Ужин в Санлисе

Действие первое

Хозяйка (читает по списку в толстой тетради). «…и четыре цветочных горшка на медных подставках, со стильными чеканными украшениями».

Жорж (повторяет устало). И четыре цветочных горшка на медных подставках, со стильными чеканными украшениями… Здесь. Действительно, без них совершенно невозможно обойтись.

Хозяйка. Что?

Жорж. Я говорю, что они восхитительны.

Хозяйка. Еще бы! Ведь это свадебный подарок.

Жорж (подавленный этим доводом). Итак…

Оба входят в гостиную.

Хозяйка. В столовой — всё. Теперь приступаем к большой гостиной. Продолжаю в том же порядке, начиная со стен. (Читает.) «Стены обтянуты шелком с вытканными цветами и птицами».

Жорж. Постойте, мадам! Я не вижу птиц.

Хозяйка. Что такое? Вы не видите птиц?

Жорж. Мне очень жаль, уверяю вас, но я их не вижу. В вашем списке обозначено: «Стены обтянуты шелком с вытканными цветами и птицами». А вы не ошиблись? Мы действительно в гостиной?

Хозяйка. Позвольте, мсье! Мне ли не знать собственного дома?

Жорж. Здесь и вправду есть узоры. На худой конец их можно принять за цветы, но я не вижу никаких птиц, несмотря на все мои старания. А вы их видите? Ну, сознайтесь!

Хозяйка (пристально вглядывается в стену, изо всех сил стремясь найти на ней птиц). Я не взяла очков.

Жорж. Ах, меня это мало касается, я вовсе не намерен платить при отъезде за птиц, которых не существует.

Хозяйка (растерянно). Но я всегда пользовалась этим списком, он составлен вполне компетентным лицом.

Жорж. Да посмотрите сами! По-моему, и без слов все ясно.

Хозяйка (снова заглядывая в тетрадь). «…с вытканными цветами и птицами…»

Жорж. Может быть, их стащил ваш последняя жилец?

Хозяйка (пытаясь улыбнуться). Они же вытканы, мсье!

Жорж. В наши дни, мадам, изобретательность мошенников поистине безгранична. Во всяком случае, совершенно ясно, что никаких птиц тут и в помине нет.

Хозяйка (еще не теряя надежды). Вот этот узор… Вам не кажется, что он напоминает птичью голову? А вот и хвост…

Жорж. Птица вниз головой? Вы когда-нибудь видели, чтобы птицы летали вверх ногами?

Хозяйка. Как же быть?

Жорж. По-моему, выход только один: исправьте ваш список.

Хозяйка. Вы смеетесь? Сразу видно, что вы молоды. Будь вы в моем возрасте, у вас от забот голова пошла бы кругом, вам было бы не до смеха.

Жорж (с грустной усмешкой). О, поверьте, мадам, заботы есть и у молодых.

Хозяйка. Ну, ладно, птиц я вычеркну. Хотя, разумеется, я не стал бы обвинять вас в их исчезновении.

Жорж (опять оживленно). Я человек деловой, мадам. Мой принцип — все делать как следует. К тому же ваш список отличается такой точностью…

Хозяйка. Он составлен вполне компетентным лицом.

Жорж. Даже чересчур компетентным, уверяю вас! Много комнат нам надо еще осмотреть?

Хозяйка. Как вы нетерпеливы, мсье! Мы осмотрели только переднюю и столовую. Еще осталось две гостиных и семь комнат наверху.

Жорж (посмотрев на часы). На две комнаты мы потратили тридцать пять минут. Значит, на девять остальных у нас уйдет почти три часа, даже если мы не будем особенно задерживаться.

Хозяйка (гордо). В моем списке девяносто две страницы!

Жорж. Прекрасно. Но, мадам, поездом, который прибывает в шесть минут восьмого, ко мне должны приехать, а сейчас уже без пяти семь. Таким образом я могу уделить вам самое большое одиннадцать минут. Что же делать?

Хозяйка (в волнении семенит по комнате). Одиннадцать минут! Одиннадцать минут! Но, мсье, это немыслимо.

Жорж. Признаюсь, я тоже так думаю. Одно могу сказать, мадам: такие истории затевают не для собственного удовольствия.

Хозяйка. В конце концов, мсье, разве я виновата, что дом вам нужен через пять минут? Вы сняли его с первого числа? Хорошо. Но ведь вы еще не переехали! И не могла же я проверять этот список без вас! Вдруг вы являетесь как снег на голову, когда люди обедают, и хотите, чтобы все было сделано в пять минут! С моей стороны — большая любезность, что я разрешаю вам переехать глядя на ночь. Вы прекрасно знаете, что это не принято.

Жорж. Мои планы неожиданно изменились. Дом мне нужен сегодня вечером.

Хозяйка. Возможно, мсье, но список остается списком. (Преисполняется решимостью.) Ну, давайте дальше, мы быстро закончим. В комнаты для слуг заглядывать сейчас не будем. Как видите, я делю все возможное, чтобы угодить вам. (Вновь берется за список.) Итак: «…с вытканными цветами… На окнах — четыре большие занавеси из красной шелковой материи, с подхватами из того же металла».

Жорж. Из того же металла? Из какого?

Хозяйка. В самом деле, из какого?

Жорж. Будьте любезны прочесть еще раз. Там так и написано?

Хозяйка (читает). «Четыре занавеси из красной шелковой материи, с подхватами из того же металла…» (Повторяет.) Из того же металла… (Задумывается.) Да, очевидно, здесь ошибка или пропущена строчка. Список составляла весьма компетентная, но уже пожилая особа.

Жорж. Чересчур пожилая, мадам, чересчур! В этом списке масса ошибок. «Занавеси из красной шелковой материи, с подхватами и того же металла…» И вы хотите, чтобы я это подписал? Я, конечно, верю в вашу добросовестность, но все-таки, мадам… Подхваты из того же металла, а из какого — не указано… Что если в день моего отъезда вы у меня потребуете золотые?

Хозяйка. Золотые? Вы шутите, мсье?

Жорж. Извините, мадам, но вы вправе будете это сделать. Я человек деловой и знаю, к чему обязывает подпись. Нет, я отказываюсь слушать дальше этот странный документ. Скажите от моего имени пожилой компетентной особе, которая составляла список, чтобы она потрудилась его проверить.

Хозяйка. Увы, ее уже нет в живых, мсье.

Жорж. Тогда не говорите ей ничего. Ну, ладно, давайте сюда ваш список! Видите, я его подписываю, чтобы избавить вас от хлопот. От хлопот, которые в вашем возрасте всегда преувеличивают… И напрасно, мадам, совершенно напрасно, поверьте мне. Ибо все в жизни можно уладить, по крайней мере на один вечер. Вы скажете, что это чересчур короткий срок? Но люди слишком требовательны, мадам! Имея капельку воображения, можно прожить всю жизнь за один вечер. (Подписывает.) Вот: «Читал. Согласен». Теперь жизнь покажется вам более легкой в течение (смотрит на часы) семи ближайших минут. Ибо через семь минут, мадам, дом должен полностью перейти в мое распоряжение, начиная с птиц, которых так и не удалось обнаружить среди цветов, вытканных на этом шелке, и кончая подхватами из того же металла.

