимся дальше, – медленно проговорила я. – Я не хочу оставлять между нами незаконченное дело, поэтому лучше не начинать его, ты согласен?

Несмотря на кое-какие из моих девических эскапад, Халкарион любезно решила не бросать звезду мне на голову за эту ложь, и я подкупающе улыбнулась Салкину.

– Давай будем просто друзьями, ладно?

Слышать из своих уст речи, достойные героинь Ниэлло, было уже чересчур, и я порадовалась теням, прячущим мою улыбку. Мужчины с сильным характером принимают отказ – охотно или нет, – но очень немногие потерпят, чтобы над ними смеялись.

Салкин тяжело вздохнул.

– Я провожу тебя до порога, – буркнул он угрюмо, выдавая свою молодость.

– Мне видны отсюда костры становища. – Я покачала головой. – Возвращайся и наслаждайся. Уверена, Йефри будет рада тебе, – добавила я, не удержавшись.

– До завтра.

Он поцеловал меня с решимостью, которая сулила дальнейшее преследование, и вернулся в тисовую рощу.

Я зашагала к кольцу домов. Настроение мое было нелепо приподнятым, но когда я нырнула в нашу суру, готовая поделиться шуткой, там никого не оказалось. Куда ушел маг? Ожидая, что мой покой вскоре нарушат, я выбрала самое мягкое и красивое одеяло и закуталась в него. Но вот становище затихло, а никто из моих спутников так и не вернулся, и я почувствовала себя немного уязвленной. Нет, любопытство и мимолетная прихоть – это еще не повод брать в свою постель молодого мужчину, даже такого соблазнительного, как Салкин, твердо заявила я себе. Пусть я была безответственной в прошлом, и хотя ничего плохого из этого не случилось, во всяком случае, для меня, теперь обстоятельства изменились. Кроме того, Райшед меня избаловал, и от пиликанья второсортного скрипача я только больше стану скучать по нему. Ни с кем из предыдущих любовников мне не было так хорошо, как с Райшедом, а ведь мне в отличие от большинства респектабельных девушек есть с кем сравнивать, призналась я самой себе. Но никакая хандра не сократит лиги между мною и Райшедом, поэтому и не стоит хандрить.

Так что насчет маленькой игры Рузии в скороговорку? Но это была не игра, верно? Рузия верила в то, что говорит, как и все остальные. Но стоит ли придавать этому значение? Стоит ли придавать значение тем нескольким вещам, сказанным ею, которые оказались достаточно близки к правде, чтобы все больше и больше меня тревожить? Куда подевались Грен и Сорград, чтоб им пусто было? Небось соблазняют девиц прелестными безделушками. Я решительно прогнала от себя давно избегаемые воспоминания о детстве, о родителях и всем остальном. Я смотрю в будущее, на новые возможности, и надеюсь разделить их с Райшедом. Вот почему я никак не могу заснуть в этой неуютной, продуваемой сквозняком, дымной лачуге.

Я почти убедила себя в этом, когда неожиданный сон сморил меня.

– Это еще что такое? – изумленно воскликнул Джирран. Кейсил прищурился от солнца.

– Повозки, жители низин, дым…

Стук молотка эхом отразился от гладких склонов долины.

– Да как они смеют! – Тейриол оглянулся на своих спутников за поддержкой.

Эйриз наклонилась со спины серого грубошерстного пони.

– Давайте не будем вмешиваться, – взмолилась она. – Доберемся до фесса, и они разберутся с этим, не так ли?

– Если им хватит духу. – Сомнение омрачило слова Джиррана.

– Пошли. – Кейсил потянул головного вьючного мула за уздечку.

Мул безмятежно последовал за ним, сзади вереницей потянулись остальные. Джирран и Тейриол немного замешкались, сердито глядя на активное движение, теперь ясно видимое, во впадине у ручья. Там стояла горсть фургонов с натянутыми между ними навесами. Маленькие фигуры копошились вокруг груды свежесрубленных деревьев, клубы пыли поднимались из пилильной ямы, и один человек верхом на толстом стволе снимал топором кору и ветки. Остальные с помощью колышков и веревок намечали в грязной траве границы будущего дома.

– Эй, вы там!

Оклик заставил горцев повернуть головы. Мужчина в грубой домотканой одежде въехал на холм на высокой, гнедой лошади.

– Куда вы направляетесь? – Тон его был учтив, но в нем звучала бессознательная власть, от которой борода Джиррана ощетинилась.

– В фесс Тейва, – коротко ответил Кейсил. Мужчина покачал головой.

– Куда?

– В фесс, – с раздражением повторил Джирран. – По-вашему – крепость.

Всадник кивнул, рассеянно поворачивая лошадь. За спиной у него висел лук, а к седлу был приторочен полный колчан стрел.

– У вас с собой нет собак?

– Нет, – протянул Кейсил. – А что?

– Мы пасем овец у реки, – объяснил всадник. – Ну, доброго вам дня.

– Подожди! – Джирран отпустил повод своего мула и шагнул вперед. – Что это значит, вы пасете овец? Кто вам позволил и что вы строите? Как вы смеете рубить в этих лесах?

Но житель низин, не удостоив его ответом, скрылся за холмом.

– Треклятое отродье… – Джирран разинул рот.

– Давайте не вмешиваться, – повторила Эйриз. – Род Тейва расскажет нам, что происходит.

– Может, они сдали это пастбище на лето жителям низин? – не слишком уверенно предположил Кейсил.

– С разрешением рубить и строить? – язвительно вопросил Джирран.

Кейсил дернул повод своего мула.

– Давайте послушаем, что скажет род Тейва.

Они замедлили шаг на длинном подъеме. Далеко впереди, раскалывая поросшие лесом горные лощины, возвышались голые пики, увенчанные снегами. Два длинных гребня заключали мелкую долину в защитные объятия. Крепкий каменный мост соединял берега стремительной реки, высоко несущей свою пену над каменистым руслом. На мосту, пиная ногами парапет, сидел одинокий страж.

– Серик! – Джирран бросил поводья Тейриолу и не оглядываясь побежал к сторожу. – Что происходит в нижней долине?

Пожилой горец сурово посмотрел на склон и оперся на рукоять топора.

– Жители низин, из Ущелья. – Он презрительно сплюнул изжеванный лист. – Появились через несколько дней после того, как вы отправились на юг. Думаю, они претендуют на всю землю вплоть до этого моста, считая, что тут никто не живет!

– Но это ваше зимнее пастбище, – запротестовал Тейриол.

Страж моста свирепо глянул на него из-под густых белоснежных бровей.

– Так пойди и скажи им это, юноша. Нас они не замечают, может, тебя послушают!

– А почему ты здесь, у моста, – Кейсил кивнул на топор, – с этим?

Горец тяжело вздохнул.

– У нас беда.

– Случилось что-то скверное? – Джирран воинственно насупил брови.

– Сквернее не бывает, – угрюмо ответил Серик. – Джедрез возвращался со своим парнем из дальнего леса, когда обнаружил всех этих овец, пожирающих сенокосные луга. Этот тип из Ущелья, он велел Джедрезу убираться, вы представляете, убираться с его земли. А Джедрез говорит: трахай, мол своих овец! Ну, житель низин хотел дать ему в зубы, но наш Джедрез первым ему врезал. За ними погнались, и тогда он велел парню натравить собак на этого ублюдка и его овец, поглядим, мол, как ему это понравится. А житель низин свистнул на подмогу банду воров. – Серик покачал головой. – О том, что было после, малый ничего толком не рассказывает, но, короче говоря, Джедрез оказался мертвым с ножом в спине.

– Ох, – огорченно воскликнула Эйриз. – Бедная Йеврейн! Могу я чем-нибудь помочь?..

Серик повернулся к женщине, его морщинистое лицо смягчилось.

– Она будет рада тебе, я ручаюсь. Шелтий прибыл утром, а в полдень они вынесли Джедреза, так что для нее это был трудный день.

– Как парень? – спросил Кейсил. Серик покачал головой.

– Тяжело это переносит, но его никто не винит. Как он, еще мальчишка, мог справиться со всей этой сворой? Ублюдки отстегали его кнутами!

Джирран и Тейриол разразились яростными восклицаниями, но Кейсил перекричал их:

– Хватит! Здесь от нас никакой пользы. Давайте доберемся до фесса и утешим их, чем сможем.

Они пересекли мост и вошли в длинную долину, где дикая красота деревьев и травы давно сгинула под безобразными грудами битого камня, а земля была изуродована рудниками, старыми и новыми. Несколько человек запруживали ручей, отводя воду в ряд каналов и желобов. Они прекратили работу, разглядывая новоприбывших. Бодрое махание Тейриола осталось без ответа, а мужчины вскоре вернулись к своему занятию.

Эйриз ударила каблуками пони и оказалась у ворот крепости значительно раньше остальных. Стена высотой в два человеческих роста была сложена из массивных, неправильной формы камней, пригнанных так, что даже лезвие кинжала не могло проникнуть между ними, лабиринт их стыков и углов озадачивал взгляд. Бдительные часовые ходили на зубчатой стене, и один, с копьем в руке, перегнулся через парапет, чтобы окликнуть женщину. Эйриз встала в стременах, и когда подошли Джирран и остальные, мощные ворота уже открылись как раз настолько, чтобы впустить по одному вереницу мулов. Кейсил повел своих подопечных через сужающийся туннель, образованный толщей стены.

– Есть место в дальних конюшнях. – Привратник кивнул юному помощнику, и тот сразу запер тяжелые деревянные двери на засов.

– Да стой же ты! – Кейсил напрягся, когда мул нервно попятился от собаки привратника, поджарой зверюги ростом по пояс человеку, с длинной мордой и пятнистой спиной. Собака залилась яростным лаем, и ей ответил лай из дальней псарни.

– Ты что, держишь их голодными? – крикнул Кейсил. Дородный привратник дернул цепь, намотанную на кулак, заставляя собаку замолчать.

– Голодными и готовыми ко всему, что могли бы придумать те ублюдки с низин.

Эйриз спрыгнула с седла и торопливо оправила юбки.

– Где Йеврейн?

– В рекине.

Привратник кивнул на квадратную башню в центре крепости. Узкие окна настороженно смотрели поверх окружающей стены.

– Позаботься о Яблочке. – Эйриз оставила пони возмущенному Тейриолу и поспешила к широкой лестнице, ведущей к двустворчатым дверям башни.

– Отведи их в конюшню. – Джирран бросил свои поводья и последовал за женой.

Мулы безразлично посмотрели на Тейриола.

– Но…

– Попроси кого-нибудь помочь, Тейро. Я приду, как только смогу. – Кейсил хлопнул брата по плечу. – Хочу узнать, что было на самом деле.

