Улыбка бога

Глава 1

Настоящее время

Букет был необычайно хорош. Нежные алые розы и белые остроконечные лилии-звезды среди них. Александра смотрела на цветы завороженно. Потом прижала ладони к губам, словно хотела заглушить крик, и стремглав бросилась вон.

– Зина! Зина!!!

Секретарь вскочила и метнулась ей навстречу.

– Александра Ильинична, – растерянно пробормотала она, – с вами все в порядке?

– Откуда здесь этот букет? – резко спросила Александра.

– Так его... курьер принес. Из цветочного салона, – еще больше разволновалась Зина. – А что, аллергия у вас на них, да?

Не отвечая, Александра быстро подошла к букету и принялась осматривать его.

– Здесь была визитка? Или что-нибудь еще, может, записка какая?

– Н-нет, не было ничего, – заикаясь, ответила Зина и отрицательно затрясла головой.

– А квитанция? Где квитанция, дай мне посмотреть.

Она нетерпеливо встряхнула рукой перед носом секретаря, и та, испуганно озираясь на начальницу, бросилась искать в стопке бумаг нужную. Нашла, протянула Александре.

– Ах, да скорее же, – та буквально вырвала квитанцию из Зиночкиных рук и отошла к окну.

Пока начальница, присев на подоконник, разгадывала неразборчивый почерк, секретарь нервно суетилась рядом. Она заходила то справа, то слева, заглядывая Александре в лицо и пытаясь понять, что происходит. И, главное, нет ли в чем ее вины – вот что ее волновало больше всего. Но, конечно, Зину еще и распирало от любопытства: ей страшно хотелось узнать, чем такой милый букет мог разгневать хозяйку. А также кто таинственный отправитель, приславший цветы и тем самым – или чем-то еще? – впавший в немилость. Она ни за что бы не решилась сама об этом спросить, но ей повезло. Внимательно рассмотрев квитанцию, Александра отбросила ее в сторону и мрачно сказала:

– Сегодня тридцатое ноября. Ровно два года назад, вечером, в канун календарной зимы, у меня погиб отец. Разбился на автомобиле. Лицо и тело сильно обгорели – мы с мамой в морге с трудом его опознали. А потом на похороны кто-то прислал венок из живых оранжево-алых роз, переплетенных с белыми лилиями. Очень красивый. Венок тот был без ленты, и мы так и не смогли понять от кого он. А год спустя, точно в день гибели отца, я получила такой же букет, и не было ни записки при нем, ничего, что могло бы дать понять, от кого он. И вот сегодня – опять. Как думаешь, что это может означать?

– Не знаю, – Зина испуганно пожала плечами.

– Год назад я сама себе побоялась признаться, что присланные цветы слишком похожи на те давние, кладбищенские. Мне показалось это слишком абсурдным, и я списала все на простое совпадение. Но сейчас, как бы мне ни хотелось, я уже не могу прятать голову в песок. Два совпадения подряд – это уже система. И я должна выяснить, кто прислал мне этот букет.

Она встала и прошлась по приемной. Зина следила за ней напряженным взглядом.

– Кофе? – не выдержав, пискнула она.

– Нет, спасибо.

Александра вошла в кабинет и захлопнула за собой дверь. Сейчас, когда она проговорила свои мысли вслух Зине, ситуация с венком показалась ей еще более странной. Она подошла к окну, посмотрела на падающий снег, потом закрыла жалюзи и задернула плотные темные шторы. Свет ее раздражал, хотелось побыть в темноте и одиночестве.

Александра села на диван и, расслабившись, откинулась на мягкую спинку.

Она вспоминала.

Вот отец надевает пальто, завязывает белый шелковый шарф и машет рукой на прощание. Она тогда торопилась с детьми в школу и ответила ему на бегу, даже толком не взглянув. Как же она после жалела об этом! Александре казалось: не забудь она напомнить отцу, что вечером у близнецов в школе концерт, и трагедии бы не случилось. Он бы поспешил к внукам, а не гнал по Ярославскому шоссе в направлении Бабушкинского кладбища. Какая горькая ирония судьбы – разбиться почти у ворот кладбища.

