Удача по скрипке

5

И что вы думаете? На другое же утро является Вавка на пункт в своем старом пальтишке перелицованном. Но меня это не успокоило: вот как, думаю, уловила, значит, мое неодобрение, решила поостеречься. Не стала я в лоб ее спрашивать, осторожненько говорю:

— Здравствуй, Вава. Холодновато сегодня, тебе не кажется?

Только хитрость моя была грубо пошита. Зыркнула на меня Вавка, усмехнулась — и подает мне открыточку.

«Вава, милая, — читаю. — С нетерпением жду Вас в Москве, на студии, в любое удобное для Вас время. Съемки в Пицунде, потом в Монреале, так что будьте готовы к длительному путешествию. Ваш Боборыкин».

— Это кто такой? — спрашиваю. — Фотограф, что ли?

— Эх, глубинушка, — засмеялась надо мной Вавка. — Кинорежиссер самый лучший в Союзе. Фильм «Весна во льдах» видела?

— Ну? — спрашиваю. — И зачем же ты ему так срочно понадобилась?

— Да не для того уж, конечно, чтобы твист танцевать. Фильм снимать будем, я в заглавной роли. Видишь, в Монреаль надо ехать. А Монреаль — это тебе не пансионат на Клязьме. Лазурный берег, сама понимаешь.

Прислонилась я к холодильнику, голова кругом идет, ничего не соображаю, как пьяная.

— Вот кого ты, значит, подцепила. Вот кто норками тебя одаривает…

— С ума ты сошла, — говорит мне Вавка. — Я в глаза его еще не видела.

— Ну а где же твоя шуба?

— Обменяла.

— На что?

— А вот на эту открыточку.

Тут в жар меня так и кинуло.

— Господи! — кричу я ей. — Да объясни ты мне все или пропади с моих глаз, пока я тебе челку не выдрала! Дашь ты мне покой или нет?

— А я от тебя, — говорит мне Вавка, — ничего скрывать не собираюсь. Как от лучшей и единственной подруги. Всю историю на прощанье выложу.

— Как на прощанье?

— А так. Ухожу я из этой конторы и в Москву уезжаю. Вернусь из Монреаля не стану же я чужие сервизы перетирать. Кино — это дело затяжное, один раз уцепишься — а там само повезет. Лет на двадцать хватит хлопот, пока внешность моя не истратится.

Помолчала я, глазами похлопала.

— А обмана тут нет?

— Все проверено, — отвечает мне Вавка. — Вот и адрес мой проставлен, и телефон киностудии. Я вчера уж в Москву звонила: ждут меня, не дождутся, съемки не начинают. До обеденного перерыва с тобой отсижу, а там, извини, поеду. Дело-то важное, понимаешь?

— Понимаю, конечно, — сказала я и слезами вся облилась. — Паспорт не забудь захватить. Без паспорта тебя не узнают.

И все плачу, все плачу, никакого удержу нет.

— Да чего ревешь-то? — рассердилась Вавка.

— Как-то сразу все, — говорю. — Постепенности нет, вот и страшно мне за тебя. Пропадешь без возврата.

— Ах, ты странная какая, — отвечает мне Вавка. — Как же нет постепенности? Говорю тебе: с рук взяла кофту плюшевую, кофту выменяла на шубу, а шубу — вот на эту открыточку.

— И все у одной бабы?

— Все у одной бабы.

— Врешь, — говорю. — Ой, Вавка, врешь. И через твое вранье я на слезы вся разойдусь. Очень уж ты девка беспутная.

— Ладно, Зина, — говорит мне Вавка. — Всем делилась с тобой, поделюсь и сейчас. Может, ты в жизни тоже устроишься.

Вытерла я быстренько слезы, вывесила на двери табличку «Учет», сели мы с Вавкой на пол за прилавком, чтобы с улицы видно нас не было, смотрит Вавка мне в лицо и спрашивает:

— Скажи мне, Зинаида, чего ты в жизни больше всего желаешь?

— Чтобы Гриша мой вернулся, — говорю. — Больше мне от жизни ничего не требуется.

