Таким помнится мне село Медвежьи Сопки — длинная улица вдоль океана. Такими помнятся Калянто, Лидочка Ротваль, Ким, Пепеу и Коравье, Еттувье и старуха Этынкай, и Нутенеут, что по-русски значит Земля, и Лена Илкей, что по-русски значит Молния. Такими мне запомнились Барыгин и Рыпель. С тех пор прошло десять лет. В Медвежьих Сопках, наверно, многое изменилось. Не знаю, жив ли еще Коравье и как здоровье Пепеу. Не знаю, сына или дочку родила Лидочка Ротваль, и как там поживают Ким-агитатор и Лена Илкей…
Как-то недавно мне попалась на глаза небольшая заметка в одной из центральных газет:
«На Чукотке стоит полярная ночь, дуют пурги. Охотники села Медвежьи Сопки успешно ведут зимний отлов песца. Хотя до конца сезона еще два месяца, годовой план по пушнине уже выполнен. Председатель колхоза Калянто в беседе с нашим корреспондентом выразил уверенность, что план добычи будет перевыполнен вдвое. Лучше других идут дела в бригаде, возглавляемой опытным охотником Тынеску».
И снова я решаю: вот придет весна, возьму билет — и прямо туда, на берег Ледовитого, в Медвежьи Сопки.
А пока мне снятся по ночам белые снега Чукотки. И пурги поют под окнами. И несутся с холмов табуны оленей, шумит, путаясь в ветвистых рогах, растревоженный ветер. И сполохи сияния обжигают небо разноцветным огнем. И тяжелая волна отлива с гулом заглатывает во тьму холодного океана береговую гальку. А вдоль океана крутым коромыслом выгнулась улица — белые ромашковые дворы, сбегающие к воде тропинки и дома, дома, глядящие окнами на океан и на тундру…
И я даю себе в последний раз торжественную клятву: что бы ни случилось, но в этом году — непременно.