Улыбаемся и гибнем! (ЛП)

— Джули, подожди! — Моя лучшая подруга, Рина Якобс, бежала ко мне по коридору школы. Ее светлый «конский хвост» подскакивал на затылке. — Новый фотик?

Я покачала головой.

— Это один из старых. — Он болтался у меня на шее на ремне. — Папа обещает купить мне новый, если мистер Уэбб поручит мне ответственное задание.

Рина заморгала:

— Ответственное задание?

Я пихнула ее.

— Ну Рина, я месяцами только об этом и говорю. Помнишь? О том, чтобы сфотографировать всех учеников для разворота в «Тигре»? — (Это название нашего ежегодника.)

Рина наморщила лоб.

— Я думала, мистер Уэбб уже выбрал для этого Дэвида Бланка.

— Значит, неправильно думала, — отрезала я. — Вот почему я спешу в редакцию «Тигра». У меня появилась шикарная идея. Мистер Уэбб точно не сможет отказаться. А Дэвид пускай прижмет задницу и смотрит, как я фотографирую!

Рина засмеялась:

— Не любишь Дэвида, да?

Я закатила глаза:

— Любит ли козла салат-латук?

Она нахмурилась:

— Козла? Не поняла, Джули…

Со своими светлыми волосами и большими зелеными глазами Рина — настоящая красавица. Пожалуй, она самая красивая девочка в Средней Школе Двойной Развилки. И умом не обделена.

Но она совершенно не понимает метафор.

— Я хочу сказать, что Дэвид стремится захапать все подряд, — пояснила я. — Чтобы быть единственной звездой. На прошлой неделе мистер Уэбб попросил меня снять распродажу велосипедов в спортзале. И когда я пришла, догадайся, кто уже был там.

— Дэвид?

— Угадала.

— Ну любит человек состязаться, — сказала Рина. И усмехнулась. — Но как по мне, так он довольно милый.

— Милый? — Я сунула палец в глотку. — С этими ярко-рыжими волосами и веснушками? Да он похож на морковку!

— У тебя одни овощи на уме, — сказала Рина.

— Нет, у меня на уме фотографирование, — возразила я. — Я умею состязаться не хуже Дэвида. Я правда хочу сделать это большое фото. Вот почему мне необходимо поспеть в редакцию раньше него.

Я повернулась и припустила по коридору. Было около половины четвертого, и школа уже опустела.

— Джули… — окликнула меня Рина. — Мы еще собираемся прокатиться на великах в субботу?

— Утром я присматриваю за Сэмми, — сказала я. Сэмми — мой младший брат. — Можем прокатиться после обеда.

Повернув за угол, я нос к носу столкнулась с Сестрицами-Насмешницами.

На самом деле Бекка и Грета никакие не сестры. Просто закадычные подруженции. Никогда не видела их поодиночке.

Я называю их Сестрицами-Насмешницами потому, что при виде меня они всегда нехорошо ухмыляются. Как будто от меня тухлятиной какой-то несет. А еще они постоянно надо мной издеваются.

Они даже внешне немного похожи. Обе высокие и тощие, у обеих длинные носы и заостренные подбородки. Как у ведьм.

— Приветик, Жу-Жу, — ухмыльнулась Бекка.

Я скрипнула зубами. Она знает, как я ненавижу, когда меня называют Жу-Жу. Так я сама себя называла, когда была слишком маленькой, чтобы выговорить имя «Джули».

Грета показала на мой рот.

— Жу-Жу, у тебя что-то на зубах, — сказала она.

Я потерла зубы указательным пальцем.

— Убрала? — спросила я.

Грета кивнула.

— Ага. Это был твой палец.

Подняв руки, они дали друг другу пять и захихикали, словно это был величайший в мире прикол.

— Где вы набрались таких шуток? В первом классе или во втором? — Протиснувшись мимо них, я поспешила дальше по коридору. Фотоаппарат подпрыгивал у меня на груди.

Редакция ежегодника находилась за последней дверью слева. Схватившись за дверную ручку, я повернула ее и влетела внутрь.

И тут же ахнула, ослепленная взрывом белого света.

Слава Богу, это оказался не взрыв.

Через несколько секунд зрение вернулось ко мне. И первым, кого я увидела, был Дэвид Бланк.

Он стоял рядом с мистером Уэббом. С фотоаппаратом наготове. А на его наглой рыжей морде играла широченная ухмылка.

— Смотри и учись, — сказал он. — Вот как нужно делать внезапные фото. Потрясающая естественность.

— Дэвид, ты меня чуть не ослепил! — воскликнула я. Перед глазами до сих пор мелькали белые сполохи.

Дэвид посмотрел на видеоэкранчик своего фотоаппарата.

— Видела б ты свое лицо! — воскликнул он. И показал мистеру Уэббу: — Прямо как в ужастике.

— Сам ты ужастик! — огрызнулась я.

Я была страшно разочарована тем, что Дэвид уже тут как тут. Оттерев его локтем, я попыталась протиснуться к мистеру Уэббу.

— Ты уже уходишь, верно? — спросила я Дэвида.

Он пожал плечами.

— Да так, поболтаюсь еще немного, — сказал он. — Мы тут с мистером Уэббом обсуждали кое-какие идеи для ежегодника.

Мистер Уэбб снял очки и потер глаза. Он высокий как каланча и долговязый. И такой худющий, что выпирают кости на запястьях. Лицо у него очень узкое, а темные волосы подстрижены ежиком.

Ребята придумали ему прозвище «Шприц», потому как он действительно смахивает на шприц.

У него очень мягкий голос. Он всегда долго думает, прежде чем ответить на вопрос. А еще постоянно снимает-надевает очки. Думаю, это нервное.

Он никогда не вел у меня уроки. Но, как по мне, ежегодником он руководит не на страх, а на совесть. И всегда готов выслушать новые идеи.

— А мне папа купил новую линзу для «Пентакса», — похвастался Дэвид. — У меня на этом фотике десятикратное увеличение. А на другом двадцатикратное.

— Ишь, расхвастался, — буркнула я.

Он считает себя очень крутым, потому что его папа работает в «Мире фото», фотомагазине в торговом центре.

Мистер Уэбб водрузил очки обратно на нос и повернулся ко мне.

— Джули, на прошлой неделе ты сделала несколько хороших снимков команды по борьбе, — сказал он. Потом добавил: — И Дэвид тоже.

Я закусила губу.

— Я думала, это мое задание.

Дэвид ухмыльнулся.

— Да я просто хотел тебя поддержать, — сказал он. — Ну, знаешь, на случай если твой маленький фотик сломается.

Ну вот как ему не врезать?

— Ты говорила, что у тебя есть идея, которую ты хочешь мне показать? — осведомился мистер Уэбб.

Я полезла в рюкзак и вытащила набросок. Вот бы Дэвид сейчас растворился во вспышке белого света!

— Это по поводу снять всех учеников разом, — сказала я мистеру Уэббу. — У меня появилась идея использовать новый плавательный бассейн.

Дэвид засмеялся:

— Хочешь снимать под водой? Это потрясающе!

— Уймись, — простонала я. — Ты же знаешь, что бассейн еще не наполнили. В нем нет воды.

Я разложила свой рисунок на столе, и мистер Уэбб склонился над ним. Почесывая в затылке, он изучал набросок.

— А на трамплине стоишь ты? — спросил он.

Я кивнула.

— Да. Видите? Собираем всех в пустом бассейне. Впереди пятые классы. За ними шестые. А за ними и семиклассники. А я воспользуюсь широкоугольным объективом и сниму всех с трамплина для прыжков.

Дэвид прыснул:

— А потом нырнешь в толпу? Потрясающе!

Я пропустила его подначку мимо ушей.

Мистер Уэбб долго разглядывал набросок.

— Это может быть не вполне безопасно, — промолвил он наконец. — Трамплин все-таки довольно высокий…

— Там очень широкая платформа, — заверила я. — С перилами. Соскользнуть невозможно.

Дэвид тоже склонился над рисунком, закрывая мистеру Уэббу обзор.

— Думаю, мы с Джули могли бы подняться туда вдвоем, — сказал он. — Она может использовать свой старомодный широкоугольный объектив. А я использую свою «Конику».

Мне хотелось пришибить его.

Свинья бессовестная этот Дэвид.

— Платформа недостаточно широка, — сказала я мистеру Уэббу. — Там хватит места только для одного. И потом, это моя идея…

— Придумал! — сказал Дэвид. — Давайте устроим соревнование. Между Джули и мной.

Я поперхнулась:

— Соревнование?

— У кого больше фотографий примут для ежегодника — тот и победил, — сказал Дэвид. — Победитель и будет делать общее фото с трамплина.

Мистер Уэбб задумался. Затем на его игольно-узком лице появилась улыбка.

— Что ж, по-моему, это будет вполне справедливо, — сказал он. — Хорошо, у вас одна неделя.

Справедливо?! Хороша справедливость! С бассейном была моя идея. Но не давать же теперь задний ход?

На лице Дэвида играла широкая усмешка. Хотелось бы мне ее стереть… Но нельзя было показывать ему, что я расстроена. Вместо этого я сказала:

— Ладно. Так и быть. Устроим соревнование.

Я сложила свой набросок и засунула обратно в рюкзак. Затем я помахала рукой на прощание и вышла из кабинета.

По дороге домой я не могла думать ни о чем другом.

Мне очень хотелось выиграть соревнование. Хотелось стоять на высоком трамплине, и чтобы все смотрели на меня.

Откуда мне было знать, что совсем скоро я буду падать навстречу своей судьбе?

В субботу в ясном голубом небе сияло солнце. Первый теплый день весны. Нам с Риной не терпелось оседлать велосипеды и прокатиться по городу с ветерком.

Мы проехали мимо школы, затем свернули направо и покатили вниз к парку Фэйрфакса. Одеты мы были в футболки и шорты: было чудесно представлять себе, что уже лето.

У подножия крутого холма нам пришлось притормозить.

— Как сегодня был Сэмми? — спросила Рина.

— Как обычно, — сказала я. — Он был Сэмми. Что еще?

Рина засмеялась:

— Твой братишка малость избалован.

— И малость плаксив, — добавила я. — И малость докучлив. Мама вечно твердит, что он имеет право быть самим собой. Думаю, это значит, что ему позволено.

— Баловень, — сказала Рина.

Мы покатили через парк, сквозь мельтешение теней переплетенных деревьев, нависавших над аллеей. Проехали мимо домов, где жили некоторые из наших общих друзей.

На углу какие-то ребята поливали автомобиль из садового шланга. Мы снова свернули, и тут рядом с нами остановился красный внедорожник.

Заднее окошко поехало вниз. И кто выглянул оттуда, как не мои закадычные подружки Бекка и Грета?

— Жу-Жу! — окликнули они меня. — Жу-Жу!

— Пересела на двухколесный! — прокричала Бекка.

Грета плюнула в меня жвачкой. Промазала.

— Пока, Жу-Жу! — Внедорожник сорвался с места, унося гогочущих девиц.

Я закатила глаза и приналегла на педали. Рина нагнала меня, светлые волосы развевались у нее за спиной.

