Укротитель времени / The Time Bender

13

Сверкающее собрание заполнило танцевальный зал. Все робко сторонились О'Лири, отдавая дань уважения его новому высокому положению.

— Как я полагаю, Лафайет, то есть ваше высочество… — говорил Никодеус.

— Выбрось из головы эту чепуху, все эти высочества, — прервал его О'Лири. — Королева — Адоранна. Я ведь уже говорил, как я сюда попал.

— Замечательно, — тряхнул головой Никодеус. — У вас было сильное природное влечение к этой части многомерной Вселенной, поскольку вы прожили здесь до двухлетнего возраста. Странно, что вы совсем не помните жизнь во дворце.

— Иногда мне кажется, что я что-то припоминаю. Но я думал, что это игра моего воображения. Ведь и язык я понял сразу. Наверное, все это было у меня в подсознании.

— Конечно, и когда вы уже сознательно пытались разрушить межкоординатные барьеры, в первую очередь вы должны были обратиться к той части Вселенной, где вы родились, и тем самым ликвидировать всплеск поля вероятности, который вы создали в другом континууме. Но раньше я не думал, что этого можно достичь без специального оборудования. Это настоящее достижение.

— Я сам до сих пор не могу понять, как все произошло, — прервал его Лафайет. — Ведь я все это выдумал. Как это могло оказаться реальностью?

— Это всегда было у вас в душе, Лафайет. Ваша неудовлетворенность однообразной жизнью была выражением подсознательной острой тоски по своей настоящей родине. Что же касается вашего нынешнего высокого положения, то даже при наличии широкого выбора из бесконечного множества вселенных каждый разумный человек выбрал бы то место, где его ждет трон.

— Но все это не объясняет, как мне удается материализовать разные вещи, начиная от ванны для купания и кончая игуанодоном, который поджидает меня за следующим поворотом.

— А вы ничего и не создавали. Эти вещи уже где-то существовали. Вы просто манипулировали ими вдоль линий ослабления поля Вероятности. Я уже сообщил об этом и думаю, что все должно скоро кончиться. Мы не можем допустить, чтобы кто-нибудь, пусть даже вы, ваше высочество, нарушал естественный порядок вещей.

О'Лири посмотрел на часы.

— А где Адоранна? — спросил он. — Вечер вот-вот начнется.

— Она скоро придет. А я должен идти, Лафайет. Наступает время моего регулярного отчета, который я делаю по вечерам каждую пятницу.

Инспектор по континуумам кивнул и заспешил прочь. Оркестр играл что-то весьма похожее на вальс Штрауса, хотя О'Лири уверяли, что автор этой вещи

— некто по имени Кушман Й.Блатц. Лафайет вышел через высокие стеклянные двери на террасу и вдохнул аромат цветов, витавший в теплом ночном воздухе. Совсем даже недурное место эта Артезия, независимо от того — король ты или нет. А вот что касается Адоранны в качестве его будущей невесты…

Со стороны лужайки послышались шаги. О'Лири посмотрел вниз и увидел мрачного графа Алана, наклонившегося перед балюстрадой со шпагой в руке. От неожиданности Лафайет выронил стакан, который с шумом разбился.

— Э-эй, вы испугали меня, — начал он.

Алан подскочил к нему и приставил острие шпаги к новому зеленому бархатному костюму.

— Ну, говори, где она, грязный заговорщик! — прохрипел граф. — Только пикни, и я проколю тебя. Выкладывай, и дай бог, чтобы она была невредима.

— Послушай, ты все перепутал, — проговорил Лафайет, отступая назад.

Алан продолжал надвигаться.

— Ты смелый негодяй, — продолжал граф. — Ты разделался с его величеством, так вот, здесь, на этой террасе, при всех, тебе будет не до развлечений!

— Да мы просто вышвырнули его.

— И ее высочество!

Казалось, что шпага вот-вот проткнет О'Лири.

— Она здесь! Через минуту она будет здесь, внизу. Послушай, Ал, я все объясню тебе, старик.

— Как я и думал, она всегда была у тебя. А я, болван, целые сутки потратил зря.

— Я ведь тебе предупреждал, что ты зря тратишь время. Ты видел, что осталось от Лода?

— Когда воры перессорятся… — процитировал его Алан. — Я думаю, что ты просто одурачил его. Но уж меня-то ты не обманешь.

Со стороны открытых дверей послышался резкий крик. О'Лири увидел в дверях Адоранну — невыразимо прелестную в своем белом платье, с бриллиантами в волосах.

