Укротитель времени / The Time Bender

7

— Вам повезло, что это я наткнулся на вас, — сказал Йокабамп. — Пригнитесь, тут низкая арка.

Следуя за ним, Лафайет обогнул огромное бревно, которое наполовину загораживало и без того узкий проход.

— Это уж точно, — согласился с ним Лафайет. — Без вас я бы ни за что не выбрался отсюда. Интересно, сколько людей знают про эти тайные ходы?

— Немного.

— В следующий раз, когда за мной будут гнаться, я буду по крайней мере знать, где можно спрятаться.

— Кое-кому может не понравиться, что я вывожу вас отсюда, — сказал карлик.

— Я могу объяснить всю эту нелепую ситуацию и то, как я оказался в покоях ее высочества, — начал О'Лири.

— Да бросьте, сэр Лафайет. Я всего лишь шут при дворе. Смешу этих господ, немного облегчая им жизнь. А вам я доверяю.

— Это потому, что у меня есть перстень с секирой и драконом?

— Нет. Я в эти байки не верю. Да и вообще, эту легенду состряпал старик Горн, когда только начинал свое поприще. Знаете, народ бурлил, надо было их чем-то успокоить. Они, похоже, любили старого короля. А кто тогда слышал о каком-то кузене Горубле? Да и сейчас многие считают, что по праву трон должен принадлежать ее высочеству.

— Надо полагать, что король не очень-то популярен в народе?

— Да нет. Он — ничего. Ну, может, немного строг, но за это его нельзя винить, поскольку этот гусь Лод устроил спектакль вместе со своим любимцем драконом.

— Я это воспринимаю как сказку, а ты?

— Ну, собственно говоря, я его никогда не видел.

— Хм… Никто из тех, с кем я встречался, его не видел, но все верят в него.

— Ну вот, мы и пришли, — Йокабамп остановился перед голой стеной. — Вот здесь как раз находится потайная дверь, ведущая в опочивальню ее высочества. Я полагаю, вы отдаете себе отчет в том, что вы делаете. Я не спрашиваю вас, зачем вы туда идете. Если я кому-то доверяю, то доверяю до конца.

— Знаете, это очень благородно с вашей стороны, Йокабамп. Поверьте, что я действую исключительно в интересах ее высочества.

— Разумеется. Только прошу вас, сэр Лафайет, дайте мне пять минут, чтобы я успел исчезнуть, ладно? Если у вас что-нибудь пойдет не так, то мне не хотелось бы оказаться где-нибудь поблизости.

— Если меня схватят, то я про вас не упомяну. Если вас это беспокоит.

— Желаю удачи, сэр Лафайет, — прожурчал карлик.

Послышался легкий шорох, и О'Лири остался один. Он подождал, медленно сосчитав до трехсот, затем нащупал руками дверь. Отыскав защелку, Лафайет повернул ее, и дверь плавно подалась в сторону. О'Лири заглянул в темную комнату. Буквально несколько часов назад он проходил через эту самую дверь, подталкиваемый сильной рукой. И вот он снова здесь, но теперь уже по своей воле.

Он шагнул на ковер с глубоким ворсом и увидел большую мягкую кровать.

— Адоранна! — шепнул он, осторожно двигаясь вперед. — Только не кричи. Это я — Лафайет. Я хочу объяснить…

Он замолк. Даже при слабом лунном свете, проникающем сквозь тонкие шторы на высоких окнах, было видно, что кровать пуста. Пятиминутные поиски подтвердили, что в комнате никого нет. О'Лири стоял у туалетного столика в золотисто-белых тонах, украшенного затейливой резьбой. Он даже не предполагал, что отсутствие Адоранны так угнетающе подействует на него. А собственно говоря, с чего это он решил, что Адоранна обязательно будет здесь? Может быть, во дворце сейчас какой-нибудь бал, и она танцует с графом Аланом? Ладно, хватит предаваться этим грустным мыслям. Пора уходить, а то можно снова дождаться какой-нибудь толстой фрейлины, которая опять поднимет переполох. Он направился к проходу, которым пришел сюда, и вдруг замер, услышав шум голосов. Дверь с противоположной стороны спальни открылась, и едва Лафайет успел спрятаться, как в комнату вошла горничная со шваброй в сопровождении пожилого человека. Девушка шмыгала носом:

— Это… это… не одно и то же…

— Ну, что теперь. Слезами тут не поможешь.

О'Лири тихонько пересек комнату и толкнул дверь в коридор. Дверь открылась, и он осторожно выскользнул. В коридоре царил полумрак, никого не было. Странно, обычно во время дворцовых торжеств, да и просто в соответствии с внутренним распорядком в коридоре должно быть полно охраны

— буквально через каждые пятьдесят футов стоял стражник. Странно, что и электрические лампочки Никодеуса в пятьдесят ватт отключили так рано.

Он шел по устланному ковром коридору к большой золотисто-белой резной двери, которая отделяла личные апартаменты принцессы от присутственных помещений. Лафайет повернул сверкающую золотистую ручку. Дверь отворилась, и он направился в следующую комнату, из которой можно было попасть в систему потайных ходов.

Кто-то приближался. Послышались тихие голоса. О'Лири заторопился и юркнул в боковой проход. Неожиданно он увидел на следующем перекрестке стоящего стражника. Тот зевал и не заметил Лафайета.

Прямо перед ним была узкая дверь. О'Лири быстро подошел к ней, открыл и юркнул внутрь. Здесь были ступеньки, ведущие куда-то вверх. Можно было подняться по ним либо выйти опять в коридор. Лафайет остановился у самой двери. Снаружи раздались мягкие шаги. Все. Путь в коридор был отрезан. О'Лири развернулся и пошел вверх по винтовой лестнице.

Подъем занял пять минут, и О'Лири оказался на крошечной площадке. Перед ним была массивная дверь. Он прислушался и повернул защелку. Дверь бесшумно открылась. Лафайет просунул голову и поморщился от тяжелого смрада, исходившего от плотного облачка зеленых паров, поднимавшегося над открытой сковородой, и напоминавшего запах паленой свинины. Сковорода стояла на треножнике. Сквозь дым он увидел высокую фигуру Никодеуса, склонившуюся над рабочим местом. Он стоял спиной к двери и был полностью поглощен своим занятием.

