Ужас победы

ДЕНЬ ПЕРЕЕЗДА

Дожили! Вот и лето пришло!

– Сегодня Настя приезжает, а ты опять?

– Что я “опять”, что “опять”? – воинственно выставив подбородок, завопила жена.

Ну все, хватит! Терпения больше нет! В такой день – и все равно она!.. Выскочил, хлопнув дверью. И застыл на площадке. Стой!

Далеко не уйдешь! За спиной сухо стукнулось и что-то посыпалось.

Долго стоял не двигаясь, потом обернулся. Та-ак! Как и следовало ожидать: последнее время все у меня складно идет! Часть стены рядом с притолокой отвалилась от удара двери – насквозь почти!

Это уж слишком! Бежать отсюда! Сделал шаг. Далеко собрался? В том-то и ужас, что далеко не уйти. Максимум на десять минут – вот-вот Настя приедет. Такая у тебя теперь степень свободы! Да и то ты погорячился, пожалуй. Ни секунды у тебя нет! Если и есть несколько минут до приезда дочери, то их надо срочно употребить на то, чтобы стенку заделать! А то приедет она с радостными надеждами: наконец-то к родителям переезжаю, – а тут грязь, разруха, дыра в квартиру и главное – ругань. Быстро все залатать. Как? Устало сел на площадку. Откололась стена. Новую стену, что ли, откуда-то принесу?! И времени – семь минут относительной свободы. И надо уложиться. Как?! Глянул в окошко на сумрачное небо. Помоги! Давно не обращался к Тебе. И больше не буду!

Но и мне тоже надо немного пошевелиться, дать Ему шанс пойти навстречу. Минута, быть может, осталась! Спустился на пролет вниз, и вот – чудо! Стоит почти полный, чуть надорванный мешок цемента. Услышал! “Погиб!” – вдруг глухой, страшный голос во мне… Почему погиб-то? Я нормально живу, ничего не требую: один только раз, в виде исключения? Глянул в окно… Хорошо там, даже солнышко! Вбежал домой, звонко выхватил таз. Спустился вниз, натрусил в него цемента, снова в ванную, водички подлил.

Замешалось! Вышел на площадку, стал швырять с размаху сочные жмени в дыру… лепятся! Выпукло налепил, с запасом, стал придавливать ребром доски, которая тут же на площадке валялась.

Заметил: когда рука что-то просит, страстно вытягиваясь, скажем, во тьму кладовки, – тут же желанный предмет сам образуется, идет в руку, как этот вот кусок доски, справный мастерок! Отлично!

Залюбовался гладкой, сочной поверхностью. Счастье. Цемент, оказывается, такое умиротворяющее существо: когда его лепишь, потом старательно размазываешь, разглаживаешь, прикусив язык, настроение сразу успокаивается, улучшается, достигает ликованья…

От тяк! Склонив голову, залюбовался… Впрочем, любоваться тут некогда, скоро дочурка приедет, а потом и Кир с машиной… День переезда!

Вернулся в квартиру, осторожно защелкнул замок – чтобы никто ни о чем не догадался, отнес тазик в ванную, беззвучно поставил – и в прихожей, ожидаючи, сел – чтобы сердце не билось, успокоилось.

Какие волнения, стрессы? У нас все в порядке! Брякнул звонок.

– Откроешь? – крикнула с кухни жена.

– Открою! – кинулся открывать.

Стоит, смущенно сутулясь, дочурка, на голову выше последней зарубки на двери.

Жена, всплеснув ладошками, наконец-то выскочила. Обнялись.

– Ну, так мы едем или не едем? – Дочь поставила в прихожей неказистый бабкин чемодан.

– Едем, едем! – радостно закричали мы оба.

– Сейчас Кир заедет с машиной, – солидно добавил я. -

Укладывайтесь пока!

Стали все выкидывать из шкафов на кровати.

Звонок. Кир появился: точно, как обещал!

– Ну? Вы готовы?

– Минутку! Давай на кухне посидим!

Пожал плечом: да, необязательные вы люди!

