Угольки

Я прикрываю рот ладошкой, когда Кэл паркуется и подходит, чтобы помочь мне выйти. Звуки веселья напоминают эхо прошлого, когда мир был прежним, и когда для людей было нормально собраться… просто чтобы повеселиться.

Прошло так много времени с тех пор, как жизнь была такой.

Я ослепительно улыбаюсь, пока мы с Кэлом идем к городской площади. Там группа играет кантри-музыку — старые песни, которые я до сих пор помню. Два гитариста, барабанщик и скрипач. Многие люди танцуют, остальные сидят, разговаривают и смеются.

Это один из лучших вечеров на моей памяти. Мы подходим поздороваться со знакомыми людьми. Все рады видеть нас и еще сильнее радуются, понимая, что мы вместе. Мы какое-то время болтаем. Кэл приносит мне еду. Вкусная жареная свинина на шампуре и жареная картошка. Когда мы поели, он танцует со мной.

Я толком не умею танцевать. Я никогда не училась этому, да и возможности не было. Но Кэл, похоже, знает основы и показывает мне достаточно, чтобы мы двигались по танцполу без запинок.

Я это обожаю. Очень сильно. Несмотря на ноющую лодыжку, которая часто требует отдыха. Мне нравится находиться в объятиях Кэла. Нравится теплая улыбка в его глазах. Знакомые мелодии музыки. То, как мое тело хочет двигаться в ритме. Двигаться с ним. Через какое-то время я так ошеломлена, что начинаю хихикать и не могу остановиться.

Через несколько часов я все еще слишком много хихикаю, когда музыканты собирают инструменты, и пора уходить.

Уже стемнело, но Кэл не кажется слишком обеспокоенным, так что и я не волнуюсь. Мы близко к Новой Гавани, и эти окрестности безопасны, так что существует лишь очень малый шанс, что мы наткнемся на проблемы.

Я до сих пор не прекратила хихикать, когда мы добираемся до фермы, и Кэл паркует грузовик.

— Где ты достал клубнику? — спрашиваю я. Я еще не готова завершить вечер, так что беру большую ягоду и кусаю.

Сладость резко взрывается на языке. Я стону от удовольствия.

— Значит, вкусно? — спрашивает он.

— Угу. Лучшее, что я ела в жизни, — я еще раз кусаю, и сок течет по подбородку. — Где ты их достал?

— Там-сям.

Я щурюсь, но недовольный взгляд наверняка смягчается клубничным соком на моих губах.

Он мягко смеется.

— Дикерсоны выращивают ягоды. Помнишь их?

— Да. Конечно, — это большая семья с маленькой фермой примерно на середине пути между этим местом и нашей старой хижине. — Просто изумительно. Наверное, все начинает расти как раньше.

— Да. Похоже на то.

Я доедаю ягодку, затем выбираю еще одну и протягиваю ему.

— Это для тебя, — укоризненно говорит он.

— Что ж, если это мои ягоды, то мне дозволяется делать с ними что угодно, а я хочу разделить их с тобой, — я машу клубничкой перед его лицом. — Так что прекрати быть упрямым засранцем и ешь.

К моей радости он уступает без дальнейших споров. Он берет ягодку, съедает половину одним укусом, жует и мычит о том, как вкусно.

Мы вместе съедаем примерно половину клубники, и я опять беспомощно хихикаю. Я доедаю последнюю ягодку, которую планирую съесть, и говорю себе, что пора взять себя в руки, быть адекватным человеком, но тут замечаю определенное выражение в глазах Кэла.

Оно теплое и мягкое (он весь вечер был таким со мной), но это еще не все. Его взгляд голодным. Собственнический. Горячий. Томящийся.

Я сглатываю и смотрю на него, мои губы до сих пор влажные от клубники и слегка приоткрытые.

— Малышка, — бормочет он, поднимая руку, чтобы провести костяшками пальцев по моей щеке, а потом легонько скользнуть большим пальцем по линии моих губ. — Я буду действовать так медленно, как ты захочешь. Обещаю. Но если ты продолжишь так на меня смотреть, я буду испытывать очень сильное искушение поцеловать тебя.

— Правда? — шепчу я, подаваясь ему навстречу.

Он тоже сдвигается, встречая меня посередине и прижимаясь губами к моим губам. Он нежно скользит по ним, затем обхватывает губами мою верхнюю губу, приятно тянет ее и снова прижимается крепче.

Удовольствие и восторг пульсируют по всему моему телу. Я слышу, как хихикаю ему в губы.

Он трясется от расслабленного веселья и отстраняется. Он больше не пытается меня целовать. Он не спрашивает, хочу ли я большего. Должно быть, он понимает, что простой поцелуй идеально подходит для сегодняшнего вечера.

— Я не смеялась над тобой, — быстро говорю я, хотя он ни капельки не кажется обеспокоенным.

— Я знаю. Ты хорошо проводила время. Этого я и хочу для тебя, так что я счастлив видеть тебя такой.

Я краснею, но не знаю, почему. Я бросаю на него быстрый взгляд.

— Я хочу, чтобы ты тоже хорошо проводил время.

— Малышка, ты шутишь? Это, возможно, лучший вечер во всей моей жизни.

***

Мы ходим на одно большое свидание в неделю, поскольку это все, что допускает наше рабочее расписание, но на неделе мы видимся все чаще и чаще. Мы вместе завтракаем. Или прогуливаемся после ужина. У меня до сих пор место в одной из общих спален, а он спит в одном из старых амбаров, но мы много видимся днем, и с каждым разом становится чуточку легче. Естественнее.

Я все еще имею дело с сомнениями и колебаниями, которые закрадываются вопреки моим лучшим усилиям. Я до сих пор остро ощущаю, как чувствовала себя в то утро, когда проснулась, а Кэла не оказалось рядом.

Но теперь он другой. Не совсем. Он всегда будет самим собой. Но то затяжное чувство вины и внутренние противоречия больше не движут им. Я чувствую разницу. Не только в нем, но и в том, как я чувствую себя с ним.

Мне не нужно следить за словами или сомневаться в каждом действии, чтобы не отпугнуть его, как раньше.

Через три недели после нашего первого свидания Кэл вечером пятницы везет меня на пикник. Должно быть, он подготовился и нашел идеальное место, потому что он привозит меня в уединенную тенистую рощу, окруженную полевыми цветами и дающую вид на весело журчащий ручей.

Все идеально и становится еще лучше, когда Кэл расстилает одеяло и показывает, что у него в корзине.

Он откуда-то достал бутылку вина. Сладкое и фруктовое Москато, и это идеально, поскольку я так и не научилась ценить более сухие вина.

Мы пьем вино, едим сэндвичи с ветчиной и помидорами и морковные палочки. В роще прохладно, я чувствую себя расслабленной, пока мы лакомимся и болтаем.

Кэл прислоняется к дереву. Когда мы закончили с едой, он тянет ко мне руку в безмолвном зовущем жесте, и я инстинктивно подвигаюсь к нему. Он обвивает меня рукой, и я прижимаюсь к его боку.

Это ощущается так безопасно. Тепло. Как дома. Именно там, где я должна быть.

У меня еще остался глоточек вина, и я потягиваю его, поскольку слишком жалко тратить его впустую.