Оставив Тейриола, сердито бормочущего себе под нос, Кейсил легко взбежал по лестнице. Медленно отворил дверь башни, проскользнул внутрь и бесшумно встал позади Эйриз. Почти весь нижний этаж занимала одна большая комната. Все лампы и свечи в канделябрах были погашены, мебель как попало сдвинута к стенам. Семья стояла неплотным кругом, обескуражено понурив плечи, дети жались к матерям, а те, плача, обнимали их. Эйриз схватила Джиррана за руку, слезы текли по ее лицу, глаза были устремлены на женщину у широкого очага, который возвышался в центре комнаты. Бледная, с ввалившимися щеками и красными от слез глазами, женщина опрокидывала ведро пепла на очаг, туша яркое пламя. Холод тяжело упал на затемненную комнату.

Двое мужчин шагнули вперед с металлическими рычагами и клиньями, чтобы сдвинуть тяжелую плиту горячего камня с края плинтуса. Наклонившись к открытому углублению, женщина достала обитую медью шкатулку черного дерева. Выбрала ключ со связки у себя на поясе и открыла ларец. Стоящий рядом старик держал его, пока женщина извлекала из него и пересчитывала толстые золотые и серебряные монеты.

– Вот твое отцовское наследие, Нетин, – дрогнувшим голосам, сказала она юноше, на несколько сезонов младше Тейриола. Другой родич ободряюще положил руку на плечо парня, осунувшегося от горя и вины. – Используй его правильно, дабы почтить память твоего отца. Он бы сам дал его тебе по достижении совершеннолетия… – Страдание перехватило горло женщины, и она умолкла.

Высокий мужчина в серой мантии шагнул вперед, его выбритое лицо было мрачным.

– Этого достаточно.

Он закрыл шкатулку и кивнул старику, который вернул ее под плиту очага. Мужчина в мантии передал рыдающую Йеврейн в объятия заботливых женщин и мягко вывел Нетина из главной двери.

– Иди, – кивнул Джирран, когда Эйриз повернула к нему заплаканное лицо.

Она поспешила на другую половину комнаты, чтобы присоединиться к женщинам в их горе. Кейсил тяжело вздохнул.

– Скверная история, Джирран.

– И ставшая уже слишком обычной со времен наших отцов, – взорвался Джирран. – Каждый дол притесняют и грабят!

Его слова привлекли внимание одного мужчины – он повернулся к ним.

– Дол Атил тоже пострадал?

Кейсил покачал головой.

– Пока нет, но мы гораздо дальше от Ущелья.

– Это только дело времени, – прорычал Джирран. Кейсил пошел помочь мужчине двигать крепкий деревянный сундук на его обычное место.

– Что вы думаете делать, Алуред?

– Мы послали сообщение на верхние рудники и летние пастбища, но я не знаю, что это даст. Вернуть людей можно, но мы потеряем целый рабочий сезон. – Алуред взял табуретку у еще одного горца и поставил ее, движение выдало его сильную хромоту.

– Но вы выгоните тех паразитов из дола? – спросил Джирран. Скрестив руки, он стоял в стороне от остальных мужчин, приводивших комнату в порядок.

– Может быть, – пожал плечами Алуред. – Если сумеем. Но ты правильно назвал их паразитами. Это же сущие крысы: убьешь одного, и тут же на его место прокрадываются еще трижды трое, только и ждущие, чтобы выпить из тебя всю кровь.

– Но вы же не позволите им просто украсть землю, – запротестовал Джирран.

– Позже, – нахмурился Кейсил. – Не стой без дела.

Джирран бросил на него испепеляющий взгляд, но приложил руку к перетаскиванию мебели. Постепенно комната обрела прежний, нормальный вид: простые шкафы и рабочие скамьи расставлены у стен, табуреты и стулья с вышитыми подушками придвинуты к столам, рабочие корзинки аккуратно размещены на полках рядом с грубо вырезанными фигурками животных и цветными полосами тканой шерсти. Кейсил смотрел, как трое мужчин заботливо кладут на очаг новые дрова, и вспомнившееся горе омрачило его глаза.

– Подумай о том, что я тебе сказал, – начал Джирран. – Сколько еще…

Он умолк, заметив мужчину в серой мантии, вошедшего в комнату, и хлопнул в ладоши. Он был не слишком высок и не отличался могучим сложением, которое создают годы тяжелого труда, но в его пронзительных голубых глазах светился опыт, не по летам значительный. Все в ожидании повернулись.

– Джедрез был хорошим и честным человеком, преданным мужем и заботливым отцом. Его смерть – наша общая утрата. Наше горе погасило пламя, что было зажжено на его свадьбе. Последние лучи солнца зажгли новое обещание жизни рукой его сына. Глаза лун будут охранять его дочерей отныне и навсегда.

Нетин нервно шагнул вперед, сжимая в трясущихся руках горящую дымную головню. Он сунул ее в сердце очага, и что-то более мощное, чем обычная растопка, вспыхнуло голубоватым пламенем. Приглушенные возгласы и одобрительные хлопки в ладоши вызвали вымученную улыбку на лице парня, прежде чем оно сморщилось от сдерживаемых рыданий и спряталось в объятиях деда.

Джирран тяжело вздохнул и сердито потер глаза.

– Пора помянуть Джедреза, – хриплым от переживаний голосом возвестил Алуред, подходя к гостям с зеленой стеклянной бутылкой и горстью грубых кубков.

Мужчины расселись за столы, топя свое горе в торопливых глотках. Женщины зажигали лучины от вновь разожженного огня и расставляли лампы и свечи, чтобы осветить комнату. Достав графины и рюмки, они заняли свои места по другую сторону очага. Из дальней двери вышли две девушки; они разложили хлеб, мясо и другую простую еду на длинном столе, который тянулся поперек комнаты за очагом, но никто не уделил пище особого внимания. Несколько мужчин плакали не таясь, многие женщины то и дело вытирали глаза мокрыми носовыми платками. Но постепенно сдержанные разговоры стали более оживленными, и стыдливые смешки разбили скорбную тишину.

Некоторое время спустя появился Тейриол с горстью других мужчин. Возмущение и нерешительность боролись на его лице.

– Ты не пришел, – тихо пожаловался юноша.

– Они гасили очаг, – извинился Кейсил. – Ты не видел, Шелтий только что ушел?

Тейриол покачал головой.

– Когда такое можно увидеть? – усмехнулся Джирран. – Они исчезают, едва переступят порог! Человек умирает, Шелтий приходят, кладут его тело на утес, делают фокус с зажигательным стеклом и больше не говорят об этом. Мизаеновы вороны делают свою работу, приходит Солнцестояние, Шелтий кладут кости в объятия Мэвелин – и все кончено. Как это должно помочь Йеврейн, овдовевшей раньше времени, и даже не из-за несчастного случая? Где утешение для Нетина? Бедный парень, некому вести его, так и будет один блуждать в потемках, пока не достигнет совершеннолетия и не сможет потребовать свое наследство.

– Весь род Тейва будет вести и защищать его, Джирран! – Алуред выглядел оскорбленным. – Не суди других по недостаткам дола Лидра!

Джирран вскочил на ноги, и его сапоги проскребли по плитам.

– Да что ты об этом знаешь! – зарычал он.

– Довольно! – Кейсил встал между ними. – Джирран, сходи узнай, не спустится ли Эйриз. У Йеврейн полно сестер, чтобы утешать ее, а Эйриз могла бы облегчить горесть здесь, внизу, новостями с праздника.

– Да, как ваши успехи в Селериме? – Алуред с интересом поднял голову.

Джирран не ответил. Он быстро зашагал к двери, ведущей к лестнице. Прошло сколько-то времени, прежде чем появилась Эйриз, розоволицая, с застенчивой улыбкой. Кейсил наблюдал за ней краем глаза, игнорируя Джиррана, который появился через минуту и начал ходить по комнате, обмениваясь приветствиями и новостями. Довольную Эйриз усадили меж двух ее старых подруг, и, убедившись, что Тейриол нашел себе компанию юношей, кои перебрасывались тихими шутками, подталкивая друг друга локтем, Кейсил снова направил все свое внимание на Алуреда, делившего пенистый кувшин с новым собеседником.

– Кейсил, – кивнул он.

– Хордист, – ответил новоприбывший, осторожно поднимая глиняный кубок в корявых руках, пораженных болезнью суставов. – Скверная история, так-то вот.

– Скверная. – Кейсил осушил кубок.

– Ну и что прикажете делать? – понурился Алуред.

– Кто-нибудь спросил совета Шелтий? – поинтересовался Кейсил.

Хордист, прежде чем ответить, пососал опухшую костяшку.

– Пейдер спросил. Шелтий сказал, что спросит кости на Солнцестояние, посмотрит, что за свет зашевелится в них.

– Какой прок от высохших костей? – Джирран подошел от другого стола, держа кубок с прозрачным напитком. – Нам нужны сильные руки, чтобы прогнать ублюдков.

– Когда наши вернутся с рудников, мы, возможно, так и сделаем. – Хордист с неприязнью посмотрел на Джиррана. – А пока все, что у нас есть, это мальцы, старики да увечные. – Он показал искривленную руку. – Что я должен делать с этим проклятием Мэвелин?

– Зато ноги у тебя сильны, – резко засмеялся Джирран. – Ты мог бы запинать ублюдков до смерти.

– Ну разве что. – Хордист шумно выпил свой эль. Алуред вновь наполнил его кубок.

– К тому времени когда остальные вернутся, те паразиты успеют здесь окопаться, вырубят пол леса, распугают все зверье, а их овцы дочиста ощипают землю.

– Звери хоть могут уйти, – проворчал Хордист. – Кровь и кость, рожденная в этом доле, не может просто сбежать.

Его жалобы прервал дед осиротевшего парня, ударяя мозолистой рукой по столу.

– Я передам вам сказание ярости, – хрипло возгласил он. – Как поскакал тогда Сейдер на север. Кольчуга его из драконовой чешуи, и гнев его драконову дыханию подобен!

Четверо мужчин сидели и слушали легенду, произносимую с пламенной страстью. Вечер сомкнулся вокруг фесса и рекина, пока старик возвращался по стопам мифа.

– Жаль, что Пейдер не может вызвать Сейдера из его костей и узнать, как самому вырастить дракона, – пробормотал Хордист, когда старик остановился через несколько строф, чтобы смочить пересохшее горло.

– Не осталось никаких драконов ближе, чем на высоких пиках, – угрюмо молвил Алуред. – Жители низин истребили вирмов из Восточных Пределов во времена юности моих предков.

