Город Балх был расположен на северо — восточной границе Персии. Когда-то он назывался «Аму аль булат», что в переводе значит «Мать всех городов». Сохранилось предание, что много сотен лет тому назад именно здесь Александр Великий взял себе в жены дочь персидского царя. Городская мечеть поражала своей сказочной красотой. Перед воротами были разбиты фруктовые сады. На горе возвышался крепостной замок, за городской стеной теснились мраморные дворцы, дома, мастерские, мечети и крытый рынок.
Но вот наступил тяжелый 1221 год. Еще живы были старики, которые его помнили. Когда они говорили о нем, они пугливо озирались, не подслушивает ли их кто-нибудь.
Когда к городу во главе своего войска подошел вселяющий во всех ужас монгольский князь Чингисхан, старейшины с дарами вышли встречать его за городские ворота. Люди хотели спасти «Мать всех городов» от разрушения, а себя от смерти. Но Чингисхан не знал пощады. Он приказал разрушить «Аму аль булат» и уничтожить горожан.
С тех пор прошло полстолетия, но мечеть все еще лежала в руинах, а груды развалин на каждом шагу напоминали о страшном бедствии.
На небольшой площади у обвалившейся стены стояли или сидели человек пятьдесят — мужчины, женщины и дети. Все они поражали своей худобой; безучастно смотрели они по сторонам, пока окрик или удар хозяина — работорговца не возвращал их к действительности.
Утро было пасмурное. С гор дул осенний ветер. Покупатели не шли, и настроение у работорговца было прескверное. Прямо на земле, опустив голову на колени, сидела худенькая девочка. Ее босые грязные ноги были в синяках и ссадинах. Хозяин бил ее палкой по ногам. Сегодня он выводил ее на рынок в пятый раз и был взбешен тем, что никто ее не покупал. Ясные глаза девочки были печальны. Усталым движением руки откинула она волосы с лица. Какая-то женщина протянула ей кусок хлеба.
— Ешь, Ашима, — сказала она. — Осторожно, идет твой хозяин…
Но Ашима успела спрятать хлеб за спину.
— Чем вы здесь занимаетесь? — гаркнул торговец.
— Ничем, мой господин, — ответила Ашима и вся сжалась в комочек в ожидании удара.
Впрочем, побои были не самым страшным из того, что ей приходилось терпеть, — к ним ведь можно постепенно привыкнуть. Очень больно только в первую минуту, особенно если удар придется на старую, еще не зажившую рану. Но потом боль утихает. Куда страшнее побоев голод и жажда, эти вечные спутники ее рабской жизни.
Ашима вспомнила Желтую реку.
Река протекала далеко внизу, в долине, и баржи, плывущие по ней, казались издали не больше бамбуковых листьев. Дорога от пристани круто поднималась в гору, и по ней непрерывным потоком шли рабы с тяжелым грузом на плечах. Солнце жгло их мокрые от пота спины. Рабы несли вверх мешки, трубы, железо, тюки материи: самые разные товары разгружались здесь от восхода солнца до захода. Девочка чувствовала, что силы покидают ее. Она прислонилась к столбу, ей грезились миска с рисом и кувшин с водой. Ашима опустилась на колени. От мучительного голода у нее свело все внутри. Раздался окрик надсмотрщика. Она с трудом выпрямилась и, шатаясь, снова стала в цепочку.
Когда это было?.. Ашима утратила чувство времени. Она старалась больше не думать, потому что мысли убивали всякую надежду, а от этого она страдала еще больше, чем от голода и жажды.
Безнадежность гонит прочь всё, даже сны, и у тебя ничего не остается, кроме рук, жадно хватающих брошенную кость.
— Ашима, проснись, — шепнула ей женщина. — Спрячь хлеб.
Девочка выпрямилась и удивленно оглянулась. Ее рука нащупала хлеб. Хозяин ее не ударил. Она услышала его ласковый голос:
— Встань, голубка. Этот господин хочет на тебя поглядеть.