Мы говорили о легких, повседневных вещах. Что случилось за неделю. Планы Фэйт и Джексона по расширению Новой Гавани. Сойдутся ли Мак и Анна. Но теперь мы погружаемся в густое ленивое молчание.

Я допиваю вино, ставлю бокал и тянусь к левой руке Кэла. Не знаю, почему. Просто хочется поиграть с ней. Я потираю ладонь. Массирую каждый палец. Говорю ему, что пора подстричь ногти.

Растираю запястье, затем предплечье.

— Когда твои чувства ко мне начали меняться? — внезапно спрашиваю я. Вопрос, который возникал у меня уже давно.

Кэл немного колеблется.

— Ты имеешь в виду…?

— Да. Именно это я и имею в виду. Когда ты начал воспринимать меня не как девушку Дерека, а как твою… твою партнершу? — это лучшее слово, которое я могу подобрать для описания того, кем мы были друг другу раньше.

— Толком не знаю. Я не пытаюсь что-то от тебя скрыть. Все происходило так медленно и постепенно, что я не могу определить момент. Когда Дерек был жив, он был для меня самым важным на свете. Так что я практически не думал о тебе. Не то чтобы ты была пустым местом. Я видел, какая ты храбрая, сильная и умная. Но тогда мое сердце было едва открыто, и в нем не было место ни для кого, кроме Дерека. Затем, когда он умер, минимум год я всего лишь медленно узнавал тебя и начинал питать симпатию. Ты то и дело производила на меня впечатление. Ты делала мою жизнь лучше. Ты как будто… смягчила все для меня, — он сухо усмехается, будто посмеивается над самим собой. — Никто и никогда прежде не делал этого для меня.

Я почти не дышу, пока слушаю.

— Но тогда я тебя не привлекала?

— Нет, нет, нет, — он резко качает головой. — Ну то есть, я время от времени подмечал, какая ты красивая. Или мельком видел твое тело и чувствовал… что-то. Но я всегда сразу же отталкивал это, так что меня это не особо беспокоило. Так продолжалось два года, а потом эти мысли стали постоянными. И они становились сильнее. И я не мог их оттолкнуть. Бл*дь, я чувствовал себя таким гадким типом, возбуждаясь от твоей близости. Поэтому я продолжал отталкивать тебя.

— Я знаю, — я до сих пор легонько массирую его руку и запястье. — Теперь я знаю.

— Затем моя чертова спина покрылась болячками, и ты прикасалась ко мне, нанося лосьон, и дальше все уже было кончено.

Я мягко смеюсь, тронутая и заинтригованная этими откровениями.

— Примерно в то же время все начало меняться и для меня. Может, ты это улавливал. Поэтому не мог больше подавлять эти чувства.

— Может быть. Я знаю лишь то, что это поедало меня изнутри. Хотеть тебя так сильно, но верить, что я не могу тебя получить.

На несколько минут мы погружаемся в задумчивое молчание, и я сосредотачиваюсь на его ладони и руке, пока мои ладони движутся по ним. Его загорелую кожу пересекают шрамы, как всегда резко выделяющиеся. По какой-то причине они беспокоят меня. Я хочу их разгладить. Стереть их вместе с болью, которая их сопровождала.

— Что случилось, Кэл? — я провожу кончиками пальцев по одному из самых заметных шрамов. Он поймет, о чем я говорю, и как сменилась тема.

Но я не знаю, ответит ли он мне. Раньше я постоянно спрашивала, и он отказывался говорить.

Он притихает на долгое время. Так долго, что я испытываю мрачное смирение.

Но ничего страшного. Это не тест. Между нами все развивается хорошо, и этот момент не обязан все портить.

Наконец, он издает гортанный звук и как-то неспокойно разминает спину.

— Парни и я заскочили в бар, где в задней комнате проводили азартные игры. Ты знаешь, каких парней я имею в виду.

— Да, — конечно, я их знаю. Стая засранцев, с которыми он раньше якшался. Некоторые из них несколько лет назад вторглись в наш дом и на какое-то время разнесли всю мою жизнь.

— В баре всегда было много налички, и они держали ее в сейфе в заднем помещении. Так вот, мы об этом знали и решили, что можем их ограбить. Ты же знаешь, что я делал такие вещи, верно?

— Знаю.

— Так вот, мы были кучкой идиотов. Напились, и я понятия не имею, как мы собирались проникнуть в сейф. Мы пытались надавить на владельца, чтобы тот открыл его для нас, но он отказался.

— Ты причинил ему боль? — я все еще массирую его руку, тру пальцами натянутую кожу, крепкие мышцы, жесткие волоски и уродливые белые шрамы.

— Да. Я его бил. Тогда я причинял боль многим людям, — его голос звучит слегка хрипло, как это всегда бывает, когда он испытывает настоящие чувства, но он не колеблется, рассказывая мне. Он не утаивает себя, как делал это когда-то.

— Ты убивал кого-то?

— Пару раз был близок к этому. Но нет. Этого я никогда не делал.

Я выдыхаю с облегчением — облегчением скорее за него, чем за себя. Я не хотела, чтобы ему приходилось жить с этим.

— Но я навредил множеству людей. Необязательно убивать их, чтобы причинить боль.

— Знаю, — я переплетаю наши пальцы и сжимаю его ладонь. — Так что стало с сейфом?

— Ситуация вышла из-под контроля. Парни разозлились и начали громить вещи просто так. И один из парней начал набрасываться на владельца. Говорил, что в итоге он сдастся и скажет нам. Все было плохо. Он собирался убить этого мужчину. И… я не знаю. Я не думал, что тогда у меня была совесть, но что-то меня зацепило. Это… — он качает головой и прерывисто вздыхает. — Я до сих пор помню глаза того мужчины. Не знаю, почему. Но я до сих пор вижу их. Постоянно. Как будто в том, как он смотрел на меня, я видел, насколько я поганый и сколько грехов я совершил. Такое чувство, будто я превратился в моего отца. Избиваю беспомощных людей по причине того, что я сам несчастен.

— Что ты сделал? — шепчу я. То, чем он делится со мной, ощущается важным. Тяжелым. Серьезным. И я хочу именно так отнестись к этому.

— Я пытался остановить своего приятеля. Того, что собирался его убить. Он рассердился, конечно же, так что между нами завязалась потасовка, и он в итоге толкнул меня на стеклянную витрину, где владелец держал коллекционные бейсбольные мячи.

— О нет.

— Моя рука пробила витрину, и стекло исполосовало ее.

— Кэл.

— Все не так плохо, как звучит. Я заслуживал гораздо худшего.

— Это могло убить тебя, если бы осколок рассек артерию или типа того.

— Да. У меня довольно сильно шла кровь, но к тому времени уже приехали копы. Должно быть, кто-то вызвал их. А парни, которые якобы были моими приятелями, все скрылись. Сбежали и бросили меня.

— О нет. И так ты оказался в тюрьме?

— Да. Мне дали восемь лет, но выпустили через пять. Затем я вернулся домой. Тогда моя мама еще была жива, и мне некуда было идти. А вскоре после этого мама Дерека наконец-то рассказала мне о нем, — он вздыхает и опускает голову, потираясь щекой о мои волосы. — Я уже хотел исправиться. Просто по какой-то причине не мог забыть ту ночь. Затем, узнав о Дереке, я как будто обрел почву под ногами. Когда моя мама умерла и оставила мне немного денег, я сумел купить тот домик на горе. Я все равно был одиночкой. Никогда не был хорошим мужчиной. Но я старался быть лучше. Выполнял кое-какую работу со строительной командой, а позднее получил работу в автомастерской. Я не был счастлив, но хотя бы я находился поближе к Дереку, и в итоге его мама позволила мне изредка видеться с ним.

