Улыбка ангела

ГЛАВА ПЯТАЯ

Взрослой, самостоятельной женщине, на чьих плечах лежит обязанность управления фермой, не пристало ощущать робость. Но именно робость пятнадцатилетней девочки она и ощущала, когда после наступления темноты отважилась войти в дом.

Весь день, когда ее руки и голова были заняты обычной работой, она снова и снова вспоминала признание Эймона и его прикосновение. И в ее голове рождались вопросы, из которых самый важный звучал так: через что ему пришлось пройти с тех пор, как он уехал? Поверить в то, что все эти годы он был одинок, учитывая успех, которого он добился, и его внешность, было невероятно. Достаточно вспомнить то время, когда он был здесь, и девушек, которых тянуло к нему как магнитом. Как же тогда она их всех ненавидела!

И все же, когда он сделал это невероятное признание, на его лице отчетливо проступила печать одиночества. Частичка ее, которой когда-то было небезразлично все, что с ним связано, отчаянно хотела понять почему. И если он снизойдет до того, чтобы поговорить с ней, она молча выслушает, потому что это единственное, что она может для него сделать.

Но как быть с ее собственным признанием? Чем больше она с ним медлит, тем сложнее будет его сделать.

Она скинула ботинки у задней двери, и тут до нее донеслись незнакомые звуки. Она прошла через кухню, затем через холл и остановилась у гостиной. Дверь была приоткрыта, и она, не удержавшись от любопытства, заглянула внутрь. И улыбнулась.

Эймон подыгрывал на воображаемой гитаре мелодии, несущейся из динамиков старенького проигрывателя. Он настолько забылся, что начал подпевать громким фальшивым голосом.

Колин прикрыла рот рукой, чтобы не захохотать во все горло, но смешки продолжали вырываться из-под ладони.

Эймон не слышал. Он тряхнул головой и продолжил играть на воображаемом барабане.

Убедившись, что он ее не замечает, она позволила себе рассмотреть его, не стесняясь. Ее смех затих, когда она осознала всю его мужскую привлекательность.

Вдруг он резко опустил руки и повернулся. На его губах показалась немного грустная улыбка. Его рука потянулась к магнитофону. Музыка оборвалась.

Колин замерла, поняв, что ее заметили. Чувствуя себя неловко под его взглядом, она вошла в комнату.

Во внезапно наступившей тишине его голос звучал оглушающе.

— Вот, нашел в своей старой комнате кое-какие записи из моей коллекции.

— Понятно. Между прочим, ты неплохо поешь.

Его плечи затряслись от беззвучного смеха.

— Спасибо, конечно, но я-то знаю, что голоса у меня как не было, так и нет.

Она села на софу, откинувшись на изношенные подушки, и положила ноги на пуфик. Немного поерзала, чтобы удобнее было сидеть, и наконец удовлетворенно вздохнула. Затем ее глаза уперлись в возвышение. Удрученный вздох сорвался с ее губ. Она уже ходит с таким животом не один месяц, но ей до сих пор было трудно привыкнуть к мысли, что этот живот — ее.

Эймон сменил рок-музыку на более спокойную мелодию, краем глаза продолжая наблюдать за Колин. Когда она положила руку на живот, как он часто видел в эти дни, какая-то сила заставила его подойти к ней и опуститься рядом.

Песня закончилась, началась другая, а они все молчали. Ему вдруг пришло в голову, что никогда прежде он не сидел молча рядом с женщиной так долго, совсем не испытывая потребности заговорить.

Он посмотрел на нее. Колин сидела с закрытыми глазами. На ее губах играла загадочная полуулыбка, в то время как ее руки кружили по животу, изредка замирая.

Эймон перевел взгляд на ее руки и не удержался:

— Ты чувствуешь его?

Колин открыла глаза и, поймав направление его взгляда, поняла, о чем он спрашивает.

— Да.

— А это не больно?

Она слегка улыбнулась.

— Иногда очень болезненно.

— И как часто он это проделывает? — Эймон поднял голову и встретился с ней взглядом.

— Он? — поддразнила она его.

— Она?

Его губы изогнулись в подобие улыбки, но Колин не оставляло ощущение, что настоящая искренняя улыбка скрывается за ней. Она уже заметила, что он не часто позволяет себе расслабиться и улыбнуться так, как ей хотелось бы. Словно его сдерживает какая-то внутренняя сила.

— Вообще-то, не знаю. — Она тепло ему улыбнулась. — Я из тех, кто не любит заранее знать, что упаковано внутри подарочного свертка.

Затихли последние звуки музыки, и настала тишина. Колин продолжала смотреть на Эймона, пока он, не отрываясь, следил за движением ее руки.

Она вдруг с удивлением подумала, что не испытывает никакой неловкости, просто сидя в тишине рядом с мужчиной, который уехал пятнадцать лет назад и который никогда не был ей даже другом.

На краткий миг в ее душе воцарился мир, которого она никогда не знала. Ее неродившийся ребенок, чьим отцом был другой мужчина, словно сблизил их, и они просто сидели, наслаждаясь волшебством момента и боясь нарушить его неосторожным словом.

Колин знала, что запомнит этот миг счастья на всю жизнь. Это единственный и, возможно, последний раз, когда она чувствует единение с мужчиной, которого любит.

Эймон зажмурился и моргнул, все еще не до конца осознав, что только что произошло. Никогда еще тишина не действовало на него так успокаивающе. Или на него так подействовало присутствие Колин?

— Ты боишься? — неожиданно вырвалось у него.

