От Круглова до Щёлокова. Уголовный розыск в 1956–1966 годах

Этот короткий исторический отрезок времени вместил в себя много.

В эти же годы в МВД проводятся различные реорганизационные мероприятия. На ликвидацию последствий культа личности в деятельности милиции было направлено Постановление ЦК КПСС и Совета Министров от 25 октября 1956 года «О мерах по улучшению работы Министерства внутренних дел СССР». В нем указывалось на необходимость улучшения руководства деятельностью милиции со стороны советских и партийных органов. Восстанавливался принцип двойного подчинения милиции — местным Советам и по вертикали МВД.

В феврале 1955 года образуется МВД РСФСР, осуществляющее руководство органами внутренних дел на территории Российской Федерации. В январе 1960 года МВД СССР ликвидируется и управление внутренними делами передается в ведение союзных республик. Время показало ошибочность этого решения.

Приказом МВД РСФСР от 5 июля 1961 года «Об изменении организации работы по борьбе с преступностью несовершеннолетних и детской безнадзорностью» эти функции вновь возложены на аппараты уголовного розыска с подчинением им детских комнат милиции (ранее, в 1953 году, подразделения по борьбе с преступностью несовершеннолетних в службе уголовного розыска были упразднены).

В июне — июле 1957 года Ленинград отметил свое 250-летие. Милиция города успешно справилась с ответственными задачами по охране правопорядка. В городе на Неве тогда же гостили сотни и тысячи участников VI Всероссийского фестиваля молодежи. Всего в нашем городе побывало свыше 5 тысяч иностранцев, которые восхищались образцовым общественным порядком и чистотой.

Историки вспоминают и такой факт: в сентябре 1957 года сотрудники ленинградского угрозыска выступили с предложением о личном участии в жилищном строительстве в Дзержинском районе, и каждый сотрудник Управления отработал на строительных площадках по 20 часов.

В декабре 1958 года Верховным Советом СССР было принято новое уголовное законодательство, которое усилило наказание за особо опасные преступления и особо опасным рецидивистам. Малозначительные дела часто передавались на суд общественности.

2 марта 1959 года ЦК КПСС и Совмин СССР приняли Постановление «Об участии трудящихся в охране общественного порядка в стране», которое послужило основой для «Положения о добровольных народных дружинах РСФСР по охране общественного порядка». Аналогичные законодательные акты были приняты во всех союзных республиках.

15 февраля 1962 года был принят закон «Об усилении ответственности за посягательство на жизнь, здоровье и достоинство работников милиции и народных дружинников».

17 августа 1962 года Совет Министров СССР утвердил новое «Положение о Советской милиции», а 26 сентября того же года Президиум Верховного Совета СССР установил праздник День милиции, который с тех пор отмечается ежегодно 10 ноября.

Сотрудников милиции стали приводить к Присяге. 1 августа 1963 года был введен в действие новый Устав патрульно-постовой службы.

Конечно же, изменения в законодательстве определяли в ЦК КПСС. Как писали авторы одного авторитетного издания, вышедшего в год 50-летия Советской милиции: «Эти пути (сокращения, а затем и искоренения преступности. — Сост. ) разработаны и определены партией».

В декабре 1957 года по Указу Президиума Верховного Совета СССР Министерством внутренних дел была учреждена медаль трех степеней «За безупречную службу». В октябре 1963 года утверждено «Положение о новой медали „За отличную службу по охране общественного порядка“».

Было признано целесообразным учредить для республиканских, краевых, областных и крупных городских гарнизонов милиции Красные Знамена. 10 ноября 1963 года такое Знамя было вручено милиции Ленинграда.

В августе 1962 года МВД РСФСР и других республик были переименованы в Министерства охраны общественного порядка (МООП). Это название просуществовало до ноября 1968 года.

25 августа 1965 года вышло постановление «О мерах улучшения политико-воспитательной работы среди личного состава органов милиции» и в подразделениях, насчитывающих более 50 сотрудников, были введены должности заместителя руководителя по политико-воспитательной работе (должности заместителей начальников горрайотделов по политчасти были упразднены 5 июня 1956 года).

Но главным для оперативников все-таки, безусловно, оставалась беспощадная борьба с уголовно-преступными элементами. Так, сотрудники угрозыска В. М. Рыжиков, В. Н. Ипполитов, В. А. Макарченко и другие сумели раскрыть ряд разбойных нападений на таксистов в районе Большой Охты. В анналы милицейской истории вошло и пресечение разбойного нападения на кассира промышленного предприятия (с целью завладения крупной суммой денег) на стадии приготовления.

В тот период в угрозыске трудились высококвалифицированные и опытные сотрудники, которым было не занимать оперативного мастерства — В. И. Болдырев, Н. В. Смирнов, Н. А. Овчинников…

В кратчайшие сроки было раскрыто бандитское нападение на квартиру на набережной реки Карповки. Это преступление имело большой общественный резонанс. Судебная коллегия по уголовным делам Ленинградского горсуда приговорила всех трех преступников к высшей мере наказания. Приговор был приведен в исполнение. Можно вспомнить и дело Нейланда, и убийство егеря в районе поселка Сосново, и ограбление сберкассы на улице Чайковского.

17 сентября 1965 года в Исполкоме Ленгорсовета министр охраны общественного порядка В. С. Тикунов и председатель Ленгорсовета В. Я. Исаев вручили государственные награды большой группе сотрудников милиции, среди которых и были сыщики. Орден Трудового

Красного Знамени получил подполковник милиции В. А. Зимин, орден Красной Звезды — полковник милиции В. И. Болдырев и капитан милиции М. И. Михайлов, орден «Знак Почета» — подполковник милиции К. Л. Головахо.

В указанном десятилетии министерством руководили С. Н. Круглов (с декабря 1945 по март 1953 и с июня 1953 по февраль 1956); Н. П. Дудоров (с февраля 1956 по январь 1960 — министр внутренних дел СССР); Н. П. Стаханов (с февраля 1955 по июль 1961 — министр внутренних дел РСФСР); В. С. Тикунов с июля 1961 по сентябрь 1966 — министр внутренних дел (охраны общественного порядка РСФСР).

Ночные «феи» у «Метрополя»

В первой половине июля 1958 года в ночное время в районе Невского проспекта молодые девушки знакомились со случайными прохожими-мужчинами, заводили «искателей приключений» в глухие переулки или в парадные, где их ожидали сообщники, которые сбивали жертвы с ног, обирали и вместе с девушками скрывались.

1 июля, в начале третьего часа ночи, на панели, в полутора метрах от парадного дома № 30 по набережной реки Мойки, дежурный дворник обнаружил лежащим в бессознательном состоянии старшего лейтенанта ВМФ М. Золотова. В 6 часов 45 минут в больнице Октябрьского района пострадавший, не приходя в сознание, скончался от многочисленных ножевых ран в туловище и голову.

При осмотре парадного на лестничной площадке между четвертым и третьим этажами, а также на лестнице были обнаружены капли и мазки крови, одно звено от браслета наручных часов и перочинный нож с открытым окровавленным лезвием.

Было установлено, что 9 июля Золотов вместе с офицерами своей части Орловым и Щепкиным, гуляя по Невскому проспекту, решили около часа ночи зайти в ресторан «Метрополь». У входа их остановила девушка, попросив закурить. После непродолжительного знакомства она договорилась с Золотовым, что тот проводит ее домой. Попрощавшись с сослуживцами, старший лейтенант с девушкой пошли по Невскому проспекту в сторону Казанского собора.

Офицеры вспомнили, что у Золотова были золотые часы с гравировкой, которых при осмотре его трупа не оказалось. Показания Орлова и Щепкина, связанные с обстоятельствами предыдущих преступлений, давали основания полагать: ограбления мужчин и убийство Золотова совершено одной и той же преступной группой, использовавшей в качестве наводчиков девушек.

Несмотря на то что приметы сообщниц во всех случаях ограблений заметного сходства не имели, основным направлением в розыске преступников стала работа среди женщин легкого поведения и молодых людей, ведущих праздный образ жизни и постоянно посещающих увеселительные заведения на Невском проспекте.

Оперативно-розыскные мероприятия, проводимые в ресторанах, кафе, закусочных, других предприятиях общественного питания и торговли на Невском проспекте, вызвали целый поток заявлений, поступающих в уголовный розыск со всего города.

12 июля в Дзержинский райотдел милиции обратился гражданин С. Е. Лейнер с заявлением о том, что 11 июля, около 21 часа, на Невском проспекте он познакомился с девушкой, которая пригласила его к себе домой. В парадной дома № 26 по набережной реки Фонтанки на провожатого напали трое молодых парней. Один из них нанес Лейнеру легкое ножевое ранение в плечо, вытащил из внутреннего кармана пиджака 400 рублей, после чего все преступники вместе с его случайной знакомой скрылись.

На допросе Лейнер показал, что по пути к дому его новая знакомая вскользь сказала, что видела его раньше, когда он заходил к директору магазина, в котором она якобы работала.

Лейнер действительно знал директора магазина в системе «Ленхозторга» на Петроградской стороне и вспомнил, что «фея» с Невского проспекта работала там продавщицей.

Сотрудники уголовного розыска установили, что этой девушкой является Елена Кукуненко. В прошлом году она действительно работала в магазине «Ленхозторга», но была уволена по подозрению в хищениях. Когда Лейнеру предъявили ее фото, он опознал в девушке свою ночную спутницу-наводчицу.

Правда, другие потерпевшие, в том числе свидетели-офицеры, не опознали в ней девушку, с которой познакомился старший лейтанант Золотов возле «Метрополя». Тем не менее за Кукуненко было организовано наблюдение.

14 июля в Октябрьский райотдел милиции поступила оперативная информация, что упаковщица Октябрьского промкомбината Гусева беспокоится за судьбу своей племянницы, которая под влиянием подруги Нины связалась с проживающими без прописки в Ленинграде парнями, якобы недавно убившими какого-то моряка. Поскольку этот разговор происходил в присутствии нескольких рабочих, Гусева была приглашена в уголовный розыск, где подтвердила эти факты и назвала свою племянницу — Галину Яковлеву, проживающую с ней в городе Павловске.

В этот же день Яковлева была вызвана на допрос. Она показала, что у нее есть подруга Сосорева, которая связана с бандитской группой. Участники этой группы, находясь в Ленинграде без определенного места жительства и занятий, сняли квартиру на улице Александра Блока у ранее судимой Ивановой, уехавшей на летний период на работу в пионерский лагерь. На этой квартире они пьянствуют, развратничают.