— Мне хотелось бы, чтобы ты был счастливее.

— Не думаю, что я когда-то был по-настоящему счастлив. Пока не появилась ты.

Я издаю легкий жалобный звук и подношу его руку к своим губам. Мягко целую в ладонь, ибо это единственное, как я могу сейчас выразить свои чувства.

Он не убирает свою ладонь сразу же, как сделал это, когда я впервые поцеловала его ладонь давным-давно. Я осмеливаюсь поднять взгляд к его лицу и ошеломлена неприкрытой нежностью его выражения.

Наверное, он еще никогда не был таким уязвимым со мной, но он не пытается отстраниться.

Мы на какое-то время погружаемся в молчание, затем пытаемся развеять атмосферу разговором о других вещах. Солнце все ниже опускается по небу, заливая оранжевым светом луга и воду в ручье. Нам нужно будет уйти до того, как стемнеет. Одно дело — проехать небольшое расстояние на машине, но сегодня мы пришли сюда пешком. Мы определенно не пойдем три с лишним километра в темноте.

Но у нас до сих пор есть время. Я еще не готова уходить.

Все еще переполненная глубокими эмоциями и привязанностью, я слегка поворачиваюсь под рукой Кэла, которой он по-прежнему обнимает меня, и вытягиваюсь, чтобы легонько поцеловать его в губы. Волоски его бороды щекочут мою кожу, но мне всегда нравилось, как это ощущается.

— За что это? — спрашивает он.

— Спасибо. Что рассказал мне. Я знаю, это было нелегко.

— Я давно должен был рассказать тебе. Неправильно скрывать, как это делал я. Думаю, от этого все… раздулось больше, чем есть на самом деле.

— Может быть. Но я все равно знаю, что тебе непросто было это отпустить, так что спасибо, что сделал это.

— Я бы сделал для тебя и не такое, малышка, — в его глазах проступает то горячее выражение, которое всегда меня заводит.

Я не могу придумать ни единой причины не делать этого, так что приподнимаюсь и снова целую его. На сей раз он целует меня в ответ.

Его ладонь скользит вверх, обхватывает мой затылок и удерживает меня на месте, пока он углубляет поцелуй. Вскоре его язык пускается в дело, и это ощущается так приятно, что я издаю бесстыжие, голодные звуки ему в рот.

Ему это тоже очень нравится. Его тело сделалось распаленно-горячим, он тяжело дышит через нос. Медленно наваливается на меня, побуждая лечь спиной на одеяло, а сам оказывается сверху.

Мне всегда нравилось чувствовать на себе его вес. Он целует меня, пока я не начинаю пульсировать везде и обвиваю ногой его бедро.

Он тверд под брюками. Я чувствую бугор его члена, прижимающийся ко мне. Я потираюсь о него.

Он охает и разрывает поцелуй, приподнимая свой торс достаточно, чтобы взглянуть на меня. Он такой же раскрасневшийся, какой я чувствую себя.

— Нам лучше остановиться, малышка. Я слишком увлекся.

— О, — я издаю легкий жалобный звук, пока моя киска пульсирует от томительной нужды.

Вопреки его очевидному напряжению, Кэл спешно всматривается в мое лицо.

— Если только ты не готова к большему.

Я ерзаю бедрами. Я честно умираю без него. Но когда я позволяю разуму представить, как наши тела обнажаются и двигаются вместе, во мне вспыхивает страх, готовый ошеломить меня.

Я даже не знаю, откуда он берется, но он бросает тень на все остальное.

— Неа, — Кэл со стоном поднимается с меня. — Этого мы пока делать не будем.

— Я не говорила…

— Я вижу это по твоему лицу, малышка. И ни за что, бл*дь, я не буду трахать тебя, пока ты не уверена.

— Прости. Я правда хочу. Ну то есть, мое тело сейчас очень мной недовольно, — я тоже сажусь. Тру лицо, стараюсь пригладить волосы. — Но может, нам стоит еще немножко подождать.

— Так и сделаем. У нас полно времени.

— Но теперь у тебя стояк, и с ним ничего нельзя поделать.

Он усмехается, совсем немного запыхавшись.

— Дай мне минутку. Со временем пройдет. Ничего страшного. В конце концов, у меня за плечами годы стояков на тебя.

***

Всю следующую неделю ко мне то и дело возвращается мысль о нашей хижине на горе. Не знаю, почему, но я не могу от нее отделаться. Поскольку пятница — это мой выходной от работы на ферме, я после завтрака уезжаю на моем мотоцикле. На мотоцикле Кэла. На нашем мотоцикле. Или чей он там. Я уезжаю и направляюсь к горе.

Я не бывала дома с тех пор, как он меня бросил.

Приближаясь, я сбрасываю скорость. Воздух, деревья и земляная дорога пахнут точно так же. Ощущаются точно так же. Дерево с раздвоившимся стволом до сих пор стоит, как и заброшенный фургон на обочине земляной дороги. Когда я добираюсь до гравийной подъездной дорожки и останавливаюсь перед хижиной, она выглядит меньше, чем в моих воспоминаниях.

Но в остальном все то же самое.

Очевидно, что тут много месяцев никто не жил, но состояние не такое плохое, как я ожидала. Двор ухоженный. Одно окно, видимо, треснуло, но оно аккуратно заколочено досками.

Кэл, видимо, время от времени приезжал сюда на протяжении последних месяцев и поддерживал это место.

Я чувствую эмоциональную тяжесть, когда спешиваюсь и иду ко входной двери. Она заперта, но у меня всегда был ключ, так что я ее отпираю.

Запах внутри ударяет меня как волной вместе с сопутствующими воспоминаниями. Как я первый раз вошла в эту дверь, испытывая страх, тошноту и недоверие. Как Кэл привел меня обратно, когда я сбежала после смерти Дерека. Так много умиротворенных и компанейских дней работы и жизни с Кэлом, пока все не начало меняться.

Нанесение лосьона на его спину. Как он грел меня своим телом, когда я чуть не замерзла. Как он прикоснулся ко мне в первый раз. Как в первый раз поцеловал. Как мы в первый раз по-настоящему занялись сексом.

Это слишком маленькая хижина, чтобы здесь хранилось так много воспоминаний. Я чуть не плачу, когда прохожу внутрь.

Тут пыльно. Паутина по углам. Но в остальном мебель точно в таком же состоянии, как мы ее оставили. Две кровати. Старое кресло. Маленький стол с двумя стульями. Кухонный уголок, используемый в основном для хранения. Дровяная печь в центре комнаты.

Это место так долго было домом.

Для меня это до сих пор дом. Мой первый инстинкт — схватить метлу и начать убираться, но я этого не делаю. Я выхожу наружу и проверяю пустой курятник. Все наши куры до сих пор в Новой Гавани, где провели уже несколько месяцев. Затем я осматриваю хозяйственные пристройки. Тут до сих пор несколько потрепанных автомобилей и полные резервуары бензина. Я замечаю, что Кэл определенно регулярно возвращался, поскольку некоторое из нашего хранимого имущества исчезло.

