Глава XIV «МАХНО УБИТ». НАПРАСНОЕ ЗЛОРАДСТВО ВРАГОВ РЕВОЛЮЦИИ

Во время стрельбы по конным разведчикам на станции Ново-гупаловке железнодорожники, видя, с какой скорбью повстанцы подбирали павших бойцов, пришли к выводу, что среди погибших находился и сам Батька Махно. Весть эта быстро донеслась до стана врагов и вызвала у них великое ликование. Офицеров, выезжавших поездом и убивших наших разведчиков, чествовали и восхваляли в городе Александровске.

Все кулаки и помещики, группировавшие в городе свои отряды по распоряжению александровского гетманского старосты и немецко-австрийского командования (в ожидании того, что отряд наш будет наступать на город), теперь снова рассыпались по уезду. Некоторые разъехались даже по своим колониям и хуторам и всюду рассказывали о смерти Махно, о том, что главные его повстанческие силы деморализованы и разбегаются. Всюду наши враги справляли тризну по Махно.

Сам я не читал, но мне передавали из города Александровска, что в прессе появилась заметка полуофициального характера о том, что «герои» — офицеры представлены к награде за убийство Махно.

Слыша обо всем этом, я, естественно, не мог быть спокоен. Я видел, что враги революции снова подняли головы, как будто с повстанчеством все уже кончено. Снова враги расползались по уезду…

Перед выездом из деревни Алеево я имел уже в своем распоряжении точные данные о том, в каких хуторах и колониях и какие именно вражеские отряды нашему отряду придется встретить.

Женщины-добровольцы-контрразведчицы, главным образом из тех, которые фанатично верили в правоту повстанчества, женщины замужние и девушки, труженицы-крестьянки с искреннего согласия своих мужей и родителей делали все для того, чтобы всюду прорываться сквозь рогатки контрреволюционных сил, разыскивать повстанческие отряды и сообщать им, где и какие стоят силы врагов, куда и какими дорогами направляются и т. д. и т. д.

Поэтому движение отряда из Алеево было рассчитано так, чтобы всем врагам, справлявшим тризну по моей смерти и смерти повстанчества, дать как можно сильнее почувствовать как их преступления, так и их глупость.

На нашем пути, верстах в 7-10 от Алеево, в колонии номер 4 находился кулацкий отряд под командой помещика Ленца. Его-то и нужно было уничтожить в первую очередь. Однако помещик Ленц, будучи убежден, что Махно убит, выслал нашему отряду пакет с крестьянином. В пакете мы нашли заявление Ленца о том, что он с махновцами драться не желает, он хочет мира. В доказательство своей искренности Ленц вывел свой отряд из колонии и дал нам возможность войти в колонию. А затем он попытался со своим отрядом со стороны и с помощью колонистов изнутри одним взмахом если и не совсем уничтожить, то наполовину перебить и перекалечить этот опасный махновский отряд.

Но в это время мы уже кое-что понимали в области партизанства и стратегии. Обхват колонии был нами выполнен так, что удар Ленца по нашему отряду и стрельба по нему из домов этой богатейшей колонии привели к полному ее разгрому. Сам Ленц лишь с несколькими всадниками еле умчался. Остальные его сподвижники и часть хозяев колонии (те, что стреляли по нашим бойцам) были раздавлены на месте, и колония была почти вся сожжена особой командой.

Затем назло врагам главные силы нашего отряда получили от «убитого» Махно следующее задание:

«Командиры и повстанцы! Враги революции издеваются над нами, над всеми тружениками села и города. Момент настал, когда мы должны их одернуть. Мы встретились сейчас с отрядом помещика Ленца. Отряд раздавлен, Ленц бежал. Чтобы не дать возможности Ленцу сообщить о своем поражении в другие хутора и колонии другим контрреволюционным отрядам, главные силы нашего отряда должны выделить достойный авангард и по его следам огнем и мечом пронестись в один день через все кулацкие хутора и колонии маршем, который не должен знать никаких остановок перед силами врагов. Т. е., какие бы силы врагов нас ни встретили, они должны быть раздавлены. Все богатеи, хозяева хуторов и колоний, которые, как вам известно, съехались из-под Александровска повеселиться на радостях, что их наемниками убит Махно, должны быть застигнуты нами за их оргиями неожиданно для них. Главные силы отряда пойдут со мною Каретником и Лютым. Но в авангарде этих сил должны пойти кавалеристы-охотники под руководством товарища Алексея Марченко. Они должны пройти по улицам хуторов революционно-боевым маршем, ничего не делая, только трубя в сигнальные рожки и стреляя в воздух. Работы по конфискации лошадей, тачанок, разного рода оружия и денежных средств, которые для нашего движения нужны, они оставят для других групп из главных сил, которые на плечах кавалеристов займут эти хутора».

И силы наши тронулись в этот тяжелый, но необходимый марш. Я сам видел, как бесстрашные бойцы во главе с Марченко шли впереди и теряли под градом вражеских пуль многих славных друзей. Но они не дрогнули и нигде не сбились. Они летели прямо на верную смерть с глубоким сознанием того, что через свою смерть или победу прокладывают путь для других бойцов и к другим победам.

Главные силы отряда входили в хутора, имения и колонии по следам первой группы, сравнительно под слабым встречным огнем.