В связи с тем, что большинство потерпевших и других установленных следствием свидетелей могли опознать преступников и их соучастников, было принято решение проверить данный сигнал и задержать лиц, собирающихся по указанному Яковлевой адресу.

В ночь на 15 июля в квартире Ивановой оперработники задержали Анатолия Живолупа, проживающего на Васильевском острове с родителями, Анатолия Орлова, прибывшего в Ленинград для поступления в институт из Бреста, Владимира Чернецова, тоже приехавшего для поступления в вуз из Бреста, не работающую с января 1958 года Сосореву и бригадира химико-фармацевтического завода Галину Кириенко. Одновременно была задержана и Кукуненко.

Потерпевшие опознали указанных лиц, и те признались в совершении разбойных нападений на граждан в июле 1958 года и назвали соучастников преступлений — Витьку по кличке Босс с Суворовского проспекта и парня по имени Вадим.

По картотеке кличек Босс был установлен и задержан. Им оказался Виктор Барсов, радиотехник воинской части. Дальнейшее расследование показало, что грабительская группа сформировалась в начале июня 1958 года. Ее участники знакомились друг с другом при посещении различных танцплощадок.

Прибывшие из Бреста Орлов и Чернецов, сняв квартиру у Ивановой на период подготовки и сдачи экзаменов, превратили ее в притон. Поселившись также в этой квартире, Живолуп из числа их знакомых совместно с Орловым и Чернецовым организовали шайку грабителей, в которую вошли Озеров, Барсов, Кириенко, Кукуненко.

Сосорева и Тимофеева стали проживать на этой квартире на правах хозяек. На этой же квартире совместно обсуждались планы предстоящих преступлений. Затем девицы выходили к Саду отдыха или ресторану «Метрополь» на поиски легкомысленных мужчин, с которыми знакомились и вели в условленные места, где сообщники грабили новоявленных донжуанов и скрывались.

В ночь на 10 июля у ресторана «Метрополь» Сосорева познакомилась со старшим лейтенантом Золотовым и пригласила его к себе на квартиру, а привела в парадное дома № 60 по набережной Мойки, где Чернецов, Озеров и Орлов, угрожая ножами, предложили ему отдать часы и деньги. Встретив сопротивление Золотова, они напали на него, нанесли несколько ножевых ранений. Убегая с места преступления, Озеров потерял свой нож.

Во время обыска у преступников изъяли несколько самодельных ножей, ремешки от похищенных часов, пиджак одного из потерпевших.

В процессе расследования было также установлено, что по наводке сбытчицы похищенного Татьяны Тимофеевой преступная группа готовила разбойное нападение на квартиру профессора Сельскохозяйственного института.

Судебная коллегия по уголовным делам Ленгорсуда за совершенные преступления приговорила Орлова и Чернецова к исключительной мере наказания, Живолупа, Озерова и Сосореву — к 20 годам лишения свободы каждого, остальных преступников к различным срокам наказания.

В раскрытии преступления участвовал руководитель опергруппы — начальник уголовного розыска Управления милиции Ленинграда Смирнов Михаил Сергеевич

Борьба с советскими «медвежатниками»

В сентябре 1958 года, декабре 1959 года и марте 1960 года в Ленинграде были зарегистрированы три квалифицированные кражи из сейфов касс бухгалтерий различных организаций и учреждений. Преступники в ночное время проникали с улицы в помещение, применяя технические средства, взламывали двери различных кабинетов или открывали их подобранными ключами, а затем кратчайшим путем следовали к кассам, где находились сейфы. Ручной дрелью и коловоротом они просверливали в передней стенке короба сейфа вокруг замка пять и более отверстий диаметром 3–8 мм, после этого ломиком разрывали металлический лист до соединения с отверстиями, обнажали и выбивали замок.

Никаких следов, кроме орудий взлома, злоумышленники на местах происшествия не оставляли. Обращало на себя внимание то, что они хорошо ориентировались в обстановке и преступления совершали в дни выдачи зарплаты.

Первая кража этой серии была совершена в ночь на 26 сентября 1958 года в артели «Восход», расположенной в подвальном помещении здания. Неизвестные со стороны дома 11 по Якобштадтскому переулку выдавили стекло в окне, проникли в комнату отдела кадров, отжав стамеской или отверткой ригель замка двери, вошли в коридор, где находилась касса. Вскрыв дверь кассы, они просверлили, а затем взломали замок сейфа, из которого похитили свыше 30 тысяч рублей и 120 лотерейных билетов.

Аналогичная кража была совершена в ночь на 7 декабря 1959 года из Института по болезням уха, горла, носа и речи. Преступники через имевшийся в заборе пролом проникли на территорию института, подошли к административному зданию, отжали металлическим предметом входную дверь и оказались в коридоре, где находилась касса. Подобрав ключ к двери кассы, они сверлением вскрыли находившийся в ней сейф и похитили оттуда свыше 43 тысяч рублей и 68 штук чистых бланков больничных листов по нетрудоспособности.

Проводимые оперативно-розыскные мероприятия, организованные в масштабе города, положительных результатов не давали. Ведь преступления с участием «медвежатников» ушли в область прошлого, и уголовный розыск не располагал сведениями о лицах, владеющих подобной «квалификацией».

Обстоятельства краж показали: преступники хорошо знали устройство сейфовых замков, тщательно изучали объекты для своих преступлений, обстоятельно к ним готовились. Этим, по-видимому, и объяснились длительные перерывы между их совершением.

Тщательно изучался личный состав этих организаций и особенно те, кто поступил на работу и уволился в промежутках между совершением краж. Устанавливались возможные связи среди работающих в обеих организациях.

Проверялся круг лиц тех предприятий, которые производили на основе подрядов различные ремонтные и технические работы. Особое внимание уделялось режиму доставки денежных средств, используемому автотранспорту, водителям, сопровождающим лицам и кассирам.

Все предприятия и учреждения Ленинграда и области были ориентированы на обнаружение больничных листов временной нетрудоспособности, похищенных из Института по болезням уха, горла, носа и речи.

Перед личным составом ставилась задача на выявление лиц, которые с сентября 1958 года стали располагать значительными суммами денег.

Во всех районных библиотеках изучались читательские билеты, чтобы выявить лиц, которые интересовались книгами о кражах из сейфов.

В апреле — мае 1960 года произошли события, которые вызвали некоторое недоумение у сотрудников уголовного розыска и следственных работников. 7 апреля ночью преступники аналогичным способом, просверлив сейф, похитили свыше 50 тысяч рублей из кассы бухгалтерии Ленинградского института экспериментальной медицины. А спустя всего пять дней на Ариновской улице преступники через столовую проникли в автотранспортную контору № 4 «Главленинградстроя», где накануне были получены деньги для выдачи зарплаты рабочим. Вскрыв двери кабинетов отдела кадров, партбюро и отдела экспедиции, они без применения дрели металлическими предметами взломали три простых сейфа и два сейфовых ящика, откуда похитили свыше 12 тысяч рублей денег, 43 бланка трудовых книжек, печати, штампы. Из помещений конторы они украли личные вещи служащих, а из столовой — кондитерские и табачные изделия на сумму около 2 тысяч рублей.

Ночью 17 мая из бухгалтерии конторы «Строймеханизации» треста № 6 Ленсовнархоза на улице Александра Матросова была совершена попытка украсть свыше 20 тысяч рублей, предназначенных для выдачи зарплаты. Взломать сейф при помощи ломиков преступники не смогли. И что характерно — дрель вновь не применялась.

Стало очевидным: в городе появилась какая-то другая опасная воровская группа. Действие ее участников носили дерзкий, но неквалифицированный характер. Пользуясь плохой защищенностью объектов, они проникали в ночное время на территорию организации или предприятия, вскрывали сейфы, металлические ящики и похищали деньги, личные вещи работников, документы, продукты питания.

Характерно, что преступники использовали в качестве орудия взлома взятые на местах происшествий ломы, металлические предметы, другие подручные средства.

В целях задержания преступников непосредственно на месте происшествия в Ленинграде и области с хозяйственниками-руководителями проводилась разъяснительная работа, направленная на организацию надежной охраны предприятий, организаций и учреждений в ночное время и особенно в дни выдачи заработной платы.

Надо сказать, что некоторые руководители предприятий своеобразно отреагировали на предупредительную работу органов милиции. Так, в ночь на 16 июня преступники беспрепятственно проникли на территорию Управления механизации строительства № 104 ЛенВО на улице Панфилова, где, взломав двери нескольких помещений и вскрыв два сейфа, совершили кражу свыше 5 тысяч рублей. Остальные деньги в сумме 55 тысяч рублей, приготовленные к выдаче зарплаты, они не нашли, так как кассир по указанию начальника УМС-104 заранее перенесла их из бухгалтерии на хранение в сейф отдела кадров, находившийся под специальной охраной.

Не удалась преступникам и попытка хищения 30 тысяч рублей из сейфа бухгалтерии завода «Сантехоборудование» на шоссе Революции. В ночь на 12 июля, преодолев на своем пути несложные преграды, они проникли в заводоуправление и в коридоре, возле бухгалтерии, увидели сторожевую собаку. Испугались ее и убежали…

Это преступников не остановило. Через пять суток, ночью, через окно они проникли в помещение завкома завода «Электрик» на улице

Академика Павлова и спокойно начали взламывать сейф. Они не знали, что в момент проникновения в заводоуправление их заметил дежурный электрик Смирнов, который сообщил о своих подозрениях в охрану, а та немедленно вызвала наряд милиции.

Преступники были задержаны. Ими оказались грузчик завода «Сантехоборудование» Паршин, ранее судимый за фарцовку, и слесарь-сантехник УНР-20 «Главленинградстроя» Иванов.

В процессе работы с задержанными не составило труда установить и других участников преступлений: слесаря авторемонтного завода Брагина, ранее судимого за хулиганство, и экскаваторщика треста № 37 «Ленспецстроя» Смирнова, тоже судимого за хулиганство.

Расследование показало, что Паршин, работая в автотранспортной конторе № 4, однажды услышал на перекуре шутку: мол, можно легко разбогатеть, совершая кражи из сейфа, разрезая их газорежущим аппаратом. Эту идею он воспринял всерьез и решил реализовать у себя на работе. Он уговорил сослуживца Брагина и соседа по квартире Иванова, умеющего обращаться с газорежущим аппаратом, войти с ним в «дело».