О'Лири рассматривал узкую с гранитными стенами комнату: выстланный большими каменными плитами пол, освещавшие ее огромные свечи в оплывших подсвечниках, потолок, теряющийся в тенях и паутине. Кругом было множество шкафов, полок, сундуков, заставленных чучелами сов, часами с боем, старыми башмаками, бутылками, склянками, банками — заполненными и пустыми. Вдоль стен стояли деревянные ящики с какими-то таинственными значками на боках, нанесенными с помощью трафарета желтой и черной краской. Тут же стояли верстаки, заваленные инструментами, обрывками проволоки, кусочками металла, стекла, пластика самых различных форм. Над всем этим возвышалась только что изготовленная панель, облепленная множеством круглых стеклянных циферблатов с дрожащими стрелками. В дальнем конце комнаты виднелись полуприкрытые тяжелыми портьерами двойные двери. С потолка свешивался человеческий скелет, покрашенный золотистой краской.

Лафайет проскользнул внутрь, закрыл за собой дверь и задернул задвижку. Вонь в комнате была ужасная. О'Лири сосредоточился, памятуя о своем успехе с серебряными монетами в кондитерской. Ну, скажем, запах жареного кофе. Это было бы гораздо лучше…

Он почувствовал легкий щелчок. Цвет дыма изменился на красновато-коричневый, смрадный запах исчез, и комната наполнилась ароматом свежемолотых кофейных зерен.

Никодеус выпрямился, подошел к панели с приборами и стал нажимать какие-то кнопки. Небольшой экран засветился бледно-зеленым цветом. Чародей, бормоча себе под нос, что-то помечал. Вдруг он остановился — шариковая ручка застыла в воздухе. Он принюхался и повернулся:

— Лафайет! Где… как… что…

— Не все сразу, Никодеус. Не так-то просто мне было до вас добраться. Весь город словно с ума сошел. Нет ли у вас под рукой чего-нибудь съестного? А то я весь день пролежал под кустом в парке.

— Лафайет, мальчик мой, ты раскаялся! Ты пришел ко мне, чтобы честно во всем признаться и сказать, где ты ее спрятал? Я пойду к его величеству!

— Постойте! — О'Лири опустился на стул. — Да не в чем мне раскаиваться, Никодеус! Я уже говорил, что кто-то пришел ко мне в комнату, сказал, что Адоранна в опасности, и повел меня каким-то потайным коридором. Затем этот обманщик толкнул меня и сунул в руку какой-то мешок…

— Ну конечно же, дорогой, а сейчас ты решил отдаться на милость его величества.

— Вы хотите сказать, что я должен еще извиниться за то, что не дал разрезать себя на кусочки за какое-то преступление, которого я не совершал? Ха! Послушайте, Никодеус, тут происходит что-то странное вокруг. Я хочу увидеть Адоранну и объяснить ей, что произошло. Она думает, что я украл королевские драгоценности, или… — Он осекся, увидев выражение лица своего собеседника.

— Что случилось? — Он в тревоге встал со стула. — С ней все в порядке?

— Ты хочешь сказать, что ничего не знаешь? — Глаза Никодеуса моргали за стеклами очков без оправы.

— А что я должен знать? — воскликнул О'Лири. — Где Адоранна?

Плечи Никодеуса опустились:

— А я надеялся узнать это от тебя, Лафайет. Она исчезла незадолго перед рассветом. И все думают, что это именно ты ее похитил.

— Нет, ну вы просто все с ума посходили, — возмущался О'Лири, дожевывая крекер с сардинами, — кроме этого, у Никодеуса под рукой ничего из съестного не оказалось. — Да меня же заперли в камере. Как я мог ее похитить? Да и зачем мне это?

— Но ты же исчез из камеры? Ну, а зачем… — Никодеус взглянул понимающе. — Стоит ли вообще об этом спрашивать?

— Конечно, стоит!. Неужели я похож на человека, который среди ночи похищает девушку, чтобы… ну, чтобы… сделать с ней то, ради чего похищают девушек ночью?

— Но, Лафайет! — Никодеус скрестил руки. — Почему же все сразу подумали, что это ты ее похитил?

— Да я понятия не имею, кто это сделал! Вы ведь тут занимаете должность что-то вроде волшебника. Отыскать ее — это же по вашей части?

— Кто верит сейчас в волшебство? — с горькой усмешкой спросил Никодеус. Он пристально посмотрел на Лафайета. — Между прочим, сегодня в шесть пятнадцать утра я заметил, что был зарегистрирован мощный выход энергии по бета-шкале. Потом, где-то десятью минутами позже, стало быть, в шесть двадцать пять, был отмечен еще один энергетический всплеск, правда, уже меньший по силе. Затем подобные всплески продолжались через какие-то промежутки целый день.

— Что вы измеряете? Это что, вроде сейсмографа?

Никодеус испытующе взглянул на О'Лири:

— Послушайте, Лафайет, по-моему, настало время, чтобы вы искренне со мной обо всем поговорили. Я, признаться, не понимаю, что за связь между вами и данными, которые я получаю с момента вашего появления тут. Но я убежден, что это не просто совпадение.

— А этот великан? — неожиданно прервал его О'Лири. — Клад, или как там его зовут? Он на самом деле существует, или это тоже чья-то выдумка, вроде призрака с большой дороги или дракона Горубла?

— О, Лод существует. За это я могу поручиться, мой мальчик. Еще и месяца не прошло с тех пор, как он был в городе. Тысячи людей видели его: ростом метра три, шириной — не обхватишь двумя руками, и страшный, как тысяча чертей!

— Так, может, это он и украл? Ведь говорили же, что он пришел сюда домогаться руки принцессы Адоранны! А когда ему отказали, он и решил ее похитить.

— А как, дорогой мой, смог бы этот Лод, огромный и неуклюжий, за голову которого назначено огромное вознаграждение и которого все знают, — как, скажи мне, он мог проникнуть в город, похитить принцессу из-под носа у охраны и незамеченным исчезнуть?

— Тогда кто же это сделал? Надеюсь, я убедил тебя, что это не я! Ты только подумай — во дворце целая система потайных ходов, и я не удивлюсь, если окажется, что один из них выходит наружу где-то за городской стеной. Мне нужен хороший конь…

— Но, Лафайет, где же я возьму коня?

