Удивительные приключения Гертона Айронкестля

Глава I Царство растений

– Какой странный мир! – воскликнул Гютри.

Экспедиция медленно двигалась по саванне, травы которой были голубого и фиолетового цвета. Высокие и густые, эти травы при проходе каравана издавали сладкозвучный шум, смутно напоминавший звук скрипок. Временами попадались кущи пальм с индигового цвета листвой или финиковых – с листвой, как аметист. Желтые испарения закрывали солнце, гармонируя с цветом листвы и трав.

– Мы вступили в царство растений, – повторял Гертон, жадно вглядывавшийся в эту фантастическую равнину.

Он приказал не давать животным пастись здесь. Но этот приказ был излишен: верблюды, козы, а еще более ослы принюхивались к голубым злакам и фиолетовому клеверу с недоверием. Горилла проявляла неистовое беспокойство, круглые глаза обезьяны смотрели вокруг не отрываясь.

– Животные подохнут от голода! – ворчал сэр Джордж.

– Еще не так скоро! – ответил Гертон, указывая на корм, которым снабдили верблюдов и ослов.

– Да, вы предусмотрительны, – заметил Гютри, – но этого запаса хватит самое большее на вечернюю и утреннюю кормежку.

– Но это животные пустыни: раз их накормишь, и они в состоянии терпеть несколько дней.

Гютри беззаботно пожал плечами. Подул медленный и тихий ветерок. По всей равнине зазвенели слабые голоса: тонкие звуки скрипок, наивных арф, короткозвучных мандолин сливались в какую-то чарующую, смутную симфонию.

– Можно подумать, что мы на концерте Трильби! – заметила Мюриэль.

– Домовых! – прибавил Маранж.

Когда они приближались к фиговым и пальмовым островкам, звуки делались громче, как приглушенный орган.

Желтый туман, сгущаясь на западе, казалось, продолжал аметистовую и сапфировую равнину – топазовой. Там-сям мелькала голая полоска земли красного цвета с металлическим отливом, на которой не росли даже лишаи.

Пролетали громадные мухи, самые крупные из которых были величиной с синиц. Их рыжеватые рои неслись за караваном и вились над животными, жужжа, как жуки. Многие садились на ослов и бегали по ним с фантастической быстротой, но скоро было замечено, что они безвредны. Маленькие птички, едва больше жужелицы, выпархивали из кустов и резко чирикали, покачиваясь на стебельках. Мухи преследовали их. Они были не столь ловки, но все-таки иногда овладевали пичужками и скрывались с своей добычей в чаще высоких трав.

– Это ужасно! – воскликнула Мюриэль, увидавшая, как одна муха схватила пичужку.

Гютри захохотал:

– Настал их черед! Сколько времени птицы глотают мух! А для нас это лучше, чем если бы они были ядовиты.

Равнина все тянулась, блистающая и страшная.

– Мы долго можем терпеть голод и жажду? – спросил сэр Джордж.

– С востока на запад протекает река, – ответил Гертон, – и мы должны встретить ее… Мы дойдем до нее этой ночью или завтра. К тому же в наших мехах воды больше чем наполовину.

Среди дня караван остановился на одной из этих каменистых красных полосок, где растительность отсутствовала.

– Здесь мы можем быть уверены в том, что не нарушим ни одного из таинственных законов – заметил Гертон в то время, как черные приготовляли завтрак.

Благодаря закрывавшей солнце туче, можно было расположиться вне палатки. Нависала тревога. Эта земля казалась страннее всего, что они могли вообразить.

– Дядя Гертон, – сказал Гютри, когда подали завтрак, – что же с нами будет, если окоту нельзя есть растения? У меня такое ощущение, что мы подвергаемся большей опасности, чем с Коренастыми.

Но проглотив большой кусок копченого мяса, он стал смеяться, так как ничто не могло лишить его доли радости.

– Успокойся! – ответил Гертон. – Мы найдем зеленые растения или растения частично красные и зеленые… И наш скот сможет их есть. Если б все растения или части растений были запретными, «табу», как же бы жили здесь животные?

– Но пока наши верблюды, ослы и козы не могут сорвать ни одного стебелька с этого громадного пастбища.

– О! – воскликнула Мюриэль, указывая на странное существо, видимо, наблюдавшее за собеседниками. Это была жаба величиной с кошку. Глаза цвета золотистого аквамарина были устремлены на путешественников. Тело ее было покрыто волосами. Но больше, чем размерами и волосатостью ее, путешественники были поражены ее третьим глазом, помещавшимся на маковке и вращающимся во всех направлениях…

– Вот чудо-то! – воскликнул Филипп.

– Почему? – возразил Гертон. – Разве не имеется такого глаза, правда, в зародыше и скрытого, у большей части земноводных? По всей вероятности, этот атрофированный глаз функционировал у предков наших земноводных.

Жаба сделала прыжок, какой сделал бы заяц, и исчезла в расселине камня.

– Очевидно, под землей вода, – заметил сэр Джордж, – чем и объясняется процветание фиолетовых и голубых трав…

С писком пролетали мимо маленькие птички. Одна из них села неподалеку от Мюриэль. Загипнотизированная видом людей, она не слышала, каж подлетела гигантская муха, внезапно бросившаяся на нее, готовясь ее проглотить.

– О, нет, нет! – в ужасе воскликнула молодая девушка.

Она вспугнула насекомое. Но птичка, раненная в месте соединения крыла, откуда брызнули капельки крови, слабо попискивала, Мюриэль осторожно взяла ее в руки.

В своем крошечном тельце пичужка вмещала красоту заката, золотистый блеск берилловых облаков, пурпур, сверкание аметиста и топаза. Ни у одной ванессы не могло быть крыльев нежнее оттенком, а красная головка, усеянная малахитовыми точками, казалась созданной из какого-то неведомого, драгоценного вещества.

– Какие вышивальщики, акварелисты или ювелиры смогли бы на таком крошечном пространстве создать такой шедевр!..

– А жестокая природа допускает, чтоб этот шедевр поглощали мухи!.. – сказал Филипп.

Весь этот день караван двигался на юго-запад. Бесконечная равнина со своими голубыми и фиолетовыми травами, со странной музыкой, которую издавали растения, когда в них пробегал ветерок, все тянулась под золотистыми и янтарными облаками.

– Страшное однообразие! – объявил Гютри. – Мне опротивел голубой и фиолетовый цвет. Меня от него тошнит.

– Утомительные цвета! – поддакнул сэр Джордж. – Нам нужно было бы иметь желтые или оранжевые очки.

– А ведь у меня есть, а я о них забыл! – сказал Гертон. – Забыл с самого начала пути. Но это извинительно, когда у всех нас такое великолепное зрение. Ни одного близорукого, ни одного дальнозоркого.

– Ни одного с гиперметропией, ни одного астигматика, – пошутил Сидней.

Приближался вечер. Снова раскинули палатки на островке красной земли.

– На этом глаз отдыхает! – сказал Филипп.

– Да, но река? – спросил сэр Джордж. – Конца этой равнины не видать. Завтра вечером наши меха будут пусты.

– И животным мы не сможем дать пить больше одного раза, и то в полпорции! – поддакнул Гютри.

– Бог милостив! – ответил Гертон. – Наверное под почвой есть вода, – и он указал на двух колоссальных жаб, юркнувших в расселину почвы.

– Добро! Строго говоря, шакал может еще здесь пролезть, но не человек! – сказал Филипп.

– В особенности не я! – зубоскалил гигант.

Это были люди с крепкими жилами и неунывающими душами. Несмотря на угрожающую местность, они наслаждались ужином. Черные были задумчивы: тайный страх мутил их воображение.

Филипп и Мюриэль уединились на краю лагеря. В янтарном тумане всходила сказочная луна, похожая на медную, позолоченную медаль. Филиппа опьяняло присутствие его гибкой подруги. В ее бледном лице проглядывали цвета лилии, перламутра; сапфировые глаза с отблесками нефрита мерцали задумчиво и кротко. А волосы блестели, как спелые колосья.

– Мы будем счастливы сознанием, что перенесли испытания и видели эти странные земли! – сказала она. – Будущее не так страшно, как то время, когда вы преследовали тех чудовищ.

– Как бы я хотел скорее видеть вас среди людей нашей расы!.. Мне необходимо, чтобы вы были в безопасности, Мюриэль.

– Кто знает! – задумчиво ответила она. – Безопасности не существует. Эта дикая земля, быть может, избавила нас от более серьезных испытаний. Мы – жалкие, беззащитные существа, Филипп. Один неверный шаг может сгубить человека, спасшегося от львов. Бог всюду и всюду Он управляет нашей судьбой.

– Уж не мусульманка ли вы? – спросил он с легкой насмешкой.

– Нет, я верю в активность: она нам заповедана… Но все-таки нас охраняет Всемогущий.

И она запела невыразимо трогательно:

С душой, насыщенной любовью, он забыл все смутные опасности и вкушал сладость волшебных минут во всей их полноте.

Глава II Вода, твоярщая жизнь

– Животных мучит жажда! – сказал Гютри. – Меня тоже.

Воды больше не было. Путешественники разделили между собой последние глотки и продолжали идти все по той же безграничной равнине среди фиолетовых злаков, голубых деревьев и ярко-красных полос земли.