Зная, что 12 апреля кассир в банке получает деньги для выдачи зарплаты работникам конторы, Паршин повел за ней наблюдение. Он установил, что после работы деньги из сейфа она унесла. Не рассчитывая взять крупную сумму, он вместе с соучастниками решил совершить как бы пробную кражу, без применения автогена.

Удача окрылила. Убедившись, что исполнение таких преступлений особых трудностей не составляет, они занялись хищением денег из сейфов в тех организациях, где ранее работал Паршин и его знакомый Смирнов, вовлеченный в преступную группу несколько позднее. Отсюда знание преступниками расположения помещений и дней выдачи зарплаты.

В организации устойчивой преступной группы Паршина — Иванова присутствовал элемент конспирации. Хорошо знакомые друг с другом, они не посвящали в свои дела посторонних. На местах происшествия старались не оставлять никаких следов — для этого надевали на руки перчатки, меняли обувь.

Ранее судимый Паршин, Иванов и Брагин знали некоторые методы работы органов милиции. Похищенные вещи они сбывали случайным лицам, а деньги либо пропивали, либо отдавали женам, объясняя их появление дополнительной платой за работу в ночные часы.

В ходе проведения оперативных мероприятий в отношении Паршина, Иванова, Брагина и Смирнова полностью нашел подтверждение вывод о том, что к кражам из сейфов путем сверления эта четверка отношения не имела.

Между тем преступная группа квалифицированных взломщиков сейфов продолжала действовать. В ночь на 3 сентября они по строительным лесам проникли в Ленинградский государственный университет. Отжав замок деревянной двери главной кассы, где хранились деньги в сумме 1 миллион 556 тысяч рублей, преступники натолкнулись на вторую, металлическую, дверь, которую не смогли ни открыть, ни взломать. Тогда один из них, сняв обувь, через окно залез в помещение кассы и попытался вскрыть металлический сундук с деньгами.

Услышав в коридоре шаги, грабитель изнутри с помощью ломика отжал двери, выскочил в коридор и столкнулся со сторожем Павловой, к которой уже спешила вызванная ею второй сторож Гусева.

Неожиданная встреча вызвала растерянность у обеих сторон. Первым опомнился преступник. Бросив ломик и прикрывая лицо руками, он забежал на второй этаж, через окно вылез на леса и скрылся.

Таким образом, были выявлены первые приметы одного из грабителей. На его розыск были ориентированы все сотрудники милиции и общественность. Была немедленно организована в ночное время работа оперативных поисковых групп, усилена патрульно-постовая служба за счет других смен и силами оперполка.

4 октября около 4 часов постовой милиционер 29 отделения милиции Абрамчик, возле дома № 105 по Московскому проспекту обратил внимание на парня с портфелем, который садился в такси. Спина его пальто была испачкана мелом. Милиционер задержал подозрительного и доставил в отделение милиции.

Задержанным оказался матрос Балтийского морского пароходства Симаков. Здесь же, в отделении милиции, у Симакова изъяли похищенные в эту ночь из Ленинградского ветеринарного института деньги в сумме свыше 23 тысяч рублей, паспорт на имя Бараковой (кассира), различные инструменты, необходимые для вскрытия сейфов: ручную дрель и сверла, металлический ломик, 2 разных ключа, 3 напильника, отвертки, карманный фонарик и хлопчатобумажные перчатки.

Симаков признался в организации краж из сейфов и назвал соучастников — брата, умершего в феврале 1960 года от алкогольной интоксикации, и Рыбинского, несудимого, работавшего электромонтажником.

Во время обысков у Симакова и Рыбинского были изъяты дрель, коловорот, большое количество сверл и других инструментов, а также различные предметы, похищенные из помещений, где они совершали кражи.

Симаков рассказал, как он встал на преступный путь. Мысль о воровстве из сейфов пришла ему после чтения детективной литературы и просмотра детективных фильмов. Сначала он занялся серьезным изучением систем замков, их устройством. Когда понял, что стал в этой области специалистом, начал приобретать необходимый для «работы» инструмент — дрель, коловорот, сверла, ломик, стамеску, отвертку и т. д.

Понимая, что крупные денежные суммы можно похитить накануне выдачи заработной платы, он приходил в различные организации, разведывал расположение касс, конструкцию установленных в них сейфов, кратчайший и безопасный путь проникновения в кассовые помещения, состояние их охраны, а от рабочих и служащих узнавал дни получения зарплаты.

К совершению преступлений он привлек своего брата и знакомого Рыбинского, убедив их в успехе дела. После первой удачно совершенной кражи брат запил и вскоре умер. Рыбинский принял участие в трех кражах, но потом испугался и больше на преступления не ходил. Тогда Симаков стал совершать кражи в одиночку. Разрабатывая план очередного преступления, он особое внимание уделял исключению всякой возможности оставления отпечатков пальцев и следов обуви.

Преступники действовали крайне осторожно, по месту жительства и работы характеризовались положительно, спиртными напитками не злоупотребляли, сторонились уголовно-преступного мира. Похищенные деньги они тратили на свои нужды, но делали это постепенно и осмотрительно. В результате после их задержания удалось изъять немногим более 15 тысяч рублей и конфисковать имущества на сумму значительно меньше похищенного.

В январе 1961 года Симаков и Рыбинский были приговорены народным судом к длительным срокам наказания. Казалось, теперь на делах о взломе сейфов можно поставить точку. Но…

Во второй половине 1961 года кражи из сейфов в Ленинграде возобновились. 14 августа, придя утром на работу, служащие заводоуправления механического завода на Купчинском шоссе обнаружили взломанные помещения кабинетов и завкома, в котором металлическим прутом был вскрыт сейф, и из него похищены около 500 рублей. В столовой и буфете заводоуправления исчезли кондитерские и табачные изделия на сумму 300 рублей.

Преступление напоминало действие воровской группы Паршина — Иванова. Но это еще ни о чем не говорило, так как кража без специальной подготовки и с помощью подручных средств, взятых на месте происшествия, — явление распространенное.

Но уже следующая кража насторожила сотрудников уголовного розыска. В ночь на 18 августа неизвестные преступники проникли через крышу и чердак в бухгалтерию автотранспортной конторы № 4 «Главленинградстроя» на Ариновской улице, где при помощи автогена пытались вскрыть сейф. Для этого они принесли из кладовой цеха два баллона кислорода, протянули оттуда шланг от ацетиленового баллона, но нужную газовую смесь получить не смогли из-за неумения пользоваться резаком.

Время шло. Кражи продолжались. В ночь на 23 августа и 8 сентября с помощью оставленного в ящике рабочего стола ключа и ломика были вскрыты сейфы в Управлении механизации и автопарке № 1. Хищение в общей сложности составило около 3 тысяч рублей.

Ночью 9 сентября при вскрытии сейфов в кассах завода «Стройфаянс» и автопарка № 4, расположенных на Южном шоссе, преступники впервые применили портативный автогенный аппарат. Им удалось похитить всего 411 рублей.

Стало ясно, что, взламывая сейфы, преступники не располагали точными данными, какие суммы там хранятся. Это существенным образом отличало их от группы Паршина — Иванова. С другой стороны, жадность, желание быстрого обогащения вынуждали членов воровской группы действовать активнее, изыскивать наиболее эффективные способы совершения преступлений.

Учитывая, что кражи совершались в ночное время в организациях и на предприятиях, расположенных на окраинах города, отдаленных от транспортных магистралей, сотрудники УУР провели инструктаж водителей такси. Кроме того, была организована проверка автомашин в указанных микрорайонах.

Но сигналов, подающих надежду на задержание преступников, не поступило.

Не давали зацепки и данные, полученные в результате осмотров мест происшествия, хотя проводились они тщательно, но были затруднены, так как преступники проникали через многие служебные помещения, посещаемые постоянно рабочими и служащими.

Вместе с тем с осмотров мест происшествий изымалось много всевозможных следов пальцев рук, ног, выпилов и слепков со следами отжима, металлических предметов, документов, записок, билетов и других вещей, которые подвергались изучению и проверке. На это уходило очень много труда и времени.

В сентябре преступники перешли на новый способ совершения краж из сейфов — с помощью электродрели. За период с 12 по 25 сентября путем высверливания замков они взломали в различных организациях 9 сейфов, но каждый раз похищали только незначительные суммы денег, в том числе и разменную монету.

25 сентября в бухгалтерии Управления механизации № 7 при помощи электродрели был взломан сейф, из которого неизвестные похитили деньги в сумме всего 23 рубля. При осмотре места происшествия сыщики обнаружили на пустыре, в четырех метрах от забора предприятия, книжку расписания поездов с Финляндского вокзала. В книжке находилась телеграмма, адресованная некоему Артуру Митт следующего содержания: «Поезд приходит девять тридцать, встречай субботу, целую Валя». Дата — 22.09.1961 года.

Было установлено, что Митт прибыл в Ленинград из Эстонии, проживал с женой и несовершеннолетней дочерью, характеризовался как замкнутый, скромный человек. С соседями общался мало. На работе в СМУ № 5 УНР-16 «Главленинградстроя» длительное время не появлялся в связи с заболеванием туберкулезом.

Наблюдение за Миттом показало, что он ведет активный образ жизни, систематически пользуется такси, посещает рестораны «Универсаль», «Метрополь» и при гостинице «Октябрьская», имеет знакомых девушек, с которыми сожительствует. Допрошенные шоферы такси показали, что за проезд Митт часто расплачивался разменной монетой, а водителю Муравкину дал «горсть серебра», не считая.

Эта деталь имела немаловажное значение, так как преступники похищали разменную монету в больших количествах.

За период наблюдения Митт заказал для себя в ателье пошива мужской одежды два костюма, сделал ряд покупок различных носильных вещей в магазинах города, на станции техобслуживания на Стародеревенской улице спешно производил ремонт автомашины марки «Победа», купленной им без оформления документов у гражданина Сивакова. 27 сентября 1961 года Митт посетил магазин по продаже автомобилей в «Апраксином дворе», где встал на очередь на покупку автомобиля марки «Волга».

В первый же день наблюдения Митт встретился с Ильмаром Тынури, шофером фабрики «Скороход», недавно прибывшим в Ленинград из Эстонии. Встречались они почти ежедневно. Часто посещали станцию техобслуживания, где требовали ускорить ремонт автомашины «Победа».

2 октября, в 16 часов 30 минут, Митт вместе с Тынури вышел из дома, имея при себе чемоданчик. На такси они подъехали к институту им. Бехтерева. Отсюда, отпустив автомашину, прошли на Фаянсовую улицу, где в темноте оперативники потеряли их из виду.