Хозяйка (несколько испуганная этой тирадой). В ваше распоряжение, мсье? Правильно ли мы понимаем друг друга? Должна заметить, что вы только сняли на один месяц мой дом со всей обстановкой, но это никоим образом не дает вам прав…

Жорж. Никаких прав, мадам, я это знаю. Но послушайте! (Усаживает ее и сам садится напротив.) Вы очень милая пожилая дама…

Хозяйка (не зная, что за этим кроется). Да нет же, мсье, нет, не такая уж я милая!

Жорж. Нет, вы очень милы. И к тому же у вас есть старый загородный дом, который вам никак не удавалось сдать, хотя он прелестен. Теперь вы сдали его мне на один месяц за вполне приличную сумму…

Хозяйка (ворчливо). Я хотела сдать на год.

Жорж (с досадой). Я тоже, мадам, предпочел бы снять его на год! Мы все хотели бы снимать на год, а можем, увы, лишь на месяц, неделю или даже на один день… Такова жизнь!

Хозяйка. На месяц! Извините, но это, по-моему, просто унизительно. Здесь не какие-нибудь меблированные комнаты!

Жорж (серьезно). Однако вы не очень-то сговорчивы! Клянусь вам, что я был бы счастливейшим из смертных, мадам, если б мог весь месяц жить в вашем доме.

Хозяйка. Кто ж вам мешает, раз вы сняли его до первого июля?

Жорж. Да, я его снял до первого июля, но смогу провести в нем, вероятно, лишь один вечер.

Хозяйка. В таком случае я не понимаю…

Жорж. Прошу вас, и не пытайтесь понять.

Хозяйка. Во-первых, объясните мне, зачем одинокому молодому человеку нужен такой большой дом в нескольких километрах от Парижа, почти в провинции?

Жорж. Ко мне должны приехать родные. Кстати, мне неудобно будет признаться этим людям, моим родственникам, что я лишь сегодня вечером поселился тут. Уверен, что вы меня поймете. Поэтому будьте любезны, не выходите весь вечер из своей комнаты и спрячьте, пожалуйста, этот список подальше.

Хозяйка. Я все-таки оставлю вам копию. Завтра, когда у вас будет свободное время, вы проверите все сами.

Жорж. Обязательно.

Хозяйка. И знайте, мсье, что ваши опасения излишни. Я никогда ни в чем не стесняю тех, кто снимает у меня дом, таков мой принцип. Да, должна предупредить вас, что телефон не работает, нет провода. Воспоминание о лучших днях! Кроме того, учтите, что у этого кресла ножка сломана. Поэтому, если ваши родственники люди тучные, им лучше садиться на кушетку. Обратите также внимание на этот стеклянный шкафчик: его легко опрокинуть. В нем двадцать две фарфоровые чашки, из них одна склеенная.

Жорж (покорно). Одна склеенная… Я буду беречь ее как зеницу ока!

Хозяйка (собралась уходить, но останавливается, тихо вскрикнув, и неуверенно показывает на стену). О, посмотрите! Тут, в правом углу… Не кажется ли вам, что это немного похоже на птицу?

Жорж (неумолимо). Нет.

Хозяйка (вздыхает и удаляется, перечитывая список). «…с вытканными цветами и птицами…»

Звонок.

Жорж. Звонят… Это ко мне. Не будете ли вы так любезны уйти к себе? Я открою сам.

Хозяйка (уходя). Сами? А вашим родственникам не покажется странным, что вы живете в таком большом доме без прислуги?

Жорж. Благодарю вас, я уже думал об этом.

Они вышли. Сцена остается пустой. Затем Жорж возвращается с метрдотелем.

Жорж. Фирма Шовин не заставляет ждать! Не прошло и часа, как я звонил.

Метрдотель. У нас, мсье, всегда готовы типовые обеды. Остается лишь поставить люда в специально приспособленную тележку. Мои помощники уже на кухне, шампанское заморожено, бордо в меру нагрето. Наш девиз (декламирует):

Жорж. Вы в это верите?

Метрдотель. Во что, мсье?

Жорж. В чудеса.

Метрдотель. Нет, но в нашем ресторане организация дела на высоте, и…

Жорж (дает ему стофранковую кредитку). Ваши всегда горячие пирожки уже не первой свежести, а?

Метрдотель (скромно). О мсье, в самый раз! К тому же у вас, вероятно, есть домашние животные, а они очень любят лакомиться корочками. Что касается соусов… (Делает неопределенный жест.)

Жорж. Я вижу, мы понимаем друг друга. Подавайте все, что повкуснее. Но только, пожалуйста, чтобы не пахло рестораном! Я сам выберу кушанья полегче. Подавайте лишь блюда, приготовленные по-домашнему.

Метрдотель. Признаюсь, я не совсем понимаю мсье.

Жорж. Сейчас я вам объясню. Видите ли, мысль дать этот обед пришла мне в голову внезапно. Я был вынужден обратиться к вашей фирме, так как у меня не оставалось времени, но приглашенные должны быть уверены, что обед приготовлен здесь. Теперь вам понятно?

Метрдотель. Вполне, мсье.

Жорж. Как выглядят ваши помощники? Вероятно, бог знает на кого похожи?

Метрдотель (презрительно). Обыкновенные помощники официанта, мсье!

Жорж. Пусть они не мозолят глаза моим гостям.

Метрдотель. Должен вам сказать, мсье, что я и сам собирался по возможности избежать этого. Один из них — кривой, а от другого дурно пахнет.

Жорж. Пусть остаются все время на кухне. Обслуживание должно быть простое, как дома. Никакого ресторана Шовин. Поняли?

Метрдотель. Да, мсье, но…

Жорж (дает ему еще сто франков). Но?

Метрдотель (ловко пряча кредитку). Никаких «но» больше нет.

Жорж. Вы всегда работали выездным официантом?

Метрдотель (самолюбиво). Выездным официантом не родятся, мсье! Им становятся поневоле. Я семнадцать лет прослужил у герцога Самюэля.

Жорж. Целых семнадцать лет? И все-таки расстались с ним?

Метрдотель (польщен). Мсье очень любезен полагая, что дело обстояло так. Нет, герцог был вынужден расстаться со мной.

Жорж. Он разорился?

Метрдотель. Он умер. Его доконали излишества: сердце и желудок отказывались служить, а горло было прокурено насквозь…

Жорж. Ну, довольно, избавьте меня от подробностей. Главное то, что вы служили в приличном доме. Как вас зовут?

Метрдотель. Грандюзак.

Жорж. А по имени?

Метрдотель. Эмиль. Но обыкновенно…

Жорж. То, о чем я вас попрошу, Эмиль, не совсем обыкновенно. У вас, мой милый, есть воображение… Попытайтесь представить себе, что вы когда-то подбрасывали меня на коленях…

Метрдотель (отшатнувшись). Я, мсье?

Жорж. Вы, Эмиль.

Метрдотель (в замешательстве). Не знаю, отдает ли мсье себе отчет в том, что я уже пожилой человек и никогда в жизни не давал повода к таким предположениям…

Жорж. Вы неправильно меня поняли. Моя просьба вас не затруднит, и, поверьте, ничего предосудительного в ней нет. Надо думать, вас иногда просят говорить, что вы не выездной официант, а дворецкий?