Пустыня не выпускала их, как свою добычу, и солнце, одолев облака, бросало жгучие лучи, иссушавшие кровь в жилах людей. И всетаки нужно было идти. Колоссальные мухи аккомпанировали своим жужжанием музыке трав, становящейся зловещей. Она все более и более походила на перезвон дальних колоколов. А когда дул ветер, слышался как бы звон набата.

– Я думал, что река ближе, – признался Гертон.

– Так вы думаете, что в самом деле есть река? – спросил сэр Джордж.

– Да, я уверен в этом. Мне описывали ее. Сэр Джордж посмотрел в подзорную трубу.

– Ничего! – сказал он.

Деревьев больше не было. Росли одни травы, густые и крепкие.

– Вода под землей, может быть, там только и следует ее искать? – заметил Филипп.

– Мы потеряли бы слишком много времени, – отвечал Айронкестль. – Прошу потерпеть еще несколько часов.

– Хорошо, дядя Гертон. Но скажите, сколько дней можно выдержать без питья? – спросил Гютри.

– Разное время: верблюды выдерживают три, четыре, пять дней, даже, говорят, больше. Люди –два-три дня… Смотря по темпераменту и состоянию атмосферы.

– А сейчас страшная сушь! У меня кожа становится жесткой! – ворчал Гютри. – Боюсь, что я из тех, кто всех меньше может устоять…

Ужас и уныние объяли караван. Солнце на закате приняло цвет чистого золота, затем выросло и стало оранжевым. День склонялся к вечеру.

Животные подвигались с трудом, козы жалобно блеяли. Черных охватывала боязнь и недоверие, предвестники мятежа, глухо нараставшего. Та глубокая вера, которую внедрили в них победы белых, улетучивалась в этом странном мире. В особенности их тревожило отсутствие воды, и не потому, что это было страшное зло, но и потому, что в этом сказывалось для них бессилие господина.

Гертон позвал Курама.

– Что говорят люди? – спросил он.

– Они боятся, господин… Это страна Смерти. Трава здесь враг животных.

– Скажи им, Курам, что бояться нечего. Мы знаем, куда идем.

Глаза Курама, несколько походившие на глаза буйвола, склонились долу.

– Мы еще далеко пойдем? – спросил он дрожащим голосом.

– Все изменится, когда мы достигнем реки.

Фаталистическая душа приняла слова господина, и Курам отправился говорить с черными.

Солнце готово было закатиться, когда караван достиг островка красной земли. Пока готовились к стоянке, несколько раз видели выскакивающих гигантских жаб, сейчас же прятавшихся в расселине земли.

– Этим тварям нужна вода! – заметила Мюриэль.

– Значит, под землей вода! – вывел заключение сэр Джордж.

– Поищем! – предложил Гютри. – Моя жажда становится невыносимой.

Козы жалобно блеяли. Ослы нетерпеливо обнюхивали землю.

Филипп, сэр Джордж и. Сидней осмотрели трещины. Они были узкие, и в них не было следов влаги.

– Нужно начать рыть, – произнес Филипп.

– Что мы и сделаем, – объявил Гютри. – Поищем места, где земля рыхлая.

Скоро они нашли такое место. Гютри пошел за землечерпалкой. Через час была вырыта глубокая яма. Очень скоро обнаружилось присутствие влаги в земле, но количество этой влаги не возрастало, а скоро она начала даже иссякать.

– Очень странно! – воскликнул Филипп. – Очевидно, влага эта просачивается откуда-то. Присутствие поблизости водной поверхности вполне вероятно.

– Поблизости… – ворчал Гютри. – Если эта поверхность хотя бы в ста метрах, она недоступна для наших слабых сил…

Попытались сделать несколько горизонтальных раскопок, но они не дали никаких результатов.

– Печальная будет ночь! – заключил Сидней. – Мы добились только того, что увеличили нашу жажду.

Путешественники спали плохо и поднялись до зари. Над ними нависла одна из тех угроз, которых не в силах одолеть никакая доблесть. В каждой их жилке таилась гибель. Как громадная пиявка, атмосфера капля по капле высасывала из них кровь. Мать жизни – вода – покидала их и терялась в пространстве.

– Не будем медлить! – стонал Гютри, – ночью и ранним утром легче идти.

– Желательно, чтоб двое из нас пошли на разведку! – подал мысль сэр Джордж.

– Я уже думал об этом! – поддакнул Гертон.

– Сэр Джордж и я! – воскликнул Гютри.

– Лучше сэр Джордж и Филипп, – сказал Гертон.

– Почему так?

– По причине вашего веса! – с слабой улыбкой сказал Гертон. – Караван может выделить для разведчиков двух верблюдов, но они ослабели.

– Ну, ладно! – неохотно согласился Гютри.

Груз с двух верблюдов переложили на других; Курам выбрал для разведчиков самых проворных.

– Эти будут хорошими проводниками! – утверждал чернокожий. – Они издали чуют воду.

Спустя десять минут сэр Джордж и Филипп покинули стан. Верблюды бежали рысцой, как бы понимая, что идут на поиски воды.

По мере того, как луна двигалась к закату, она все желтела и становилась огромной, но свет ее слабел, между тем как звезды горели ярче. Легкая фосфоресценция исходила от земли. В воздухе было тихо, перезвон растительности, казалось, возвещал какую-то мистическую церемонию в глубине саванны…

– Мы точно на другой планете! – прошептал сэр Джордж. – Здесь как-то не ощущается ни наше прошлое, ни наше будущее.

– Нет, – задумчиво ответил Филипп. – Мы далеки от Обетованной земли!

Луна приняла медный оттенок, забрезжила почти неприметная заря, и солнечный костер заполыхал над равниной.

Путники жадно разглядывали горизонт. Ничего. Ничего, кроме того же безграничного океана трав – голубых, фиолетовых, синих.

– Ужасно! – сказал сэр Джордж. – Травяная могила!..

Жажда мучила обоих, все увеличиваясь по мере того, как всходило светило. Они выдерживали направление на юго-запад, как советовал Гертон.

Это были до странности непохожие натуры. Сэр Джордж был из тех англичан, которые могут, если понадобится, жить в одиночку, с собакой, хоть в пустыне. Он был замкнут, проявляясь всегда неожиданно, тогда как Филипп обладал живым, действенным воображением.

Жажда! От жажды у них ссыхалась глотка. Филипп в полубреду видел всевозможные, сулящие прохладу образы: бьющие из земли с живым журчанием источники, аль-карацы в тени пастбищ, графины с освежительными напитками, покрытые влажной дымкой…

Он даже шептал, как в бреду:

– Родники, реки… Озера…

– Ох, – с грустной усмешкой вздохнул сэр Джордж, – а я больше всего мечтаю о хорошем кабачке!

Верблюды томились и никли.

– Только бы они выдержали! – сказал Филипп.

– Выдержат! – утверждал сэр Джордж. – Они знают, что мы ищем воду… Они понимают, что останавливаться опасно.

Солнце жгло невыносимо; колоссальные мухи яростно жужжали вокруг людей и животных.

– Еще счастье, что они нас не жалят! – заметил Филипп.

– Я подозреваю, что мы отрава для них, – соображал его спутник, – и верблюды тоже.

– Так зачем же они кружатся над нами?

– Они повинуются своему мушиному инстинкту. Опять наступило молчание, и перезвон трав придавал этому безмолвию что-то фантастическое. Ничего. Только все те же травы, голубые и фиолетовые с редкими кущами деревьев по временам.

– Что-то там с нашими? – прошептал Филипп, несмотря на жажду думавший о Мюриэль.

Сэр Джордж покачал головой. Он казался невозмутимым, но как уроженец страны с влажным климатом он страдал еще больше, чем Филипп.

– Если понадобится, они выпьют двух-трех коз, – ответил он наконец… – или даже верблюда. У верблюда вообще имеется запас воды… Более двадцати галлонов крови! – И англичанин с вожделением посмотрел на своего верблюда.

– А мы не можем этого сделать, – вздохнул он…– нам нужно добраться до воды.

Долгое молчание. Мысли еле копошились, сухие, тугие и жалкие, в мозгу обоих мужчин. А солнце продолжало их пить…

Внезапно один из верблюдов, подняв усталую голову, как-то странно, нелепо рявкнул. Его товарищ протяжно зафыркал. Оба ускорили ход.

– Что с ними? – проворчал Филипп.

– Я не решаюсь высказать свою надежду, – ответил сэр Джордж.

Дорога стала подниматься. На низком холме они увидели зеленые травы и кустарники. Они переглянулись, ослепленные; испокон века присущий растениям цвет восхищал их сердце. Им казалось, что они вступили в истинную жизнь, в ту жизнь, которой жили бесчисленные поколенья их предков.

Теперь верблюды неслись вскачь. Они взбежали на холм. Хриплый крик, крик избавленья, вырвался из груди Филиппа.

– Вода! Вода!

Это была она, мать-владычица, мать всего живущего; она, вода бытия, вода начала мира!..

Река!.. Она течет, широкая, медлительная, окруженная деревьями, кустарниками и травами. И рассевает в пространстве неиссякаемое плодородие.

Безумие овладело верблюдами. Они летели, как чистокровные скакуны; в пять минут они были уже на берегу и жадно пили, склонившись к реке. Люди спрыгнули на берег и, погрузив в поток свои кружки, утоляли убийственную жажду.

– Это неосторожно! – спохватился, наконец, сэр Джордж.