3 октября, в 2 часа 30 минут, Митт вернулся домой без чемоданчика, а в 2 часа 50 минут к своему дому подъехал на такси Тынури, у которого также чемоданчика не оказалось. Встретившись вновь около 16 часов 30 минут, они, имея при себе увесистый пакет, посетили на Литейном проспекте дворника Вишневскую, у которой этот пакет оставили.

В тот же день от администрации автотранспортной конторы № 9, расположенной на Фаянсовой улице, поступило заявление о попытке проникновения ночью через крышу в административное здание двух преступников, которые, испугавшись увидевших их рабочих, убежали, бросив чемоданчик с инструментом и электродрелью.

Не осталось никакого сомнения в том, что именно Митт и Тынури совершают кражи из сейфов. Утром 4 октября они были задержаны.

При обыске у Митта обнаружили деньги в сумме 2711 рублей, из них 70 рублей разменной монетой. Кроме этого были изъяты 754 почтовых конверта с марками, 65 лотерейных билетов, резак автогена, два баллончика красного цвета, четыре пары кожаных перчаток, ключ от сейфа с отломанным колечком. За отворотами брюк Митта нашли несколько кусочков металлической стружки.

При обыске у Тынури изъяли различный инструмент, сверла, а в нагрудном кармане его пиджака были обнаружены мелкие металлические стружки.

На обыске у Вишневской был изъят пакет (принесенный накануне Миттом и Тынури) с инструментом и электродрелью.

Оба преступника признались в совершении краж из сейфов в целях личного обогащения. Вначале они занимались кражами автопокрышек из различных автотранспортных организаций. Совершив несколько краж и похитив около 100 автопокрышек, они посчитали, что это дело трудоемкое и сбыт их сложен. Тогда и созрело решение красть деньги из сейфов, в основном в автотранспортных организациях, построенных по типовым проектам, с хорошо известным им размещением бухгалтерий.

За период с 16 мая по 4 октября 1961 года Митт и Тынури совершили 21 кражу денег из сейфов и автопокрышек на сумму 16 тысяч 504 рубля из различных организаций города.

Безусловно, группа Митта и Тынури была устойчивой, целенаправленной, конспиративной. Сведениями о своей преступной деятельности они ни с кем не делились, на местах взломов действовали в перчатках, постоянно меняли обувь и одежду.

На этом в Ленинграде завершалась большая работа по задержанию устойчивых преступных групп, занимавшихся кражами из сейфов. И хотя впоследствии происходили единичные случаи похожих краж, их, как правило, быстро раскрывали.

Приговорить к расстрелу. Дело Аркадия Нейланда

В 1964 году единственный раз за весь постсталинский период подросток был приговорен в Ленинграде к высшей мере наказания.

…27 января 1964 года у ленинградцев было праздничное настроение — отмечалась двадцатая годовщина снятия блокады. Однако многим пожарным, находившимся в тот день на дежурстве, было не до праздника — как и в будние дни, то здесь, то там вспыхивали пожары, и их надо было тушить. Лезть через окна, ломать, если нужно, двери, выводить ослепших от дыма людей, кому-то вызывать «скорую».

Но это были трудности из разряда привычных. А вот к тому, с чем пришлось столкнуться боевому расчету, выехавшему в 12.45 на тушение 9 квартиры дома № 3 по улице Сестрорецкой, нормальный человек привыкнуть, наверное, не сможет никогда…

Двери оказались заперты, и пожарным пришлось забираться на балкон, а оттуда по раздвижной лестнице в квартиру. Огонь к тому моменту уже успел охватить комнату, но сбить его удалось довольно быстро. А потом командир расчета приказал осмотреть другие помещения — вдруг там остались люди. Пригибаясь пониже к полу — там дым пореже и лучше видно, — двое пожарных двинулись в другую комнату, но через минуту выскочили оттуда как ошпаренные:

— Там двое мертвых: женщина и ребенок.

— Задохнулись?

— Нет, там лужи крови…

В этот день дежурным по городу от руководства УООП (ГУВД) был начальник уголовного розыска Николай Смирнов. По тревожному звонку на место происшествия выехал почти весь состав «убойного» отдела во главе с его начальником Вячеславом Зиминым. Дело сразу же было поставлено на особый контроль. Были созданы оперативные группы всех служб УООП Леноблгорисполкомов.

Пожарные еще поливали тлеющие полы и вытаскивали на балкон обгоревшую мебель. Встретивший оперативников пожарный вместо приветствия сразу же сказал:

— Мы, как положено, старались руками ничего не трогать. Но на кухне был включен газ, и я завернул — могло рвануть…

Вторая комната огнем оказалась нетронутой. Но беспорядок был страшный: ящики выдвинуты, вещи разбросаны, мебель перевернута. И всюду кровь, кровь, кровь… На полу, кровати, кресле, входной двери… Кровь и на лице женщины, лежащей у пианино, рядом маленький детский башмачок, чуть дальше — трупик маленького мальчика с глубокой раной на лбу.

Увы, как ни старались огнеборцы ничего не трогать, но пожар и процесс его тушения нелучшее подспорье в работе криминалистов. И первый след, который мог бы вывести на убийц домохозяйки Ларисы Купреевой и ее 2,5-летнего сынишки Георгия — а это был отпечаток ладони на боковой поверхности пианино, не принадлежащий ни убитым, ни мужу Ларисы, ни их друзьям и знакомым, ни пожарным, — был обнаружен только 29 января.

На следующий день под кучей обгоревшего скарба на балконе нашли и первый вещдок: почерневший от копоти топорик с полностью сгоревшим топорищем. Эксперты провели 200 экспериментальных разрубов при различных положениях лезвия под возможными углами нанесения ударов — на мыле, воске, пластилине, различных породах дерева — и наконец нашли что нужно: следы на костях черепа и на одном из образцов совпали.

Муж Ларисы рассказал, что жили они скромно, жена-домохозяйка сидела дома с ребенком. Ценностей в квартире не было. Кому понадобилось убивать женщину и маленького ребенка? Среди своих знакомых он подозрительных лиц назвать не мог.

Экспертиза также установила, что убийцу женщина впустила сама (дверь не была взломана).

Оперативники перекрыли каналы сбыта, притоны, начали работу с ранее судимыми за убийства и ограбления, профессиональными домушниками, которые могли действовать по наводке знакомых, с первым мужем убитой и его знакомыми. Однако сам убийца попал в число подозреваемых уже к вечеру 27 января. Выйти на него помогла, как говорят оперативники, тотальная «отработка жилмассива».

Несколько соседей показали, что в период с 10.00 до 11.00 слышали из 9 квартиры душераздирающие женские крики и надрывный детский плач. А дворничиха Орлова рассказала о незнакомом высоком, губастом угловатом парне лет пятнадцати-шестнадцати, которого видела на лестничной площадке примерно в это же время. (Раньше дворники были внимательные и добросовестно относились к своей работе.)

Пробив сообщенные приметы по картотекам ранее судимых и находящихся на учете в милиции, оперативники вышли на некоего Аркадия Нейланда, который к своим пятнадцати годам имел уже достаточно богатый послужной список.

О нем было известно следующее. Аркадий — младший в большой семье: родители, сестра, братья и жена одного из них. Проживал в Ждановском районе. С детства был предоставлен самому себе. Уже после 5-го класса был исключен из школы. Вот какую характеристику ему дали в школе-интернате № 67 города Пушкина: «…показал себя как плохо обучаемый ученик, хотя был не глупым и способным ребенком… часто прогуливал. Учащиеся не любили его и избивали. Он не раз был уличен в кражах у учеников интерната денег и вещей». Проводились неоднократные собрания, но Нейланд свое поведение не изменил, и родителям было рекомендовано забрать его из интерната.

Кормить развитого не по годам нахлебника родители не желали, и в 1962 году тому пришлось устроиться подсобником на «Ленпищемаш». Но поскольку трудиться Аркадий не любил, то оставил здесь о себе память как о злостном прогульщике, хулигане и мелком «несуне». В декабре 1963-го он и вовсе прекратил появляться на работе. А в течение двух месяцев перед этим несколько раз попадался на криминале: обокрал киоск «Союзпечати», баню, несколько парикмахерских, покушался на ограбление женщины и разбойное нападение на мужчину, хулиганил. Даже у собственного брата украл костюм и деньги.

Все эти «подвиги» заставили прокуратуру Ждановского района возбудить против Аркадия Нейланда уголовное дело. Однако он поплакался, «раскаялся», и с учетом его возраста дело было прекращено…

Как только появилась информация о Нейланде, группа сразу активизировала свою работу, так как совпали приметы молодого человека, которого опознала дворничиха.

Впрочем, таких «трудных подростков» в Ленинграде хватало всегда. Но наряду с показаниями дворничихи Орловой существовали и еще обстоятельства, способствовавшие присвоению Аркадию Нейланду статуса главного подозреваемого.

Во-первых, 27 января из квартиры Нейландов пропал туристический топорик с девятисантиметровым лезвием. Во-вторых, за три дня до убийства Аркадий Нейланд вместе со своим приятелем Кубаревым уже задерживался возле того самого дома № 3 по Сестрорецкой улице за кражу из 7 квартиры. Они проникли туда методом подбора ключей, похватали первое попавшееся под руку, запихнули в висевшую в коридоре хозяйственную сумку и… нарвались возле подъезда на хозяйку квартиры, узнавшую свою сумку в руках у подростков и поднявшую по этому поводу крик.

Обоих тогда доставили в Ждановскую райпрокуратуру, возбудили уголовное дело… Но Нейланду по недосмотру следователя каким-то чудом удалось оттуда сбежать. А перед побегом он поведал Кубареву о своей заветной мечте: «взять» одну из богатых квартир, которых в Ленинграде хватает, поджечь ее, чтобы уничтожить все следы, и махнуть на Кавказ — море, горы, солнце, фрукты разные…

Осталось неясным, почему Нейланд решил, что выбранная им квартира принадлежит к зажиточным. Но, тем не менее, «пасти» ее они начали давно. За три дня до убийства они с Аркадием собирали макулатуру по квартирам. Но на самом деле приглядывались, куда потом можно нагрянуть. Дверь одной из квартир им открыла красивая женщина. Нейланда привлекли ее золотой зуб и цветной телевизор в комнате. Да это, пожалуй, и все из ценностей, которые были в квартире. Но поднаторевший в криминальных делах Нейланд успел заметить отсутствие хозяина в рабочее время — только женщина и маленький ребенок, выехавший в коридор на трехколесном велосипедике. Женщина, на свою беду, еще сказала тогда: «Уезжай в комнату, Гриша, — вечно ты не слушаешься, пока отец на работе».