В итоге я добираюсь до ровного места с задней стороны участка, где Кэл вырыл могилу для Дерека.

На ней лежит аккуратно связанный пучок полевых цветов. Они лишь слегка завяли. Должно быть, Кэл был тут на этой неделе и оставил эти цветы.

Затем я плачу, вспоминая Дерека. Его добрые карие глаза и милую улыбку. Жизнь, которую у него отняли.

Какое-то время спустя я возвращаюсь в хижину и снова начинаю плакать, стоя на пороге и так ясно видя жизнь, которую вели мы с Кэлом. Жизнь, которую я любила. И которая так изломалась.

Я сглатываю слезы, ощущая позади себя присутствие. Может, я реально чувствую его запах, доносящийся ветерком с расстояния. Знакомый, безошибочно узнаваемый запах.

Рывком развернувшись, я обвожу взглядом двор, пока мои глаза не останавливаются на одинокой фигуре у начала подъездной дорожки.

Кэл.

Я шмыгаю носом и тру глаза.

— Я могу держаться в стороне, — говорит он совершенно серьезным голосом. — Увидел, что ты ушла одна, и хотел убедиться, что ты в безопасности. Но я могу оставить тебя одну, если хочешь.

— Нет, все в порядке.

Он медленно идет ко мне. Когда он оказывается достаточно близко, я вижу, что его взгляд торопливо изучает мое лицо. Ищет… что-то.

— Ты в порядке? — спрашивает он очень мягко.

— Думаю, да. Я даже не знаю, почему я так расклеилась. Просто я не была тут с тех пор, как…

— Да. Я часто приезжаю. Это место наполнено призраками, и некоторые из них очень ранят.

— Верно, — я снова слегка всхлипываю и изо всех сил стараюсь стереть слезы тыльными сторонами ладоней.

— Чего ты от меня хочешь, малышка? Я не могу выносить твои слезы. Я хочу… обнять тебя, сделать так, чтобы тебе стало лучше, но это я нас сломал. Я это знаю. Так что, возможно, ты этого не хочешь. Хочешь, чтобы я ушел?

— Нет, — я давлюсь новыми слезами. Я как будто не могу перестать плакать. — Пожалуйста, не уходи.

Затем я подчиняюсь всем своим инстинктам и прислоняюсь к его груди. Рыдаю в его рубашку. Он крепко обнимает меня, именно так, как мне нужно. Он держит меня, бормочет, что он рядом, любит меня, больше никогда не оставит, и наконец, я выплакиваю все.

Тогда я отстраняюсь из его объятий, и осознание укрепляется во мне.

Я верю ему.

Я верю ему.

Он любит меня, и он меня больше никогда не оставит.

Ничто в этом мире не убедит меня в обратном.

Мое лицо расплывается в весьма мокрой улыбке.

Он склоняет голову набок, его глаза смотрят до сих пор тревожно и так невероятно нежно.

— Что тут происходит, малышка?

— С чем?

— С тобой. Что-то, о чем мне нужно знать? — он кажется почти настороженным. Может, чувствующим легкую надежду.

— Я так не думаю. Пока что нет. Я еще разбираюсь, — я тянусь и обнимаю его. — Но я рада, что ты здесь.

***

На самом деле, я не знаю, почему я не разражаюсь тирадой от своего ослепляющего осознания. Может, это пока что слишком велико, чтобы об этом говорить. Вместо этого я предлагаю сделать уборку в доме, поскольку мне неприятно видеть хижину такой запущенной, и Кэлу, похоже, нравится эта идея.

Так что мы вытираем пыль, подметаем полы, трем и полируем все, пока жилье не начинает выглядеть так, как должно. И я хорошо провожу время, наводя порядок. Затем, когда мы оба потные и разгоряченные, я предлагаю пойти к водопаду и помыться.

На это Кэл тоже с готовностью соглашается.

Так что мы идем к водопаду, течение которого как никогда полное, и я как всегда моюсь первой. Кэл поворачивается ко мне спиной, давая мне уединение.

Мне хочется сказать ему, что он не обязан отворачиваться. Он может наблюдать за мной, если хочет. Я этого хочу. Но по какой-то причине я чрезвычайно смущена ситуацией и переменой моих чувств, так что я не нахожу в себе храбрости предложить это.

Я пользуюсь мылом и шампунем, которые мы принесли с собой, брею подмышки впервые за многие месяцы. В голове проносится мысль побрить еще и ноги, но я не особо на ней задерживаюсь.

Мои ноги не были бритыми все то время, что я знаю Кэла. Он просто не переживает по этому поводу, и похоже, это не стоит того, чтобы тратить время и лезвие бритвы на такую бесполезную задачу.

Я заплетаю волосы и надеваю большую мужскую футболку, которую прихватила из шкафа в хижине — она слегка пахнет плесенью, но все равно чистая — и говорю Кэлу, что я закончила.

Повернувшись, он голодным взглядом окидывает меня с головы до пят, но ничего не говорит и не делает первый шаг.

А я бы не возражала, если бы сделал.

— Могу я подстричь твои волосы и бороду? — спрашиваю я, показывая ножницы, которые взяла с собой.

— Конечно, можешь. Давненько нуждался в этом.

— Ты мог бы и сам немного подрезать, знаешь.

Он хрюкает.

— Это было бы неприятное зрелище.

Я хихикаю от этой мысли и начинаю стягивать его футболку через голову. Мы вместе снимаем ее, и я стараюсь не слишком отвлекаться на его обнаженный торс.

Сильные плечи. Прямая спина. Волосы на груди. Плоский живот. Очерченные мышцы, сухожилия и вены на руках. Шрамы.

Я хочу это все. Всего его. Примитивно. До глубины моего нутра.

Вместо того чтобы поддаваться порыву, я занимаюсь подравниванием его волос, затем сдвигаюсь вперед, чтобы заняться бородой. Я постоянно чувствую на себе его взгляд, пока стригу и приглаживаю.

Мне нравится, как он наблюдает за мной. Взгляд такой глубокий, теплый, собственнический и… искренний.

— Ладно, — говорю я, пригладив его бороду обеими руками. — Думаю, так хорошо.

— Да?

— Да, — я опускаю глаза.

Он тянется к одной из моих длинных толстых кос и проводит рукой вверх и вниз по ней.

— Спасибо, малышка.

— Тебе не нужно благодарить меня за это. Мне нравится это делать.

— Правда?

— Мне всегда нравилось… заботиться о тебе, — я хочу сейчас увидеть его лицо, но не могу поднять взгляд. Я жалею, что мои волосы не распущены, и нет возможности спрятаться за ними.

— До тебя обо мне никто никогда не заботился, не считая моей мамы.

— Знаю. Мне хотелось бы, чтобы это было не так.

Он нежно кладет ладонь на мой подбородок и приподнимает мое лицо, чтобы лучше видеть меня.

— Такое чувство, будто тебе надо что-то сказать, малышка. Что бы там ни было, я хочу это услышать.

Я прочищаю горло. Пытаюсь сказать ему, что чувствую.

Ничего не выходит.

— Ладно, — он слегка отстраняет меня, чтобы иметь возможность встать. — Когда ты будешь готова. У нас полно времени.

Это дарит мне облегчение, позволяя расслабиться. Я поворачиваюсь спиной к водопаду, пока он раздевается и встает под струи воды. Я слышу, как он двигается. Плещется. Трет свое тело.