– Фесс! Его стены разрушены, он был выжжен пламенем ярости. Месть свершилась, вероломство утоплено в позоре! – Голос Пейдера возвысился до крика, когда он привел свое сказание к торжественному завершению.

Восторженные рукоплескания заполнили комнату, и разговор возобновился с новой силой.

– Огонь, – внезапно молвил Джирран. Его лицо покраснело от возбуждения, глаза блестели, и не только из-за выпитого. – Драконово дыхание – это огонь! Мы могли бы выгнать жителей низин огнем!

– А где ты возьмешь дракона? – осоловело спросил Алуред. – Попросишь Мизаена одолжить своего из кузницы?

– У вас есть древесный спирт, не так ли? – Джирран повернулся к Хордисту, который пил не так быстро, а потому оставался с более ясной головой. – Смола, сосновые сучки?

– Да. – Морщинистое лицо Хордиста медленно озарилось пониманием. – Я не могу держать топор, но не хуже других могу бросать факел!

Его громкий голос привлек внимание горцев за соседними столами.

– Что скажешь, Раквар?

– О чем?

– О том, чтобы выжечь то крысиное гнездо в нижней долине! – воскликнул Алуред с азартом. – Они нарубили нам кучу дров для славного костра!

– Свежее дерево не будет гореть, – возразил сомневающийся голос, но было ясно, что он готов поддаться убеждению.

– Будет, если бросишь на него бочонок неразбавленного спирта, – парировал Хордист.

Резкий смех со всех сторон дал временный выход закипающему гневу.

– Хороший костер так напугал бы тех проеденных червями овец, что они драпали бы, задрав хвост, до самого Ущелья, – с одобрением заметил другой горец. – Пусть жители низин гоняются за ними.

– Да что там спирт, – вмешался лысоватый мужчина с обезображенными руками. – Возьмите кислоту в сарае для проб да плесните им в лицо, вот тогда и поглядим, как им это понравится!

Кого-то его злобные слова шокировали, но большинство горцев одобрительно закивали.

– Так чего мы ждем? – воскликнул Джирран. – Ждите, и к Солнцестоянию их станет в девять раз больше. Выжечь их сейчас, и кости выскажут свое одобрение Шелтиям, когда солнце упадет на них!

– Нынче двойное полнолуние, – снова возразил сомневающийся голос.

– Значит, самый хороший свет для охоты, – повернулся к нему с упреком Раквар.

Эйриз и другие женщины растерянно наблюдали, как мужчины поднялись, зашнуровали тяжелые сапоги, разобрали накидки и прочные перчатки.

Подошел Тейриол с жадным любопытством на лице.

– Что затевается?

– Мы идем разделаться с жителями низин, – пылко ответил Джирран.

– Мы собираемся выгнать их. – Кейсил выглядел менее рьяным, но более решительным.

– Я схожу за сапогами! – вскричал Тейриол.

Кейсил с беспокойством посмотрел ему вслед. Когда мужчины начали торопливо выходить из рекина, он поймал брата за руку.

– Ты можешь пойти, Тейро, но будь осторожен. Однако никто из парней младше тебя не пойдет. Скажи им, что они должны остаться и охранять фесс и женщин.

Во дворе кипела работа, словно в пчелином улье. Из открытых дверей мастерских передавались наружу топоры, кирки и даже лопаты, их тут же выхватывали нетерпеливые руки. Отблески высоко поднятых факелов вспыхивали на клинках, оклики предупреждали об осторожности, когда окованные железом бочонки грузились на ошеломленного мула, сонно моргающего на темное небо. Женщины столпились на лестнице рекина, выкрикивая слова поддержки этому плану. Две из них торопливо вынесли корзину, полную узкогорлых сосудов, еще одна притащила охапку разорванной ткани. Второй мул был запорошен черной пылью от мешков угля, наваленных ему на спину, а вскоре к ней добавились желтые подтеки от банки с серой.

– Только потайные фонари! – приказал Джирран, и все бросились зажигать лампы из пробитого металла, опуская заслонки, чтобы приглушить их мерцание.

Тяжелые двери фесса величественно распахнулись, и толпа вывалила за стену. Поначалу все двигались медленно, пока глаза не привыкли к густым сумеркам весенней ночи и из теней, нависавших со всех сторон, не образовалась долина. Разбившись на маленькие группы, горцы, как опытные охотники, бесшумно прокрались по склону, через мост и мимо беспечных овец. Одна группа отделилась в молчаливом согласии и спряталась в ложбине возле шаркающего стада, а остальные продолжили путь. Продвигаясь осмотрительно, с остановками, они наконец окружили лагерь жителей низин. Веселый костерок горел между четырьмя фургонами, а под навесами, натянутыми между каждой парой телег, бесформенными свертками одеял спали люди. Одинокая фигура сидела у костра, лениво бросая щепки в огонь.

– Их больше, чем мы думали, – с сомнением пробормотал Кейсил.

– Это все те, из леса, – заметил Тейриол. – Они вырубят полдолины до Солнцестояния, если мы их не выгоним.

Кейсил мрачно кивнул.

– Верно.

– У кого самая меткая рука? – прошептал Джирран Алуреду.

Старик с минуту подумал.

– У Рогина. Он во что угодно попадет!

На переданный назад призыв вышел довольно высокий, на полголовы выше Джиррана, горец с крючковатым носом и копной грубых волос.

– Сможешь бросить ее прямо в тот костер?

Рогин взвесил в руке липкую бутылку, обвязанную комковатой просмоленной тряпкой.

– Запросто, – с готовностью сказал он.

Джирран огляделся. Присев на корточки, горцы завертывали уголь в покрытую серой ткань, наполняли сосуды жидкостью и затыкали их тряпками.

– За Джедреза! – выпрямившись, проревел Рогин и одним плавным движением запустил сосуд по высокой дуге.

Часовой только начал вставать, когда опаляющие языки пламени изверглись из костра, поджигая его одежду и волосы. За несколько мгновений он превратился в кричащий факел, волосы вспыхивали, как пакля, кожа обуглилась и трещала, лицо вспучивалось пузырями, превращаясь в неузнаваемую маску. Когда остальные лесорубы выскочили из одеял, новые яркие снаряды полетели в них. Парусина обоих навесов расцвела пламенем, и жидкий огонь алчно въелся в дерево фургонов. Взревев от ярости, жители низин похватали все, что попадало под руку: лопаты, тесла, топоры – и завертели головами, ища в темноте своего врага. Одеяла позади них источали вонь паленой шерсти.

На другой стороне лагеря прогремели боевые кличи. Группа горцев побросала козлы, инструменты и доски в пилильную яму, за ними полетели головни и бочонок пихтового спирта, чтобы выжечь глубоко в траве тлеющий шрам. Взметнулись огненные языки, сгустки пламени выплеснулись через край ямы, яркие, как солнечный свет. Высоко подняв оружие, лесорубы побежали на них, но горцы исчезли в темноте. Когда жители низин остановились в неуверенности, горящие бутылки разбились у их ног, и они, ругаясь, разбежались в разные стороны. Затем снова попытались собраться, испуганно крича при виде загоревшегося штабеля бревен. Бревна трещали, охваченные огнем, производимым факелами и летучими жидкостями. Жар ударил струей из утробы горна, выпуская тяжкую работу людей дымом в небо.

– Смерть навозникам! – Джирран поднял свою кирку и яростно атаковал приведенный в беспорядок лагерь.

Мужчины дола Тейва с ревом выбегали со всех концов, ломая головы и ноги. Жители низин отступили к фургонам, где мычали и рвались с привязи быки.

– Жареная говядина, когда дело будет сделано, парни! – закричал Джирран.

Он замахнулся на одетого в одну рубаху лесоруба, который тыкал в него лопатой. Орудия с лязгом столкнулись, и лопата улетела прочь. Джирран изо всей силы ударил противника киркой в живот. Задохнувшийся лесоруб плюхнулся на задницу, и тут же острый клюв кирки поразил его череп – месиво из мозгов и крови залило спутанные волосы. Джирран пихнул ногой подергивающийся труп, ему не терпелось встретить следующего врага.

Кейсил широко размахивал топором, а двое отчаянных жителей низин пытались достать его секачами, но он прочно удерживал свои позиции.

– Слишком глупы, чтобы бежать, да? – крикнул им горец, однако его слова потерялись в шуме и гаме, отовсюду врывающихся в ночь.

Один из его противников, с заплетенными в длинную косичку волосами, быстро наклонился к ногам Кейсила. Горец саданул его обухом по уху, и тот рухнул наземь: изо рта и носа хлынула кровь, раздробленные кости лица, проткнувшие рябую щеку, белели в свете пожарища. Второй решил воспользоваться случаем и уже замахнулся секачом, но лезвие вернулось к нему, вонзившись глубоко в подмышку. Выронив оружие, лесоруб схватился за кровавую рану и корчился, давясь от кашля, пока Кейсил не срубил ему голову молниеносным ударом.

– Упавший – все равно что мертвый, – прорычал Джирран, не одобрив эту задержку.

– Мэвелин дарует милость милосердным, – огрызнулся Кейсил, ища глазами брата.

А Тейриол, орудуя длинным ломом, прижимал коренастого жителя низин к горящему остову фургона. Тяжелое железо казалось легким в руках горца. Толстяк защищался лопатой для снятия дерна, ее острый край блестел в свете костра. Подняв двумя руками лопату, он ткнул ее в лицо Тейриолу. Юноша презрительно покачал головой и грациозно шагнул назад. Пальцы толстяка до белизны сжимали черенок лопаты, торчащие зубы грызли нижнюю губу. Он снова кинулся на горца, но Тейриол взмахнул ломом и одним быстрым движением разбил жителю низин локоть. Даже в хаосе боя Кейсил уловил тошнотворный треск кости. От боли толстяк прокусил губу, и кровь закапала по его не зашнурованной рубахе. Тейриол на миг заколебался, но Джирран пронесся мимо него с торжествующим криком и превратил лицо жителя низин в кровавую кашу – наполовину оторвал у него челюсть своей яростной киркой.

Кто-то из мужчин Тейва мучительно вскрикнул, и Кейсил резко повернул голову. Алуред рядом с ним пошатнулся – оперенное древко торчало из его плеча. Новые стрелы зашипели в темноте, жаля одетых в кожу горцев. Тревожные крики доносились от Рогина и его товарищей, внезапно атакованных из теней за слепящим погребальным костром из штабеля бревен.

– А ну идите сюда, ублюдки! – Джирран в гневе повернулся, но тщетно всматривался он в безликую черноту, не видя ничего за кругом света от костра.

– Осторожно, сзади! – Тейриол прыгнул к нему, чтобы прикончить жителя низин, который с воем обрушивал тесло на незащищенную спину Джиррана.