Хозяева эти могли бы быть все уничтожены вместе с их усадьбами. В сущности, это было бы ответом на жертвы, понесенные повстанцами при налетах на них помещиков. Но не жизнь этих хозяев нужна была повстанчеству, а реальное воздействие на их психику и та физическая победа над ними, необходимость которой диктовалась моментом. Отнятие жизни у тех, кто, однако, рвет и топчет жизнь других, считалось уже в это время в рядах повстанцев-махновцев крайней мерой, применение которой допускалось лишь в отдельных случаях в отношении одиночек, а не массы людей. Здесь, на пути через хутора, отнятие жизни могло иметь только массовый характер. Этого повстанцы-махновцы старались избегать. Они ограничились, как говорилось в распоряжении, конфискацией у хозяев лошадей, тачанок, денежных средств, огнестрельного и холодного оружия. Уничтожались лишь одиночки из них, главным образом те, которые состояли в отрядах, боровшихся против революции, разъезжая по всему району. Этому элементу не было пощады, ибо его деятельность по селам в отношении революционно настроенных крестьян была слишком хорошо известна повстанцам-махновцам. Некоторые из этих кулаков были форменными палачами в отношении крестьян и крестьянок. В районах Гуляйполе — Александровск можно было сплошь и рядом встретить после их прихода переизнасилованных крестьянок и избитых или загнанных в тюрьмы их мужей, не говоря об убитых.

Пробег нашего отряда через кулацкие хутора и колонии в Лукашево-Бразоловско-Рождественском районах в боевом порядке произвел должное впечатление на все силы контрреволюции не только в Александровском уезде, но и вообще на Левобережной Украине.

Многие кулаки и помещики, увидев меня во главе отряда, столбенели и не скоро приходили в себя. А когда они приходили в себя, то, не стесняясь махновцев, проклинали своих вождей за их ложь об убийстве того, против кого они так долго действовали и готовились выйти с оружием в руках целыми хуторами и кому в руки теперь так глупо попались, убаюканные ложью о его смерти.

Конечно, с такими людишками повстанцы-махновцы менее всего расправлялись. У них лишь конфисковывались нужные повстанчеству хорошие лошади и тачанки под пулеметы (для пехоты в сводные конно-пехотные части революционной армии). Хутора теперь уже не сжигались. А хозяевам их, одуревшим при виде Махно, смерти которого они только что радовались, справляя пиры и восхваляя его убийц, делалось серьезнейшее предупреждение о том, чтобы они «подлечились» и занялись своим непосредственно мирным трудом, выбросив из своих деревянных голов всякие мысли о том, что немецко-австрийские армии на Украине непобедимы и что за их спиной они, эти хозяева, укрепят свои прежние привилегии и власть над трудящимися…

Так, в этот день с тяжелыми боями и большими жертвами (со стороны повстанцев и со стороны вооруженного кулачества) наш отряд прошел около 40 верст и вступил в свое родное по духу село Рождественку, где и расположился на вполне заслуженный отдых.

В селе Рождественке крестьяне дали нам сведения о роли рождественского священника, действовавшего заодно с кулаками и провокаторами в пользу гетманщины и против бедноты. Сведения крестьян об этом священнике, о его личных доносах немецко-австрийским и гетманским карательным отрядам на крестьян, сведения, нашедшие себе подтверждение в ряде убитых этими отрядами передовых крестьян, послужили для штаба достаточным основанием, чтобы вызвать священника, опросить его и поставить на очную ставку с несколькими крестьянами.

Священник был опрошен, а затем как собака был самими крестьянами и повстанцами повешен.

Казнь рождественского священника была у повстанцев-махновцев вторым случаем уничтожения священников за их провокаторскую роль в отношении трудового крестьянства. За аналогичное действие штабом был в свое время схвачен семеновский священник, о котором крестьяне всем своим сходом показывали, что он является организатором кулаков и провокатором по отношению к бедноте. Некоторые из семеновских крестьян рассказывали, как этот «их» священник расспрашивал женщин о том, чем занимаются их мужья и т. п., и вскоре после этого мужья некоторых женщин арестовывались, ибо «глупые женщины» перед священником таяли и рассказывали ему, что их мужья говорят против гетмана и немецко-австрийского командования.

Второй, рождественский, случай уничтожения священника за провокацию скоро разнесся по району. И священники, начавшие было практиковать в районах повстанчества свои ораторские и провокаторские способности, быстро охладели к этой практике и возвратились к своим церковным делам, держась тише воды, болтаясь только в них, не касаясь уже революции, даже когда некоторые старички крестьяне, по своей ли инициативе или по инициативе своих сыновей, насмешливо спрашивали их:

— А что ж это вы, отец такой-то, перестали объяснять народу свои мнения про гетмана та спасших Украину немцев и австрийцев от «кацапсько-жидовського бруду», что называется революцией?..

Теперь священники или совсем молчали, или же становились ярыми сторонниками только церковной правды на земле и отделывались от подобных вопросов заявлениями, что канонические дела не позволяют им следить за мирскими общественными и политическими делами или что новые распоряжения от церковной епархии требуют от них не вмешиваться в политическую жизнь страны и т. д. и т. п.

После отдыха в селе Рождественке отряд вступил в свое родное Гуляйполе.

Загрузка...