Наверное, смерть всегда неожиданна. Даже когда из жизни уходит долго и тяжело болевший человек – это все равно шок.

Но когда все происходит внезапно, среди полного благополучия, здоровья, она ранит еще больше. Да нет, что там – это просто не укладывается в голове. Сначала Александра надеялась, что сообщение о гибели отца ошибка, и мысленно молилась, чтобы в морге оказался совершенно другой человек. А после неистово и безнадежно хотела вернуть прошлое, чтобы, вцепившись в папу, никуда его в тот день не отпустить.

Ах, если бы только так можно было сделать...

Когда-то давно Александра читала интернет-дневник девочки, разыскивающей своего отца после взрыва в метро. Девочка все время спрашивала у виртуальных друзей: «Куда мне звонить, что делать? Папа должен был ехать тем маршрутом...» Ей что-то отвечали, советовали, а она опять спрашивала, и ей опять писали...

Девочка металась между телефоном и компьютером, она мучительно надеялась на чудо, высматривая в сообщениях СМИ вести, которые могли бы перечеркнуть ее страх.

А потом она исчезла.

Последняя запись появилась спустя два часа. «Папа ехал в том самом вагоне. Теперь я одна».

Александра зажгла настольную лампу и взяла в руки букет. Повертела, внимательно рассматривая его. Ей хотелось найти нечто, указывающее на отправителя или хотя бы наталкивающее на дельную мысль. Но в голову ровным счетом ничего не приходило.

«Какая странная причуда: присылать в день смерти отца розы и лилии, – раздраженно подумала она, – и, главное, зачем?»

Она зажгла настольную лампу и начала машинально считать цветы, притрагиваясь к ним кончиками пальцев. Оказалось их ровно тридцать: пятнадцать роз и пятнадцать лилий. С раздражением кинув букет в мусорную корзину, она подошла с ней к двери.

– Зина, вынеси, пожалуйста, мусор. И немедленно. Не хочу, чтобы это оставалось здесь.

Секретарь испуганно вскочила и, схватив корзину, понеслась с нею во двор.

«Почему – розы и лилии?» – крутилась в голове навязчивая мысль.

– Почему? – вслух сказала Александра и придвинула к себе телефон.

Трубку долго не брали. Потом наконец в ней раздался недовольный голос матери:

– Надеюсь, ты разбудила меня по достаточно веской причине.

Зоя Павловна зевнула.

– Мама, мне прислали букет...

– О мой бог, – перебила ее маменька, патетически возвысив голос, – и из-за такого пустяка ты подняла меня ни свет ни заря!

Матушка Александры никогда особой последовательностью в суждениях не отличалась. К примеру, она могла поднять всю семью рано утром криком: «Пора вставать, лежебоки! Солнце уже печет!», и целый день после этого твердить, что только «тому, кто рано встает, бог подает». А назавтра совершенно спокойно заявить, что одиннадцать утра – это жуткая рань и вставать чуть свет она не намерена. К причудам своей матери Александра давно привыкла и выпад ее оставила без внимания.

– Ты не выслушала меня, мама. Мне прислали оранжево-красные розы и белые лилии. Помнишь, на похороны отца кто-то принес венок, и в нем были такие же цветы... Я хочу знать, может, отец любил розы и лилии? Отчего-то же именно их прислал неведомый отправитель...

В телефоне возникла гробовая тишина. Александра, испугавшись, что прервалась связь и она говорит с пустотой, осторожно напомнила о себе:

– Мам?

– Странные какие-то вопросы у тебя, – ворчливо отозвалась Зоя Павловна. – С чего бы твоему отцу цветы любить? Он, если ты помнишь, не садовником, а ювелиром был.

– Мама, ты когда-то учила нас с Витей не уходить от прямого ответа. Так и скажи мне, пожалуйста, есть ли что-либо, связывающее отца с этими цветами, или нет? Мне не понятно, почему выбраны именно розы и лилии?

– Знаешь, тебе все это мерещится. То показалось, будто на улице отца увидала, теперь вот возомнила, что он прислал тебе цветы.