– Сейчас! Пошли! – Буквально затащил его в кухню, стал метать угощение, чтобы, не дай бог, не обиделся и не убег!

– Вот! – гордо поставил блюдо.

– Опять твои любимые креветки? – с легким упреком говорит.

– Ну почему сразу – “любимые”? Мы просто дружим!

– Мама!.. Ты опять? – Дочуркин бас из комнаты.

Да, умеет Кир вовремя появиться! Впрочем, ты же сам его зазвал – сегодня по крайней мере… а у нас – каждый день “сегодня”!

– Ну… как дела? – спрашиваю бодро.

– Должен, к сожалению, тебя огорчить.

Ну огорчай, раз должен. Давай!

– Статья, которую ты для нас сделал, нам не подошла!

Не подошла?.. Вот и хорошо. Так оно и задумано. Еще один способ моего унижения: заказывает мне статьи на острые политические темы, которые при здравом уме и даже остатках совести написать невозможно. Однако – пишутся и жадно читаются. Когда добро бьет зло – это прекрасно. Когда зло бьет добро – это ужасно, но естественно. Но когда зло бьет зло с помощью возвышенной и благородной правды – это невыносимо. Но именно это почему-то сейчас высшим классом журналистики считают. Вот где самые благородные сейчас пасутся, и Кир – из первых. Имя сделал себе.

Нет, никогда мне не набрать столько бесстыдства, чтоб сделаться таким благородным, как он!.. А он что думал – у меня получится?

Не такой я человек! А он – пусть гордится! Все-таки друг.

– Я… боюсь! – признался Киру.

Для него это признание – чистый елей. А сказать, что гораздо раньше испуга отвращение меня охватывает, – это неблагородно.

Благородно – как он! Поэтому и в мэрии сейчас работает, ведает

Словом. Тем, что правители с городом говорят.

Недавно козырек над входом в метро обвалился – пять тонн бетона.

Нескольких убило, многих изувечило. Что сказать? Начальство смотрит на Кира, и он выдает: “Разрушишь церковь – пожнешь кровь!”

В том смысле, что не надо было разрушать церковь и строить метро… Будто сам он этим метро сто раз не пользовался!.. Церковь на этом месте ему подай, благородному. А так – кровь! Немножко не ясно, правда, почему абсолютно случайные люди должны отвечать

– жизнью своей – за чей-то грех? Но – звучит благородно:

“Разрушишь церковь – пожнешь кровь!” На Бога, безответного, групповое убийство повесили, перемешали его с некачественным цементом, что пошел на козырек. Но – все благородно. Кир сказал.

И начальство – благородное, которое это озвучило: Бога чтит! А кровь – за грехи коммунистов. Непонятно, правда, кто выбрал жертв… Да, никогда мне не набрать столько бесстыдства, чтобы сделаться таким благородным, как он! Ужас победы.

– Что с тобой? – спрашивает Кир.

– А что такое со мной? Ну да, – покрылся немножко коростой забвения и лишаем корысти. Но мне нравится.

– Ты думал, что с рейтингом твоим?

– Да моим рейтингом можно орехи колоть! Недавно кореец Е приезжал, который в Вашингтоне нас привечал… Две строки мои перевел на корейский. Ай плохо?

– С тобой трудно разговаривать!

Я подтвердил не без гордости:

– Да уж, нелегко.

Тем более – есть основания собой гордиться! Взлетел я все же на

Букве! А на чем еще, собственно, мог я взлететь? Никаких других шансов не оставил я Богу, читай – судьбе, читай – себе. Только лишь Букву оставил! И взлетел.

Однажды сидел на чердаке, в мастерской моего друга, художника

Зуя, читал ему мои “минимы”. Вдруг он, даже не дослушав

“минимы”, лихорадочно вскакивает, начинает все убирать со стола.

– Ты чего? – обиделся я. – Хотя бы “миниму” дослушал!

– А ты не врубаешься? – Зуй говорит. – Лифт грохнул. Заказчики идут!

– Ну и что? – выдал ему одну из “миним”. – Водка же прозрачная.

И стаканы прозрачные. Никто и не увидит, что мы пьем!

