Удачи поручика Ржевского

Глава девятая Вступление в Смоленск

Битву при Салтановке 11 июля гусары О… кого полка пропустили да и слава богу: эту царскую инициативу (идти к Витебску через Могилев, опрокинув корпус Даву) Багратион от души обматерил, но не исполнить не посмел и направил туда корпус безотказного Раевского. Тот бился весь день, потерял убитыми и раненными 2500 бойцов, ни на шаг не продвинулся и отступил к Дашковке, прикрывая переправу армии через Днепр у Быхова. Даву, к счастью, препятствовать им не стал, полагая свою задачу выполненной, и 2-я армия в полном составе пошла к Смоленску. Ржевский во время дневного простоя подсуетился, объехал весь обоз, но кареты с губернаторской семьей не нашел. В ответ на расспросы один из каптенармусов ему сообщил, что несколько карет с наиболее важными беженцами отправились вперед вместе с авангардом, в который отряжены были егерский и драгунский полки. Гусар же опять отрядили к казакам в арьегард, но даже уланы их не беспокоили, сопровождая в отдалении. Так двигались они десять дней и вышли-таки к окрестностям Смоленска, где уже расположились части 1-ой Западной армии Барклая. Ржевский впервые видел Смоленск и его обширную крепость, прикрывающую переправу через Днепр, и она его вдохновила.

— Вот тут бы и дать бой всеми силами нашей объединенной армии, — сказал он своим закадычным приятелям, Бекетову и Арцимовичу. — Пусть погрызут французы эти мощные стены!

— Так стены-то частично разрушены, — посетовал Сашка.

— Наскоро возвести земляные бастионы в «дырах» и поставить на них пушечные батареи! — возразил Дмитрий. — Кавалерия уже не прорвется, а пехоту можно сдержать огнем и штыком!

— Это уж как наши большие головы решат, — заключили корнеты. — Наше дело маленькое: гонять вражеских гусар, конноегерей да улан… Население Смоленска (15 тысяч) при входе армии Багратиона все высыпало на улицы и приветствовало походные колонны криками.

Особенно оживились молодые женщины, когда завидели гусар О…кого полка в их красных доломанах с желтыми блестящими галунами (ужо начистили их с вечера как денщики у офицеров, так и рядовые даже без приказа!), синих чакчирах и блестящих от ваксы ботиках. Ржевский тоже оживился и, хоть вида старался не подавать, косил взглядом то на одну хорошенькую горожанку, то на другую. Уже въехав через крепостные ворота в центральную часть города, он увидел возле одного из домов особенную красавицу, встретился с ней взглядом и не стерпел: покинул строй, остановил рядом с ней коня и перегнувшись с седла, сказал жарко:

— Как у меня внезапно в горле пересохло! Подай, милая барышня, мне кружку воды… Молодка посмотрела на него пристальнее, чуть усмехнулась и, повернувшись к дому, крикнула:

— Яська! Дай ковш воды! После чего оборотилась к гусару и сказала по-французски:

— Я — замужняя дама, поручик. Мой муж — майор и служит в Молдавской армии Чичагова. А теперь спрошу: у вас, быть может, пропала жажда?

— Только разгорелась, белла донна! — воскликнул Ржевский. — Могу я узнать ваше имя? Красавица усмехнулась еще более, но сказала: — Браво, гусар.

Похоже, что вы не привыкли бегать с поля боя. Тогда скажу: меня зовут Людмила Баскакова, а улицу эту — Никольская. Тут на крыльце появилась с ковшом девочка лет двенадцати в одной рубашонке — видимо, прислуга. Ржевский принял ковш из рук Людмилы, отпил пару глотков, отер усы, но, взглянув на молодку, признался:

— Я хотел просто поцеловать вас после угощенья водой и уехать. Но теперь прошу о свиданьи вечером — там, где вам будет угодно.

— Бравый гусар, бравый, — уже без улыбки сказала Людмила и вдруг продолжила: — Хорошо. Я дам вам шанс мне понравиться. В десять вечера здесь же. Оревуар, поручик. Когда Ржевский догнал свой эскадрон, к нему тотчас пристроился Сашка Арцимович.

— Ты ее поцеловал?! — воскликнул он восторженно.

— Мог, — ответил поручик, — но отложил это приятное событие до вечера.

— Черт побери, Дмитрий! — почти до слез огорчился корнет. — Ведь мой взвод ехал впереди твоего! И я эту красотку видел! Ну почему сам к ней не подъехал?

— Она бы тебя отшила, — сообщил Ржевский. — Как и меня попервоначалу.

— Как же ты ее уговорил?

— Просто успел влюбиться и потому был настойчив.

— Как жестоки законы в нашей стране! — восклицала вечером после первых пылких объятий Людмила. — Мужчина в расцвете любовных сил лишен права жениться до 30 лет! Но ведь вас, Дмитрий, могут в любой день убить! Такого красавца, такого бонвивана! Нет, это просто наша обязанность — раскрывать вам свои объятья! Акт милосердия! Чтобы там не говорили попы в своих церквях, ничего в любви не понимающие! Идем же ляжем в постель и предадимся безоглядной страсти!

— Боже, какое счастье! — лепетала она спустя час. — Какое счастье, что я не оттолкнула тебя днем! Никогда я не испытывала таких чувств, никогда! Ты бог, ты дьявол, лукавый искуситель и мой полный повелитель! Скажи, что я должна сделать, чтобы ты тоже почувствовал себя на гребне эйфории?

— На ваших гребнях нам летать не дано, — признал Ржевский. — Но я сейчас тоже преисполнен довольства, услышав от тебя такие дифирамбы.

Большего счастья для себя и не мыслю… Три ночи провели вместе Людмила и Дмитрий, три волшебных ночи. А когда стала разгораться заря четвертого дня, Ржевский сказал:

— Сегодня мы идем в наступление. Так было решено на вчерашнем совещании генералитета. Теперь либо мы погоним французскую орду вспять, к Неману, либо вечный везунчик Наполеон перешагнет через наши трупы и пойдет на Москву. Но сначала явится сюда, в Смоленск.

Солдаты его будут опьянены нашей кровью и захотят еще женской плоти.

Умоляю, собери все, что тебе будет действительно необходимо и беги из города! У тебя ведь есть родственники в окрестностях?

— Есть сестра в Киеве…

— Тем лучше. Найми лодку и плыви по Днепру в Киев. Я отдам тебе свое жалованье.

— Не нужно, милый. У меня хватит денег на первое время. Детей бог мне еще не дал и заботиться придется только о себе да Яське. Но я молю, чтобы твое семя во мне ожило! И еще: я буду ждать вестей о тебе до последнего. Если вы победите, то я пошлю тебе вслед свое благословение. Если повернете вспять, ты придешь меня здесь защитить. В смерть твою я ни за что не поверю: Бог явно поцеловал тебя в темечко при рождении…

— Спасибо на добром слове, Мила! Но мне пора: полковник ждать одного не станет. Давай же поцелуемся…