— Да что ж ты не встаешь, глупышка? — сказала женщина. Прохожие останавливались и глядели на нее. Работорговцы решили, что можно будет сбыть свой товар.
— Встаньте, лентяи! Вы что, не видите— пришел покупатель?
Торговцы старались перекричать друг друга.
— Взгляните только на этого парня, господин. Какие у него мускулы!
— А вот эта женщина вынослива, как мул! Сто пятьдесят дукатов за этого молодца! Даром отдаю!
Человек огромного роста, вызвавший почтительное любопытство у уличных зевак и такой переполох у торговцев, спокойно рассматривал худенькую девочку и говорил с ее хозяином на каком-то незнакомом языке. Могучая фигура покупателя в первую минуту испугала Ашиму, и она не знала, счастье это или беда, что великан хочет ее купить.
Девочка поглядела на незнакомца. Бакенбарды придавали ему грозный вид. «Если такой ударит, то сразу убьет, — подумала она. — Он богато одет — наверно, чужеземный купец». Его глаза показались ей добрыми, она прочла в них сочувствие. Девочка с напряженным вниманием следила за разговором, который велся по-персидски, с примесью каких-то незнакомых слов. И в ней проснулась робкая надежда.
Незнакомец указал на израненные ноги девочки, и его лицо помрачнело. Работорговец тут же придумал какую-то отговорку. Он обрушил на покупателя поток сладких речей и назвал Ашиму маленькой принцессой, признавая, правда, что она нуждается в некотором уходе.
Незнакомец долго думал. Он положил руку на плечо девочки, которая в испуге отпрянула. «Теперь он увидит, до чего я худа, — подумала она, — и не купит меня». Вспыхнувшая у нее надежда разом померкла. Незнакомец еще раз поглядел на девочку, нерешительно повернулся и ушел.
Торговец в бешенстве отшвырнул ее к стенке.
— Дрянь паршивая, никому ты не нужна!
Ашима снова села на землю, поджала ноги и равнодушно уставилась в одну точку.
— Ты должна улыбаться, когда приходит покупатель, — сказала ей женщина. — Стояла, как истукан. Ну, ешь хлеб.
Девочка вытащила ломоть, спрятанный в лохмотьях, и откусила кусочек.
Пасмурное утро сменилось ясным днем. Прошло еще несколько часов. Ашима замерзла, спина словно отнялась. Она недвижимо сидела на земле. Наступили сумерки.
— Вставай! — приказал торговец. — Подумать только, я заплатил за тебя двадцать дукатов, — запричитал он. — И никто не хочет тебя купить. Ах, какой же я дурак!
Он даже не ударил ее, так велико было его презрение.
Наступила ночь. Темная, беззвездная. Хозяин дал девочке немного хлеба и глиняный кувшин с водой, а ноги заковал в ржавые цепи. Потом он запер Ашиму в деревянном сарайчике возле дома. Сквозь щели врывался холодный ветер. Девочка зарылась в шуршащую солому, прижала руки к груди, чтобы было теплее, и погрузилась в мир воспоминаний. Она слышала родные голоса, в памяти всплывали картины прошлого.
На горе нет цветка краше цветов чая,
Но краше всего на свете моя Ашима,—
глухо напевала мать.
Ашима лежит в кроватке. Мать откинула шелковый полог:
«Почему ты не спишь? Рассказать тебе историю о красавице Ашиме?»
Девочка кивает:
«Расскажи, мамочка, расскажи».
И она слышит ласковый голос матери, которая рассказывает самую красивую легенду ее народа.
«Много лет тому назад в одной деревне жила крестьянская семья. В мае, в те дни, когда цветут гранатовые деревья и рис дает первые темно — зеленые всходы, в этой семье родилась девочка. Назвали ее Ашима. Слышишь, ее назвали Ашима, как тебя…»
Мать ласково погладила ее по разгоряченному личику.
«Рассказывай дальше, мамочка, рассказывай!»
«В три месяца Ашима уже умела улыбаться, и ее темные глаза были такими живыми, что казалось, она все понимает.