– Зато как вкусно! – возразил Филипп.

Сэр Джордж предложил ему сероватую облатку:

– От микробов!.. А – о!..

Испуганный англичанин вскочил, протягивая указательный палец по направлению к островку, находящемуся в двадцати метрах от берега, на котором показалось необычайное чудище. Оно походило на крупных крокодилов древнего Египта: у него были громадные длинные челюсти, чудовищные зубы, короткие лапы и мускулистый хвост, но вместо чешуи все тело и голова были покрыты шерстью, и глаза, сверкающие, как глаза пантеры, не имели ничего общего со стекловидными глазами пресмыкающегося. На макушке головы горел фосфорическим светом третий глаз. – Что за чудовище! – воскликнул Филипп. – Даже в доисторические времена не было подобного ему ящера.

– По меньшей мере нет оснований утверждать это. Но ведь наша наука так отрывочна…

Чудовище следило за верблюдами и людьми. Инстинктивно последние схватились за ружья. Вдруг крик, похожий на лай, заставил их обернуться. Запрокинув голову, к реке изо всех сил неслась голубая антилопа. Преследовавший ее гибкий хищник с желтоватого цвета шерстью, усеянной мелкими розовыми пятнами, делал тридцатифутовые прыжки. Ростом он был с крупных манчжурских тигров.

– Ведь это леопард! – пробурчал сэр Джордж.

Отвлеченные страшным хищником, они не заметили, что волосатый крокодил нырнул в реку.

– Берегись! – крикнул сэр Джордж.

Антилопа и вслед за ней леопард бежали к мысу, на котором стояли оба мужчины. Они отступили вверх по течению. Легкие звери уже достигали берега. Леопард ускорил бег, антилопа готовилась броситься в воду, но вдруг остановилась, пораженная ужасом.

На самом краю мыса волосатый ящер выставился из воды, устремив желтые глаза на беглянку. Парализованная страхом, она оглянулась, посмотрела вдаль. В ее смутном сознании закишели образы – там вдали высокие травы, сладость движения и жизни… Здесь – вечная ночь…

Леопард прыгнул и одним ударом мускулистой лапы сразил антилопу. Но волосатый ящер вылезал…

Несмотря на опасность, сэр Джордж и Филипп испытывали дикое любопытство, собиравшее когда-то римлян в цирк.

– Великолепные бестии! – заметил сэр Джордж и посмотрел на свой карабин.

Леопард, держа лапой трепещущую жертву, следил за пресмыкающимся, которое колебалось лишь миг. Открыв громадную пасть, крепко опершись на короткие лапы, оно готовилось к борьбе. Тело его было втрое массивнее, чем у леопарда. Три глаза чудища сверкали. Леопард испустил глухой крик, похожий на рев. Он подкрался сбоку, пытаясь внезапно напасть на противника и вскочить ему на спину… Но от неповоротливости чешуйчатых предков у крокодила не осталось и следа. Он обернулся, стремительно бросился. Громадная кошка свалилась наземь. Две тяжелые лапы придавили ее, но слишком короткие, они затрудняли движения длинной пасти… Тогда леопард, съежившись, скользя по траве, кое-как высвободился. Испуганный превосходством противника зверь бросился бежать. Ящер, не удостоив его вниманием, принялся пожирать антилопу заживо, и крики агонии жертвы мешались с радостным хрипом победителя…

Отступая, леопард увидел вдруг Филиппа и сэра Джорджа. Его янтарные глаза с жадностью устремились на обоих мужчин.

– Я целю в голову! – холодно сказал англичанин.

– Это всего лучше! – подтвердил Маранж. – Я поступлю так же.

Леопард колебался. В нем боролись страх, ярость, голод. Но, видя эти странные силуэты, устремленные на него глаза, карабины, казавшиеся продолжением их рук, он уступил и отправился на поиски другой добычи, более робкой и лучше ему известной.

Глава III Жизнь или смерть

Смерть витала над караваном. Время от времени к странному перезвону растений примешивалось то блеяние козы, то хрипение ослов, то дикий рев верблюда. Громадные мухи продолжали донимать животных… И черные, несмотря на свою веру в главу каравана, бросали вокруг тусклые взгляды, в которых читались нарастающее возмущение и вспышки безумия.

– Плохо дело! – сказал Курам, только что державший речь к черным. – Некоторые совсем сошли с ума, господин.

Гертон взглянул на сумрачных людей. У него самого горло жгло, как в огне, а гигант Гютри страдал невыразимо… Лучше всех боролась с жаждой Мюриэль.

– Скажи им, чтоб подождали еще час! – оказал Айронкестль. – Если ничего не случится, мы пожертвуем верблюдом.

Курам понес черным обещание господина, и так как надежда принимала определенную форму, люди воспрянули…

Гертон всматривался в горизонт… Где они? Достигли ли они реки или же бродили, как караван, по пустыне, еще более ужасной от этих в изобилии растущих кустов.

– Отвратительная вещь! – ругался Гютри. – Я решительно не знаю, смогу ли я выдержать еще час. Я галлюцинирую, дядя Гертон. Моя голова полна источников, ручьев, водопадов… Гнусная пытка! Еще час!..

Он вытащил свой хронометр и стал смотреть на него блуждающим взглядом.

Гертон обернулся к молодой девушке.

– За меня не бойтесь, – сказала Мюриэль. – Я и больше часа могу ждать, если понадобится.

Но отсутствие Филиппа пугало и огорчало ее. Не попал ли он в какую-нибудь ловушку в этой таинственной и враждебной земле? Забывая о своих страданиях, она думала о человеке, которого ее верное сердце полюбило так, что эта любовь никогда не пройдет.

Прошел еще час. Жестокий свет ослеплял людей и животных. У Гютри было такое ощущение, что он шел через огромную раскаленную печь…

Один чернокожий повалился на землю, испуская жалобные крики. Другой размахивал ножом… Все начали роптать.

И снова Гертон бросал отчаянные взгляды на горизонт… Ничего! Одни только голубые и фиолетовые травы, да гигантские мухи, да нестерпимый перезвон колоколов.

– Неужели же пришла гибель?

И, повернувшись к Мюриэль, с сердцем, разрываемым угрызениями, он простонал:

– Какое безумие заставило меня подвергать опасности эту молодую жизнь?

Чтоб выиграть время, он разрешил устроить привал и велел расставить палатки, говоря:

– Через десять минут мы зарежем верблюда.

Под наскоро поставленными палатками белые и черные искали хотя бы слабой прохлады. Гертон, скрепя сердце, назначил двух черных для выполнения жертвоприношения… Они выступили вперед, вооруженные острыми ножами.

– Стойте! – крикнул Курам.

Припав к земле ухом, он внимательно слушал.

– Я слышу топот, – промолвил он, – топот крупных животных…

Все слушали, затаив дыханье. Гертон сказал жертвоприносителям:

– Не двигайтесь, пока я не подам знака.

Они стояли подле обреченного животного. Лезвия сверкали, как серебро. Курам продолжал слушать, наклонившись к земле. Еще двое черных последовали его примеру.

– Ну, Курам? – спросил Айронкестль.

– Топот приближается, господин, и я думаю, что это верблюды…

Один из черных подтвердил:

– Да, это верблюды! Но другой проворчал:

– А может быть, вепри.

– С какой стороны слышится топот, Курам?

Курам указал на тянувшийся с юго-западной стороны пригорок, хотя и невысокий, метров 20 в вышину, но все же суживающий горизонт.

– Вперед! – сказал Гютри, оседлавший наиболее крупного из верблюдов. – Если это они, я подниму обе руки.

Несмотря на усталость и жажду, животное не отказалось идти. Оно медленно зашагало. Несколько черных, охваченные нетерпением, следовали за колоссом.

Гертон, наведший было бинокль, в тревоге опустил его…

– Только бы не потерпеть разочарования!.. – беспокоился он, видя, как взоры всех обратились на юго-запад.

Тем временем Гютри достиг подошвы холма. Склон был не крут, верблюд взбирался на него без особых усилий. Черные шли впереди.

Гертон и Мюриэль ждали. С каждым биением пульса отчаяние сменялось надеждой, надежда – снова отчаянием.

Еще несколько шагов. Черные уже наверху. Вот они беснуются, кричат, но нельзя разобрать, радость ли то или разочарование.

Но вот Гютри поднимает, наконец, обе руки.

– Это они! – кричит Гертон прерывающимся голосом. Теперь он снова схватился за бинокль. Гютри смеялся!

– Вода!.. Они нашли воду!

Весь караван прыгал от радости, даже животные. Через несколько минут Гертон был у холма и поднимался по легкой покатости.

Вдали, по пустыне с звенящими растениями, бежали рысью два верблюда. Уже ясно можно было различить Филиппа и сэра Джорджа. Полные мехи подпрыгивали на боках горбатых животных…

Гютри неистово горланил победную песнь, черные исступленно кричали, и все продолжали бежать.

– Это, наконец, вода? – зарычал Сидней, когда был уже близко.

– Вода! – невозмутимо ответил сэр Джордж, протягивая ему флягу. – Там в пустыне течет большая река, как говорил Айронкестль.

Гютри продолжал неистово пить жизненную влагу… Черные выли и прыгали, и смеялись, как дети. Спокойная радость наполняла грудь Гертона.