— Ваше высочество! — хрипло выдавил граф. — С вами все в порядке? А что касается этого негодяя…

Он еще больше напряг свою руку, глядя прямо в глаза Лафайету.

Адоранна вскрикнула. За спиной Алана возникла темная тень. Послышался глухой удар. Молодой дворянин выронил шпагу, которая загремела по каменным плитам, и стал медленно падать прямо на О'Лири. Лафайет подхватил его и осторожно опустил на пол. И тут О'Лири увидел коренастую фигуру Рыжего Быка, который стоял, ухмыляясь во весь рот с плутовским видом.

— Я вижу, что этот слюнтяй чуть не проколол вас, — радостно объявил громила.

Он кивнул своей красной гривой в сторону Адоранны:

— Привет, ваше высочество.

Рыжий Бык потянул Лафайета за вялую руку.

— Послушай, я постоял там немного, как ты предлагал, и улов оказался неплохой.

Он полез своей пятерней с толстыми красными пальцами в обвисший боковой карман и достал с полдюжины золотых часов.

— Спасибо, приятель. Из нас с тобой получилась отличная команда. У меня появилась одна знатная мысль, там будет такая добыча, что эта покажется ничтожной.

Адоранна судорожно всхлипнула и стала оседать в проеме дверей. О'Лири подскочил, подхватил и поднял на руки изящное тело принцессы.

— Она без сознания, — объявил он растерянно. — Да сделайте же что-нибудь!

— Мне надо быстро испариться, старик, — заявил Рыжий Бык. — Давай встретимся во вторник, в полночь, в таверне «Секира и Дракон», идет? На этот раз я приколю желтый тюльпан, ладно?

Он перескочил через балюстраду и исчез в темноте. Отовсюду подбегали люди и вскрикивали, обнаружив принцессу в глубоком обмороке.

— Я отнесу ее высочество в покои, — сказал О'Лири. — Бедная девочка в шоке.

Сопровождаемый суетливым камергером, который показывал дорогу, и толпой придворных дам, которые кудахтали не умолкая, Лафайет взбежал на третий этаж и, тяжело ступая, пошел по коридору, выложенному мрамором. Он подождал, пока откроют дверь, вошел, подошел к широкой кровати с балдахином, застеленной желтым шелковым покрывалом, и осторожно опустил свою ношу. Обернувшись, Лафайет обнаружил, что в комнате, кроме него, никого нет. Он остался один на один с Адоранной.

— Черт бы побрал этих дураков! Где же нюхательная соль? Наверно, оттого, что он не удостоил их своим королевским приглашением, они не осмелились войти с ним. Ну…

Глаза Адоранны приоткрылись.

— Граф Алан, — прошептала она. — Он жив?

О'Лири присел на край кровати.

— Конечно жив. Рыжий Бык слегка стукнул его по голове. Вам лучше?

— Да, да, Лафайет. Но вы… он угрожал вам шпагой.

— Бедолага просто не знает, в чем тут дело. Все нормально. Он хотел вам помочь.

— Вы ведь не будете держать на него зла?

Прелестные руки принцессы обвили шею Лафайета и притянули его лицо. Ее губы были мягкие, как розовый бархат. Где-то здесь, на груди ее серебряного платья, должны быть крошечные бриллиантовые пуговицы. Руки О'Лири лихорадочно пытались отыскать их.

— Ваше величество… — прошептала Адоранна.

— А может быть, нам подождать до завтра? — Лафайет с удивлением услышал свой собственный хриплый голос.

— Вы король, — таков был ответ принцессы.

Руки Адоранны потянулись к пуговицам. Они расстегивались на удивление легко. Одна, две… показался изгиб белой шеи… три, четыре, пять… показались кружева… шесть, осталось дернуть за ленточку, и…

Послышался отчетливый хлопок. Все лампочки разом погасли, кроме одной, тускло светившей в пятидесяти футах над темным проемом двери. О'Лири выпрямился, под ним скрипнули пружины.

— Адоранна?

Он пошарил рукой и нащупал только грубое одеяло, лежащее поверх комковатого матраца.

— Эй, ты, заткнись! — проворчал кто-то совсем близко. — Дай же немного поспать!

— Где… где я? — задыхаясь, проговорил Лафайет.

— Ого, — раздалось рядом. — Я, кажется, долго проспал. Когда я сюда пришел, тебя еще не было. Ты в ночлежке железнодорожников, третий этаж, по доллару за место и еще сорок центов сверху за душ. А я и говорю: кому он нужен, этот душ?

