Удивительные приключения Марко Поло

САМОЕ ЦЕННОЕ И ПРЕКРАСНОЕ НА СВЕТЕ — ВОДА

Венецианцы покинули Ормуз вместе с Хаджи-Мухаммедом в дни сбора инжира. Их маленький караван отправился в путь под охраной отряда джигитов. Солнце палило нещадно. Уже несколько десятков лет не было такого зноя. Но Николо и Маффео Поло не хотели более задерживаться. В Ормузе они заключили выгодные сделки и теперь намеревались без промедления пересечь Персию, с тем чтобы за несколько месяцев добраться до великого восточного караванного пути.

Они ехали по плодородной равнине на север, к городу Керман. Вел караван Наср-ад-дин, старый опытный караван-баши. Персидский купец отозвался о нем, как о самом надежном человеке в Кермане. Наср-ад-дин был маленький, сухощавый старичок со сморщенным, потемневшим от солнца и ветра лицом. Он обладал богатой фантазией, и, когда что-нибудь рассказывал, все его бесчисленные морщинки приходили в движение, лицо его становилось то печальным, то радостным, то мудрым, то простодушным, и глаза под мохнатыми бровями тоже постоянно меняли свое выражение.

Марко охотно беседовал со стариком.

С обеих сторон дороги раскинулись богатые фруктовые сады, поля и желто-зеленые луга, на которых паслись несметные стада овец, коз, быков, верблюдов, табуны коней и ослов. Часто попадались целебные горячие источники.

— Богатая страна, мой господин, — сказал Наср-ад-дин. — Но я не советовал бы вам отведать местного пшеничного хлеба.

Марко вопросительно взглянул на караван-баши. — Он такой же горький, как здешняя колодезная вода.

И в самом деле, Наср-ад-дин ничуть не преувеличивал. Путникам вскоре пришлось привыкать к горькому вкусу хлеба, горькому потому, что был замешан на горько-соленой воде.

Это удивительное явление старик объяснил по-своему:

— Страна наша раскинулась над морем. Ведь под землей море доходит до государства Керман. Так можно ли удивляться, что здешний хлеб такой горький?

Наср-ад-дин с лукавым прищуром следил за впечатлением, которое производят его слова. Увидев, что Марко насмешливо улыбнулся, он пустил в ход свое красноречие.

— Поверьте старому Наср-ад-дину, мы сейчас скачем над морем. В один прекрасный день земная кора, подмытая изнутри волнами, станет такой тонкой, что обрушится, и тогда Керман вдруг окажется морским портом. Я уже мысленно вижу, как индийские корабли, груженные слоновой костью и пряностями, входят в керманскую гавань. Бесчисленные караваны потянутся тогда в город.

И Наср-ад-дин принялся живо описывать возникший в его воображении порт Керман. Марко терпеливо слушал его. Рассказы старика помогали переносить однообразие езды под палящим солнцем. Все пустое юноша пропускал мимо ушей, а все умное и доброе запоминал.

Наср-ад-дин любил сам задать вопрос и тут же сам на него ответить.

— Что самое ценное и прекрасное на свете? Вы небось думаете, что золото. На золото все можно купить: цветы, лошадей, дворцы, драгоценные камни, рабов и рабынь. Но станет ли соленая вода сладкой оттого, что я насыплю в нее цветов? Вы поймете меня, когда мы попадем в пустыню. На золото я куплю скот и людей. Вьючные животные потянут за меня тяжести. Хорошо. Но злые духи могут сбить меня с пути, и вокруг не будет ничего, кроме желтого песка или солончаков Черной пустыни. И тогда нагрянет самая ужасная беда… Жажда… На свете нет страшнее муки. Ведомо ли вам, юноша, что такое жажда? Да поможет вам аллах никогда не узнать этого. Жажда — это соль в дрожащем сердце. Жажда — это огонь в кишках. Жажда — Это пыль в венах… — Наср-ад-дин понизил голос. — Жажда страшнее нашествия времен Чингисхана. Верблюды падают на раскаленный песок пустыни. Люди теряют силы и становятся злыми. Они вонзают кинжалы в лошадей, мулов, верблюдов и пьют хлещущую горячую кровь. А я стою среди них со своим слитком золота. Что я могу с ним сделать? Ничего. Теперь вы знаете, что самое ценное и прекрасное на свете. — Наср-ад-дин сделал многозначительную паузу и торжественным голосом изрек мудрость, познанную им за долгие годы караванной жизни, — Я повторяю: самое ценное и прекрасное на свете — вода. Вы смеетесь. Смейтесь, смейтесь. Когда-нибудь вы поймете смысл моих слов.

