Угрюмый грот (с иллюстрациями)

Глава восьмая

Круговорот воды в природе состоит из трёх явлений: испарения, осаждения и скапливания, и вместе они составляют то, что в совокупности известно под названием «круговорот воды». Второе из этих явлений, а именно осаждение, есть процесс, в результате которого пар превращается в воду и выпадает в виде дождя, что вам, вероятно, доводилось наблюдать во время ливня, а также выходя на улицу в дождливое утро, день, вечер или даже ночь. Падающая сверху вода и называется дождём, который является результатом осаждения — одного из трёх явлений, составляющих круговорот воды. Из этих трёх явлений осаждение считается вторым, в особенности если в списке перечисленных явлений осаждение помещено средним, или вторым, по списку. «Осаждение» не что иное, как термин, которым обозначают превращение пара в воду, выпадающую затем в виде дождя, а с этим вы можете столкнуться, если выйдете на улицу во время ливня. Дождь представляет собой воду, которая сперва была паром, но в процессе осаждения — одного из трёх явлений в круговороте… ну а к настоящему моменту моё нудное описание, вероятно, уже усыпило вас, и вы, таким образом, сможете избежать страшных подробностей обратного пути Вайолет, Клауса и Солнышка через Грот Горгоны в сторону «Квиквега».

Бодлеровские сироты поняли, что на лодке случилось что-то плохое, как только доплыли до субмарины, постучались в металлический люк и не услышали отклика капитана. Их обратное путешествие через пещеру совершалось в холоде и мраке, к тому же теперь они двигались против, а не по течению. Клаус, плывший первым, поводил перед собой рукой из стороны в сторону, боясь пропустить «Квиквег» или налететь на что-нибудь жуткое, таящееся в пещере. Фиона дрожала всю дорогу, и Вайолет, державшая её за руку, ощущала, как нервно шевелятся пальцы подруги. Солнышко внутри своего водолазного шлема старалась не паниковать, когда он подпрыгивал в темноте, следуя за движениями сестры и брата. Ни малейшего света не проникало к ней в крошечное круглое окошечко, но, как и старшие Бодлеры, она настроилась на благополучное завершение путешествия, и надежда на возвращение на «Квиквег» светила ей, как крохотный огонёк во мраке Грота. Скоро, мечтали Бодлеры, они услышат гулкое «Так точно!» капитана Уиддершинса в награду за выполнение задания. Быть может, Фил приготовил для них что-нибудь горячее и вкусное, хоть и без помощи Солнышка. А возможно, по телеграфному устройству пришла новая «Глубоководная Почтовая Весть», которая поможет найти сахарницу, чтобы их путешествие не осталось бессмысленным. Но когда Клаус привёл их к люку, они не обнаружили никаких признаков того, что их ждут.

Постучав несколько минут, обеспокоенные, они открыли люк сами, что в темноте оказалось весьма затруднительным делом, быстро закрыли его за собой и начали спускаться по трапу. Они забеспокоились ещё больше, когда никто не привёл в действие клапан, так что немало воды натекло в то помещение, где Бодлеры впервые встретились с капитаном Уиддершинсом. Они напрягали слух, надеясь, что вот-вот раздастся окрик капитана: «Так точно! Ну и лужа!» или «Так точно! Клапан повреждён!» — или хотя бы что-то оптимистическое из уст Фила типа: «Смотрите на хорошую сторону — это же настоящее болото!»

— Капитан Уиддершинс! — позвала Вайолет. Голос её в шлеме звучал глухо.

— Отчим! — окликнула Фиона тоже глухо звучащим из шлема голосом.

— Фил! — позвал Клаус.

— Команда! — пискнула Солнышко.

Никто не отозвался, никто не сделал им замечания по поводу натёкшей из люка воды, и в коридоре их тоже никто не встретил.

— Отчим! — ещё раз окликнула Фиона, но в ответ они услышали только плескание лужи на полу.