– Обратил Господь взоры свои на мольбу смиренных и не презрел моления их…

Когда порции были розданы, эти люди ожили, как оживают и зеленеют сухие травы после дождя; даже животные получили хотя и малые дозы, но все же достаточные для того, чтоб дать им силы достигнуть реки.

Утолив жажду, Гертон выслушал без особого удивления рассказ Филиппа и сэра Джорджа.

– Самуэль писал мне об этом! – оказал он. – Этой ночью караван сделает привал на берегу большой реки.

Отчаяния не было и следа. В радости возрождения к жизни первобытное сознание черных, лишь смутно рисующее будущее, уже забыло об испытании, и так как господа снова восторжествовали над коварной природой, их вера стала непоколебимой.

Глава IV У берега реки

Караван сделал привал в тысяче шагов от реки. Наступила ночь. Звездный свет отражался от растений и неуловимо струился по пустыне.

Шесть скалистых массивов окружали лагерь, расположенный на полосе красной земли, где росли лишь лишаи, мхи да дикие травы. Огонь бросал сверкающий свет, и шмыгающие во тьме звери останавливались в отдалении и следили за странными существами, двигавшимися среди огней.

Появлялись и исчезали то жабы и громадные ящеры, то медянистые шакалы и приплясывающие гиены, то ощетинившиеся вепри, розовые гиппопотамы и быстроногие антилопы; иногда во тьме вспархивала хищная птица с пушистыми крыльями и, наконец, у самого берега показался лев. Несколько минут он стоял, пристально рассматривая лагерь, затем принялся бродить.

– У него шерсть, как у лисы! – заметил Сидней в то время, как сэр Джордж проверял ружье.

– И какая-то странная походка! – прибавил Филипп. Верблюды, ослы и козы тревожно принюхивались.

– Он не так велик, как давешний леопард.

– Да, – подтвердил Филипп, – и верно не так страшен…

– Какой проворный! – воскликнул Гютри.

Лев скрылся, появилось три громадных чудовища.

– Ящеры! – сказал Гертон со смесью страха и любопытства.

– Волосатые ящеры! – внес поправку Филипп. – Такие же, какого мы встретили утром… Самый крупный – поистине… поистине апокалиптический зверь!

И в самом деле, один из ящеров был по крайней мере Двенадцати метров в длину и грузностью не уступал носорогу. Его три глаза цвета изумруда, подернутого янтарем, наблюдали окружающее.

– Должно быть, он страшно силен! – сказал Филипп.

– В добрый час! – буркнул Гютри, придвигая слоновье ружье. – Природа добросовестно поработала.

Исполинский зверь испустил странный рев, подобный рокоту водопада. Он направлял свое внимание не в сторону людей, а принюхивался к резкому запаху верблюдов и коз.

– Мы – богатый склад провизии, – сказал Филипп. – Отважится ли он пробраться сюда?

Караван не смог собрать достаточно топлива, чтоб образовать непрерывное кольцо огней, и между кострами были промежутки… Смелый зверь мог таким образом проникнуть в лагерь, но ни лев, ни тигр не покусились на это, вероятно, испуганные трепетным мерцанием огней.

Фантасмагорическая фауна нарастала у лагеря: медянистые шакалы, гиены, гепарды, пантеры, ночные птицы, зеленые обезьяны, рукокрылые с подскакивающим летом, гигантские жабы и ящерицы, берилловые и сапфировые змеи. На косогоре показались два леопарда; снова появился крадущийся лев, вылезали из воды новые ящеры… В темноте кишели тела, сверкали лампады глаз – желтых, зеленых, красных, лиловатых, и все они уставились на костры.

Один из леопардов, подняв голову, испустил рев, равный по силе рыканию львов.

Смутный страх рос в душе путников. Какими жалкими чувствовали бы они себя пред этим адом хищных зверей, не будь у них их страшного вооружения! Но не знающий промаха прицел сэра Джорджа и Филиппа, скорострельные винтовки, слоновье ружье Гютри и, в особенности, пулемет придавали двуногим значительную силу.

– Видение святого Иоанна Богослова на острове Патмосе! – воскликнул Гютри.

Исполинский ящер зевнул; его отверстая пасть напоминала пещеру; зубам, казалось, не было числа, и весь этот зверь заставлял мысль обращаться к эре сказочных рептилий. Теперь он был у самого широкого прохода. Верблюды храпели от ужаса; ослы и козы искали прибежища у людей… Устремив глаза на одного верблюда, ящер вытянулся. Быть может, он еще колебался. Но это было недолго. Он смело проник в проход. Тогда безумный ужас овладел спутанными животными, ужас, подобный панике, заставляющей носиться по саванне стада животных. Некоторые порвали путы; три обезумевших верблюда понеслись вскачь к группе людей… Черные бросились им навстречу.

– Вот кто мог бы нас обессилить! – проворчал Гертон.

– Не зевать! – крикнул Гютри.

Ящер был уже в лагере и направился к высмотренному им верблюду, которого он облюбовал по каким-то таинственным причинам. Это была страшная минута, так как и другие ящеры приблизились к лагерю.

– Так как я справа, я целюсь в правый глаз, – оказал Филипп сэру Джорджу.

– Ладно, а я в левый, – флегматично согласился британец.

Раздалось два выстрела. Ящер испустил отчаянный рев и закрутился. Третья пуля, попав в верхний глаз, окончательно ослепила его.

Черные удерживали рвущихся животных, и неистовые вопли раненого ящера останавливали хищников от вторжения… На голубом небосводе тихо мерцали в вечном великолепии звезды…

– Страшный зверь – человек! – сделал вывод Гютри.

Глава V Молодая девушка в голубой ночи

В продолжение двух дней караван продвигался вперед без помех. Каждое утро Гертон тщательно определял положение каравана и направлял дальнейший путь, руководствуясь компасом. Местность оставалась все столь же плодородной, населенной многочисленными необычайными животными: лиловато-розовыми гиппопотамами, непомерно высокими жирафами, волосатыми ящерами, пауками величиной с птиц, внушающими тревогу насекомыми (некоторые из жесткокрылых достигали величины горлиц), слонами, вооруженными четверными клыками, ползучими рыбами, огненноцветными змеями… Но особенно поражали растения. Встречались все те же голубые и фиолетовые травы, разбросанные островками, а по мере продвижения к юго-западу стала преобладать флора мимоз. Они были непостижимо разнообразны. Одни были величиной с европейскую стыдливую мимозу, другие достигали высоты берез, ясеней, буков, а некоторые были так колоссальны, что превосходили высотой и коренастостью калифорнийские секвойи.

Гертон предупредил своих спутников:

– Нужно соблюдать самую строгую осторожность. Это страшные растения.

Слова эти разожгли в Гютри любопытство. Если б он был один, он, без сомненья, уступил бы своей привычке пренебрегать опасностью, но руководителю экспедиции он охотно повиновался. Когда задевали мимозу, все равно исполинскую или низкорослую, листья сжимались, как руки, и издавали, в зависимости от роста ее, звуки, подобные звукам цитры, лиры или арфы.

– Чем же они страшны? – нетерпеливо допытывался Гютри. – Своими иглами?

– Достаточно было бы и игл. Укол их болезнен и производит своего рода помешательство… Обратите внимание, что наш окот избегает малейшего соприкосновения.

– Но что же делать, если их будет так много, что они преградят нам проход?

– По-видимому, они этого не хотят. Всюду они оставляют свободное пространство… Почему?

И он погрузился в рассматривание записок Самуэля Дарнлея.

Небо потемнело. Громадные тучи восстали из бездн. Атмосфера грозы обволокла караван.

– Будет славная гроза! – заметил сэр Джордж.

В медном и нефритовом освещении закружились вихри. Стихии неистово разыгрались, и когда необъятная молния прорезала пространство, казалось, что это какая-то неведомая мировая воля, устрашавшая животных и давившая людей. Как будто там, в тучах, внезапно зарождалась жизнь, в мертвой бессознательной материи вспыхивало сознание…

Затем потоком полилась вода, трепетная и плодоносная, прародительница всего, что растет и умирает.

Расставили палатки; плохо укрытый скот топотал ногами и подпрыгивал при порывах ветра и раскатах грома, в которых слышался как бы рев бесчисленного множества львов.

– Ах, как я люблю грозу! – воскликнул Гютри, сладострастно вдыхая влажный воздух. – Она дает мне удесятеренную жизнь.

– Но она, должно быть, несет и много смертей! – заметил сэр Джордж.

– Все несет смерть. Нужно выбирать, мой друг.

– Мы не выбираем. Нас выбирают.

Вокруг лагеря в панике неслись дикие звери. Стая жирафов промчалась, как молния, на мгновенье мелькнули утесообразные спины слонов, гигантские ящерицы искали расселины, носорог катился, как грозный валун, тяжело топотали вепри, а легкие антилопы бежали подле растерянного льва, не замечая его.

– Сейчас нет ни дичи, ни охотника! – сказал Филипп, стоявший рядом с Мюриэль.

Но гроза уже ослабевала. Грозовую тучу поглотила бездна; дождь лил уже не столь буйным потоком. И, наконец, древнее горнило снова показалось в небе.

– Вот чудовище! – проворчал Гютри.

– Истинный отец жизни! – возразил сэр Джордж. Драма быстро подходила к концу. Земля пила воду и сохла на глазах.

– Мы можем отправиться в путь! – сказал Гертон. Он говорил томным голосом и поступь его стала тяжелой.