– Почему ты думаешь, что я так решила? – насторожилась Александра. – Я ведь не говорила ничего подобного. Но сегодня годовщина гибели папы...

– Конечно, я об этом помню! – взорвалась мать. – А вот ты не забыла, что я в этот день всегда жду тебя с детьми у себя? Приехала бы ко мне вечером и обо всем расспросила, а не будила меня ни свет ни заря.

– Это как раз тот повод, когда можно и ночью разбудить! – вскипела Александра. – Потому что после похорон отца, если ты помнишь, мы еще долго гадали, кто прислал тот венок.

– Я не помню. И ни о чем я не гадала, ты путаешь. С Виктором, должно быть, это обсуждала, а приписываешь мне.

– Хорошо, пусть так. Год спустя, в день гибели отца, мне прислали такие же цветы. Конечно, тогда я наивно понадеялась, что это простое совпадение. Но сегодня мне опять несли розы и лилии! Как это можно объяснить?

На сей раз мать молчала дольше обычного. Потом отрывисто и сухо произнесла:

– Я думаю, что какой-то чудаковатый поклонник у тебя появился. Ухаживает за тобой раз в год, присылает букет и исчезает. Это, конечно, очень трогательно, но не естественно. Держись от него подальше.

– Ладно, мам, потом поговорим.

Александра с раздражением бросила телефонную трубку и встала. Глупо надеяться наскоком от маменьки какую-либо информацию получить: она всегда была скрытной. И от ответов умеет уходить гораздо лучше, чем Александра доискиваться до истины. Действительно, умнее было не звонить, а поехать самой.

В приемной Зина что-то сосредоточенно набирала одной рукой на клавиатуре компьютера, а второй успевала то и дело хватать трубку и отвечать на телефонные звонки. Увидев Александру, она многозначительно повысила голос:

– Александру Ильиничну? А кто ее спрашивает? Подполковник Лямзин?

Александра, услышав фамилию Эдуарда, сделала страшные глаза и провела ребром ладони по горлу. Зина понимающе ухмыльнулась.

– А ее нет. Будет после обеда. Куда уехала? Не знаю, мне не докладывала.

Александра кивнула и подняла большой палец, выражая одобрение.

Зина бегло улыбнулась. Она не сомневалась, что вскоре Лямзин позвонит снова и ей опять придется врать. Подобное уже происходило, когда Александра рассорилась с ним и укатила за границу отдыхать[1]. Зине было решительно непонятно, как можно добровольно отказаться от общества высокого, широкоплечего, да к тому же еще и до невозможности синеглазого брюнета? И потому поведение хозяйки она категорически не одобряла. Да помани он ее, Зину, хоть мизинчиком, она бы стремглав кинулась к нему. Вот почему так несправедлива жизнь – одним все, а другим – ничего?

Зина горестно вздохнула и, выдвинув ящик стола, достала из него шоколадный батончик. Рот наполнился сладкой массой, и ей сразу полегчало. Все-таки есть в жизни приятные моменты, когда если и не чувствуешь себя абсолютно счастливой, то уж не такой несчастной, как раньше, совершенно точно. Заметив, что Александра стоит в дверях одетая в короткую белую шубку и нетерпеливо крутит в руках ключи, она вскочила:

– Вы уезжаете?

– Да. Буду часа через три.

Александра неслась на своем новеньком красном автомобиле и вспоминала события двухлетней давности, тот день, когда она узнала о смерти отца.

Едва она зашла в дом, как услышала звонок телефона.

– Мам, ты где? – крикнула Александра и, не дождавшись ответа, схватила трубку. – Алло?..

Наверное, ее спина выдавала эмоции, а может быть, мать каким-то шестым чувством смогла все понять. Но когда Александра повернулась, Зоя Павловна стояла неподвижно, вперив в дочь застывший взгляд. И глаза ее были странно темными, словно состоящими из одних черных зрачков.

– Мам...

– Стоп! – Зоя Павловна выбросила вперед ладонь. – Я не хочу ничего знать.

Александра невольно отпрянула, но тут же, вскинув руки, как бы желая обнять мать, сделала к ней шаг:

– Мама, послушай меня... папа... умер... – Ее лицо исказилось гримасой плача, и голос прервался.