Не снимая шлемов, все четверо зашлёпали дальше, мимо таблички с выгравированной личной философией капитана, и не останавливаясь дошли до кают-компании. Она оставалась, разумеется, такой же огромной, как раньше, и так же полной непонятных трубок, приборных щитков и предупреждающих надписей, но почему-то выглядела более прибранной, а возле деревянного стола, где команда наслаждалась Солнышкиным рагу и обсуждала путешествие по Гроту Горгоны, появилось кое-какое украшение: к трём стульям было привязано по голубому воздушному шарику и на каждом шарике красовалось по яркой чёрной букве. На одном стояло «Г», на другом — «П», и только безнадёжный тупица удивился бы, услыхав, что на третьем шарике стояло «В».

— Г. П. В., — сказала Вайолет. — Как вы думаете — это код?

— В данную минуту меня не интересуют коды. — Голос Фионы прозвучал внутри шлема слабо и напряжённо. — Я хочу найти членов команды. Ищите все.

Бодлеры осмотрелись вокруг, но каюткомпания выглядела такой же пустой и безлюдной, как Грот. Без внушительного присутствия капитана Уиддершинса (имеются в виду крупные размеры в сочетании с неуёмней энергией и зычным голосом) каюткомпания выглядела абсолютно заброшенной.

— Может, они в камбузе, — предположил Клаус, но, судя по неуверенному тону, он и сам в это не верил. — А может, спят в кубрике.

— Не может этого быть, — возразила Вайолет. — Они обещали все время следить за нами.

Фиона сделала шаг к двери в камбуз, но тут же остановилась и посмотрела на стол.

— Нету их шлемов, — сказала она. — Фил и отчим держали их обычно на столе на случай тревоги. — Она провела рукой по столу, как будто думала, что шлемы от этого появятся. — Фила и отчима нет. Они покинули «Квиквег».

— Я не могу в это поверить. — Клаус покачал головой. — Они знали, что мы в Гроте. Они не могли бросить своих собратьев волонтёров.

— Возможно, они думали, что мы не вернёмся, — предположила Фиона.

— Нет. — Вайолет показала на экран. — Они наблюдали за нами. Мы были крохотными зелёными точками на экране гидролокатора.

Дети взглянули на экран, надеясь увидеть пропавших членов команды в виде точек.

— Вероятно, у них была очень веская причина покинуть лодку, — сказала Фиона.

— Какая? — возмутился Клаус. — Они ждали бы нас независимо ни от чего.

— Нет. — Фиона грустно покачала головой. Она медленно сняла водолазный шлем, и средний Бодлер увидел у неё на глазах слезы. — Отчим не стал бы колебаться независимо ни от чего. Тот или та, кто колеблется…

— …пропали, — закончил Клаус и положил руку ей на плечо.

— Может быть, они оставили судно не по своей воле, — предположила Вайолет, желая сказать «против своего желания». — Может быть, кто-то увёл их.

— Увёл команду и оставил три шарика? — с недоумением произнёс Клаус.

— Новая тайна, — заметила Вайолет. — Но уверена, эту нам удастся разгадать. Снимаем шлемы — и за работу. Клаус кивнул, снял водолазный шлем и поставил его на пол рядом с Фиониным. Вайолет тоже сняла свой, а затем протянула руку к шлему с Солнышком с намерением открыть дверку и выпустить младшую сестру, чтобы та расправила руки и ноги, выползла из закрытого, тесного пространства и присоединилась к старшим. Но Фиона вдруг перехватила руку Вайолет и показала на круглое оконце в Солнышкином шлеме.