— Что ты им сделала? — спросила она.

— Я знаю, что, — сказала я. — Помнишь мой день рождения в прошлом году? Вечеринку в кегельбане?

— Как не помнить, — сказала Рина. — Я себе шар на ногу уронила.

— Так вот, мама сказала, что я могу пригласить не больше пяти ребят, — продолжала я. — А ты знаешь, что Бекка и Грета у меня далеко не в первой пятерке. Они ближе к самой последней.

Рина засмеялась:

— И ты их не пригласила.

Я кивнула:

— Вот именно. С тех пор они точат на меня зуб.

На углу я снова притормозила. Уличный знак валялся в траве.

— Ну и где мы? — поинтересовалась я.

Мы сощурились от послеполуденного солнца. Я видела маленькие домишки, лепившиеся друг к другу по обе стороны квартала. Передние дворы представляли собой небольшие квадратики, густо поросшие бурьяном.

В одном из домов все окна были заделаны картонками. Двор был завален пивными банками и прочим мусором.

Недружелюбного вида псина, высокая и тощая, залаяла на нас с немощеной подъездной дорожки, натягивая цепь. Двое мальчишек кидали камнями в стену маленького домика, отделанного черепицей.

— Я не знаю этот район, — сказала я. — Мы сюда раньше не заезжали.

— Жутковатый какой-то, — добавила Рина. Но тут ее зеленые глаза расширились. — Эй, гляди! Гаражная распродажа!

Не став дожидаться меня, она покатила по подъездной дорожке, вдоль которой покачивались на ветру красные и синие воздушные шарики.

Рина не может пропустить ни одной распродажи. Она помешана на старой обуви, головных уборах и шмотках. Не знаю, что она делает со всем барахлом, которое покупает. Хорошо хоть у нее стенной шкаф вместительный.

Дом из красного кирпича был маленький и квадратный. Сетчатая дверь была порвана и болталась, наполовину открытая. Из запыленного панорамного окна таращилась плюшевая обезьянка.

Здоровенная краснолицая тетка, одетая в желтое платье в обтяжечку, восседала в шезлонге перед гаражом. Когда мы слезли с велосипедов, она помахала нам рукой, но подняться не соизволила.

Она стала обмахиваться сложенной газетой. Затем показала ею на столик с вещами.

— Все за полцены, — сипло проговорила она. — Не успела проставить. Если что заинтересует — обращайтесь.

Мы положили велосипеды на дорожку. Поблизости больше никого не было. Злая собака в конце квартала продолжала надрываться.

Рина подошла к вешалке со старыми платьями и пальто. Как по мне, все они были изрядно потрепаны. Но Рина любит копаться в подобном тряпье.

Я остановилась у столика перед открытой дверью гаража. На нем стопками лежали старые журналы «Тайм» и пожелтевшие ноты.

Я взяла несколько нот, пролистала. Мой папа играет на фортепиано и коллекционирует старые песни. Но эти ноты были слишком вонючие и разваливались на части. Гадость.

Я кинула их обратно на столик, но от рук теперь все равно пахло скунсом.

Оглянувшись, я увидела, что Рина примеряет соломенную шляпку. С ее внешностью любая шляпа к лицу. Когда же я примеряю одну из ее шляп, то выгляжу как маленькая девочка, играющая в переодевания.

В гараже были полки с настольными играми и подвижными фигурками. Я просмотрела старую карточную игру про оборотней под названием «Хвать меня за рожу!». Чушь какая-то.

И тут, в глубине гаража, я заметила что-то на нижней полке. Фотоаппарат.

Наклонившись, я подняла его.

— Странно, — пробормотала я.

Без сомнения, он был очень старый. Квадратной формы, как допотопная корпусная камера. Больше моего цифрового фотика и гораздо тяжелее. Его металлический корпус был отделан черной кожей. Перевернув его, я обнаружила наверху встроенную фотовспышку.

— Интересно, на какую пленку он снимает, — пробормотала я. Никогда не видела ничего подобного.

В рюкзаке у меня лежало пять-десять долларов. Хватит ли их, чтобы купить этот старый фотоаппарат?

Я отнесла его женщине в шезлонге.

— Продается? — спросила я.

Глаза у женщины полезли на лоб. Подбородки затряслись.

— Нет! — завопила она. — А ну положь! Не нужен он тебе! Положила, быстро!

— Н-нет проблем, — пробормотала я.

Женщина замахала руками, прогоняя меня. Ее лицо стало свекольно-красным.

Я повернулась и побежала обратно в гараж, по-прежнему держа в руках фотоаппарат. «И что в нем такого?» — недоумевала я.

Я наклонилась, чтобы положить его обратно на нижнюю полку… и почувствовала, как меня потрогали за плечо.

— А? — испуганно выдохнула я. Обернулась — и увидела стоявшую за спиной девочку. Она была примерно моих лет, крупная и краснолицая, как женщина во дворе.

Ее жидкие каштановые волосы спадали на глаза. Одета она была в мешковатые джинсы и розовую кофточку с надписью блестками «Мамина принцесса».

— Тебе нужен этот фотоаппарат? — прошептала она.

— Ну… не знаю… — промямлила я. — Если с ним что-то не так…

Она сунула его мне.

— Давай. Забирай его.

— А почем? — спросила я.

Девочка помотала головой.

— За так. Просто забери его, пока мама не видит. — Она подтолкнула меня к подъездной дорожке.

Я подобрала велосипед, а камеру засунула в рюкзак. Женщина ничего не заметила. Она наливала себе какой-то напиток из большого пластикового кувшина.

Подбежала Рина и подняла с дорожки свой велосипед.

— Тут ловить нечего, — прошептала она. — Поехали.

Мы крикнули женщине «До свиданья!» и поехали прочь. Уже на улице я обернулась в сторону гаража. Хозяйская дочка неподвижно стояла там, глядя нам вслед.

Я помахала ей рукой на прощанье. Но она не помахала в ответ.

Мама встретила нас, как только мы вошли в дом. Мама темноволосая, как и я, только стрижется под ежик. Она невысокая, пухленькая и буквально кипит энергией. В том смысле, что ей никогда не сидится на месте.

— Рина, не желаешь остаться и поужинать? — спросила она.

— Конечно, спасибо, — ответила Рина.

— А что на ужин? — спросила я.

Мама пожала плечами:

— Только пицца. Я весь день отдраивала чердак. Готовить не было времени.

Это еще одна особенность моей мамы. Она никогда не сидит на месте — и никогда не перестает отдраивать комнаты.

— Только в этот раз без перца! — В комнату влетел Сэмми, ноющий, как обычно. — Ненавижу перец! Даже если убрать, все равно вкус остается.

Сэмми выглядит как более юная версия нас с мамой. Он невысокий, с темными волосами, карими глазами и щелью между зубов — как было и у меня, пока я не поставила скобки.

— Ладно. Перца не будет, — пообещала мама.

Я извлекла из рюкзака старый фотоаппарат. Мне не терпелось его опробовать.

— Где достала? — спросил Сэмми и попытался его схватить, но я вовремя отдернула руку.

— Сфоткай меня! — потребовал он. Встав в позу перед камином, он высунул язык и скосил глаза. — Ну! Сфоткай меня.

— Там нет пленки, — сказала я. — Я его только купила. И потом, когда я вставлю пленку, то сфоткаю Рину, а не тебя.

С этими словами я повернулась и навела объектив на нее. Притворяясь, что делаю ее фото, я нажала на спуск.

Сверкнула вспышка — ослепительно-белая. Послышалось металлическое гудение… и из передней части камеры выскользнул квадратик.

— Что это? — воскликнул Сэмми. — Сломала! Ха-ха! Сломала свой новый фотик! — Он пустился в пляс вокруг меня и Рины.

Я вытащила квадратик. Он был картонный и спереди отливал глянцем.

— Джули ничего не сломала, — сказала мама. — Разве ты такого не видел? Это самопроявляющая камера.

— Че-его? — протянул Сэмми.

— Смотри. Вылезла фотокарточка. Сейчас она постепенно проявится, — пояснила мама. — Такие частенько использовали до появления цифровых фотоаппаратов.

Мы все уставились на квадратик в моей руке. Он начал темнеть. Потом проступили цвета. Мало-помалу фотография проявилась, и мы увидели Рину.

— Хорошие цвета, — сказала я. — Очень мягкие. Красотища!

— О Боже, — простонала Рина. — Снимок-то хороший, только у меня глаза красные.

Я разглядывала снимок. Да, Рина выглядела здорово. Сомневаюсь, что она вообще может плохо получаться на фото. Но ее глаза мерцали красным огнем.

Сэмми стал насмехаться над Риной:

— Выглядишь как чучело! — После чего опять попытался выхватить фотоаппарат. — Дай я тоже сфоткаю!

Я увернулась от него.

— Это не игрушка, Сэмми. — Я потянула Рину к лестнице. — Пошли ко мне. Держу пари, я сумею избавиться от красных глаз.

— На компьютере? — спросила Рина.

Я кивнула:

— Да. Отсканирую фото на компьютере и поправлю глаза.

Мы поспешили наверх в мою комнату и закрыли дверь, чтобы Сэмми за нами не увязался.

Я отсканировала снимок на компьютере. У меня есть профессиональная программа, называется «ФотоМастер-Плюс», и я ее помаленьку осваиваю.

Я посмотрела на изображение на экране и начала его корректировать.

— Странно, — пробормотала я.

— Что там? — спросила Рина. Положив руки мне на плечи, она склонилась надо мной.

— Я не могу затемнить твои глаза, — сказала я. — По идее, я умею гасить красные отсветы. Но они совершенно не поддаются.

— О, помоги! У-у-у-у-у! Мои глаза! — неожиданно завизжала Рина.

С испуганным вздохом я обернулась.

Рина поднесла руки к глазам. И завопила во всю мощь своих легких:

— Мои глаза! На помощь! Мои глаза!

Я издала еще один испуганный вздох. И вскочила со стула.

— Что случилось?

Рина прижимала ладони к глазам.

— Помоги! Джули… мои глаза горят! О, помоги мне!

Я мягко взяла ее за руки и потянула их вниз. Когда я увидела ее глаза, у меня перехватило дыхание.

Ее глаза горели, как огонь!

— Помоги! — простонала она. — О, какая боль! Какая ужасная боль!

— М-может быть, вспышка была слишком яркая, — проговорила я. — Ты стояла так близко к камере…

Я потащила Рину в ванную. Смочив мочалку холодной водой, я прижала ее к глазам подруги.

— Это не поможет! — заверещала она. — Мои глаза… они горят! Как же больно!

Я убрала мочалку. Ее глаза по-прежнему пылали красным огнем.

— Вот. Еще холодной воды, — сказала я и снова прижала мочалку к ее лицу. Затем я потащила Рину вниз, к маме на совет.

— У нее глаза горят. Они совсем красные, — сообщила я ей.

— Дай посмотрю. — Мама убрала мочалку. При виде красного свечения она растерянно заморгала. — Что-то вызвало сильное раздражение, — сказала она. — Ты страдаешь аллергией?