Метрдотель. В девяти случаях из десяти, мсье. Миром правит тщеславие.

Жорж. Так вот, я попрошу вас о том же; но к этой обычной просьбе добавлю другую. Эмиль, мой старый дворецкий, я попрошу вас вспомнить, каким я был в детстве. Это не очень вас затруднит?

Метрдотель. Это для меня большая честь, мсье. Честь и удовольствие. Я очень люблю мальчуганов…

Жорж. К сожалению, я уже вышел из детского возраста, так что удовольствия вы не получите. Ограничимся честью.

Метрдотель. Слушаюсь. Начиная с этой минуты я прекрасно помню, как мсье рос.

Жорж. Итак, вы были свидетелем моего рождения и катали меня на коленях, когда я был еще вот таким…

Метрдотель (вздыхая). Еще вот таким… Как незаметно летит время, когда ребенок подрастает! Извините, мсье, мою смелость… но ведь ко мне будут приставать всякие…

Жорж (прерывая его). Сколько я вам дал?

Метрдотель. Я уже забыл, сударь. Это мой принцип.

Жорж. Ладно, я дам вам двое больше, только играйте за обедом роль старого дворецкого. Идет?

Метрдотель. Не могли бы вы прибавить еще сто франков, мсье?

Жорж. Хорошо.

Метрдотель (внезапно приосанившись). В таком случае я служу у мсье уже много лет. Если мсье будет угодно еще мой отец был дворецким в его семье. Я смолоду помогал на кухне, затем бродил по белу свету, обучаясь ремеслу, а когда папаше пришла пора уйти на покой, я вернулся и занял его место.

Жорж. Браво! Но все-таки не очень распространяйтесь на эту тему. Скоро я представлю вас моим родителям.

Метрдотель. Но разве батюшка мсье и матушка мсье не будут удивлены?

Жорж (улыбаясь). Ничуть, успокойтесь!

Звонок.

Подите откройте, Эмиль.

Метрдотель (собираясь выйти). Слушаюсь, господин барон.

Жорж (подскочив). Что такое?

Метрдотель (с наивным видом). А разве мсье не желает, чтобы я его титуловал, пока мы здесь?

Жорж. Послушайте, старина, великосветских манер вовсе не нужно! Старый слуга, честный и простой, почти что член семьи — вот все, что от вас требуется. Не скрою, что, будь у меня больше времени, я предпочел бы обзавестись старой служанкой-бретонкой.

Метрдотель (неодобрительно). О мсье, их хвалят гораздо больше, чем они того заслуживают! Человек с таким вкусом, как у мсье…

Жорж. Словом, побольше простоты, никаких титулов. Понятно, старина?

Метрдотель. Как будет угодно мсье. Позвольте, однако, спросить: мы в доме мсье или в доме родителей мсье?

Жорж. В доме моих родителей.

Метрдотель. В таком случае не будет ли мсье так любезен сказать, как его зовут? Ведь принято, чтобы я звал отца мсье просто «мсье», а вас — «мсье Жан», или «мсье Люсьен», или «мсье…»

Жорж (прерывая его). Жорж.

Метрдотель. Мсье Жорж… Мсье Жорж. Очень хорошо, я запомню. (Важно повторяет еще раз.) Мсье Жор. Так! Иду открывать. Куда прикажете проводить гостей, мсье Жорж?

Жорж. Сюда, Эмиль.

Метрдотель (выходит, но тут же возвращается и докладывает.) Мадам де Монталамбрёз и мсье Филемон! (Уходит.)

Жорж (идет навстречу актерам). Благодарю вас, вы очень аккуратны! Вы приехали вместе?

Филемон. Мы встретились на вокзале. Можете себе представить, как мы удивились! Два старых друга, которые не виделись десять лет! Я иду и вдруг… (Разыгрывает сцену встречи). «Ба, дорогая Эмильенна!»

Мадам Монталамбрёз. Фердинанд, дружище. Сколько лет, сколько зим!

Филемон. А помнишь, дорогая, наш успех в Египте? И пошло, и поехало… «Ты куда?» — «А ты?»

Мадам Монталамбрёз. «На улицу Дюгеклен, 32…» — «И я» — «Значит, тебя тоже пригласил этот молодой человек?»

Жорж. Браво!

Филемон. Погодите-ка! Вот мы на площади Клемансо; вдруг Эмильенна останавливается как вкопанная. «Что с тобой, дорогая? Ты что-нибудь забыла?» Она щиплет мне руку: «Фердинанд, а ведь мы играли в этом городе!»

Мадам Монталамбрёз. Место показалось мне знакомым.

Филемон. А я усомнился: «Да ведь площадь Клемансо есть в любом городишке, дорогая!» — «Нет, говорю тебе, это место мне знакомо»! И вдруг восклицает: «Гляди-ка, памятник!»

Мадам Монталамбрёз (показывая рукой). Да, памятник…

Филемон. Смотрю на памятник и тоже останавливаюсь как вкопанный.

Жорж (перебивает его). Что ж, вы действительно когда-то играли здесь?

Филемон (непринужденно). Нет, мы ошиблись.

Жорж. Извините, вы доскажете эту историю в другой раз; сегодня вечером нам придется сымпровизировать не одну сцену, а времени осталось очень мало.

Филемон. Да-да, Гийотар говорил, что вы назначили на вторник или среду.

Жорж. В последнюю минуту мои планы изменились. И ваша помощь мне понадобится сегодня же вечером. Будьте любезны присесть, я вам объясню, что мне нужно.

Все садятся.

Мадам Монталамбрёз. Так чтó вы от нас хотите? Не скрою, я весьма заинтригована. В чем, собственно, дело?

Филемон. Да, в чем дело? Мы охотно приняли ваше приглашение, так как оно было передано нашим общим другом, милейшим Гийотаром. Но, хотя мы и умеем, скажу не хвастаясь, играть комедийные роли и выступаем в этом амплуа уже давно, однако мы не на все руки мастера. Между тем Гийотар дал нам понять, что вам требуется что-то особенное.

Жорж. Совершенно верно.

Филемон (снисходительным тоном человека, привыкшего к капризам дилетантов). Ну что ж, мы вас слушаем, дорогой мсье.

Мадам Монталамбрёз. Мы целиком превратились в слух. (Смеется.) Помнишь, как говаривал при чтении пьес старик Гадо, бывший режиссер театр «Амбигю»?

Филемон (тоже смеется). Ах, господи, какой он был смешной! Интересно, где-то он теперь, старина Гадо?

Мадам Монталамбрёз. Как! Неужели ты не знаешь, что он умер?

Филемон. Да ну? Гадо?

Мадам Монталамбрёз. Увы, да… Наш «Я целиком превратился в слух» приказал долго жить.

Филемон (смеясь до слез). «Я целиком, целиком превратился в слух!» Господи, какой он был смешной! (Внезапно погрустнев.) Бедняга Гадо!

Мадам Монталамбрёз (тоже громко смеявшаяся, спохватывается внезапно, как и он). Бедняга Гадо!

Оба оборачиваются к Жоржу. Их лица совершенно спокойны.