— У тебя же есть один, у ворот, помнишь? Не тяни, Никодеус! Это очень серьезно!

— А, это тот конь… Мм… Да, пожалуй. Но…

— Больше никаких «но»! Давай мне коня и подготовь провизию на дорогу, пару носков для смены, ну и еще что необходимо. Да, и не забудь положить дорожную карту.

— Может, ты и прав, Лафайет. Лод вполне мог ее похитить. Тебя ожидает нелегкое путешествие. Неужели ты хочешь пойти один, с голыми руками?

— Да. Но мне нужна помощь! Ты меня уже пару раз обманул. Может, это было из-за твоей преданности Адоранне. Ведь ты ее любишь, не так ли?

— Обманул? С чего это ты взял, Лафайет?

В дверь громко заколотили. О'Лири подскочил от неожиданности. Никодеус резко повернулся к нему и показал на тяжелую занавеску в узком углу комнаты.

— Быстро! — скомандовал он шепотом. — За портьеру!

Лафайет одним прыжком достиг того места, на которое указал ему Никодеус, и скользнул за тяжелую портьеру. Со спины потянуло холодом. Он оглянулся и увидел чуть сбоку двойную стеклянную дверь. За ней, в темноте, смутно виднелся крошечный балкончик. Лафайет перебрался туда, поеживаясь от холодного ночного воздуха. Шел моросящий дождь вперемешку со снегом.

— Отлично, — пробормотал Лафайет, устраиваясь у покрытой плющом стены рядом с дверью.

Через узкую щель между портьерами он видел, как Никодеус заспешил к двери и отодвинул защелку. Дверь широко распахнулась, и в комнату ввалились вооруженные люди — один, два, три, потом еще… Наверно, стало известно, что он проник во дворец. Теперь они проверяют каждую комнату. Два стражника сразу же направились к портьерам, за которыми О'Лири прятался всего минуту назад. Лафайет перекинул ногу через железные поручни, скользнул вниз, и теперь пальцами рук и ногами держался только за переплетенный плющ. Его глаза оказались как раз на уровне пола. Через стеклянную дверь он видел, как шпага протыкала драпировку. Острие шпаги задело дверь, и послышался негромкий звук разбиваемого стекла. О'Лири нырнул вниз, под прикрытие балкона, изо всех сил цепляясь за мокрые ветви плюща. Было слышно, как вверху с шумом открыли дверь. Прямо над головой чьи-то башмаки наступили на битое стекло.

— Тут его нет, — раздался хриплый голос.

— Я говорил вам… — Остальные слова Никодеуса уже нельзя было разобрать из-за топота башмаков. Дверь захлопнулась. Лафайет висел, дрожа на холодном ветру, с кончика носа стекали капли воды. Он посмотрел вниз — сплошная темень. Барабанящий сверху дождь усилился. Не очень-то хотелось ему ползти вниз на этом промозглом ветру, но нельзя же висеть на стене до скончания веков.

О'Лири начал осторожно спускаться, отыскивая, куда бы поставить ногу на мокром камне, из последних сил цепляясь немеющими руками за жесткие ветви. Мокрые листья били по лицу, вода стекала ручейками по телу, куртка промокла до последней нитки.

Двадцатью футами ниже балкона он обнаружил каменный выступ и прошел по нему до угла. Ветер здесь хлестал еще сильнее и с остервенением бросал режущие снопы дождя ему в глаза. О'Лири добрался до противоположной стороны башни. Теперь он был приблизительно в пятнадцати футах над покатой крышей основного жилого крыла дворца, покрытой позеленевшими медными листами. Сначала надо бы добраться до крыши и спрятаться под карнизом, а потом незамеченным спуститься на землю. Далеко внизу было видно, как по саду движутся факелы, слабо доносились крики. Вся охрана дворца в эту ночь бодрствовала.

Перебраться с выступа вниз, на крышу, было совсем не просто. Хорошо, что переплетение плюща было очень плотное. Лафайет коснулся какого-то упора одной ногой, встал на тяжелый водосточный желоб, радуясь, что удалось оторваться от верхнего фронтона, и минут пять передохнул. Затем, крепко ухватившись за ветви плюща, он начал спускаться к простирающейся внизу крыше. О'Лири болтал ногами, нащупывая опору, но ничего не находил. Плющ здесь был намного реже, чем там, вверху. Его, наверно, специально прореживали, чтобы расчистить водосточный желоб.

Он спустился еще на фут. Край крыши был теперь на уровне его подбородка. Лафайет делал тщетные попытки найти место, куда можно было бы поставить ногу. Это ему никак не удавалось. Напряжение в закоченевших руках дошло до предела. Он еще немного соскользнул вниз и повис на вытянутых руках, ухватившись за край крыши. О'Лири старался подтянуться, но силы покинули его. До фасада здания было три фута, да каких! — вся поверхность стены была гладкая, как доска объявлений, никакого плюща. Слева, на расстоянии шести футов, находилось темное и закрытое окно. Да если бы даже оно и было раскрыто, все равно до него не добраться.

Лафайет, бормоча себе что-то под нос, пытался хоть немного подтянуться, чтобы добраться до окна. Он вдруг ощутил, что внизу, в сотне футов, разинула свою пасть ночная зияющая бездна, готовая его поглотить. Неужели ему суждено вот так, по-дурацки, погибнуть? Руки О'Лири уже совсем одеревенели. Он уже не мог точно сказать — по-прежнему ли крепко держится за край крыши, или хватка уже ослабевает и сейчас он начнет падать вниз…

В отчаянной попытке, дрыгая ногами, Лафайет как-то сумел уцепиться одной ногой за подоконник. Но ненадолго, нога сорвалась. Сможет ли он повторить это еще раз? Из последних сил он снова и снова пытался подтянуться. Край крыши врезался в ладони. Еще несколько раз безнадежно поболтав ногами, О'Лири безвольно повис.

«Ну, все. Еще, может быть, минут пять, — подумал он, — мои руки слабеют, и я полечу вниз…»

Вдруг ставни окна с шумом распахнулись. Выглянуло бледное, испуганное личико, обрамленное темными волосами.

— Дафна, помоги… — простонал О'Лири.