– Как-то смутно все кругом! – сказал Гютри. – Чувствуется какая-то усталость!

– Сильная усталость! – подтвердил сэр Джордж. Филипп ничего не прибавил, но ему казалось, что вес тела удвоился.

Тем не менее Гертон дал приказ трогаться в путь, но приказ этот выполнялся с большим трудом. Люди еле волочили ноги, животные задыхались, и все подвигались вперед с крайней медленностью.

– В чем дело? – спросил Гютри.

Он говорил нечленораздельно, замирающим голосом и был как бы в оцепенении. Никто не отозвался. Караван с трудом двигался уже полчаса и не прошел еще километра. Островки мимозовых деревьев вокруг все умножались, и, наконец, стало трудно пройти. Когда человек по оплошности касался растения, листья начинали странно волноваться, ледяной ток распространялся по телу. Это явление сказывалось резче, когда задевали дерево: ветви извивались, как змеи.

– Дольше я не в силах выдержать! – воскликнул, наконец, Гютри сердито, но вяло. – Точно свинцовые гири у меня на ногах… Дядя Гертон, в ваших заметках на этот счет ничего нет? Что это, оцепенение?.. Опять эти проклятые растения, что ли, виноваты?

– Я не испытываю ощущения оцепенения, –отвечал Гертон, таким же заплетающимся голосом, как Сидней. – Нет, это не оцепенение!.. Мысли мои ясны… мои ощущения нормальны… Только вот эта невыносимая тяжесть. Как будто увеличилось давление.

– Да, – согласился сэр Джордж, – именно так. Все остается нормальным… Кроме этой тяжести.

– Я вешу пятьсот фунтов! – ворчал Гютри. – Вы не ответили, дядя Гертон, растения это, что ли? И почему?

– Думаю, что растения, – с дрожью вымолвил Гертон. – Впрочем, ты сам это хорошо знаешь… Здесь все зависит от них. Я хотел бы только понять, чего они хотят, или чем мы их стесняем?

– Здесь больше не видно ни одного животного, – заметил Филипп.

Это было верно. Не видно было ни одного млекопитающего, ни птицы, ни гада; даже насекомые исчезли. С каждым шагом тяжесть увеличивалась.

Прежде всех встали верблюды. Они начали испускать нестройные крики, постепенно угасавшие; затем они легли и больше не двигались. Ослы не преминули последовать их примеру, тогда как козы продолжали с трудом идти.

– Что с нами будет? – прошептал Гертон.

Его речь была замедленна, как и жесты, но нервы сохраняли свою чувствительность, и мысль не была омрачена… Гигант не двигался, Филипп и сэр Джордж, хотя и менее, но все же были парализованы.

Лучше всех противилась этому влиянию Мюриэль, но и она не могла ступить шагу без необычайных усилий.

– Да, чего они хотят? – с трудом проговорил Филипп. – Что мы им сделали, или чего они боятся?

Таинственный страх витал вокруг них. Впереди начинался лес гигантских мимоз: они жили должно быть еще во времена царей ассирийских и халдейских пастухов. Десять цивилизаций сменились с тех пор, как их стебельки впервые возникли из плоти кормилицы-планеты.

– Не они ли нас останавливают? – спросил себя Гертон…Тогда, быть может, вернуться назад…

Но вернуться они уже не могли. Их ноги почти не двигались. Когда путешественники пытались говорить, получались нечленораздельные звуки… Весь скот их уже лежал на земле. Только глаза животных были еще живы, они выражали несказанный ужас…

Близился вечер, красный и зловещий. С неслыханными усилиями Мюриэль добралась до провизии и достала копченого мяса и сухарей. Но никто не хотел есть. Все следили за уходящим солнцем. Настала ночь. Розовый полумесяц слабо освещал пространство… Вдали, очень далеко, завывали шакалы.

Тогда людям пришло в голову, что они беззащитны; дикие звери могли растерзать их живьем. Но вокруг была совершенная пустыня; ни в траве, ни на берегу, ни на опушке леса не появлялось ни одного животного.

Постепенно усталость взяла верх над всеми ощущениями и всякой мыслью. И когда луна склонилась к горизонту, люди и животные все спали под мерцающим покровом звезд…

К полночи Мюриэль проснулась. Луна скрылась; звезды трепетали в снежно-белом мерцании; молодая девушка поднялась, обуреваемая лихорадкой и невероятным возбуждением. Она глянула на своих спутников, распростертых на земле в пепельном сиянии, и внезапно ее пронизало тоскливое и пламенное: нужно их спасти… Это чувство исключало всякую логику; это было импульсивное движение существа, живущего лишь инстинктом; она даже не пыталась рассуждать…

Как бы охваченная галлюцинацией, несмотря на все еще удручающую усталость, она пустилась в путь в направлении Южного Креста, движимая интуицией, питаемой вскользь брошенными словами Айронкестля. Временами она вынуждена была останавливаться, ее голова была тяжела, как гранитная глыба… Часто она пробиралась ползком. Но сколь усталой ни чувствовала себя девушка, экзальтация не оставляла ее. Время от времени она шептала:

– Нужно их спасти!

В глубине души теплилась надежда, что через некоторое время она выйдет из опасных пределов; при этом Мюриэль забывала, что тогда она очутится одна в мире хищников… Здесь же по-прежнему было пустынно. Ни одно живое существо не оживляло безграничную равнину.

Постепенно Мюриэль удалялась от леса гигантских мимоз.

Прошло несколько часов, тяжелых и тягучих. Молодая девушка прошла не более мили. Внезапно она почувствовала сладостную отраду. Тягостное ощущение исчезло… Мюриэль снова обрела легкость движений, радостное чувство, что может распоряжаться своим телом. Инстинктивно она заторопилась скорее удалиться от зловещих пределов…

Но теперь возникла новая тревога. Вернулся мир животных. Проскальзывали, как призраки, шакалы; в полутьме промелькнула, припадая на ногу, гиена; гигантские жабы прыгали во влажной траве; ночные хищные птицы пролетали, махая пушистыми крыльями…

Всюду кишела неуловимая, тревожная жизнь, всюду было то беспокойное движение, которое испокон веков неустанно примешивает к упорному размножению яростное истребление.

Вздохи, приглушенные вопли, шуршание травы, прерывистый хохот гиен, пронзительный визг шакалов, жалобный крик совы… Мюриэль была вооружена только револьвером, но она не думала об отступлении. Увлекшее ее возбуждение продолжалось, превратившись в какое-то смутное опьянение, обязанное своим происхождением, по всей вероятности, вновь обретенной легкости движений.

По временам грудь ее вздымалась от содроганья. Шакалы, с осторожной дерзостью следовавшие за ней по пятам, были символом всего того, что в дикой стране подстерегает все живое, чтоб истребить его и пожрать. Их вел вечный голод, и каждое создание манило их обещанием утолить его.

Приближалась заря, когда резкий крик прорезал пространство. И Мюриэль увидела, как чья-то длинная те»ь скользила, прячась в траве. Глаза сверкали, как два изумруда… Молодая девушка смотрела, как близилась эта страшная фигура, это тело, искавшее ее тела… Шакалы остановились, напрягая слух, исполненные боязни, алчности и надежды… Мюриэль чувствовала, что на нее обрушивается безмерная пустыня, жестокость всей вселенной…

Держа револьвер в руке, она прошептала:

– Ты сила моя и мой щит, Создатель.

Между тем хищник, стесненный устремленным на него взглядом Мюриэль и ее вертикальным сложеньем, медлил нападать. Кошачий инстинкт подсказывал ему кидаться врасплох на всякую добычу, способную защищаться.

В голубой ночи глаза человека сдерживали глаза хищника. Мюриэль была готова к битве… Зверь с длинным телом скользил по траве, как что-то текучее.

Глава VI Чешуйчатые люди

Когда на заре Гертон открыл глаза, им долго владело какое-то оцепенение, смешанное с галлюцинациями. Над его глазами веял туман. Спутники его еще спали, горилла тоже.

В палатке бродили какие-то смутные тени. Скоро они стали явственнее, и Гертон, окончательно проснувшись, как от внезапного толчка, различил необыкновенные существа. Были ли это животные или люди? Они были вертикальны, как люди, хотя ноги их походили на кабаньи, а ступни – на лапы ящериц. Их тела были покрыты прозрачными пластинками вперемежку с зеленоватой шерстью, а головы не походили ни на головы людей, ни на головы животных: цилиндрической формы, с чем-то вроде мшистого конуса на верхушке, они были малахитового цвета. Рот в форме треугольника, казалось, имел три губы, вместо носа были три круглых сплюснутых дыры, а глаза уходили во впадины с зазубренными, как пилы, краями. Глаза эти метали разноцветные искры – красные, желтые, оранжевые. Кисти рук с четырьмя когтями не имели ладоней…

Гертон тщетно старался встать. Бесчисленные, тонкие, как шнурки, лианы опутывали его члены. Они были упруги, и когда американец делал усилие, слегка растягивались. Удивление Айронкестля длилось недолго. По мере того, как память его прояснялась, он мысленно пробегал заметки Самуэля Дарнлея и понял, что эти фантастические существа были именно те, которые в этой стране заменяли людей.

Инстинктивно он сделал попытку с ними поговорить.

– Чего вы от нас хотите? – спросил путешественник.