Но у Зои Павловны ничего в лице не дрогнуло. Она осталась такой же невозмутимой и бесстрастной, как всегда. Казалось, будто она мгновенно окаменела. Даже ее вечная легкая полуулыбка тоже стала похожа на ледяную улыбку мраморной статуи.

Иллюзия еще больше усилилась, когда Зоя Павловна неуклюже повернулась и на негнущихся ногах пошла в зимний сад. Она с трудом перенесла ногу через порожек и едва не упала, в последний момент удержавшись за стену.

Александра испуганно метнулась к шкафчику с лекарствами. Трясущимися руками достала корвалол, накапала тридцать капель в мензурку. Повернулась бежать к матери, но, почувствовав, как немеют лицо и руки, быстро выпила сама. Потом снова накапала лекарства, налила воды и бросилась в сад.

Нашла она Зою Павловну на качелях с большим полосатым козырьком. Мать сидела, сложив на коленях руки, и смотрела незрячим взглядом перед собой.

Александра, конечно, не считала себя большим специалистом в психиатрии, но что такое кататония слышала. И ее не могла не испугать странная неподвижность матери.

– Мама, я корвалол принесла. Выпей, пожалуйста. Мама! – Она повысила голос и легонько дотронулась до ее плеча.

Реакции не последовало. Тогда Александра слегка встряхнула мать и так и не добившись реакции, присела и крепко сжала ее плечи в своих руках.

Зоя Павловна подняла на нее тусклые безжизненные глаза и еле слышно произнесла:

– Я знала, что это случится.

– Что ты сказала, мам? Что ты знала?

Но больше добиться от Зои Павловны ничего не удалось.

Потом был морг. Они ехали туда в гробовой тишине, мать сидела с каменным, словно у античного идола, лицом и смотрела перед собой в пространство. Александра то и дело оглядывалась на нее, переживая.

К зданию больницы они тоже шли молча, мать не отвечала на вопросы Александры, игнорируя их. Только в самой покойницкой все изменилось.

Когда работник морга, проникновенно понизив голос, сказал: «Тело сильно изуродовано, я не рекомендую вам на него смотреть», Зоя Павловна разлепила плотно сжатые губы и с вызовом ответила:

– Я буду!

Александра, подавляя дурноту, вызванную страхом и запахами формалина и мертвой плоти, посеменила за ней следом. В большом промозглом зале их подвели к каталке с лежащим на ней телом. Санитар откинул простыню, и Александра в ужасе вскрикнула: лица у трупа не было. То есть оно, конечно же, было когда-то, но сейчас, обезображенное до неузнаваемости, превратилось в месиво, покрытое коричневой коркой и гарью.

– Это не он, – безапелляционно заявила мать, едва взглянув на труп, но судмедэксперт ее прервал:

– Не торопитесь. Смерть меняет человека, тем более, такая страшная.

Александра всматривалась в мертвого мужчину, и ничего не чувствовала. Ни любви, ни симпатии, ни жалости. Ей ранее казалось, что она должна испытать трепет узнавания, но ничего подобного не происходило.

Испугавшись своего странного бездушия, она решила: это оттого, что ее сознание не хочет принимать страшную правду о гибели отца.

Выйдя из морга, они с матерью еще питали надежду, что все происходящее ошибка. Иллюзии рассеялись, когда в милиции им отдали вещи, найденные в машине.

– Вот посмотрите. Это принадлежало Илье Григорьевичу Захарову?

– Да.

Последние сомнения исчезли, и Александра поникла. Она сразу узнала фирменную рубашку отца с его инициалами и шелковый шарфик, который она подарила ему на прошлый день рождения.

Так надежда, что все окажется нелепой ошибкой, рухнула, и пришлось признать: папа действительно погиб.

Александра остановилась на желтом сигнале светофора и машинально стала вертеть головой по сторонам, вглядываясь в лица водителей и пассажиров. Несколько месяцев назад ей вдруг почудилось, что в машине, остановившейся рядом, она увидела отца. С тех пор это стало ее навязчивой идеей. Ей все время казалось, что он где-то рядом, только она не замечает его.