— Сэр Лафайет! — взволнованно прошептала девушка. Она выпустила ставню, ветер тут же подхватил ее и ударил о стену. Дафна протянула руки.

— Вы можете… можете дотянуться до меня?

Собрав остатки сил, Лафайет сделал взмах ногой, Дафна схватила ее, и… башмак с пряжкой остался у нее в руках. Девушка бросила его за спину, откинула назад прядь волос тыльной стороной руки и снова высунулась из окна.

— Ну, еще раз! — попросила Дафна.

О'Лири, набрав полную грудь воздуха, слегка раскачавшись, снова взмахнул ногами. На сей раз сильные пальцы горничной ухватили его за лодыжку. Она отклонилась назад, подтягивая его вторую ногу, и, когда та чуть приблизилась, ухватила и ее. Лафайет почувствовал, что девушка уже тащит его и надо разжимать онемевшие пальцы. Он сделал последний рывок, руки его освободились, и он, качаясь, повис вниз головой.

С размаху больно ударившись спиной о стену, О'Лири подумал, что из легких вышибло весь воздух. Чувствуя сильное головокружение, он пошарил вверху и ухватился одной рукой за подоконник. Дафна схватила его за руку и втащила в комнату.

— Ты очень… сильная для… девушки, — выдавил О'Лири. — Спасибо.

— Помахай-ка весь день шваброй, будешь тут сильной, — сказала она едва слышно. — С вами все в порядке?

— Все отлично! Как тебе удалось очутиться здесь в самый нужный момент?

— Я услышала, что снаружи кто-то крикнул. Побежала в башню к Никодеусу узнать, в чем дело. Внизу с ругательствами рыскали стражники. Никодеус шепнул мне, что это ищут вас и что вы скрылись через балкон. Вот я и подумала — вдруг я увижу вас из окна, если вы, конечно, не упали… ну, то есть…

— Послушай, Дафна, ты спасла мне жизнь, но…

О'Лири нахмурился, вспомнив последний разговор с девушкой.

— А почему ты не в тюрьме?

— Король Горубл помиловал меня. Он был так добр, сказал, что такое дитя, как я, не может быть виновато. Он не разрешил даже начать разбор дела в суде.

— Оказывается, у этого старого брюзги есть кое-какие положительные черты.

О'Лири встал, потирая свои ободранные руки.

— Послушай, мне надо как-то отсюда выбраться. Здесь уже стало припекать. Я только что узнал, что Адоранну похитили, и я… — Он вдруг осекся. — Ты что, тоже считаешь, что я замешан в этом деле?

— Я… я ничего не знаю, сэр. Но я рада, если вы тут ни при чем. Ее высочество такая милая, да и потом, такой джентльмен, как вы… — Она опустила глаза.

— Такой джентльмен, как я, чтобы добиться расположения девушки, необязательно должен ее похищать, не так ли? Я думаю, что смогу найти ее. Если ты выведешь меня к одному из входов в потайную систему дворцовых лабиринтов, я постараюсь найти принцессу.

— Потайные ходы, сэр?

— Да. Они пронизывают весь дворец. И войти в них можно почти из каждой комнаты в этом здании. Где мы сейчас находимся?

— Это складское помещение, оно не используется. А расположено оно прямо под коридором, который ведет в анфиладу комнат графа Настекса.

— Он у себя?

— Нет. Он с одним из отрядов отправился на поиски ее высочества.

— Ну, тогда это подойдет.

Лафайет надел свой башмак и пошел за Дафной, которая сначала проверила, нет ли кого в коридоре. Она подвела его к двери, открыла ее ключом из связки, висевшей на поясе. О'Лири взял девушку за руку.

— Да, а ты, случайно, не знаешь, где обитает этот Лод?

— В пустыне, к западу.

— Хм. Ну это все знают. Спасибо тебе за все, Дафна.

Он наклонился и поцеловал ее гладкую щечку.

— Куда вы идете? — спросила Дафна, глядя на него широко раскрытыми глазами.

— Искать Лода.

— Сэр, а это не опасно?

— Со мной будет все нормально. Пожелай мне удачи.

— Желаю удачи, сэр.

Лафайет проскользнул в комнату, подошел к потайной двери, которую ему указал Йокабамп, и через нее попал в спертую, затхлую темноту.

Два часа спустя О'Лири шел по дорожке, извивающейся вдоль городской стены, и находился на расстоянии в три четверти мили от дворца. Немного погодя он решил передохнуть, укрывшись с подветренной стороны какой-то полуразвалившейся лачуги. Лафайет тяжело дышал. Он устал от подъемов и бросков от куста к кусту, от перебежек через широкие дворцовые лужайки. Ему удалось пройти через ворота, сумев отвлечь внимание караульного брошенной в сторону шишкой. После быстрой ходьбы по улицам О'Лири оказался в этом вонючем районе городских трущоб.

Он промок до нитки и весь дрожал от холода. Его руки были порезаны и поцарапаны. Вчерашние синяки по-прежнему давали о себе знать. Те крохи еды, которые успел ему дать Никодеус, ни в коей мере не могли восстановить его силы после всех испытаний и вынужденного поста в течение целого дня.

Дождь шел все сильнее и сильнее. О'Лири трясло уже так, что зуб на зуб не попадал. Казалось, что все кости обледенели. При таком раскладе к утру наверняка можно подхватить воспаление легких, особенно если учесть, что и ночь он провел, стоя на холодном ветру. Постучаться в дверь и попросить укрытия от непогоды он не мог: ему казалось, что каждый житель этого города знал его в лицо. Самое умное, что Лафайет мог сейчас сделать — оставить всю эту глупость и вернуться в Колби Конерз, в свою комнату, и просто поспать. А завтра он мог бы позвонить мистеру Байтворсу и объяснить свое отсутствие неожиданной простудой.

А что будет с Адоранной? О'Лири представил, как она идет, как вдруг кто-то зажимает ей рот. Этот злодей проник к ней, конечно, через потайной ход. Он, наверно, заткнул ей рот кляпом, связал ей руки-ноги, перенес на плече к машине, а потом увез в неизвестном направлении.