И я очень хочу посмотреть.

Но это было бы неприлично. Я не могу пялиться на него во время приватного занятия. Даже если я ему явно нравлюсь, я все равно не могу подглядывать за ним голым, пока он не даст мне разрешение.

Это будет неправильно.

Но я сейчас очень хочу увидеть его тело.

— Что-то не так, Рэйчел?

— Что? — я так удивлена, что мой ответ звучит слегка визгливо.

— Похоже, что-то не так.

— Почему ты так решил?

— Твоя спина выглядит как-то встревоженно.

Мои щеки краснеют. Сердцебиение учащается.

— Не можешь же ты по моей спине сказать, как я себя чувствую.

— Еще как могу, — похоже, он отошел от водопада. Ближе ко мне. — Я могу прочесть твои чувства по малейшим деталям, как и ты делаешь это со мной. Так что скажи мне, что не так, малышка. Ты начинаешь беспокоить меня.

Легкий надрыв в его голосе заставляет меня признаться.

— Не из-за чего беспокоиться. Просто… просто я хочу посмотреть на тебя.

Черт. Это звучит абсолютно нелепо. Разве можно сделать эту ситуацию еще более неловкой?

— Бл*дь, тогда просто развернись, малышка, — звучит это так, будто он улыбается.

Так и есть. Я вижу улыбку на его лице, когда поворачиваюсь в его сторону. Затем мой взгляд неудержимо скользит по остальному его влажному и обнаженному телу. По мыльной пене на животе. По длинным ногам. По крепким бедрам. По частично эрегированному члену.

Последний объект определенно завладевает моим вниманием на минуту. И похоже, он твердеет на моих глазах.

Кэл все еще украдкой улыбается, вставая обратно под водопад и заканчивая намыливаться.

— Тебе не стоит быть таким самодовольным, — говорю я ему. — Ты тоже хотел посмотреть на меня, так?

— О да, черт возьми.

— Может, тебе все равно удастся, — я тянусь к низу своей футболки, приготовившись ее снять. Затем застываю на месте, заметив, как изменилось его лицо. — Ты не хочешь?

— Черт, ты же знаешь, что хочу. Ты можешь когда угодно смотреть на меня голого, но если ты тоже будешь голая, то мне очень сложно будет сдерживаться. Я хочу дать тебе столько времени, сколько тебе нужно, но я также не хочу… мучить себя.

Теперь я понимаю его колебания. Я понимаю все. И меня омывает радость и восторг, когда я делаю шаг к каскадам воды.

— Я тоже не хочу тебя мучить, Кэл.

— Ну… хорошо, — он непонимающе хмурится, глядя на меня.

Я снова начинаю стягивать футболку через голову.

— Малышка?

— Я готова, Кэл, — я скидываю футболку и бросаю ее на землю.

Его глаза голодно бродят вверх и вниз по моему обнаженному телу, после чего возвращаются к моему лицу.

— Малышка?

Я делаю пару шагов к нему.

— Я готова. И я не хочу больше ждать.

Он издает надломленный стон и бросается ко мне, схватив и притянув к своему мокрому телу, а затем крепко и глубоко целует. Мы наполовину стоим под струями воды, и это страннейшее, прекраснейшее ощущение. Быть голым на открытом воздухе. Теплая вода падает на нас сверху. И большое, твердое, нетерпеливое тело Кэла движется рядом с моим, а его язык с голодом врывается в мой рот.

Мы долго целуемся, пока он не устает наклоняться ко мне. Я намного ниже его ростом. Он подхватывает меня и поднимает, чтобы я могла обвить ногами его талию.

Он все еще целует меня, выходя из-под водопада и ступая очень аккуратно, чтобы не поскользнуться на склизких камнях. Затем выпрямляет шею и осматривается по сторонам, хмурясь при виде нашего окружения.

— Дерьмо. И как нам это сделать?

У меня вырывается смешок, пока я цепляюсь за него руками и ногами.

— Я серьезно. Я тут весь распалился, а у нас из вариантов твердые камни и утоптанная земля.

Я тоже распалилась. В этом нет сомнений. Так что я размышляю над вопросом, пока не придумываю ответ.

— Мы могли бы расстелить полотенца на земле.

— Хорошая идея, — он позволяет мне опуститься на ноги, и мы быстро расстилаем два больших полотенца на самом мягком участке земли с небольшими клочками травы. Я собираюсь встать коленями на одно из полотенец, но тут он подхватывает меня на руки.

— Ты что делаешь? — спрашиваю я, хихикая. Мне нравится, каково это — быть у него на руках. Всегда нравилось.

— Я начал так хорошо. Нет смысла позволять техническим моментам сбивать настрой, — он наклоняется, бережно укладывая меня на полотенце и затем устраиваясь сверху.

Я все еще посмеиваюсь, пока он целует меня, и его тело дрожит от теплого веселья и чего-то еще.

Чего-то, что, как я подозреваю, является глубинным предвкушением.

Он целует меня, пока все перед глазами не начинает расплываться, и я ерзаю под ним. Затем он сдвигается по моему телу ниже. Уделяет много внимания моим грудям, затем потирается мокрой бородой о мой живот. Я уже выгибаюсь, беспомощно хныкаю и ахаю еще до того, как он разводит мои ноги и утыкается в мою киску.

— Кэл! — я хватаюсь за его голову, за волосы. Впиваюсь пальцами в скальп.

Он приподнимает голову, глядя мне в лицо.

— Тебе нравится, малышка?

Я издаю абсурдный невнятный звук и пытаюсь потереться пахом об его лицо.

— Похоже, что нравится, — он улыбается и целует внутреннюю сторону моего бедра. — Я мечтал сделать это для тебя. Мечтал о том, как ты сейчас пахнешь. Как теряешь контроль и умоляешь. Как зелень твоих глаз темнеет, когда тебе очень хочется этого. Я так долго мечтал об этом.

Я издаю беспомощный всхлип от этих слов и снова стону, когда он дразнит мой клитор языком.

— Ты готова кончить для меня, малышка?

— Да, пожалуйста! Пожалуйста! Я ждала… так долго, — я ерзаю, тяну его за волосы, подавляю желание оседлать его лицо.

Он одобрительно мычит, продолжая дразнить и лизать. Затем я разлетаюсь на куски, когда он сильно сосет мой клитор. Я едва отошла от пика, как он вводит два пальца в мою киску и сгибает их, прикасаясь к точке G.

Я содрогаюсь на его пальцах, давясь криками удовольствия, когда второй оргазм по пятам следует за первым.

Он продолжает поглаживать меня, поднимает голову, чтобы лучше видеть меня. Он бормочет о том, как сильно я кончаю, какая хорошая, как он любит видеть меня такой.

Когда интенсивность наконец-то спадает, мое тело приятно смягчается. Я поворачиваю голову на полотенце и улыбаюсь от чистого удовлетворения.

— Похоже, тебе это было нужно, — он все еще не убирает из меня пальцы, но меняет позу, чтобы наклониться и поцеловать меня в губы. — Ты выглядишь очень счастливой.

— Я счастлива. Спасибо тебе за это.

— Пока что не благодари, — он несколько раз коротко целует меня в губы, затем по линии челюсти. Затем опускается по шее, пока не добирается до груди.