– Это пастухи! – крикнул кто-то. Кейсил прищурился в темноту.

– Мы легкая мишень на фоне огня, – крикнул он Джиррану. – Нас перестреляют по одному – и все!

Пронзительный вопль заглушил его слова, и голос Рогина поднялся над общей суматохой.

– Отступайте, отступайте. Уходите из света.

Кейсил схватил Джиррана за руку.

– Шевелись, или ты хочешь, чтобы Эйриз рыдала вместе с Йеврейн?

Горцы рассыпались в темноте, оставляя мертвых и покалеченных жителей низин на залитой кровью траве. Костры продолжали истреблять все, до чего могли дотянуться. Джирран задержался, чтобы вырвать из земли спутанный клубок веревок и колышков.

– Теперь будут знать, как захватывать наши земли! – крикнул горец.

Кейсил в это время поддерживал Алуреда, накидка старика почернела от крови.

– Как ты?

– Вот вытащим эту проклятую стрелу, – просипел, задыхаясь, Алуред, – и все будет прекрасно.

– Ты ничего не почувствуешь, когда выпьешь несколько кубков за наш успех, – хвастливо предсказал Джирран.

Глубоко в землю рядом с Тейриолом вонзилась стрела, и юноша взвизгнул.

– Где они? – бешено огляделся он.

– Не останавливайся и петляй во время бега, – закричал Кейсил, чуть ли не взваливая на себя Алуреда.

Джирран выругался, споткнувшись о тело, упавшее перед самым мостом: волосы серебрятся в лунном свете, любопытный ветерок трогает порванное полотно с измазанной кровью вышивкой. Кейсил с жалостью взглянул на труп, но сберег дыхание и энергию для долгого подъема мимо отвалов пустой породы к укрытию фесса. Погоня отстала, как только горцы перешли реку, но еще несколько из их числа рухнули, сбегая по длинному склону, и товарищи уже не могли их пробудить.

– Живей, живей! – Джирран остановился в воротах и энергично замахал. – Пора праздновать победу!

Кейсил передал белого как мел Алуреда на попечение двух женщин, подбежавших к ним с льняными повязками наготове. Отдуваясь, он медленно вошел во двор фесса, подсчитывая число раненых, отданных в заботливые руки женщин. Юноши носили миски с кипятком, горшочки мази и бинты и удерживали горемык, бьющихся под ножом, когда им вырезали стрелы из живой плоти. В тенях за границей света, льющегося из двери рекина, уцелевшие клали в ряд неподвижные тела.

Эйриз бросилась в объятия Кейсила.

– Джирран цел? А Тейро? Кто-нибудь из вас ранен?

– Нет, сестричка, нет. – Кейсил крепко обнял ее. – Мы все живы и здоровы.

– Это успех? – с тревогой огляделась Эйриз. – Вы победили, не правда ли?

– Да, – медленно промолвил Кейсил, – но еще несколько таких побед, и жители низин спокойно пройдут по долу и постучат в ворота. Для них потери не столь тяжелы, как для нас.

– Не будь таким нытиком, – сказал Джирран, вырывая Эйриз из рук брата и заключая ее в грубое объятие. – В следующий раз мы все сделаем лучше.

– В следующий раз? – нахмурился Кейсил, недоверчиво глядя на него.

Джирран твердо кивнул.

– Когда у нас будут союзники, способные поддержать нас реальной силой.

Внезапно яркий свет вывел меня из уютной дремы, которой я наслаждалась в тепле одеял. Открыв один глаз, я увидела Грена, забросившего оленью шкуру на крышу, чтобы впустить свет в суру.

– Доброе утро. – Я потерла заспанные глаза.

– Доброе. – Он зевнул. – Нам придется встать в такую рань, или мне можно вздремнуть?

– Ты еще не ложился? – с укором спросила я. – Опустошал свои карманы для какой-нибудь услужливой девицы?

Грен покачал головой и снова зевнул во весь рот.

– Сидел с теми парнями и их рунами. Я думал, что могу раскусить любого плута с его ловкостью рук, но, Сэдриновы потроха, я, хоть убей, не понимаю, как они это делают.

– Ты снова проиграл? – не поверила я.

– Ага. – Грен стащил куртку и бросил ее на пол. – Попался, как какой-то пастух, только что спустившийся с горы.

Ему было не столько досадно, сколько смешно, так что, если повезет, Грен не станет искать драки для утешения.

– Что ж, легко пришло, легко ушло, – заметила я.

– Верно. – Горец снял сапоги и бриджи и завернулся в одеяло. – И все-таки хотелось бы мне знать их трюки. Мы бы опустошили все сейфы между Ванамом и Колом.

– Кто больше всех выигрывал? – Мне надо знать, кого сторониться.

– Барбен, тип с бычьей шеей и ушами как у испуганной мыши, – донесся приглушенный голос Грена из-под натянутого на голову одеяла. – Все говорили, что он просто везучий, славится этим, видимо. Везучий, как же! Судя по тому, как катились руны, Рэпонин, должно быть, отставил свои весы и взял выходной.

Я закрыла глаза, но теперь, когда меня разбудили, снова заснуть никак не удавалось. Сорград и Узара все еще представляли собой неподвижные кучи затхлых одеял, поэтому я оделась, морща нос от запаха дыма, пропитавшего рубаху. Снаружи, меж деревьев, стоял туман высотой мне по пояс, раннее солнце еще не выбило весенний холод. Становище едва шевелилось, и я крепко обругала Грена, поняв, насколько еще рано. Мимо, приветливо кивая, прошли Лесные женщины. За неимением лучшего дела я отправилась вслед за ними к ручью. Вода была ледяной от последних козней зимы, и умывание окончательно взбодрило меня.

Я разожгла огонь заклинанием, которое Народ находил весьма забавным, и поставила вскипятить чайник. Потягивая горячее вино с водой, я смотрела, как зажигаются костры и готовятся завтраки. Дети встали и мешались под ногами, хотя любой цивилизованный человек благоразумно предпочел бы еще подрыхнуть. Мимо прошел Рэвин, и я уловила неожиданную тень сходства с моим отцом. Внезапное понимание заморозило чашку у моих губ. С тех пор как мы прибыли, я не могла избавиться от странного ощущения, что все эти люди слишком малы ростом. Почему, во имя Дрианон, я думала, что они будут выше меня, когда прекрасно знала, что все древние племена были низкими столбиками монет? Потому что в последний раз я видела своего отца, когда была ребенком, глядя вверх с невысокого детского росточка, как делала это теперь, когда сидела. Непрошеные сомнения обрушились на меня. Беличья игра, обманы маскарадов и подобные им вещи полагаются на ошибочность памяти. Не воспоминания ли той маленькой девочки, окрашенные тоской и желаниями, сбили меня с толку, убедили, что Лес должен хранить некую мудрость, неизвестную снаружи? Проще говоря, не привязываю ли я рога к лошади в надежде получить молоко?

Нет. Я сжала челюсти. Пока я обнаружила джалквезан в песнях, с помощью которых женщины убаюкивают капризных малышей, рассчитывают время кипения своей стряпни, которые поют, когда сажают своих детей, чтобы вычесать им волосы частым гребнем. К сожалению, не имея опыта в таких делах, я затруднялась сказать, дает ли джалквезан какой-то эффект. Эти женщины могли быть просто опытными няньками да кухарками, к тому же усердными в преследовании вшей. Ни одной из этих песен не было в моей книге, и, как с песней о Вороне, я услышала две-три версии каждой.

Я посмотрела на суру Ориал. Вчера Зенела сидела снаружи и загорала. Девушка поправлялась быстрее и основательнее, чем могли объяснить лекарственные травы; там, в Энсеймине, она была бы уже прахом в урне. Однако убедить в этом Узару будет задачкой потруднее. Что же я упускаю? Должно ведь что-то быть.

Видно, мои мысли передались Узаре, и у него зачесались уши. Услышав внутри шум, я заглянула в суру. Узара неловко рылся в чемодане в поисках чистого белья и бритвы.

– Ты вчера опять вернулся очень поздно, – небрежно заметила я.

Узара внезапно улыбнулся.

– Одно из важнейших достоинств мага – это осторожность, Ливак, и, кроме того, мой отец всегда говорил, что благородный мужчина никогда не хвастается.

– Все, что мне нужно делать, так это искать то ожерелье, – напомнила я Узаре.

– Ищи, – посоветовал он со смешком и пошел к ручью умываться.

Так и не поняв, в чем шутка, я вновь подумала о каком-нибудь занятии. Перспектива коротать еще один день, угождая женщинам становища, не вдохновляла меня. Что будет сегодня? Очередная утомительная прогулка в лес в попытке замаскировать мое полное отсутствие интереса к листьям и растениям, которые я могла бы собрать для еды? Единственный неоспоримый факт, который я пока установила, это то, что Лесные ослики гораздо мельче и темнее тех, каких разводят во всем мире, и на них можно навьючить столько дров, что они выглядят как куча хвороста с ногами.

Из соседней суры вышел Фру.

– Доброе утро!

Несмотря на бодрое приветствие, менестрель выглядел совсем не таким свежим, как остальной Народ. Жизнь в Энсеймине приучила его к более удобным постелям и распорядку дня.

– Доброе утро.

Я торопливо собрала разбежавшиеся мысли.

– Мы идем за кабаном. – Фру помахал двумя копьями с толстыми древками. – Если Сорград или Грен пойдут, то получат право на свою долю добычи, и тогда ты сможешь вернуть свой долг за ужин. – С того памятного вечера Фру уже второй раз упоминал об этой обязанности.

– Я пойду.

После нескольких дней скуки никто не удержит меня от развлечения.

Менестрель опустил копья на землю.

– Я не думал… вряд ли ты деревенская девушка, так ведь? – Он замолчал, увидев досаду на моем лице.

– Они же идут, верно?

Я помахала Гевалле и ее сестрам.

Девушки оделись так, чтобы удобно было пробираться по лесу, и туго заплели волосы. На плечах у каждой крест-накрест висели веревки, а в руках они несли свернутую сеть.

– Поверь, я умею бегать, лазать и попадать в движущуюся цель не хуже любого из вас.

– Да, но… – Фру махнул рукой. – Только не путайся под ногами.

Тростниковый свист вплелся в утренние птичьи трели.

– Рэвин возглавляет охоту, – строго поучал Фру. – Если ты испортишь дело и он велит тебе отойти, сразу отходи и не вздумай препираться.

Я тотчас кивнула. Узаре не повезло, что он выбрал именно этот момент для возвращения. При виде охотников, сходившихся с луками, копьями и длинными ножами, глаза мага загорелись любопытством.

– Охота? Можно мне пойти?