В пять месяцев Ашима научилась ходить, и вскоре она уже бегала по комнате. В восемь месяцев она заговорила. Ашима росла на редкость быстро, она была красивая и трудолюбивая. В девять лет она ткала самые сложные узоры.
Если она утром сажала рис, то после обеда он уже давал зеленый росток. Во время работы она пела, и голос ее звучал, как звон серебряных колокольчиков на пагоде. Ашима была лучшей танцовщицей во всей округе. Весенними вечерами она ходила к серым пальмам на песчаный берег Золотой реки, и тогда собиралась вся деревня, чтобы поглядеть, как она танцует. Ее танец был так прекрасен, что людям становилось и радостно и грустно. Ты слушаешь, маленькая Ашима?»
Материнский голос умолк. По-прежнему завывал ветер. Рабыня со вздохом повернулась, на ее ногах заскрипели цепи.
— Рассказывай дальше, мамочка, рассказывай, — прошептала Ашима.
Всеми силами своей души она старалась вновь вызвать светлые картины прошлого, но тщетно. Сны и действительность причудливо сплелись. В ее родной деревне денно и нощно горит огонь в кузнице, мужчины куют оружие. С севера наступают вражеские полчища. Беженцы рассказывают страшные истории про сожженные города и деревни, про убитых людей, про смерть, кровь, плен… Женщины и дети бегут в горы и скрываются в скалистых пещерах.
Ашима приподнялась. Цепь врезалась в израненные ноги, — жгучая боль заставила девочку вновь упасть на солому.
— Оставьте меня в покое, — прошептала она, широко раскрыв от ужаса глаза.
Солома зашуршала, и по телу девочки пробежала крыса. Завывал ветер, и никто не слышал ее отчаянных криков. Вновь ожили страшные образы прошлого. Вновь звучал в ее ушах слабый голос матери:
«Ашима, ты слышишь? Оставь меня здесь. Я больше не могу идти. Беги одна в деревню, спрячься. Быть может, там кто-нибудь еще остался. Слышишь, Ашима? Ах, солнце еще не померкло… Вон они. — Мать протянула вперед руки, словно желая защитить девочку, а в глазах у нее засветился безумный ужас. — Беги, Ашима!»
Налетел отряд всадников. Девочка не могла шевельнуться. Страх сковал ее. Она услышала дикие возгласы. Один из всадников ударом копья убил ее мать, другой схватил девочку, положил поперек седла и ускакал.
Рабыня закричала. Во сне или наяву?
Девочка спала. Голова ее лежала на руке. Губы были плотно сжаты. Ветер шевелил ее черные волосы.
На юном лице не было улыбки.
Венецианцы жили в благоустроенном караван-сарае. Они уже успели отдохнуть после тяжелого, изнурительного путешествия и через несколько дней должны были отправиться дальше. Наср-ад-дин собирался провести их до Бадахшана[20] и с первым же караваном вернуться назад в Керман. Матео с нетерпением ждал Марко, который с Николо и Маффео Поло отправился в город. Он высыпал содержимое своего кошелька на стол и принялся считать дукаты. До сих пор он не принимал никакого участия в торговых делах купцов, хотя они уже не раз предлагали ему долю в той или иной выгодной сделке. Теперь он впервые пожалел об этом.
В комнату вошел слуга с факелом, зажег лампы и спросил, не угодно ли чего. Матео отрицательно покачал головой.
— Мне нужны дукаты, сынок, — пробурчал он себе под нос. Матео слышал, как из города вернулись венецианцы, и позвал Марко.
— Что случилось, Матео? У вас такой озабоченный вид.
— Ну и страна, сынок! А у меня в кошельке всего каких-то сто жалких дукатов. — И Матео испытующе посмотрел на Марко.
— Вам нужны деньги? — спросил Марко. — Скажите только, сколько вам нужно.