Он берет мой правый сосок в рот и сосет, пока я не выгибаю спину, громко вскрикивая.

— Вот так, малышка, — бормочет он, не отрываясь от моей кожи. — Ты уже снова готова, да? Тебе еще не хватило.

Я скулю какой-то ответ и беспокойно мотаю головой из стороны в сторону. Его рука теперь движется между моих ног, быстро и жестко трахая меня пальцами.

Он сосет мою грудь и трахает меня пальцами, отчего я кончаю еще два раза, причем во второй почти с криком, потому что удовольствие такое интенсивное.

Когда он наконец-то убирает руку между моих ног, я вся обмякшая и задыхающаяся. Он гладит мое разгоряченное влажное лицо и улыбается.

— Вот это моя девочка. Ты так хорошо справилась.

— Да ты и сам неплох, — мой голос звучит иронично, но это просто привычка. На деле я люблю то, как он говорит со мной в постели. Это заставляет меня чувствовать себя защищенной и одновременно сексуальной.

Он усмехается и устраивается на полотенце рядом со мной, притягивая меня на себя. Но не для поцелуя. Просто чтобы обнимать меня, пока я не приду в себя.

Мы лежим несколько минут, пока из моего сознания не уходит эта горячая дымка. Затем моя рука начинает бродить по его телу. Гладить грудь, живот, и ниже, пока я не обхватываю пальцами его толстый член.

Он был тверд с самого начала.

— Вот так, — он шипит сквозь стиснутые зубы. Его тело напряжено как сжатый кулак. — Умирал от желания почувствовать, как ты так прикасаешься ко мне. Не думал, что мне еще раз доведется ощутить тебя вот так.

— Ну, довелось. Я тоже хотела к тебе прикоснуться.

Потому что я полна эмоциями до краев, а он явно изнывает от нужды, я целую его в губы. Затем в плечо. Затем в грудь. Затем в живот.

Его пресс сокращается, мышцы бедер напрягаются, когда мой рот наконец-то скользит по его члену.

Я держу его ствол вертикально, чтобы иметь возможность лизнуть по всей длине. Затем опускаю губы и крепко сосу.

Он стонет так долго, протяжно и беспомощно. Его шея выгибается, и он закрывает глаза.

— Бл*дь, малышка!

Я продолжаю сосать и сжимать, испытывая восторг от его отзывчивости.

— Бл*дь. О бл*дь, — он тянется вниз и хватает меня за обе косы. — Ох, бл*дь, этот горячий ротик меня погубит.

Я издаю удовлетворенный звук, не выпуская его члена и пытаясь взять его немного глубже.

Он издает резкий громкий звук и свободной рукой стискивает полотенце.

Я снова удваиваю усилия, но тут он меня останавливает.

— Малышка, не бери меня полностью. Не так. Пока что нет.

Безо всяких колебаний я выпускаю его изо рта и выпрямляюсь.

— Чего ты хочешь, Кэл?

— Я хочу трахнуть тебя. Пожалуйста, можно мне трахнуть тебя?

Я снова охвачена неожиданными эмоциями, пока киваю при виде его раскрасневшегося лица.

— Я тоже этого хочу.

Он притягивает меня для поцелуя. Затем помогает мне оседлать его бедра и устраивает меня над собой. Он придерживает свой член, пока я опускаюсь на него и обхватываю своей киской.

Он большой. Толстый. Знакомый. Я ахаю и запрокидываю голову от тугого проникновения.

— Нормально? — спрашивает он, запыхавшись.

— Да. Да, хорошо, — я сдвигаюсь на нем, чувствуя, как он меня растягивает.

Он делает несколько прерывистых вдохов, затем берет себя в руки. Поднимает ладони, чтобы обхватить мое лицо.

— Тебе сейчас хорошо?

— Да. Очень хорошо.

— Ничто и никогда не ощущалось лучше этого. Быть в тебе вот так. Ничто за всю мою жизнь.

— Я тоже… — я хнычу, когда он двигает бедрами. — Я тоже это чувствую.

— Да?

— Да, — поскольку он не может лежать неподвижно, я начинаю двигаться на нем в медленном, размеренном ритме. — Ты всегда ощущался для меня как дом.

Он издает сдавленный звук. Резко отворачивает голову. Ему требуется минута, чтобы ответить.

— Ты тоже для меня дом, малышка. Всегда так было.

— Знаю.

Я правда знаю. И не думаю, что когда-нибудь в этом усомнюсь. Эта уверенность переполняет меня, заставляет скакать на нем жестче, быстрее. Вскоре я нетерпеливо подпрыгиваю на нем, и он сжимает мою задницу, чтобы держать меня достаточно близко и не дать его члену выскользнуть.

Он снова открыл глаза. Они такие горячие и примитивные, пока он смотрит, как подпрыгивают мои груди, как раскачиваются мои косы и напрягается лицо, пока я бесстыже охаю в ритме своих движений, и эти звуки кажутся почти детскими.

— Бл*дь, малышка. Посмотри на себя. Бери все, что хочешь. Бери все. Это все твое. Весь я — той.

Я рыдаю от удовольствия — и от его слов, и от нарастающих ощущений. Мое тело содрогается в крепком оргазме, и он не прекращается, потому что Кэл начинает потирать мой клитор.

Когда я наконец-то пережила свою разрядку, по моему лицу катятся слезы. Я запыхавшаяся, насытившаяся и ошеломленная ощущениями, но все еще не закончилось. Пока Кэл еще не кончил.

Так что я снова начинаю целенаправленно скакать на нем, сжимая киской его член.

— Бл*дь! — его ноздри раздуваются, и он жестко вскидывает бедра навстречу мне, охая, пыхтя и все еще держась за мою задницу. — Бл*дь, малышка. Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, Кэл. Так что кончи. Кончи для меня. Я хочу, чтобы ты отпустил себя.

Он издает сдавленный звук, сбиваясь с ритма. Он так энергично движется подо мной, что мне приходится держаться за его плечи.

— Я люблю тебя, Кэл! Отпусти себя..

На сей раз ему это удается. Он издает громкий рев. Его тело дергается и трясется, пока волна чистого удовольствия затапливает его лицо и глаза. Даже после он продолжает подергиваться, будто ощущения до сих пор слишком сильные.

Затем он с хриплым стоном притягивает меня в объятия. Трется о меня лицом.

— Я люблю тебя, — говорю я ему уже тихо. — И я больше не боюсь.

Он резко втягивает вдох и приподнимает мою голову, чтобы видеть мое лицо.

— Я серьезно. Я не боюсь. Я знаю, что ты больше никогда меня не оставишь. И я хочу быть с тобой по-настоящему. Быть с тобой навсегда. Для меня никогда не будет другого.

Он даже не может говорить, но я чувствую то, что чувствует он. Он дарит мне неуклюжий поцелуй и стискивает почти до синяков.

Проходит долгое время, прежде чем его тело смягчается, и ему удается пробормотать:

— Я не думал, что вновь получу тебя. В любом виде. И определенно не так. Только не после того, как я так сильно сломал нас.

— Я тоже не думала, но я вижу, что мы оба прошли долгий путь, — мое тело усталое, расслабленное, насытившееся в такой манере, которой оно не испытывало уже так давно. Как будто оно наконец-то получило необходимое. Я прижимаюсь к Кэлу. — Я могу быть цельной без тебя. Я это узнала, и мне надо было это знать. Но я все равно думаю… я всегда буду думать… что с тобой я чуточку целее.