Запавшие глаза повернулись в его сторону, и послышался глухой свист, напоминавший в то же время щебет дрозда и звуки больших походных флейт.

Лица существ были подвижны, но только в одном направлении, так что морщины образовывались только по вертикали…

От шума проснулся Филипп, затем сэр Джордж и Гют-ри. Все трое были опутаны так же, как Айронкестль. Из соседних палаток доносились вопли черных.

– Что случилось? – пробормотал Гютри, охваченный ужасом. Его мощная мускулатура так растянула лианы, что можно было подумать, что вот-вот он высвободится… Десять чешуйчатых людей бросились к нему. Но путы не порвались.

– Откуда взялись эти лемуры? – рычал он. – По сравнению с ними Коренастые были небесные созданья.

– Это люди или почти что люди, – уныло ответил Гертон, – и мы в их власти.

Черные испускали жалобные вопли. Временами слышался рев гориллы.

– Они тоже пленники?

Вдруг он издал крик отчаяния, почти сейчас же повторенный Филиппом: Мюриэль в палатке не было… Мрачный ужас объял их…

– Чего же хотят эти лемуры? – после некоторого молчания воскликнул Гютри.

Филипп плакал: рыдания сотрясали грудь Айронкестля…

– Я искушал Господа! –стонал он. – О, Создатель, пусть моя вина падет на мою только голову!

Скоро убедились, что «лемуры» были псевдолюди. Путешественников, гориллу и большинство черных методически и ловко погрузили на верблюдов. При этом в когтях обнаруживалась необыкновенная сила и способность производить очень сложные движения. Гютри сыпал ругательствами. Невозмутимый сэр Джордж брюзжал:

– Куда они нас везут? И умеют ли они обращаться с животными?

Тогда произошло нечто поразительное. Они развязали пятерых чернокожих и указали им на палатки, затем на животных.

Курам понял и спросил Гертона:

– Нужно ли им повиноваться, господин?

Айронкестль почти не колебался. Жизнь пленников явно была в руках чешуйчатых людей, и сопротивление могло бы только разъярить их… Предпочтительнее было выиграть время.

– Повинуйся! – ответил он.

Курам, верующий, что от судьбы не уйдешь, велел черным снять палатки, и когда все было готово к отъезду, он повел караван по указаниям похитителей.

Один из них, с большим количеством чешуи и зеленее прочих, казалось, был начальником. Десятков пять этих псевдолюдей шли сбоку каравана, десятка два впереди и четыре десятка позади.

Обезумевшие от тревоги, которую им внушала судьба Мюриэль, Гертон и Маранж плохо видели, что происходило вокруг. Гютри только что стал овладевать собой. Один сэр Джордж следил за всем с глубоким вниманием. Лемуры явно обладали разумом, хорошей дисциплиной и развитой речью: отдавая им приказ, начальник не делал никакого жеста. Для того, чтоб быть понятным, ему достаточно было свиста, которому он придавал различные оттенки. К жесту он прибегал только когда обращался к Кураму, в котором он быстро распознал человека более авторитетного, чем прочие чернокожие.

«Кроме того, – думал англичанин, – он позаботился о том, чтоб ни один белый не был освобожден от пут. Значит, он чует инстинктом или как-нибудь иначе знает, что они отличаются от черных и опаснее их»…

В продолжение нескольких часов путники шли параллельно лесу. Затем мимозы расступились, показалась как бы степь, в которой росли сосны, папоротники и ярко-зеленые длинные мхи.

Чешуйчатые решительно направились к ней.

– Куда, к дьяволу, они нас ведут? – воскликнул Гютри, следивший теперь столь же внимательно, как сэр Джордж.

Волнение Филиппа и Гертона несколько стихло.

– Полагаю, что они ведут нас к себе, – ответил англичанин. – Обратите внимание, что здесь они не церемонятся с растениями, тогда как раньше они остерегались задевать деревья и даже кусты…

– В этой местности нет ни одной мимозы, – заметил Гертон… – И растения большей частью примитивные – тайнобрачные или голосемянные.

– Все это мало проясняет, какая судьба нас ждет! – ворчал Сидней.

– Они нас не убили, – спокойно возразил сэр Джордж, – и везут нас и наш скот.

– И наши запасы!

– Отсюда, не боюсь быть излишне смелым, можно заключить, что они думают оставить нам жизнь.

– Но какой ценой? – и громадное тело Гютри сотрясалось от ярости.

– Я думаю, что мы останемся в плену, и что они рассчитывают использовать нас…

– Проклятые! – ругался колосс. – И кто может поручиться, что мы не явимся угощением на их пиру? Почему бы этим молодчикам не быть каннибалами, как наши приятели Гура-Занка… В таком случае мы ничего не потеряли от ожидания…

Степь расширялась. Мох становился столь длинным, что ветром его трепало, как косматую шевелюру, сосны превратились в низкорослый кустарник, зато папоротники стали древовидными и образовали рощи, в которых укрывались странные двуутробки, голенастые волосатые птицы, ростом со стрепета, похожие на ржавую проволоку черви. Караван обогнул заросли папоротников. Порядок следования оставался тот же. Гертон следил теперь за чешуйчатыми так же внимательно, как сэр Джордж. Вооружение их было необычно: каждый имел винтообразный багор, вытесанный из красного камня, полулунную дощечку и в кожаном мешке метательные камни, тоже красные, круглые и щетинистые, похожие по форме на морского ежа. Со способом употребления этих снарядов исследователи ознакомились наглядно, когда мимо проходило стадо вепрей. Три вепря, раненные «ежами», повалились на землю и скончались в конвульсиях: по-видимому, это оружие было отравлено.

– Вы видите, что это люди и даже люди смышленые? – сказал сэр Джордж Сиднею.

– А почему бы не быть животным таким же смышленым, как люди? – брезгливо возражал гигант. – Это все, что хотите, но не люди!

К полудню руководивший экспедицией дал сигнал остановиться. Остановились в тени высоких, как платаны, папоротников. Под сенью их густой листвы было почти прохладно. Курам получил возможность сообщаться с белыми и связанными чернокожими.

– Ты их понимаешь, Курам? – спросил Айронкестль.

– Часто понимаю, господин… Так, я знаю, что они хотят, чтоб я дал вам есть и пить.

Черный говорил усталым и грустным голосом. Он чувствовал висящую над ним угрозу, которая была страшнее самой смерти. Обаяние белых исчезло. Его место заступила другая неведомая власть, подавлявшая суеверную душу проводника.

С помощью свободных товарищей он накормил и напоил белых, после чего занялся связанными чернокожими.

Остановка была недолгой. Экспедиция снова пустилась в путь, и пейзаж еще раз переменился: потянулись цепи скал. Двигались по темному, угрюмому ущелью, красному, как свежая кровь.

Когда день клонился к вечеру, дан был приказ к новой остановке. Пленники уныло осматривали огромную красную поляну, окруженную высокими скалами, имеющую единственный выход – ущелье, из которого они сейчас вышли.

– Здесь, что ли, живут эти лемуры? – воскликнул Гютри. – Я не вижу следов жилья.

– Я думаю, что они живут в скале,’– ответил сэр Джордж.

Его прервал свист начальника. После этого Чешуйчатые конвоиры оцепили караван со всех сторон и, как бы действительно выходя из скал, у подножия красных утесов появились другие чудовища.

На свист начальника конвоиров ответил сильный свист. Верблюды были разгружены от своей одушевленной и неодушевленной поклажи; Гертон, сэр Джордж, Филипп, Сидней, Дик Найтингейл и Патрик Джефферсон были положены в одну кучу с связанными черными.

После этого полдюжины Чешуйчатых принесли сухих дров и сложили костер, поливая дрова желтой жидкостью.

– Дело принимает плохой оборот! – сказал печально Гертон при виде вспыхнувшего пламени… – Друзья мои, попрощаемся на всякий случай!

Лемуры удалились и отогнали вьючных животных на другой конец поляны.

– Я виноват по отношению ко всем вам! – снова начал Айронкестль. – Простите меня.

– Ну, дядя Гертон, – воскликнул Гютри, – мы мужчины и умеем нести ответственность за свои поступки.

Пламя разгорелось сильнее; в воздухе распространялся приятный аромат. Филипп с отчаянием думал о Мюриэль и о своей сестре Монике.

– К смерти не мешает приготовиться, – сказал сэр Джордж. – Но ничто еще не потеряно.

– Помолимся! – предложил Гертон. Разгорающееся пламя бросало оранжевый свет в тени утесов; запах стал пронзительнее. Странная истома овладела белыми и черными. Вдали Чешуйчатые предавались причудливым ритмическим движениям, прерываемым долгим свистом…

Один за другим пленники опустились на землю и замерли в неподвижности.

Глава VII Мюриэль в неведомом мире

Зверю оставалось сделать один только прыжок, чтобы достигнуть Мюриэль, и стая шакалов, подвигаясь ближе, с жадным нетерпением ждала развязки… Добыча была слишком велика, чтоб не осталось мяса, кишок и крови, после того как насытится главный хищник: тогда настанет и их черед.

