Улыбка зари

Грозовое солнце

– Давай поедем на море.

Камилла поцеловала сонного мужа и повторила:

– Давай поедем на море.

Не дожидаясь ответа, она направилась в комнату Перлы, которая еще спала, обняла ее и прошептала:

– Давай поедем на море.

Девочка тотчас воспрянула ото сна, чтобы разделить с матерью ее затею.

Виктор ненавидел нарушать распорядок субботнего утра, но не смог противостоять энтузиазму жены. Включив радио, он услышал, что в водах Ла-Манша у побережья Бретани бушует шторм «Кьяра».

– Значит, поедем в шторм, – решительно сказала Камилла.

– Мы и так уже находимся в самом его эпицентре, – пробурчал ее муж.

– Верно, но там виден горизонт.

Как только они выехали за пределы Парижа, машина задрожала от ветра. Лучи солнца, похожие на пальцы божества, пронизывали облака. Их накрыла темная пелена града, и они невольно пригнулись на своих сиденьях. Затем вновь выглянуло солнце, чистый и нежный свет которого отражался в падавших дождевых каплях.

В Этрета Виктор припарковал машину на автостоянке напротив галечного пляжа, расположенного между скалами в конце городка. Как только они вышли из теплого салона, на них обрушился ветер. Камилла схватилась за руку мужа, и он был рад почувствовать себя опорой. Море отступило. Перла побежала к пляжу и принялась танцевать в мощном, красивом штормовом свете, проникшем сквозь облака и победившем дождь. Кружилась и кружилась, раскинув руки.

– Осторожней, а то улетишь! – прокричал Виктор.

Но девочка его не слышала, она танцевала на глазах у чаек, которые тоже отдались на волю шального ветра. Брызги взметались с моря, словно ангелочки.

Прижавшись к мужу, Камилла плакала от радости. А может, ей в глаза попала морская вода.

Огромные волны с рокотом накатывали на берег. Она отошла от мужа и закружилась в танце вместе с дочерью под грозовым солнцем.

«Никакая боль не может противостоять морю», – подумала Камилла, до поездки в Этрета проделавшая долгий путь.

Вернувшись в Париж, она рассказала Перле сказку, которую обе обожали. Большой злой волк разгуливал по лесу и спрашивал у всех, кто самый сильный на свете. Естественно, испуганные звери отвечали, что он сильнее всех. Волк раздулся от гордости: «Я самый сильный, я король, все меня боятся». Однажды он встретил животное, напоминавшее маленькую жабу, и сказал ему: «Здравствуй, чудище. Полагаю, ты знаешь, кто самый сильный?» И маленькая жаба ответила: «Да, конечно, это моя мама». Волк в ярости воскликнул: «Что?! Ничтожная тварь, жалкий артишок, ты напрашиваешься на драку? Кто самый сильный?» Жаба повторила: «Моя мама». Тут-то и появилась мама, оказавшаяся драконом. Всякий раз, когда дракончик говорил, что его мама сильнее всех, Перла не могла сдержать смеха. Но тем вечером девочка прервала чтение и спросила у Камиллы:

– Ты тоже сильнее всех на свете?

– Разумеется.

– Даже когда тебе так больно, что ты не можешь двигаться?

– Конечно. Даже в неподвижном теле бывает заключена внутренняя сила.

– Тогда почему ты не можешь выздороветь?

Камилла подняла голову и увидела свое отражение в зеркале спальни. Бледные, впалые щеки. Пестрый платок, который она повязала на лысую голову, чтобы избавиться от землистого цвета лица. Настолько тонкие и сухие губы, что губная помада уже не могла им помочь. Но ее черные глаза горели, будто угли. Угли – остатки костра. Она и в самом деле ничем не походила на драконшу. Выздороветь. Да, правильно! Удивительно, но она об этом не думала. Она лишь старалась держаться на плаву во время шторма. Когда вокруг гигантские волны, капитан не помышляет о затишье – он просто делает все возможное, чтобы судно не пошло ко дну.

Она взяла лицо Перлы в ладони, посмотрела ей в глаза и прошептала с силой крика:

– Я вылечусь. Теперь я обещаю тебе это.

– А если не вылечишься?

– Я все равно исцелюсь.

– От чего?

– От самой себя.

– Ты опять станешь красивой?

– Ну уж нет! Я буду сногсшибательной!