Лафайет не мог оставить ее. Может быть, его усилия ни к чему и не приведут, но не мог же он уйти, даже не попытавшись ей помочь. Вот только что он мог сделать? Он сам в настоящее время был беглецом, за которым охотились и которому неоткуда было ждать поддержки. Его единственный приятель, Никодеус, как-то уж слишком подозрительно быстро впустил солдат в комнату, и те сразу же ринулись к тому месту, где он спрятался. Если бы он не выбрался наружу, подгоняемый каким-то неведомым инстинктом, то ему был бы конец. Неужели Никодеус намеренно предал его? Но почему? Что им двигало? Конечно, ему бы хотелось, чтоб О'Лири исчез с его глаз. Все эти разговоры о быстром коне, потайных ходах… С другой стороны, ведь именно Никодеус помог ему в суде, во время слушания его дела…

Лафайету повезло, и он выбрался незамеченным из дворца. Поднявшаяся суматоха, к счастью, отвлекла большую часть охраны, поэтому он добежал до ворот без особых проблем и ему не пришлось бессчетное число раз падать в грязь, припадая к земле.

Лафайет вытер грязные ладони о мокрые брюки. Его продолжало трясти. О'Лири решил нарисовать в воображении образ принцессы, спрятанной, скажем, в ближайшей хибаре. Он тогда выломал бы дверь, а там — она…

Бессмыслица… Лафайет не верил в это. Да и потом, он слишком устал, чтобы создавать в воображении нелепейшие картины. Адоранна была за сотни миль отсюда, и он прекрасно это знал… Сейчас ему необходимы еда, тепло и сон. Только после этого он мог бы снова заставить работать свой мозг.

Лафайет посмотрел на покосившуюся лачугу, у которой он пристроился. Ветхая хибара была размером не более чем шесть на восемь футов, с крышей из промокшей соломы. Видавшая виды дверь представляла собой мешанину разномастных досок, скрепленных вместе парой проржавевших полос. Она косо болталась на одной полусгнившей кожаной петле. О'Лири слегка толкнул ее. Дверь жалобно заскрипела, словно предупреждая, что вот-вот развалится. Внутри было темно. Лафайет отвел глаза. Нет смысла снова повторять старую ошибку. Неизвестно, что может таиться за этом убогим видом. Кому и чем служила эта хибара? Может, это было чье-нибудь убежище, устроенное каким-нибудь лихим человеком вдали от сутолоки многолюдных улиц? Оно достаточно хорошо скрыто от посторонних глаз… Не надо увлекаться, напомнил себе О'Лири, пора переходить к делу. Он нарисовал в воображении прочные стены под прогнившими плитами, водонепроницаемую крышу, замаскированную мокрой соломой, прочную дверь, которой не страшны ни буря, ни ветер, и камин, с газовым огнем и искусственными поленьями, который питался пропаном из баллона. Естественно — ковер, уж очень неуютно было бы сидеть на холодном полу с голыми ногами, душ с большим количеством горячей воды, а то ее вечно в обрез, даже во дворце. Наконец, небольшой холодильник, в котором найдется все необходимое, и кровать с приличным матрацем. О'Лири завершил в воображении эту картину, с любовным вниманием прорисовывая каждую деталь. Без этого не обойдешься, говорил он себе, укрытие сейчас просто необходимо.

На какое-то мгновение время заколебалось, Лафайет самодовольно усмехнулся и потянул дверь…

Спустя полчаса, укрывшись за прочной дверью от непрошеных гостей, вымытый и согретый горячим душем, О'Лири доедал второй кусок баварской ветчины со швейцарским ржаным хлебом. Он залпом выпил последнюю маленькую бутылочку легкого пива, взбил подушку, устроил ее поудобней под головой и мгновенно заснул, что было ему крайне необходимо.

На рассвете О'Лири разбудил звон будильника. Эта штука также была предусмотрительно нарисована в воображении вчера вечером. Он потянулся, зевнул и с удивлением уставился на стеклянную дверь душа. Откуда эти бледно-зеленые стены, пол, устланный оливковым ковром, темно-зеленый холодильник, висящий на стене, вишневый огонь в камине? Постой, постой… Где это я? Это комната в пансионе миссис Макглинт или очередной сон? В голове Лафайета вихрем пронеслись комната во дворце, лавка в камере полицейского участка, комнатка с цветком в горшке. Ах, да… Он же вчера преобразил хижину. Ну, что ж, вполне уютно. О'Лири мысленно похвалил себя. Как-то так выходит, что последнее время он каждое утро просыпается в разных местах.

Лафайет откинул одеяло, открыл холодильник и съел холодную куриную ножку. Потом не спеша принял душ, одновременно прокручивая в памяти, как в калейдоскопе, впечатления предыдущего дня. Ему было все труднее и труднее отделить сон от яви. Порой он просто начинал путаться. Бегство из дворца — это было явью? О'Лири посмотрел на свои страшные, изодранные руки. Да, уж это-то точно не сон. Никодеус, подлец, чуть его не погубил, если, конечно, полицейские сами не догадались. Обыскивая комнату, они первым делом начали протыкать шпагами занавеску…

И Адоранны нет, похищена. Это было самым главным, и он должен что-то предпринять, прямо сейчас. Как ни странно, но теперь, утром, после еды и ночного сна, ему все представлялось совсем иначе. Он уже не так переживал. Конечно, он ее разыщет, объяснит все, что произошло той ночью: и как этот мешок оказался у него в руках, и… Ну, а там будет действовать по обстоятельствам. А теперь за дело.

Открыв дверцу платяного шкафа, О'Лири обнаружил приличный выбор одежды, состоящей из бридж для верховой езды из толстого габардина, современного покроя, плотной серой фланелевой рубашки, сапог из цветной кордовской кожи, короткой ветровки на подкладке и пары водительских перчаток из свиной кожи. Персонажем несколько другой оперы выглядела шпага, лежащая в аккуратных ножнах с прикрепленным кожаным ремнем в западном стиле. Лафайет оделся, быстро поджарил три яйца с полудюжиной ломтиков ветчины. Покончив с завтраком, он вымыл посуду.

Ливший с вечера дождь прекратился. О'Лири тщательно запер за собой дверь. Лачуга, как он с удовлетворением отметил, по-прежнему имела допотопный вид.