– Нет, – категорически заявила я. – Ты не одет для этого.

Узара посмотрел на свою длинную не подпоясанную коричневую мантию, надетую поверх рубахи и суконных бриджей.

– Кто-нибудь одолжит мне тунику, а?

– Нет времени. – Я показала на Рэвина, уходящего в лес. – К тому же я не уверена, что твою помощь оценят.

– Нужное заклинание в нужный момент может мгновенно повалить животное, воздушная веревка, например…

– А если Народ сочтет это смертельным преступлением против Талагрина? – перебила я его. – Используй это время, чтобы поговорить еще с кем-нибудь из старших. Вспомни, для чего мы здесь.

– Фру? – взмолился Узара.

– Тебе лучше остаться в становище, – извиняющимся тоном ответил менестрель.

Я признала его правоту. Может, я и горожанка, но хоть знаю свои возможности, и мне достанет ума не попасть в беду.

Пусть Узара – один из лучших магов, которых я встречала, но у него столько же здравого смысла, сколько перьев у лягушки. Чародей, загоняющий зверя в магическую яму, сделает этих людей такими же бесполезными, как евнухи в борделе, и такими же довольными, как если б они подцепили дурную чесотку.

– Ну и ладно.

Узара обиженно засопел и быстро зашагал к хижине Ориал, а я последовала за Фру.

Охотники собирались, возбужденные от предвкушения потехи; нечто подобное горожанам заменяют кровавые забавы вроде собачьей травли. Некоторые распевали молитвы Хозяину Охоты, и меня так и подмывало подойти ближе и узнать, нет ли там какого нового джалквезана.

Я направилась к Рузии и ее сестрам. У других женщин из-под ремней торчали грубые мешки, а на поясе висели ножи. Кое-кто точил лезвия случайными точильными камнями, негромко при этом болтая.

– И как все будет происходить? – спросила я.

Йефри указала на мужчину с гривой нечесаных седеющих волос и бледными напряженными глазами.

– Это Ямриз. Он будет искать для нас кабанов.

Рэвин издал трель на своей дудке, подражая лесному жаворонку, и мы двинулись в лес.

– Он следопыт? – прошептала я Йефри.

– Он находит зверя, – пожала плечами девушка.

К нам присоединился Паруль, он нес несколько крепких копий.

– Не хотите участвовать в убое?

Йефри покачала головой, и я тоже. Когда аристократы в Ванаме охотятся с копьями на диких свиней на улицах города, чтобы накормить нуждающихся возле усыпальницы Острина, они делают это со спины лошади. Думаю, инородцы имеют на это право.

– Я хочу, – вдруг сказала Гевалла. Она взяла копье и встала рядом с Парулем.

– Гева! – Рузия злобно посмотрела на сестру, но та вызывающе подняла подбородок.

– Пусть идет, если хочет. – Паруль обнял Геваллу за плечи.

– Берегись! – прошипела Йефри.

Пронзительный свист из дудки Рэвина положил конец перепалке.

Ямриз повел нас в лес. Я пыталась запоминать ориентиры и высматривала солнце, где только можно, но вскоре поняла: мне понадобится вся благосклонность Тримона, чтобы вернуться к становищу без посторонней подмоги.

Я осторожно пробиралась через ранний подлесок и сучья, сваленные в пору зимних бурь. Навыки, выработанные мною для бесшумного прохождения сквозь чей-нибудь дом в качестве незваной гостьи, служили мне так же хорошо, как знание леса – Салкину и его приятелям. Мы рассыпались, но все наше внимание сосредоточилось на Ямризе. Он не осматривал землю и не искал следы; впрочем, мое представление об охоте за мясом ограничивалось поисками мясника, который не подпускает мух к своим тушам. Возможно, Ямриз заранее провел разведку. Чего он не делал, так это не пел, во всяком случае, мне не приходилось слышать.

Громкий треск выдал кого-то, наступившего на сухую ветку. Озираясь вместе с остальными, я поймала взгляд Фру. Менестрель одобрительно кивнул мне. Мы перешли ручеек, бормочущий между мшистыми берегами, и я потеряла Фру среди распускающейся зелени. Паруля и Геваллы больше не было видно, поэтому я вдвойне старалась все время держать в поле зрения либо Йефри, либо Рузию.

Свист Рэвина впереди, подражающий яблочному дрозду, захватил меня врасплох на длинной узкой прогалине. Я торопливо двинулась в укрытие молодого бука. Женщина в летах, с простым добрым лицом, поднесла к губам деревянную свирель и ответила на сигнал. Иные пискливые ответы сообщили о том, что все заняли свои места, и я спросила себя, что должна делать моя группа. У нас не хватало копий, а это хороший признак, верно?

Рузия с сестрой натянули длинную сеть поперек прохода в деревьях. Другие девушки привязывали такие же ловушки к ветвям и пням. Я встала так, чтобы сеть была между мной и охотниками; последние крадучись удалялись от нас. Что бы ни пришло по этой тропе, оно угодит в сеть прежде, чем учует меня. Я мысленно вознесла молитву Талагрину в надежде, что Властитель Диких Мест обратит свой взор, если что-то неожиданное выскочит из кустов.

Йефри передала мне конец веревки. Я присоединилась к ней, и мы стали связывать ветки, чтобы создать преграду и повернуть добычу на открытое место, где притаилась невидимая сеть. Внезапный переполох вспыхнул к северу от нас: крики, свист, копья, стучащие по стволам, гнали жертву вперед. Шум направлялся в нашу сторону, пронзительный визг и угрожающее хрюканье звучали так, словно сюда ломилось буйное стадо кабанов. Я обнаружила рядом хорошее крепкое дерево, на которое можно влезть, и вдруг поняла, что моя рука открывает сумку на поясе, в которой лежат отравленные дротики. Я решительно засунула руку за пояс. Что там Узара – никто не обрадуется обеду, несъедобному из-за отменного яда какого-то аптекаря.

Матерый секач вырвался из подлеска, черный и волосатый, рыло опущено к земле, тяжелая голова качается из стороны в сторону. Горсть стрел глубоко вонзилась в его бока, и позади тянулся красный след. В центре прогалины кабан повернулся к своим преследователям, хрипя от боли. Листья и грязь прилипли к полосатым ногам и животу, массивные плечи вздымались, когда секач долбил мох злобными клыками. Кровавая пена брызнула с желтых зубов, которые тщетно пытались укусить древки, влекущие зверя вниз.

Я подвинулась ближе к облюбованному мной дереву. Появился Рэвин. Он остановился, тупым концом воткнул копье в землю возле ноги и наклонил, чтобы обезумевшее животное не побежало на него. По команде Рэвина двое мужчин бросились вперед и вонзили свои копья глубоко в ребра кабана. Сила ударов повалила секача на землю, яркая кровь хлынула из его дряблой утробы. Кабан заверещал, забился в корчах, но мужчины стояли непоколебимо, борясь с его предсмертной агонией, и только пот стекал по их лицам. Наконец секач затих. Подбежавший Нинед всадил здоровенный крюк ему под челюсть и на веревке поволок тушу прочь. Некоторые женщины шагнули к нему, но внезапные крики с тропы остановили их. У Нинеда отвисла челюсть при виде двух юношей, выбежавших на поляну: один – весь белый, с выпученными глазами, другой – хромающий, в рваных, залитых кровью гамашах, но он не уступал в скорости первому.

Разгоряченный молодой кабан гнался за ними по пятам, запекшийся порез в грубой шерсти на боку показывал, куда не смогла воткнуться стрела. Спина животного выгибалась от гнева, рана только сердила его, и кабан негодующе рычал. Неуклюжий на вид, он был сплошной грудой мускулов и бешенства.

– Нинед, брось его! – закричал Рэвин парню, застывшему в страхе и нерешительности.

Молодой кабан сверлил Нинеда злобными черными глазками, и слюна капала из алой пасти. Нинед попятился, но зацепился ногой за веревку и упал на колено. Кабан атаковал, как только малый пополз назад на руках и ягодицах. Ощетинившаяся черная ярость вцепилась клыками в его ноги, кровь и слюна забрызгали дерн.

Мужчины и женщины кинулись на прогалину, копья и ножи вспыхивали на солнце, разбрасывая красные капли. Еще чьи-то крики присоединились к вою Нинеда, пока кабан тяжело умирал, не пренебрегая возможностью отомстить обидчикам.

– Дорогу, дорогу! – Новый шум направлялся в нашу сторону.

Лесной Народ бросился врассыпную, двое мужчин тащили под руки Нинеда. Еще один пятился ко мне, сжимая покусанную руку. Ямриз, ведущий сплоченную группу загонщиков, выгнал из леса громадную свинью. Копья кололи и изматывали ее, Гевалла с мрачной решимостью орудовала своим копьем. Полосатые кабанчики, визжа, сновали вокруг ног мамаши, ее тяжелые соски раскачивались у самой земли. Она огрызалась на копья, озадаченно фыркая от боли, когда удары отбрасывали ее назад. В какой-то миг понимания между охотниками два наконечника в форме листа вонзились с двух сторон в шею свиньи, рассекая толстую шкуру, чтобы перерезать большие кровеносные сосуды. Малиновая кровь хлынула по ее передним ногам, и поросята лихорадочно бросились в разные стороны. Те, что угодили в сети, были забиты тупыми концами копий, другие, застрявшие в полосах мешковины, извивались, поднятые за задние ноги, и отчаянно визжали, пока им не перерезали горло.

Я даже не заметила, как затаила дыхание, пока глухие удары сердца и слабый гул в ушах не велели мне выдохнуть. Решив делать что-то полезное, дабы претендовать на часть этого мяса, я присоединилась к Рузии, выпутывающей сосунков из сетей. Она сражалась с особенно упрямым узлом.

– Эй, дай я помогу. – Я вставила в узел кончик кинжала и повертела им, чтобы ослабить веревки. – Как там Нинед?

– Лучше, чем заслуживает. – Раздраженность не затмила ее облегчения. – Застыл как кролик перед лаской, честное слово!

Парень рыдал на другой стороне поляны, где ему перевязывали ноги. Мужчина с прокушенной рукой гримасничал сквозь слезы, промывая свои раны спиртом из фляжки. Я поморщилась. Раны были глубокие, рваные и грязные, под распоротой загорелой кожей обнажились темно-красные мускулы, готовые загноиться так же, как любая рана, какую мне когда-либо приходилось видеть.

Появилась Гевалла: гамаши в крови, с копья свисает поросенок.

– Кто-нибудь послал за Ориал?

– Да, Рэвин послал Лиссет. – Рузия освободила сеть. – Поросенка надо повесить, пусть стечет кровь, так что не трать время на сплетни.