…Из Москвы сильно давили на угрозыск. И тогда руководство ленинградской милиции, весь личный состав которой и так уже был поголовно поднят на ноги, пошло на беспрецедентный по тем временам поступок — добилось, чтобы фотографию Нейланда с соответствующим сопроводительным текстом показали по всесоюзному телевидению. По всей стране было разослано подробнейшее описание его примет, в Москву и Тбилиси срочно вылетели питерские опергруппы.

В самом же городе вот уже три дня были наглухо перекрыты авто-и железнодорожные вокзалы, аэропорт, метро, остановки общественного транспорта, рестораны, кафе, сберкассы, скупки — муж убитой показал, что из дома были похищены деньги, облигации трехпроцентного займа и золотые женские украшения. Был задействован не только личный состав, но и милицейские курсанты, ДНД, общественность.

Нейланд, безусловно, попался бы в сети. Но поезд, на котором он уехал, отошел от перрона, увы, лишь за несколько минут до того, как на Московском вокзале появилась первая группа прикрытия…

Его взяли в Сухуми 30 января, в момент, когда он выходил из московского поезда. Местные оперативные службы узнали его по ленинградской ориентировке. Нейланда водворили в приемник-распределитель. Он был в шоке: его нашли всего за четыре дня. Потом он напряженно думал, где он мог проколоться.

Через несколько часов в Сухуми прибыла опергруппа из Ленинграда. Выяснилось, что местные товарищи обыскали задержанного не слишком старательно — в туалете и в одной из камер были обнаружены паспорта на имя Купреева и его приемной дочери, бумажник, а также ключи от ограбленной квартиры и собственная воровская связка Нейланда. Бурые пятна засохшей крови на его одежде и кое-что из вещей из квартиры Купреевых — особенно фотоаппарат «Зоркий» с приметной царапиной на объективе и надколотым видоискателем — однозначно свидетельствовали, что в руках у милиции оказался именно тот, из-за которого весь личный состав ленинградской милиции не спал уже четвертые сутки.

Эти находки окончательно добили Нейланда — когда в тот же день его доставили самолетом в Ленинград, запираться на допросах он уже не стал.

Он рассказал, как приметил квартиру № 9 еще 24 января, как скрывался три дня по чердакам и подвалам, сбежав из Ждановской прокуратуры, как забежал домой утром 27-го — поругался с кем-то из братьев, прихватил туристский топорик и опять убежал.

В начале десятого он уже давил кнопку звонка намеченной квартиры. Дверь открылась сразу, неожиданно, отчего Нейланд сначала даже растерялся. Поэтому на вопрос хозяйки «Тебе кого?» ответил первое пришедшее в голову: «Валя Соколов здесь живет?» Получив отрицательный ответ, долго стоял под дверями — сначала успокаивался, потом прислушивался. Из квартиры доносились лишь голоса женщины и ребенка. В квартире находились только они одни, но на всякий случай он подошел к двери и, приложив ухо, долго слушал, чтобы действовать наверняка.

Наконец он решился. Снова нажал на кнопку звонка и взял в руку приготовленный топор. «Кто там?» — спросил знакомый голос. «Почта», — ответил незваный визитер. Когда дверь открылась, он напролом рванулся в квартиру, выхватывая топорик из-под пальто.

— Первые удары попали ей по рукам, — рассказывал на допросах Нейланд, — женщина стала отступать в столовую. Она кричала: «Что ты делаешь?!» — пыталась вырвать у меня топор, и ей удалось схватить меня за руку. Потом она схватилась за топор обеими руками, но я вырвал его, повалил женщину в кресло и несколько раз ударил ее по голове. После этого я отбежал к двери, а женщина вскочила с кресла, бросилась ко мне, и я еще несколько раз ударил ее топором по голове. Женщина упала, а я стукнул по голове ребенка, который крутился под ногами, и стал искать деньги…

После убийства он нашел в квартире чемодан, положил туда награбленное и пошел в ванную отмывать кровь. После этого ему захотелось… поесть, и он поджарил себе яичницу, потом включил газ, как и задумывал, и вышел из квартиры.

На улице поймал такси и отвез чемодан с награбленным на Варшавский вокзал, где сдал его в камеру хранения на фамилию своего приятеля Цветкова. Посмотрев расписание поездов, он огорчился, так как дневных поездов дальнего следования не было. На Московском вокзале он купил билет в Москву на 15.55, времени у него было много. Он поехал в универмаг «Гостиный Двор», купил зимнюю шапку и браслет для часов. В другом магазине купил коньяк и шампанское, решил выпить — отметить свою удачу. Потом забрал чемодан и уехал в Москву, где купил билет на Сухуми. Оттуда он планировал ехать в Тбилиси, безбедно пожить и путешествовать дальше. Но времени до поезда у него было много. И он решил посмотреть столицу. Купил билет на обзорную экскурсию. Но, как он признался, мысли его в тот момент занимала картина на Сестрорецкой улице. Он представлял взрыв, пожарных, обугленные трупы, зевак на улице… Рассказывая об этом, Нейланд был совершенно спокоен — не ужасался делу рук своих, не раскаивался. «Мразь и дебил, он вызывал только отвращение», — вспоминали оперативники. Не раскаялся Нейланд и на суде, заявив, что когда выйдет на свободу, то обязательно возьмется за старое. Ведь он был уверен, что его не расстреляют, — в следственном изоляторе опытные сидельцы рассказали ему о гуманизации советского законодательства после смерти Сталина и XX съезда.

Советские граждане были возмущены страшным убийством, и Председателю Президиума Верховного Совета СССР Л. И. Брежневу посыпались письма.

«Преступник пойман и скоро предстанет перед судом, но по закону ему угрожает только тюремное заключение, а если он ухитрится разыграть послушание, то через 5–6 лет, в возрасте 20 лет, выйдет на свободу преступник высшей квалификации, и тогда горе людям, которых он наметит очередными жертвами. Советские законы гуманны, они дают возможность честно трудиться не только тем, кто оступился, но и тем, кто совершил преступление, однако и гуманности должен быть свой предел».

А вот другое: «…если суд найдет преступление этого бандита доказанным, требуем применить к убийце высшую меру наказания — расстрел. Мы просим вынести на обсуждение народа законопроект о применении высшей меры наказания к несовершеннолетним преступникам, совершившим особо опасные преступления. Убийца — это не человек, это выродок, и он должен быть уничтожен».

Приговор был для Нейланда неожиданным: «Учитывая большую общественную опасность совершенного преступления — убийства при отягчающих обстоятельствах, а также личность Нейланда, судебная коллегия считает необходимым применить суровое наказание — высшую меру, руководствуясь Постановлением Президиума Верховного Совета СССР от 17 февраля 1964 за № 2234… по совокупности совершенных преступлений в силу статьи 40 УК РСФСР окончательное наказание по ст. 102 — приговорить к смертной казни — расстрелу».

Нейланд подал кассационную жалобу, где написал: «Я признаю полностью свою вину… Если бы Купреева меня не останавливала, то все могло быть иначе… Я бы охотно отдал жизнь, чтобы вернуть то, что я наделал. Но это, к сожалению, невозможно».

Ходатайство о помиловании отклонили. Постановление было подписано Председателем Президиума Верховного Совета РСФР Н. Игнатовым.

Аркадий Нейланд был расстрелян 11 августа 1964 года.

Трагедия на Карповке

17 марта 1964 года в Управлении охраны общественного порядка Ленинграда заканчивался обычный рабочий день. В 18 часов 30 минут в дежурную часть УООП поступило сообщение дежурного Петроградского райотдела милиции, что к ним обратилась гражданка Г. Смирнова, проживающая в квартире 38 дома № 13 по набережной реки Карповки, которая заявила, что, возвратившись из института домой, не смогла попасть в свою квартиру. На ее звонки никто не отзывался. Заглянув в замочную скважину, она увидела свою мать, лежащую в крови на полу прихожей.

На место происшествия срочно выехали сотрудники Петроградского райотдела милиции и опергруппа отдела уголовного розыска УООП Ленинграда, возглавляемая руководством Управления.

Дверь квартиры пришлось взломать. В квартире были обнаружены в бессознательном состоянии с многочисленными ранами на голове мать Смирновой и муж, которые «скорой помощью» были немедленно доставлены в лечебные учреждения.

В большой 4-комнатной квартире, занимаемой семьей Смирновых, обстановка была нарушена почти во всех помещениях: шкафы открыты, ящики выдвинуты, а вещи из них выброшены, телефонный провод в гостиной оборван.

Мужа Г. Смирновой обнаружили в кабинете лежащим в луже крови у письменного стола. Удары по голове были нанесены ему с такой силой, что брызги крови попали даже на потолок.

С самого начала создалось твердое убеждение в том, что пострадавшие подверглись разбойному нападению. Преступники учинили обыск в квартире, искали ценности и, очевидно, что-то похитили.

Тщательный осмотр места происшествия длился с 19 часов 17 марта до 2 часов 18 марта. Его возглавили опытнейшие работники прокуратуры Ленинграда, прибывшие на место происшествия практически одновременно с сотрудниками угрозыска. По факту разбойного нападения было возбуждено уголовное дело.

Чтобы не нарушать обстановки и не создавать излишней толчеи и бесцельного хождения по квартире, в кухне, где, как было видно, преступники не побывали, был организован оперативный штаб по руководству работой на месте происшествия. Для связи с Управлением был использован телефон соседней квартиры. Возле парадной установили пост, исключавший возможность прохода любопытных.

Единственным человеком, который мог пролить какой-либо свет на преступление, была сама заявительница. В ходе ее допроса удалось выяснить следующее. В квартире проживал бывший ответственный работник Леноблисполкома Н. И. Смирнов, который в 1962 году был переведен на работу в Москву. В Ленинграде остался жить его сын В. Н. Смирнов с женой Г. П. Смирновой и тещей А. А. Жильцовой.

Со слов Г. Смирновой, возможность организации и осуществления этого разбойного нападения со стороны каких-либо близких их семьи исключалась, поскольку они вели очень замкнутый образ жизни и, кроме нескольких близких родственников, которые, по ее мнению, не вызывали никаких подозрений, их квартиру больше никто не посещал.