Много есть на свете вещей, которые трудно увидеть. Можно, например, не заметить кубик льда в стакане воды, особенно если кубик льда маленький, а стакан имеет десять миль в диаметре. Низенькую женщину трудно разглядеть в уличной толпе на городской улице, особенно если она замаскировалась под почтовый ящик[26], так что люди опускают письма ей в рот. А маленькую керамическую чашку с плотно прилегающей крышкой, внутри которой заключено нечто ценное, очень трудно отыскать в бельевой громадного отеля, особенно когда поблизости обретается ужасный негодяй, заставляя вас нервничать и не давая сосредоточиться. Однако, бывает, трудно увидеть что-либо не из-за громадности окружающего, не из-за хитроумного маскарада, не из-за присутствия коварной личности с коробкой спичек в кармане и дьявольским умыслом в голове, но из-за того, что вашим глазам предстало нечто в высшей степени неприятное и поверить в это трудно и огорчительно. Ваши глаза словно отказываются видеть то, что находится прямо перед ними. Вы можете, например, смотреть в зеркало и не замечать, как вы постарели или как неудачна ваша причёска, пока кто-нибудь — из добрых побуждений — не укажет вам на это. Вы можете смотреть на дом, где когда-то жили, и не замечать, насколько он изменился к худшему или какой зловещей сделалась атмосфера в округе, до тех пор пока, зайдя в ближайшую лавочку с мороженым в двух шагах от дома, не обнаружите, что вашего любимого сорта больше не производят. И вы можете смотреть в маленькое круглое окошечко водолазного шлема, как делали в этот момент Вайолет и Клаус, и не видеть ядовитых стеблей и шапочек страшного серого гриба за стеклом, пока вам не шепнут испуганно в ухо его научное название.

— Медузообразный мицелий, — прошептала Фиона, и двое старших Бодлеров прищурили глаза и увидели, что так оно и есть.

— Ой нет, — пробормотала Вайолет. — Нет, нет!

— Вынь её оттуда! — закричал Клаус. — Вынимай немедленно, она отравится!

— Нет! — твёрдо сказала Фиона и вырвала шлем из рук Бодлеров. Она поставила его на стол, точно супницу, — слово, означающее здесь «широкое и глубокое блюдо, в котором подают на стол тушёное мясо или суп, а совсем не маленькую перепуганную девочку, свернувшуюся клубком в детали глубоководного снаряжения». — Шлем послужит своего рода карантином. Если шлем открыть, гриб распространится вокруг. Вся субмарина может стать питомником грибов.

— Но мы не можем оставить её там! — крикнула Вайолет. — Споры отравят её!

— Возможно, она уже отравлена, — тихо сказала Фиона. — В таком тесном, закрытом пространстве это неизбежно.

— Не может этого быть! — Клаус снял очки, словно отказывался видеть весь ужас создавшейся ситуации.

Но в этот самый момент им пришлось поневоле признать реальность происходящего: тихий слабый звук донёсся из шлема. Он напомнил Клаусу и Вайолет кашляющих рыб в Порченом Потоке, которые пытались дышать в чёрной, полной пепла воде. Солнышко кашляла.

— Солнышко! — позвал в окошко шлема Клаус.

— Болезнь, — ответила Солнышко, желая сказать «Мне как-то нехорошо».

— Не разговаривай, Солнышко, — посоветовала Фиона и обернулась к старшим Бодлерам. — Мицелий разрушительно действует на дыхательную систему. — С этими словами миколог направилась к шкафу. — В письме говорилось именно об этом. Ваша сестра должна экономить дыхание. Споры будут все больше мешать ей говорить, и она, вероятно, начнёт кашлять все больше, по мере того как гриб будет разрастаться внутри. Через час она не сможет дышать. Наблюдать это было бы увлекательно, не будь это так страшно.

— Увлекательно?! — Вайолет прижала ладони ко рту и закрыла глаза, пытаясь не представлять себе, как чувствует себя испуганная Солнышко. — Что мы можем сделать?

— Мы можем приготовить противоядие, — отозвалась Фиона. — В моей библиотеке наверняка найдётся полезная информация, чтобы спасти вашу сестру.

— Я помогу тебе, — сказал Клаус. — Мне, конечно, будет трудно понять текст, но я…

— Нет, — ответила Фиона. — Для исследований мне требуется быть одной. А вы с Вайолет заберитесь по верёвочной лесенке наверх и запустите двигатели. Надо выбраться из пещеры.

— Но мы все должны заняться исследованиями! — запротестовала Вайолет. — Остался только час, а может быть, и того меньше! Если грибы успели прорасти, пока мы плыли к подводной лодке, то…

— То у нас уже нет времени на пререкания, — докончила Фиона, открывая шкаф и сдвигая в сторону ряд книг. — Приказываю вам оставить меня одну и дать мне возможность заняться книгами, чтобы спасти вашу сестру.

Старшие Бодлеры посмотрели друг на друга, а потом на водолазный шлем, стоящий на столе.