Рина замотала головой. Ее всю трясло.

— Нет! Нет у меня аллергии! Пожалуйста, помогите!

— У меня в комнате есть глазные капли, — сказала мама. — Принеси, Джули, они на комоде.

Мы испробовали глазные капли. Они ничуть не помогли.

— Позвони Рининым родителям, — распорядилась мама. — Может, они еще успеют показать ее окулисту. Никогда не видела ничего подобного!

Мистер Якобс приехал через несколько минут. Мы помогли Рине усесться в машину.

— Отзвонись потом, — попросила я. — Когда жжение прекратится.

Я смотрела, как они уезжали. В животе все сжалось в тугой комок. Я не могла отделаться от звенящего в ушах страшного крика Рины.

У себя в спальне я взяла снимок. И долго смотрела на улыбающееся лицо Рины с горящими красными глазами.

Уму непостижимо, подумала я.

После ужина я все еще думала о Рине. Внезапно я вспомнила, что у меня задание от мистера Уэбба. Я должна была находиться в спортзале, снимая баскетбольный матч девчачьей команды для ежегодника.

Подхватив пару фотоаппаратов, я засунула их в рюкзак. Затем вскочила на велик и помчалась к спортзалу.

Я успела как раз вовремя. Игра уже подходила к концу. Наши «Тигры» продували «Колючкам Мидоу-Бэй».

Я заметила Карлу Майер, нашего лучшего игрока. Она перехватила мяч и уверенно вела его вперед. Остановившись на линии, она совершила трехочковый бросок.

Трибуны были наполовину заполнены ребятами. Большинство из них затопали ногами и затянули:

— Кар-ла, мо-чи! Кар-ла, мо-чи! Кар-ла, мо-чи!

Я решила сделать несколько снимков с самой верхней трибуны. Достав свою лучшую цифровую камеру, я поспешила наверх по крутым ступенькам. И вскрикнула, когда откуда-то спереди высунулась красно-белая кроссовка и сделала мне подножку.

— Ой! — При падении я больно расшибла коленку. Обернувшись, я увидела владелицу кроссовки: разумеется, это была Бекка. Они с Гретой ухмылялись мне.

— Не слишком ли ты неуклюжа, а? — сказала Бекка. И засмеялась.

— Ай-яй-яй, Жу-Жу. Неужели ты грохнулась прямо на свой фотик? — прокричала Грета сквозь гомон толпы.

Надо было не обращать на них внимания. Вместо этого я бросила:

— Бекка, разве у тебя не жутко огромная ножища для девочки?

После чего перевела взгляд на фотоаппарат. О Господи. Я и впрямь свалилась на него. Объектив треснул.

Качая головой, я поднялась на верхнюю трибуну. Посмотрела на табло. «Тигры» проигрывали со счетом 36:45. Карле придется попотеть. Будет хороший материал.

Я полезла в рюкзак за второй камерой… и вскрикнула:

— О нет!

Странный старый фотоаппарат. Я не собиралась брать его.

Что ж… Делать нечего. Придется использовать его.

Я знала, что на старье много снимков не сделаешь. Надо дождаться пары-тройки ключевых моментов.

Мне нужно было снять общий план Карлы во время пробежки. Справится ли с этим допотопный фотоаппарат? Я поднесла его к лицу… а потом застонала.

Дэвид Бланк! На его рыжую голову была натянута синяя бейсбольная кепка. Но я все равно сразу узнала его.

Что он здесь делает?

Дэвид стоял рядом со скамейкой запасных. На его шее болтались две камеры. И он делал снимок за снимком.

— Ах ты сволочь! — вскричала я вслух. Ведь он знал, что это было мое задание.

Дэвид готов на все, чтобы выиграть наше соревнование. Но это попросту нечестно.

«Колючки» увеличили счет в свою пользу. Публика безмолвствовала. Все ждали, что предпримет Карла.

Я окинула взглядом трибуны. Бекка уткнулась в сотовый телефон. Грета что-то искала в своем рюкзаке. За игрой они вообще не следили.

Я взяла старый фотоаппарат наизготовку. Через несколько секунд Карла на полной скорости повела мяч к центру зала.

Вот он, мой снимок. Я держала ее в прицеле видоискателя, пока она неслась с мячом к цели. Высоко подпрыгнув, она послала мяч в корзину.

В тот момент, как ее ноги оторвались от пола, я нажала на спуск. Фотоаппарат полыхнул вспышкой. Квадратик фотокарточки выскользнул наружу.

Я смотрела на фото, ожидая, когда оно проявится.

— Черт возьми! — воскликнула я. — Как это я напортачила?

На фотографии была видна только рука Карлы.

А где же все остальное? Где лицо?

Как я умудрилась захватить одну только руку?

Громкое «кра-а-ак!» заставило ребят на трибунах ахнуть.

И все заглушил отчаянный вой, протяжный, душераздирающий вопль боли.

Я обернулась… и увидела Карлу, повисшую на ободе корзины.

Повисшую на руке!

Карла орала не своим голосом. По щекам ее катились слезы.

Даже с верхней трибуны мне было видно, что ее рука сломана самым кошмарным образом. Она болталась под совершенно неестественным углом.

Игроки обеих команд столпились внизу, визжа и крича. Ребята закрывали глаза руками. Тренеры бросились снимать Карлу.

Свисток судьи заливался без умолку, точно сирена.

Завывая в смертной муке, Карла растянулась на полу спортзала, из развороченной плоти ее руки торчали пеньки костей.

Задыхаясь, я поняла, что сжимаю в кулаке снимок. Поднеся его к лицу, я уставилась на изображение.

Уставилась на руку Карлы, одну только руку.

И тогда на меня нахлынула дурнота.

Через некоторое время прибыли четверо парамедиков в белой униформе. При виде Карлы они не смогли скрыть потрясения. Тренер Эмберс сидела рядом с ней, пытаясь удержать на месте.

Карла, впрочем, к этому времени уже затихла. Должно быть, у нее случился шок.

Спортзал опустел. Обе команды отправились в раздевалки.

Врачи уложили Карлу на носилки. Я заметила, что ее рука выгнулась чуть ли не в обратную сторону.

Я засунула фото в рюкзак. Судья покинула зал. Но пронзительный звук свистка до сих пор звучал у меня в ушах.

Я подумала о Рине. О ее красных глазах. А потом снова представила себе руку Карлы.

Меня пробрала дрожь.

Наверное, надо было прислушаться к предостережению той женщины.

Наверное, надо было оставить фотоаппарат в ее гараже.

Это не могло быть совпадением! В этом старом фотоаппарате есть что-то зловещее…

Я не видела Дэвида, пока он не вырос прямо передо мной. Он выхватил из моей руки старый фотоаппарат.

— Эй! — вскрикнула я и попыталась отнять камеру.

Но он тут же отдернул руку.

— Ух ты! Вот это да! — сказал он. — Где раздобыла? Дай попробовать!

— НЕТ! — взвизгнула я. И снова попыталась схватить камеру.

Слишком поздно.

Дэвид навел фотоаппарат на меня… и буквально шарахнул вспышкой мне прямо в лицо.

Я зажмурилась. Я до сих пор видела эту белую вспышку, даже с закрытыми глазами.

Я слышала, как из фотоаппарата выскользнула пленка.

Когда я открыла глаза, Дэвид смотрел на фотоаппарат. Он засмеялся:

— Игрушка, что ли? Это камера Сэмми, верно?

— Она очень старая, — сказала я. — Я должна отнести ее обратно. С ней что-то не так.

Дэвид повертел ее в руке.

— Смотри. Что-то оттуда выскочило. А водой она брызгается?

— Не смешно, — сказала я. И тут увидела, на что он смотрит. Квадратик пленки. Он вышел не до конца. Наполовину застрял в камере.

— Видишь? Он сломан, — сказала я. — Я собираюсь вернуть его…

Я умолкла. У меня перехватило дыхание.

Резкая боль охватила мое тело по талии.

Ощущение было такое, будто я опоясана тяжелым ремнем. И ремень этот все затягивают… и затягивают… и затягивают…

Я издала стон.

Я не могла дышать.

Я согнулась пополам. Боль пронизывала меня.

Ощущение было такое, словно меня разрезают надвое!

— Джули? Джули? — Я почувствовала на плечах руки Дэвида. — Ты в порядке? Что с тобой?

Я не могла разогнуться. Не могла говорить. Не могла дышать.

Меня разрезают… разрезают надвое…

Внезапно я поняла, что должна сделать.

Пересиливая боль, я с трудом поднялась. И схватила фотоаппарат.

Боль вокруг талии усиливалась.

— Джули? Тебе нужна помощь? — слышала я голос Дэвида. Он доносился словно откуда-то издалека. — Джули? Тебе больно? — кричал он. — Я могу что-нибудь сделать?

Ответить я не могла. Боль заставляла сжиматься челюсти, напрягая каждый мускул.

Перед глазами все окрасилось алым. Потом черным. Я поняла, что теряю сознание.

Стиснув зубы, я схватила квадратик пленки. И с силой потянула, потянула из камеры.

Сработает ли это?

Пройдет ли после этого боль?

Я стиснула зубы и ждала… ждала…

Нет.

Фотография выпала у меня из руки. Я снова сложилась вдвое, сжимая бока. Боль охватывала меня. Казалось, меня прожигает насквозь раскаленным шнуром.

А потом… боль исчезла.

Не прошла постепенно. Раз — и нет ее. Так внезапно, что я охнула и выпрямилась, ошеломленно моргая.

Я сделала долгий, глубокий вдох, потом еще один. Потерла рукой талию. Все снова было в полном порядке.

— Тебя как, отпустило? — спросил Дэвид. Он так побледнел, что даже веснушки сошли с лица. — Джули?

Я не ответила. Только крепко-накрепко прижала к груди фотоаппарат. А потом отвернулась от Дэвида и через весь зал бросилась к выходу.

— Эй! — крикнул Дэвид мне вдогонку. — В чем твоя проблема?

И снова я не ответила. Я продолжала бежать, пока не оказалась за пределами парковки, жадно вдыхая прохладный, свежий вечерний воздух.

Я знала, в чем моя проблема. В проклятом фотоаппарате.

Сначала Рина, потом Карла… а затем и я.

Фотоаппарат был злом. Он калечил людей.

Я должна от него избавиться. Я должна вернуть его той странной женщине.

Крепко прижимая к себе камеру, я села на велосипед и поехала домой, управляя одной рукой. Мимо проехал автомобиль, из открытых окон звучала музыка. С пассажирского сиденья мне помахала рукой какая-то девочка. Но я не помахала в ответ.

Я бросила велосипед у стены гаража. Запыхавшись, вбежала в дом с черного хода.

Я собиралась поскорей подняться в свою комнату и спрятать фотоаппарат, пока меня никто не видел. Но едва я вошла в гостиную, откуда ни возьмись выскочил Сэмми. На его лице красовалась безобразная резиновая маска скелета.

— Сфоткай меня, или погибни! — прохрипел он и встал в позу, подняв руки со скрюченными пальцами, точно когти.