Ну, а теперь пора действовать. Сначала… Лафайет остановился посреди замусоренной дороги, освещаемой лучами восходящего солнца, и задумался. Что же ему следует предпринять сначала? Ну, прежде всего надо выяснить, где искать этого Лода. Куда он возвращается после своих набегов? Что там говорили все, кого он об этом спрашивал? На западе, в пустыне? Да… Точными координатами это не назовешь. Нужна более конкретная информация. Как назло, ни одного прохожего поблизости. Впрочем, если он и попытается что-нибудь спросить у любого местного жителя, то, скорее всего, опять придется удирать под аккомпанемент жутких криков, прежде чем он успеет что-либо предпринять.

По дороге загромыхали тяжелые башмаки. Лафайет приготовился нырнуть в укрытие… Слишком поздно. На дороге показался коренастый человек в замызганной куртке из овечьей шкуры и, увидев О'Лири, остановился. Из-под сырой и бесформенной шляпы с широкими полями выглядывало помятое напряженное лицо. Мгновение спустя губы незнакомца расплылись в хитрой улыбке, обнажив редкие зубы.

— Призрак с большой дороги! — воскликнул незнакомец. — Как я рад тебя видеть! Я хотел поблагодарить тебя за то, что ты здорово провел этих полицейских болванов прошлой ночью. Я не знаю, как тебе это удалось, но, похоже, они меня не узнали.

— О, да это никак Рыжий Бык, — нерешительно сказал О'Лири. — Я рад, что смог помочь тебе. Ну, а сейчас я тороплюсь.

— Я слышал, что ты принцессу… того, умыкнул. Ну, и как она?

— И ты тоже! Да не имею я к этому ни малейшего отношения. По-моему, это дело рук Лода. Кстати, может быть, ты знаешь, где его резиденция?

— Слушай, входи со мной в долю, а? Будем работать вместе, брать буду я, а выручку поделим. Идет?

— Да забудь ты об этом. Скажи мне лучше о Лоде. Где он скрывается?

— Соображаю. Ты хочешь продать принцессу этому великану. Какие бабки ты будешь иметь с этого?

— Слушай, ты, придурок… — Лафайет сунул кулак под приплюснутый нос Рыжего Быка. — Еще раз повторяю: я не принимал участия в ее похищении и никому не собираюсь ее продавать. А темные делишки меня совсем не интересуют.

Толстый палец Рыжего Быка уперся в грудь О'Лири.

— Ты хочешь сказать, что я тебя не убедил? Ну, а как насчет того, чтобы поделить территорию? Ты чистишь на дорогах, а я беру город, как? Да и похищения я оставляю тебе. Лады? И…

— Господи! Да я никогда не занимался похищениями, и, ради бога, прекрати нести эту чушь! Иди ты, знаешь куда, со своими похищениями!

— Ах вот ты как! — Теперь голос Рыжего Быка больше походил на рычание.

— Значит так — или мы с тобой ладим, или я отваливаю, раз ты такой слюнтяй, и сдаю тебя легавым, за вознаграждение. Адью!

О'Лири отпихнул упирающийся в грудь палец:

— Так ты скажешь мне, где находится Лод? И хватит пороть чушь, ты, дебил несчастный…

Огромная рука, схватив Лафайета за отвороты его нового костюма, заставила приподняться его на цыпочки.

— Ты, это… кого назвал дебилом? Да у меня не голова, а парламент!

— Ну, тогда у меня, похоже, палата лордов, — сказал О'Лири сдавленным голосом, — если я, как последний идиот, стою тут и точу с тобой лясы. А у меня ведь есть неотложное дело.

Лафайет поднял руку и с размаху ударил ребром ладони в основание толстой шеи Рыжего Быка. Потом еще раз в сердцах саданул по тому же самому месту. Рыжий Бык опрокинулся назад и разжал руку, сжимавшую лацканы. Помотав головой, он зарычал и поступью гориллы пошел на О'Лири, расставив руки в стороны. Последовал молниеносный удар под ложечку. Рыжий Бык со стоном сложился пополам. Лафайет встретил его отупевшую физиономию ударом твердого колена. Рыжий Бык начал заваливаться набок, схватившись одной рукой за живот, а другой зажимая свой нос, из которого хлестала кровь.

— Э… это не честно! — заявил он. — Я никогда не видел таких приемчиков!

— Пардон. Это из урока номер три. Контрудар без оружия. Иногда приходится очень кстати. А теперь скажи, где я могу найти Лода, и поживей

— это очень важно.

— Лода, говоришь? — Рыжий Бык неодобрительно смотрел на окровавленную руку и осторожно поворачивал голову в разные стороны, проверяя, как работает шея. — А какой процент ты бы хотел?

— Оставь! Я просто хочу спасти ее высочество!

— Ну, ладно, давай сорок на шестьдесят, а я подкину пару надежных ребят, которые тебе помогут при встрече с Лодом.

— Ну все, хватит. Я спрошу кого-нибудь другого.

О'Лири оправил костюм, потер синяк на руке, и бросив на Рыжего Быка взгляд, полный презрения, пошел по дороге.

— Эй, постой! — Рыжий Бык потопал за ним. — У меня есть отличная идея! Ну, давай тридцать на семьдесят. Это более чем джентльменское соглашение, правда ведь?

— Ты меня удивляешь! Я и не думал, что ты так силен в арифметике.

— Я постигал математику на практике, занимаясь ночным бизнесом. Ну так как, согласен?

— Нет! Исчезни! У меня полно дел! Я и так довольно заметная фигура, обойдусь как-нибудь без Гаргантюа, который тащится за мной, наступая на пятки!

— Ну, ладно. Учитывая твой знатный удар левой и потрясную работу коленом, я согласен на вшивые десять процентов.

— Пошел прочь! Отчаливай! Отцепись! Исчезни! Отвали! Изыди, сволочь ты такая! Никаких сделок!

В это время они проходили мимо мусорного ящика. Какой-то коротышка, лениво копавшийся в его содержимом, оторвался от своего занятия и внимательно на них посмотрел.

— Ты привлекаешь внимание. — О'Лири остановился. — Ну, ладно, сдаюсь. Я вижу, что ты мне подходишь. Давай сделаем так: встретимся за час до восхода луны у…

— Как насчет «Одноглазого» у Западной почтовой дороги?

— Молодец! Именно это я и имел в виду. Приколи красную гвоздику и делай вид, как будто ты меня не знаешь, до тех пор, пока я не чихну девять раз и не высморкаюсь в яркий платок в горошек. Ясно?