– Эй, куда прешь! – гаркнул кто-то где-то близко, и она, вздрогнув, обернулась.

Толстая неопрятная бабища толкала тележку впереди себя, протискиваясь между тесно стоящими автомобилями и рискуя поцарапать их. Она грозила кулаком матерящимся в ее адрес водителям и энергично крутила указательным пальцем у виска, намекая на отсутствие у них умственных способностей. Александре почему-то стало смешно. Вот она никогда не умела так – наступая всем на мозоли, чувствовать себя при этом королевой. Тетка между тем пересекла дорогу и, втянув тележку на тротуар, размашисто зашагала прочь.

Сзади нетерпеливо засигналили, и Александра надавила на газ. Дорога шла мимо зоомагазина, где еще совсем недавно она вместе с Лямзиным покупала своим кошкам корм, и Александра невольно притормозила. Сердце сладко заныло, захотелось снова окунуться в атмосферу легкого флирта и праздника души. Все-таки Эдик был довольно мил. Во всяком случае, с ним не приходилось скучать. Но вспомнив, что именно он повинен в гибели ее подруги, она зло прикусила губу.

«Рано его прощать. Нечего расслабляться».

Эдуард Петрович Лямзин, старший оперуполномоченный уголовного розыска из убойного отдела Петровки, подполковник милиции, был ее давним поклонником. Познакомились они нестандартно: Александра попала под колеса его автомобиля[2]. К счастью, кроме разбитых коленок и испорченного грязью платья, ничего трагического не произошло. Потом они провели два великолепных и нескучных дня в старинном особняке, хотя для Лямзина, наверное, это были сутки полные тревог и хлопот. Он тогда почти не спал и умудрился в короткий срок раскрыть довольно запутанное дело. А она успела сполна удовлетворить свою ненасытную жажду приключений. Если бы на этом они и закончились! Тогда бы – она и Лямзин, наверное, до сих пор были бы вместе. Но провидение опять столкнуло их на узкой дорожке. При расследовании очередного дела погибла близкая подруга Александры[3], и простить это Лямзину она не смогла.

Да, в глубине души Александра понимала: Эдуард не виноват, у подруги просто сдали нервы. Но смириться со смертью близкого человека было тяжело, и очень хотелось найти козла отпущения.

«А ты уверена, что только поэтому рассталась с ним? – вкрадчиво спросил внутренний голос. – Может, ты просто не любила его?»

Наконец вдали показался дом матери. У него был такой веселый и легкомысленный вид – словно с картины Кинкейда, – что все, кто приезжал сюда впервые, ожидали увидеть и хозяйку ему под стать. И бывали немало удивлены, лицезрея мать Александры – чопорную, строгую, похожую на классную даму-англичанку. Кроме того, Зоя Павловна была довольно резкой в общении и любила резать всем правду-матку в глаза.

«Наверное, я просто чего-то важного о матери не знаю? Что она скрывает от всех и даже от меня? – в который раз думала Александра, разглядывая дом. – Ну не может жилище до такой степени быть не похожим на обитающего в нем человека?!»

Она заехала во двор и выключила мотор. Взяв сумочку, открыла ее и достала телефон.

– Два непринятых вызова, – вслух сказала она. – Разумеется, от Лямзина. Эдик, что ж тебе неймется-то?! И что мне теперь делать – не брать с собой телефон, или выключить его... А, ладно. Раз уже звонил, авось больше не будет. Успею с маман переговорить, надеюсь, это много времени не займет.

Решив так, она кинула мобильный обратно в сумочку, закрыла молнию и направилась к дому.

Зоя Павловна на кухне взбивала миксером крем.

– А, Александра, – сказала она, отрываясь от миски, – чего сейчас приехала и одна? Я же сказала: вечером. С Алисой и Митей.

– Мама, я и вечером приеду. Или ты способна вытерпеть мое присутствие в своем доме только один раз в день?

Она хихикнула и, подцепив пальцем немного жидкого теста, отправила рот.

– Не хами, – Зоя Павловна шлепнула дочь полотенцем по предплечью, – и пойди вымой руки!