Звонкий стук топора разнесся по прогалине. Одна рама была уже связана, Рэвин руководил Фру и еще несколькими охотниками, которые поднимали старого кабана наверх за задние ноги. Алъмиар осторожно проткнула ножом шейные сосуды, и двое мужчин ловили густую кровь в мехи для воды. Свинья, проткнутая через поджилки острым колом, вскоре повисла на второй раме, одна женщина медленно разрезала ей живот, пока Рэвин удерживал кишки, дабы не вывалились раньше времени.

Рузия принялась распоряжаться, чтобы всем остальным поросятам выпустили кровь, активно вербуя меня для этой вонючей и неприятной работы.

– Альмиар говорит, ты умеешь вызывать огонь…

Я кивнула, и Рузия крикнула парню, проходившему мимо с охапкой требухи:

– Этал, отдай это Дрии и помоги нам! Ливак, зажги костер, начнем палить этих поросят.

Я собрала хворост из-под кустов и нашла сухой клочок земли; я была рада любой работе, лишь бы не залезать по локти во внутренности какого-нибудь животного.

– Талмия меграла элдрин фрес.

Пламя послушно вспыхнуло, и Рузия засмеялась.

– Прямо как «Вьенн в Мороз».

Не успела я спросить, что она имеет в виду, как поросенок, лежавший за ней, внезапно исчез. Рузия завизжала: яркое лезвие возникло перед ее лицом. Дерево прятало меня от человека с ножом, который выскочил неведомо откуда, и я перекатилась вбок, под шипы цветущего ракитника. Встав на карачки, я с мучительной осторожностью подвинулась, выискивая лучший обзор из своей норки в сердце куста Дрианон.

Грязная банда разбойников высыпала на поляну – Лесной Народ, судя по цвету волос и кожи, виднеющихся под лохмотьями. До сих пор становище Рэвина казалось мне голодающим, но я ошиблась: по сравнению с этими Рузия и остальные всю зиму катались как сыр в масле. У одних разбойников на лицах отчетливо виднелись язвы от недоедания, у других болтались на руках грязные повязки, что говорило о долго не заживающих ранах, третьи ходили с открытыми, гноящимися шрамами. Случайный ветер принес их вонь, и меня едва не стошнило.

Вышел вперед главарь, тощий карлик с крючковатым носом на впалом лице и широко раскрытыми воспаленно-мертвенными глазами. Я не могла уследить за его быстрой речью, но злоба в его голосе не нуждалась в переводе. Главарь потряс ножом с длинным, зазубренным с одной стороны лезвием – единственной чистой вещью у него – и плюнул прямо в лицо Рэвину. Паруль сделал полшага вперед и застыл, наткнувшись на копье. Рэвин покраснел, но стоял неподвижно, пока слюна медленно стекала по его лицу.

Я пыталась сообразить, остался ли кто на свободе. Фру, безоружный, пятился от костлявого юнца, ищущего любой предлог для драки. Йефри и Рузия делали все возможное, чтобы спрятаться за Салкином, который с бессильной злостью смотрел на троих разбойников, угрожавших ему длинными ножами.

Кто бы ни были эти люди, они ловко захлопнули свой капкан, сумев подобраться так близко, оставаясь при этом незамеченными. Большинство охотников Рэвина уже отложили свое оружие, чтобы заняться добычей, но воры и без того численно превосходили их. Я не знала, как поступить. В балладах герой прекрасно справляется без посторонней помощи, но это была реальная жизнь. С невероятной осмотрительностью я перебралась ближе к стволу. Смогу ли я удрать достаточно быстро, чтобы сбить со следа погоню? Но что это даст, если я не имею понятия, куда бежать? Привести помощь – это одно, а потеряться в Лесу – совсем другое. Это никому не принесет пользы, и меньше всего мне. С другой стороны, если меня найдут прячущейся, то я стану главной мишенью для какого-то дополнительного наказания.

Тощий карлик ушел от Рэвина и теперь настаивал, чтобы Нинеда подняли на ноги, потешаясь над кровавыми повязками на ногах юноши. Он схватил копье, чтобы отбросить поддерживающие его руки друзей, насмехался над парнем, когда у него подломились колени, и пнул его, поверженного. Рыдания Нинеда спугнули птицу, с пронзительным криком она сорвалась с ветки над моей головой, и я замерла.

Казалось, это напомнило Тощему, для чего пришли его воры. Он приказал своим людям снимать туши. Одни стали подвешивать их на жерди для переноски, другие собирали требуху и поросят. Рэвина и охотников посадили в круг, лицом внутрь, велев положить руки на голову. Я покорно ждала конца игры, с сожалением наблюдая, как исчезает свинина, предназначенная для ужина. Когда воры нагрузились трофеями, главарь повернулся к Рэвину.

Тощий указал на одну из девушек и пролаял резкий приказ. Я закусила губу. Этого я и боялась, поскольку среди разбойников не было женщин. Если дело примет скверный оборот, я ничем не сумею помочь, разве что всадить дротик в спину этого мерзавца. Но что это принесет мне? Скорее всего первое место в очереди мерзких отбросов, стремящихся получить свое удовольствие, поэтому я не собиралась рисковать.

Девушка медленно встала, опустив голову. Она была одной из самых юных, тонкое маленькое создание с огромными карими глазами и светло-рыжими волосами, обрамляющими заостренное лицо, белое от страха. Тощий ухмыльнулся, и слезы побежали по ее щекам. Подняв ее подбородок кончиком ножа, он сказал девушке нечто издевательское, вызвавшее у нее гневный румянец. Смеясь, главарь подцепил ножом завязки на ее шее и разрезал их резким движением запястья. Придерживая одной рукой край, он медленно разрезал кожу туники. Я вздрогнула, но девушка стояла неподвижно, в то время как острый словно бритва металл медленно скользил мимо ее обнаженных грудей. Она закрыла глаза, когда это мелкое дерьмо раздело ее до пояса, а его дружки одобрительно засмеялись, видимо, восхищаясь его храбростью. Ну еще бы: справился с безоружной девочкой, на голову ниже его самого!

Глаза разбойников были прикованы к этому зрелищу, а я прикидывала расстояние между моим ракитником и ближайшими зарослями, когда заметила движение в листьях, ничем не обязанное ветру или пролетающей птице. Я быстро взглянула на забаву в центре поляны, где все еще наслаждался герой с ножом. Его маленький спектакль был гораздо больше унижением, чем похотью, по крайней мере – пока.

В кустах мелькнули соломенные волосы, и мое настроение еще больше поднялось. Тощий закончил раздевать девушку, высмеивая ее среди попранной одежды. Он как раз указывал на Йефри, когда ярость, достойная самих демонов Полдриона, изверглась со всех сторон. Едва с лица Тощего исчезла ухмылка, Салкин вскочил, и в следующее мгновение его руки сжались на грязном горле бандита. Усевшись верхом на его грудь, Салкин лупил мерзавца так, как тот заслуживал, а в это время из кустов хлынуло чуть ли не все становище, гневно потрясая копьями, грубо вырезанными дубинами и просто сухими палками. Охотники Рэвина присоединились к схватке, с оружием или без него, и воры оказались между молотом и наковальней.

Не успела я шевельнуться, как из подлеска напротив того места, где я пряталась, выскочил Грен с горящими от восторга глазами. Ловким взмахом копья он ударил разбойника по коленям, отбросил древко и, схватив упавшего за ворот, вмазал одетым в перчатку кулаком по его грязным зубам. Сапоги разбойника скребли мшистый дерн, когда горец тряс его, как терьер крысу. Все туже скручивая тунику вокруг его шеи, Грен измолотил бандита до бесчувствия и с удовлетворенным видом отбросил прочь.

Сорград следил за спиной брата, сжимая в обеих руках длинные ножи. Они вдвоем набросились на кривоногого разбойника с бочковидной грудью. Густые каштановые волосы вились над его спутанной бородой, а голые руки поросли шерстью, как у животного. Сорград наступал с одной стороны, Грен – с другой, и вместе они погнали бандита назад, все ближе к тому месту, где скрывалась я.

Из-за крепких сапог подрезать Волосатому поджилки было в лучшем случае проблематично. Перехватив кинжал, я улучила момент и ранила его в ступню. Затем выкатилась из-под дерева и вскочила на ноги прежде, чем дубина Сорграда оборвала вой бандита, выбив из него сознание.

– Как вы узнали, что мы в беде? – с облегчением улыбнулась я. – Как-Там-Ее-Имя, должно быть, примчалась домой быстрее скандального слуха!

Мы стояли, готовые к нападению, и я увидела краем глаза, что Сорград качает головой.

– Даже не знаю, что подняло тревогу. Я болтал с Песочным, и вдруг все кругом стало как разворошенный муравейник. Мы с Греном пошли с ними, чтобы посмотреть потеху.

– Разве это потеха? – буркнул Грен, когда последний вор исчез в спасительных объятиях дикого леса.

– А где Узара? – Я с тревогой огляделась.

– Должен быть где-то тут, – неопределенно ответил Сорград.

Раскинувшаяся чуть поодаль роща внезапно увенчалась огнем. Пожар направлялся в нашу сторону, но листья за собой оставлял нетронутыми. За одно биение сердца алая решетка жгучего света удвоила и еще раз удвоила свою длину, ненормально красная вместо естественного желто-оранжевого лесного пожара.

Когда пламя побежало кругом, чтобы соединить руки и окольцевать прогалину, Тощий и его грязная банда выползли из кустов. Какой-то разбойник не желал отступать и, стиснув зубы, глядел, как малиновое пламя медленно продвигается все ближе и ближе. Он дерзко высунул дрожащую руку и взвыл, опаленная кожа покраснела и пошла волдырями, и бандит, спотыкаясь, кинулся к своим друзьям.

– Надеюсь, Узара не подожжет весь лес, – пробормотала я.

– Экая ты недоверчивая, – высмеял меня Сорград. – Смотри.

Через разрывы в пламени я увидела туман, встающий наперекор горячему солнцу, теперь ярко сиявшему над головой. Он переливался слабым желтовато-зеленым мерцанием и двигался без помощи ветра, чтобы цепляться за деревья и кусты, покрывать траву и цветы, заполняя каждую впадину, прежде чем струиться дальше.

– Очень мило, – одобрил Грен, когда Узара шагнул сквозь кольцо магии, собирая пламя в обращенные вверх ладони.

Глаза у мага были усталые, но вид очень довольный.

– Похоже, в детстве этому парню не давали особо покрасоваться, а? – весело заметил Сорград.

– Что дальше? – вопросила я, глядя на воров, присевших в неровном кругу.

– Возмездие? – задумчиво предположил горец.