— Ты нам приказываешь? — не поверил своим ушам Клаус.

— Так точно! — вскричала Фиона, и Бодлеры услышали, как она впервые произносит эти слова. — Я здесь за старшего! Теперь, когда отчима тут нет, я — капитан «Квиквега»! Так точно!

— Не имеет значения, кто капитан! — возразила Вайолет. — Сейчас главное — спасти мою сестру!

— Лезьте наверх! — скомандовала Фиона. — Так точно! Запускайте двигатели! Так точно! Мы спасём Солнышко! Так точно! И найдём моего отчима! И сахарницу! Так точно! Колебаться некогда! Та, кто колеблется, — пропала! Вот моя личная философия!

— Это личная философия капитана, — буркнул Клаус, — а не твоя!

— Я — капитан! — с яростью воскликнула Фиона, и средний Бодлер разглядел сквозь треугольные очки, что миколог плачет. — Идите делайте, что я приказала!

Клаус открыл было рот, чтобы сказать что-нибудь ещё, но, как оказалось, у него тоже полились слезы, поэтому без дальнейших споров он повернулся и пошёл к верёвочной лесенке, а Вайолет последовала за ним.

— Она не права! — гневно прошептала старшая Бодлер. — Ты сам знаешь, Клаус, что она не права. Что мы будем делать?

— Запустим двигатели и выведем «Квиквег» из пещеры.

— Но это не спасёт Солнышко, — настаивала Вайолет. — Ты помнишь описание медузообразного мицелия?

— «В их спорах яд ужасной силы. Вдохнёшь — и через час в могилу», — процитировал Клаус. — Естественно, помню.

— Час? — послышался из шлема испуганный голос Солнышка.

— Ш-ш-ш, — остановила её Вайолет. — Береги дыхание, Солнышко. Мы найдём способ быстро тебя вылечить.

— Быстро не выйдет, — грустно проговорил Клаус. — Теперь Фиона капитан, а она нам приказала…

— Мне все равно, что она приказала, — прервала его Вайолет. — Она чересчур переменчива и ненадёжна, чтобы вызволить нас из создавшейся ситуации, она такая же, как её отчим и как брат! — Старшая из Бодлеров сунула руку в карман комбинезона и достала газетную вырезку, которую взяла в Гроте. При этом она задела рукой баночку с васаби и вздрогнула: ей так захотелось, чтобы сестра выздоровела и смогла использовать японскую приправу в каком-нибудь кушанье. — Послушай, что я прочту, Клаус!

— Не буду слушать! — шепотом огрызнулся брат. — Может быть, Фиона права. Может быть, нам не следует колебаться, да ещё в такой момент! Если не найти противоядия для сестры, она может погибнуть! Колебания только все ухудшат.

— Будет хуже, если заводить двигатели вместо того, чтобы вместе с Фионой искать противоядие, — продолжала твердить своё Вайолет.

Но в эту минуту оба они увидели нечто такое, отчего поняли, что хуже быть уже не может и оба они не правы. Им не следовало заводить двигатели и запускать «Квиквег» и не следовало помогать Фионе в её исследованиях, а также не следовало спорить друг с другом. Бодлерам да и Фионе следовало замереть на месте, стараясь не производить ни малейшего шума, и, вместо того чтобы смотреть на водолазный шлем, где томилась отравленная ядовитым медузообразным мицелием Солнышко, им следовало смотреть на экран гидролокатора или в иллюминатор, глядевший в тёмную глубину пещеры. На зелёном экране светилась буква «К», символизирующая «Квиквег», но это была ещё одна вещь, которую, как мы выше говорили, трудно увидеть, поскольку это же самое место занимал другой зелёный светящийся символ. А за стеклом иллюминатора виднелось множество небольших металлических трубок, они кружили по воде, выпуская тысячи и тысячи пузырьков, и в центре, где трубки сходились, зияла огромная дыра, похожая на гигантский голодный рот — рот осьминога, готового поглотить «Квиквег» и остатки его команды. Изображение на экране локатора было, само собой разумеется, глазом, а в иллюминаторе была видна субмарина, но и то и другое, как знали дети, означало одно: Граф Олаф. А уж это было хуже некуда.