***

Месяц спустя я стою в общей комнате в Новой Гавани и собираю свои немногочисленные вещи.

— Я продолжаю твердить себе, что это хорошо, — говорит Фэйт. Она сидит на краю матраса, якобы придя «помочь» собрать мне вещи, но главным образом просто составить мне компанию.

Как и Анна, которая сейчас взяла перерыв от команды Марии и последние пару недель оставалась в Новой Гавани.

— Это хорошо, — с улыбкой говорит Анна, передавая мне хорошенькое красное пальто, которое Кэл подарил мне на позапрошлое Рождество.

Оно не влезет в мою сумку, так что я кладу пальто поверх нее.

— Я знаю, что это хорошо, — Фэйт качает головой. — Хотя я правда не знаю, как я дошла до того, что говорю подобное про твой отъезд и проживание с Кэлом.

Я смеюсь, краснея от удовольствия, когда слышу, как она так небрежно говорит о причине, по которой я собираю вещи.

Мы с Кэлом переезжаем обратно в нашу хижину. Пора. Я не просто готова. Я полна предвкушения.

— Я знаю, что ты очень злилась на него. Я тоже. Но он сильно изменился. И я тоже. И я правда думаю, что сейчас это правильный шаг для нас, — я не привыкла так откровенничать с кем-то, кроме Кэла, но Фэйт — одна из моих лучших подруг, и я хочу, чтобы она поняла.

— Это правильный шаг. Я тоже это вижу. И хочешь верь, хочешь нет, но думаю, я действительно простила его. Я видела, какой он в последние два месяца. Он определенно изменился, и не только потому, что он так счастлив. Он просто… лучше.

Я киваю, желая ответить, но мне сложно придумать, что тут сказать.

К моему облегчению, Анна переводит тему.

— Итак, у вас есть планы присоединиться к «младенческой лихорадке», которая у нас тут разразилась в последнее время?

(«Младенческая лихорадка» — это шутливое название периода, когда кажется, будто все вокруг разом решили родить детей, — прим.)

Едва ли это можно назвать «младенческой лихорадкой». Но Кейт и Мигель полтора месяца назад родили здорового мальчика, и еще две пары в Новой Гавани ожидают пополнения.

Грант и Оливия тоже ждут ребенка, но это пока что не известно широкой публике.

— Этого нет в наших ближайших планах, однако мы примем все, что подкинет нам судьба, — говорю я ей с притворно суровым взглядом. — Я знаю, это звучит странно, раз мы съезжаемся, но для нас это не ново. Это наш дом, и мы просто переезжаем обратно. А в остальном мы по-прежнему не спешим и не создаем давления.

— Ой, я тебя умоляю, — говорит Фэйт. — Мужчина влюблен абсолютно по уши. Ты же не думаешь, что он «не спешит»?

— Я имею в виду не наши чувства, — я ощущаю, что опять краснею. — А наши планы. Мы вернемся к тому же, что делали раньше. Будем выполнять работу для людей, которые в этом нуждаются, а в остальном жить своей жизнью на горе. Но мы будем часто видеться с вами. Мы определенно не станем чужими.

— Даже не вздумайте, — Анна, похоже, радуется за меня. Видеть это очень трогательно.

— Мы не хотим снова быть изолированными. Ни один из нас этого не хочет. Так что мы определенно будем много приезжать.

Больше нечего говорить, и все мои вещи упакованы. Так что я обнимаю Фэйт и Анну, и они обе провожают меня до крыльца.

Кэл подогнал грузовик. Мой мотоцикл и кур он уже погрузил в кузов, и он подходит к ступеням, чтобы забрать у меня мои вещи.

Мы прощаемся, и меня охватывают неожиданные эмоции, пока он направляет машину по знакомой дороге к воротам. Там Джексон, и он выкрикивает дружелюбное приветствие, пока мы машем и проезжаем мимо.

Кэл ведет машину, пока ферма не скрывается из виду, затем сворачивает на обочину и паркует грузовик.

— Ты все еще хочешь сделать это, малышка?

— Да! Хочу. Обещаю. У меня ни капельки сомнений. Просто… не знаю… наверное, я буду по всем скучать.

Он тянется и обхватывает руками мое лицо.

— Мы будем ездить повидаться с ними, когда захотим. Мы больше не будем одни. Не в этот раз. Я тоже этого не хочу.

— Знаю.

— И если мы решим, что нам не нравится (или кому-то одному из нас не понравится), то мы можем вернуться в любой момент. Я поговорил с Джексоном. Он сказал, что нам рады в любой момент.

— Знаю. Фэйт сказала то же самое.

Кэл всматривается в мое лицо.

— Значит, можно ехать домой?

— Да. Хорошо. Именно этого я и хочу.

Он наклоняется полностью и мягко целует меня.

— Ладно, малышка. Тогда поехали домой.

Эпилог

Пять месяцев спустя

Я опускаю руку, чтобы положить ладонь на крышу кабины пикапа и держаться, пока мы прыгаем по кочкам. Мак едет не очень быстро, но дороги с годами становятся все хуже. На этой столько выбоин, что Мак в итоге съезжает с асфальта и едет по сорнякам и траве рядом, поскольку так получается комфортнее.

Мы теперь вернулись в свой регион Кентукки, но с утра находимся в дороге, возвращаемся после сопровождения переезжавшей группы. За всю дорогу мы не видели других машин, не считая группы на старых велосипедах. Иногда встречаются пешие путники, но в остальном дороги теперь почти пустуют.

Доступное топливо почти закончилось. У нас до сих пор есть резервы в Новой Гавани и в бункерном сообществе. Но большинство городов и поселений уже не имеет топлива для транспорта.

Еще через год, наверное, его не останется и у нас.

И это не конец света, поскольку многие старые дороги практически непригодны для передвижения.

Я оборачиваюсь через плечо на Кэла, который едет со мной в кузове пикапа. Мы перестали использовать мотоцикл для охраны периметра при путешествии, поскольку не хотим тратить лишний бензин.

Когда наш бензин закончится, нам с Кэлом, возможно, придется переехать с горы, но это решение мы примем позднее.

Может, нам повезет, и где-нибудь отыщется хороший запас.

— Давай, садись, — говорит Кэл, явно заметив, как нетвердо я держусь на ногах, хотя он даже не повернул головы. — Тут все хорошо.

Я подчиняюсь, потому что я устала от тряски. Эти три дня были долгими, и я вымоталась. Я рада очутиться дома.

Кэл по-прежнему стоит, широко расставив ноги для лучшего равновесия. Его глаза постоянно сканируют окрестности и ищут угрозы.

Мы не встречались с враждебными личностями в этом регионе с тех пор, как разделались с теми Волчьими Стаями, которые больше года назад взяли бункер в осаду. Пусть вероятность всегда существует, и глупо слишком ослаблять бдительность, мы здесь по сути в безопасности. Но поиск угроз — это вторая натура для Кэла. Он наверняка никогда не перестанет.