Руны оказались теперь совершенно перевернуты. Салкин с окровавленными костяшками, которые, должно быть, немилосердно болели, грубо поставил Тощего на ноги. Вор медленно истекал кровью из-за нескольких глубоких порезов и скверной раны под ухом. Рэвин поманил к себе девушку, над которой измывался разбойник. После короткого совещания она шагнула вперед, ее хорошенькое лицо словно окаменело. Сильный удар в пах, несомненно, достиг своей цели. В какой бы степени очумелости ни пребывал Тощий, он так быстро согнулся пополам, что оставил клок волос в кулаке Салкина.

Кое-кто из людей Рэвина одобрительно закричал и захлопал, но их осадили повелительным жестом. Порыв кровожадности, который мог оставить всех разбойников мертвыми на земле, миновал. Несколько отрывистых приказов Рэвина заставили его народ рассеяться, дабы вернуть свою добычу. Салкин и еще двое принялись раздевать грабителей, грубо ворочая потерявших сознание и выбивая остатки непокорности из прочих. Вскоре мы были готовы покинуть это злосчастное место, а заодно и воров, коих бросали здесь в наготе и унижении. Рузия и другие женщины связывали в узлы снятую с грабителей одежду. Уж не знаю, как они надеялись использовать эти обноски, хотя копья и ножи всегда пригодятся.

– Теперь эти глупцы дважды подумают, прежде чем слушать его предложения, – сказал Рэвин магу, презрительно пнув сапогом все еще бесчувственного Тощего.

Уходя, я оглянулась. Некоторые разбойники медленно вставали на ноги, иные пытались взвалить на плечи тех, кто не пришел в сознание, – нелегкая задача, если учесть, что они были без штанов и поясов, за которые можно ухватиться. Я слушала навострив уши, нет ли погони, но ничего не уловила.

– Стало быть, жизнь в лесу не все орехи да мед, – заметил по дороге Сорград.

– Да, – согласилась я, с сожалением думая о песнях, которым научил меня отец.

Я оставила свои размышления, когда показалось становище. Ориал и другие женщины разбирали дома, навьючивая каркасы, рогожу и все прочее на осликов, приведенных из леса, где они паслись.

– Что происходит?

Ориал стянула ремнем сверток кожи и подняла голову.

– Мы идем дальше.

Подошла Йефри и принялась заполнять яму очага камнями, которыми обкладывали суру.

– Они вернутся, завтра или через день.

– Вы не будете сражаться? – Я взяла ближайшего осла за уздечку, чтобы стоял смирно.

Целительница складывала один в другой железные котелки.

– Зачем? Лес большой.

– Но тогда они победят, – возразила я.

Ориал воззрилась на меня с недоумением.

– Та крысиная шайка? Мы могли содрать с них шкуру, если б захотели, но к чему лишний труд? Только кто-нибудь из наших пострадал бы, да и все.

– Если мы уйдем, они ничего не найдут, и он будет выглядеть еще глупее, чем сегодня, когда ветер теребил его прыщавый зад, – усмехнулась Йефри и, повесив узел на осла, погладила его мохнатые коричневые уши.

– Но если они вас выследят и ударят по следующему становищу?

Возможно, это не было трусостью, но, на мой взгляд, здорово смахивало на глупость.

– Не выследят, Рэвин скроет наш след. – Рузия подошла, чтобы помочь сестре. – Никто лучше его не прячет тропу после самого Сериза.

– Падальщики не пойдут за проигравшим. – Ориал сложила кипу одеял в промасленную кожу. – Он будет один добывать себе еду до самого Солнцестояния.

Подошла Зенела с полной охапкой вымытых глиняных горшков. На ней была Лесная туника и юбка с разрезами. Выглядела толстушка бледной и изнуренной, глаза блестели немного лихорадочно, но я все равно не ожидала увидеть ее на ногах до следующего новолуния. Я повернулась к Ориал, но та смотрела на Узару, который говорил с Рэвином. На шее травницы блестело ожерелье из серебряных ромбиков.

– Он вернется в Хадрумал еще до конца года. Ты знаешь это? – тихо спросила я над мохнатой спиной осла. – На остров магов.

– Тогда как я отправлюсь в южные пределы Леса. – Ориал была невозмутима. – Со всевозможными новыми черенками, чтобы укоренить их в более теплой почве.

– Так вот зачем ты путешествуешь?

Эта женщина вызывала во мне все большее любопытство.

– Среди прочего. – Положив руку на пояс, она нежно посмотрела в спину Узары. – Травница всегда должна стремиться принести давно отъединенные виды обратно в свой сад.

– То есть… – проговорила Зенела, но приступ кашля прервал ее.

Ориал вытащила из кармана пузырек и дала девушке понюхать.

– Тебе нужна помощь с сурой? – спросила Рузия с ноткой нетерпения.

– Я велю им поторопиться.

Я только сейчас поняла, что Сорград смешивает настои, а Грен ищет среди горшков и сковородок, что бы поесть.

– Мы должны укладываться, – сообщила я, подходя к братьям.

– Выпей это. – Сорград передал мне чашку, которую я подозрительно понюхала. – Панацея Халкарион.

Медленно глотая настой, я огляделась.

– А лепешек не осталось?

– Черствые, как камни, но можешь взять, если хочешь, – щедро предложил Грен.

Он жевал полоску холодного мяса, макая его в миску с застывшим ореховым соусом. Я взяла лепешку и обмакнула в чай, чтобы размягчить.

Подошел Узара, и Сорград без слов передал ему чашку.

– Как ты? – Я с беспокойством посмотрела на мага, но он выглядел уже лучше.

Сжав в ладонях теплую чашку, Узара вдохнул пар.

– Хорошо, просто устал. Думаю, с Равноденствия я сотворил больше магии, чем за последние полгода, – молвил он с печальной улыбкой. – Да, это тебе не изучение теории колдовства. Но я для того и пошел с тобой, чтобы испытать свое мастерство.

– Нам нужно решить, что делать дальше, – вмешался Сорград. – Кто-нибудь нашел хотя бы намек на эфирные знания у этого народа?

Узара покачал головой.

– Даже если допустить, что они хранят это в тайне, кто-то уже наверняка проболтался бы, при их-то открытости.

Я уставилась на свою лепешку.

– Я все равно думаю, что в этом джалквезане что-то есть. Сегодня была охота, и тот Ямриз находил кабаков не только при помощи зоркого глаза и острого нюха, я уверена в этом. Как весть о нападении так быстро долетела до становища? Никто не смог бы пробежать с такой скоростью! А как насчет Зенелы? Когда вы видели, чтобы кто-нибудь так стремительно исцелился от гнили в легких? Наконец, я нашла кого-то, кто знает балладу, в которой героиня использует чары для разжигания огня, как и я…

– Ливак, последние три дня я только и делал, что слушал балладу за балладой, – раздосадовано перебил меня Узара. – У каждого второго есть своя версия, свой вариант слов или порядок повествования, почерпнутый у какого-то менестреля. Кажется делом чести играть с мелодией и добавлять украшения. Мне очень жаль, поверь, но эти истории так текучи, столько изменений год от года, что какое бы знание они когда-то там ни содержали, оно утрачено безвозвратно. Я мог бы дать тебе для начала пять разных версий «Охоты на Белого Оленя». – Он с упрямым щелчком захлопнул рот.

– Мы здесь не для того, чтобы писать трактат по истории Народа. – Я пыталась сдержать раздражение. – Перестань выяснять факты и посмотри на сказания! Посмотри на неожиданное, удивительное и невозможное и скажи мне, что там не замешана магия! А где есть магия, есть джалквезан, и это всякий раз.

– Возможно. – Скептицизм в голосе Узары не оставлял сомнений насчет его мнения. – Но как они это делают? Как мы проверим их способности, определим эффективность каких бы то ни было знаний, которые они, возможно, имеют?

– Почему вы, чародеи, вечно должны выискивать лом и разбивать все на мелкие кусочки? Почему вы не можете просто поверить? – Я вперила в мага свирепый взгляд.

– Если мы не узнаем, как они что-то делают, как мы сможем это повторить? – требовательно спросил Узара.

Я велела ему замолчать. Меня осенила идея.

– Это ведь в твоем трактате было установлено, что коллективная вера людей есть источник силы для Высшего Искусства, верно?

Узара недоуменно поднял брови.

– Основная заслуга принадлежит Джерису Армигеру…

Я подняла руку и наморщила лоб, стараясь подыскать слова для новой идеи.

– Предположим, группа людей верит, что у кого-то есть необычные способности. Что, если этого достаточно, чтобы вера осуществилась? Что, если этого достаточно, чтобы вызвать эфирное влияние на чьи-то способности?

Теперь, когда я это сказала, все обрело смысл, кусочки ложились на место, как в детской мозаике.

– Я не понимаю, – устало произнес Узара.

– Все говорят мне, что Рузия лучше всех умеет читать руны. Она верит в это, как и все остальные. Такой веры достаточно, чтобы это стало правдой. Ориал – известная целительница. Она поет песни, которые, как она верит, помогают ее врачеванию. Важны не столько слова джалквезана, сколько ее вера в то, что она делает. Все знают, что Ямриз найдет дичь, и он находит. Всякий раз, когда это случается, возрастает вера, ожидание, что это произойдет и в следующий раз, – и это происходит!

– Самоисполняющееся пророчество, – задумчиво пробормотал Сорград.

– Но Гуиналь и ее адепты изучали Высшее Искусство там, в Тормалинской империи в пору ее расцвета, – запротестовал Узара. – Их мастерство рождено знанием, не просто слепой верой.

– Где кончается знание и начинается вера? – парировал Сорград. – Что возникает сначала и затем поддерживает другое?

Я подняла с земли веточку – мертвую веточку с засохшими коричневыми листьями. Я слишком много времени провела возле этих магов с их вопросами и неистощимым любопытством.

– Талмия меграла элдрин фрес.

Листья затрещали, моментально истребленные огнем, сухая кора растрескалась, древесина под ней обуглилась. Я бросила веточку на землю и стала вдавливать ее ногой под верхний слой сухой подстилки в сырую лиственную прель внизу. Едкий запах дыма повис в воздухе.

– Это – Высшее Искусство. Скажи мне, как я это сделала, маг! Я не знаю – как, но верю, что могу, и оно еще никогда меня не подводило.

Узара открыл рот и вновь его закрыл. Присущая ему честность и объективность ученого не позволили магу сразу отбросить мою идею, как бы ему ни хотелось.

– Но как мы это проверим? Мы должны иметь доказательство, если хотим представить что-нибудь Совету или Верховному магу.

– По-видимому, если бы кто-то начал сомневаться в их способностях, они могли бы утратить их, – медленно предположил Сорград. – Это как в танце – стоит вспомнить о своих ногах, и тут же собьешься с ритма.