— Экая ты дура, — отвечает Вавка с досадой. — Ну, вернется, поживет с тобой месяц, а потом загуляет — и опять поминай как звали. Хочешь мужа солидного, терпеливого?

— Не трави ты мне душу. Конечно, хочу.

— Ну, так слушай меня. Сразу после работы отправляйся, голубка, в центр. Возле магазина «Маруся» — на Суворова, знаешь? — подворотня есть. Войдешь во двор — там женщины толпятся, кто продает барахлишко импортное, кто покупает. Ты на эту приманку не клюй, проходи в дальний угол, за гаражи, и спрашивай Татьяну Петровну. Она тебе все, что надо, устроит. Подойдешь к ней — режь напрямик: так и так, мол, я от Вавы пришла, хочу замуж выйти, а человека поблизости нет. Да прикинь заранее, кого тебе надо: брюнета или седого, ученого или военного. Татьяна Петровна любит в таких делах определенность.

Не поверила я ни одному ее слову, однако для виду и для подначки спрашиваю:

— Как же она мне мужа устроит? Адрес даст, телефон или тоже открыточку?

— А это уж не твоя забота. Думаю, что и сама не заметишь, как знакомство завяжется. Где-нибудь в автобусе подсядет к тебе человек, глазки твои похвалит, улыбочку. Ну а дальше — как с Татьяной Петровной обговоришь, так и будет. Хочешь — на другое утро в загс, а не хочешь нахрапом — будет по ночам под окнами твоими дежурить, сигареты покуривать…

— Мне курящего нельзя. Ребенок в доме, и отец человек больной.

— Ну, конфеты грызть «Театральные». Я с одной там встретилась, с клиенткой. У нее такая же ситуация: одинока и дитя на руках. В договоре это все обозначить придется.

— В каком таком договоре? — Сердце у меня так и замерло.

— А что ж ты думаешь, — отвечает мне Вава с усмешкой, — на одном честном слове это предприятие держится? Бланк заполнишь, бумагу подпишешь, в двух экземплярах, все чин по чину.

— Документы с собой, значит, брать?

Смеется Вавка.

— Никаких документов этой тетке не надо. Она человека насквозь видит. А соврешь — сама же и пострадаешь. Ты лицо подлежащее.

— Так-то так, — говорю. — И во сколько же мне обойдется эта услуга?

Рассердилась на меня Вавка.

— Бестолковая ты, Зинаида. Где это видано, чтоб мужей за деньги доставали? Ни копейки ты на этом деле не потеряешь, поверь мне на слово. В деньгах эта тетка не заинтересована.

— В чем же она заинтересована?

— А в том, чтобы ты, простофиля, счастье свое нашла.

Смотрю я на нее в упор и чувствую: хитрит моя подружка, скрывает.

— Вот что, Вава, — говорю я ей, — давай начистоту. В жизни мне никто ничего бесплатно не делал, кроме государства, а твоя Татьяна лицо, как я понимаю, частное. Говори всю правду, не бойся, я уже ко многому привыкшая. Но вслепую действовать не люблю.

— Все на месте узнаешь, Зинаида, — отвечает мне Вавка решительно. Поезжай и не думай плохого: сделка вполне законная. Знай одно: все, что ты ни попросишь, она для тебя сделает.

— Так уж прямо! А если я немыслимое попрошу: красавицей захочу стать писаной?

— Воля твоя, — говорит Вавка. — Но не очень я тебе это советую. Ну устроит она тебя куда надо, щеки там тебе уберут, нос подправят, а дальше что? Для обыкновенной жизни ты и так хороша, а безумство не в твоем характере.

— Ну а если я мужа себе закажу, двухэтажный дом да еще в смысле внешности мелкие изменения?

— Ишь какая ты ловкая, — смеется Вавка. — Так и я бы хотела. Однако норку возвращать пришлось, хоть и жалко было до ужаса.

— Кто ж она такая, — спрашиваю, — эта Татьяна Петровна? Аферистка, сводня или похуже кто?

— А я и сама не знаю, — отвечает мне Вавка. — В договоре написано «агент», а от какой организации — не разберешь: буквы на печати смазались.