17 марта Смирнова ушла в свой институт в 9 часов 30 минут. Дома оставались муж и мать. Вернувшись после учебы, Смирнова в квартиру попасть не смогла — входная дверь, обычно закрываемая только на французский замок, ключи от которого имелись у всех членов семьи, оказалась закрытой и на внутренний врезной замок. Ключ от этого замка у Смирновых имелся всего один, он всегда находился в замочной скважине двери со стороны прихожей. Квартира закрывалась на этот замок только тогда, когда вся семья уезжала из города на длительное время. Этот ключ оказался похищенным преступниками.

Параллельно с осмотром места происшествия из прибывающих на место преступления сотрудников уголовного розыска руководством УР были созданы оперативные группы, которые немедленно приступили к работе по основным направлениям.

Отдельная группа работников начала обход всех квартир дома № 13, чтобы установить лиц, которые могли бы видеть преступников, указать их количество и обрисовать приметы. В проверку были взяты все лица, которые по роду своей работы имели какое-нибудь отношение к квартире 38 (почтальон, электромонтер, сантехник ЖЭК, монтер из телефонной станции, представитель Ленгаза и т. д.). Эти лица уже были установлены и начали проверяться.

Был составлен список всех лиц из числа жителей дома № 13 и соседних домов, не внушающих доверия, которые могли бы подозреваться как возможные наводчики или непосредственные участники этого преступления. В списке значилось около 20 человек, и их проверка началась немедленно. Суть ее сводилась к установлению алиби.

Выяснялись взаимоотношения в семье Смирновых и проверялись их связи, в том числе и родственные.

В больницу Василеостровского района, куда доставили Жильцову, и в Военно-медицинскую академию, куда госпитализировали Смирнова, были немедленно направлены оперативные работники. Перед ними была поставлена задача войти в контакт с врачами, неотлучно находиться возле раненых и при первой возможности выяснить обстоятельства нападения на них.

Примерно в 21 час 17 марта 1964 года удалось переговорить с пришедшей в сознание Жильцовой и выяснить ряд деталей совершенного преступления. После этого она снова впала в бессознательное состояние, и допросить ее удалось лишь 21 марта, так что полученные сведения имели очень важное значение. С другим раненым, В. Н. Смирновым, переговорить так и не пришлось.

Жильцова рассказала, что около 11 часов дня Смирнов работал в своем кабинете, а она зашла в туалет. Услышав в прихожей шум, вышла и увидела группу неизвестных людей, примерно в пять человек. Кто-то из них твердым предметом нанес ей удар по голове, и она потеряла сознание. Очнувшись на полу в прихожей, Жильцова увидела, что возле нее стоит один из преступников. Угрожая каким-то блестящим предметом, он требовал от нее деньги и ценности. Она сказала, что денег у них нет. В ответ неизвестный стал избивать ее. В это время Жильцова слышала шум в комнатах, а из кабинета были слышны стоны Смирнова. Потом она опять на некоторое время потеряла сознание и, когда ушли из квартиры преступники, не слышала.

Способ проникновения преступников в квартиру остался неизвестным. Можно было только предполагать, что они проникли под каким-либо предлогом, воспользовавшись доверием Смирнова, открывшего им дверь. Запоры на двери никаких повреждений не имели.

В дальнейшем, находясь в полубессознательном состоянии, Жильцова, с трудом передвигаясь по квартире, пыталась связаться с внешним миром, но безуспешно — шнур телефона был оборван, а входная дверь заперта на внутренний врезной замок, ключ от которого преступники унесли.

Приметы преступников Жильцова запомнила плохо. Сказала лишь, что один из них был в темном пальто, другой — в светлом.

Об обстоятельствах совершенного разбойного нападения на квартиру, о количестве и приметах преступников немедленно были оповещены все городские и транспортные подразделения милиции.

Между тем в квартире Смирновых продолжался тщательный осмотр места происшествия. Для успешного розыска необходимо было выяснить, что похищено бандой. Участвующая в осмотре Г. Смирнова заявила, что преступниками из разных комнат похищены следующие вещи:

1) фотоаппарат марки «Киев», подаренный В. Н. Смирнову отцом;

2) деньги в сумме около 20 рублей;

3) два золотых кольца;

4) часы марки «Вымпел» в анодированном корпусе.

Перечень похищенного был немедленно передан дежурному по УООП, а затем циркуляром доведен до сведения всего оперативного состава.

В тот же вечер, 17 марта, неотложную работу по мобилизации своих оперативных позиций в преступной среде начал проводить весь личный состав уголовного розыска Управления. И это незамедлительно принесло свои плоды.

К вечеру поступила оперативная информация, что 17 марта, в 14 часов, к некому Н. зашел знакомый парень по имени Виктор, передал ему фотоаппарат марки «Киев» и попросил спрятать. В результате срочно организованной негласной проверки этот фотоаппарат был осмотрен. Кроме заводских номеров на объективе и корпусе, была обнаружена выгравированная дарственная надпись: «Смирнову М. I. от правительства Украины, 1957 год».

Эта надпись привела всех в замешательство: никто из членов семьи Смирновых таких инициалов не имел. Принадлежность фотоаппарата семье Смирновых была поставлена под вопрос.

Однако сомнения работников милиции вскоре были разрешены догадкой, что надпись сделана на украинском языке, а по-украински имя Николай (так звали отца потерпевшего) пишется «Микола».

Данные об этой характерной примете были немедленно переданы на место происшествия, где продолжался осмотр, но, к сожалению, Г. Смирнова не знала, была ли на похищенном фотоаппарате какая-либо надпись. Тогда было принято решение найти в квартире паспорт на похищенный аппарат. После длительных поисков он был найден на полу среди других документов, выброшенных преступниками из ящиков письменного стола.

Паспорт пропитался кровью, и прочитать номер было невозможно. Специальная обработка находки была немедленно произведена в НТО УООП. Выяснилось, что номера, указанные в паспорте, не совпадают с номерами, имеющимися на фотоаппарате.

Телефонный звонок в Москву на квартиру Н. И. Смирнова, который мог бы сообщить что-либо о похищенном фотоаппарате, результатов не дал. Узнав от родственников о случившемся, он срочно вылетел в Ленинград.

Время шло… От работающего оперативного состава каких-либо новых заслуживающих внимания данных не поступало. Самым серьезным продолжал оставаться сигнал о фотоаппарате «Киев» с дарственной гравировкой на имя Смирнова. Было принято решение установить и задержать неизвестного по имени Виктор, отдавшего фотоаппарат на хранение.

Задержанный оказался Плотицыным Виктором Евтиховичем, 1938 года рождения, полировщиком Ленинградского завода по ремонту легковых автомобилей, прописанным на Пушкинской улице, дом 12/2, и живущим в соседнем доме у своей сожительницы Ивановой. Плотицын был дважды судим за кражи личного имущества граждан, кроме того он употреблял наркотики.

Доставленный в Управление милиции Плотицын о своем времяпрепровождении в течение дня 17 марта стал давать туманные показания, которые сразу же перепроверялись параллельными допросами его сожительницы и ее матери. Сопоставление всех показаний создавало впечатление, что Плотицын что-то скрывает.

Так, например, он заявил, что днем 17 марта смотрел кинокартину «Если ты прав». В то же время его сожительница показала, что эту кинокартину они смотрели вдвоем вечером 16 марта. При личном обыске у Плотицына были обнаружены и изъяты ручные часы марки «Сура». Его сожительница и мать утверждали, что до 17 марта этих часов у Плотицына не было, а средств на их приобретение он не имел.

Пока допрашивали Плотицына и перепроверяли его показания, оперативным работникам по телефону удалось связаться с прибывшим в ленинградский аэропорт Н. И. Смирновым. Он подтвердил наличие гравировки на объективе и назвал именно ту надпись, которая имелась на осмотренном фотоаппарате. Принадлежность фотоаппарата, равно как и причастность Плотицына к совершенному преступлению, теперь были очевидны.

Почему же не совпали номера в паспорте и на фотоаппарате? Это выяснилось позднее. У Н. И. Смирнова был еще один аппарат марки «Киев», который он увез с собой в Москву, а паспорт на него остался в Ленинграде. Паспорт на этот аппарат и был найден при осмотре квартиры.

Работа с Плотицыным пошла более целеустремленно. Запутавшись в своих объяснениях, Плотицын опрометчиво показал, что часы ему дал его знакомый по местам заключения Борис Грузинский, проживающий где-то на Петроградской стороне.

Одновременно с активным допросом Плотицына было изъято и исследовано его пальто, на котором были обнаружены следы крови. Из-под ногтей Плотицына была изъята грязь, в составе которой также обнаружили кровь. Во время обыска у сожительницы Плотицына оперативники нашли и изъяли офицерский парадный кортик и самодельный нож типа финского.

Плотицын наконец понял, что работники милиции располагают достоверными данными о его причастности к нападению на квартиру Смирновых. Но поскольку о фотоаппарате, переданном им на хранение, на допросе вообще не упоминалось, он стал предполагать, что задержан и разоблачен кто-то из его соучастников.

18 марта 1964 года на очередном допросе Плотицын признал себя виновным в совершении бандитского ограбления квартиры на набережной Карповки. Показания он дал далеко не полные. В совершенном преступлении отвел себе самую скромную роль, а инициаторами назвал Грузинского и знакомого наркомана Ушакова, живущего на проспекте Обуховской обороны. Из похищенных вещей ему достался фотоаппарат, который он по пути с места преступления якобы выбросил в Неву.

Хотя показания Плотицына не были ничем подкреплены, его решили оставить на время в покое, поместив в ИВС и сделав вид, что полностью поверили его показаниям.

Немедленно развернулась работа по установлению и задержанию Грузинского и Ушакова. Оба вскоре были установлены. Грузинский Борис Борисович, 1932 года рождения, работал компрессорщиком завода «Ленводтеплоприбор». Ранее был трижды судим за кражи и побег из лагеря, жил на Лахтинской улице в доме № 23.

Другой — Ушаков Вячеслав Александрович, 1937 года рождения, с января 1964 года не работал. Жил в доме № 95 по проспекту Обуховской обороны, ранее был дважды судим за кражи.

Этими данными опергруппа располагала к исходу ночи 18 марта. Тотчас за их адресами было организовано наблюдение. В квартирах матери и сожительницы Плотицына, в квартире Ушакова, не оказавшегося дома, и у квартиры Грузинского были выставлены засады. Они оставались там до установления всех обстоятельств разбойного нападения.