Уложив Перлу спать, Камилла достала бутылку дорогого вина и объявила мужу, что скоро выздоровеет.

– Конечно, дорогая, я всегда в это верил, – произнес он с натянутой улыбкой. И накрыл ее ладонь своей, чтобы избавиться от неловкости.

Но она отдернула руку и воскликнула:

– Ты считаешь меня сумасшедшей?

– Мне кажется, ты очень устала.

– И что с того? Поэтому со мной можно обращаться, как с больной?

– Но ведь ты действительно больна.

– Нет, болеет мое тело, а это не одно и то же! Значит, ты перестал меня понимать? Ты думаешь, я хочу именно этого? Мужчину, который глупо улыбается мне, словно потерявшемуся ребенку. Мужчину, который чувствует себя героем из-за своей терпеливой доброты, избитых ласковых слов, тогда как я жажду любви, жизни, правды!

– Пусть так.

– Ты ждешь, когда закончится гроза?

– Точно.

– Но она не закончится. И она наконец-то наполнит свежестью этот дом. Я хочу открыть грозе окна, чтобы она нас растормошила, очистила и встряхнула. Чтобы, когда настанет затишье, мы едва переводили дух и были счастливы от того, что живы.

Она налила себе еще вина, сидя с опущенной головой. Виктору нечего было сказать в ответ. Он не требовал столь многого от жизни. Он просто хотел работать, возвращаться домой, смеяться с дочкой, разговаривать с женой и регулярно заниматься с ней любовью. Иногда уезжать куда-нибудь на выходные или в отпуск и каждую неделю играть с друзьями в карты. Поэтому все эти истории про помогающие не погрязнуть в повседневной рутине грозы и перевернутые вверх дном квартиры, про дуновение свежести, яркую и насыщенную жизнь, про тайны и самопреодоление были ему совершенно чужды.

Почувствовав на себе жгучий взгляд жены, Виктор поднял голову. Они молча посмотрели друг на друга, а потом одновременно грустно улыбнулись.

Эта улыбка говорила о любви и о смертельной ране, которую получила их любовь. Она рассказывала о протянутых руках, наткнувшихся на пустоту; о бесконечных ночах, на протяжении которых они пытались услышать переставшее биться сердце. О ставших ненужными ласках. О привязанности, которая оскорбляет любовь. Какая тайная алхимия заставляет двух людей, отдавших себя друг другу без остатка, внезапно разлюбить? Мы обнимаемся ночи напролет, чтобы сохранить любовь, запечатлеть ее в наших клетках. Но ничто не способно удержать эту странницу. Любовь уходит, словно пилигрим, потихоньку отправляясь в путь до восхода солнца, чтобы не потревожить спящую жизнь. Просыпаешься – а ее уже нет. Лишь пустота в сердце на рассвете.

В юности Камиллу поразила фраза матери, которую прежде говорила ее бабушка: «Мужчину можно удержать телом и вкусной едой». Неужели это и есть любовь? Единение душ и тел, сведенное к кувырканиям в постели и кастрюлям?

В свою очередь, Виктор думал о том, как однажды проехал сотни километров ради одной ночи с ней. И о непреодолимых двух метрах, которые их сейчас разделяли. О воздухе между ними, плотном, словно ледяная глыба.

Они уже давно засыпали, повернувшись спиной друг к другу. Ночь не лжет. Они оба чувствовали, что нужно не раздувать огонь, но красиво его потушить.

Поэтому он подарил Камилле улыбку, в которой читалось «спасибо» и «прости».

После этого вечера правды Камилле и Виктору стало легче дышать. Больше никаких мимолетных утренних и вечерних поцелуев, которые превратились из украденных в дежурные. Больше никаких нежных слов, которые подчас у них вырывались, став настолько привычными, что не могли исчезнуть в одночасье. И все же остался один жест – поцелуй в лоб. Он был тонкой нитью, соединявшей их и в горе и в радости. Будто тем самым они обеспечивали друг другу вечную защиту, поскольку у них было маленькое непоседливое существо, нуждавшееся в их заботе.

Камилле казалось, что она омылась слезами, болью и страхом. Она словно была обнажена, очищена криком всего своего тела. И ухватилась за таинственный, безымянный источник жизни внутри себя. Что-то подсказывало ей, что этот источник – суть бесконечность, заключенная в человеке. Она обнаружила его однажды утром, когда рассвет вырвал ее из непроглядной тьмы собственной ночи.