Жорж (продолжает несколько удивленно). Видите ли, играть комедию вам придется, собственно говоря, не на сцене…

Филемон (перебивает). Минуточку, я вас прерву! Надеюсь, играть надо не для кино?

Жорж. О, нет! Отнюдь!

Филемон (к мадам Монталамбрёз). Я только что снимался вместе с Бурбенским. Больше меня туда калачом не заманишь, дорогая! Как хотите, может быть, за океаном и есть парни, играющие в кино довольно талантливо — на то они и родились в Америке, — но я старая театральная крыса. Контакт со зрительным залом, контакт с людьми! Ничего не поделаешь, это сильнее меня, я не могу играть без этого контакта.

Мадам Монталамбрёз. Признаюсь, я тоже. Я должна ощущать переживания зрителей, вызывать их слезы, их смех по малейшему поводу. Зритель мне напоминает лошадь дикую брыкающуюся лошадь, которую надо укротить… Кстати, дружище, отдыхал ли ты после Биаррица?

Филемон. Отдыхал ли я? Да разве можно найти хоть минутку покоя, когда снимаешься в кино? (Вдруг вспоминает о Жорже.) Еще раз простите, мсье! Перейдем к делу. Мы целиком превратились в слух, как говаривал наш товарищ, о котором мы только что вспоминали.

Они снова начинают смеяться, потом вдруг престают.

Бедный Гадо!

Мадам Монталамбрёз (вздыхая). Бедный Гадо!

Жорж (с досадой). Извините, но я должен попросить вас быть теперь повнимательнее. Через полчаса приедут мои гости, и каждому из вас надо заранее знать, в чем будет заключаться его роль.

Филемон. Виноват, виноват, мсье! Уж не собираетесь ли вы заставить нас играть через полчаса роли, которых мы даже не прочли?

Жорж. Да.

Филемон. Но текст, мсье, текст! Позвольте вам заметить, что вы несколько легкомысленно относитесь к незнакомой вам профессии.

Жорж. Успокойтесь, вам не придется заучивать текст.

Мадам Монталамбрёз. Неужели вы заставите нас импровизировать?

Жорж. Пожалуйста, не пугайтесь заранее, ведь вы еще не знаете, чего я от вас хочу. Не стану скрывать, я обратился к актерам, дабы быть гарантированным от всяких случайностей, а также потому, что не знал, кто еще может оказать мне подобную услугу. Вам предстоит сыграть роли настолько простые, что с ними справился бы всякий.

Филемон. Вы так думаете? Поздравляю вас, дорогой!

Жорж. Вам нужно будет просто-напросто пообедать сегодня вечером со мною и моими гостями и за столом поддерживать разговор как можно непринужденнее.

Фелемон (оживляясь, очень довольный). Ага, понимаю! Ручаясь, у этой идеи большое будущее! Впрочем, она когда-то и мне приходила в голову. Это очень оригинально, дорогая моя, очень! Словом, если я вас правильно понял, мсье, вы устраиваете обед, но боитесь, что будет скучно, и поэтому решили пригласить, кроме ваших светских знакомых, еще кое-кого чья профессия и незаурядные данные придадут обществу еще больше блеска, еще больше…

Жорж (перебивает). Не совсем так… Поверьте, я не сомневаюсь ни в вашем умении оживить беседу, ни в вашем остроумии. Но на этот раз мне нужны ваши актерские способности, с помощью которых вы изображает те или иные чувства, не испытывая их на самом деле, ту или иную черту характера, не обладая ею.

Филемон. А как же иначе, мсье! Если бы у на сне было этого дара, то мы, как многие другие, годились бы лишь в сапожники.

Мадам Монталамбрёз. Да, здесь ничего не поделаешь, это дар свыше. Или он есть, или его нет…

Жорж. Я уверен, что у вас он есть. Поэтому я и прошу вас помочь мне. Дело вот в чем. Только что я сказал «с моими гостями», а следовало сказать «с гостьей». Я ожидаю одна молодую девушку, она должна приехать с минуты на минуту. Эта девушка — как видите, я с вами совершенно откровенен, — эта девушка моя возлюбленная. По причинам, которые требуют слишком длительных объяснений, мне приходилось лгать ей. О, моя ложь не была серьезной, вы увидите это сами! Она заключалась примерно в следующем: мои родители умерли, но я ей сказал, что они живы и живут недалеко от Парижа. Почему я так сделал? (Все последующие слова являются явной импровизацией.) Очень просто: чтобы объяснить свои частые отлучки, к которым меня вынуждала давняя привязанность, а рассказать о ней своей возлюбленной я не мог. Это еще не все. У меня нет друзей… Вы знаете, каким слабым может быть влюбленный…

Филемон. Еще бы!

Мадам Монталамбрёз. Особенно женщины.

Жорж. И так как эта девушка, чистая, верящая в дружбу, удивилась однажды тому, что у меня, несмотря на мою молодость, нет друзей, то, не желая ее разочаровывать, я выдумал себе друга. И, разумеется, я постарался, выдумал самого лучшего друга на свете: искреннего, преданного, бескорыстного. Мне хотелось доставить ей удовольствие, и я не жалел красок, описывая его.

Филемон. Ах, любовь, любовь! И меня, смею вас заверить, она не раз заставляла изобретать небылицы. Представьте себе, однажды в Перпиньяне я убедил молоденькую швейку, будто я чемпион футбола.

Жорж (продолжает, не слушая его). Но, окружая себя этими вымышленными лицами, я не понимал, как неосторожно поступаю. Эта девушка, моя подруга, мало-помалу привыкла спрашивать меня, как они поживают. Потом, заинтересовавшись всем, что я рассказал про них, она стала удивляться, почему я не знакомлю ее со столь близкими мне людьми. Я долго придумывал всякие болезни и объезды, но завтра она сама уезжает в провинцию, где живет большую часть года. Я не мог больше оттягивать. Она приедет сегодня, чтобы пообедать с моими родителями и с этим таинственным другом, о которых я столько ей рассказывал.

Филемон. Я начинаю понимать. Вы хотите предложить нам сыграть роли ваших родителей и этого друга?

Жорж. И говорить за ужином то, что говорили бы они, если бы существовали.

Филемон. Браво!

Мадам Монталамбрёз. Браво! По-моему, это ужасно забавно!

Филемон. Ужасно! Но, скажите, кто будет играть друга?

Жорж. Я не хотел приглашать актера на эту роль. Родителей, ей-богу, сыграть нетрудно. С возлюбленными сына они всегда беседуют о том, какие смешные словечки он говорил в раннем детстве, и о том, как трудно было с ним, когда он стал расти. Девушки обычно от них больше ничего не узнают. Но друг… Мало ли о чем может его спросить женщина?.. И вот что я решил: для друга будет поставлен прибор, мы подождем его столько времени, сколько обычно ждут опоздавших, но его место так и останется незанятым. Он не приедет. (Добавляет тихо, как бы про себя.) И тогда он, безусловно, останется для меня идеальным другом…

Пауза.

Филемон. Очень жаль, что вы пришли к такому решению! У меня есть одни знакомый, очень талантливый парень, он отлично справился бы с этой ролью.

Жорж (улыбаясь). Не думаю.