Александра нехотя подчинилась.

«Черт меня дернул попробовать тесто, – угрюмо думала она, – теперь мама закусит удила и будет читать нотации, вместо того чтобы нормально поговорить. И все пойдет не так, как хотелось бы».

Дальнейшее ни на грамм не опровергло ее мрачных предчувствий. Когда она вернулась на кухню, Зоя Павловна стояла с воинственным видом и держала в руках мобильник Александры.

– Что это значит? – гневно спросила она. – Ты опять не отвечаешь на звонки Эдуарда? Этого изумительного человека!

– Я просто не слышала.

– Александра, не смей мне врать! Ну почему как что хорошее, так к чужому берегу, а как дерьмо, так все к нашему? – Она патетически воздела глаза к потолку. – Единственный раз приличный парень попался, так она от него нос воротит!

– Насколько я помню, ты еще совсем недавно его на дух не переносила!

– Не было такого, – парировала мать. – Ну вот чем он тебе не угодил?

– Мама, – рявкнула Александра, – ты обещала не вмешиваться в мою личную жизнь!

– Но я же тебя люблю. Кто еще скажет правду, если не я? Возьми трубку и немедленно ему перезвони.

– И не подумаю. – Александра вдруг успокоилась и, плюхнувшись на кривоногий плетеный стул, сцепила пальцы в замок, демонстрируя протест.

– Ах, вот как? Ну так я сама ему сейчас позвоню.

– А я тогда не приеду с детьми к тебе вечером. И ты будешь одна, – Александра лучезарно улыбнулась.

Зоя Павловна внимательно окинула дочь c ног до головы оценивающим взглядом и хмуро изрекла:

– Зря я тебя родила.

– Ну вот и договорились, – Александра засмеялась.

Подобные стычки происходили не впервые, и переживать из-за них она давно перестала. Совсем недавно, до ссоры Александры с Лямзиным, Зоя Павловна при каждом удобном случае едко высмеивала его и симпатию к нему дочери. А как только Александра начала поклонника избегать, мать сразу сменила гнев на милость. Она тут же заявила, что нашла наконец для себя идеального зятя, и это ни кто иной, как подполковник Лямзин.

– Тебе, конечно, это не понравится, но я все равно скажу то, что думаю... – Без сомнения, Зоя Павловна чувствовала себя уязвленной и очень хотела отомстить. – А думаю я, что моя дочь – малодушная трусиха, боящаяся прямого разговора. Что бы между тобой и Эдиком не произошло, глупо и жестоко не давать ему объясниться.

Александра строптиво дернула плечом.

– Вот как значит, уже «Эдик»?! А недавно был «этот твой» и «опер Лямзин». Лихо. Но ты забываешь, что из-за него погибла моя подруга, мама.

– Твоя подруга погибла из-за себя. А Эдуард Петрович не Господь Бог, чтобы все предугадать и предотвратить, – она нарочито выделила тоном имя и отчество. Потом встала и засунула форму с тестом в раскаленную духовку. – Ну вот, теперь бисквит не поднимется. Заболталась с тобой и совсем забыла, что пора его в печь сажать.

– Ничего ему не сделается. Если он от чего и осядет, так это от шума, который ты устроила.

– Много ты понимаешь, – буркнула мать. – Давай выкладывай, чего приехала. Опять, наверное, пытать меня будешь из-за цветов.

– Нет.

– Не-е-ет? – иронично протянула мать. – А зачем же тогда?

Она поставила на небольшой огонь молоко, добавила туда желтки, растертые с сахаром, и принялась медленно все помешивать, следя, чтобы крем не пригорел. Судя по умиротворенному выражению лица, к разговору Зоя Павловна потеряла интерес.

Александра пару секунд колебалась, наблюдая за матерью, потом решилась и резче, чем хотела, спросила:

– Скажи, что ты имела ввиду, когда при известии о гибели отца, произнесла: «Я знала, что это случится». Что ты подразумевала, мама?

Зоя Павловна на мгновение замерла, но тут же как ни в чем не бывало заявила:

– Ты ничего не путаешь? Я никогда ничего подобного не говорила.