— Сто жалких дукатов! На эти деньги можно купить живое человеческое сердце… Она худа, как горная козочка. — Матео смотрел куда-то мимо Марко. — Ее ноги все в ранах от побоев этого черномазого бандита. Я убью его!.. — сказал он гневно и сжал кулаки.
— Что случилось, Матео?
— Я не могу забыть ее глаза. У белокурых моряков такие глаза. Ясные, как морская вода. Она худа, как горная козочка… — И Матео с состраданием покачал головой. — Ты должен мне помочь, Марко, — продолжал он, помолчав минуту. — Я хочу купить эту девочку. А то этот черт забьет ее до смерти. Он хочет за нее сто двадцать дукатов. — Матео наклонился к Марко. — Мы должны взять ее с собой, Марко, слышишь? Иначе к чему покупать ей свободу? Она опять попадет в руки работорговцев, и все ее страдания начнутся снова.
Марко взволнованно вскочил.
— Мы не можем взять с собой ребенка! — воскликнул он. — Наш путь лежит через снежные горы и пустыни.
— Значит, ты хочешь, чтобы он забил ее до смерти? — холодно переспросил Матео.
Марко стоял в задумчивости. Разум подсказывал ему: «Не давай себя уговорить».
— Никогда в жизни такая девчонка не выдержит трудности нашего пути, — сказал он неуверенно.
— Ты думаешь, ее сюда доставили в паланкине, Марко?.. Хорошо, не будем больше говорить об этом.
Марко услышал презрение в словах Матео и сказал голосом, исполненным внезапной решимости:
— Хорошо, Матео, я помогу вам.
Лицо Матео засветилось знакомой доброй улыбкой. Он был доволен.
— Ну вот, теперь давай держать военный совет. Что скажет на это твой отец? И Маффео Поло?
— Отец будет против, а дядю Маффео мне, быть может, удастся склонить на нашу сторону.
— Мы должны поставить их перед свершившимся фактом, — задумчиво проговорил Матео.
На следующее утро Марко пошел с Матео на невольничий рынок. Как и накануне, Ашима сидела на земле. Она была бледна, глаза ее ввалились. Она зябко куталась в свои лохмотья. Воздух был чистый и мягкий, листья на деревьях начинали желтеть.
Работорговец стоял, прислонившись к стене. Лицо его выражало досаду. Завидев Матео, он подскочил к девочке.
— Да встань же ты, животное! — крикнул он. — Нет, ты дождешься, я тебя убью… — И он отвесил глубокий поклон чужестранцам. — Привет вам, благородные господа! Поглядите только, как она смеется, наша малютка. Она вас сразу узнала. Получить ее за сто двадцать дукатов — это просто даром.
Матео не обратил никакого внимания на поток его красноречия.
— Вот она! — сказал он.
Марко поглядел на худую, одетую в лохмотья девочку, но ничем не выдал своего разочарования.
— Да улыбнись же ты! — прошептал работорговец и ударил ее.
Пытаясь изобразить улыбку, Ашима скорчила жалкую гримасу.
— Так вот, значит, она! — сказал Марко.
— Ты небось ожидал увидеть красавицу? — спросил Матео. — Тогда ее не было бы здесь, на этом гнусном рынке.
Марко вдруг увидел ее глаза — светло-голубые, с темными зрачками. Удивительные, лихорадочно горящие глаза…
— Понял? — нетерпеливо спросил Матео и добавил, обращаясь к девочке — Не бойся, доченька.
Ашима подняла глаза, взглянула на великана, и лицо ее внезапно преобразилось: затравленное выражение исчезло, хотя губы все еще кривились в жалкой улыбке. Кто осмелится в присутствии этого силача ударить ее? Робкая надежда вновь блеснула в ее глазах.
Марко поторговался и заплатил за девочку сто дукатов.
— Ее зовут Ашима, — сказал работорговец. — Иди, детка. Ах, как мне тяжко с ней расставаться! — добавил он, изобразив на своем лице глубокое страдание.
Словно во сне шагала Ашима между двумя чужестранцами. Люди оборачивались, глядя им вслед, и недоуменно пожимали плечами. Как может эта нищая девчонка идти с такими благородными господами?