Наигранный гнев Наср-ад-дина быстро улегся. Караван-баши легонько ударил кнутом своего осла. Ослик удивленно зашевелил длинными ушами, но и не подумал прибавить шагу.

Марко отстал от каравана. У него было много времени для размышлений. С недоверием следил он за сердечными, доверительными беседами отца и дяди с персидским купцом. Между ними тремя завязалась дружба. Марко старался не оставаться с отцом наедине. Он разговаривал с Матео и Наср-ад-дином или учился у джигитов верховой езде и владению оружием. Вечерами он молча сидел у костра.

Мысли Марко постоянно возвращались к тому предложению, которое Хаджи-Мухаммед сделал ему на палубе корабля. Он пытался понять отца и вспоминал всякий раз слова персидского купца: «Ваш отец хотел бы избавить вас от лишений и опасностей этого трудного путешествия». Марко часто думал о своей умершей матери. Он не забыл, как она лежала с закрытыми глазами под шелковым одеялом. Сердце ее уже не билось. Рядом с ее безжизненно повисшей рукой валялся маленький слоник из слоновой кости, который ей подарил перед отъездом Николо Поло. Всю жизнь она была очень одинока. В ушах Марко все еще звучали ее слова: «Вы говорите, Венеция — королева морей. Я в это не верю. Она — рабыня морей…» Это были ее предсмертные слова. Этими словами она надеялась обуздать тоску сына по далеким странам. Он понимал страх матери. Она хотела уберечь его от опасностей и приключений, которыми полна ненавистная ей жизнь купцов,

Но вот отца Марко решительно не мог понять. Почему отец не принимает в расчет влечения сына к путешествиям и приключениям, не считается с его жаждой знаний, с тоской по далеким странам, о которых сам ему столько рассказывал в Венеции?

Караван приближался к городу Керман, где жил Хаджи-Мухаммед. Там решится его судьба. Выполнит ли отец свое намерение? Как он, Марко, должен поступить, если Николо и Маффео Поло возьмут с собой только Матео? Боль и гнев терзали его при одной мысли о такой возможности.

Гордость и робость удерживали Марко от объяснения с отцом. Эта неясность стояла между ними как стена, но отец, казалось, ничего не замечал. Во время всего путешествия он был в прекрасном настроении, смеялся и шутил с Матео и персидским купцом и даже иронические замечания своего брата выслушивал с добродушной улыбкой. Уже давно Марко не видел его в таком хорошем расположении духа.

Марко же, напротив, день ото дня становился все мрачнее. Порой ему казалось, что отец и дядя вступили в заговор против него. При этом он совершенно забызал, что сам избегал их общества. Когда вдалеке показались башни Кермана, Марко принял решение продолжить путешествие даже против воли отца.

Они остановились у Хаджи-Мухаммеда, который проявил исключительное радушие и гостеприимство. Марко смог убедиться, что персидский купец не преувеличивал, когда говорил о своем богатстве. Многочисленные слуги и служанки старались предупредить малейшее их желание, а дом был обставлен с роскошью, доступной только князьям.