Мадам Монталамбрёз. Позвольте сказать вам, дорогой мсье, что я ужасно довольна ролью матери. Это очень выигрышная роль. Особенно, когда женщина еще не очень стара, правда? Можно позволить себе и пококетничать…

Жорж. Нет, нет, прошу вас, не импровизируйте, пока мы вместе не уточним окончательно ваши роли. Надеюсь, вы догадываетесь, что я подробно рассказывал этой девушке про каждого и вас, и вашему незаурядному таланту будет где развернуться: с его помощью выдуманные мною люди, существующие лишь в воображении моей возлюбленной, обрекутся в плоть и кровь.

Филемон. Погодите-ка, дорогой мой! У меня как раз зародилась идея образа превосходного отца. Одну минуту! Все, что нужно, со мной. (Прежде чем Жорж успевает его остановить, уходит со своим чемоданчиком за ширму.)

Мадам Монталамбрёз (жеманно). Итак, я со своими большим мальчиком… Я, разумеется, его обожаю. Надеюсь, вы не уготовили мне роль плохой матери. Такую роль я неспособна сыграть.

Жорж. Нет, вы добрейшая мать и горячо любите своего сына.

Мадам Монталамбрёз. Гийотар советовал мне надеть черное платье. Ничего, что я в цветном? Ведь эта дама не в трауре?

Жорж. Нет.

Мадам Монталамбрёз. Тогда поверьте мне: играя еще не старую мать, важнее всего дать почувствовать, что, несмотря на возраст, она осталась очень женственной.

Жорж. Как раз наоборот, этого вовсе не нужно.

Мадам Монталамбрёз (недовольно). Как угодно! Но, полагаю, вы понимаете, что с моей наружностью я не могу играть старую клячу!

Жорж. Постойте, прошу вас, я сейчас подробно объясню, как вы должны себя вести.

Входит седобородый согбенный старик с морщинистым лицом.

(Отступает.) Кто это?

Филемон (это он). Это я, черт побери! Ха-ха-ха! Ужасно забавно! Я даже вас сумел провести!

Жорж (пораженный). Но эти морщины… Эта фальшивая борода… Надеюсь, вы не собираетесь ужинать в таком виде?

Филемон. Нет, нет, успокойтесь! Я все прилажу как следует. Сейчас я хотел дать вам только общее представление.

Жорж. Но это невозможно, послушайте! Мы не поняли друг друга!

Филемон (внезапно рассердившись). Но, черт побери, мсье, вы сказали, что нужно сыграть отца! И я создал для вас отличный образ! Уж не собираетесь ли вы учить меня моему делу?

Жорж. Но это бог знает что! Таким, каким вы были сначала…

Филемон. Надо наконец столковаться. Вам нужен актер на амплуа отца или на амплуа первого любовника? Если я не ослышался, вы говорили об отце. Так вот вам отец!

Жорж. Но сколько вам лет, мсье?

Филемон. Пятьдесят два года и из них тридцать четыре на сцене! Я не мальчишка, мсье!

Мадам Монталамбрёз (пытаясь его успокоить). Мой дорогой друг… Мой дорогой друг…

Жорж. Послушайте! Вам пятьдесят два, мне двадцать восемь, думаю, что вы и без бороды прекрасно можете сойти за моего отца, и, откровенно говоря, это не будет насилием надо природой.

Филемон (сердито срывая бороду). Ах, зачем только я старался! Если вам угодно, чтобы отца играл актер с наружностью первого любовника, — извольте! В конце концов нас мало интересует, удастся ли то, что вы задумали. Но знайте, я уступаю лишь потому, что все это не больше чем ваша прихоть. Я уважаю свою профессию, так-то, мсье! Если бы речь шла о настоящем искусстве, я бы вам так легко не уступил, тут уж был бы совсем другой разговор, можете не сомневаться! (Идет за ширму разгримироваться, возвращается. Во время следующей сцены настроен весьма мрачно.)

Жорж (с внезапной резкостью). Вы должны, наконец, понять: я пригласил вас не для того, чтобы вы изображали, как вам вздумается, каких-то вымышленных родителей. Эти персонажи существуют. Они уже наполовину живые люди. Ведь кто-то в них верит, что-то ожидает от них определенных слов, определенных поступков, определенного отношения ко мне. Если вы обладаете тем профессиональным чутьем, которое делает честь большинству актеров, то вы подчинитесь мне, как самому требовательному режиссеру, изо всех сил будете стараться создать именно таких родителей, каких эта девушка предполагает здесь увидеть.

Актеры, удивленные его тоном, подходят ближе. Они озадачены.

Я знал, что мое поведение покажется вам сумасбродным. Вы привыкли к театру, где жанры строго разграничены, и с недоумением смотрите на молодого человека, желающего, чтобы вы играли водевиль с серьезными лицами и с трепетом душевным. То ли дело трагедия: чуть кто уехал или случился какой-нибудь пустяк, можно достать платок и выплакаться всласть на глазах у взволнованной публики. Со мной же случилось так, что из спектакля своей жизни я должен сделать водевиль. Ну, вот и все. (Встает расстроенный.) Итак, будьте на высоте! Помогите мне на один вечер вдохнуть жизнь в воображаемые персонажи, которые будто бы обитают в этом нанятом доме! Поверьте, я жду их так, как никто никогда не ждал возвращения настоящего отца, настоящей матери и настоящего друга из самого дальнего путешествия!

Актеры откашливаются, они растроганы.

Мадам Монталамбрёз. Не сомневайтесь, дорогой мсье, женщина всегда готова помочь любящим…

Филемон. Мы в вашем распоряжении, дорогой мсье. Простите мою недавнюю горячность.

Жорж (останавливает их жестом). Благодарю. Но, прошу вас, не зовите больше друг друга по фамилии и перестаньте называть меня «мсье». Нужно сейчас же начать: у нас так мало времени, чтобы научиться разговаривать между собой с той сдержанностью, с какой говорят люди, связанные давнишней нежностью; чтобы создать ту атмосферу интимности, когда каждый понимает другого без слов.

Филемон. О, знаете, дорогой мсье, сцену без слов сыграть легче всего. Лучше скажите, что нам нужно будет говорить?

Жорж. Сейчас скажу. Что это ты вообразил, папа, будто у тебя должна быть борода, как у старого классного наставника? Правда, ты пожилой человек, но ты очень мил и еще довольно моложав, той моложавостью, с которой годы ничего не могут поделать. Ты идеальный отец, ты отказался не только от бороды, но и от устарелых традиций, сумел вовремя стать для меня старшим братом. И даже не столько старшим братом, сколько товарищем. Да, папа, ты мой товарищ! К тому же ты и одеваешься, как я, и даже — что вполне естественно в твоем возрасте — как еще более молодые люди.

Филемон. Но тем не менее я отец, не правда ли? (Делает движение.)

Жорж (улыбаясь). Конечно, папа! И как раз тогда, когда любой старший брат подумал бы в первую очередь о себе, когда нужно приносить жертвы, прощать и даже давать деньги, тогда ты становишься настоящим отцом, опорой и утешителем, с тобой можно позволить себе еще минутку побыть маленьким мальчиком…

Филемон. Да, сынишка.

Жорж (радостно). Очень хорошо! Ты зовешь меня «сынишкой». Что ж, немного смешно, но как видишь, доставляет мне удовольствие, хотя я никогда тебе не говорил об этом.