Александра улыбнулась.

– Ах, мама, ты же сама учила нас с Витей никогда не врать.

– Что ты себе позволяешь! – Зоя Павловна с грохотом бросила ложку в мойку и убрала крем с огня.

– Бисквит сядет, – сказала Александра.

– Нет, вы только на нее посмотрите! Обвиняет мать во лжи! Я, по-твоему, виновата, что какой-то идиот присылает тебе кладбищенские цветы?! Чего ты сегодня как с цепи сорвалась?

– Мама, а почему, когда мне было всего несколько месяцев, отец оставил работу в Москве и перевез всю семью в Бронницы?

Зоя Павловна от неожиданности замолчала и застыла с раскрытым ртом. Но вскоре справилась с шоком и невозмутимо спросила:

– И как это, по-твоему, связано с предыдущей темой?

– А никак, – пожала плечами Александра. – Это к словам о честности скорее подойдет. Я, помнится, много раз спрашивала тебя об этом, но ни разу ответа так и не получила.

Зоя Павловна опять поставила крем на огонь и начала его сосредоточенно мешать.

– А что тут непонятного, – наконец сказала она. – Ему предложили место получше, он и переехал.

– С двумя маленькими детьми? В крошечную по сравнению с московской квартиру. Не смеши меня, мама.

– А чего ж ты не спросила обо всем этом у своего отца, пока он был жив, – вскипела мать.

– Ты же знаешь его, он всегда только отшучивался.

– Раз он не отвечал, значит, не твоего ума это дело, – желчно произнесла Зоя Павловна.

– Ты уверена, мама? Неужели я до сих пор не имею права знать – это ведь и моя жизнь тоже.

Мать сжала зубы, и на скулах ее заиграли желваки. Не глядя на дочь, она отошла к окну и, вцепившись пальцами в подоконник, напряженно уставилась в пространство. Ее прямая спина, шея и даже гладко зачесанные и собранные в строгий узел волосы, все выражало протест и негодование.

Александра молча сняла с огня заварной крем и отставила на край плиты. С болезненным интересом она наблюдала за матерью, ожидая взрыва эмоций слез или крика с обвинениями в былых обидах. Но ничего такого не последовало. Мать вдруг резко обмякла и, повернувшись, сказала:

– Садись, поговорим, – она прошла к столу и села напротив Александры. – Конечно, я сомневаюсь, что тебе будет приятно услышать о прошлом отца. О том, что мы скрывали и что тебе, в сущности, знать не следует. Но ничего не поделаешь, раз ты настаиваешь, слушай. Мы уехали из Москвы, потому что у твоего отца была любовница, и не просто любовница, а роман с его непосредственным руководителем. С женщиной, от которой зависела его карьера. Она уже успела много добиться в жизни, состоялась и готова была помочь Илье подняться вверх по карьерной лестнице. Но, как ты понимаешь, для этого он должен был сделать выбор. И он его сделал в пользу семьи.

Александра вытащила из стакана салфетку и свернула из нее кораблик. Потом щелчком отбросила его от себя:

– И как ее звали?

– Да какая разница! – вспылила мать. – Однажды на новогодней вечеринке мы даже с ней рядом сидели. Надо же, мне и в голову не могло прийти, что у моего мужа с ней связь! А потом как-то – я уже беременна тобой была на восьмом месяце, столкнулись случайно в магазине. Я покупала продукты с Ильей, а она шла навстречу. И она вдруг таким взглядом меня одарила, что я чуть со страху не померла. Она черная вся такая, со жгучими глазами. Мне бы еще тогда, дуре, понять, что не просто так ведьма на меня зыркает. Так нет же. Я сказала Илье, а он говорит: «Не обращай внимания. Горе у нее, детей она не может иметь, вот и смотрит так». Я ему и поверила. Потом только поняла, что не в детях дело: ревновала она меня к нему.

Мать встала и, осторожно приоткрыв крышку, заглянула в духовку.

– Поднялся-таки, – удовлетворенно кивнула она. – Теперь главное – не загреметь чем. А то осядет, и тогда все труды мои пойдут насмарку.