В этом трагическом положении Мюриэль испытывала не столько страх, сколько неизмеримую печаль и какую-то горькую покорность. Дочь господствующих рас, приручивших животных и культивировавших растения, теперь она превратится в бессильную жертву, побежденную плоть, к которой с вожделением рвутся хищники из породы кошек, гиены и шакалы… Весь смысл жизни был опрокинут, как если бы вернулись древние времена, когда судьба людей и других животных была одна и та же. Незнакомый зверь пригнулся, и Мюриэль, готовая и бороться, и покориться своей участи, не теряла из виду ни одного из его движений. Делая опять попытку застигнуть жертву врасплох, хищник обошел кругом и подошел так близко, что молодая девушка подумала, что он уже нападает и решила стрелять…

Раздалось два выстрела, раненый зверь, придя в бешенство, прыгнул на Мюриэль и опрокинул ее. Пасть с острыми клыками раскрылась над белой шеей…

В это мгновение над равниной пролетел какой-то хриплый, невероятный рев, похожий и на шум потока, и на волчий вой, и на холме показались два странных животных. Их туловища, покрытые чешуей, несколько походили на туловище ньюфаундленда, а кубообразные головы были почти такой же величины, как у льва.

Нападавший хищник отступил так же, как шакалы и гиены, а чудовища стали подходить. Когда они были уже на расстоянии нескольких локтей, хищник бросился бежать без оглядки, и Мюриэль встала… Теперь ей угрожала другая, еще более таинственная опасность. Она смотрела, оцепенев, на этих чудовищ, не менее сказочных, чем крылатые быки, единороги, фавны и сирены; всякое сопротивление казалось бесплодным, Мюриэль сложила руки и ждала нападения.

Но нападения не последовало.

В двух шагах от молодой девушки чудовища остановились. И почти в ту же минуту появились новые существа… Но на этот раз они принадлежали к миру известному: это были трое чернокожих высокого роста, вооруженные карабинами, настолько похожие на чернокожих ее каравана, что одно мгновенье Мюриэль подумала, что негры искали ее. И только по их необычайному наряду она увидела, что ошиблась. Можно было подумать, что они были облечены в матовое стекло, только это стекло было мягко, как лен или пенька. Род полукафтанья, короткая драпировка, падающая от талии до половины бедер, шляпы с плоскими полями, пояс, к которому были пристегнуты нож и топор-таково было их одеяние и амуниция.

Они махали руками, и один из них воскликнул:

– No fear! Friends![9]

Она ждала, вне себя от удивления, пока они спускались с холма.

Когда о»и подошли ближе, говоривший перед тем, в общем похожий на Курама, спросил:

– Amerikan?

– Да, – в смятении ответила она.

У человека были спокойные и даже кроткие глаза.

– Me too![10] – сказал он.

Наступило молчание. Чешуйчатые звери бродили вокруг молодой девушки; черные внимательно рассматривали Мюриэль. Вдруг ее осенило, она прошептала:

– Не знаете ли вы Самуэля Дарнлея?

– Это мой господин.

– Мы его отыскиваем.

– Я так и думал, – воскликнул негр, смеясь и хлопая в ладоши. – Так вот, мисс… или миссис?..

– Мисс Айронкестль.

– Пойдемте… Он там.

– Далеко?

– Два часа ходьбы.

Это была одна из тех минут, когда жизнь ставится на карту. Она, не задумываясь, пошла за черными.

Они повели ее саванной, затем с бесконечными предосторожностями пересекли лес, в котором баобабы и финиковые пальмы чередовались с мимозами. Впрочем, идти было легко, так как деревья росли в одиночку, на расстоянии, или же образовывали островки, и в таком случае их можно было обогнуть.

Так они дошли до реки и пошли по берегу, пока не достигли места, где громадные камни, лежащие на небольшом расстоянии один от другого, позволили им перейти на другую сторону.

– Мы подходим! – сказал черный, первым подошедший к Мюриэль.

Растения поредели, впереди лежала красная земля, окаймленная скалистой стеной.

В этот миг раздался чудовищный рев Чешуйчатых зверей.

В тени скал показался человек высокого роста. Смуглый, почти черный цвет лица составлял резкий контраст с белокурой бородой и волосами на голове, такими же светлыми, как волосы Мюриэль. Устремив лазоревые глаза на молодую девушку, вне себя от изумления, он воскликнул:

– Мисс Айронкестль!

– Мистер Дарнлей! – крикнула она.

Ее охватило такое волнение, что она чуть не потеряла. сознания. Подойдя к ней, Самуэль Дарнлей взял ее руки и с нежностью пожал их. Потом складка тревоги появилась на загорелом лице исследователя:

– А Гертон? – спросил он.

– Он там… с экспедицией… – простонала она… – Они погружены в летаргический сон. Со вчерашнего дня мы не могли двигаться…

Дарнлей покачал головой. Брови его сдвинулись.

– Это они! – проворчал он. – Вы проникли в местность, временно находящуюся под запретом. Они наложили этот запрет.

– Кто? – спросила Мюриэль.

– Мимозы… Их нужно признавать и подчиняться им… Мюриэль слушала со страхом, но без удивления. Внезапно глаза ее расширились…

Появились еще два черных и одновременно с ними какие-то неописуемые существа. Своей вертикальностью они суммарно напоминали людей, но их ступни толстокожих животных, их ноги ящеров, чешуи, которыми было покрыто их тело вперемежку с жесткой щетиной, цилиндрообразная корявая голова, увенчанная мшистым конусом, треугольный рот, ушедшие во впадины глаза, метавшие разноцветные искры, – все это делало их непохожими ни на одну из разновидностей людей или животных… Несмотря на столько переживаний, несмотря на то, что она видела уже много необычайного, Мюриэль на минуту остолбенела.

– Это люди! – сказал Дарнлей в ответ на взгляд молодой девушки. – Или они скорее играют на этой земле роль людей. Говоря точнее, их организм отличается от нашего более, чем организм павиана, а также, быть может, и собаки… Но не бойтесь… Это мои союзники, вполне надежные, не способные ни на малейшую измену. Бояться следует только тех, с кем я еще не мог заключить союз.

Он прервал себя, сдвинув брови.

– Но подумаем об Айронкестле и его друзьях. Раз вы могли, вопреки всему, выйти из запрещенной зоны, значит, оцепенение уже стало проходить. Вот почему я думаю, что наши друзья теперь уже проснулись и на ногах… Идем на поиски.

Он быстро отдал приказания четверым неграм, после чего обратился к Чешуйчатым, объясняясь с ними отчасти знаками, отчасти странным свистом, на который они отвечали свистом же.

Через четверть часа экспедиция была готова, черные были вооружены ружьями, а Чешуйчатые чем-то вроде красных багров и дощечек в форме полукруга. У пояса у каждого висел кожаный мешок.

– В путь! – скомандовал Дарнлей.

В то время как отряд покидал красную землю, он сказал молодой девушке:

– Бояться нечего… Они не убивают. Даже если б оцепенение или сон продлились, беда не велика. Я видел отяжелевших животных, сон которых длился три-четыре дня без всяких вредных последствий…

– Но, – возразила Мюриэль, – если во время их сна на лагерь нападут хищные звери? Ваши ящеры и гигантские леопарды ужасны!..

– Не бойтесь! Наши друзья автоматически проснутся прежде, чем какой-либо зверь проникнет в лагерь. Сон прекращается спустя около часа по окончании оцепенения, и в течение этого часа никто не может проникнуть в местность, подверженную этому явлению… Кроме тех, кто здесь выполняет роль людей: на них инстинкт не так действует… Но почти все окрестные племена мои союзники.

Люди и псевдолюди шли по следу. Им отлично помогали чешуйчатые животные.

– Что ж бы сделали они? – дрожа спросила Мюриэль. – Я хочу сказать те, кто не в союзе с вами.

– В точности не могу сказать вам. Нравы у различных племен не одни и те же. К тому же у них две расы. Та, что малочисленнее, наиболее опасна.

Он покачал головой, тень прошла по его глазам, но он сказал, улыбаясь:

– Наверняка мы найдем караван целым и невредимым. Идем!

Мюриэль не узнавала пейзажей, по которым она проходила. Она рассказала Дарнлею о лесе гигантских мимоз.

– В них опасно проникать? – спросила она.

– В этой местности несколько таких лесов. Если ничего не рвать и быть осторожным… И не переступать запрещенной зоны, по ним можно ходить.

– А как узнать запрещенные зоны?

– Это видно, дитя мое… Признак – оцепенение. Как только оно начинается, нужно остановиться и переждать или обойти препятствие. Другой признак – непонятный страх – задыхаешься и чувствуешь себя охваченным ужасом. Иногда предупреждает лихорадка, которая все усиливается по мере того, как продвигаешься по запрещенному району. Случается также, что вас просто отбрасывает назад.

– А есть ли границы, которых никогда нельзя переступать?

– Нет. Но есть поступки, которых всегда надо избегать. Вы скоро узнаете, в чем они состоят.

Уже прошли тот пригорок, где голубой хищник напал на Мюриэль. Дальше нужно было идти наобум, так как молодая девушка только приблизительно могла осведомлять своих спутников. Но Чешуйчатые люди и псевдособаки проявляли поразительный нюх.

Наконец, все остановились и стали исследовать землю во всех направлениях.

– Караван останавливался здесь! – сказал Дарнлей. – Впрочем, вот доказательства.

И он указал на следы, оставленные кольями палаток, валявшуюся на земле банку консервов и обрывок веревки.

Один из черных издал восклицание, сейчас же повторенное остальными. Чешуйчатые люди шарили по земле.

– Господин, – сказал говоривший по-английски негр. – Они здесь были… взгляните, вот след ног.