— Так бы давно. Это уже деловой разговор. Больше всего уважаю такие планы, в которых все продумано до мелочей. Кстати, а где я возьму гвоздику в это время года?

О'Лири закрыл глаза, стараясь сосредоточиться.

— Сразу же за следующим поворотом, — сказал он, — увидишь мусорные бачки. Цветок будет лежать на крышке первого бачка слева.

Рыжий Бык кивнул. Потом, несколько нерешительно посмотрев на Лафайета, сказал:

— Слушай, приятель, когда-нибудь, когда ты не будешь так спешить, ты обучишь меня своим приемчикам, а?

— Конечно. А теперь давай, поторапливайся, пока твой цветок не украли.

Рыжий Бык быстрыми шагами направился к указанному месту, а О'Лири, чтобы побыстрей оторваться от навязчивого компаньона, свернул в боковую улочку. При этом он сам не переставал удивляться, как ему удались эти приемы. Произведенный ими эффект, похоже, привел к тому, что Лафайет начал воспринимать происходящее вполне серьезно, как будто все происходило на самом деле. Ему все трудней и трудней было отличить настоящее от воображаемого, происходящее в Артезии от событий в Колби Конерз.

Лафайет потягивал крепкий кофе из толстой кружки, уютно расположившись в кафе под полосатым выцветшим навесом, сооруженном на пятачке у проезжей части улицы. Как же узнать, где находится этот мятежник? Ведь стоит только задать этот вопрос — тут же начнут показывать на него пальцем. Вот и девушка, стоящая у жаровни с древесным углем, на которой кипела вода, начинает искоса на него поглядывать. Может быть, он ей и приглянулся, но сейчас совершенно не до того. О'Лири резко встал и пошел дальше. Самое разумное сейчас — это побольше ходить, глядишь — что-нибудь да и узнаешь.

День тянулся ужасно долго. Он провел его, бесцельно шатаясь по открытым рынкам, листая книги в крошечных лавчонках, примостившихся в промежутках между стенами домов. С интересом смотрел, как ремесленники — серебряных, золотых дел мастера, резчики по дереву, умельцы по коже — узловатыми пальцами раскладывали творения своих рук на маленьких лоточках размером не более крыши собачьей будки в Колби Конерз. О'Лири скромно позавтракал салями с пивом в трактирчике с плотно утоптанным земляным полом и черными от сажи, перекрещенными, низко просевшими квадратными балками.

За час до захода солнца он находился неподалеку от Восточных ворот. Лафайет делал вид, что рассматривает витрину с образцами рисунков для татуировки, при этом он не спускал глаз с часового, который, скользнув по нему взглядом, лениво прохаживался у караульной будки. Похоже, пройти через ворота особого труда не составит. Вот если бы он знал, куда ему идти дальше…

В нескольких ярдах от него стоял какой-то рослый мужик и внимательно следил за Лафайетом краешком глаз с покрасневшими веками. О'Лири, нарочито громко насвистывая начальные такты «Мэрзи Доутс», неожиданно пересохшими губами, быстро свернул в заросшую, темную улочку. Он шел очень быстро и, когда обернулся, то ничего, кроме колеблющихся теней, не увидел. Лафайет пошел дальше по извивающейся дорожке, с трудом различая в темноте повороты.

На небе исчезли последние проблески света. Вскоре дорожка привела к какому-то грязному дворику. Внимательно оглядевшись по сторонам, О'Лири обнаружил еще одну узенькую дорожку, уходящую в темноту. Он быстро свернул на нее, и тут же перед ним возникла темная фигура. Секунду спустя из темноты выступила еще одна. Лафайет молча развернулся и что есть духу припустил прочь. Пробежав около двадцати футов, он налетел на бачок с мусором, который с грохотом покатился прочь. Сразу же послышался топот бегущих ног. О'Лири инстинктивно юркнул в сторону и затаился. Мимо тяжело протопал кто-то в плаще, споткнулся обо что-то и рухнул. Раздался звук упавшего металлического предмета и сдавленные проклятия. Всматриваясь в темноту из своего укрытия, Лафайет разглядел человека, который, опустившись на четвереньки, шарил в темноте. «Наверно, ищет оружие», — подумал О'Лири.

Да, дело, похоже, принимает серьезный оборот. Лафайет быстро шагнул вперед и изо всех сил трахнул ногой в то место, где, по его расчетам, должна была находиться челюсть незнакомца. Человек рухнул плашмя и затих. О'Лири устремился дальше, внимательно вглядываясь вперед, чтобы не пропустить других членов «комитета по встрече». По крайней мере их должно быть еще человека два, если не больше. Самое время сейчас сойти с дороги, чтобы не попасть в лапы этим убийцам.

Только он успел это подумать, как впереди возник еще один силуэт. Наверно, это один из преследователей, обошедших его спереди, чтобы отрезать путь. О'Лири нагнулся, подобрал с земли увесистый булыжник и прижался к стене. Фигура приближалась, слышалось хриплое дыхание. Лафайет ждал. Человек подходил все ближе, внимательно всматриваясь в тени, но все еще не замечая О'Лири.

— Стой и не двигайся, — прошептал Лафайет. — Мой мушкет нацелен прямо в твою левую почку. Брось оружие и оставайся на месте.

Незнакомец застыл, словно восковая фигура, символизирующая сцену «застукали на месте». Он поник, бросил что-то, сверкнувшее в лунном свете, и сделал нерешительный шаг.

— Отлично. Как я вижу, ты малый понятливый, — произнес О'Лири. — А ну-ка, быстро отвечай: сколько вас тут?

— Только я, Моу и Чарли, и еще Сэм, Парки и Клэренс…

— Клэренс?

— Ага. Он новенький. Еще только учится.

— Где он?

— Где-то впереди… Послушай-ка, приятель, а как тебе удалось пройти через них?

— Очень просто — перелетел. А ты-то что здесь делаешь?

— В конце концов ты все равно должен был пройти через какие-нибудь ворота, чтобы выбраться из города.

— Откуда вам известно, что я еще в городе?

— Ты что, парень, думаешь, я выдам тайны своего шефа? Ты от меня больше не дождешься ни слова на эту тему.