Венецианцы в большой спешке готовились к продолжению путешествия, потому что через несколько дней солидный караван под предводительством Наср-ад-дина выходил из Кермана в Балх[18], крупный центр на великом восточном караванном пути. Вечером в канун выхода отец вошел к Марко в комнату.

— Все готово, Марко, — сказал он и сел на циновку, утомленный напряжением этого дня. К ним тут же подошел слуга и спросил, не угодно ли чего.

— Принеси свежих дынь и кувшин молока, — приказал Николо Поло.

Марко слышал, как бьется его сердце. Сейчас все решится. С каменным лицом сел он напротив отца.

— Что с тобой происходит, Марко? — спросил Николо Поло, испытующе глядя на сына. — Может, тебе надоело наше путешествие и ты предпочел бы остаться у Хаджи-Мухаммеда?

Марко не уловил в этих словах вопросительной интонации. Ему показалось, что отец просто издевается над ним. Цветы и птицы, вышитые на шелковом покрывале дивана, поплыли у него перед глазами. И он сразу утратил самообладание, давшееся ему с таким трудом.

— Вы, видно, жалеете, что не оставили меня в Венеции? — начал он горячо. — Но никто не смог бы меня удержать. И здесь, в Кермане, я тоже ни за что не останусь.

Слуга поставил на стол ароматные ломти дыни. Но Марко этого не заметил. Он покраснел, и глаза его сузились от гнева.

По строгому лицу Николо Поло пробежала улыбка, и он сказал:

— Как ты со мной разговариваешь?

Марко растерянно умолк.

Николо Поло глубоко задумался. Вот уже двадцать лет, как он путешествует по белу свету, за это время он заглянул в душу многим людям, видел и благородство и подлость. Но что он знал о печалях и радостях своего сына? В эту минуту он почувствовал, что Марко уже не мальчик, а рано возмужавший юноша с сильной волей и собственным мнением. Опекать его больше не следовало. Он уже имеет право голоса в совете мужчин. Лицо Николо Поло посветлело.

— Так вот почему ты был так угрюм все последнее время? — спросил он. — Откуда ты взял, что мы не хотим тебя брать с собой?

— Вы же сами сказали, что мне лучше остаться у Хаджи-Мухаммеда. Неужели вы не помните, отец?

— Хаджи-Мухаммед наш друг. Он охотно оставил бы тебя у себя. Я ему сказал: «Поговорите с Марко, он уже взрослый. Пусть сам решит». — Отец помолчал немного, а потом продолжал — Конечно, мы были бы огорчены, если бы ты решил остаться здесь… Но мы, кажется, забыли о дынях. Это непростительно. Они как мед, не то что здешний хлеб.

Мрачные мысли Марко мигом рассеялись. Глубокая, светлая радость охватила его. Чтобы освежиться, он съел кусок дыни и тут же с преувеличенным восторгом стал хвалить их тонкий вкус. А за прощальным ужином Марко был так оживлен, что Хаджи-Мухаммед и Матео только диву давались. Николо и Маффео Поло несколько раз за этот вечер обращались к нему за советом по важным вопросам, и Марко старался отвечать умно.

На следующее утро они покинули Керман. Хаджи-Мухаммед проводил их до городских ворот. Его последние слова были обращены к Марко:

— Мой скромный дом всегда открыт для вас, мессер Поло. Не забудьте остановиться у меня, когда попадете в Керман на обратном пути.

Марко сердечно простился с Хаджи-Мухаммедом. Но он не думал о пути назад. Всеми мыслями он был устремлен вперед.

До границы пустыни караван шел четыре дня. Там устроили суточный привал, чтобы дать отдых вьючным животным, купили продовольствия, набрали воды и сделали все необходимые приготовления для предстоящего трудного перехода. Впрочем, Наср-ад-дин говорил об этой пустыне с презрением.

— По сравнению с Черной пустыней эта пустыня не больше ладони, — сказал он Марко. — Мы пройдем ее за неделю.