Тревога отразилась на лице Дарнлея.

– Следов борьбы нет? – спросил он.

– Ни одного, господин.

Черный переводил глаза с Дарнлея на Мюриэль.

– Говорите, умоляю вас! – сказала молодая девушка. Дарнлей сделал безнадежный жест; хитрить ни к чему, молодая девушка предположила бы самое худшее.

– Да, говорите, – сказал он, в свою очередь.

– Они делать караван пленник…

– Кто они?

– Те, кто, как люди…

Мрачный страх оковал Мюриэль; видения смерти стали осаждать ее мозг. Самуэль видел, как она побледнела.

– Не думаю, что они их убьют! – сказал он. – По крайней мере – не скоро.

Но он, казалось, уже пожалел, что обронил последнее замечание.

– Не будем терять времени! – прибавил он. – В путь! Черные, Чешуйчатые и животные шли теперь по следу так же уверенно, словно похитители и пленники были перед их глазами. Прошли ту степь, где росли сосны, папоротники и косматые мхи. Последние разрослись до гигантских размеров, а высокие древовидные папоротники шумели при дуновении ветерка, укрывая в своей чаще стаи двуутробок.

Дарнлей ничего не говорил.

Так добрались до красного ущелья. Преследователи двигались осторожно; часто то один, то другой негр прикладывали ухо к земле. Чешуйчатые люди по временам останавливались. Дарнлей знал, что они вопрошали пространство, будучи одарены чувством, подобным тому, каким обладают рукокрылые.

– Вы думаете, что мы подходим? – робко осведомилась Мюриэль.

– Нет еще, – оказал Дарнлей. – Они опередили нас на несколько часов. Мы не должны рассчитывать догнать их до сумерек, если они остановятся.

– А если не остановятся?

Дарнлей поднял брови, выражая сомнение.

– Но, – опять с трепетом начала Мюриэль, – вы надеетесь освободить наших друзей?

– Твердо надеюсь.

Видя заплаканное лицо молодой девушки, он решил объяснить некоторые подробности.

– По всей видимости это племя Красной Поляны. В него входит около ста пятидесяти воинов… Нас только сорок, но я послал за подкреплением. Итак, не беспокойтесь.

Один из черных указывал на место первой стоянки похитителей. Местность была обследована во всех направлениях, но так как ничего примечательного не нашли, преследование продолжалось. В красном ущелье остановились. Черные и Дарнлей закусили. Мюриэль с трудом проглотила сухарь. Что касается Чешуйчатых, то они питались папоротниковыми кореньями и слизистым месивом, приготовленным из лишая.

В этот момент Чешуйчатый словно вырос из камня и тихо свистнул.

– Подкрепление подходит, – сказал Дарнлей.

– Боже мой! – прошептала девушка. – Так значит, будет бой?

– Может быть и нет… Те, из Красной Поляны, нас знают, и знают, что мы лучше их вооружены.

– Но ведь у них оружие пленных.

– Они не могут с ним обращаться.

Экспедиция подвигалась вперед с возрастающей предосторожностью.

Впереди шел отряд разведчиков, состоящий из черных, чешуйчатых животных и нескольких Чешуйчатых людей. Часа за два до сумерек разведчики вернулись. Дарнлей, переговорив с ними, вернулся к Мюриэль. Он был очень серьезен.

– Так и есть: это с Красной Поляны, – сказал он. – Наши разведчики думают, что остались незамеченными.

Впрочем, как бы ни было, дело решится на месте. Они не могут покинуть своего жилья из-за жен и детей; к тому же дома они чувствуют себя всего сильнее. Приготовимся!

Он вынул из кармана флакон, налил несколько капель в крошечный стаканчик и сказал мисс Айронкестль:

– Примите. Это противоядие.

Мюриэль, не колеблясь, глотнула жидкость; то же сделал Дарнлей. Она видела, что их примеру последовали черные и Чешуйчатые. Черные употребляли для этой цели такие же стаканчики, как Дарнлей, прочие – что-то вроде трубочек, содержащих жидкость.

– Ну, вот мы и предохранены! В путь! – сказал Дарнлей.

Теперь стали подвигаться вперед быстро, не упуская все же из виду необходимых предосторожностей. Дарнлей сообщил:

– Все эти племена обладают искусством наводить сон, путем сжигания или испарения некоторых веществ; но им известно также и противоядие, и мы сейчас его приняли. Принять его следует по меньшей мере за полчаса, чтоб оно успело подействовать.

– Когда мы доедем? – переспросила Мюриэль.

– И трех километров не осталось. Разрешите дать последние указания.

Он позвал двоих черных и союзников. В продолжение нескольких минут речь чередовалась со свистом.

– Ну, мы готовы! – сказал исследователь, возвращаясь к Мюриэль. – Теперь остается только положиться на счастье.

…Мюриэль была поражена, когда увидела десятка полтора Чешуйчатых людей, взбирающихся на скалы. Достигнув вершины, они исчезали.

– Это настоящие техники Камня, – объяснил Дарнлей. – Им знакомы все выходы.

Снова замедлили ход. Люди и животные двигались в глубоком молчании. Дарнлей пошел за авангардом, приказав Мюриэль следовать за ним на расстоянии.

Прошло с полчаса, затем раздался свист; Дарнлей и его люди бросились бежать. Мюриэль не могла удержаться, чтоб не последовать их примеру.

Они достигли Красной Поляны. Поднимался дымок, распространявший ароматный запах. Несколько сот обезумевших созданий кружились в бешеной пляске, а на земле лежала кучка людей, белых и черных.

– Отец! – воскликнула Мюриэль. И тише добавила: – Филипп!..

Дарнлей, черные и союзники его загородили выход. Чешуйчатые, казалось, выросли из скал; они метали воспламененные ядра, которые быстро сгорали, производя зеленый дым… Среди отряда, теснившегося у выхода из ущелья, десятка два Чешуйчатых выполняли тот же маневр.

Тем временем неистово вертящаяся толпа замедлила движение. Можно было различить существ двоякого рода: одни, похожие на спутников Дарнлея, вероятно, были мужчинами; другие, более коренастые и малорослые, со странными мешками обвислой кожи на груди, должно быть были женщинами. Наконец, более хрупкие создания, из них иные совсем маленькие, могли быть только детьми.

На минуту мужчины сбились в кучу, и Дарнлей наблюдал за ними с некоторой тревогой.

– Они побеждены! – сказал он Мюриэль, только что к нему подошедшей, – через несколько минут они будут обессилены, но возможен момент отпора, который стоил бы напрасных жертв.

Никакого нападения не последовало. Сначала свалились дети, затем упало несколько женщин и зашатались мужчины.

– Слава богу! – прошептал Дарнлей. – Они у нас в руках, мы пришли вовремя.

– А отец и его друзья? – простонала Мюриэль.

– Бояться нечего. Если б даже у меня не нашлось чем их разбудить, осталось бы только подождать, пока наркотическое средство потеряет свою силу. Но я давно во всеоружии.

Мужчины Красной Поляны падали теперь один за другим так быстро, что через каких-нибудь десять минут не осталось на ногах ни одного.

– Ну, это на несколько часов, – оказал Дарнлей.

Мюриэль была уже около отца, которого она конвульсивно сжимала в своих объятиях. Дарнлей извлек из кармана флакон прозрачной жидкости, открыл его и погрузил в него тонкий шприц.

Затем он сделал в последовательном порядке уколы Айронкестлю, Маранжу, Фарнгему, Гютри, Дику и Патри ку, после чего всем черным, а спутники его тем временем развязывали их путы.

Мюриэль ждала с замиранием сердца.

Прежде всех проснулся Айронкестль, затем Маранж и сэр Джордж. Несколько минут они были, как в тумане. Наконец, глаза Гертона вспыхнули: он увидел свою дочь и радостно вскрикнул. Затем он увидел Дарнлея и начал вспоминать.

– Что случилось? – прошептал он. – Ведь мы попали в плен.

– Вы освобождены! – сказал Дарнлей, пожимая ему РУКУ Филипп и сэр Джордж в свою очередь пришли в себя. При виде Мюриэль Филипп пришел в радостное неистовство:

– Спасена! Вы спасены!

Последним проснулся Гютри. Стряхнув с себя туман, он испустил крик ярости. Вид валявшихся на земле Чешуйчатых гипнотизировал его. Он бросился к ним и швырнул двоих в воздух с яростным гиканьем.

– Остановитесь! – закричал Гертон. – Ведь это побежденные.

Сконфуженный Гютри опустил бесчувственные тела на землю.

– Вот мой друг Дарнлей, – представил Айронкестль. – Благодаря именно ему мы избегли…

Он остановился, а сэр Джордж спросил:

– От какой же опасности нас избавили? От смерти? Дарнлей улыбнулся:

– Я не знаю. Во всяком случае не от немедленной смерти. В момент, когда мы подоспели, вы должны были удовлетворить их аппетит… особенным образом. Они не едят мяса, но пьют кровь. Когда дело касается им подобных или местных животных, от этого редко происходит смерть. Но, быть может, вы слишком бы ослабели… И, следовательно, не могли бы оправиться. В этих местах живые существа приспособились к очень длительным постам и к значительным потерям крови.

– Так эти скоты – вампиры! – с отвращением брюзжал Сидней.

– Только не в легендарном смысле, – смеялся Дарнлей.