— Сэмми, с каких пор сегодня Хэллоуин? — спросила я.

— Я не Сэмми. Я Серебряный Череп. Сфоткай меня. Не то я сокрушу тебя своим Черепастым Взглядом.

Я содрогнулась. Бедный Сэмми. Если я сфотографирую его этой зловещей камерой, он, чего доброго, и впрямь превратится в скелет!

— Брысь. — Я не собиралась так сильно его толкать. Но мне не терпелось поскорее спрятать фотоаппарат в комнате.

— Ну все, тебе кранты! — крикнул Сэмми, обиженно погрозив мне кулаком. — Сейчас ты ощутишь захват Серебряного Черепа!

Это вызвало у меня смех. Пусть он избалованный негодник, но все равно славный.

Добравшись до комнаты, я открыла стенной шкаф. В глубине лежала давно забытая мною куча грязной одежды. Я затолкала фотоаппарат под ворох джинсов и футболок. Теперь Сэмми ни за что его не найдет.

Сердце ухало, как барабан. Я знала, что не смогу чувствовать себя нормально, пока не верну зловещую вещь. По крайней мере, она никому не сможет причинить вреда, валяясь под тонной вонючих шмоток.

С усталым вздохом я плюхнулась на постель. Достала сотовый телефон, открыла и набрала Рину.

— Как твои глаза, полегчало? — спросила я.

— Нет, не полегчало, — резко ответила Рина. — Все благодаря тебе!

— Что-что?

— Что слышала, — отрубила Рина. — Глаза по-прежнему горят, как сволочи. И по-прежнему светятся.

— О, мне так жаль… — простонала я.

— Я не могу читать. Не могу смотреть телик. Не могу даже домашку делать! — выкрикнула Рина. — И в школу не могу пойти, чтобы меня там видели в таком виде!

— Рина, мне правда жаль… — повторила я.

— Жаль? — вскричала Рина. — Жаль? Джули, та тетка говорила тебя не брать фотоаппарат. Но ты же думаешь, будто все знаешь. Думаешь, будто можешь делать все, что угодно. Ну что ж… посмотри, что ты сделала со мной!

— Пожалуйста, Рина… — взмолилась я.

— Доктор сказал, что ничего подобного в жизни не видел! — возопила Рина. — Ты… ты мне жизнь сломала, Джули!

— Но… зачем ты так со мной? — воскликнула я. — Мы все-таки подруги…

— Ну уж дудки, — отрезала Рина. — Больше мы не подруги. Черта с два.

Я не могла поверить, что она это сказала. Я поняла, что меня всю трясет. Я едва могла удерживать возле уха телефон.

Я слышала, как она плачет в трубку.

— Рина, послушай, — снова взмолилась я. — Завтра я отнесу фотоаппарат обратно. Пойдешь со мной? Мы могли бы спросить ту женщину насчет твоих глаз.

— Сгинь, Джули! — проговорила Рина тихим, ледяным голосом. И отключила телефон.

На следующий день уроки тянулись целую вечность. Я не переставая думала о фотоаппарате, спрятанном в стенном шкафу. И мне ужасно не хватало Рины.

Всякий раз, как я вспоминала ее пожелание мне сгинуть, в животе все завязывалось узлом.

После уроков я бегом добралась до дома. Мне хотелось оказаться там раньше Сэмми.

Нырнув с головой в стенной шкаф, я разбросала в стороны грязную одежду. Затем схватила фотоаппарат и направилась к гаражу за велосипедом.

И знаете что? Шина оказалась спущенной.

Мне было плевать. Фотоаппарат будет возвращен сегодня же, даже если мне придется добираться ползком!

Я затолкала его в рюкзак и тронулась в путь. Прохладный ветер дул в лицо, заставляя высокие деревья покачиваться и скрипеть. Солнце то и дело ныряло за темные тучи.

Я была совершенно уверена, что помню дорогу. Путь лежал мимо школы. На передней лужайке несколько мальчишек из моего класса перебрасывались фрисби.

Миновав школу, я свернула и зашагала вниз по крутому склону к парку Фэйрфакса. Несколько незнакомых мне ребят по очереди скатывались по склону на скейтборде.

Хотела бы и я так веселиться…

Едва войдя в парк, я ощутила на лбу пару холодных дождевых капель. Темные тучи расползались по небу. Ветер сделался холоднее.

Разворачивайся, прошептал голос у меня в голове. Джули, иди домой.

— Нет! — сказала я вслух. И пошла дальше.

Деревья колыхались и перешептывались, когда я шагала через парк. Ветер кружился, но дождя все не было.

Я поскорее миновала парк. Теперь мой путь пролегал через район небольших квадратных домиков.

Может, это та самая улица? Да. Я уже видела дом из красного кирпича, расположенный в середине следующего квартала.

Я подождала, пропуская желтый школьный автобус. И стала переходить дорогу.

Однако через несколько шагов я остановилась, заслышав позади чей-то кашель.

Я обернулась. Никого.

Странно.

Я преодолела остаток пути. И прибавила шагу, пока дом не стал отчетливо виден. Почти пришла!

Но тут я снова остановилась, услышав шарканье ног. Тихие шаги по тротуару.

Я снова обернулась. Вдоль улицы тянулись стройные молодые деревца.

Может, незнакомец юркнул за одно из них?

Я прошла еще несколько шагов. Почти достигла подъездной дорожки нужного дома. И снова за спиной послышались тихие шаги.

По спине пробежал холодок.

Меня преследовали.

Хлынул дождь. Я обернулась. Мой взгляд перебегал от дерева к дереву.

— Кто здесь? — позвала я. Голос звучал приглушенно из-за дождя.

Нет ответа.

— Я знаю, что вы там! — крикнула я. — Кто здесь?

Нет ответа.

Я поежилась. Опустив голову, я побежала под дождем по усыпанной галькой подъездной дорожке.

Дверь гаража была закрыта. Кто-то перечеркнул ее крест-накрест двумя красными линиями. Обернувшись, я увидела таращившуюся из окна плюшевую обезьянку. Комната позади нее была погружена в темноту.

Капли дождя стучали по стеклу. Звук походил на тихую барабанную дробь.

Я оглянулась. И никого не увидела. Но я была уверена, что там кто-то есть, следит за мной. Мне не померещилось.

Снова поежившись, я позвонила в дверь. Эхо звонка отозвалось в доме.

Подождала несколько секунд. Потом еще раз позвонила. Нет ответа.

Я отворила разодранную сетчатую дверь. После чего подняла руку и громко постучала во входную дверь.

Дверь распахнулась.

Я заглянула внутрь.

— Ау? — крикнула я. — Кто-нибудь дома? Ау-у!

Тишина. Только ропот дождя за спиной.

Я вошла в тесную, квадратную гостиную. Вгляделась в темноту — и обомлела.

В комнате было хоть шаром покати. Никакой мебели. Только плюшевая обезьянка сидела на подоконнике. А больше в комнате не было ничего. Даже ковра на полу.

— Ау-у! — крикнула я. — Есть кто живой?

Мой голос эхом разнесся в пустой комнате. Я побежала на кухню. Там тоже ничего не было. На плите стоял одинокий котелок, выгоревший изнутри дочерна. Даже барашки с водопроводного крана были свинчены.

Тяжело вздохнув, я прислонилась к стене. Со лба капала дождевая вода. Я вытерла ее тыльной стороной ладони.

Они съехали, поняла я.

Женщина и ее дочь устроили гаражную распродажу, после чего покинули дом.

— И что теперь? — спросила я себя вслух.

Обеими руками я сдавила проклятый фотоаппарат. Теперь я точно не смогу его вернуть.

Так что же мне с ним делать?

Домой нести точно нельзя, сказала я себе.

Не мудрствуя лукаво, я решила оставить его здесь. И как только приняла решение, на душе сразу полегчало.

Вернувшись в гостиную, я развернула плюшевую обезьянку. И положила фотоаппарат ей на колени.

Я попятилась. На моем лице играла улыбка. Было так здорово распрощаться с фотоаппаратом! Взгляд обезьянки, казалось, преследовал меня, пока я пятилась на крыльцо.

Я закрыла парадную дверь, потом сетчатую. Дождь перестал. Сквозь облака пробилось солнце.

Ну вот, жизнь уже налаживается!

Когда я вернулась домой, до ужина оставалось еще около двух часов. А я была слишком взволнована, чтобы спокойно сидеть и делать домашку.

Я взяла цифровую камеру, запасной объектив, и направилась в школу. Предстояло сделать несколько интересных снимков для ежегодника. Черта с два я позволю Дэвиду выиграть наше состязание!

Возле школы я обнаружила каких-то ребят, гонявших на роликах по учительской парковке под громкий хип-хоп. Я сделала несколько хороших снимков, стараясь запечатлеть именно их бурное веселье.

Затем я сфотографировала компанию семиклассников, гонявших мяч на футбольном поле. Игра шла вразнос. Трава была мокрой от дождя, так что ребята все время поскальзывались и плюхались на задницу.

Еще несколько хороших снимков.

— Ничего тебе не светит, Дэвид, — бормотала я себе под нос по дороге домой.

Мне не терпелось загрузить фотографии на компьютер. Потом я их распечатаю, а завтра отнесу самые удачные мистеру Уэббу.

Мама и папа были на кухне. Папа стоял у раковины, чистил морковь. Мама что-то помешивала на плите.

— Как дела? — осведомился папа. А потом как вскрикнет: — Ай! Неужели нельзя сделать нормальную овощечистку, которая не дерет пальцы в клочья? — Он поднял руку. — Полюбуйтесь! У меня кровь!

Папа не слишком хорош в кухонных делах. Не понимаю, зачем он постоянно напрашивается в помощники.

— Ужин будет готов примерно через десять минут, — сообщила мама.

— Нет проблем, — сказала я. — Пап, тебе пластырь нужен?

— Мне нужно десять! — рявкнул он, продолжая, однако, ожесточенно чистить.

Я поспешила в свою комнату. Отнесла цифровую камеру к столу и положила рядом с компьютером.

Тут мой взгляд за что-то зацепился. Я обернулась… и вскрикнула в изумлении:

— Не-е-е-е-ет!

Плюшевая обезьянка! Она сидела у меня на комоде со зловещим фотоаппаратом на коленях!

— Но… это же невозможно! — воскликнула я.

Зажмурилась, потом снова открыла глаза. Обезьянка и фотоаппарат никуда не делись.

Как они сюда попали? Как?

В груди у меня затрепетало. Сердце учащенно забилось. Я схватила фотоаппарат и скатилась вниз по лестнице.

Задыхаясь, я влетела на кухню.

— Мама! Папа! Здесь был кто-нибудь? — крикнула я.

Они подняли взгляд от кухонной стойки.

— Кто-нибудь?

— У меня в комнате, — проговорила я. — Кто-нибудь был в моей комнате?

Из-под стола выглянул Сэмми.

— Ага. Там был Серебряный Череп! — воскликнул он. — Серебряный Череп вездесущ!

— Да ну тебя, — огрызнулась я. — Я серьезно!

Мама покачала головой.

— Я была дома весь день, Джули. Никого не видела и не слышала. Ты кого-то подозреваешь?