Я весьма сентиментально улыбаюсь, наблюдая за ним. Почти наступила зима, воздух холодный, но у него все равно мокрое пятно от пота на спине, пропитавшего рубашку. Его джинсы пора отправить на покой. Со своего места я вижу две разные дырки, а пояс настолько поношенный и растянутый, что джинсы едва держатся на бедрах. Пора подровнять его волосы и бороду. В каштановых прядях появилось еще больше заметной седины, чем в прошлом году, но это не делает его солидным, как бывает с некоторыми мужчинами.

Это заставляет его выглядеть еще грубее и брутальнее.

— Ты там отвлекаешься, малышка?

Я давлюсь удивленным смешком.

— Нет, конечно.

— Такое чувство, будто на меня пялятся.

— С чего бы мне на тебя пялиться?

Он бросает на меня теплый красноречивый взгляд.

— Вот не надо самодовольства. Ты не настолько горяч.

Издав хрюкающий смешок, он снова сканирует наш периметр, а я заставляю себя быть лапочкой и развернуться, чтобы тоже быть настороже.

В оставшиеся пятнадцать минут все хорошо, а потом мы добираемся до бункера.

За последний год они проделали поразительный объем работы. Теперь они воздвигли стену, за которой находится деревня из домов и общественных зданий, окружающая вход в подземный бункер. У них также имеется расширяющаяся ферма. Они еще не скоро будут такими продуктивными, как Новая Гавань, но они добиваются прогресса.

Нас пропускают через ворота, и Мак едет прямиком в старый гараж бункера. Автомобилям не разрешено ездить по узким улочкам деревни, так что он может поехать только туда.

Он с улыбкой выходит из машины, а Кэл помогает мне выбраться из кузова пикапа.

— Вы на какое-то время останетесь здесь?

Иногда мы так делаем. Это ощущается как поездка в отпуск, потому что у них есть горячий душ, кинотеатр и бассейн в бункера. Какое-то время они думали, что придется закрыть бассейн, раз у них закончились химикаты для очистки воды, но потом Мак и Грант нашли большой их запас в заброшенном отеле, и теперь бассейном до сих пор пользуются.

Но Кэлу не терпелось вернуться домой, так что мы направимся туда сразу же, как только поздороваемся с ребятами и дойдем до своего грузовика.

— Не в этот раз, — говорю я. — Мы готовы вернуться.

— Что ж, спасибо, что съездили со мной, — Мак хлопает Кэла по плечу и дарит мне крепкое медвежье объятие. — Знаете, о чем я подумал? Что нам очень нужно найти?

— И что же? — я думала, что мы живем весьма неплохо. Мы организовали процветающие сообщества, и нам удается заботиться друг о друге. Так что мне любопытно, о чем он думает.

— Коровы. Ни одной не видел со второго года после Падения. Но должны же они где-то остаться.

— Вау, — я прислоняюсь к Кэлу, поскольку он подошел и обнял меня рукой. — Да. Было бы здорово. Молоко. Сыр. Масло.

— Стейк, — сухо добавляет Кэл.

— Вот именно. Надо поработать над этим. Я все хотел съездить к центру страны. Посмотреть, что там. Посмотреть, насколько они развились. Может, у них есть коровы, на которых мы могли бы обменяться, — Мак делает паузу. — Если соберусь, вы поедете со мной?

Я оглядываюсь на Кэла и читаю ответ в его глазах.

— Конечно. Мы с радостью. Ты планируешь большую группу?

— Нее. Маленьким группам проще не привлекать к себе внимания. Мы не знаем, с чем столкнемся в том направлении, так что не нужно выглядеть угрожающе. Но я хочу поехать с ребятами, которые знают, что делают, так что вы двое были бы моим первым выбором. Анна сказала, что если я поеду, то она хочет присоединиться, так что, наверное, нас будет только четверо.

— Звучит здорово. Рассчитывай на нас, когда надумаешь, — я улыбаюсь и тут слышу дружелюбный голос с другой стороны гаража.

— Привет! Вы вернулись! Я не хотела, чтобы вы уехали без этого! — это Оливия. Высокая, светловолосая, ошеломительно красивая и заметно беременная. Она несет корзину чего-то, похожего на дыни.

Ее нагоняет хмурый голубоглазый Грант.

— Зачем, черт возьми, ты пытаешься таскать такие тяжелые штуки? — ворчит он, забирая у нее корзину и удерживая ее вместе с пакетом, который несет он сам.

Она смеется и корчит гримасу, поглаживая свой округлый живот.

— Будь по его, так он не дал бы мне носить ничего тяжелее подушки. В любом случае, в этом году гидропонный сад внизу дал очень хороший урожай, так что я подумала, что вы не откажетесь.

Я восторженно обнимаю себя при виде корзины с небольшими арбузами и дынями, а также пакета свежих томатов.

— Выглядит изумительно! Спасибо!

Кэл забирает продукты у Гранта. Мы болтаем еще несколько минут, затем идем к своем пикапу.

Через полтора часа мы сворачиваем на нашу гравийную дорожку у дома.

Дома.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, поворачиваясь к Кэлу. Всю дорогу обратно он был нетипично тихим, но это особенно заметно сейчас, когда мы только вдвоем. Он никогда не был разговорчив с другими людьми, но со мной он обычно не такой тихий.

Доехав до хижины, он паркует грузовик. С улыбкой поворачивается ко мне.

— Все хорошо.

Я ему верю. Его глаза мягкие, нежные, открытые.

— Просто ты тихий.

— Да. Есть кое-что на уме.

— Например?

Он выбирается из грузовика и берет продукты из кузова, пока я достаю нашу дорожную сумку.

— Например, что, Кэл? — спрашиваю я, хмурясь и шагая за ним в дом.

Он кладет дыни и помидоры на кухонный стол и поворачивается ко мне. Делает странный прерывистый вдох.

— Кэл, ты меня пугаешь, — мое сердцебиение учащается. Я подхожу и хватаю его за рубашку в тщетной попытке привлечь его поближе. Он всегда был слишком крупным, и его не сдвинуть. — Что происходит?

— Ничего плохого, — он сует руку в карман джинсов. — Просто у меня для тебя кое-что есть.

— Правда? — моя краткая вспышка тревоги уже унялась, и я чувствую уже другое волнение. Нежное предвкушение. Он всегда находит мне маленькие подарочки, и я обожаю все до единого. — Это поэтому вы с Маком вчера исчезли на пару часов?

— Ага, — он раскрывает ладонь. Показывая золотое кольцо с бриллиантом солитером квадратной огранки.

Я громко ахаю, поднося ладонь ко рту.

Он прочищает горло.

— Хочешь?

Я взрываюсь сдавленным хихиканьем.

— Это да? — он окидывает меня быстрым теплым взглядом.

— Да! — я хватаю кольцо и пытаюсь надеть, но он забирает его у меня и надевает на мой палец. Оно подходит.

Затем я бросаюсь в его объятия. Он обнимает меня в ответ, подхватывая и пару раз кружа над полом.

Мы прошли такой долгий путь с той ночи, когда он спустился с горы, чтобы спасти меня и Дерека в мире, который превратился в одни лишь тлеющие угольки.

Теперь мир же нечто большее, и мы проделали весь путь до дома.

Конец

П.С. От переводчика. В этой книге есть подводки к истории Мака и Анны, поскольку четвертая книга серии изначально планировалась про них. Однако в итоге автор отложила их историю, и последующие книги будут про других героев, которых мы пока не встречали. Тем не менее, надеемся, что книга Мака и Анны выйдет в 2024 году.