Грузинского было решено брать рано утром на работе, чтобы сохранить факт его задержания в тайне от возможных подельников. Вместе с замначальника 1 отдела В. М. Лесовым на операцию выехали старший оперуполномоченный В. Бондарев и один из старейших и опытных оперативников А. Караваев, за плечами которого были окопы Великой Отечественной войны.

Грузинского взяли прямо в раздевалке. Бегло ощупав одежду, чтобы исключить наличие оружия, оперативники посадили его в легковушку на заднее сиденье между собой и двинулись на Литейный, чтобы оформить там задержание. По дороге А. Караваев почувствовал, что Грузинский как-то неестественно начал ерзать на своем месте, и немедленно схватил его за руки. Вместе с Бондаревым они обнаружили в руках задержанного наручные часы, которые он, достав из кармана, пытался засунуть за обшивку сиденья. Так пресекли попытку главаря банды (а по результатам расследования он таковым и являлся) избавиться от одного из важнейших вещественных доказательств, похищенных бандитами при нападении. Это были часы марки «Вымпел», принадлежащие В. Н. Смирнову. На одежде и обуви Грузинского были обнаружены многочисленные следы крови.

Ушаков так и не появился дома. Было известно, что он может появиться в месте сборища большинства городских наркоманов — у станции метро «Площадь Восстания». Туда и было перенесено наблюдение. В середине дня 18 марта Ушаков действительно был там замечен и задержан, когда подходил к дому Плотицына на Пушкинской улице.

Началась непосредственная работа с задержанными Грузинским и Ушаковым. Пройдя все стадии отчаянного сопротивления, обычно оказываемого в процессе следствия, они поняли всю безвыходность своего положения и начали давать показания.

Эти показания были полностью проверены и подтверждены в ходе дальнейшей разработки преступников. Из числа похищенного были найдены два золотых кольца, оказавшихся в ломбарде, и безразмерные носки, переданные Ушаковым своему приятелю Чеканову. Эти носки Г. Смирновой в числе похищенных вещей не назывались.

Была установлена и принадлежность офицерского кортика, изъятого у Плотицына. Оказалось, что этот кортик применялся Грузинским при ограблении квартиры Смирновых и был позаимствован преступниками у наркомана Орлова, который, в свою очередь, стащил кортик у отца-пенсионера, бывшего флотского офицера.

В процессе проведения уличных операций с преступниками было найдено и другое орудие преступления — металлический ломик, которым они наносили удары Смирнову и Жильцовой.

Оставалось ввести официально в дело фотоаппарат «Киев». Плотицын продолжал утверждать, что выбросил его в Неву. Грузинский, а позднее и Ушаков показали, что после совершения преступления они стали рассматривать на лестнице одного из домов этот фотоаппарат. Заметив на нем гравировку, Грузинский посоветовал Плотицыну выбросить фотоаппарат как слишком опасную улику в реку. Во время их встречи вечером 17 марта Плотицын сообщил, что фотоаппарат он отдал на хранение одному надежному знакомому. Ушаков стал его за это ругать.

Это и было использовано для введения фотоаппарата в дело, как важное вещественное доказательство. Плотицыну огласили эту часть показаний Грузинского и Ушакова, и он вынужден был признаться, что отдал фотоаппарат на хранение знакомому, и назвал его. Плотицын пояснил, что он просто не хотел выдавать своего знакомого, боясь причинить ему неприятности. Фотоаппарат теперь на основании показаний Плотицына был изъят официально.

Преступление полностью раскрыто.

Судебно-медицинская экспертиза установила, что Смирнову нанесли десять ударов по голове, причинивших многооскольчатые переломы свода и основания черепа. У Жильцовой были обнаружены три ранения головы, в двух случаях раны сопровождались трещинами черепа. Удары наносились металлическим ломиком. Подобные повреждения сами по себе свидетельствовали о наличии умысла преступников на убийство своих жертв.

В течение всего следствия Смирнов находился в крайне тяжелом состоянии, и жизнь ему была сохранена в результате высококвалифицированной медицинской помощи. Но он так и остался инвалидом.

Арестованные Грузинский, Ушаков и Плотицын, боясь предстоящего суда и в страхе за свою жизнь, топили друг друга, выдавая и другие совершенные преступления.

В процессе следствия было установлено, что преступники по наводке Грузинского подготавливали нападение на квартиру по улице Ленина. Но в последний момент, когда они уже поднимались по лестнице, навстречу им попалась девушка, знакомая Грузинского, которая узнала его и окликнула. После этого им пришлось отказаться от намерения напасть на квартиру в этом доме. Они вышли на Карповку и направились к приглянувшемуся им дому, вошли, позвонили в квартиру. Это была квартира Смирновых…

Предвидя тяжесть наказания за совершенное преступление, бандиты хватались за соломинку, связывающую их с жизнью. Вот выдержки из их собственноручных показаний. «Хочу жить хоть в клетке», — заявляет Грузинский. Плотицын пишет: «Я проклинаю тот час, когда стал курить анашу». Ушаков, вначале цинично заявивший, что никто и ничто не заставит его признаться, попросил бумагу: «Я твердо убедился, что в нашем государстве сотрудники органов милиции — самые человечные люди. От их убежденного гуманизма невозможно уйти самому ярому злодею-преступнику, грабителю, убежденному вору».

Следствие было закончено. 6 апреля 1964 года обвинительное заключение утвердил прокурор Ленинграда. Грузинский, Ушаков и Плотицын предстали перед судом по обвинению в бандитизме. В те годы это было первое уголовное дело в Ленинграде подобной квалификации.

Формула обвинения ранее трижды судимого Грузинского: «Организовал совместно с Ушаковым и Плотицыным вооруженную банду для нападения на квартиры граждан с целью завладения их имуществом. 17 марта 1964 года совместно с ними, вооружившись ломиком, кортиком и самодельным стилетом, организовал и совершил бандитское нападение на квартиру 38 дома 13 по набережной реки Карповки, проник первым в квартиру под видом корреспондента, а затем напал на Смирнова и нанес ему не менее четырех смертельных ударов ломиком по голове. Затем он же ударил ломиком по голове и Жильцову».

Дважды судимому Ушакову и четырежды судимому Плотицыну в обвинении вменялось участие в вооруженной банде и совершении бандитского нападения вместе с Грузинским, в ходе которого Ушаков несколько раз ударил ломиком по голове Смирнова и один раз тем же орудием Жильцову. Плотицын в ходе нападения нанес Жильцовой удар стилетом в голову. Считая хозяев квартиры убитыми, бандиты, похитив фотоаппарат «Киев», часы наручные «Вымпел», два золотых кольца, 19 рублей денег и две пары носков общей стоимостью 180 рублей, скрылись с места преступления.

Судебная коллегия по уголовным делам Ленинградского городского суда в открытом судебном заседании, проходившем во Дворце культуры им. С. М. Кирова с 15 по 18 апреля 1964 года, приговорила Грузинского, Ушакова и Плотицына к высшей мере наказания — расстрелу.

По материалам суда газета «Ленинградская правда» 19 апреля 1964 года напечатала статью «Бандитам нет пощады!», а газета «Смена» поместила информацию «Бандиты приговорены к расстрелу!».

Операция «Барклай»

24 октября 1965 года, в 13 часов, на территории Сосновского государственного лесоохотничьего хозяйства в трех с половиной километрах от поселка Сосново (Приозерский район Ленинградской области) случайный прохожий обнаружил труп неизвестного мужчины со следами огнестрельных ранений в грудь. Рядом лежало охотничье одноствольное ружье 16-го калибра. Убитым оказался 27-летний егерь Сосновского хозяйства В. А. Тупицин, который рано утром направился из своего дома в поселке Снегиревка для обхода закрепленных за ним угодий.

По указанию руководства Управления на место происшествия выехала специально созданная оперативная группа, которую возглавил заместитель начальника 1 отделения ОУР В. М. Лесов. В состав опергруппы помимо оперативников были включены эксперты-криминалисты, баллисты, судебный медик. По указанию начальника УВД к группе прикомандировали оперативников Приозерского райотдела и личный состав Сосновского отдела милиции. Было очевидно, что этому делу придают особое значение в обкоме партии, исполкомах города и области, руководители которых часто бывали на охоте в Сосновском хозяйстве. Руководству ГУВД дали ясно понять, что о профессионализме ленинградских сыщиков в Смольном будут судить по результатам расследования.

Работа началась с осмотра места происшествия, который, по существу, длился почти сутки с перерывом на ночь. В ходе осмотра было установлено, что ружье, лежавшее возле убитого, заряжено и принадлежит ему. Из карманов одежды трупа были извлечены три стреляные гильзы. Вблизи стоял старенький мопед покойного, и здесь же, на привязи, находилась собака, хозяин которой сначала не был установлен. Найденные поблизости нарушения травяного покрова и поверхности почвы, наличие дроби в местах, где эти следы обрывались, свидетельствовали о 2–3 выстрелах, направленных под небольшим углом в землю.

У одного из этих следов вместе с дробью на хвое и листьях сыщики обнаружили капли крови и газетный пыж с незначительными волосками белой шерсти. Следы крови были в виде дорожки отдельных капелек, которые затем исчезали. Оперативники буквально на коленях исследовали эту «дорожку» и неожиданно нашли новенький, полностью снаряженный дробью патрон к охотничьему ружью 12-го калибра. Позднее эксперт-оружейник образно назвал эту находку «паспортом охотника».

Из заключения судебно-медицинской экспертизы следовало, что смерть Тупицина наступила в результате повреждений жизненно важных органов, явившихся следствием двух выстрелов в грудь, произведенных с близкого расстояния. Во время вскрытия из ран трупа была извлечена дробь № 4, соответствующая дроби в найденном патроне, и два новеньких пыжа. Надо отметить, что и найденный новенький патрон, и новые пыжи, и дробь фабричного изготовления из тела трупа резко контрастировали со старыми патронами убитого егеря, которые были снаряжены газетными пыжами и дробью-сечкой из стальной проволоки.

Параллельно с осмотром места происшествия оперативники прочесывали лес, искали по горячим следам любую информацию, которая могла бы представлять интерес для следствия.

Из материалов, собранных в ходе работы, следовало, что в 7 часов 25 минут этого же дня в лесном массиве, где позже обнаружили труп Тупицина, вначале был слышен один, а затем еще два выстрела, сопровождающиеся собачьим визгом. Затем какой-то мужской голос потребовал бросить ружье, но в ответ раздались ругательства, произнесенные другим человеком. Потом грянуло два выстрела дуплетом, и шум стих… Стало ясно, что в лесу произошла серьезная ссора между мужчинами, закончившаяся стрельбой.