— Нет, — сказала я. — Это… нелегко объяснить. Я…

Вообще-то, у меня не было ни малейшей надежды, что они мне поверят. Видите ли, они оба работают бухгалтерами в страховой компании.

Знаете, что это значит? Это значит, что они из тех людей, которые не верят в зловещие фотоаппараты.

Сэмми выскочил из-под стола. Бросил две фигурки, с которыми играл. Подлетел ко мне и попытался вырвать камеру у меня из рук.

— Дай, — твердил он. — Ну дай. Я хочу пофоткать.

Я оттолкнула его фотоаппаратом.

— Вот тебе новые понятия, — сказала я. — Называются «мое» и «твое». Ты понимаешь разницу между «моим» и «твоим»? Неужели ты не усвоил это из «Улицы Сезам».

— Макака тупорылая, — бросил Сэмми.

— Не обзывайся, — предупредил папа.

— Почему бы тебе не дать Сэмми твою камеру? — спросила мама. — Он не будет ее ломать.

— Еще как буду! — заявил Сэмми. И кто тут после этого тупорылый макак?

Я не стала отвечать маме. Вместо этого я отвернулась и побежала обратно в комнату.

Я спрятала фотоаппарат под кучей грязной одежды. Но я понимала, что этого недостаточно. Мой младший братец — жуткий проныра. Я знала, что он найдет камеру. Знала, что рано или поздно из-за нее с ним произойдет какое-нибудь страшное несчастье.

Я должна убрать ее из дома. Надо поместить ее в такое место, откуда она не сможет чудесным образом вернуться.

Но… где такое найти?

Где?

Почти пришло время ложиться спать, но усталости я совершенно не чувствовала. Все представляла себе фотоаппарат на полу стенного шкафа. И не могла перестать думать о Рине и Карле. О ужасной боли, что причинил фотоаппарат мне.

Я поняла, что не смогу уснуть, пока зловещая штуковина будет находиться в моем доме.

На цыпочках подошла к шкафу. Не хотела, чтобы мама и папа меня услышали.

Под ногой скрипнула половица. Единственный звук, не считая шелеста тонких занавесок, раздуваемых ветром.

Я выглянула из окна, посмотрела на лиловеющее небо без луны и звезд. Деревья тихо покачивались на легком ветру. Где-то в глубине квартала мяучила кошка. Тоскливый звук. Должно быть, бедной котейке хотелось под крышу.

Мне самой не хотелось идти на улицу. Но я понимала, что придется. У меня имелся план.

В темноте я пересекла комнату, вошла в шкаф, опустилась на колени и вытащила зловещую камеру. Руки дрожали, а в ногах чувствовалась слабость, когда я украдкой спускалась по лестнице.

Через несколько секунд я бесшумно затворила за собой дверь черного хода. Подождала, пока глаза привыкнут к темноте. Прохладный сырой воздух приятно освежал лицо.

Соседние дома были погружены в темноту. А в глубине квартала кошка продолжала свой жалобный плач. Я снова посмотрела на небо, пытаясь разглядеть луну. Но она пряталась за тяжелой пеленой облаков.

Миновав задний двор, я зашагала вдоль немощеной аллеи позади домов. От дождя земля была мягкой и вязкой. Мои туфли шлепали по лужицам грязи.

Прижимая к груди фотоаппарат, я продолжала идти. Через несколько минут я остановилась перед Прудом-на-Аллее.

Так его все называют. Настоящего названия у него нет. Это небольшой округлый прудик, расположенный в конце аллеи.

Некоторые ребята утверждают, что раньше в нем водилась рыба. Сейчас уже точно нет. Это большая, круглая котловина, наполненная мутной водой.

Я подняла камеру и приготовилась швырнуть ее в пруд.

Но остановилась, заслышав какой-то звук.

Шарканье. Оно доносилось из-за колючей живой изгороди, тянущейся вдоль аллеи.

Я быстро обернулась.

Кажется, за изгородью послышалось дыхание? Или это просто ветер?

Дрожь пробежала по шее. Возникло знакомое чувство, что рядом кто-то есть. Кто-то следил за мной.

— Ау? — шепотом окликнула я. — Кто здесь?

Нет ответа.

Меня затрясло. Я чувствовала, как все мускулы напряглись.

Неужели кто-то следит за мной? Теперь мне стало по-настоящему страшно. Но я должна была завершить начатое.

Я снова подняла руку и швырнула старую камеру в пруд.

Она грохнулась туда с оглушительным плеском. И тут же скрылась под поверхностью мутной воды.

Несколько секунд я смотрела на пруд. Фотоаппарат не всплывал.

Я бросила еще один взгляд на невысокую живую изгородь. Там никого не было. Тишина.

Может, мне все померещилось?

Я побежала домой, расплескивая ногами грязь. Тихонько проникла в кухню. Затем пробралась наверх.

Посреди коридора я остановилась. Из приоткрытой двери моей спальни просачивался свет.

Там, в моей комнате, кто-то был!

Мое сердце заколотилось. Я на цыпочках подкралась к двери. Медленно, осторожно, я наклонила голову вперед и заглянула в комнату.

— Сэмми! — выдохнула я.

Сэмми обернулся на звук моего голоса. Он был в пижаме. Стоял на коленях перед моим комодом. Нижний ящик был вытащен.

Я вошла в комнату.

— Ты что здесь делаешь? — рявкнула я.

— Я слышал, как ты выходила, — ответил он. — Хотел поискать твой фотик.

Я резко задвинула ящик комода. После чего рывком подняла Сэмми на ноги.

— Проныра ты мелкий, — проворчала я, подталкивая его к двери.

— Я только попробовать хотел… — захныкал он.

— Забудь об этом фотике, — отрезала я. — Его больше нет, Сэмми. И не будет. — Я еще раз подтолкнула его.

Он попытался меня лягнуть. Но зацепился босой ногой за край ковра.

— Если он тебе не нужен, чего бы мне не отдать? — спросил он.

— Он был сломан, — ответила я. — Пришлось выбросить.

Он стал было возмущаться. Но я захлопнула дверь перед его носом.

Зевнула. Внезапно навалилась дикая усталость. Все мышцы гудели. Голова стала тяжелой, как камень.

Тем не менее, заснуть я смогла не сразу. А когда все-таки наконец заснула, мне приснился тревожный сон.

Во сне я стояла на высоком трамплине перед новым бассейном. Все школьники набились в бассейн, глядя на меня снизу вверх. Я была готова сделать большое фото для ежегодника.

Обеими руками я подняла зловещий фотоаппарат. На ощупь он совсем не походил на фотоаппарат. На ощупь он был теплым и мягким.

Держа его, я ощущала, как он шевелится в моих руках… пульсирует… дышит!

Фотоаппарат был живым!

Я держала его перед лицом. Пыталась заглянуть в видоискатель. Фотоаппарат задышал чаще. Вдох-выдох…

Что-то забрызгало мои туфли. Я посмотрела вниз. И увидела капли крови.

Линзы кровоточили. Яркой, алой кровью. Капля за каплей.

Но я продолжала съемку. Я нацелила фотоаппарат на ребят внизу. И нажала на спуск.

Я держала фотокарточку в руках и ждала, когда проявится изображение. Это заняло долгое, долгое время.

Когда же снимок наконец обрел четкость, я вскрикнула. На фотографии ребята лишились плоти. Их черепа сверкали на солнце. Все они были скелетами.

— Что я наделала? — завопила я. — Неужели я погубила всю школу?

Я проснулась вся в поту. Заморгала, пытаясь прогнать сон. Но ухмыляющиеся, поблескивающие скелеты не шли из головы.

— Всего лишь сон, — пробормотала я. — Вдохни поглубже, Джули. Это был всего лишь сон.

Закрыв глаза, я откинулась на подушку. Я не могла унять дрожь. Я знала, что больше не смогу уснуть.

Так и лежала, уставившись в потолок. Спустя некоторое время за окном занялась заря, раскрасив комнату в нежно-розовый цвет.

Я вылезла из постели и прошлепала к окну. И наблюдала восход, подставляясь теплому ветерку. Постепенно мне стало лучше.

Я переоделась в школьную одежду. Затем спустилась к завтраку.

В кухню я пришла первой. Направилась к холодильнику, чтобы взять апельсинового сока.

Но на полпути остановилась. И вытаращила глаза.

Вытаращила глаза на зловещий фотоаппарат, дожидавшийся меня на столе.

С фотоаппарата капала вода. Линзы были заляпаны грязью.

Мне хотелось закричать. Хотелось швырять проклятую штуковину о стену снова и снова. Скакать на ней. Крушить молотком.

Но я знала, что толку не будет.

Я оставляла фотоаппарат в доме на другом конце города. Я бросала его в пруд.

А он тут как тут. Никак от него не избавиться. Хоть ты тресни.

Я забрала его со стола. Сбегала наверх и спрятала фотоаппарат в стенном шкафу, пока никто не успел спуститься к завтраку.

Весь день я не могла думать ни о чем другом.

Во время большой перемены Сестрицы-Насмешницы — Бекка и Грета — подставили мне подножку, в результате чего обед с моего подноса разлетелся по всему полу. Столовую огласил всеобщий смех.

— Смотри, куда идешь, — осклабилась Бекка.

Я не стала обращать внимания. Даже взглядом их не удостоила. Просто вышла из столовой, так ничего и не поев.

Я все время представляла себе фотоаппарат на столе. Желудок скрутило, словно он завязался в дюжину узлов. Я даже сглотнуть не могла. Какая уж тут еда!

Я поняла, что мне нужна помощь.

После уроков я засунула фотоаппарат в рюкзак, оседлала велосипед и покатила к торговому центру. Поставив велосипед к стойке, я побежала в магазин «Мир Фото», расположенный на втором этаже.

Когда я вошла, над дверью зазвенел колокольчик. За остекленным прилавком стоял отец Дэвида, одетый в полосатую рубашку и брюки цвета хаки. Он протирал линзы большого фотоаппарата мягкой белой тряпицей.

Узнав меня, он улыбнулся:

— Джули! Какими судьбами?

Мистер Бланк щуплый и невысокий. У него узкая, почти совершенно лысая голова с бахромой темных волос за ушами, карие глаза, располагающая улыбка и черные усики, похожие на две прямые карандашные черточки под носом.

— Я хочу вам кое-что показать, — сказала я, доставая из рюкзака фотоаппарат и кладя его на прилавок. — Вы можете рассказать мне что-нибудь об этой необычной старой камере?

Он осторожно отложил линзы. Затем аккуратно свернул тряпицу и убрал в ящик стола.

— Давай-ка посмотрим.

Он взял фотоаппарат в руку и повертел перед глазами.

— Что старая и необычная, так это точно, — пробормотал он. — Где ты ее взяла, Джули? Нашла на eBay?

— На гаражной распродаже, — ответила я.

— По-моему, ничего подобного я раньше не видел, — проговорил он, перевернул ее и принялся осматривать дно. — Торговой марки нет, — продолжал он. — Идентификационного номера тоже.

Он взглянул в видоискатель. Потом осмотрел линзы.