При звуках его хрипловатого голоса ее сердце гулко застучало.

— Рожать? — уточнила она, стараясь унять сердцебиение, и опустила глаза на его сильные руки с длинными пальцами и аккуратно подстриженными ногтями. — Конечно, боюсь. Как любой нормальный человек, которому предстоит что-то сделать впервые. Я просто стараюсь об этом не думать и верю, что все будет в порядке.

Эймону очень хотелось, чтобы она посмотрела на него. Тогда бы он понял по ее глазам, сказала ли она эти слова, чтобы его успокоить, или она действительно так думает.

Она перевела взгляд на свой живот и продолжила:

— В некоторые дни мне кажется, что все это происходит не со мной. Живот вроде мой, но я еще не до конца освоилась с мыслью, что теперь я отвечаю не только за свою жизнь.

Ее грудь мерно поднималась и опускалась в такт словам. Раз взглянув на нее, Эймон уже не смог оторвать свой взгляд, завороженный чувственностью, которая таилась в естественности этих движений.

— На самом деле все не казалось таким уж сложным, пока живот не начал расти. Умом ты понимаешь, что внутри тебя растет живое существо, но полностью осознаешь это только тогда, когда он начинает шевелиться. Только с этого момента становится отчетливо ясно, что это происходит с тобой и происходит на самом деле. — Она вздохнула. — Да, я волнуюсь. Но кто бы не волновался на моем месте? Я боюсь, что не смогу дать моему ребенку всего, в чем он будет нуждаться, волнуюсь, какой матерью я стану. — Колин подняла глаза и усмехнулась. — Глупо, да?

Почувствовав на себе ее взгляд, Эймон с трудом заставил себя поднять голову. И замер. Ее вопрошающий, немного настороженный и испуганный взгляд сказал ему, насколько этот вопрос для нее важен.

До этой минуты он никогда не задумывался, какие страхи обуревают беременную женщину. В конце концов, он мужчина. Конечно, он думал о том, что когда-нибудь у него будут дети, не важно, когда это произойдет, но, если бы не вопрос Колин, он бы вряд ли задумался, какие чувства испытает, узнав, что станет отцом. А ведь Колин еще труднее, и ее страхи более чем оправданы. Она ведь не только скоро станет матерью, но и заботиться о своем ребенке ей предстоит одной, и неоткуда и не от кого ей будет ждать помощи.

Он представил себя на ее месте и спросил себя: а каким отцом был бы он? Лучшим, чем был сыном?

Вопрос неожиданно оказался сложным. Он не знал ответа, кроме одного: он бы постарался.

— Нет, это совсем не глупые вопросы, — наконец сказал он и увидел, с каким облегчением Колин выдохнула и застенчиво улыбнулась.

Он широко улыбнулся ей в ответ, но она уже отвернулась и быстро, словно боясь передумать, проговорила:

— Конечно, не о таком я мечтала. Муж, дом, дети — все, о чем только может мечтать женщина. Но уж так вышло... Знаю, что мой случай не единственный в мире, но от этого не перестаешь меньше бояться. Я одна.

— Ты не одна. — Эймон подался к ней и накрыл ее руку ладонью. Его пальцы переплелись с ее. — Я с тобой.

Колин не знала, что на это ответить. Вдруг она охнула и сильнее прижала руку к животу.

Эймон так же почувствовал толчок. Самый настоящий и, как ему показалось, недовольный толчок маленькой ножки. Его затопила волна радостного удивления и нежности.

Колин не дала ему насладиться этим ощущением. Она убрала свою руку и отодвинулась от него.

— Пока ты со мной, — негромко сказала она. — Это ведь ненадолго. У тебя другая жизнь, к которой ты скоро вернешься. Спасибо за поддержку, но я как-нибудь уж сама справлюсь. Незачем привыкать к хорошей жизни. — Она неловко встала и направилась к двери. Уже на пороге она обернулась и улыбнулась ему несколько настороженной улыбкой: — Как и ты, я просто постараюсь дать моему ребенку все, в чем он будет нуждаться. Спасибо, что немного развеял мои страхи.

Уже закрыв за собой дверь, она спросила себя, что заставило ее быть такой откровенной. Разве Эймон виноват в том, что она оказалась в таком положении? Нет, это целиком и полностью ее вина. Это ей следовало быть осторожней и не любить Эймона Мерфи. Он скоро уедет, и все пойдет своим чередом. Может, именно поэтому она позволила себе высказать свои страхи вслух, зная, что он о них скоро забудет и не вспомнит о ней? Она слишком долго держала их в себе, стараясь не думать о своем одиночестве и о том, как изменится ее жизнь после рождения ребенка. А может, причиной этой откровенности послужило волшебство момента, когда они просто сидели рядом, слушая музыку, и она не чувствовала себя одинокой? До того момента, пока он не накрыл ее руку своей и ребенок не пошевелился. Тогда она представила, каково это будет, когда она снова останется одна, и эта мысль была невыносима.

Как такое могло случиться, что ее жизнь превратилась неизвестно во что? Целых шесть месяцев она не позволяла себе этих мыслей и не жалела себя, но сейчас ее глаза увлажнились. Как ей удастся держать себя в руках, когда в присутствии Эймона она так уязвима? Что станет с ней, когда он уедет? Лучше бы он вообще не приезжал!

С высоко поднятой головой и слезами на глазах она поднималась по лестнице. Решено. Она скажет ему то, что он имеет право знать. Может, эта новость заставить его быстренько упаковать свои вещи и покинуть Ирландию.