— Интересно, что скажут братья Поло? — сказал Матео.
Он вспомнил слова Хаджи-Мухаммеда на острове искателей жемчуга: «Мы купцы, а не защитники рабов. Кто этого не понимает, тот ничего не смыслит в торговле».
Они купили для Ашимы платье и повели ее в баню. Потом они вернулись в караван-сарай. Девочка безучастно шла за ними. Никто ей не сказал ни одного грубого слова, никто ее не ударил. Она не могла понять, что произошло. Сон это или явь? Слуга принес ей еду.
— Ну вот, — сказал Матео, которому не терпелось вступить в бой. — Теперь надо с ними объясниться. Пошли, Марко. А ты, доченька, подожди нас здесь.
Когда Матео и Марко вошли в комнату братьев, те как раз говорили о подготовке к отъезду.
— Хорошо, что вы зашли, — сказал Маффео.
«Подождите, — подумал Матео. — Так ли вы обрадуетесь, когда узнаете, в чем дело». Он сосредоточился, обдумывая, как лучше начать разговор.
— Я купил девочку, — сказал он. — Теперь нас пятеро.
Николо Поло удивленно взглянул на него:
— Не шутите, Матео. Мы говорим сейчас о серьезных вещах. Нам предстоит проделать самую трудную часть нашего путешествия.
«Неважное начало», — подумал Марко.
— Я не шучу, — возразил Матео. — Пройдите в мою комнату и вы воочию убедитесь в этом. Увидев на рынке этого жалкого заморыша, вы поступили бы точно так же.
— Он словно проповедь читает, — удивленно заметил Маффео Поло.
— Что это за глупости, Матео? — строго спросил Николо.
— Мы действительно купили девочку. Она будет нам полезна во время путешествия.
— Мы, мы… — раздраженно крикнул Николо. — К черту! Вы немедленно отведете эту девчонку назад! Слышите, Матео?
При этих словах Матео охватил гнев.
— Как вы со мной разговариваете, мессер Поло? Я вам не слуга, помните это. Либо девочка поедет с нами, либо я оставляю вас.
Маффео Поло хотел сказать что-то примиряющее, но Матео в бешенстве выбежал из комнаты.
Марко ринулся было за ним, но отец удержал его:
— Ты никуда не пойдешь. И. пойми, наконец: мы купцы, а не благодетели.
Ашима вздрогнула, когда Матео влетел в комнату. «Сейчас он меня убьет!»— подумала она, сжалась в комочек и заслонила лицо руками. Дрожа от страха, она ждала побоев.
Большая тяжелая ладонь погладила ее по волосам, и она услышала глухой голос своего покровителя. Он говорил на незнакомом языке:
— Не бойся, доченька. Что ты думаешь о капитане Матео? Я был солдатом испанского короля. Враги, увидев меня, разбегались. Но чего я хвалюсь перед тобой, доченька? Ты не понимаешь, что я говорю. Не заслоняй лицо руками… Я ненавижу этот торгашеский дух. Они думают только о своих гнусных дукатах. Если они не изменят решения, мы с тобой отправимся назад в Венецию. — Он замолчал и долго глядел на дрожащую от страха девочку. — Не так-то просто нам будет путешествовать без денег… Что и говорить, даже пересечь Персию без гроша в кармане дело нелегкое.
Он сел рядом с Ашимой и углубился в свои мысли. Не прошло и нескольких часов, как вдруг появился Марко. Лицо юноши сияло радостным возбуждением.
— Девочка поедет с нами! — крикнул он. — Не волнуйтесь больше, Матео.
— Как ты сумел этого добиться? — удивленно спросил капитан.
— Они прислушиваются к моему мнению, — с гордостью сказал Марко. — Дядя Маффео был на нашей стороне.
— Ты во второй раз спас меня, а заодно и эту девчонку.
Ашима почувствовала, что случилось что-то хорошее. Великан чужеземец снова улыбался. Девочка встала и низко поклонилась.