Зуй поглядел на меня изумленно:

– А ведь ты прав!

И буквально через месяц – я уже и забыл об этом – звонит Зуй:

– Принимай гонорар!

Глянул я в оконце – и обомлел: приехали мои буквы! Огромные!

Никогда еще их такими не видал! Огромный белый трейлер-холодильник разворачивается, буквально перегораживая весь двор, и на нем – мои Буквы: “ВОДКА „ПРОЗРАЧНАЯ”, И СТАКАНЫ ПРОЗРАЧНЫЕ. НИКТО И НЕ УВИДИТ, ЧТО МЫ ПЬЕМ”.

Метров десять в длину занимают – весь белый борт! Вот это да! Ай да буквочки мои!

– Два ящика выдадут тебе. Ну давай, думай дальше. Вся твоя! -

Зуй трубку бросил.

Вот это здорово! Как же я два ящика доташшу?!

Но – выскочил. И – понеслось! Однажды на радостях дома не ночевал неделю. Возвращался утром, посинел и весь дрожал. Купил жене половник – может, простит? И тут меня осенил стих: “КОГДА ОТ ПЬЯНСТВА ПОСИНЕЕШЬ – КУПИ, НЕ ПОЖАЛЕЕШЬ!”

Зуй (с ним, собственно, и пьянствовали) по высшему баллу оценил!

– Так это же – на любой товар годится! – восхищенно сказал.

На многие предметы пошло – от нагревательной батареи до зубной пасты. А мне с каждой продажи – процент!

Тут неожиданно старый наставник мой, классик У., прорезался, который, помнится, мне советовал пить, но не писать… Стал вдруг уговаривать, чтоб не губил я свой талант. Какой “талант”, извините? Ни о каком таланте, насколько я помню, у нас с ним речи не заходило – и вдруг!!

Потом сам лично явился, предложил роман совместный писать, сказал, что какие-то исключительные у него архивы!

– Не губите свой талант, – У. настаивает. – Пишите роман!

Видимо, интересуется, как бы ему и свой талант так же загубить, как я свой. Но ему это недоступно, увы!

– Ну попробуем, – благожелательно говорю. – Не возражаете, если мы назовем это “Плевок из тьмы”?

– Замечательно! – У. воскликнул.

– А не возражаете, надеюсь, если я псевдоним возьму: Валерий По?

– Нет, разумеется!

Нас с женой в гости пригласили. Были у У.! Могли бы мы раньше о таком мечтать? Так что с рейтингом все в порядке – можно орехи колоть! А фраза “Купидон, купи дом!” вообще полностью обогатила меня! Стал на золоте есть! Утром завтракаю интеллигентно: молоко и ко-ко-ко! “Ну, – жене говорю, – я пошел”. – “Когда будешь?” -

“Видимо, к вечеру”. – “Значит, видимо или невидимо, вечером будешь?” – “Видимо, да”.

Кроме домашних заготовок еще кое-где подрабатываю. На Сенной.

Сжавшись, мимо метро прохожу. Козырек над ступеньками, что обрушился, восстанавливать не стали и то место замазали уже. Не без помощи Кира. Да-а-а – туда гляжу, – никогда мне не набрать столько бесстыдства, чтобы быть таким благородным, как он! Ныряю в гущу жизни – а может быть, в жижу… Надписи кругом. “ПРИПАЯЮ”.

“СОГНУ”. Да, поразбежались нынче буквочки, разрезвились! И, как раньше, их не соберешь. Теперь никого не объявишь гением, единственным буквовладельцем. Все владеют ими – и никому не докажешь теперь, что он почему-то хуже. “Почему”? Раньше чуть одна буква стояла не так, и – уже сенсация, сбегались все. А теперь как хочешь расставь – никакого внимания. “АРЕСТУЮ ЗА

УМЕРЕННУЮ ПЛАТУ”. Раньше бы сбежалась толпа, а теперь – равнодушно мимо проходят. Вздешевели буквы.

Вхожу в харчевню мою. Подрабатываю тут. Жадность душит – нет сил! Лапша “Ша”. Суп “Руп”. Назвал – съел. И другие бойко берут.