Филемон (беря его за руку). В самом деле?

Жорж. Да, папа.

Филемон (другим тоном). Не слишком ли это нежно для бывшего судьи?

Жорж. Но ведь вы совсем не бывший судья! Откуда вы это взяли?

Филемон. Так, пришло в голову, я бы с удовольствием сыграл бывшего судью.

Жорж. Нет, нет! Ты совсем не бывший судья, папа. Ведь ты неделями не мог решиться рассчитать прислугу-воровку, а потом еще давал ей отличную рекомендацию… Нет, я не могу даже вообразить, что ты приговаривал ежедневно к тюремному заключению два десятка несчастных парней.

Филемон. Но кто же я в таком случае, сынишка: богатый негоциант, видный промышленник?

Жорж. Ни тот, ни другой, папа! Когда человек изо дня в день старается заграбастать побольше деньжонок, у него появляются не совсем приятные привычки. Если ты согласен, будешь просто служащим. Вот каким я представляю тебя.

Филемон (с беспокойством). Но все-таки не канцелярской крысой, надеюсь? Быть может, помощником заведущего отделом?

Жорж (великодушно). Заведующим, папа!

Филемон (удовлетворенно). Спасибо, сынишка!

Мадам Монталамбрёз (настойчиво, с раздражением). А я? А я? Обо мне совсем забыли.

Жорж (внезапно став серьезным). О, роль матери самая трудная! Какое огромное расстояние между матерью-врагом с накладными волосами, которая любой ценой вырвет свою долю наследства, и заботливой матерью, вздрагивающей, словно влюбленная, и теряющей нить разговора, лишь только сын войдет в гостиную или покинет ее…

Мадам Монталамбрёз. Хорошая актриса должна уметь играть самых различных матерей, это совсем просто.

Жорж. Увы, боюсь, что не так уж просто! В самом деле: вот мать из детских книжек, вот другая мать — о ней, сидя с нянькой на кухне, мечтает мальчуган в ожидании, когда она вернется из гостей, а маменька, раздушенная вовсю, совершает вечерние визиты. И, наконец, мать, не бегающая по магазинам и друзьям… Словом, замечательная мать.

Мадам Монталамбрёз. Каждая мать по-своему замечательна, дорогой мсье! В ней говорит инстинкт.

Жорж. Но достаточно малейшей небрежности: на глазах у сына улыбнуться постороннему человеку; забыть поцеловать ребенка на ночь; слишком резко побранить, когда его обуял дух противоречия, — и перед матерью маленький враг, обезоруженный, но не сдающийся… Ребенок начинает повсюду шпионить за нею, одолевает ее мелкими придирками и расспросами, словно полицейский в участке… О, я уверен, что роль матери — не из легких! Это роль, для которой трудно подыскать дублера, ее нельзя играть кое-как, вот что я вам скажу.

Мадам Монталамбрёз. Конечно, но ведь это как раз мое амплуа, я привыкла к таких ролям. Если бы вы видели меня в пьесе «Бретань в старину!»

Филемон. О дорогая, как ты была в ней хороша!

Жорж. Я отношусь с недоверием к матерям из пьес. Они слишком легко идут на всякие жертвы, чуть что случится.

Мадам Монталамбрёз. О, я игрывала и плохих матерей. Например, в «Преступнице», дорогой мсье, я бросила грудного ребенка на паперти.

Жорж. Но я отношусь с таким же недоверием и к плохим матерям из театральных постановок. Они вечно пересаливают. Если б матери были действительно такими, дети у них даже не успевали бы стать несчастными: они сразу умирали бы или превращались в идиотов… Ну, к чему, например, бросать ребенка на паперти, когда существует столько простых способов забросить его, даже если он остается под родительским кровом до самого совершеннолетия и растет, не зная нужды?

Мадам Монталамбрёз. Послушайте, вы начинаете меня пугать! Если вы думаете, что я не смогу сыграть эту роль…

Филемон. Должен сказать вам, молодой человек, что в данном случае я вполне солидарен со своей товаркой по сцене.

Жорж. Что вы! Напротив, я убежден, что вы отлично сыграете эту роль… Давайте, чтобы мы оба успокоились, — для зарядки, так сказать, — сделаем маленький опыт, если вы ничего не будете иметь против. Попробуем сыграть какую-нибудь классическую сценку. Например: мне двадцать лет, я слабохарактерен, уступчив, довольно робок… Предположим далее следующую ситуацию: вы нашли мне богатую невесту. (Повторяет, становясь вдруг задумчивым.) Очень богатую невесту, хотя именно вы, мама, не должны были бы делать этого… Я вхожу в вашу комнату… Мы разговариваем о том, о сем, вдруг я подхожу к тебе и застенчиво говорю: «Мама!..» Давайте попробуем эту сцену…

Филемон (негодующе). Минутку! Позвольте! Как! Ты, Эмили де Монталамбрёз, один из старейших членов общества актеров, позволяешь, чтобы тебе устраивали пробу, словно какому-нибудь новичку?

Мадам Монталамбрёз. Но ведь это совсем не то! Неужели ты не понимаешь! Я просто хочу успокоить мсье…

Филемон. Твое дело, дорогая, но позволь мне сказать, что я тебя не узнаю!

Жорж. Итак: «Мама!..»

Мадам Монталамбрёз. Я должна ответить?

Жорж. Да.

Мадам Монталамбрёз (играет). Что, мой мальчик?

Жорж (закрыв глаза, дрогнувшим голосом; трудно сказать, к кому он обращается). Мама, я не могу жениться на той, которую ты для меня выбрала, как бы она ни была богата. Мне богатство не нужно, мама. Я люблю одну девушку; она работает, она бедна, и я не могу на ней жениться. Я просто хочу уехать и быть всегда с нею. Помоги мне!

Мадам Монталамбрёз (некоторое время находится в нерешительности, удивленная тоном Жоржа, потом говорит очень сдержанно). Я хотела твоего счастья, мой мальчик. Но если для тебя счастье не в богатстве, то не нужно колебаться. Уезжай и будь счастлив! В твоем возрасте надо дорожить только любовью.

Жорж молча слушает, по-прежнему закрыв глаза.

(Другим тоном, несколько обеспокоенная.) Не так?

Жорж (открывает наконец глаза, словно проснувшись). Простите! Очень хорошо! Именно так мне ответила мать, которую я выдумал. Поздравляю вас! Это фраза из какой-нибудь вашей роли?

Мадам Монталамбрёз. Нет, она пришла мне в голову сейчас.

Жорж. Очень кстати! Может быть, у вас есть сын, и вы уже разговаривали с ним на эту тему?

Мадам Монталамбрёз (жеманно). Да, не буду скрывать, так оно и есть. А, правда, трудно поверить? Ведь я так молодо выгляжу. У меня есть взрослый сын, и в прошлом году он обращался ко мне почти с такой же просьбой. Так что я волей-неволей была подготовлена к этой сцене.

Жорж (с восхищением глядя на нее). И вы ответили ему именно так?

Мадам Монталамбрёз (выходит из себя при этом напоминании). Что вы! Он хотел связаться с одной оркестранткой, маленькой распутной дрянью. Я отхлестала его по щекам, во и все!