— Ладно, скажи мне только одно — где находится Лод?

— Лод? Откуда я знаю? Говорят, где-то на западе.

— Лучше бы тебе знать, а то твой ответ начинает меня сердить. А когда я сержусь, мой палец начинает непроизвольно дергаться.

— Черт возьми! Да любой знает о Лоде ровно столько, сколько и я. Ты что думаешь, если я тебе не сказал, так кто-нибудь другой обязательно скажет, где сшивается этот чертов Лод? Ошибаешься, парень! Мне нет никакого резона строить из себя героя… ты понимаешь, о чем я говорю?

— Даю тебе еще один шанс, последний. Мой палец начинает дергаться.

— Скачи на запад. За полдня доберешься до пустыни. Потом слева появится гряда гор. Скачи вдоль нее, пока не упрешься в перевал. Вот и все.

Лафайету почудилось, что он услышал сдавленный смешок.

— А от перевала до места, где бывает Лод, далеко?

— Может, миль пять, может, десять… Если дотуда доберешься, уже не пропустишь.

— А почему это я не доберусь?

— Смотри фактам в лицо, парень! Нас ведь пятеро, а ты один.

О'Лири сделал шаг вперед и со всего размаха опустил камень чуть повыше уха своего собеседника. Булыжник, весом в пять фунтов, сделал свое дело. Человек тихо сложился пополам и упал лицом вниз, издав слабый хрип.

«Теперь — четверо», — отметил про себя Лафайет и отшвырнул камень в сторону.

Обойдя лежащее тело, О'Лири вновь вышел на дорогу. Через пять минут он уже был в полуквартале от Восточных ворот.

Готовый каждое мгновение куда-нибудь юркнуть или побежать, Лафайет прошел мимо часового как раз в тот момент, когда тот зевал, широко разинув рот и закрыв глаза. Рот был раскрыт так широко, что Лафайет успел заметить дешевую серебряную пломбу.

Пройдя через ворота, он облегченно вздохнул и направился вдоль стены, чтобы обогнуть город. Порядком уставшие ноги гудели. Отчасти в этом виноваты были новые сапоги, которые слегка жали. Если бы у него было время, чтобы раздобыть лошадь! Путь предстоял неблизкий: мили три вдоль городской стены, затем по крайней мере миль десять до пустыни и там еще, наверное, миль десять… Ладно, ничего не поделаешь, поэтому не стоит предаваться пустым мечтам.

Он настроил себя на пеший переход и бодро двинулся в путь, сопровождаемый луной, поднимавшейся все выше и выше над городской стеной.

Впереди мелькнул свет. Это светилось окошко маленького домика, притулившегося у городской стены неподалеку от Западных ворот. Лафайет направился к нему, по пути перебрался через кучу мусора и, когда подошел поближе, увидел, что от дома на запад уходит грязная дорога шириной двадцать футов. Да… Прежде чем отправляться в путь, когда надо будет целую ночь идти пешком, неплохо бы подкрепиться чем-нибудь существенным и выпить бутылочку-другую доброго пива. К тому же это, кажется, трактир. И точно — на столбе висела вывеска с изображением страшного пирата с перевязанным глазом и кустистой бородой.

Судя по вывеске — заведение не из лучших. Однако выбирать не приходится.

Лафайет толкнул дверь и с удивлением обнаружил, что внутри было очень уютно. Слева расположились столы, прямо перед ним — стойка, а справа — площадка для игр, где с полдюжины седовласых крестьян горячо спорили над шахматной доской. Масляные фонари на стойке отбрасывали мягкий свет. О'Лири потер озябшие руки и сел.

Дородная полная женщина выплыла из темного угла и плюхнула перед ним большую оловянную кружку.

— Чего тебе, лапочка? — живо спросила она.

Лафайет заказал ростбиф с жареным картофелем и, ожидая, пока его принесут, попробовал пиво. Совсем даже недурно. Похоже, в этом месте должны хорошо кормить.

— Однако ты здорово припозднился, — раздался знакомый голос над его ухом.

О'Лири резко обернулся и увидел полное упрека красное лицо с плоскими чертами.

— Я жду тебя уже целый час.

— Слушай, Бык, — быстро проговорил Лафайет, — я ведь предупреждал тебя, что со мной нельзя разговаривать, пока я не высморкаюсь шесть раз и не махну красным платком.

— Постой, постой. Ты ведь говорил, что чихнешь девять раз, а потом высморкаешься в свой красный платок. А моя красная гвоздика на месте, смотри. Только немного подвяла, но…

— Успокойся, Рыжий. Я уверен, что наш союз будет плодотворным. Теперь ты должен сделать следующее: иди прямо ко дворцу. Большая часть охраны сейчас занята поисками принцессы, поэтому ты сможешь проникнуть внутрь без особых хлопот и взять там все, что захочешь. Они вернутся не скоро.

— Да, но городские ворота уже закрыты.

— Ну и что, перелезь через стену.

— Слушай, это дельная мысль. Только куда я дену лошадь? Она у меня не мастак перелезать через стены.

— Хм… Знаешь что, Рыжий? Так и быть, я позабочусь о ней.

— Ты настоящий кореш. — Он откинулся на стуле. — Где мы встретимся?

— Оставайся где-нибудь в саду, около дворца. Наверняка найдешь место, чтобы укрыться. Встретимся под белым олеандром на второй заре.

— План смотрится что надо, ты — молоток! Да, а что ты-то будешь делать в это время?

— Ну а я поищу какую-нибудь новую работенку.

Рыжий Бык встал и завернул в плащ свою широкую фигуру.

— О'кей! До встречи в каталажке! — Он повернулся и зашагал прочь.

Женщина, которая в этот момент ставила перед О'Лири тарелку, внимательно посмотрела вслед Рыжему.

— Слушай, а это не тот ли знаменитый карманник и бродяга?

— Тс-с. Он тайный агент его величества, — доверительно сообщил ей Лафайет. Женщина в испуге отошла.

Через полчаса, после добротной пищи и трех больших кружек пива, О'Лири садился на лошадь Рыжего Быка — крепкую гнедую с новым седлом, припоминая все, что ему доводилось когда-либо читать об искусстве верховой езды. Он пришпорил лошадь и поскакал по Западной почтовой дороге.