Идти по линии пищи – это я верно решил. Хозяин, Джафар, мною доволен. Пища с названием лучше идет. Котлета “Дантес”, уха

“Ха-ха”, компот “Пол Пот”, холодец “Молодец”! Так что теперь не в стол работаю, как раньше, а в стул. И главное, как договаривался: только Буква! Ничего больше не прошу! Так что все отлично у меня. И Джафар, кстати, не ограничивает абсолютно мой участок свободы!

“Эй, сутулый! Пельменей с акулой!”

…Жена появилась, сияя:

– Мы готовы!

Едем меж сосен. Вот она, наша дача! Да-а… управляющая трестом,

Скубенная Е. Х., абсолютную правду нам сказала: сортир! Ни окон, ни дверей! Набекрень крыша. По гнилым ступенькам осторожно вошли… Да-а, кое-кого все-таки жилище это интересует: на каждом квадратном сантиметре висит по комару!

– Ну… осваивайтесь! – говорю бодро.

У жены – слезки потекли.

– Мама! Прекрати! – дочка пробасила. – Ты опять?

– Что “опять”?

– Ты сама знаешь!

– Вы хотите сказать, что я выпила? – на меня поглядела. -

Клянусь вам – ничего!

Смотрел на нее долго: может, не врет? Но дочь – отвернулась… Как тут оставить их? Снял с плеча свою сумку.

– Папа! У тебя дела в городе! Поезжай! – Дочка строго глянула на мать. – Мы разберемся!

Стали раскладывать вещи, тихо вздыхая.

– Ну хорошо… – пошел нерешительно.

Жена провожала меня до авто.

– А когда приедешь?

– В субботу, видимо.

Послушно кивнула. Из домика доносились звонкие шлепки – накинулись, вражеские парашютисты!

Резко повернулся, в дом вбежал.

– Эй! Комары! Вперрьод! В атаку! За мной!

Виляя, побежал между сосен. Жена и дочка смеялись.

– Ну все! – Посуровев, сел в машину. – Держитесь тут! – хлопнул дверцей.

– “Плевок из тьмы”, про генерала Етишина, лучше и не читай! -

Киру, пока ехали, исповедовался. – Самого тошнит!

Надоело все время подтянутым быть, улыбаться, показывать всем пример… Сколько можно?! Могу я расслабиться, наконец? Хотя бы одно дело сделал, хотя бы чисто формально: жену с дочкой на даче соединил… Могу теперь пожаловаться – пока их нет?

– А ты знаешь, – из бутыли прихлебнул, – из чего эту

“Прозрачную” гонят? Отруби! А из чего холодец “Молодец” делается? Из наших ногтей! А котлета “Дантес”? Это вообще!

Только названием и берет! Долго не мог я понять, из чего она, пока Джафар меня, как доверенное свое лицо, заведующего фактически здешней идеологией, в подвал к себе не позвал, где у него огромная мясорубка стоит. Грязь, пыль, мрак. “Что у тебя за санитария?” – Джафару говорю. “Тс-с!” – Джафар палец к губам поднял, потом ткнул резко в кнопку на стене. Мясорубка взвыла, и тут же к вою машины присоединился совсем жуткий вой, многоголосый, живых существ. Хруст. Вой обрывается. Пошел фарш. “Вот, – Джафар мне говорит. – Это вечный двигатель. Я изобрел! Мясорубку, в которой всегда есть мясо! Можно не класть

– само приходит! Главное – мясорубку не мыть!”

– Да-а-а, – проговорил Кир потрясенно. – Далеко ты ушел…

– Откуда?

– От того… с чего мы когда-то начинали!

– Да.

Помолчали. Только гудел мотор.

Вспомнил я, как, выходя из храма, с крещения, почувствовал вдруг на потном лбу прохладное крестообразное дуновение… Где оно?

– …Что я могу для тебя сделать? – Кир спросил.

– Не знаю.

Молча въехали в город.

– Когда у тебя будет окно?

– Это смотря куда.

– …В светлое прошлое. – Кир улыбнулся.

– Как ты скажешь! – Я глядел на него.