Жорж (улыбаясь). Пожалуйста, прошу вас, забудьте о своем сыне и снова станьте такой, какой вы только что были! Вот так, спасибо! Забыв о собственном ребенке, вы опять стали идеальной матерью… Эта девушка может приехать с минуты на минуту; будьте же в этой гостиной как дома, ведь вы живете здесь уже тридцать лет! Придумайте себе какое-нибудь занятие по хозяйству. Мама, может, у тебя есть вязанье?

Мадам Монталамбрёз (роясь в сумочке). Оно всегда со мной. Ведь ждать в ангажементных бюро приходится подолгу.

Жорж. Папа, вынь из кармана газеты! Надеюсь, они с вами?

Филемон. Да, «Парижская жизнь» и «Судебные ведомости». Я нашел их на скамейке в купе, они так и лежали вместе, честное слово!

Жорж. Отлично. Пусть они и останутся! И та, и другая — превоходные атрибуты буржуазной, вполне упорядоченной жизни. Только положите «Парижскую жизнь» во внутренний карман пиджака, а на виду у всех читаете «Ведомости».

Актеры усаживаются.

(Отступает, щурится, словно художник.) Так! Вы прекрасно ладите друг с другом; вы пожилая чета, живущая в полном согласии… Сдвиньте ваши кресла!

Они выполняют его указания.

Прекрасно!

Филемон (вдруг начинает рыться в карманах). Черт, совсем позабыл!

Жорж. Что такое?

Филемон. Да так, мелочь, пустяк, но он необходим для полноты картины. Я надену орден Почетного легион. (Вставляет в петлицу розетку ордена.)

Жорж (смотрит на них, потом шепчет). Как приятно, когда грезы сбывают наяву!

Пауза. Стенные часы мелодично отбивают восемь ударов.

Уже восемь. Сейчас она придет. Да, забыл… Вы, конечно, играете, мадам? Я сказал Гийотару, что мне нужна дама, умеющая играть на рояле.

Мадам Монталамбрёз. Я заняла второе место при окончании Аркашонской консерватории!

Жорж. Отлично! Значит, вам нетрудно будет разобраться в этих нотах. Это песенка, которую я слышал как-то вечером, очень давно… Мне было лет десять… Я бродил по улицам один… Эта мелодия лилась из освещенного окна… Вскарабкавшись на тумбу, я заглянул в комнату. В старомодной гостиной, похожей на эту, играла на пианино девочка с косичками, а вся семья слушала, собравшись вокруг.

Мадам Монталамбрёз (постепенно разбирая ноты и негромко наигрывая). Это вальс Оливье Метрá

Жорж. После того, как я увидел эту девочку, я целых два месяца напевал этот мотив во всех музыкальных лавках, пока один продавец не узнал песню и не нашел мне ноты… Я пел в течение двух месяцев, а пою я фальшиво; и понадобилось немало терпения… как мне, так и продавцам, конечно. Ах, я забыл еще одну вещь! (Выбегает.)

Филемон. Вот чудак! Мы сглупили, надо было запросить на сто франков больше.

Жорж возвращается с увеличенной фотографией, завернутой в газету.

Жорж (разворачивая портрет). Это моя мать, снятая на народном гулянье приблизительно тогда, когда… (запинается) словом, когда я ее потерял. (Озирается, ища место для портрета.) Я повешу его вот здесь. (Снимает портрет старика.) Пусть этот старый хрыч с бородой, судя по всему, хорошо воспитанный, будет так любезен и уступит свое место! (Ставит портрет старика за кресло, оглядывается и говорит насмешливо.) Теперь в этом доме будет хоть что-то настоящее!

Входит метрдотель.

Метрдотель. Прошу извинения у мсье! Мне известно, что обед заказан на четыре персоны, но, поскольку… у нас в доме живут на широкую ногу… Словом, на сколько персон накрыть?

Жорж. На пятерых.

Метрдотель. Слушаюсь, мсье. Я так и думал. (Направляется к выходу ворча.) Вечно одно и то же!

Жорж (вдогонку). Да вы не беспокойтесь, все равно услугами ресторана Шовин воспользуются только четверо. Пятый гость не придет.

Метрдотель (сначала озадачен, потом, решив, что понял, очень доволен своей догадливостью). Ага, в таком случае прошу мсье извинить меня! Это, без сомнения, прибор для бедняка?

Жорж вопросительно смотрит на него.

Да, у герцога, где строго соблюдались все обычаи, по праздникам всегда ставили на конце стола лишний прибор бедняка.

Жорж. И бедняк когда-нибудь являлся?

Метрдотель. Нет, мсье, никогда. Прибор для него ставился, но, поскольку никто не давал себе труда известить его об этом… (Махнув рукой, выходит с торжественным видом.)

Сейчас же раздается звонок, затем другой.

Жорж. Два звонка, это она! Я сказал ей, чтобы она позвонила два раза. Скорее по местам! Вы, мадам, за пианино, начинайте играть. Ты, папа, стоишь сзади и слушаешь. Я читаю. Импровизируйте, но осторожно и не спускайте с меня глаз. Я остановлю вас, если наступит опасный момент. Впрочем, вы уже достаточно знаете для того, чтобы превосходно сыграть свои роли.

Мадам Монталамбрёз. Но вы! Что нам известно о вас?

Жорж. То есть как?

Мадам Монталамбрёз. Она, конечно, будет говорить о вас. А вы ничегошеньки не рассказали ни о своем характере, ни о своей прежней жизни!

Жорж. Господи, в самом деле! (Идет к двери, зовет.) Эмиль! Эмиль!

Появляется метрдотель.

Метрдотель. Что, мсье? Я иду открывать.

Жорж. Это девушка, которую я жду. Но не торопитесь открывать, не торопитесь докладывать. Задержите ее, насколько сможете!

Метрдотель уходит.

(Возвращается к актерам.) Ну, так слушайте! Впрочем, я все равно ничего не успею рассказать.

Вбегает метрдотель с растерянным видом.

Метрдотель. Мсье! Мсье!

Жорж. Ну что?

Метрдотель. Я забыл имя, мсье!

Жорж (кричит). Жорж!

Метрдотель. Мсье Жорж! Так, больше не забуду! (Скрывается.)

Жорж (обращаясь к актерам). Меня зовут Жоржем, моего друга — Робером.

Мадам Монталамбрёз и Филемон. Да.

Жорж. Мне двадцать восемь лет.

Мадам Монталамбрёз и Филемон. Да.

Жорж. По характеру я робок… Начните играть!

Мадам Монталамбрёз (негромко наигрывая вальс Оливье Метрá). Хорошо.

Жорж. У меня нет никакого воображения…

Филемон. Я бы этого не сказал.

Жорж. Я молодой человек несколько провинциального склада, славный, добрый, не трус, но звезд с неба не хватаю.

Филемон. Так.

Жорж. В детстве я был шаловливым, непослушным ребенком, но когда со мной говорили мягко, я краснел и ударялся в слезы.

Филемон. Отлично.

Жорж. Я верю в любовь, в дружбу. Я готов отдать жизнь за своего друга Робера, точно так же, как и он готов пойти на смерть ради меня…

Филемон. Браво!