Я нахмурилась.

– Как можно просто взять и перестать верить во что-то?

– Мы могли бы словчить в игре с Барбеном, – с чувством заявил Грен. – Или сломать ему пальцы. Я бы не прочь преподать ему урок, а то все убеждены, что он непобедим.

– Вот тебе еще пример, – кивнула я Узаре. – Барбен верит, что он везучий, и все остальные верят. Это приводит в действие какой-то бессознательный элемент Высшего Искусства, и руны катятся, как ему надо.

– Он точно не мухлюет, – заметил Сорград. – Поверь мне, мы бы знали, если б он мухлевал.

Узара соединил руки под подбородком, упершись в него кончиками пальцев. Его взгляд стал неприкаянным среди суеты вокруг разбираемого становища.

– Это интересная идея, и кто может сказать, что она неверна, мы так мало знаем о Высшем Искусстве. Но где доказательство, где проверка?

– Зачем тебе это нужно? – Я покачала головой. – Всякий маг в Хадрумале разберет часы до колесиков и пружинок, прежде чем согласится, что они отмечают проходящее время?

Узара состроил гримасу.

– Мы рискуем яблоками против золы, верно? Если наши вопросы заставят Гуиналь усомниться в своих способностях, мы потеряем не только самого опытного нашего практикующего Высшего Искусства, но также одну из главных защит, которые есть у Келларинской колонии против эльетиммских набегов.

Он вздрогнул: двое Лесных жителей пронесли мимо его головы кусок рогожи. Пока мы говорили, нашу суру начали разбирать. Мы отошли в сторону, чтобы не мешаться.

– Рузия говорит, Рэвин спрячет их от любой погони, – вдруг вспомнила я. – Не желаешь это проверить?

Узара тупо захлопал глазами.

– Как?

– Дадим им уйти, выждем несколько часов, а там посмотрим, сумеем ли мы их выследить. – Мне было трудно скрыть сарказм.

– Они гораздо лучше знают лес… – засомневался маг.

– Мы выросли, по полгода выслеживая пушных зверей в более густых лесах, чем этот, – презрительно перебил его Грен.

Я видела, что маг еще колебался, а Сорград думает так же, как я.

– Мы приложим все усилия, знаешь ли. Мы не потеряем их только потому, что хотим потерять!

Узара прикинулся удивленным, но его выдал густой румянец на белой коже.

– Ты попробуешь найти их гаданием, верно? – Сорграда что-то развеселило. – Высшее Искусство может прятаться от магии стихий, да?

Узара серьезно посмотрел на него.

– Кажется, да.

– Тогда что тебя смущает, маг? – мягко спросил Сорград. – Ты хотел проверки, так давай проведем ее.

Я видела, что Узара все еще подозревает нас в подвохе или обмане.

– Когда-нибудь тебе придется нам доверять, – предупредила я его. – Ты достаточно близко подобрался к Ориал, чтобы отыскать ее, верно?

Узара поднял руки.

– Хорошо. Давайте посмотрим, куда это приведет нас.

Чтобы не наговорить ему лишнего, я стала помогать Народу разбирать становище. Грен ускользнул прощаться, а Сорград о чем-то небрежно говорил с менестрелем.

– Ты поблагодарил Фру за нас? – спросила я вернувшегося Сорграда, вытирая пот с лица ободранной веревками ладонью.

Он кивнул.

– Фру выделит нам кусок мяса, и он просил передать тебе, что благодарен за новые песни; или, вернее, древние.

Стоя посреди вытоптанной поляны, мы смотрели, как Народ растворяется в лесу, оставляя нас, и нашего осла, и груду багажа. Я ощутила боль, в которой не хотела слишком копаться. Мне вдруг захотелось, чтобы они были моей семьей, но так же быстро эта охота прошла. И в любом случае одно мое желание ничего не изменит. Я не принадлежу этому месту, как не принадлежу Ванаму. Мне предстоит создать свое собственное место, верно? С Райшедом, а значит, доказать этим скептикам-магам, что я нашла что-то, стоящее твердой монеты. Я воспряла духом, когда удалявшиеся голоса затянули балладу о Серизе, ускользающем от преследования Мазир. Эта песня была в моей книге и содержала джапквезан в каждой второй строфе.

– Как насчет партии-другой в руны, чтобы скоротать время, пока ждем?

Я достала кости из кармана и села. К тому времени, когда я выиграла у Узары все его мелкие деньги и то, что осталось от Сорградовой доли трофеев, солнце уже спустилось к верхушкам деревьев.

– Теперь Ливак получила все, что хотела, так не пора ли нам последовать за тем Народом? – с усмешкой предложил Сорград.

– Я готов! – Грен вскочил на ноги и начал рыскать по краю поляны.

– Мы знаем, что они пошли туда, – примирительно сказал маг.

Грен игнорировал его.

– Если мы намерены сделать это, то сделаем так, как положено, – отрезал Сорград.

– Я тоже умею читать следы, – обернулась я к Узаре. – А ты с ослом пойдешь последним, чтобы ничего не затоптать.

– Ага, вот тут есть четкие отпечатки копыт, – крикнул Грен. – Давайте посмотрим, как далеко они идут.

След был ясно виден, и братья пошли по нему, пристально глядя под ноги. Мы шагали ровно и молча, братья – впереди, наклоняясь над следами ног, примечая раздавленные цветы, сломанные веточки. Я посмотрела на солнце – похоже, мы забирали на северо-запад. Скоро выйдем к реке, заключила я. Узара шел сзади, лениво срывал листья с кустов и давал их ослу, а тот медленно жевал, роняя кусочки на влажную землю.

Грен и Сорград замедлили шаг и остановились, вполголоса совещаясь. Потом разделились, порыскали вокруг будто гончие и через некоторое время вернулись к нам с Узарой.

– Мы их потеряли, – без обиняков заявил Грен. – След становился все слабее и слабее, а теперь совсем исчез.

– А это не произошло бы в любом случае, если б кому-то понадобилось избежать преследования? – спросил Узара, осторожно выбирая слова.

Сорград шагнул вперед и вдавил сапог в мшистый клочок земли.

– На каменистой почве, на твердой грязи, может быть, даже на толстой лесной подстилке, если ты очень осторожен. Но не на этой местности.

– И мы можем проследить мышей по каменистой осыпи, если захотим, – добавил Грен с ноткой угрозы.

Мы посмотрели на глубокий отпечаток Сорградовой ноги, затем на мягкую нетронутую землю со всех сторон.

– Они пели «Балладу о поисках Мазир», – заметила я магу. – Я найду ее в книге, если желаешь.

Узара кивнул.

– Хорошо. Тогда давайте посмотрим, не даст ли моя магия лучших результатов, чем ваше знание леса.

Я промолчала, а братья обменялись насмешливым взглядом. Узара небрежно покапал с ладони зеленый магический свет, и отпечаток сапога во мху наполнился водой. Слегка нахмурясь, маг встал на колени и наклонился ближе. Грен, безразличный к этим фокусам, дергал траву для осла, поглаживая его бархатный нос. Я наблюдала за лицом Сорграда, на котором любопытство соседствовало со скептицизмом. Птичье пение лилось со всех сторон, лесные создания порхали туда-сюда, не интересуясь нашими заумными делами.

Я усмирила свое нетерпение. Узара должен прийти к этому выводу сам, без подсказок и понуканий, иначе он никогда не признает, что это был его собственный вывод. Я засунула руки, в карманы и потрогала мои руны-кости. Сорград подмигнул мне, заметив, как я отворачиваюсь, чтобы не прожечь взглядом затылок мага. Я подавила смех.

– Я не могу их найти, – изрек Узара с неподдельным изумлением. – Я не могу найти абсолютно никаких следов!

Я прикусила язык.

– Чем еще можно это объяснить, кроме Высшего Искусства? – заметил Сорград нейтральным тоном.

– На таком расстоянии, за такое время, учитывая, сколько дней мы провели с ними… – Узара задумчиво потер губу. – Знаете, я действительно не могу ничего придумать.

Высокомерие, внушающее магам, что они никогда не ошибаются, оказалось монетой с двумя сторонами, не так ли? Я медленно выдохнула.

– Теперь ты мне веришь?

– Думаю, твоя идея заслуживает внимания, – обронил маг.

– Ну, что мы делаем теперь? – Грен снова подошел к нам, усмехаясь. – Ты готов признать, что этот Народ владеет Высшим Искусством? Но теперь они ушли, и мы потеряли их. Будем искать другую группу?

– Я допускаю, что Народ имеет реальное Высшее Искусство, но все равно у них нет никаких ясных знаний, ничего, что мы могли бы сразу применить, – помрачнел Узара.

– А как же песенник? – возразила я.

– Спой мне что-нибудь, и пусть оно сработает, – с вызовом потребовал маг. – Ты действительно искренне в это веришь, чтобы пробудить эфирную силу? Покажи мне, как объяснить это Планиру, ученым, работающим с Гуиналь. Покажи мне, как использовать это против эльетиммов!

– Шелтий могли бы, – услужливо подсказал Сорград.

– Что? – одновременно воскликнули мы с Узарой, поворачиваясь к смеющемуся горцу.

– Вы же за этим хотели идти в горы, верно? Просить помощи Шелтий? – Грен посмотрел на брата в легком недоумении.

– О чем это вы не сказали нам? – грозно спросил Узара. Я встала между ним и Сорградом. Единственный человек, от которого Сорград потерпит такой тон, это я.

– Кто такие Шелтий? Я никогда не слышала этого слова. Лицо Сорграда было чистым пергаментом – ничего не прочесть.

– Они хранят саги и истории гор. Если какой-нибудь аниатимм знает об эфирной магии, то это Шелтий. Те солуране выпрямили ногу Хэлис, когда ее бедро уже полгода как зажило – то же самое, говорят, делают Шелтий.

– Сэдриновы потроха, что ж ты раньше не сказал? – рассердился Узара. – Почему мы теряли здесь время?

– Потому что мы все равно сначала шли в Лес. – Я шагнула ближе, и маг попятился. – Еще рано подниматься в горы, и нам нужен был длинный маршрут, чтобы избежать стычек в Ущелье.

Узара благоразумно отступил.

– Тогда предлагаю вернуться на тракт и продолжить путь.

Он подхватил недоуздок осла и энергично зашагал вперед. По крайней мере гадание помогло ему сориентироваться.

Я покосилась на Сорграда, но он не решался смотреть мне в глаза. Я сохранила спокойствие: он объяснит мне, в чем дело, в свое время. Затем, как только мага не окажется рядом, я устрою ему головомойку за то, что не рассказал мне все раньше.