О'Лири, пошатываясь, встал и протиснулся между кроватями к освещенной двери. Он быстро спустился вниз, шагая через две ступеньки, выскочил через вращающуюся дверь на улицу и уставился на темные витрины магазина, на голубое мерцание люминесцентных ламп, свисающих с высоких стальных столбов. Немногочисленные прохожие с любопытством рассматривали его наряд. Он снова очутился в Колби Конерз.

Прошел час. О'Лири стоял на углу, хмуро глядя на лунный серп, нависший над гастрономом и рынком Винербургер. А ведь еще совсем недавно он смотрел, как эта луна поднимается над городской стеной, бросая мерцающий свет сквозь тополиную листву и отражаясь в фонтане над террасой, где они стояли с Никодеусом в ожидании Адоранны. Да, судьба подарила ему такой лакомый кусочек, а он застрял у него в горле. Адоранна… и эти пуговицы… Лафайет расправил плечи. Надо еще попытаться. Он должен вернуться туда. Торчать тут — это просто несправедливо после всего, что он преодолел. О'Лири зажмурил глаза. В памяти всплыл сад, музыка — вальс Блатца. Лафайет зашмыгал носом, вспоминая запах жасмина, свежий аромат сада, шелест ветра в кронах деревьев.

Послышался скрежет металла и урчание: ур… ур… ур… Этот звук вернул О'Лири к действительности. Заработал автомобильный двигатель. Лафайет угрюмо смотрел на ветхую колымагу, стоящую на обочине дороги. Автомобиль так резко тронулся с места, что завизжали покрышки. Секунду спустя он уже исчез из вида, оставив за собой клубы выхлопных газов. Ладно, хватит аромата жасмина в ночи и ветерка в ивняке. Что-то не получается. Раньше, когда его ничто не отвлекало, например, щелканье шпор динозавра, ему всегда удавалось перемещаться. Конечно, для этого приходилось достаточно сильно сосредоточиваться. А теперь — полный провал. Создавалось впечатление, что его способности были парализованы. Сконцентрировав всю свою психическую энергию, О'Лири не почувствовал даже подобия какого-либо движения. Но ведь должен же быть какой-нибудь выход? Ах, если бы он мог поговорить с Никодеусом, сказать ему…

Лафайет застыл, боясь спугнуть идею, которая забрезжила в мозгу. Никодеус… так ведь он разговаривал с ним по телефону… из тюрьмы. Так, номер… Там было десять цифр, он помнил, что… О'Лири зажмурился и изо всех сил пытался его восстановить… Затхлый запах камеры, прохладный утренний воздух (странно, но в Артезии было прохладнее, чем в Колби Конерз), побеленные известкой стены. Там был еще такой старинный телефонный аппарат с медным микрофоном. А вот номер… Он начинался с девятки… пять, три, четыре… так, так… точно, потом девять, два нуля и заканчивался два одиннадцать… или один, один, два?

Лафайет бросил взгляд вдоль улицы. В полуквартале от того места, где он стоял, была видна телефонная будка. Пошарив в кармане, он нашел монету в десять центов и направился к телефонной будке.

Будка была маленькая, тесная, старого образца со складывающейся деревянной дверью. Внутри находился старинный аппарат с медным микрофоном и изогнутой слуховой трубкой, висящей на стене. Стена изобиловала вырезанными инициалами и откровенными анатомическими рисунками вперемежку с телефонными номерами. Затаив дыхание, он опустил монету и покрутил ручку. Сначала была долгая тишина, потом раздался щелчок, потом опять тишина, потом резкий гудок и что-то зажужжало.

— Центральная! — крикнул звонкий голос прямо ему в ухо. — Номер, пожалуйста!

— Хм… 9…5…3…4…9…0…0…2…11, — выпалил Лафайет.

— Такой номер у нас больше не значится. Проверьте, пожалуйста, по справочнику.

— Подождите! — закричал О'Лири в трубку. — Мне нужно с вами поговорить.

— Да, сэр?

— Мне необходимо снова вернуться в Артезию. — Лафайет в волнении сглотнул воздух и лихорадочно пытался собраться с мыслями. — Понимаете, я там был, и все шло хорошо, затем, без всякой причины, — бал, и я здесь. А сейчас…

— Прошу прощения, сэр, откуда, говорите, вы звоните?