Жорж. Он уже открыл дверь! (Продолжает лихорадочно.) Военную службу я проходил во втором пехотном, в Тарбе. Вы еженедельно отправляли мне посылки: пряники, шоколад…

Мадам Монталамбрёз. Пряники и шоколад, запомним.

Жорж. Я учился на инженера. В детстве болел ветрянкой…

Мадам Монталамбрёз. Все ею болеют.

Жорж (прислушиваясь). Они поднимаются по лестнице… Я больше ничего не успею вам сказать… (Быстро.) Я всегда держу слово!

Пауза. Все сидят в напряженных позах.

(Тихо.) И обожаю лазать по деревьям!

Входит метрдотель.

Метрдотель (нерешительно). Мсье!

Жорж (видя его замешательство, останавливает мадам Монталамбрёз жестом). В чем дело?

Метрдотель. Мсье, это горбун.

Жорж. Горбун?

Метрдотель. Да, мсье. Говорит, что он от мадемуазель Барбары…

Жорж (вздрагивает). Гоните его вон! Немедленно!

Метрдотель. О мсье, калеку? К тому же, он уже ушел. Это ваш сосед, у которого есть телефон. Он только исполнил данное ему поручение. (Докладывает бесстрастным тоном.) Мадемуазель Барбара позвонила в дом номер тридцать четыре, не найдя в справочнике нашего телефона. Мадемуазель Барбара велела передать мсье, что он должен как можно скорее позвонить на улицу Ваграм, 16–19. Похоже на то, что произошел крупный скандал — мсье известно, по какому поводу; и если мсье сию минуту не подаст вестей о себе, то — повторяю слова мадемуазель Барбары — дело для мсье может кончиться очень плохо.

Жорж замер, сжав кулаки.

(Повторяет равнодушно.) Может кончиться очень плохо.

Жорж Выбегает, потом возвращается с плащом.

Жорж. Эта девушка придет в мое отсутствие. Примите ее сами. Если я не вернусь через полчаса — значит, я был вынужден уехать в Париж. Тогда начинайте ужинать, а обо мне не беспокойтесь.

Прежде чем Филемон и мадам Монталамбрёз успевают что-нибудь сказать, он выбегает. Они оборачиваются к метрдотелю.

Метрдотель (тоном прорицателя). Может кончиться очень плохо! (Покачав головой, выходит с невозмутимым видом.)

Актеры обмениваются растерянными улыбками.

Филемон. Может кончиться очень плохо… Я начинаю жалеть, дорогая, что мы не попросили заплатить нам вперед. (Прогуливается по комнате, насвистывая, пытаясь придать своему лицу безразличное выражение.) Забавное все-таки положеньице, не правда ли?

Мадам Монталамбрёз. Ах, чего только не приходится видеть людям нашей профессии!

Филемон. Но зачем он разыгрывает комедию перед этой девчонкой? Чтобы соблазнить ее? Увезти? Кто знает, быть может, для того, чтобы… (Делает неопределенный жест.)

Мадам Монталамбрёз (повысив голос). Не говори глупостей, пожалуйста!

Филемон. О, в наше время, дорогая можно ожидать всего! Докладывая о разговоре по телефону, дворецкий мне подмигнул.

Мадам Монталамбрёз. Подмигнул?

Филемон. Да, подмигнул. Когда ты говорила с Гийотаром, не показалось ли тебе, что он хорошо знает этого молодого человека?

Мадам Монталамбрёз. Нет, я думаю, он никогда раньше его не видел.

Филемон. Вот как! (Смотрит в окно.) Уже совсем стемнело. Если придется искать спасения, мы заблудимся в этом лабиринте переулков.

Мадам Монталамбрёз (ее осенило). Давай позвоним!

Филемон. Кому?

Мадам Монталамбрёз. Не знаю. Кому-нибудь! (Берет трубку и вскрикивает.)

Филемон (боится, поэтому раздраженно.) Ну что такое, господи боже?

Мадам Монталамбрёз. Телефон испорчен.

Филемон (подскочив к аппарату, берет трубку). Алло! Алло! (Вешает трубку дрожащей рукой.) Ничего особенного. Может быть, линия в ремонте?

Мадам Монталамбрёз молча показывает ему на дверь, которая в этот момент открывается сама собою, как в детективных пьесах. Они инстинктивно прижимаются друг к другу. Это метрдотель, отворивший дверь ногой. Он входит с бутылкой и стаканами.

Метрдотель. Могу я предложить мадам и мсье по стакану портвейна, чтобы скоротать время?

Мадам Монталамбрёз (слабым голосом). М-можете…

Метрдотель налил вино, но, по-видимому, не собирается уходить. Он прохаживается по комнате, ставит сдвинутую мебель на место, опускает занавеси. Они не сводят с него глаз.

(Быстро шепчет.) Он опустил занавеси!

Филемон. На всякий случай, не пей портвейна. Мне не нравится лицо этого субъекта!

Мадам Монталамбрёз (не расслышав, осушает свой стакан, и когда метрдотель отходит в сторону, спрашивает). Что ты сказал?

Филемон (видя, что она уже выпила, расстроился). Теперь уже не стоит повторять, бедняжка!

Метрдотель (подойдя с конфиденциальным видом). Мсье…

Филемон (испуганно отскочив, вскрикивает). Что вам надо?

Метрдотель (таинственно). Ш-ш-ш! Тише!

Филемон (отступает и кричит). Почему тише? Зачем тише?

Метрдотель. Прошу прощения, мсье, но… Хорошо ли мсье знает этот дом?

Филемон. Н-нет… А… вы… разве…

Метрдотель. Я выездной официант ресторана Шовин. Меня послали сюда по телефонному вызову этого молодого человека, он звонил в шесть часов. Я видел только эту комнту, столовую, где я накрывал стол, и кухню. Вот почему я спрашиваю мсье. В дом как будто никто не живет, во всяком случае. Так утверждал молодой человек. Между тем я слышал шаги наверху.

Филемон (испуганно). Шаги?

Метрдотель. Да, шаги. Или, может быть, это возились крысы?

Филемон (повторяет). Крысы?

Появляется хозяйка дома в ночной рубашке, в папильотках и в белой косынке.

Хозяйка. Ой, извините! Я больше не слышала голосов, и это меня обеспокоило. Виновата! Сейчас уйду. (Быстро скрывается.)

Метрдотель и актеры обмениваются вопросительными взглядами.

Метрдотель. Вы видели эту старуху, когда приехали?

Филемон. Нет. А вы?

Метрдотель. Тоже нет.

Звонок.

Мадам Монталамбрёз (вскрикивает). Ай, звонят!

Пауза. Они слушают. Звонок раздается вторично.

Метрдотель (мрачно). Опять позвонили.

Мадам Монталамбрёз. Не будем открывать!

Филемон. Однако мы не можем просидеть тут всю ночь взаперти! Попробуйте посмотреть из окна, кто там, но так, чтобы вас не заметили.

Метрдотель (проходит на балкон и тотчас же возвращается). Это молодая девушка в цветном платье и в белой соломенной шляпке.

Филемон (после минутного сомнения, с твердой решимостью махнув рукой). Впустите ее!

Метрдотель колеблется, потом неохотно выходит. Филемон готовится встретить врага во всеоружии.