Кроме этого, было установлено, что собака, привязанная к мопеду Тупицина, принадлежала одному из жителей поселка Снегиревка, соседу убитого, алиби которого не вызывало никаких сомнений. С его слов, Тупицин взял собаку на прогулку, уходя в лесное хозяйство на обход.

Первоначальные выводы особых перспектив не сулили: каких-либо существенных доказательств, которые могли бы облегчить розыск преступника, на месте преступления обнаружено не было. Дело осложнялось еще и нахождением в лесу в воскресный день 23 октября большого количества охотников, других лиц с охотничьим оружием, прибывших в лесные массивы Приозерского района, так как в это воскресенье открывался охотничий сезон.

В результате криминалистических исследований в НТО УВД было установлено, что пыж со следами шерсти и дробь, найденная в земле, являются следами выстрелов, произведенных Тупициным. Пыжи и дробь, изъятые при вскрытии трупа егеря, были аналогичны с содержимым снаряженного патрона 12-го калибра. Эксперты «выжали» из находки максимум информации, установив номер дроби, гильзы, сорт пороха, характеристику пыжей. Выяснилось, что закрутка краев гильзы — домашняя. Владелец патрона сам, с помощью специального приспособления, которое охотники называют «барклаем», заряжал его капсюлем, на котором остались следы, пригодные для идентификации. Таким образом, в деле появилась первая неоспоримая улика, о которой преступник даже не подозревал.

Биологи и кинологи дали заключение, что кровь и волоски шерсти на месте преступления принадлежат собаке. Их цвет, длина и структура позволяли сделать вывод, что они являлись шерстью охотничьей собаки — вероятнее всего, из породы лаек.

Тщательный анализ всех материалов, собранных на первоначальном этапе расследования, позволил выдвинуть следующие рабочие версии об обстоятельствах и мотивах убийства егеря:

• убийство совершено из мести в связи со служебной деятельностью Тупицина;

• убийство совершено в ходе ссоры, возникшей между егерем и неизвестным охотником (возможно, браконьером).

Чтобы ускорить сбор доказательств по делу и установление преступника, в план проверки версий был включен широкий комплекс оперативно-розыскных и следственных мероприятий. Слаженная работа всех служб и подразделений милиции Ленинграда и области, отделений милиции, дислоцирующихся в сравнительной близости от Приозерского района, с использованием возможностей общественности должна была в конечном итоге привести к выявлению с целью тщательной проверки всех охотников, владельцев охотничьих ружей 12-го калибра, владельцев охотничьих лаек, чьи маршруты 23–24 октября 1965 года проходили через лесной массив, где было совершено убийство.

Результаты изучения образа жизни егеря Тупицина, имевшего жену и двоих детей, позволили сделать вывод об отсутствии у него каких-либо враждебных отношений с окружающими в быту и на службе. Изучение документов, отражающих работу Тупицина, допросы близких, знакомых, руководителей лесничества и сослуживцев подтвердили это. Таким образом, первая из выдвинутых версий в ходе расследования была проверена и полностью отпала, как не нашедшая подтверждения.

Тем временем заканчивался сплошной подворный обход и опрос населения в Сосново и всех прилегающих поселков, а также проверка владельцев ружей 12-го калибра.

Подходили к концу мероприятия, направленные на установление владельцев охотничьих собак, на выявление в охотколлективах всех лиц, бывших в октябре, прежде всего 23–24 октября, в лесу в районе убийства. Специально созданная группа отработала сотни сигналов, представляющих оперативный интерес. Особое внимание обращалось на лиц, чье поведение, образ жизни в совокупности с наличием оружия, собаки вызывали обоснованное подозрение. Одновременно негласно велась работа на железнодорожной станции Сосново, на автобусных остановках и других путях подхода к месту убийства егеря, чтобы выявить появляющихся здесь охотников. Среди них могли быть и свидетели, и подозреваемые.

В это время в Ленинграде в соответствии с планом завершилась весьма трудоемкая работа по проверке ветеринарных лечебниц (ведь собака могла быть ранена) и установлению охотников, которые имеют ружья 12-го калибра и собак и бывают на охоте в районе Сосново.

Напряженный и целеустремленный поиск принес результаты. В ходе опроса местного населения удалось установить, что рано утром 24 октября в Сосново среди прочих прибыл из Ленинграда некий охотник с собакой лайкой. О нем было известно только то, что иногда он появлялся в районе Сосново на отдаленном хуторе, который был известен как хутор Кашурникова и служил местом пристанища любителей охоты.

Меры, направленные на немедленное установление личности этого неизвестного, некоторое время к успеху не приводили, однако удалось выяснить, что с ним могли быть знакомы два ленинградских охотника, постоянно посещавших хутор Кашурникова.

В воскресенье 14 ноября на хутор выехала опергруппа, чтобы задержать и проверить всех постояльцев. Подъезда к дому не было — он стоял вдали от дороги. На хуторе, видимо, не спали. Пока опергруппа от машины направлялась к дому, оттуда в спешном порядке, в том числе и через окна, дали деру трое неизвестных охотников, которые скрылись в лесу. Сам Кашурников, хозяин хутора, глубокий старик, заявил, что он пустил за деньги и спиртное на ночлег неизвестных.

Скрыться беглецам не удалось — не зря перекрывались пути подхода-отхода из Сосново. Вечером при попытке уехать электричкой в Ленинград они были задержаны по приметам и доставлены в уголовный розыск. Двое из трех оказались теми, кто регулярно бывал в доме Кашурникова и знал разыскиваемого охотника с собакой.

Их тщательные допросы дали возможность не только установить личность неизвестного, но и всерьез им заинтересоваться. Показания свидетельствовали, что этот мастер охоты имеет оружие 12-го калибра, собаку лайку и, что особенно важно, должен был быть на хуторе Кашурникова 24 октября, где после охоты намечалась попойка, для которой он должен был в числе прочего привезти хлеб и закуску. Однако, как утверждали допрошенные свидетели, он в тот день не приехал, чем подвел товарищей.

Уже на следующий день в Ленинграде начали осуществляться оперативные мероприятия, направленные на проверку установленного лица, оказавшегося Викуловым Юрием Сергеевичем, 1929 года рождения, уроженцем и жителем Ленинграда, проживающим на Полюстровском проспекте, работавшим разнорабочим в больнице имени Мечникова, ранее не судимым.

Собранные в отношении Викулова материалы внушали оптимизм. Его характеризовали как страстного охотника, имевшего ружье 12-го калибра и содержащего собаку лайку у себя на работе. В конце октября Викулов выезжал вместе с ней на охоту. Но свое обещание знакомым приехать 24 октября на хутор он не выполнил. Однако свидетели утверждали, что видели схожего по приметам охотника в Сосново, путь откуда к хутору Кашурникова шел, кстати, через место происшествия. Ко всему этому добавилась информация, что после последней охоты собака у Викулова исчезла. По словам хозяина, сбежала.

Добытые данные представляли серьезный интерес и были положены в основу подозрений против Викулова. Сведения о том, что он в отпуске и собирается уехать из города, чтобы поохотиться где-то на Севере, заставили сыщиков форсировать решение о задержании его в качестве подозреваемого.

16 ноября на квартире Викулова был проведен внезапный обыск, в ходе которого оперативники изъяли охотничье двуствольное ружье

12-го калибра, патроны к нему, капсюли, различный порох, дробь, а главное — два приспособления для снаряжения гильзы патрона капсюлем. Это были те самые «барклаи», о которых упоминал в своем заключении эксперт-криминалист.

В тот же день Викулов был задержан, однако во время допроса категорически отрицал не только причастность к убийству егеря, но даже свое присутствие в поселке Сосново 24 октября.

Решающее слово было теперь за сотрудниками НТО МВД. Эксперты сфотографировали с увеличением во много раз донышки гильз найденного на месте преступления патрона, патронов, обнаруженных при обыске, экспериментальных патронов, снаряженных с помощью «барклаев», принадлежавших Викулову, и сравнивали, сравнивали… По едва заметным царапинам, вдавлениям, заусенцам эксперты «читали» следы, которые ложились в основу обвинения человека в тяжелом преступлении. Криминалистическая экспертиза позволила абсолютно точно определить, что найденный на месте преступления патрон снаряжен тем самым «барклаем», который был обнаружен при обыске на квартире Викулова.

На следующий день, 17 ноября, Викулов ознакомился с заключением эксперта-криминалиста и после недолгого раздумья, признав себя виновным, стал давать показания. Он показал, что 24 октября 1965 года, в день открытия сезона охоты, рано утром приехал с ружьем, боеприпасами и своей собакой лайкой в поселок Сосново, оттуда следовал по территории лесоохотничьего хозяйства на хутор Кашурникова.

По дороге он спустил с поводка свою собаку, которая убежала по кустам вперед. Через некоторое время Викулов неожиданно услышал выстрелы, а затем собачий визг. Бросившись на шум, он увидел какого-то неизвестного, который добивал из своего ружья его лайку.

В ходе мгновенно возникшей ссоры неизвестный мужчина, оказавшийся егерем, начал приближаться к нему, требуя отдать ружье. В ответ Викулов, возмущенный расправой над собакой, вскинул свое ружье. Отступая назад, он зацепился за сучья и — в падении — почти в упор дважды выстрелил в грудь егерю, убив его на месте.

Когда Викулов понял, что совершил преступление, он стал заметать следы. Он вскинул труп лайки на плечо и отнес метров на девятьсот в сторону, где бросил в бурный лесной ручей. Затем он немедля вернулся в Сосново и уехал в Ленинград. В спешке, нагибаясь над собакой, Викулов выронил из патронника тот самый новенький патрон, «паспорт охотника». Его-то сыщики и нашли в ходе осмотра.

Позже, при выезде на место преступления, в ходе так называемой «уличной операции» Викулов точно указал место, где произошло убийство егеря, и привел к ручью, куда он сбросил лайку. Увы, к тому времени ручей затянуло льдом, в лесу морозило, и убитой собаки обнаружить не удалось — видимо, ее унесло течением.

Таким образом, несмотря на отсутствие свидетельской базы, минимальное количество материальных следов, обнаруженных на месте преступления, вина преступника была полностью доказана, а дело раскрыто. И на этот раз профессионализм сыщиков, сотрудников уголовного розыска Ленинграда имел право торжествовать победу.

Загрузка...