— Что? А… ну из этой, из телефонной будки в Колби Конерз, на углу, недалеко от кондитерского магазина Шрумфа. Да какое это имеет…

— Произошла ошибка, сэр. Звонок из этого сектора запрещен.

— Позвольте мне поговорить с инспектором! — потребовал О'Лири. — Речь идет о жизни или… высылке! Всего только одну минуту. Пожалуйста!

О'Лири ждал, прислушиваясь к громким ударам своего сердца. Прошло полминуты. Потом раздался хорошо поставленный голос:

— Да?

— Здравствуйте. Понимаете, я — жертва какой-то ошибки. Я был совершенно счастлив там, в Артезии… Я родился там…

— Одну секунду, пожалуйста, — прервали его. Затем кому-то в сторону: «Оператор, это, видимо, какой-то чудак. Я вижу, что звонят из одного из нулевых секторов. Наверное, какой-нибудь местный пьяница набрал по ошибке наш номер. И как это ему повезло? Сразу же соединили, а ведь линия так перегружена, что иногда приходится ждать пятьдесят лет!»

— Я не пьян! О, господи, впору в самом деле напиться! — закричал Лафайет. — Да послушайте, как вас там! Я король Артезии Лафайет Первый. Произошла какая-то ужасная ошибка. Я хочу поговорить с Никодеусом! Он все вам объяснит. Пусть он подумает. Вполне вероятно, что все это произошло по его ошибке. Он подготавливал свой отчет и, видимо, что-то напутал и забыл сообщить вам, что я родом оттуда, несмотря на то, что прибыл туда… м… неофициально.

— Никодеус? Я слышал о его великолепном отчете полчаса назад. Вы говорите, что принимали в этом участие?

— Я был там! Вы не можете оставить меня здесь! Я родился в Артезии. Моя маленькая невеста ждет меня там, и народ требует своего короля, Йокабампу нужна работа, а я, как только вспомню о литейном цехе…

— А, вы, должно быть, тот самый парень… Фишнер, кажется, или что-то в этом роде. Старик здорово попотел, вычисляя вас. Вам известно, что в настоящее время вы на несколько недель создали напряжение в поле Вероятности? Вы разработали замечательный метод, но мы, здесь в Центральной, не можем допустить, чтобы это продолжалось и дальше. Вы вызвали довольно мощную утечку энергии из Космического Энергетического Источника. Один динозавр…

— Я этого не делал! Он уже был там!

— Да, один был, но вы, кажется, доставили еще одного. Как бы там ни было, в настоящий момент вы находитесь под воздействием Подавителя. Он будет прочно удерживать вас там, где вы находитесь, — в настоящем континууме. Он даже лишит вас всех сновидений, и скоро вы сможете спать без всяких помех и утомительных фантазий.

— Да не хочу я спать спокойно без видений! Я хочу вернуться на родину, домой, в Артезию! Я же там родился. Неужели вы не понимаете?

— Ну, конечно, понимаю, мой дорогой. Вполне понимаю ваше желание вернуться в это приятное, хоть, как указывает наш человек в своем отчете, весьма допотопное место. Но мы не можем позволить вам скакать по всем континуумам, не так ли? Спасибо, что позвонили. До свидания.

— Подождите, позовите Никодеуса! Он подтвердит все, что я сказал.

— Я занятый человек, мистер Фишнер. У меня неотложные дела…

— Если вы оставите меня здесь, то… произойдет новый вероятностный всплеск, а при вашей слабой системе регистрации вам потребуется лет сорок для того, чтобы выяснить причину. А к этому времени я буду уже… чертежником, ушедшим на пенсию, который по-прежнему будет питаться сардинами и не будет видеть никаких снов!

— Ну, ладно, я сейчас кое-что проверю. Не кладите, пожалуйста, трубку, а то, если вы попытаетесь перезвонить, то вас могут больше никогда не соединить.

О'Лири ждал, судорожно сжимая трубку. Через стекло в дверце он увидел, что по улице идет толстая женщина и роется в кошельке, отыскивая монету. Она взялась за ручку дверцы и дернула ее. Увидев Лафайета, дама бросила на него негодующий взгляд. Он прикрыл микрофон рукой.

— Меня соединят через минуту, — пробормотал он, четко артикулируя губами через закрытую дверцу.

Женщина поджала губы и по-прежнему не спускала с него глаз.

Прошла еще одна минута. В трубке ничего не было слышно, кроме то усиливающегося, то ослабевающего гула. Женщина постучала по стеклу. О'Лири кивнул, показывая знаками, что ждет ответа. Она рванула ручку и сказала в полураскрытую дверь:

— Послушайте, вы, я очень тороплюсь.