В течение трех дней на пути каравана не попадались ни человеческое жилье, ни куст, ни дерево. Все вокруг было сухо и мертво.

Солончак, покрывавший местами песок, напоминал по цвету грязный снег. За все это время люди не видели ни одной птицы, ни одной мышки. Воздух был недвижим, и нигде нельзя было спастись от палящего солнца. Иногда они проходили мимо вонючих луж со стоячей, соленой, затянутой тиной водой. У этой воды был тошнотворный вкус, пить ее было невозможно, да и опасно, так что погонщикам приходилось силой отгонять от бочагов измученных жаждой животных.

Матео ехал верхом на сильном муле и с тоской вспоминал, как он осенью плыл, бывало, на своей черной барке по разбушевавшемуся морю. Едва он научился ездить верхом, как ему преподнесли новый сюрприз: бесконечный путь по вымершей, скучной пустыне. За день он говорил не больше десяти фраз, да и те были сдобрены отборной руганью.

На пятый день Наср-ад-дин вывел караван к чистой проточной воде. В этом месте мощный подземный поток, размыв почву, вырвался наружу. Люди и животные смогли не только утолить жажду, но и насладиться купанием в прохладной реке. Они провели там ночь, пополнили запасы питьевой воды и на следующее утро с новыми силами двинулись дальше. Через три дня они вышли из пустыни и расположились на ночевку в маленьком городке.

Караван продолжал свой путь. Люди уже не считали недели. Солнце и пыль задубили их лица. Наступила осень — хлеб на полях был уже убран, с деревьев сыпались переспелые плоды. А караван все шел — по холмам, на которых возвышались крепости и монастыри, по лесам, где бродили львы и леопарды, вдоль кустарников, где ящерицы и змеи шуршали сухими листьями, мимо заросших ряской озерец, над которыми в сумерках тучами кружились комары.

Караван шел и шел, а люди становились все молчаливей. Они оживали, только если вдруг неожиданно лил ливень или с гор дул прохладный ветер. Баранья нога, жаренная на вертеле, и кувшин ключевой воды исчерпывали скромные радости их однообразного существования. Багдад, Ормуз, Керман, буря на море — все это было уже далеко позади.

Наср-ад-дин рассказывал Марко о городе Шибирган[19]:

— Город этот расположен в долине, на берегу небольшой реки. Там вы найдете все, что вашей душе угодно: финики, гранаты, вообще любые фрукты. Нигде в мире нет более сладких дынь. Вы когда-нибудь ели сушеную дыню из Шибиргана? Она как мед. — Старик озабоченно поглядел вокруг. — Но между нами и Шибирганом лежит пустыня. Вот это я вам и хотел сказать. — И с гордостью добавил — Да вы не беспокойтесь, старый Наср-ад-дин проведет вас самым коротким и легким путем.

Казалось, пустыне не будет конца. Марко потерял счет дням. Глаза уставали от желтого однообразия мертвого песка. Путники пили теплую воду из мехов и с трудом, давясь, что-то ели. Дорогой не было ни колодца, ни реки, ни даже гнилой лужи. Однажды поднялся ветер и разыгралась настоящая песчаная буря. Небо покрылось темными тучами, пошел дождь. Упали первые тяжелые капли. Люди и животные подняли головы и облизали губы.

— Хвала аллаху! — пробормотал Наср-ад-дин.

— Настоящий дар божий! — восторженно воскликнул Матео.

Слуги и погонщики расставили все сосуды, какие у них только были, прямо на песок, чтобы набрать как можно больше драгоценной воды.

Этот освежающий дождь, который шел в течение целого часа, стал едва ли не единственной темой всех разговоров, пока на горизонте не показались, наконец, темные горы.

— Я уже слышу запах воды в долине, — сказал Наср-ад-дин. — Разве вы не чувствуете, как изменился воздух? Завтра вечером мы будем в Шибиргане.