— Самопроявляющая, — сказал он. — Для такой старой камеры это весьма необычно.

— Это… весьма необычная камера, — согласилась я.

Мистер Бланк погладил усы.

— У меня в кабинете есть несколько книг и старые каталоги, — сказал он. — Давай-ка поищем там.

Я последовала за ним в небольшой кабинет. Размером он был с чулан. Тем не менее, там помещались письменный столик с компьютером, стул и бесчисленные стопки газет и журналов, посвященных искусству фотографии.

Мистер Бланк вытащил из-под одной стопки несколько видавших виды толстых томов и принялся сосредоточенно перелистывать.

— Без названия найти не так-то легко… — бормотал он.

Он раскрыл еще одну толстенную книгу и тоже начал листать.

— Я специалист по старым фотоаппаратам, — продолжал он. — Про меня говорят, что у меня фотографическая память. Ха-ха. Так себе каламбур, правда? Но никогда раньше мне не встречался… хотя, постой-ка!

Он пригляделся к фотографии на пожелтевшей странице.

— Кажется, это может быть… — Его глаза бегали по строчкам, пытаясь разобрать мелкий шрифт.

Наконец, он посмотрел на меня.

— Похоже, Джули, ты обнаружила большую редкость, — произнес он. Взяв камеру, он сверил ее с фотографией. — Да. Да…

— Что там? — спросила я.

— Там говорится, что это единственный образец, — отвечал мистер Бланк. — Собственно, он был создан для фильма ужасов, снимавшегося в 50-х годах.

Я сглотнула:

— Фильма ужасов?

Он кивнул.

— Фотоаппарат был сделан специально для фильма «Улыбаемся и гибнем». — Он еще раз перечитал мелкий текст. — Но фильм так и не был завершен. На съемках произошло множество необъяснимых несчастных случаев, и производство было прекращено.

Я почувствовала озноб.

— Что за случаи?

Мистер Бланк пожал плечами:

— А больше ничего не сказано. Фильм не досняли. А фотоаппарат исчез.

Он закрыл книгу.

— Повезло тебе, — сказал он. — Похоже, ты нашла частицу истории кино. — Он протянул мне фотоаппарат.

— Нет. П-пожалуйста, — пролепетала я, попятившись. — Вы не могли бы оставить его себе?

Он заморгал:

— Прости, не понял? Этот фотоаппарат, надо полагать, представляет собой большую ценность. Он…

— С ним что-то очень не так, — проговорила я срывающимся голосом. — Он мне не нужен. Пожалуйста…

— Его можно восстановить, — возразил мистер Бланк.

— Нет, нельзя! — крикнула я. — На нем проклятие или типа того. Эта камера — ЗЛО! Пожалуйста, мистер Бланк, заберите его. Храните его надежно. Подальше от людей.

Он прищурился.

— Я не верю в проклятия или волшебство, — произнес он. — Это чепуха.

— Прошу, просто заберите его, — сказала я и повернулась, чтобы уйти.

— Пожалуй, я мог бы дать тебе кредит в нашем магазине, — предложил он. — Ты могла бы выбрать что-нибудь взамен.

— Нет, спасибо! — Я больше не могла выдержать здесь ни секунды. Все, чего мне сейчас хотелось — это оказаться подальше от камеры.

Я пулей вылетела из кабинета и подлетела к выходу. Громко затренькал дверной колокольчик. Я выбежала в торговый центр. Чуть не сшибла с ног женщину, толкавшую перед собой детскую коляску с двойней.

— Извините! — крикнула я и побежала дальше.

«Неужели я действительно отделалась от этой жуткой вещи?» — гадала я.

Сбережет ли ее мистер Бланк?

Или она снова вернется, чтобы преследовать меня?

На следующий день после уроков я достала из шкафчика свою цифровую камеру и поспешила в актовый зал. Ребята репетировали пьесу «Пока, пташка», а я собиралась фотографировать их для ежегодника.

Все сгрудились перед занавесом. Миссис Харпер сидела за пианино и наигрывала музыкальный номер.

Она наша новая учительница музыки. По ее словам, ей только и надо, что встряхнуть хорошенько всю школу.

«Пока, пташка» — самый значительный мюзикл из всех, что ставили в нашей школе. Я собиралась сделать сотни снимков — от первых репетиций до премьеры.

Но подбежав к сцене, я застонала. Ведь я совершенно забыла, что Бекка и Грета участвуют в спектакле.

Они стояли посреди сцены, о чем-то оживленно споря. Однако при виде меня тут же повернулись и дружно состроили брезгливые гримасы.

Я скорчила рожу в ответ. И тут у меня за спиной послышался громкий топот. Кто-то со всех ног бежал по бетонному полу актового зала.

Я обернулась.

— Дэвид! — воскликнула я. — Что ты здесь делаешь?

На его лице играла широкая ухмылка. Он выдернул руки из-за спины… и я вытаращилась на то, что он держал. Зловещий фотоаппарат!

Дэвид поднес его к лицу, повернулся к сцене и нацелил камеру на Бекку и Грету.

— Улыбочку! — крикнул он им.

Я оцепенел от ужаса.

Он положил палец на спусковую кнопку.

— Не-е-е-е-е-е-ет! — завопила я.

Я выставила руку перед объективом.

Дэвид опустил камеру.

— Зачем ты это сделала? — возмутился он. — Что с тобой вообще, Джули?

Я не ответила. Я двинулась на него, оттесняя назад по проходу.

— Что ты делаешь с этим фотоаппаратом? — требовательно спросила я.

Дэвид пожал плечами:

— А что такого? Папа вчера его мне одолжил. Тебе он, мол, больше не нужен.

— Но… но… — заикалась я.

— Я в курсе, что ты хотела избавиться от него, — сообщил Дэвид.

— Как? — Дыхание сперло у меня в горле. — Откуда узнал?

Он опять пожал плечами.

— Я следил за тобой, — промолвил он. На его губах была странная улыбка. — Я следовал за тобой, Джули.

— Ты… что?! — вскричала я.

— А кто по-твоему за тобою следил? — спросил Дэвид, по-прежнему ухмыляясь. — Я не спускал с тебя глаз ни днем, ни ночью. Я видел, как ты оставила его в том домишке. И как в пруд бросала видел. Кто по-твоему оба раза его возвращал?

Я разинула рот.

— Как ты вытащил его? — спросила я.

— Руку протянул и достал, — рассмеялся Дэвид. — Там всего-то фут глубины.

Я пялилась на него. Я буквально потеряла дар речи.

— Ты забирался в мой дом? Ты возвращал камеру? Ты шпионил за мной? Но… зачем? — воскликнула я.

— А чтобы сбить тебя с толку, — отвечал Дэвид. — Я всерьез хочу выиграть наше состязание, Джули. Я хотел хорошенько расстроить тебя, Джули, чтобы победить было легче.

Я горько рассмеялась:

— Что ж, ты расстроил меня хорошенько, Дэвид. Молодец, чего уж там. — И тут же добавила: — Только я все равно намерена выиграть.

Он хотел что-то сказать. Но тут со сцены подала голос Бекка:

— Дэвид, сними нас для ежегодника!

Они с Гретой стали махать Дэвиду руками.

Я встала перед Дэвидом и подняла свою цифровую камеру.

— Я это сделаю, — сказала я. — Я пришла первой.

— Очень надо нам, чтобы ты нас снимала, — противным голосом протянула Грета.

— Да, Жу-Жу. Тебе только прилипшую жвачку снимать! — подхватила Бекка.

Они с хохотом дали друг другу «пять». Можно подумать, отличная шутка.

— Шла бы ты отсюда, Жу-Жу, — сказала Грета. — У Дэвида классный фотик.

Я повернулась к Дэвиду.

— Не пользуйся этой камерой, — сказала я. — Я предупреждаю.

Он засмеялся:

— Ты меня предупреждаешь?

— У меня была веская причина от нее избавиться, — сказала я. — Послушай, Дэвид…

Но он поднял фотоаппарат обеими руками. И навел на девчонок.

— Нет! — Я кинулась вперед. Попыталась выхватить у него камеру.

Слишком поздно.

Сверкнула вспышка. Выскользнула пленка.

— Моментальная классика! — воскликнул Дэвид. Он протянул фотокарточку Бекке.

Они с Гретой склонились над фото, ожидая, когда оно проявится.

Обе улыбались. Но улыбки их быстро поблекли.

— Фу-у, гадость! — воскликнула Бекка.

Грета тоже застонала:

— Ой, ну и мерзость!

Прищурившись, девчонки разглядывали фотографию.

— Что такое с твоим фотиком, Жу-Жу? — спросила Бекка. — Все цвета перепутаны.

— Как это с моим? — возмутилась я. — Это же Дэвид…

— Твой фотик — полный отстой! — сказала Грета. — Прямо как ты, Жу-Жу!

— Что вы ко мне-то прицепились? — огрызнулась я. — Я не…

Вместо ответа Бекка сунула мне под нос фотографию. Мы с Дэвидом уставились на нее.

На снимке у обеих девчонок были зеленые лица и руки. А кожа была изборождена трещинами и покрыта пятнами — точно шкура крокодила!

Я обомлела.

Неужели это действительно ждет Бекку и Грету?

Неужели они в считанные минуты покроются крокодильей шкурой?

Меня пробрала дрожь. Я чуть не вытошнила свой обед.

Фотографию делал Дэвид. Но девчонки винили меня. Они обвиняли мой фотоаппарат. А вовсе не Дэвида.

Если фотография воплотится в реальность…

Я снова содрогнулась.

Я понимала, что мне нужна помощь. Но кто мне сможет помочь? Мама и папа ни за что не поверят в такую белиберду.

Я выхватила у Дэвида фотоаппарат. И бросилась к выходу.

Я слышала, как девицы отпускали шуточки в адрес моего фотоаппарата. А потом шуточки вдруг прекратились.

Я добежала до дверей. Уже хотела распахнуть их.

И тут до меня донесся вопль ужаса. Со сцены.

Мне не нужно было оборачиваться. Я знала, что увижу.

Колени подкосились. Я схватилась за дверную ручку, чтобы устоять на ногах. Меня опять затрясло.

Я медленно повернулась… и увидела, что Бекка и Грета с криками дергают себя за лица.

Даже из глубины зала мне была видна их сухая, позеленевшая кожа. Вся изборожденная трещинами, морщинистая и пупырчатая.

Я судорожно сглотнула. И заставила себя выдохнуть.

Бекка погрозила мне кулаком.

— Это ты с нами сделала! — завизжала она. — Ты ведьма!

— За что ты настолько нас ненавидишь? — причитала Грета.

Миссис Харпер вскочила из-за пианино. Она сурово уставилась на меня, подбоченившись.

Все в актовом зале смотрели на меня.

Бекка и Грета визжали и вопили, дергая зеленую кожу на щеках.

— Мы знаем, что ты сделала с Риной! — вопила Грета.

— Мы твою семью засудим! — кричала Бекка. — Мы добьемся, что тебя посадят! Вся школа узнает, что ты ведьма!