Лафайет рывком захлопнул дверь и прижал ее ногою, так как теперь разъяренная особа буквально ломилась в будку.

— Ну, что — никак? — подзадоривал ее О'Лири.

Наконец толстячка отступила. Лафайет вздохнул с облегчением.

«Интересно, что он там делает, на другом конце провода? Прошло уже добрых пять минут. А что, если он вообще не вернется? Как он сказал: ждать придется пятьдесят лет?»

О'Лири представил себе свежее личико, черные, как смоль, волосы, дерзкую улыбку.

«Господи, неужели я никогда больше ее не увижу? Постой… постой… откуда черные волосы? Адоранна ведь блондинка?»

Лафайет обернулся на звук. Толстячка вернулась, но уже в сопровождении рослого полицейского.

— Это он! — пронзительно верещала женщина, так, что было слышно сквозь стекло. — Он уже сидит здесь полчаса, просто назло мне, он даже не разговаривает. Смотрите сами!

Полицейский нагнулся и заглянул внутрь будки, осматривая О'Лири с головы до ног — его бархатный зеленый костюм, желтые длинные, плотно облегающие чулки, рюши вокруг шеи, ордена, ленты, золотую цепь.

— Эй, там, послушайте, — сказал полицейский и потянулся к дверце.

Лафайет подналег всем телом на дверь и заклинил ее ногой. Полицейский попытался снова открыть ее…

Телефонная будка замерцала, ее очертания стали расплываться и… она исчезла, словно растаяв в воздухе.

О'Лири почувствовал, что он сидит на мраморной скамейке, на одной из тех, которые стояли вдоль дорожки, посыпанной гравием. Вокруг возвышались темные деревья.

Он вскочил на ноги и стал озираться по сторонам: дворцовый сад, высокие освещенные окна, цветные лампочки вокруг танцевального павильона. Он вернулся! Он снова в Артезии!

О'Лири побежал по траве, продрался сквозь стену кустарника и резко остановился. Прямо около звенящего фонтана стояла Адоранна и… целовала графа Алана.

Лафайет пригнулся, чтобы его не заметили.

— Алан, все это так загадочно, — говорила принцесса. — Не могу поверить, что он ушел, вот так, даже не попрощавшись.

— Адоранна, теперь уже ничего не вернешь. Я уверен, что он не хотел тебя обидеть. В конце концов, он был кем-то вроде колдуна.

— Он был замечательный человек, благородный и смелый. Я никогда не забуду его, — продолжала принцесса.

— Я благодарен ему за то, что он спас вас. Зря он, конечно, оставил в боковом саду дракона, который объедает сейчас кусты роз! В легенде говорилось, что он принесет шкуру монстра, а он приволок и его, вместе со шкурой.

— Я так рада, так рада, что вы здесь, Алан!

Адоранна смотрела снизу вверх, на симпатичное лицо графа.

— Скажи, ты ведь никогда не уйдешь и не оставишь меня здесь одну? Правда?

— Никогда, ваше высочество…

И пара, взявшись за руки, пошла дальше.

Как только они скрылись из вида, О'Лири вышел из-за укрытия, прошел к террасе и добрался по ней до маленькой двери, ведущей в кухню. Находившийся там повар с испугом посмотрел на него.

— Тс…с! — предупредил Лафайет. — Я путешествую инкогнито.

Он прошел через кухню, лавируя между горящими плитами и столами, заваленными продуктами, и вышел через заднюю дверь. Наконец по служебной лестнице Лафайет поднялся на пятый этаж. Здесь, в служебном крыле, никого не было видно. О'Лири быстро прошел по коридору и свернул за угол. Горничная в замызганном сером халате, оторвавшись от тряпки, подняла на него глаза. Лафайет внимательно посмотрел в покрасневшие от слез глаза Дафны. На лице у девушки отразились все чувства, переполнявшие ее. Сердце О'Лири готово было разорваться от счастья. Она улыбнулась. У Лафайета перехватило дыхание.

— Ваше высочество! — прошептала Дафна.

— Для тебя, девочка, Лафайет! — сказал О'Лири и обнял ее. — Принцесса Адоранна просто прелесть, и я обязан был сделать для нее все возможное. Но когда все было позади, именно твое лицо постоянно стояло передо мной.

— Но… Вы ведь король, сэр… а я простая…

— У нас и без того будет чем заняться. Зачем брать на себя хлопоты по управлению страной?