— Я… я… — только и могла лепетать я. Больше я ничего не могла сказать.

Паника быстро переросла в гнев. Фотоаппарат разрушал мою жизнь!

Я взмахнула им над головой и шарахнула о стену. Хорошо так шарахнула. А потом еще раз. И еще.

Ловя ртом воздух, чувствуя ломоту в руках, я подняла фотоаппарат, чтобы рассмотреть.

А ему хоть бы что. Ни малейшей вмятинки.

Разинув рот, я завопила от ярости. Распахнула дверь и выбежала из актового зала.

На полдороги к выходу из школы зазвонил мобильник. Я нашарила его в рюкзаке и раскрыла.

— Мама!

— Привет, Джули. Я тут как раз беспокоилась…

— Мам, как я рада, что ты позвонила! — проговорила я сбивчиво. — Ты должна выслушать меня. Я… я не знаю, что мне делать.

Я прислонилась спиной к стене, прижимая к уху телефон. И выложила маме всю историю. Начала с Рины. Потом рассказала про Карлу и ее руку. Я поведала ей все.

Мама слушала, не проронив ни звука.

Я закончила рассказ на том, что случилось с Беккой и Гретой, и как они обвиняли меня и обзывали ведьмой.

— Ого, — потрясенно проговорила мама. — Ничего себе.

— Что же мне делать, мама? — вскричала я. — Ты должна мне помочь!

— Джули, — сказала мама, — я точно знаю, что тебе нужно сделать.

Я обомлела.

— Что? Ты знаешь? Скажи мне!

— Записать, распечатать и дать почитать учительнице, — сказала мама. — Великолепный история. Шикарно придумано. Честное слово.

У меня отвисла челюсть.

— Нет, мама. Ты неправильно поняла. Выслушай меня…

— Мне понравились элементы сверхъестественного, — продолжала мама. — Конечно, твой папа больше жалует всю эту научную фантастику, нежели я, но я всегда говорила, что у тебя богатое воображение. Думаю, ты унаследовала его от своей тети Дженни. Она…

Я скрипнула зубами. Пыталась не разлететься на миллион кусочков.

— Это… не… выдумка, — процедила я.

— Что говоришь? — переспросила мама. — У меня телефон сигналит. Там звонок на второй линии. Я пока на работе. Ужин может немножечко запоздать. Пока, милая.

Она отключилась.

Я услышала чьи-то голоса. Три болельщицы из группы поддержки в красно-золотистой форме прошли мимо, отрабатывая по дороге свое выступление.

Они выглядели такими счастливыми… Привалившись к стене, я смотрела им вслед, пока они не скрылись за поворотом.

Никогда в жизни мне не было так страшно. Я лишилась лучшей подруги. Искалечила бедную Карлу, которая до сих пор находилась в больнице. А Бекка и Грета собирались настроить против меня всю школу. Скоро все поверят, что я ведьма.

У меня вырвался всхлип. Я закусила губу. Только разреветься не хватало.

Распахнув двери, я выбежала из школы. В серый холодный день. Ветер бросил мне в лицо несколько капель дождя.

Мне было плевать на погоду. Плевать на все, кроме избавления от фотоаппарата.

Я бежала всю дорогу домой. Не останавливалась на светофорах. Не следила за приближающимися машинами. Дома, дворы и улицы проносились мимо, как в тумане. Как на размытой фотографии.

Я распахнула парадную дверь и сразу услышала отчаянный крик.

— Джули! — выбежал мне навстречу Сэмми. Лицо его было белее мела. Глаза круглые от испуга. — Помоги! — заверещал он. — В доме пчела! Она меня ужалит!

Когда Сэмми было три годика, его ужалила в нос пчела. С тех пор он боится их как огня.

Он схватил меня за руки и крепко сжал:

— Убей ее! Убей ее!

— Сэмми, ты дома один? — спросила я.

— С миссис Келлинс. Но ей пришлось на пару минут отлучиться домой.

Послышалось громкое жужжание. Сэмми ничего не выдумал. Толстенный желтый шмель пролетел над его головой.

Сэмми завизжал:

— Убей ее! Убей!

Я взмахнула рукой, пытаясь отогнать шмеля. Фотоаппарат выскользнул и грохнулся на пол.

Шмель свечой взмыл вверх, после чего по устремился мне прямо в лицо.

Я замахала на него обеими руками. Он сердито загудел и отлетел к окну.

Обернувшись, я увидела, что Сэмми подобрал фотоаппарат.

— Не-е-е-е-ет! — закричала я. — Брось! Брось, говорю!

Шмель тем временем отскочил от окна. После чего устремился к моему брату.

Я выбила фотоаппарат у Сэмми из рук.

И полыхнула вспышка.

Сэмми схватил фотокарточку, едва она выскользнула из камеры. Он поднес ее к глазам, чтобы посмотреть, как она проявляется.

— Ну-ка отдай! — крикнула я. И попыталась выхватить ее. Но он отдернул руку.

Мне стало нехорошо.

Что же я сделала со своим бедным братишкой?

Шмель между тем вылетел в окно. Это, впрочем, нисколько меня не утешило.

— Чумовой снимок! — воскликнул Сэмми и захохотал. — Совершенно чумовой снимок пчелы!

Он протянул мне фото. Дрожащей рукой я поднесла его к глазам. Почти весь кадр занимал шмель. Лица Сэмми за ним совершенно не было видно.

— Ну и ну, — пробормотала я.

С такого ракурса шмель выглядел просто гигантским. Точно из фильма ужасов. Причем казалось, что он сидит на плечах у Сэмми — вместо головы!

— Эй! — вскрикнула я, когда еще одна вспышка ударила по глазам.

О нет…

Когда цветовой сполох померк, я увидела Сэмми с фотоаппаратом в руках. Еще один квадратик пленки выскользнул наружу.

— Ты… ты меня только что сфотографировал? — выдавила я.

Он захихикал.

— Моя очередь!

— Ты идиот! Идиот! — заорала я.

Он с хохотом пустился в пляс вокруг меня.

— Да что с тобой, Джули? Давай посмотрим, что получилось.

Он прижался ко мне и мы стали смотреть, как фото проявляется.

— Вообще чума! — заявил Сэмми, когда изображение постепенно обрело четкость.

Сперва я подумала, что вишу на фото вниз головой. Ан нет. Фотография изображала мое падение с высоты.

Где это я?

Я пристально вглядывалась в фотографию. Фон представлял собою сплошное смазанное пятно. Зато свое лицо я видела совершенно отчетливо — на фотографии я вопила благим матом.

Меня охватила паника.

— Нет! Нет! Нет! — выкрикивала я.

Я схватила фотокарточку — и порвала на мелкие клочки.

Я бросила обрывки на пол. Я выхватила фотоаппарат у брата из рук.

И завизжала от ужаса:

— Сэмми!

Его лицо… оно исчезло. Исчезло под густыми, желтыми, колючими волосами.

ШМЕЛИНЫМИ волосами!

Две тоненькие антенны торчали из макушки его мохнатой головы. Они судорожно подергивались взад-вперед. Сэмми вскинул руки и отчаянно дернул жесткие волоски, покрывающие его лицо.

— Сэмми! Ты можешь говорить? — завопила я. — Ты меня видишь? Разговаривать можешь?

— Бз-з-з-з-з-з-з-з-з-з-зззззззззззззззззззззззз!

На следующее утро позвонил мистер Уэбб с поздравлениями. Он сказал, что я выиграла фотосостязание с Дэвидом. И именно мне дадут сделать большое фото для ежегодника.

Я ничего толком не ответила. Вроде пробормотала «спасибо» и повесила трубку.

Я слишком переживала из-за Сэмми. Мама и папа отвезли его в больницу. Там ему всю ночь делали анализы.

Наконец, мама позвонила.

— Ну что там? — воскликнула я. — Как Сэмми?

— Врачи в полном недоумении, — сказала мама. Голос у нее был севший. В нем звучала страшная усталость. — Говорят, у Сэмми могла произойти аллергическая реакция на что-нибудь, что он съел. Но Сэмми все рассказывает им какую-то дикую историю про фотоаппарат.

«Ну хоть жужжать перестал!» — подумала я.

— Знаешь что? — сказала мама. — Те твои одноклассницы, как бишь… Бекка и Грета? Они проходили осмотр в соседнем кабинете. Какие-то проблемы с кожей. Прямо как в той истории, что ты мне рассказывала. Разве не странно?

Я бухнулась на колени. И осознала, что прижимаю телефон к уху с такой силой, что болит голова.

Я сделала долгий, глубокий вдох. Но это не помогло.

— Я позвоню тебе, когда мы узнаем больше, — пообещала мама и нажала отбой.

Разумеется, я знала, что за беда приключилась с Сэмми. И с Беккой и Гретой. Это все зловещий фотоаппарат.

Только кто бы мне поверил? Мама по-прежнему считает, что это моя выдумка!

Я скрестила пальцы и стала молиться, чтобы доктора нашли способ помочь Сэмми, Бекке и Грете.

Фотоаппарат был спрятан в глубине моего стенного шкафа. Я всю ночь не смыкала глаз, думая о нем.

Примерно в три часа утра я составила план. Отчаянный план, как уничтожить фотоаппарат. И обратить вспять все зло, сотворенное им. И спасти собственную жизнь.

Это была безумная надежда. Но это был единственный план, который я смогла придумать.

Я взглянула на часы над камином. Пора идти в школу и делать большое фото для ежегодника.

— Ты победила, Джули, — пробубнила я себе под нос. И с горечью закатила глаза. — Да уж. Конечно. Победила так победила.

Я представила свое фото, которое сделал Сэмми.

Я буквально видела себя падающую… падающую вниз головой… вопящую от ужаса.

Я обхватила себя руками, чтобы унять дрожь.

Неужели и эта фотография воплотится в реальность? Неужели мне суждено упасть с того высокого трамплина?

Или мой план все-таки спасет мне жизнь?

Был яркий солнечный день. На голубом небе — ни облачка. Теплый ветерок трепал флаг перед школой и шептался в листве.

Обогнув школу, я подошла к зданию бассейна рядом с футбольным стадионом. Здание было длинным, невысоким, белого цвета. Солнце переливалось золотом в широких стеклянных дверях.

Когда я открыла дверь, навстречу пахнуло теплом. Громкие голоса и смех разносились эхом в белых кафельных стенах.

Учителя уже согнали свои классы в пустой бассейн. Ребята смеялись и подшучивали друг над дружкой — одним словом, веселились.

Я вздохнула. Я знала, что мне сегодня будет не до веселья. Подняла глаза на высоченный трамплин… По спине пробежал холодок.

Металлическая лесенка тянулась к голубой платформе на вершине. Ступеньки были узкие и крутые. Сама платформа находилась гораздо выше, чем я помнила.

Я вообразила, как лечу с трамплина головой вниз. Я воображала это себе тысячу раз за ночь. Но сейчас это казалось куда более реальным.

Так я стояла, оцепенев, с двумя фотоаппаратами на шее. Голоса ребят разносились над бассейном…

— Ну что, народ, поплыли!

— Наперегонки?

— Эй, Таня, ты надела его? Ну, то бикини со стрингами?

— А спасатель нам не нужен?

Кто-то схватил меня за руку, и я вскрикнула.

— Мистер Уэбб! Привет!

— Все готовы, Джули, — сообщил он. — Еще раз хочу поздравить с победой в конкурсе. Не сомневаюсь, ты проделаешь великолепную работу.

Мы дружно подняли глаза на трамплин.

Если б мистер Уэбб только знал, что посылает меня на верную гибель!

А он улыбнулся и указал мне на лесенку. После чего показал два больших пальца:

— Ни пуха ни пера!

Божечки. Ни пуха ни пера? Да уж, мягкого приземления не предвидится!

Я повернулась и быстрым шагом направилась к лестнице. Какие-то ребята из моего класса кричали мне:

— Джули, ты собралась нырять?

— Я тебя подхвачу!

— Сфоткай меня сейчас! А то вдруг до вершины не доберешься!

Ха-ха.

Из-за лесенки вышел Дэвид. На его шее болтались целых три фотоаппарата.

Он пристально посмотрел на меня. Лицо его было напряжено.

— Джули, ты уверена, что хочешь уступить это дело мне? — спросил он.

Я кивнула:

— Я же говорила тебе вчера. Я только недавно обнаружила, что страшно боюсь высоты.

— Но… ты же так старалась во время нашего состязания, — проговорил он.

— Подумаешь, — ответила я и подтолкнула его к лесенке. — Давай. Сделай это. Снимай, Дэвид. Развлекайся.

Я отошла над и стала смотреть. Дэвид взялся за перила и начал подниматься.

Ребята в бассейне стали тыкать пальцами и что-то кричали, когда Дэвид полез наверх. Его ботинки лязгали по металлическим ступенькам. Каждый стук отдавался у меня в ушах.

Подбежал мистер Уэбб и схватил меня за плечо.

— Джуди, в чем дело? — возмутился он. — Почему Дэвид делает это вместо тебя?

Я вздохнула:

— Это очень долгая история…

Мистер Уэбб хотел задать мне еще кучу вопросов. Но я отвернулась, чтобы проследить за Дэвидом. Он преодолел уже половину пути, поднимаясь медленно, но уверенно.

Дэвиду там ничего не грозит, убеждала я себя. Зловещий фотоаппарат заснял не его падение. Так что он и не упадет.

Оставаясь внизу, я надеялась разрушить заклятие фотоаппарата.

В этом и состоял мой гениальный план.

Если я не поднимусь на трамплин, фотография с моим падением не сбудется. Я одолею магию фотоаппарата. Не дам предсказанию свершиться.

Когда Дэвид вышел на платформу, ребята в бассейне притихли. Склонившись над перилами, он поднял один из своих фотоаппаратов.

— Ребята! Послушайте меня, ребята! — кричал мистер Уэбб. — Посмотрите на Дэвида и улыбнитесь. Не двигайтесь. Он достаточно высоко, чтобы захватить в кадр вас всех.

Стоя у подножия лестницы, я задрала голову и посмотрела на Дэвида. Он стоял наверху, опершись на металлический поручень.

Сложив ладони рупором, мистер Уэбб прокричал ему:

— На счет «три»!

И снова повернулся к ребятам в бассейне:

— Все улыбнулись! Улыбнитесь Дэвиду. Это станет классикой!

Ясное дело, Дэвид есть Дэвид. Он не стал ждать, пока мистер Уэбб досчитает до трех. Он вышел на трамплин. Потом поднял фотоаппарат и принялся щелкать снимок за снимком.

Он опустился на колени, чтобы быть поближе к ребятам. Затем подался далеко вперед, чтобы захватить в кадр ребят в мелком конце бассейна.

Я поняла, что не дышу.

Он не упадет, твердила я себе. Фотография изображала мое падение — не Дэвида.

Я медленно выдохнула.

Дэвид сменил камеру и сделал еще с дюжину снимков.

А потом этот позер поднялся во весь рост на краю трамплина.

— Вот и все! — крикнул он. — Не надо аплодисментов, просто кидайте денежку!

Ребята смеялись, стонали и выкрикивали в его адрес всякую чушь.

А потом… опять же совершенно в духе Дэвида. Он решил отсалютовать публике и отвесил низкий поклон.

Я зажмурилась. Не могла смотреть.

Неужели он падает?

Нет.

Когда я открыла глаза, он направлялся к лестнице. Завидев меня, он улыбнулся. И помахал рукой.

Затем он резко обернулся, чтобы бросить последний взгляд на толпу. И вот тогда-то потерял равновесие.

— Он упадет! — завизжала я.

Ребята и учителя хором завопили от ужаса. Я видела, как некоторые из ребят попадали на колени и закрыли глаза руками. Гвалт стоял оглушительный.

Падая, Дэвид изловчился и сумел ухватиться за края трамплина обеими руками.

Да! Ему удалось удержаться.

Я не могла дышать, не могла пошевелить ни единым мускулом. Так и таращилась на него, прижимая ладони к щекам, глядя, как он болтается на краю трамплина.

Долго ли он так продержится?

— Помощь уже в пути! — прокричал учитель с сотовым телефоном. — Держись! Помощь уже в пути!

Я поняла, что выбора нет. Стоя у подножия лестницы, я набрала в грудь побольше воздуха и взялась за перила.

Ноги дрожали от слабости. Не обращая на это внимания, я полезла наверх.

Ступенька за ступенькой.

— Я иду! — кричала я. — Дэвид, держись!

Я не знала, слышит ли он меня за криками ребят и учителей внизу.

Я поднялась на следующую ступеньку… Потом на следующую…

Я достигла платформы. И уже видела пальцы Дэвида, вцепившиеся в края трамплина.

Я упала на четвереньки.

— Держись, Дэвид!

Сердце стучало так сильно, что грудь разрывалась. Ползком, я кое-как выбралась на трамплин.

Склонившись над его краем, я ухватила Дэвида за запястья. И крепко сжала их.

— Я тебя держу! — крикнула я. — Задери ноги. Я держу тебя. Закинь ноги на трамплин!

Дэвид рванулся всем телом. Одной ногой зацепил трамплин… а потом опять сорвался.

Я почувствовала сильный рывок, но не разжала хватки.

Он попытался снова. На сей раз ему удалось закинуть ногу на трамплин.

Я дернула хорошенько. Да! Теперь он надежно закрепился одной ногой на трамплине.

— Уже почти, Дэвид. Почти…

Еще один рывок. Да! У меня получилось. Я вытащила его на край трамплина.

Еще разок, и Дэвид будет в безопасности. Еще разок… Я снова потянула, дернув его что было сил.

Потянула так сильно, что сама потеряла равновесие.

— Не-е-е-е-е-е-ет! — вырвался у меня душераздирающий вопль, когда я почувствовала, что тоже падаю.

А в голове промелькнула мысль: фотоаппарат победил!

Нет!

Распластавшись на животе, Дэвид протянул руки и поймал меня. Поймал прежде, чем я успела упасть.

Мои колени ударились о трамплин. Я рухнула на него ничком. Боль пронзила все тело. Но я была спасена.

Мы оба были спасены.

Мы держались друг за дружку, тяжело дыша. Затем мы поднялись на ноги и осторожно направились к лестнице.

Дэвид усмехнулся мне.

— А знаешь, Джули, пожалуй, нам бы стоило сколотить команду!

— Ага. Пожалуй, — согласилась я.

Ребята внизу восторженно загалдели. Все взгляды были устремлены на нас с Дэвидом. Ребята кричали, свистели и радостно хлопали в ладоши.

Я медленно спустилась вниз. И увидела, что ко мне бежит мистер Уэбб в сопровождении нескольких учителей.

Но мне не хотелось ни с кем разговаривать.

Меня сейчас заботило только одно: смогла ли я победить зловещий фотоаппарат?

Я примчалась домой. Взбежала наверх, в свою комнату. Я была сама не своя. Голова кружилась. Ноги будто не касались земли. По всему телу бегали мурашки.

Роковые фотографии я оставила на столе. Проковыляв через всю комнату, я схватила их.

Фотография Рины находилась на самом верху. Я поднесла ее к глазам и пристально разглядывала.

Никаких красных глаз. Красное свечение исчезло.

Фотография Карлы тоже изменилась: она застыла в прыжке, собираясь забросить мяч.

— Да! — закричала, взметнув кулак над головой. — Да!

Бросив ее фото, я посмотрела на снимок Бекки и Греты. Их кожа стала нормальной — не зеленой! А на последнем фото у моего братишки, Сэмми, было нормальное лицо. Безо всяких колючих желтых волос!

Я сплясала по комнате. И снова взметнула кулаки над головой.

Неужели я действительно победила фотоаппарат?

Схватив сотовый телефон, я позвонила маме в больницу.

— Как Сэмми? — спросила я, заранее зная ответ.

— Сэмми в порядке. Вся эта жуткая желтая волосня вдруг сама собой выпала. Бекка и Грета тоже поправились. Мы с твоим папой забираем Сэмми домой.

Я так и знала. Я так и знала!

Фотография изображала меня летящей навстречу своей смерти. Но я не позволила этому сбыться. И это разрушило магию фотоаппарата.

А поскольку я разрушила его магию, все ужасные вещи, сотворенные им, были отменены.

Теперь мне предстояло еще одно дело. Теперь я должна была уничтожить камеру, чтобы никто больше не мог найти ее и использовать.

Я полагала, что знаю, как это сделать.

Я смела весь хлам с комода и побросала на кровать. Затем я осторожно вытащила фотоаппарат из своего тайника в стенном шкафу.

Вот в чем состоял мой замысел…

Фотоаппарат вытворял разные ужасные вещи со всеми, кого снимал. Таким образом все, что мне нужно сделать, это заставить его сфотографировать самое себя. Пускай сотворит какой-нибудь ужас с самим собой!

Просто, правда?

Я была уверена, что это сработает.

Я поставила фотоаппарат на комод. И нацелила объективом в зеркало.

Заглянула в видоискатель. Порядочек. Фотоаппарат сделает превосходное фото себя в зеркале.

Теперь мне следовало позаботиться о том, чтобы самой не попасть в кадр.

Из стенного шкафа я достала металлическую вешалку для пальто. И разогнула ее так, что она стала практически прямой.

После этого я встала сбоку. Отклонилась как можно дальше назад. Нельзя допустить, чтобы в зеркале было мое отражение.

Медленно… осторожно… я протянула вешалку к фотоаппарату.

А потом стала опускать ее краешек… опускать… пока не нажала на спуск.

Вспышка!

Да! Фотоаппарат сфотографировал сам себя в зеркале.

Интересно, мой план сработает?

Затаив дыхание, я выхватила квадратик пленки из щели. Поднесла к глазам и смотрела, как она проявляется.

— Ну же… ну…

А потом ахнула:

— Как так?

Я смотрела на фотографию. Неужели у меня двоится в глазах?

Опустила глаза… да как закричу:

— О не-е-е-е-е-е-е-е-ет!

Передо мной на комоде, бок о бок, лежали… два зловещих фотоаппарата!